Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ ТВОРЧЕСТВА

ЛЕОНИДА ГУБАНОВА

10.01.01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Автор: Журбин Андрей Алексеевич

Астрахань

2006

Работа выполнена в Астраханском государственном университете

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Исаев Геннадий Григорьевич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук,

доцент Егорова Ольга Геннадиевна; кандидат филологических наук Руденко Светлана Георгиевна

Ведущая организация: Волгоградский государственный педагогический университет

Защита состоится ______ декабря 2006 г. в _____ на заседании диссертационного совета КМ 212.009.04 в Астраханском государственном университете по адресу: 414056, г. Астрахань, ул. Татищева, 20, аудитория № 10.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Астраханского государственного университета.

Автореферат разослан _____ ноября 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент Л.В. Евдокимова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В последние годы возрастает интерес к творчеству Леонида Георгиевича Губанова (1946-1983). Его стихотворения стали включаться в авторитетные антологии, вышли три книги поэта. Имя лирика все чаще встречается в новых учебниках по истории русской литературы, биографических словарях и справочниках. Характерно, что внимание привлекают не только литературные достижения Л. Губанова, но и модель его поэтического поведения. Проповедовавший авторскую и творческую свободу в условиях тоталитаризма, Л. Губанов стал для своего поколения символом беззаветного служения поэзии.

В критике и литературоведении неоднократно отмечалось включение элементов «чужого слова» в структуру поэтического текста как особенность поэтики автора. Указывалось на присутствие в губановской лирике многочисленных цитат (явных и скрытых), реминисценций, аллюзий (С. Преображенский, А. Величанский, М. Шейнкер). Наиболее часто в материалах по творчеству Л. Губанова отмечается влияние авторов серебряного века (В. Кулаков, В. Бондаренко, В. Радзишевский). Как правило, связи с поэзией отдельных поэтов-предшественников фиксируются, но не анализируются подробно, не обобщаются.

Масштаб и неисследованность губановского творчества, художественная значимость наследия поэта определяют необходимость изучения его роли и места в литературе второй половины ХХ века. Без Л. Губанова немыслим СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев - одно из первых послевоенных объединений в неофициальном искусстве, организованное лириком) и андеграунд в целом. Исследование межтекстовых отношений в творчестве поэта позволит проследить преемственность в развитии русской поэзии ХIХ-ХХ веков, в том числе советского литературного андеграунда с русским авангардом. Рассмотрение интертекстуальных связей лирики Л. Губанова с поэзией А. Рембо дает возможность глубже понять творческую индивидуальность поэта. Этим определяется актуальность темы диссертации.

Объектом исследования в работе является творчество Л. Губанова (сборники «Кольчуга», «Серый конь», «Преклонив колени», «Иконостас», «Волчьи ягоды», «Всадник во мгле», «Таверна солнца», «Стихотворения последних лет», «Колокола»).

Материалом диссертации послужили поэтические и эпистолярные произведения Л. Губанова, опубликованные воспоминания о нем, документы архивов, а также фрагменты личных бесед с родственниками и друзьями поэта.

Предмет исследования - система интертекстуальных связей губановского творчества с произведениями русских и зарубежных авторов.

Основное внимание в диссертации сосредоточено на интертекстуальных связях с поэзией А. Рембо, А. Пушкина, В. Хлебникова, В. Маяковского и С. Есенина. Выбор А. Рембо был продиктован тем, что поэт предсказал художественный метод, впоследствии воплотившийся в лирике Л. Губанова. Пушкинская поэзия важна как «эталон» в системе поэтических пристрастий лирика. Привлечение творчества В. Хлебникова, В. Маяковского и С. Есенина мотивируется степенью их прямого влияния.

Мы сознательно отказались от анализа межтекстовых связей с произведениями таких важных для поэтики Л. Губанова предшественников, как О. Мандельштам, Б. Пастернак. Доминанта поэтических традиций определялась не только литературными пристрастиями Л. Губанова, но и его интересом к определенной биографической парадигме (лирик был убежден, что гениальные поэты погибают в 37 лет или ранее). Народное творчество воспринималось Л. Губановым в большей степени через лирику новокрестьянских поэтов. Поэтому фольклорное влияние в работе отдельно не рассматривается.

Цель работы - исследование интертекстуальных связей творчества Л. Губанова как целостной системы.

Для достижения поставленной цели в диссертации предполагается решение ряда задач:

- рассмотреть интертекстуальные связи творчества Л. Губанова с поэзией А. Рембо;

- выявить традиции поэтов-предшественников и типы интертекстуальности в губановской лирике;

- выделить доминирующие тематические группы в творчестве поэта и рассмотреть их интертекстуальные связи с андеграундовской эстетикой;

- исследовать архитекстуальные связи в поэзии Л. Губанова;

- определить предтексты «поэтических портретов» (профилей) Л. Губанова.

Научная новизна работы определяется тем, что интертекстуальные связи в творчестве Л. Губанова ранее не были предметом литературоведческого изучения. Не предпринимались попытки сопоставления поэтики Л. Губанова и А. Рембо, не рассматривались межтекстовые отношения в творчестве Л. Губанова и В. Хлебникова. Впервые произведения поэта анализируются в аспекте архитекстуальности.

