Произведение "Монахиня" Д. Дидро: тема счастья и гармонии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Наиболее ярко противоречия эстетики Просвещения выявились у самого глубокомысленного и талантливого ее представителя Дени Дидро (1713--1784). Дидро -- это человек действия, борец, неугомонный искатель, человек величайшего революционного пафоса. Разносторонне образованный, обладающий тонким эстетическим вкусом и четкой политической программой, философ-материалист, соединяющий в своем лице величие мыслителя и гений художника, смог достичь таких глубин проникновения в философско-эстетнческую проблематику своего времени, каких не смог достичь ни один мыслитель Франции XVIII в. И хотя Дидро исходит из идей английского Просвещения, он в то же время остается глубоко оригинальным мыслителем. Согласно Дидро, искусство должно быть носителем высоких социальных функций. Темой данной работы является категории гармонии и счастья в романе Дени Дидро «Монахиня».

Литературное наследие Дидро составляют две группы произведений. Одна - это сочинения, напечатанные при его жизни и представляющие большой, но по существу лишь исторический интерес; другая - несколько замечательных произведений в прозе, едва известных современникам Дидро, но много говорящих современному читателю. Самое раннее из них - роман «Монахиня» (La Religieuse), в котором содержится великолепное исследование психологии монашеской жизни, равно как резкие ее обличения. По-видимому, Дидро не показывал «Монахиню» своим друзьям, хотя под конец жизни опубликовал роман в «Корреспонданс литерер».

Роман «Монахиня» был написан Дидро во второй половине 1760 года. Однако широкая читающая публика получила возможность познакомиться с этим произведением лишь в 1796 году, спустя 12 лет после смерти его создателя. Отдельные привилегированные подписчики на знаменитую «Литературную корреспонденцию» Мельхиора Гримма значительно раньше узнали о творческой истории книги, чем прочли её текст, ибо в 1770 году Гримм подробно рассказал о той мистификации из которой выросла «Монахиня».

Целью работы является раскрытие представлений Д.Дидро о счастье и гармонии, отображенные в романе «Монахиня». Категории гармонии и счастья входят в систему этических категорий, к которым многократно возвращался Д.Дидро.

Когда Дидро писал «Монахиню», ему было уже 47 лет. К этому времени у писателя сложилась своя система эстетических взглядов. У него была собственная концепция жанра романа, причем лежала она в русле реалистических исканий писателя. По Дидро, роман должен изображать не «химерические и привольные события», а показывать «мир, в каком мы живем», рисовать «характеры, взятые из гущи общества», утверждать истину, простоту и естественность. Роман - это картина нравов эпохи, воссозданная «правдивыми деталями».

литературный дидро творчество монахиня

1. Категории счастья и гармонии в творчестве Дени Дидро

1.1 Категория счастья в этической системе Денни Дидро

Кем же был этот сын ножовщика из Лангра, самоучка, не только сам поднявшийся на борьбу против суеверий, предрассудков, ханжества и феодального рабства, но и сумевший, говоря ленинскими словами, повести за собой на "решительную битву против всякого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и идеях" лучшие умы своего времени? Как ему это удалось?

Жизнь Дидро, ход его мысли, содержание философских трудов и блестящих своими парадоксами и диалогами литературных произведений невозможно понять, если не разобраться в ключевом для философа вопросе - в вопросе о том, что есть человеческое счастье, как оно увязывается с наслаждением, моралью, естественным правом, общей полезностью и человеческим воспитанием в социуме: "Счастье - цель жизни; вот тайное признание сердца человеческого... дело не касается того, чтобы преобразовать природу, но чтобы управлять ею общей склонностью. Видеть счастье там, где его нет, или там, где оно есть на самом деле, но обманываться в средствах достижения его - вот что может принести зло человеку... Страдание всегда зло, наслаждение всегда благо; но не бывает чистого наслаждения. Наслаждение принимает всякие формы. Стало быть, важно знать цену вещам, за которыми оно может последовать, дабы мы не колебались, когда нам придётся принять его или отвергнуть, жить или умереть... В чём же будет, следовательно, заключаться первый шаг нашей нравственной философии, если не в том, чтобы отыскать, в чём же состоит истинное счастье?". Эти строки из статьи, написанной Дидро для "Энциклопедии", показывают, что его заботило, что составляло для него самое важное...

Будучи историческим оптимистом, верящим в неизбежность прогресса в развитии общества, Дидро полагал возможным построить на природных отношениях новую человеческую общность. "Доброта есть счастье, а не заслуга. Вот какой поворот придаёт Дидро безразличию природы к отношениям добра и зла. Всё, что нам нужно, это пользоваться этим счастьем, - отметил в своем незавершенном исследовании известный советский философ-марксист Михаил Лифшиц. - Вот здесь, видимо, есть область неясно допускаемой свободы выбора. Мы можем пользоваться или не пользоваться этим счастьем. Может быть, культура счастья - быть добрым. Но первое её условие - не воображать, что твоя доброта есть заслуга, великое преимущество, относящее тебя к иерархии "добрых"...

Мораль неотделима от пожертвования, говорит Дидро, но пожертвование в его глазах должно быть не расчётливым, а непосредственным, непосредственно-положительным деянием. Есть наслаждение в том, чтобы приносить пользу другим, но есть высшее наслаждение в том, чтобы не рефлектировать это наслаждение, не накапливать его в себе, не для себя приносить пользу другим, а именно для других".

Всячески приветствуя, поддерживая словом и делом непосредственное, материальное и духовное сотрудничество людей, Дидро чётко видит и оценивает существование "цивилизованной морали, построенной на эгоизме, на иерархии, на взаимной эксплуатации". Фактически, задолго до Маркса и Энгельса, французский просветитель предсказал то самое господство отчуждения, которое поразило мир победившей буржуазии и с которым мы сталкиваемся и поныне, в частности, в современной российской жизни, столетия спустя, на другом конце континента.

"Но принцип Дидро выше, ибо он дает положительное выражение второй, человеческой природе. Он обосновывает революционный темперамент как выход, не противоречащий разуму. Только отсюда можно понять и жизнь Дидро, - тонко подметил Михаил Лифшиц. - Сколько его упрекали в нерасчётливости, в неумении пользоваться своими силами... он часто подтверждал своё учение примером, позволяя другим пользоваться собой и широко расточая свои умственные дары с намеренной безрасчётностью. Он хотел быть рыцарем, не придающим значения своим преимуществам, и был им. Ни о чём не жалеть - девиз Дидро!

Дидро плохо пользовался своими дарованиями. Но вокруг него было слишком много людей, которые умели хорошо пользоваться своими гораздо менее блестящими качествами, а заодно и чужими. Он не хотел расчёта, считал подлым расчётливо пользоваться своими качествами. Он искал непосредственности. Мудрости Дидро в его личной жизни, его безразличию к успехам и терпимости к людям, эксплуатировавшим его труд и его духовное богатство, можно только завидовать. Да, так без ревности, без досады должен жить настоящий мудрец... Мысль сама по себе даёт величайшее удовлетворение, как и поступок, удовлетворяющий требованиям нашей общительной натуры".

Дидро - эвдемонист. Стимул и цель человеческой жизни он усматривает в счастье. Поэтому первым шагом нравственной философии должно быть отыскание того, в чем состоит "истинное счастье" Дидро Д. Статьи из "Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел" // Дидро Д. . Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 537..

Счастье, по Дидро, это синоним блага, и потому счастье состоит в наслаждении и в пользе - истинном наслаждении и истинной пользе, что, впрочем, для Дидро, суть одно и то же. Полемизируя с Гельвецием, Дидро не допускал возможности сведения всего разнообразия духовной жизни к проявлениям физической чувствительности или личной корысти Дидро расходился в этом с Гельвецием, рассуждая о морали. Затрагивая же физиологические вопросы, он легко мог придти к выводу о том, что от какого-нибудь легкого телесного недуга может зависеть "разум, вкусы, антипатии, желания, характер, поступки, мораль, пороки, добродетели, счастье и несчастье человека, наконец, счастье и несчастье всех окружающих нас" (Элементы физиологии. С. 512). Исследователи творчества Дидро указывают на присущую ему особенность рассматривать явления в их различных, порой противоположных определениях (См.: Длугач Т.Б. Дидро // Новая философская энциклопедия. Т. 1. М., 2000. С. 663; Maclntyre A. A Short History of Ethics: A History of Moral Philosophy from the Homeric age to the Twentieth Century. New York, 1996. P. 182).. У развитого и образованного человека стремление к духовным наслаждениям никогда не уступит жажде чувственных.

Добродетель состоит в принесении пользы, а порок - в причинении вреда Сон Д'Аламбера // Дидро Д. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 432. Близкую мысль Дидро высказывает в "Принципах..." (и ее не было у Шефтсбери), соотнося добродетель и порок с "благом для общества и для всех его членов" и завершая этими словами трактат. (Принципы нравственной философии // Дидро Д. Указ. соч. Т. 1. С. 163).. Поэтому "всеобщая полезность и общественное согласие должны быть двумя великими правилами наших действий" Статьи из "Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел". С. 538.. Соответствующим образом должно быть устроено общество. Развивая идеи, изложенные в "Принципах...", Дидро указывал на необходимость деятельной взаимозависимости общего и частного интересов, так, чтобы "благо отдельных лиц было тесно связано с общим благом; чтобы гражданин не мог повредить обществу, не повредив самому себе" Разговор философа с женой маршала де*** // Дидро Д. Указ. соч. Т. 1. С. 459. См. также: Дидро Д. Бог и человек. Сочинение де Вальмира // Дидро Д. Избр. атеистические соч. / Ред. Х.Н. Момджян. М., 1956. С. 176..

Подлинного счастья можно достигнуть, следуя естественным потребностям, а не страстным желаниям. Дидро нисколько не отвергает чувственных удовольствий. Однако перечислив все, доставляющее ему наслаждение - будь то изысканное кушанье, прекрасное вино, нежность любимой или пирушка с друзьями, - Дидро добавляет: "мне бесконечно сладостнее оказать помощь несчастному..., подать спасительный совет, прочесть занимательную книгу, совершить прогулку в обществе друга или женщины, близкой моему сердцу, провести несколько часов в занятиях с моими детьми,

написать удачную страницу, исполнить общественный долг, сказать той, кого я люблю, несколько слов, таких ласковых и нежных, что руки ее обовьются вокруг моей шеи. Есть поступки, ради которых я отдал бы все состояние" Дидро Д. Племянник Рамо // Дидро Д. Указ. соч. Т. 2. С. 79. Подлинное счастье, по Дидро, не может не основываться на честности, справедливости, милосердии и внутренней независимости личности.

Эвдемонизм Дидро носит умеренно-гедонистический характер (в отличие от утилитаристского эвдемонизма Гельвеция). Природа склоняет человека к предпочтению удовольствий; - разум подсказывает не ограничивать удовольствия, а избегать или хотя бы ограничивать те страдания, которые сопровождают некоторые удовольствия. Рассуждая об этом, Дидро замечает: "Стоиками становятся, но эпикурейцами рождаются" Дидро Д. Эпикуреизм // Дидро Д. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1991. С. 539..

Разоблачение эгоистического имморализма. Приведенное выше понимание счастья Дидро высказывает в вымышленной беседе с Жаном Франсуа Рамо - племянником известного и в наше время французского композитора Жана Филиппа Рамо, одного из создателей классического музыкального стиля. Племянник Рамо послужил лишь прототипом персонажа одноименной философской повести. Реальный Рамо, несомненно, был человеком парижской богемы, однако не обязательно был таким откровенным циником, ни во что не ставящим моральные нормы и добродетели, каким он предстает в повести Дидро.