Методология исследования базируется на принципах историчности и системности. При написании диссертации использовались труды по теории и истории лирики А. Веселовского, В. Жирмунского, Ю. Тынянова, Л. Гинзбург, Ю. Лотмана, Т. Сильман, Н. Тамарченко, В. Хализева, по теории жанров - Б. Томашевского, М. Бахтина, Г. Поспелова, В. Сквозникова, С. Бройтмана, Л. Долгополова, по вопросам интертекстуальности - Ю. Кристевой, Р. Барта, Ж. Женетта, А. Жолковского, И. Ильина, И. Смирнова и др.

Методика исследования обусловлена характером материала и конкретными задачами литературоведческого анализа. Был применен метод интертекстуального анализа, рассматривающий любой текст как мозаику разного рода цитаций. Помимо этого, задействованы историко-типологический метод, позволяющий выявить взаимосвязь губановской поэзии с предшествующими литературными традициями, биографический метод, в котором биография и личность автора считаются определяющими моментами творчества. В работе также реализованы системный подход и метод целостного анализа художественного текста.

Теоретическая значимость работы состоит в выявлении интертекстуальных связей литературного андеграунда (на примере губановского творчества) с русской классической и зарубежной литературой, в том числе на архитекстуальном уровне.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что представленные в ней материалы можно использовать при дальнейшем изучении творчества Л. Губанова, а также при подготовке научных изданий поэта. Результаты проведенного исследования могут найти применение в вузовских курсах по истории русской литературы второй половины ХХ века, в разработке спецкурсов и спецсеминаров по творчеству авторов литературного андеграунда.

Апробация результатов исследования осуществлялась в форме докладов на кафедре русской литературы Астраханского государственного университета, на итоговых научно-исследовательских конференциях. Материалы исследования были изложены в докладах на Международной научной конференции «Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы ХХ века» (Москва, 2005), IХ Международных Хлебниковских чтениях (Астрахань, 2005), Международной научной Интернет-конференции «Художественная литература и религиозные формы сознания» (Астрахань, 2006). Основные положения диссертации нашли отражение в семи публикациях.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Сущность интертекстуальных отношений творчества Л. Губанова и поэзии А. Рембо состоит в схожем принципе создания текста. «Метод ясновидца», описанный французским классиком, предвосхитил форму «потока поэтического бессознания» русского поэта.

2. Наиболее важными предшественниками губановской поэзии, помимо А. Рембо, являются А. Пушкин, В. Хлебников, В. Маяковский, С. Есенин. Для нее характерны следующие типы межтекстовых отношений: интертекстуальность - «соприсутствие», паратекстуальность, метатекстуальность (в форме биографической цитации), гипертекстуальность, архитекстуальность.

3. В поэзии Л. Губанова выделяются тематические группы медитативной, любовной и гражданской лирики. В соответствии с андеграундовской эстетикой, наряду с иными, в первой присутствуют религиозные мотивы, во второй - эротические, проблематика третьих - в антисоветской направленности.

4. Внутри названных тематических групп выделяются жанровые формы: подражания, песенки, молитвы, загадки, письма, лирические поэмы, элегии и баллада. Подражания Л. Губанова создаются с использованием приема стилизации текстов И. Северянина, Н. Гумилева, Э. По, Р. Киплинга. В молитвах сохраняются признаки религиозных предтекстов и стихотворных молитв ХХ века М. Цветаевой, Н. Гумилева. Загадки поэта тяготеют не к фольклорным, а к литературным образцам В. Жуковского - Ф. Шиллера. Элегии автора ориентированы на тексты данного жанра ХIХ-ХХ веков. Единственная баллада Л. Губанова создана по типу так называемых английских баллад. Песенки и стихотворные письма свидетельствуют об отталкивании поэта от сложившихся жанровых норм: современной авторской «песенки» и поэтических писем В. Маяковского, С. Есенина. Лирические поэмы Л. Губанова архитекстуально близки произведениям Д. Кедрина и В. Маяковского. К авторским жанрам Л. Губанова относятся «телеграммы» (родственные письмам) и «поэтические портреты».

5. Предтекстами «поэтических портретов» (профилей) являются «Думы» К. Рылеева и «Медальоны» И. Северянина. Менее сюжетные, чем первые, и не имеющие жесткой строфической формы, как вторые (сонеты), «поэтические портреты» тяготеют к циклизации (по принципу персонажной повторяемости).

Структура работы определяется поставленной целью и задачами, характером исследуемого материала. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы (263 наименования) и приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

интертекстуальный поэтический губановский творчество

Во введении обосновываются актуальность и научная новизна работы; определяются объект, предмет и материал исследования; ставятся цель и задачи; описываются методологическая база, теоретическая и практическая значимость; приводится обзор литературы по творчеству Л. Губанова; формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Предшественники и предтексты поэзии Леонида Губанова» рассматриваются интертекстуальные связи с творчеством А. Рембо, А. Пушкина, В. Хлебникова, В. Маяковского и С. Есенина. За основу принята классификация Ж. Женетта, согласно которой выделяются и анализируются примеры интертекстуальности-«соприсутствия», паратекстуальности, метатекстуальности (в форме биографической цитации), гипертекстуальности.