В племяннике Рамо нередко усматривают прообраз героев романов де Сада. Но Рамо не был не только садистом, но и гедонистом. Он именно циник, эгоист - ниспровергатель нравственности. В лице Рамо Дидро создал один из первых литературных образов эстетствующего имморалиста. Рамо интеллектуален, обладает утонченным художественным вкусом, он неплохой музыкант и вместе с тем он не устает без утайки рассказывать о таких своих склонностях и привычках, которые не могут не порождать зла и не приносить страданий как другим людям, его близким, так и ему самому. Разумность и чувство прекрасного оказались соединенными в его характере с отсутствием элементарного морального чувства, обязательности и совестливости. Он одним из первых в европейской традиции продемонстрировал возможность сознательной приверженности злу, точнее, тому, что принято считать злом и что, оказывается, вполне приемлемо, если это отвечает личным интересам. "...Своим порокам я чаще радуюсь, чем огорчаюсь из-за них... - без смущения заявляет он. - Если уж быть великим в чем-либо, то прежде всего в дурных делах" Дидро Д. Племянник Рамо. С. 99. В прежнем русском издании это место переведено несколько иначе: "Если где-нибудь нужно быть великим, то это преимущественно во зле" (Дидро Д. Избр. филос. произв. М., 1941. С. 248).. Рамо - не только человек богемы, он и человек мира богатых, и Дидро, заставляя Рамо шаг за шагом декларировать свой имморализм, одновременно разоблачает и нравственность современного ему общества, в котором размываются общечеловеческие моральные принципы.

Про себя Рамо заявляет, что он, посредственный музыкант, прекрасно разбирается в морали и многого достиг "благодаря системе, точному суждению, разумному и правильному взгляду". Что это за "мораль"? - Прежде всего, это мораль исключительного себялюбия, опосредствованного страстью к наслаждению и богатству - к богатству ради наслаждения. Рамо признает существование "правил всеобщей совести" Дидро Д. Племянник Рамо. С. 75-76., но только для того, чтобы подчеркнуть, что их никто не исполняет. Исключения из этих правил и составляют моральную жизнь. Они встречаются везде, и суть одна: стремление к доходу есть основный мотив человеческих поступков. Так же и словом "добродетель" всего лишь украшено мечтательное направление ума, необычный склад души, своеобразный вкус. Кому-то это по нраву. Но как скучен был бы мир, будь он мудрым и добродетельным.

Поэтому для Рамо нет ни отечества, ни дружбы. Достоинство удачно подменено богатством (богатством легко прикрыться и от позора, и от бесчестья). А на место обязанностей поставлено умение прислуживать: "Надо прислуживаться, ездить к знатным особам, изучать их вкусы, потакать их прихотям, угождать порокам, одобрять несправедливость - вот в чем секрет" Там же. С. 78.. При этом должно быть чувство меры, чтобы... ускользать от позора, бесчестья и законов, - как диссонансов в общественной гармонии.

"Мораль" Рамо может привлекать на фоне лицемерия и ханжества добропорядочного общества. Рамо апеллирует к естественности и непринужденности. Если себялюбие естественно и выражается в стремлении к богатству, почему надо это скрывать? Главное - счастье, и если счастье, говорит Рамо, понятое как почет, богатство и власть, можно получить пороками - пороками, присущими мне, "пороками, отвечающими нравам моего народа, приходящимися по

вкусу моим покровителям и более соответствующими их мелким нуждам", нужно ли прибегать к добродетели? Дидро Д. Племянник Рамо. С. 80. Рамо упивается своим положением - "счастливого разбойника среди разбойников богатых", готового вместе с тем на любую гнусность и порок при условии, что никто его к этому не принуждает: "Я готов пожертвовать достоинством..., но по своей собственной вoле, а не по чужому приказанию. Допустимо ли, что бы мне сказали: "Пресмыкайся!" - и чтобы я был обязан пресмыкаться!" Там же. С. 82..

Апелляция Рамо к естественности и свободе в наибольшей степени сближает его с героями де Сада. А характер естественности и свободы, к которым он апеллирует, его игнорирование требований здравого смысла и рациональности, делают его антигероем Просвещения.

Критика христианской этики. В отношении к религии Дидро, получивший в отрочестве религиозное образование, эволюционировал от скептицизма и деизма к атеизму и радикальному антиклерикализму. Большинство его философских и художественных произведений пронизаны критикой религиозного мировоззрения, христианского учения, церковных и монастырских нравов.

Критика христианской этики развивается Дидро по двум направлениям. Это критика собственно морального учения христианства, направленная главным образом на выявление в нем лицемерия, ханжества и внутренних противоречий, и философско-этическая критика христианской этики.

И здесь в различных рассуждениях Дидро наиболее примечательны два аргумента. Во-первых, христианская этика, как и христианское учение в целом, апеллируя к божественному авторитету, а затем и к авторитету многочисленных святых, подменяет убежденность авторитаризмом, в то время как действительно необходимым основанием убежденности должен быть только разум.

Во-вторых, христианская этика индивидуалистична - она покоится на индивидуальной исключительности. Из Священного Писания следует, что христианские добродетели под силу лишь избранным; добродетель оказывается привилегией, ведь подвиги христианских святых не могут рассматриваться в качестве примера для всеобщего подражания. Дидро выдвигает в связи с этим критерий универсализуемости: "Могу ли я презирать в одном человеке то, что уважаю в другом? Разумеется, нет. Истина, не зависящая от моей прихоти, должна быть правилом для моих суждений, и я не стану одному вменять в преступление то, чем я восхищаюсь как добродетелью в другом" Дидро Д. Философские мысли // Дидро Д. Указ. соч. Т. 1. С. 165.. Добродетель должна быть императивом, не только в равной мере вменяемым каждому, но и не противоречащим принципам общественной жизни.

1.2 Категория гармонии в творчестве Денни Дидро

Дени Дидро, как известно, одним из первых в европейской философии обратился в поиске аргументов для философских построений к биологии. Воображение ставится им в один ряд с другими биологическими возможностями человека. В блестящем биологическом обосновании человеческой морали философ находит место и для воображения как для одного из элементов системы, называемой моралью. Когда человек видит рану другого, он испытывает боль в той же части тела. Сострадание - основа человеческой морали строится на инстинкте сохранения вида, а воображение и есть тот инструмент, который позволяет действовать этому инстинкту . В то же время именно воображение по мнению Дидро выводит человека из круга биологии. «Животное существует только в настоящее мгновение, оно не видит ничего вне настоящего; человек живет в прошлом, будущем и настоящем. В прошлом, чтобы учиться, в настоящем, чтобы наслаждаться, а в будущем, чтобы готовить свою славу. <…> Мы - это целый мир.» Воображение по Дидро есть нечто, самое личное, самое неповторимое.