В первом параграфе исследуются межтекстовые связи с творчеством А. Рембо. Французский классик в письме к Полю Демени от 15 мая 1871 года (в критике его называют «письмом ясновидца») предсказал рождение новой поэзии. Стремление углубить содержание реализовалось у него в «Последних стихотворениях» (1872 год). На уровне формы оно выразилось в уходе от парнасских требований стихосложения: использовании одиннадцатисложника, многочисленных переносов, разнообразных цезур, ассонансов.

К суггестивности «Последних стихотворений» А. Рембо тяготеет ранняя и зрелая поэзия Л. Губанова. Для его лирики в форме «потока поэтического бессознания» характерны уход от традиционного (не противоречащего нормам литературного языка) стихосложения, пренебрежение логической организацией текста. Поэзия Л. Губанова апеллирует более к подсознанию, семантике звуковых сочетаний. Не основные, но дополнительные (ранее не востребованные литературой) смысловые оттенки порождают в текстах поэта образную картину.

Для отключения привычного ассоциативного мышления А. Рембо экспериментировал с большими дозами табака, алкоголя, наркотиков и с бессонницей. Поэзия Л. Губанова (советского школьника, родившегося почти через столетие) изначально была в состоянии искомого предшественником «поэтического бессознания».

Примером апеллирования поэта к подсознанию, нетрадиционному построению текста можно считать «Стихотворение с таблицей умножения». Отдельные образы стихотворения созданы на основе математических действий. А. Рембо немотивированно «раскрасил» гласные звуки. Л. Губанов внутри образной системы стихотворения соединил лирическое начало с математическим.

В поэзии Л. Губанова и А. Рембо имеется общий «арго-социальный» настрой, что проявляется на уровне мотивов и лексики (арготизмов и вульгаризмов). На уровне анафор имеют место переклички поэтической прозы А. Рембо и лирики Л. Губанова. Русский поэт прибегает к ним для самоконцентрации на объекте изображения. Таким образом достигается максимальное раскрытие образа, а при декламации - эффект ритуального действия.

Влияние А. Пушкина на поэзию Л. Губанова, особенно заметное в поздней лирике, рассматривается во втором параграфе. Произведения 1978-1983 годов тяготеют к «пушкинской простоте». Логическое начало при создании текстов на этом этапе играет более важную роль, традиционнее становится образность.

А. Пушкин всегда оставался для Л. Губанова любимым поэтом и образцом для подражания, законодателем «поэтической этики». С такой высокой оценкой классика связаны образы «лихих пушкинских перьев» перед «неземными письменами» («Неровен час, как хлынет ливень…», с. 32) и вдохновляющего «пушкинского аквамарина» («Боже! Спаси и помилуй меня…», с. 609) Губанов Л. Г. «Я сослан к Музе на галеры…» / Сост. И.С. Губанова. М., 2003. Здесь и далее произведения Л. Губанова цитируются по этому изданию с указанием названий и страниц в тексте..

Очевидно влияние А. Пушкина на историческое мышление Л. Губанова. В своих больших произведениях поэт обращается к тем же историческим фигурам, что и классик. Для поэмы «Петр Первый» Л. Губанова значим контекст пушкинских поэм «Полтава», «Медный всадник», стихотворений «Пир Петра Великого», «Стансы», незаконченного романа «Арап Петра Великого». В губановской поэме «Пугачев» ощущается воздействие романа «Капитанская дочка» и исторического труда «История Пугачева». Вслед за А. Пушкиным (его трагедией) Л. Губанов создает поэму «Борис Годунов». Основополагающее пушкинское влияние особенно заметно в многоплановой разработке Л. Губановым мотива еxegi monumentum. В большом корпусе стихотворений он присутствует не столько как первостепенный мотив, но выходит на уровень центральной темы. Через пушкинское «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» осуществляется связь поэзии Л. Губанова с обширным культурным пластом.

«Авторские памятники» создавались поэтами обычно в качестве итоговых произведений. В них звучало творческое кредо, самооценка, завещание. А в рамках центральной губановской темы невостребованной гениальности памятник является символом заслуженного признания. Ранее поэты говорили о воздвигнутом памятнике, подразумевая только память потомков. Л. Губанов, предсказывая будущее признание, делал акцент именно на материальности памятника.

Метатекстуальные отношения «Губанов - Пушкин» выразились в многочисленных биографических цитациях. Поэтом неоднократно обыгрывалось происхождение А. Пушкина, его многочисленные любовные увлечения и гибель в результате дуэли:

…Я вижу сам за мертвою опушкой,

Как сладко зарастает черной клюквою

Заснеженный сюртук слепого Пушкина.

(«Выстрел», с. 34)

Пушкинская тема была широко распространена в среде СМОГа, но именно в творчестве Л. Губанова она получила наиболее трагическое развитие.

Характерная стилистическая черта губановской лирики - обращение в стихах к знаменитым поэтам-предшественникам «на ты». Аналогичная форма обращения имеет место в пушкинском стихотворении «К Овидию».

Свою «близость» к А. Пушкину поэт демонстрировал и в жизни: например, подписывался в письмах именем классика. Смерть в 37 лет воспринималась Л. Губановым почти как поэтический долг.

Анализу интертекстуальных связей «Губанов - Хлебников» посвящен третий параграф. В губановской поэзии (особенно ранней) важное место занимает словотворчество. Некоторые неологизмы заимствуются у В. Хлебникова, а отдельные - образуются по аналогичным механизмам. Так, в стихотворение «Дома» (с. 81) введено знаменитое «лебедиво» из велимировского «Кузнечика». «Заумь», ассоциирующаяся с В. Хлебниковым, входит в заглавный стих текста: «Зелень появляется, заумь пропивается…» (с. 365). Губановский неологизм «изумизм» (неприжившееся название СМОГа) создан на основе «изума» из «Зангези».

К хлебниковскому творчеству восходит словесная игра Л. Губанова. Поэт выстраивает внутри текста образы, содержащие слова, различающиеся одной буквой, чаще всего замена происходит в корнях. В результате осуществляется фонетическое (и графическое) скрепление образов с разной семантикой. С помощью этого способа расширяются возможности «сочетания малосочетаемого», отсюда усиление эффекта контраста:

Мой голод - шоколадных плиток,

мой город - «шоколадных пыток»!

Мой колос сей без разрешенья,

мой голос - кораблекрушенье!

(«Что ли синее письмо», с. 302)

В данной строфе сочетаются «игровые» пары из велимировских стихотворений «Волга! Волга!..» и «Смеянство древних зорь».

Согласно «внутреннему склонению слов» В. Хлебникова, замена гласного в корне влечет рассчитанное изменение смыслового направления. Отголоски этой теории встречаются в губановских стихотворениях «Моя гроза от слова роза…» и «Взрослеют мысли тростника…».

Важным пунктом сопоставления поэтики двух авторов является детскость в их произведениях. Л. Губанов активно вводит в свои тексты образы из детского фольклора: «Вот и все дела, мама-вишенка!» («Стихотворение о брошенной поэме», с. 88), использует слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами: «откуда ты, о чем ты, камешек…» («Стихотворение с таблицей умножения», с. 23). Основной конфликт многих стихотворений Л. Губанова - в противостоянии талантливого мальчика грубому взрослому миру. Специфичная черта его поэзии в том, что он надолго оставил лирического героя в возрасте «себя-дебютанта». Это объясняет непосредственность стихотворений, их подкупающую искренность.

Имеют место межтекстовые связи с программными документами СМОГа. Манифест объединения был скомпилирован из имажинистского и футуристического. Отрицание авторитетных советских литераторов связано со сбрасыванием классиков «с парохода современности». Акцентирование смогистами возраста своего поколения соотносимо с призывами из «Трубы марсиан» В. Хлебникова. В качестве лозунга на демонстрации «в защиту левого искусства» (организованной Л. Губановым) был взят велимировский стих: «РУСЬ, ТЫ ВСЯ ПОЦЕЛУЙ НА МОРОЗЕ!».

В нескольких текстах Л. Губанов создает фрагментарные образы В. Хлебникова. При этом поэт (и поэзия) отождествляются с хлебом (колосками). Традиционная метафора в данном контексте обыгрывается ономастически. Сопоставимы также оценки творчества двух авторов (полупризнанных в первой и второй половине ХХ века).

В четвертом параграфе предметом исследования стали традиции В. Маяковского и С. Есенина в поэзии Л. Губанова. Взаимоисключающее, на первый взгляд, влияние двух лириков проявилось в сращении лирического героя с биографическим автором. Образ хулигана (у дореволюционного В. Маяковского и у С. Есенина 1920-х годов) - один из важнейших в губановской лирике. Стремление в жизни соответствовать этому образу определяло «богемное» поведение автора.

Общей является и «лирическая экспрессия». Стилистически она выражается у Л. Губанова в имажинистских амплификациях, предельном насыщении текстов образами, сюжетно - на уровне футуристического конфликта «я - вы». В лирике поэта прослеживается наложение стилей: урбанистического - В. Маяковского и «деревенского» - С. Есенина. Преимущественно «городской» (по тематике) Л. Губанов использует фольклорные средства для создания атмосферы старины в исторических произведениях. Как правило, он стилизует свой поэтический язык под народный. В органичном смешивании народной и современной (литературной и разговорной) речи состоит уникальность губановской лексики. Это тоже объясняет специфичность образности поэта. В ряде произведений разрабатываются есенинские мотивы: побеждающей природу цивилизации и разрыва связи с селом.

Гипертекстуальные отношения проявляются преимущественно в форме перифразов на отдельные строки классиков. Иногда один перифраз относится к нескольким текстам разных авторов:

Если б не был я поэтом,

То бандитом был бы лютым.

(«Шуточное», с. 294)

Тематически перифраз тяготеет к отрывку из есенинского «Все живое особой метой…», а стихотворный размер отсылает к «Письму товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» В. Маяковского.