В «Элементах физиологии» (начало создания 1774) Дидро так выразил это противоречие: «Воображение есть источник счастья несуществующего и отрава счастья реального». Оно же в моральной системе Дидро источник добродетельных поступков и преступлений. Наконец, воображение - важнейший элемент творческого процесса. Важно отметить, что Дидро учитывает в размышлениях о природе искусства не только авторское воображение, но постоянно говорит и о важнейшей роли воображения читательского. Только в соприкосновении двух этих начал рождается феномен художественной реальности.

Романная действительность Дидро, по сути, являет собой особый мысленный эксперимент, в котором сам феномен воображения, способности человека жить в мире иллюзии становится объектом наблюдения и анализа. При внимательном чтении романов Дидро обнаруживается одно интересное обстоятельство. При всем несходстве

Сюзанны, Племянника Рамо, госпожи де ла Помере, все они - мечтатели. Их мечтательность - не особое типологическое свойство, а лишь одно из проявлений их природы, законы которой многообразны и почти непреложны. Мечтательность героев Дидро - есть способность воображения определять их жизнь, придавать ей смысл и целостность, это - реакция на определенные обстоятельства.. Дидро, которого занимает механизм действия воображения, ставит эту мечту в центр эксперимента, подвергая ее самым разрушительным воздействиям.

Мечта Сюзанны: «Стены монастыря могут разрушиться», рождается из спасительного инстинкта. Это тайные сады надежды, спасительный инстинкт самосохранения в одном из сложнейших своих проявлений. Развитое воображение позволяет ей сохранить рассудок. Когда Сюзанне грозит опасность, ее воображение рисует ей страдающего Христа и жалость к нему дает ей силы.

При всей приземленности племянника Рамо, - это один из самых пламенных мечтателей в творчестве Дидро. Образ счастливой жизни для него уже сформирован:<…> У нас будут девки, мы перейдем с ними на ты, когда будем пьяны; мы будем напиваться, будем врать, предадимся всяким порокам и распутствам; это будет чудесно. Мы докажем, что Вольтер бездарен, что Бюффон всего-навсего напыщенный актер<…>, что Монтескье всего лишь остроумец…Мы зададим жару всем этим новоявленным Катонам вроде вас. А музыка! Вот когда мы займемся ею» . Именно этот образ придает целостность его сознанию, которое всегда называли вслед за Гегелем «раздвоенным», служит своего рода алиби. Вот ради чего все унижения, за которые он так мечтает отомстить, они ради музыки.

Госпожа де Ла Помере из «Жака-фаталиста» живет мечтой о мщении коварному маркизу Дезарси. Ее воображение толкает ее к действию. Она, как и Рамо, точно знает, какой будет завершающая точка ее тайного плана - она швырнет в лицо обидчику кольцо с бриллиантом, подаренное ей когда-то неверным возлюбленным. Вся сложная интрига, которую ведет госпожа де ла Помере (как мы помним, она женит маркиза на падшей женщине) и задумана ради этого мгновения.

Мечта Рамо, г-жи де ла Помере определяется самой их личностью, обстоятельствами их жизни и в целом вполне предсказуема. Непредсказуемо воплощение этой мечты. Сюзанна в своем воображении не представляла себе побега с гнусным монахом, г-жа де ЛаПомере не предполагала, что исполнение всех ее планов принесет маркизу не горе, а счастье. Будущее племянника Рамо закрыто от нас, но простой расчет подсказывает, что Музыкантом Рамо уже не стать, слишком много условий для этого должно быть выполнено. Причинно следственные связи, царящие в мире непостижимы, и любая попытка добиться результата, уже сложившегося в воображении, оборачивается, по сути, неудачей. Да, Дидро пишет, что у всех человеческих поступков, у его прошлого и будущего есть одна причина - это сам человек, но связи его с миром, с другими людьми так сложны, что ни разуму, ни чувству не дано их постичь. Дидро было дано гениально предугадать и судьбы исторических мечтаний человечества, обреченных на несоответствие своим замыслам. Сложность связей человека с миром и с другими людьми с годами все больше волнует Дидро, занимая в последних произведениях, как, например, «Опыт о царствовании Клавдия и Нерона» (1783 ) центральное место.

Любопытно, что и Дидро писал в статье “Delicieux” о совершенных мгновениях, для переживания которых необходимы следующие довольно материальные условия: нужно иметь чувствительные и тонкие органы, нежную душу, сладострастный темперамент, быть в расцвете своих дней, нужно, чтобы ум не был взволнован никакими образами, а душа - никакими волнениями» . Дидро признавался, что знал такие мгновения в конце жизни, когда писал «Опыт о царствовании Клавдия и Нерона» «Я был загородом, почти один, свободный от забот и беспокойства, часы текли и в них не было иного смысла кроме одного - ожидания вечера» . Свободный от страстей и угрызений совести Дидро вкушает ту атараксию древних философов стоиков, которая издавна представала как одна из форм счастья. Подобное же бесчувствие в сниженном, буржуазном варианте вызывает его же негодование.( «Последовательное опровержение книги Гельвеция «О человеке»). Дидро размышляет о счастье “экспансивном” , для которого пространства, в то числе и пространства искусства, и воображение - необходимы. Настоящее мгновение слишком неуловимо, чтобы можно было бы считать его опорой для счастья, это невидимая точка, кончик иглы, на которой не удержаться. Для Дидро счастье очень сложно соотносится со всеми формами воображения и мечтаний, прежде всего в силу того, что счастье для него, особенно в конце его жизни - одно из самых индивидуальных понятий. В письме к Фальконе он признается, что «совсем счастлив я лишь в своих воздушных замках» , Но Дидро всегда признавал, что то, что хорошо для одного, плохо для другого. Атараксия - блаженство для одних, душевная смерть для других. Также и бурное воображение, ведущее поэта к возвышенному, для простого человека - чревато безумием.

Есть одна мысль, которая возвышает Дидро над всеми просветителями XVIII в. Она оказалась пророческой: «Прекрасная вещь -- экономические науки, -- говорит Дидро, - но они огрубляют нравы. Перед моим взором встают наши потомки со счетными таблицами в карманах и с деловыми бумагами под мышкой. Присмотритесь получше, и вы поймете, что поток, увлекающий нас, чужд гениальному». Здесь довольно определенно высказана мысль о враждебности капитализма искусству и красоте.

Итак, прекрасное -- это манифестация сокровенных законов природы и одновременно плод созидательной фантазии художника, подражающей природе, какой она могла бы быть, если бы ей предоставили возможность свободного и сознательного развития.