Примеры интертекстуальности-«соприсутствия» встречаются в форме многочисленных аллюзий и трансформированных классических образов. Также используется Л. Губановым цитата. В чистом виде у поэта она встречается достаточно редко. Гораздо чаще, в силу своей неточности, цитата переходит в реминисценцию либо сводится до минимального словосочетания. Распространены цитаты из классиков в эпистолярном наследии Л. Губанова.

Паратекстуальные связи с творчеством поэтов серебряного века присутствуют в качестве эпиграфов (немногочисленных). Иногда Л. Губанов создает произведения на классические темы, при выборе названия могут использоваться заголовки предшественников. Например, в лирической поэме Л. Губанова «Пугачев» название и эпиграф взяты из есенинского предтекста. К этому же интертекстуальному типу относятся различного рода посвящения великим поэтам.

Биографические цитации чаще всего связаны с трагической кончиной известных поэтов. Иногда аллюзии на смерти С. Есенина и В. Маяковского присутствуют внутри одного текста («Взрослеют мысли тростника…», «Убийцам Маяковского»). Внимание к гибели почитаемых поэтов нашло отражение в биографии автора-последователя. Демонстрация «в защиту левого искусства» была приурочена Л. Губановым ко дню самоубийства В. Маяковского. Двумя месяцами ранее Л. Губанов на литературном вечере читал стихи с петлей на шее (возможная аллюзия на смерть С. Есенина).

На грани биографической цитации - несколько предсказаний Л. Губановым своей смерти (как ранее у С. Есенина и у В. Маяковского):

Последний галстук растаял на шее Есенина,

И апрель погиб в глазах Маяковского…

Я лежу ногами вперед в сентябрь…

(«Гравюра» с. 163, 164)

Вторая глава «Архитекстуальные связи в творчестве Леонида Губанова» ориентирована на модель формальной седиментации (сохранения в новых жанровых образованиях остатков старых жанровых форм). Согласно этой исследовательской методике, при жанровой идентификации учитываются, помимо «пережитков» старых форм, их утраченные признаки. Кроме архитекстуальных контактов с произведениями конкретных авторов, анализируется соответствие губановских текстов требованиям жанровых канонов.

Первый параграф посвящен тематическим группам губановской поэзии. В творческом наследии исследуемого автора преобладают лирика и лиро-эпика. Жанры, традиционно выделяемые в литературоведении, составляют небольшую долю в поэзии Л. Губанова, за исключением элегий и лирических поэм. Поэтому при анализе губановской поэзии уместно использовать принцип тематического деления. В соответствии с ним в губановском творчестве выделяются три тематические группы: медитативная, гражданская и любовная лирика.

Главные направления развития русского литературного андеграунда, к которому принадлежал Л. Губанов, были связаны с основными цензурными запретами: «формалистической» эстетикой, эротикой (порнографией), социально-политической критикой режима, религиозной пропагандой. При создании своих произведений Л. Губанов ориентировался на эстетику неофициального искусства.

«Формалистически» творческий поиск у Губанова выразился в «потоке поэтического бессознания». В любовной лирике поэта разрабатываются эротические мотивы. Гражданские произведения свидетельствуют о критическом отношении автора к советской системе. Религиозное мировоззрение утверждается Л. Губановым в медитативной лирике.

Придерживаясь традиций дореволюционной поэзии, в частности Н. Гумилева, слово «Бог» Л. Губанов вводит исключительно с заглавной буквы. В его медитативной лирике имеют место «декадентские» размышления о природе творчества. В губановских текстах достаточно распространена оппозиция «Бог (Христос) - Сатана (Антихрист)». Но в большинстве случаев, выбор делается в пользу светлого начала:

Как красиво пишутся три шестерки,

Только красивее - Христос Воскрес.

(«Размышление о шрамах», с. 364)

Лирический герой Л. Губанова всегда сконцентрирован. Многочисленные «я» - свидетельство самоанализа. Сознание, направленное внутрь, выражено в постоянной самоперсонификации, идущей от «Я - Гойя» А. Вознесенского. Часто она направлена на объекты православного мира: «Я - Пятое Евангелье, / но вы меня не купите!..» («Я падаю, я падаю…», с. 437), «Неужели я - икона / Я икона на снегу…» («Неужели я в помятом…», с. 423). Так осуществляется важная для автора связь с национальной культурой.

Стихов политических, как их понимали в ХIХ веке К. Рылеев, а в ХХ - В. Маяковский, у Л. Губанова нет. В его творчестве отсутствуют жанры политической эпиграммы, оды, памфлета, нет агиток в стиле РОСТа. Поэтому правильнее говорить именно о гражданской лирике автора. Л. Губанов посвятил ряд текстов друзьям, деятелям правозащитного движения: Юрию Галанскому (печатавшему смогистов в своем самиздатском «Фениксе»), Вадиму Делоне (вышедшему на Красную площадь в знак протеста против ввода советских танков в Чехословакию), Веронике Лашковой, Владимиру Буковскому, Илье Габаю, Петру Ионовичу Якиру.

В гражданских стихотворениях часто возникают апокалипсические мотивы. Образы растерзанной плоти: «И вашим мясом, вашим мясом / Откормят трехголовых псов» («Что ангел мой родной мне пишет?..», с. 456), «…и дети сатаны вовсю ликуют. / За выбитые зубы просят хлеб…» («Акварель сердцам невинным», с. 347) - вызывают ассоциации с «кровавой» образностью раннего В. Маяковского.

В гражданской лирике Л. Губанова ключевым является образ родины. Это может быть жена, верная и страдающая, - образ, перекликающийся с аналогичными из патриотической лирики А. Блока. В другой ситуации фигурирует «родина-гадина» - ориентация на диссидентскую поэзию Ю. Галанскова, А. Прохожего.

В любовной лирике Л. Губанова присутствуют эротические мотивы. Поэт никогда не переступал грани между эротикой и порнографией. Встречающиеся в стихах Л. Губанова эротические моменты можно разделить на две группы. Первые - подчеркнуто грубые, часто в стиле народного творчества (частушечные и простоязычные). Ко второй группе относятся преимущественно стихи позднего этапа. В основном это целомудренная лирика в стиле образцов ХIХ века:

И когда ты раздета

С моей легкой руки,

Я как поле, что ветром

Гнет к губам васильки.

(«Иглы дождь зашивают…», с. 547)

Обращает на себя внимание множественность женских лиц в губановской лирике. Здесь и «крестьянка молодая», и проститутки, и «девочка воздушная», и «ангел вечно крылатый», и звезда... Достаточно редко в любовной лирике упоминаются женские имена. Наоборот, поэт стремится к бесстрастному обобщению: «волшебные ряды из вер и танек, / галин, марин, регин, наташ и сонек?!» («Автографы мои по вытрезвителям…», с. 417). В поздней лирике Л. Губанова окончательно формируется образ Музы. Несколько идеализированный, он постепенно вытесняет остальные женские образы.

Во втором параграфе рассматриваются губановские произведения, ориентированные на конкретные жанровые модели. Среди них подражания, молитвы, загадки, элегии, песенки, письма и баллада. Работая с традиционными жанрами, поэт не всегда соблюдал даже «мягкие» требования. Причина такого пренебрежения литературными нормами состоит в природе «потока поэтического сознания» - его стремлении по-новому максимально полно выразить переживания. В некоторых случаях при создании произведений Л. Губанов отталкивается от сложившейся традиции, что также важно при архитекстуальном анализе.

Подражания Л. Губанова вполне соответствуют жанровой специфике. Навеянные творчеством разных авторов, они обычно создаются с использованием приема стилизации (хотя в «Подражании Игорю Северянину» угадываются также черты пародии). Так, в подражании Н. Гумилеву обыгрываются характерные образы и мотивы, Р. Киплингу - маршевая ритмика, Э. По - воссоздаются ситуация и строфическая организация «Ворона». Не всегда обозначаемые автором подражания легко выделяются при анализе.

В молитвах Л. Губанова как основной признак, воспринятый от религиозных предтекстов, выступает обращение к Богу (Богородице) с просьбой. Просьбы и призывы этих стихотворений имеют проблематику, неизменно связанную с творчеством. Данная специфика объясняется представлением автора о поэзии как «диктовке Бога». «Демократичность» обращения свидетельствует об ориентации на авторскую молитву ХХ века, в частности М. Цветаевой. Замена «Творца» на символический небесный объект в стихотворении «Молитва» 1965 года восходит к одноименному тексту Н. Гумилева.

Загадки Л. Губанова написаны в форме больших лирических стихотворений, содержащих описание с многочисленными признаками закодированного объекта. Их происхождение связано не с фольклорными образцами, а с литературными (традиция «Двух загадок» В. Жуковского - переводных из Ф. Шиллера).

Одна из наиболее часто используемых Л. Губановым жанровых форм - элегия. При этом поэт никогда не приводит в названиях обозначение данного жанра. Губановские элегии тяготеют к двум тематическим полюсам. Обычно это стихотворения о быстротечности времени, предчувствии скорой смерти или о несостоявшейся любви. Иногда к названным темам примыкает мотив обделенности славой. Глубина печали в элегиях поэта часто сочетается с лирической легкостью, способствующей катарсическому раскрепощению. Таким образом, губановские тексты представляют собой типичные элегии образца ХIХ-ХХ веков.

Не обозначена автором в заголовке стихотворения, но выделяется по совокупности признаков баллада. В «Войне, охоте и любви» фиксируются четкая строфичность, традиционный балладный сюжет (таинственный и трагический), многочисленные повторы, отмечается концентрическое действие. Текст создан по типу английских баллад. В нем также имеют место отсылки к жестокому романсу.

В песенках и стихотворных письмах Л. Губанова прослеживается уклонение от сложившихся жанровых норм. Песенки поэта могут иметь усложненную организацию, в них нет характерных припевов. Жанровое обозначение, предполагающее веселое настроение, противоречит минорному содержанию. В данном случае имеет место отталкивание от современных лирику образцов авторской песенки (В. Высоцкого). В стихотворных письмах Л. Губанов уходит от традиций, разработанных В. Маяковским и С. Есениным. «Эпистолярное начало» у него практически полностью замещается художественным. Обязательный для писем «поставленный вопрос» сводится к поэтическим размышлениям автора. В подобных случаях жанровое обозначение является лишь поводом к очередной медитации поэта.