В основе эстетики Дидро лежит идея не рабского копирования действительности, а идея свободного созидания, подражающего всеобщей творческой силе природы. Как отмечал М. А. Лифшиц, одна из основных идей, проходящих через всю антропологию и натурфилософию Дидро, заключается в том, что «жизнь нашего духа коренится глубоко в могучем, объективном влиянии природы и в непосредственных, реальных способах его выражения, начиная с первобытного языка действий, жестов».

Одно из главных условий существования прекрасного Дидро видел в гармонии, причем гармония в искусстве является, по его мнению, воспроизведением объективной гармонии, царящей в мире. В этом смысле трудно согласиться с В. Я. Бахмутским в том, что Дидро якобы отказывался от представления об объективной гармонии и приходил к какому-то совершенно иному типу представления о красоте.

«Прекрасное, таким образом,-- пишет Бахмутский,-- утрачивает у Дидро свой онтологический статус, не теряя при этом своего объективного основания. Оно становится выражением человеческого присутствия в мире. Здесь кроется и отличие эстетики Дидро от эстетики классицизма, для которой гармония, единство и симметрия имели свой объективный источник в гармонии Вселенной, обусловленной лежащим в ее основе духовным началом. Но как ни важны категории порядка, гармонии, соразмерности, симметрии, понятие прекрасного все же не сводится к ним» Бахмутский В. Эстетика Дидро // Дидро Д. Эстетика и литературная критика. -М., 1980.С.6.

Действительно, гармония Дидро далека от гармонии Вселенной (впрочем, как и гармония классицистов; очевидно различия в эстетике Дидро и классицизма следует искать не здесь), действительно он не отождествляет ее с симметрией и пропорцией. Но отсюда онтологическое понимание гармонии как неотъемлемой категории бытия у Дидро вовсе не устраняется.

Впрочем, вот что говорит по этому поводу сам Дидро. В «Разрозненных мыслях» он без устали повторяет: «Нет прекрасного без единства, а единства без соподчинения. Это кажется противоречивым на первый взгляд, на деле же никакого противоречия тут нет (...)

Единство целого порождает соподчинение отдельных его частей; это соподчинение порождает гармонию, предпосылку разнообразия (...)

Гармоничность прекраснейшей из картин -- лишь весьма слабое подражание гармоничности природы. Искусство и прилагает наибольшее старание к тому, чтобы скрыть эту разницу» .  Дени Дидро об искусстве в 2-х т. Пер. А.С. Гущина, Н.Б. Красновой (т. 1).К. А. Большевой (т. 2). -Л.-- М., 1936. с.545,546 .

Гармония составляет органическую часть и искусства музыки. Правда, она, по мнению Дидро, здесь не сводится только к многоголосию и технологии развития музыкальной темы. «Истинная гармония,-- пишет Дидро,-- взывает не только к слуху, но и к душе, зачавшей ее» Дидро Д. Эстетика и литературная критика: Пер. с фр. / [Вступит. статья В. Бахмутского; Примеч. Е. Сапрыкиной]. -- М.: Худож. лит., 1980. С.468.

Наконец, без гармонии невозможна и живопись. Здесь гармония проявляется не только в определенном, согласованном сочетании цветов, но и в других сторонах живописного искусства, в частности, в умении создавать целостную композицию, в соблюдении законов перспективы, правильном соотнесении в картине отдельного предмета с законами целого. Без соблюдения законов гармонии вообще исчезает целостность картины. «Без гармоничности, или, что по сути одно и то же, без взаимозависимости частей, увидеть целое невозможно: взгляд будет бесцельно скользить по полотну» Там же. С.516, на картине, в которой нарушена гармония, зритель видит только большие красные, зеленые и синие пятна. По мнению Дидро, искусство гармонии доступно только наиболее выдающимся художникам.

Огромное влияние на эстетику XVIII века оказали идеи Винкельмана -- автора «Истории искусства древности», призывавшего к подражанию античности. Дидро писал: «Спросите этого милейшего энтузиаста, каким путем пришли Гликон, Фидий и другие к созданию таких прекрасных и совершенных произведений. И он ответит вам: «Благодаря чувству свободы, которое возвышает душу, вдохновляет на великие деяния, благодаря вниманию народа, общественному признанию» и т. д., труду, таланту -- «в этом ответе нет ни одного пункта, который можно было бы опровергнуть. Но задайте ему второй вопрос и спросите его, что следует изучать -- античность или природу, без знания, изучения и вкуса к которой мастера древности... оставили бы нам лишь посредственные творения. «Античность,-- не колеблясь, воскликнет он,-- античность!. И вот внезапно этот умнейший человек, пылкого и тонкого вкуса, окажется во мраке»,-- продолжает Дидро,-- напоминая Дон-Кихота ночью, на улице Тобоссы.

Далее следует замечательный вывод Дидро: тот, кто пренебрегает античностью ради природы, «рискует остаться навсегда лишь незначительным, слабым и убогим в рисунке, характере, драпировках и выражении. Тот, кто пренебрегает природой ради античности, рискует быть холодным, безжизненным, ему недоступны скрытые и тайные законы, которые можно подглядеть лишь в самой природе». Отсюда Дидро делает вывод: «Мне кажется, что следовало бы изучать античность, чтобы научиться видеть природу» Там же. С.189-190 .

Взаимосвязь красоты и правды в искусстве Дидро подчеркивал неоднократно. Правдивость содержания и простота выражения -- вот чем определяется красота художественного произведения. «Простота -- одно из главных качеств красоты» Там же.С.587 . «Как прекрасна простота! Как плохо мы поступили, удалившись от нее» Там же. С.377.

Простота, по Дидро, не исключает оригинальность, но исключает манерность, против которой Дидро выступал столь же часто и решительно, сколь ратовал он за естественность и простоту. В «Салон 1767 года» он включил специальную статью «О манере и манерности», где впервые в эстетике дал разграничение этих понятий.

Манера для художника естественна и органична, является следствием его индивидуальности. Манерность же -- порок, выражающий испорченность и упадок нравов, делающий искусство фальшивым и лицемерным. Раскрывая своеобразие индивидуальной манеры Шардена и Греза, Латура и Верне, Дидро олицетворением манерности считал жеманное искусство Буше.