Близок к письму авторский жанр «телеграммы». «Телеграммы» Губанова обязательно имеют адресатов (иногда фиктивных). В отличие от поэтических писем, они меньше по объему. Ассоциативную близость рождает пренебрежение поэта пунктуационными знаками либо их минимальное использование.

В третьем параграфе анализируется авторский жанр «поэтического портрета». Под впечатлением от судеб великих подвижников искусства в семнадцатилетнем возрасте поэт начал создавать стихотворения, которые можно отнести к персонажной лирике. В этих поэтических произведениях (обычно описательного характера) воспроизводятся случаи из жизни знаменитых авторов. Их отличительной чертой является биографичность и персонажность. Чаще всего герой рассматриваемых произведений указан в названии или в посвящении. Иногда обозначенные тексты написаны в форме монолога персонажа.

Создавая образы великих людей, Л. Губанов, по сути, обращается к жанру литературного портрета. Но в литературоведении данный жанр традиционно связывают с биографической (мемуарной) прозой. Ввиду этого заявленные произведения предлагается называть «поэтическими портретами». Сам автор иногда называл их «профилями».

«Поэтические портреты» Л. Губанова («Ван Гог», «Саврасов», «М. Ю. Лермонтову» и др.) имеют скорее литературно-эстетичекое значение, нежели историко-литературное. Как портретист поэт видит свою задачу, в первую очередь, в раскрытии духовного мира героев. Утверждение этических и эстетических идеалов автора определило и выбор изображаемых лиц. В основном это одержимые идеей художники, поэты, писатели, исторические деятели, погибшие, но не изменившие своему призванию. Поэтому (и в силу небольшого объема произведений) Губанов старается передать образ персонажей не через быт (этот подход распространен в биографической прозе начиная со второй половины XIX века), а через творческую деятельность великих людей.

В «поэтических портретах» обычно не выводится окружение персонажа, почти обязательное для биографической прозы. Это связано с тем, что Л. Губанов стремится подать своих героев не на фоне эпохи, а вне времени. Не имеет большого значения и внешность персонажей. В отличие от литературных портретов, в «поэтических» почти не встречается диалог. Монологичность позволяет сконцентрировать внимание на персонаже. При этом большое значение Л. Губанов придает афористичным высказываниям своих героев (иногда прямым и скрытым цитатам).

Предельно важна для Л. Губанова сюжетная ситуация в «поэтических портретах». В них легенды выступают на равных правах с фактами. Ситуации иногда моделируются из «сомнительных» случаев. Например, Л. Губанов акцентирует внимание читателей в своих биографических справках на погребение «заживо» Гоголя, расстрел Мандельштама. Использование легенды (анекдота) позволяет на малом пространстве рельефнее показать персонаж. Особенно много поэтических портретов вошло в книгу «Профили на серебре».

Предтекстами «галереи» «поэтических портретов» являются «Думы» К. Рылеева и «Медальоны» И. Северянина. Подобно поэту XIX века, Л. Губанов предваряет некоторые стихотворения прозаическими справками о персонажах (в отличие от К. Рылеева, он выносит их в начало книги, а не к каждому произведению). Как и К. Рылеев, Л. Губанов обращается к личностям, близким по духу, системе ценностей. Поэтому среди его героев преобладают поэты, а у предшественника - исторические личности-патриоты.

Близки «поэтические портреты» к «Думам» (философско-социальным поэмам и стихотворениям) свободой жанровой формы - в отличие от строго строфических «Медальонов» (сонетов). При этом в губановских текстах сюжет менее выдержан, в отличие от «Дум», с их обязательной событийной связанностью и большим объемом.

С «Медальонами» губановские тексты схожи принципом написания: апелляцией к биографиям и, особенно, к произведениям, обыгрыванием названий, прямым и скрытым цитированием, указанием на основные идеи. И. Северянин создавал исключительно образы людей искусства: поэтов, писателей, композиторов. При их оценке сказались личные отношения со многими из них (не всегда гладкие). В случае Л. Губанова мемуарно-автобиографическое начало исключено по причине принадлежности автора и героев к разным эпохам.

Другая особенность «поэтических портретов» - тяготение к циклизации. Обычно Л. Губанов многократно (и в разное время) обращался к любимым персонажам. В результате можно выделить циклы: «пушкинский», «цветаевский», «есенинский» и т. д.

Важно, что поэт не идеализирует своих персонажей. Напротив, в исторических справках отмечены легенда о «трех злостных убийствах» Ф. Вийона и «услужение правительству» В. Маяковского. Вместе с тем Л. Губанов дает свое понимание великих людей. Его художественная интерпретация их жизни и творчества через призму собственного «я» приводит к своеобразному сращению автора и героя.

Раскрытие одной проблемы на примере разных героев порождает определенное обобщение, отражающее творческую программу Л. Губанова. Однако при схожем содержании «поэтических портретов» автор старался использовать различные композиционные формы.

Лирические поэмы Л. Губанова исследуются в четвертом параграфе. К данному жанру относятся четырнадцать произведений из книги «Колокола». Основной массив этих текстов создан поэтом до восемнадцати лет. На уровне формы и содержания они тяготеют к жанровым моделям первой половины ХХ века.