2. Тема счастья и гармонии в романе «Монахиня»

2.1 Сюжетная конструкции произведения

В романе «Монахиня» сюжет разворачивается вокруг главной героини Сюзанны Симонен. Девушку в возрасте шестнадцати лет родители заставили принять монашество, к которому она испытывала отвращение спустя все года пребывания в разных монастырях. Сюзанна всеми способами пыталась отречься от столь ненавистного ей звания, и даже подала прошение в суд, в надежде, что справедливость восторжествует над насилием духа. Но так и не получила этого.

Зачастую, авторы литературных произведений придумывают образ главной героини сами. Они приписываю ей те или иные качества характера и отправляют, иногда в легкую, иногда тяжелую, прогулку по страницам своего литературного детища. А бывает и так, что автор находит прототип своей героини «в миру» и переносит его на бумагу, добавляя детали мелочи, которые раскрашивают взятый образ.

В начале второй половины восемнадцатого века во Франции, тогда еще вмещающей в себе сотни монастырей, бурлила, среди населения, громкая новость о некой Маргарите Деламар. Женщина была приставлена к высокодуховному, в глазах общества, чину монахини и, о ужас!, хотела отречься от него.

Маргарита Деламар попала в монастырь по вине собственной матери. После смерти мужа, отца Маргариты, ее родительница жаждала получить в свои руки все то богатство, которое господин Деламар нажил за свой век.

Так или иначе девушка очутилась в святых стенах, будучи совсем юным, малоопытным и совершенно не искушенным созданием. Здесь, в обители ненависти, лжи и лицемерия, Маргарита Деламар провела большую часть жизни, потратив в пустую полвека(60 лет) на то, во что не верила и что призирала http://webcache.googleusercontent.com .

История этой женщины рассказана в монографии: George May. Diderot et “Lareligieuse” (New - Haven - Paris, 1954) http://webcache.googleusercontent.com. Ее иск, поданный в суд Франции, в котором женщина просила освободить ее от уз монашества, был отклонен, а лучше сказать, отвергнут. Ведь это дело могло бы служить прецедентом к другим прошениям монахинь об освобождении и их от оков клятвы, данной по глупости, или нерассудительности. Удовлетворение иска могло бы открыть двери монастырей и выпустить оттуда «узников», запрятанных обществом.

Эта история, видимо, потрясла и самого автора романа Дени Дидро. Писатель был бунтарски настроен против насильного служение Богу. И этот роман - его личный, как мне кажется, голос восстания и мятежа против такого поведения церкви.

Героиня романа Сюзанна Симонен, практически, в мелочах копирует судьбу Маргариты Деламар. Единственное отличие - это, что Маргариту в монастырь отправила мать, а Сюзанну - оба родителя.

Жизнь Сюзанны Симонен наводит ужас на читателя своей безвыходностью и обреченностью, таким образом представление о счастье мы видем только как противопоставление имеющийся дествительности.

Практически, весь роман происходит на фоне монастырского плана. Главная героиня - Сюзанна Симонен, является монахиней, что ей, как мы можем заметить, судя из ее эмоционального состояния, совершенно не по душе.

Весь роман укутан шлейфом сочувствия читателя к трагической доле героини. В большей степени это проявляется именно в те моменты, когда Сюзанна рассказывает о своей монашеской жизни и том, как сильно она ее ненавидит и читатель может строить воображаемые конструкции счастья и гармонии для главной героини романа.

Впервые Сюзанна попала в монастырь в возрасте шестнадцати лет Дидро Д. Монахиня. Племянник Рамо. Жак-Фаталист и его хозяин: Пер. с фр. - М.: Худож. лит., 1973.

Это был монастырь св. Марии, где девушка стала послушницей. Но монахиней быть отказалась, сказав «нет!» на вопрос священнослужителя о том желает ли она стать таковой, перед многочисленной публикой. Пребывание главной героини здесь можно описать двояко.

Перед тем, как ошарашить публику своим протестом, Сюзанна находилась в окружении милейших женщин. Они щебетали вокруг восхваляя ее саму и правильность решения, которое она собирается принять: «Посмотрите, посмотрите, сестрицы, как она хороша! Как это черное покрывало подчеркивает белизну ее кожи, как идет к ней эта повязка, как округляет щеки, как оттеняет лицо! Как красивы в этой одежде ее стан и руки!. Дидро Д. Монахиня. Племянник Рамо. Жак-Фаталист и его хозяин: Пер. с фр. - М.: Худож. лит., 1973»

Но после отказа священнику в его предложении монашества, сестры перестали быть такими милыми, как прежде: «Монахини окружили меня, осыпая упреками. Меня отвели в келью и заперли там на ключ.

Довольно долгое время со мной никто не разговаривал. Женщины, приносившие мне еду, ставили ее на пол и молча уходили. Там же.»

Все же Сюзанна склонила голову перед волей матери и постриглась уже в Лоншанском монастыре. Пребывание здесь, как и в первом монастыре, контрастно. Даже очень. В Лоншане все упиралось в сестер-настоятельниц - матушек. Светлой стороной здесь была госпожа де Мони, которая любила Сюзанну и оберегала от всего. Матушка обладала даром утешения, что так было нужно Сюзане. И все вокруг, в этот период, складывалось хорошо - лучшее время, проведенное в монастырях. Но вскоре госпожа де Мони умерда и на ее место пришла сестра Христина(темная сторона) - суеверная, мелочная, жестокая приверженка новых религиозных течений. Новая настоятельница сразу же не ополчилась против любимиц предшественницы, в числе которых была наша героиня.

Когда жизнь в роли монахини стала несносной, Сюзанна решила расторгнуть обет, подав в суд. В монастыре отыскалась единственная особа, сестра Урсула, которая помогала несчастной и нашла адвоката - господина Манури. В Лоншане узнали о намереньях Сюзанны и сделали все, чтобы той навредить - не давали еду, разбили всю посуду, забрали мебель, топтали ногами и заявили о том, что в девушку вселился бес. Проверить это приехал старший викарий господин Эбер, который хоть и был служителем церкви, но сохранил непредвзятость и еще был способен видеть ложь сестер. Настоятельница была наказана, а Сюзанну прировняли к остальным монахиням. Тем временем дело было проиграно, а девушку заставили снова принять сан и самобичеваться. Жизнь в Лоншанском монастыре уже не могла быть хоть немного приближенной к понятию «терпимо» и Сюзанну ждала новая обитель.