Как правило, поэмы Л. Губанова небольшие по объему. «Мой сад», например, состоит всего из сорока четырех стихов, при этом у поэта есть стихотворения с количеством строк, большим в два раза. Сюжет в лирических поэмах Л. Губанова развит слабо. В нем преобладают не события, но впечатления, эмоции. Действие подменяется автором на выражение состояния души. Образы, созданные в поэмах, чаще всего иносказательны или даже символичны.

Основной формой речи в лирических поэмах Л. Губанова является монолог. В ряде произведений он доминирует, в других поэмах - остается вставной формой, но на фоне его объема остальная часть текста кажется обрамлением.

Еще одна идентифицирующая черта губановских поэм - эмоционально-экспрессивная речь: выразительная маргинальность лексики («бабы», «проститутки», «таль и опаль» - из «Полины»); эффектное использование «антипоэтических» образов («Холст как молоко закиснет…», - из «Новгородской фрески», с. 673), «модернистски» экспрессивные образы, поражающие своей смелостью, неожиданностью, сочетанием несочетаемого ранее:

Белым пламенем взвилась церковь белая,

словно планер с золотым крестом - пропеллером...

(«Собор», с. 661)

Благодаря этой образности тексты Л. Губанова узнаваемы, отличаемы от произведений других авторов. Речевые особенности и доминирование монолога сближают губановские тексты с лирическими поэмами В. Маяковского.

Особую выразительность создают междометия, подчеркнуто просторечные («Ах, затейная! Эх, чудная! Ох, важная» - «Собор», с. 660), и слова-образы, характерные для детского лексикона («- Смотрите, в прудике-то денежка!» - «Вдвоем», с. 670). Подобная «уменьшительность» подкупает, ребяческая доверчивость заставляет воспринимать многие «по-взрослому заурядные» ситуации трагически.

Лирические поэмы Л. Губанова отмечены свободной трактовкой исторических личностей и событий. Особенно заметно это в поэмах «Иван Грозный», «Петр Первый», и «Пугачев». Их главные герои схожи между собой и очень отдаленно напоминают знаменитых «прототипов». При этом они не мифологизированы, как есенинский Пугачев.

Великие деятели прошлого наделены чертами самого автора. Исповедальный тон и характерный для губановской поэзии возрастной конфликт отодвигают историческую достоверность на второй план. Автор, не заботясь о сюжетной линии, стремится к выражению своего «я». Ощущая символичность создаваемых образов, Губанов «дополняет» содержание поэм «с обязывающими личными названиями» различными историческими деталями. В пространство произведений вводятся соратники и современники центральных персонажей. Вольное обращение с историческим материалом, мотивы строительства храма и возвращения отверженного мастера свидетельствуют о влиянии поэм Д. Кедрина на некоторые губановские тексты («Собор», «Новгородская фреска»).

В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, предлагаются перспективные направления дальнейшего изучения проблемы, формулируются основные выводы.

В приложение включены не публиковавшееся ранее стихотворение Л. Губанова «Обыкновенная вертикаль» и письмо поэта Дине Мухиной от 5-6 марта 1977 года (воспроизведено факсимиле).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

1. Журбин А. А. Андеграунд в творчестве Леонида Губанова / А. А. Журбин // Гуманитарные исследования. - 2004. - № 4 (12). - С. 53-58 (0,3 п.л.).

2. Журбин А. А. Коротко о Губанове в связи с Хлебниковскими чтениями / А. А. Журбин // Творчество В. Хлебникова и русская литература : материалы IX Международных Хлебниковских чтений. 8-9 сентября 2005 г. - Астрахань : Издательский дом «Астраханский университет», 2005. - С. 158-159 (0,1 п.л.).

3. Журбин А. А. Автор и его герой в стихотворении Л. Губанова «Ван Гог» / А. А. Журбин // Анализ лирического стихотворения : сборник статей. - Астрахань : Издательский дом «Астраханский университет», 2005. - С. 93-99 (0,3 п.л.).

4. Журбин А. А. Творчество Леонида Губанова в религиозном контексте / А. А. Журбин // Художественная литература и религиозные формы сознания : Материалы Международной научной Интернет-конференции, г. Астрахань, 20-30 апреля 2006 г. - Астрахань : Издательский дом «Астраханский университет», 2006. - С. 175-183 (0,4 п.л.).

5. Журбин А. А. Мотив «Exegi monumentum» в творчестве Леонида Губанова / А. А. Журбин // Русская литература в России ХХ века: материалы Международной конференции. - М. : Водолей Рublishers, 2006. - Вып. 3, ч. 2. - С. 179-182 (0,2 п.л.).

6. Журбин А. А. Пушкинские традиции в творчестве Леонида Губанова /А. А. Журбин // Вестник Астраханского государственного технического университета. - 2006. - № 5 (34). - С. 137-143 (0,5 п.л.).

7. Журбин А. А. Рембо-Губанов: сравнительная характеристика художественного метода /А. А. Журбин / Южно-Российский вестник геологии, географии и глобальной энергии. - 2006. - № 6 (19). - С. 174-179 (0,4 п.л.).

Размещено на Allbest.ru