Третьим, последним, стал Арпажонский монастырь св. Евтропии, настоятельницей которого была особа с весьма противоречивым характером. Ее имя в переписке Сюзанной не указалось. Эта матушка относилась к новой монахине с большой любовью, делая все, чтобы Сюзанне было хорошо, освобождает ее от утренних служб и тяжелой работы. Наша героиня приятно удивлена и с благодарностью принимает всю любовь и снисхождения настоятельницы. Единственное, что смущает девушку - отношение к ней сестры Терезы, которая, судя по всему, ревнует к настоятельнице. И Сюзанна позже понимает почему. Матушка к ней относиться не просто с любовью, а со странным любовным фанатизмом, который больше похож не на духовную связь матушки и сестры, а на мирскую - плотскую любовь. Девушка рассказывает о поцелуях и касаниях настоятельницы своему духовнику и тот запрещает оставаться наедине с ней. Узнав о таком решении, матушка тут же меняет духовника, но Сюзанна непреклонно следует советам бывшего, теперь уже, духовника отца Лемуана. Настоятельница сходит с ума, просит всех сестер молиться о ней. Все вокруг ненавидят Сюзанну и она находит моральную поддержку в новом духовнике, у которого та же проблема - ненависть к своему сану. Они решают сбежать.

И здесь уже нет монастыря. Сюзанна на свободе. Но тот неисправимый отпечаток монашества и всей той жизни взаперти дает знать о себе. Весь Париж уже знает о побеге некой монахини из монастыря и даже хозяйка, у которой живет Сюзанна. Духовника поймали, ему грозит пожизненное заключение. Девушка боится, что раскроется и ее личность и посему жизнь становиться в опасности. «В монастыре я привыкла к некоторым обычаям, от которых не могу отучиться. Например, когда зазвонят в колокола, я крещусь или преклоняю колена; когда постучат в дверь, я откликаюсь: "Ave", когда меня спрашивают, мой ответ всегда кончается: "да, матушка", "нет, матушка", "нет, сестра". Если неожиданно приходит посторонний человек, я непроизвольно скрещиваю руки на груди и, вместо того чтобы сделать реверанс, низко кланяюсь. Мои товарки покатываются со смеху и думают, что я дурачусь, передразнивая монахинь. Однако невозможно, чтобы их заблуждение длилось без конца. Моя опрометчивость выдаст меня, и я погибну.» - так Сюзанна говорит маркизу де Круамара о своем бедственном положении. Она просит его найти какое-нибудь место служанки, где бы она могла скрыться от посторонних глаз.

У девушки никого не осталось. Монастырь забрал всех, даже тех, кого даровал сам.

С маркизом де Круамара Сюзанна познакомилась, когда ее личность стала предметом обсуждения общества и девушка была на пике популярности. Сюзанна рассказывает маркизу все о том, что с ней произошло. В этом рассказе несчастная говорит и о своем положении в обществе.

Изначально ее рождение уже стало аморальным и, соответственно, асоциальным. Ее мать была не верна мужу и родила на свет незаконное дитя. Сюзанна, конечно, догадывалась, что она не родная дочь господину Симонену, но узнала это только тогда, когда мать уговаривала ее стать монахиней, чтобы дочь могла замолить грехи матери перед Богом. «Если вы не задохнулись в моем чреве от тех мук, которые он причинил мне, тут нет его заслуги», - речь о настоящем отце девушки, - «но Бог сохранил нас обеих, чтобы дочь искупила грех матери. Дитя мое, у вас нет ничего и никогда не будет. Однако я надеюсь, что мне не в чем будет себя упрекнуть, когда я буду умирать. Я любила играть в карты - и не играю больше. Я любила театр - и лишила себя этого развлечения. Я любила общество - и живу затворницей. Я любила роскошь - и отказалась от нее. Если вы примете монашество, как того желаем мы с господином Симоненом, - ваш вклад будет плодом моих каждодневных лишений Дидро Д. Монахиня. Племянник Рамо. Жак-Фаталист и его хозяин: Пер. с фр. - М.: Худож. лит., 1973», - говорит мать Сюзанны. Эта особа сравнивает свои «лишения» со свободой, от которой она просит отказаться родную дочь.

В семье Сюзанну не любили все, а не только мать. Отец, видимо, тоже догадывался об измене жены, а Сюзанна была постоянным напоминанием ему об этом. Он никогда не дарил ей тепла отцовской любви, словно это она виновата в проступке матери. Сестры - жадные, гадкие мелочные женщины, которые пытались столкнуть умирающую мать с кровати потому, что подозревали, что она прячет деньги под матрасом. Сюзанна всегда превосходила своих сестер красотой, умом и душевными качествами, за что те не любили ее. Тем паче, что наша героиня чуть не увела жениха старшей сестры.

Таким образом, мы видим, что в той социальной среде, где большинство людей находят убежище от своих проблем, Сюзанна - отшельник. Семья ее отвергает.

Второй раз мы видим социальный «бум» вокруг главной героини когда она подает иск в суд о расторжении данной ею клятвы. Она общается, в первую очередь со своим представителем в обществе - господином Манури, который является адвокатом, как и отец девушки. Возможно, в его поддержке Сюзанна находила то недостающее ей тепло, которого не дал отец.

Интересуясь делом «дерзкой монахини», люди приходят в монастырь к девушке, и та с радушием принимает их визиты: «У меня перебывало множество посетителей. Одни упрекали меня, другие давалисоветы, некоторые одобряли, иные порицали. У меня было лишь одно средство оправдаться в глазах всех - рассказать о поведении моих родителей; но вы понимаете, какую осторожность я должна была соблюдать в этом вопросе Дидро Д. Собрание сочинений, тт. 1-10. М. - Л., 1935-1947?»

Но истинное свое отношение к поступку Сюзанны общество проявило, отказав ей в возможности обладать свободой. Суд отверг иск мисс Симонен, побоявшись, вероятно, создать прецедент. Обществу было легче жалеть, поддерживать или осуждать монахиню «на расстоянии вытянутой руки». Оно не могло позволить, чтобы окрылись ворота монастырей. Ведь тогда бы наружу вырвались все те несчастные женщины, от которых общество так искусно избавилось, заперев на замок и назвав это «благим делом» и «служением Господу».

В последний раз в романе затрагивается социальный аспект, когда Сюзанна сбегает из монастыря. Несколько дней она живет в каком-то притоне, который ужасает свое мерзостью да все лучше монастыря.

Сюзанна устраивается в услужение к прачке. Работа тяжелая, кормят скверно, но хозяева относятся не плохо. И, казалось бы, вот она - свобода…но Сюзанна не может выйти «из подполья» - обществу она не нужна.

Эту сторону романа и самой героини Сюзанны Симонен мы видим сразу. Это кроткая, добрая, не испорченная монашеством, стойкая девушка, которая готова на все, ради того, чтобы не отступать от голоса сердца.

Первые из ее качеств мы встречаем вначале романа, когда девушка, боясь повести себя неправильно, набирается смелости и говорит матери о суженом своей сестры, который уделяет Сюзанне знаки внимания. Это говорит о храбрости, доброте и честности девушки.

Характер Сюзанны можно восхвалять бесконечно, но лучше, чем матушка де Мони, этого не сделать: «Дитя мое, среди всех этих девушек, находящихся среди нас, таких послушных, невинных и кротких, нет почти ни одной, да, ни одной, из которой я не могла бы сделать дикого зверя. Странное превращение! И оно происходит тем легче, чем раньше девушка попадет в келью и чем меньше она знает жизнь. Эти слова удивляют вас, сестра Сюзанна? Упаси вас Господь испытать на себе, насколько они правдивы! Дидро Д. Собрание сочинений, тт. 1-10. М. - Л., 1935-1947»

Дидро заставляет переживать читателя те же чувства, что и героиня романа - страх, отчаянье, горе, радость, боль… Личная судьба героини изображается с высокой позиции мыслителя - просветителя, показывая несоответствие этой судьбы идеалам разума и гуманистической морали. Сюзанна Симонен вырвалась из монастырских стен, но нашла вне их оков, лишь свободу быть бесправной. Художественно воссозданная судьба «монахини поневоле» позволила Дидро с большой впечатляющей силой выступить против мракобесия и фанатизма церковников, показать, что феодально-абсолютистское общество обрекает личность на духовное рабство.

Таким образом счастье для главной героини выражается в феминистических представлениях о свободе, а гармонии возможно только в соединении личности героини с общественным мнением.

2.2 Образы гармонии и счастья, построенные Д.Дидро на противопоставлении с действительностью романа

В романе отражены типичные обстоятельства времени, связанные с пробуждением чувства свободы в демократической массе, в «Монахине» - отражение тех сдвигов, которые произошли в умонастроении демократических слоев общества, протестовавших против своего приниженного положения.

Дидро в известной мере явился в «Монахине» учеником Ричардсона, основоположника английского романа. Ричардсон был одним из первых его литературных увлечений. Следы литературной манеры Ричардсона можно обнаружить в языке и в некоторых чертах стиля «Монахини». Однако Дидро по существу далёк от Ричардского сентиментализма, поскольку заключённый в нем дух страстного протеста выходит далеко за рамки семейного романа, романа мещанских добродетелей.

Разоблачение монастырства дано Дидро без всякого гротеска и нажима. Сюзанна - нравственно и физически здоровая девушка всем своим существом восстаёт против религиозного аскетизма. Природа сама создала её для жизни. Общество, руководствуясь предрассудками обрекает её на отречение от всех интересов, желаний, склонностей. Природа создала её свободной. В монастырских порядках всё противно и чуждо Сюзанне. Кликушеское самоистязание или патологическое извращение чувств - вот с чем сталкивается Сюзанна, попав в монастырскую среду. Монахини видят в ней бунтовщицу , её начинают мучить, терзать, в буквальном смысле топчут ногами, объявляя сумасшедшей.

«Я простудилась в сыром подземелье. Вся моя пища за последние дни состояла из нескольких капель воды и кусочка хлеба. Жизнь моя была в опасности, всё тело болело, я думала, что мучения, которые я перенесла, окажутся для меня последними» Дидро Д. Монахиня. Племянник Рамо. Жак-Фаталист и его хозяин: Пер. с фр. - М.: Худож. лит., 1973. Игуменья Арпажонского монастыря преследует молодую девушку преступными притязаниями, питая к ней противоестественную страсть. Монахини, утратившие человеческий облик в мрачном каземате, учреждая во имя Христа, склоняют её на грязное сожительство со старухой. Сюзанна в ужасе. Бежав из монастыря, перед ней снова предстаёт грозная сила предрассудков. Она становится человеком вне закона, преступницей, только потому что не захотела подчиниться преступному закону общества. « Не знаю какая участь ждёт меня, но если бы мне когда-нибудь пришлось вернуться в монастырь, каков бы он ни был, - я не ручаюсь за себя: повсюду есть колодцы» Дидро Д. Монахиня. Племянник Рамо. Жак-Фаталист и его хозяин: Пер. с фр. - М.: Худож. лит., 1973.

На этом заканчивается роман Дидро. Автор намеренно оборвал своё повествование. Пусть читатель сам решит судьбу девушки, пусть исполнится он такой же тревогой за её жизнь, как и она сама, и если Сюзанна ещё не нашла в себе силы увидеть в своей судьбе проявление страшнейшего общественного порока, то это должен сделать читатель.

Сюзанна решила описать свои злоключения в виде письма к маркизу де Круаммар, в котором надеялась получить защиту и поддержку. Это философское повествование обязывало Дидро быть скупым на краски. Наивностью и простосердечием дышит каждая строчка повести: все описания лаконичны, сведены до минимума, здесь нет многоцветных картин природы, какими полон роман Руссо «Новая Элоиза», нет лирических страниц, раскрывающих поэзию чувств. Перед нами подчас сухая, почти протоколическая запись. И тем не менее портреты отдельных монахинь очерчены чётко, их повествование и психология изображены ярко, рельефно. Духовный облик самой героини Сюзанны вырисовывается также весьма выпукло. Это чуткая, отзывчивая, наивная немного склонная к рефлексии девушка. Она глубоко религиозна и тем не менее (в этом проявилось исключительное художественное искусство Дидро) каждый её поступок , каждое движение сердца является протестом против религии: