Социально-историческое значение и роль в мировой литературе произведения Т. Манна "Будденброки"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат: Социально-историческое значение и роль в мировой литературе произведения Т. Манна «Будденброки»

Содержание

Глава I. Автобиографичность романа «Будденброки» Томаса Манна

1.1 История создания романа «Будденброки» Томаса Манна

1.2 Вертикальный контекст при восприятии романа

1.3 Роль немецких философов

Выводы по главе I

Глава II. Социальная значимость романа «Будденброки» Томаса Манна

2.1 Социально-историческая значимость романа и его место в мировой литературе

Выводы по главе II

Глава I. Автобиографичность романа «Будденброки» Томаса Манна

Томас Манн крупнейший немецкий писатель XX века, родился 6 июня 1875 года в семье богатого негоцианта и сенатора «вольного города» Любека. Начало литературной деятельности писателя совпало с последним пятилетием XIX века, с пресловутым «fin de siecle» («концом века» в значении чуть ли не исторического светопреставления). То было время, когда капитализм уже вступил в империалистическую фазу своего развития, а это привело к крайнему обострению всех общественных противоречий и к глубокому кризису буржуазной культуры.

Известность Манну принес его первый роман «Будденброки». Роман был опубликован 26 февраля 1901года в количестве 1000 экземпляров. Стоил он недешево и расходился туго. Однако уже следующее издание (1903) принесло автору успех. В 1918 было выпущено 100-тысячное издание, разлетевшееся в магазинах мигом - цена при этом была вполне приемлемой для читателя из среднего класса. В 1929 г писатель получил Нобелевскую премию именно за "Будденброков", и издание 1930 стало первым в Германии, достигшим планку 1 000 000 экземпляров. Любопытно, что большинство членов Нобелевского комитета считало подлинным шедевром другой роман писателя "Волшебную гору", но роман был слишком злободневен и присуждение за него Нобелевской премии было бы по обстановке тех лет крайне неполиткорректно, поэтому "Будденброков" использовали как благопристойный повод. Роман почти сразу встал в ряды классики и не выходит из них вплоть до сегодняшнего дня, хотя черные дни и он переживал. Роман был запрещен в фашисткой Германии, признавался устаревшим поколением "нового романа" (1960-1970). В 2002 вышло 2-х томное издание романа, причем 2-й том составили сплошь комментарии: нечто вроде похоронной процессии - роман стал памятником самому себе. В 2005 году впервые роман «Будденброки» был инсценирован режиссером Д. фон Дюффелем. Режиссер выбрал из романа выигрышные драматические сцены и на них построил спектакль. Спектакль пользуется успехом. После дюссельдорфской премьеры, его поставили и продолжают ставить многие театры Германии, включая Любекский, где постановки время от времени идут в Доме Будденброков - музее, воссоздающем обстановку жизни немецкой бюргерской семьи, как она описана. Таким образом интерес к роману был подогрет и для большинства читателей «Будденброки» были и, не без оснований, остаются сагой о четырех поколениях одной семьи (приблизительно между 1835 и 1880 гг.), в которой описания быта, нравов перемежаются с различными сценами, как отчасти комичными, так и трагическими.

Именно по таким образом немцев зарубежная аудитория долгое время будет составлять свое представление о Германии, немецком…

1.1 История создания романа «Будденброки» Томаса Манна

Когда Томас Манн в двадцать лет впервые отправился в Италию, эта «классическая страна искусства» была для молодого писателя прежде всего местом уединения, где, отключившись от семьи, друзей и привычного немецкого быта, он мог разобраться в своих задатках и взглянуть на свое происхождение, на среду, которая родила его и сформировала, как бы из-за барьера. Именно в Италии были начаты «Будденброки», история гибели одного семейства, история собственной семьи автора, его собственная история, которую поистине можно назвать разговором «один на один со своей жизнью, своей судьбой». Именно там состоялся решающий разговор с самим собой, здесь определились вкусы и интересы, здесь Томас Манн впервые осознал их связь со своим происхождением и со своей родиной. «Лишь в процессе писания, - говорил он через тридцать лет, - я познал себя самого, то, чего я хочу и чего не хочу, я понял, что мне не нужно эффективное южное краснобайство, а нужен север, этика, музыка, юмор; мне стало ясно, как я сам отношусь к жизни и смерти. И еще я понял, что человек может познать самого себя только в действии».

Тома Манн писал по возможности ежедневно, непременно в утренние часы, отдавая сбору и обдумыванию материала вторую половину дня. В Италии он много читал, главным образом русских и скандинавских писателей. Романы норвежского писателя городка Александра Хьеллана и датского - Германа Банга привлекли Томаса Манна прежде всего сходством атмосферы скандинавских приморских городов с атмосферой родного Любека. «Материал для романа, - писал Томас Манн через тридцать с лишним лет после начала работы над «Будденброками», - сам шел ко мне, очень молодому человеку, просто потому, что он был целиком моей собственностью, моим происхождением, миром моих социальных истоков. Внутреннее художественное завоевание материала и овладение им совершалось с помощью любимых образцов с Севера, Востока и Запада». Исключительно велика была роль русской литературы: прежде всего Льва Толстого и Тургенева.

Психологическая точность и глубина Л.Н. Толстого и необычайная правдивость его языка несомненно оказали свое влияние на молодого Томаса Манна, хотя конкретные формы манновского психологизма и те языковые средства, которые он использует для создания у читателя ощущения полной истинности повествования, весьма отличны от художественных форм и средств Л.Н. Толстого. Русский роман многому научил Томаса Манна и в плане постановки его основной проблемы - постепенного разрушения, размывания старого уклада жизни и смены его новым. Здесь, наряду с Толстым и И.С. Тургеневым, велико было влияние «Обломова» И.А. Гончарова.

Но самым важным, кажется, для Томаса Манна в русской литературе и особенно в Толстом была, однако, содержащаяся в них огромная нравственная сила и опыт соединения предельной конкрктности в изображении реальной, исторически определенной действительности с углубленным и также предельно конкретным изображением внутренней жизни героев. О таком общем моральном воздействии на Томаса Манна русской литературы свидетельствует впоследствии сказанная писателем фраза о том, что при работе над «Бедденброками» ему приходилось «подкреплять свои неустойчивые силы» чтением - и именно чтением русских писателей.

Толчком к написанию стало знакомство с романом братьев Гонкур «Ренэ Моперен». Томас Манн был восхищен изяществом и структурной четкостью этого произведения, совсем небольшого по объему, но насыщенного значительным психологическим содержанием.

Все лето 1897 года прошло в подготовке к большому эпическому труду. На столе, за которым ежедневно проводил утренние часы Томас Манн, появился сложенный вдвое крупноформатный лист бумаги с подчеркнутой надписью «К роману» на лицевой стороне. Обе страницы разворота заполняло генеалогическое древо некой семьи Буттенброков (так она именовалась покамест). На четвертой странице следовали перечни, озаглавленные «Второе поколение. Друзья, знакомые etc.» и «Третье поколение. Друзья, знакомые сенатора».потом в листок заносились исправления, менялись имена и даты, иные зачеркивались окончательно, иные потом восстанавливались корректорскими знаками. Этот листок содержал общий обзор персонажей будущей книги, ее канву и появился, несомненно, на очень ранней стадии предварительной работы, когда ни заглавие романа, ни его хронология, ни имена героев еще не определились. Также благодаря постоянному контакту живших бок об бок братьев участие Генриха в «Будденброках» не свелось к разговорам о сотрудничестве. Впоследствии, когда Генрих писал «Верноподданного», Томас «подбросил» ему материал, вспомнив и изложив в письме некоторые подробности своего пребывания на военной службе. Это было в некотором роде возвращением долга, ибо немалым количеством конкретных деталей «Будденброки» обязаны щедрой памяти старшего брата их автора. Точную оценку своего вклада в произведение, костяком которого послужила как-никак подлинная, хорошо знакомая ему история его семьи, дал сам Генрих Манн: «Если ч вправе приписать себе эту честь, то и я принял участие в знаменитой книге; просто как сын того же дома я мог внести свою долю в данный материал… Молодой автор вслушивался в тишину: знать подробности быта нужно было непременно. Каждая просилась на сцену. Главное же, их аранжировка, направление, в котором двигалась вся совокупность персонажей, сама идея - это принадлежало автору одному».

«Будденброки» написаны в манере широкого, неторопливого повествования, с упоминанием множества деталей, с развернутым изображением отдельных эпизодов, со множеством диалогов и внутренних монологов. Развивается повествование в романе свободно, на первый взгляд даже прихотливо. Оно не связано какими-нибудь внешними формальными ограничениями. Роман делится на одиннадцать книг, они в свою очередь делятся на главы (всего в романе 97 глав), но отдельные главы и даже книги строго не отгорожены друг от друга; порой глава самым непосредственным образом продолжает предшествующую, так что граница между главами оказывается в высшей степени условной ( можно сравнить главы 2-3 первой книги, 6-7 второй книги). Небольшой размер отдельных глав восходит к соответствующему построению гонкуровских романов, но у Томаса Манна отсутствует смысловая законченность глав, свойственная Гонкурам.

Все это не означает, однако, полной бесформенности романа. Он организован, и организован очень прочно и тщательно, но организован как бы внутри себя, не внешними средствами. Его широкое течение, внешне ничем не сдерживаемое, напоминает течение жизни, и это, несомненно, и было одним из важнейших моментов художественного замысла Томаса Манна. Но внутри этого течения явственно вырисовываются отдельные периоды и этапы в развитии изображаемой действительности (они в основном совпадают все же с границами частей) и осуществляется сложная смена и повторяемость эпизодов, связанных с различными персонажами, что обеспечивает и известную многогранность, и единство повествования.

1.2 Вертикальный контекст при восприятии романа « Будденброки» Томаса Манна

Читатель в какой-то степени наслышанный о Томасе Манне, ощущает, что роман неприкрыто автобиографичен.

Кроме собственных воспоминаний об отце, о доме бабушки, о гимназии, о сотнях подробностей любекской жизни, воспоминаний, постоянно освежавшихся и дополнявшихся беседами с братом Генрихом, важным источником фактического материала были для Томаса Манна письма родственников, полученные им в Италии в ответ на соответствующие вопросы. Сестра Юлия - ей в 1897 году исполнилось двадцать лет - прислала брату жизнеописание их тетки Элизабет Хааг-Манн, которая послужила прототипом Тони Будденброк. Над этим жизнеописанием Юлия трудилась неделю, и оно заняло 28 страниц. В приложенном к нему письму Юлия просила брата «обходиться со всеми сведениями очень, очень осторожно», так как «многие из упомянутых лиц еще живы». Несколько писем с разнообразной любекской информацией прислал двоюродный брат отца писателя, консул Вильгельм Марти, который по-прежнему жил в родном городе и занимался коммерцией. Откликнулась на просьбу сына прислать ему рецепт плеттенпуддинга и сенаторша Манн. Правда, вместо этого рецепта она, справившись с наследственной поваренной книгой, отправила ему рецепт приготовления карпов. Поэтому о плеттенпуддинге в романе сказано только, что это «мудреное многослойное иделие из макарон, малины, бисквитного теста и заварного крема», тогда как способ тушения карпов в красном вине составил тему выразительной реплики одной из второстепенных фигур - мадам Крегер: «Когда рыба разрезана на куски, моя милая, пресыпьте ее луком, гвоздикой, сухарями и сложите в кастрюльку, тогда уже добавьте ложку масла, щепоточку сахару и ставьте на огонь…».

С особым усердием собирал Тома Манн всякие обороты речи, которые могли пригодиться в романе. Он записывал претенциозные французские словечки патрицианского лексикона (affront, a la mode cavalier, surprise, mon vieux), выражения, характеризующие среду и героев («Он даже не купец»; «Дамы называют своих супругов «Мой дорогой Жан»; «Я женился на тебе только ради денег»), целые фразы на нижненемецком диалекте, употребительном у любекского простонародья. Позднее, продолжая работу над «Будденброками» в Мюнхене, он выпытал у своего младшего брата Виктора, которуму тогда было восемь, несколько специфически мюнхенских бранных слов, чтобы вложить их в уста второго мужа Тони, господина Перманедера ( «Фу-ты, окаянство какое!», «У-ух, черт!»).

Уже на подготовительном этапе работы автор дополняет собственный, собранный таким образом материал материалом, так сказать, из вторых рук, литературным. Он записывает: «Темы для беседы: петербургское наводнение 1824 года. Штормы по всему побережью. Наполеон и герцог Энгиенский». Обе темы взяты из известной книги Иоганна Петера Эккермана «Разговоры с Гете». В первой части «Будденброков», в сцене, относящейся к 1835 году, пожилые любекские патриции, беседуя на званом обеде, тоже, как Гете и Эккерман, вспоминают о петербургском наводнении и о расстрелянном герцоге. И связь с литературным источником проглядывает в пародировании гетовской сдержанно-неодобрительной оценки герцога Энгиенского: Томас Манн заставляет одного из эпизодичесикх лиц, пастора Вундерлиха, высказываться о нем тоже осуждающе, но вольнее, чем Гете, с категоричностью доморощенного политика: «Не исключено, что этот герцог был и в самом деле мятежным вертопрахом».

Появляется в записной книжке и такая заметка: «Банкротство Грюнлиха. См. «Пучина». «Пучина» - это повесть норвежского писателя Юнаса Ли. Она рассказывает об одном банкротством, которое привело к гибели богатую и уважаемую семью и перевернуло всю жизнь одного норвежского городка.

К автобиографическому материалу принадлежат также описания пейзажей и интерьеров, среди которых протекала жизнь автора, психологическое сходство между ним и кое-кем из его героев. Здесь нужно упомянуть прежде всего гостиную, которую называли «ландшафтной»: «На добротных упругих шпалерах, отделенных от стен небольшим полым пространством, были вытканы разновидные ландшафты таких же блеклых тонов, как и чуть стершийся ковер на полу, - идиллии во вкусе XVIII столетия, с веселыми виноградарями, рачительным хлебопашцами, пастушками в кокетливых бантах, сидящими на берегу прозрачного ручья с чистенькими овечками на коленях или целующими с томными пастушками… Все это, за редким исключением, было изображено на фоне желтоватого заката, весьма подходившего к желтому штофу лакированной белой мебели и к желтым шелковым гардинам на окнах». Символом домашнего очага семьи Маннов, так же как семьи Будденброков было чучело сибирского медведя, огромными лапами державшего шкатулку для визитных карточек. В романе можно прочитать следующее описание этого символа: «Они привезли Будденброкам великолепный подарок: чучело медведя на задних лапах, с разинутой пастью,- родственник Тибуртиуса пристрелил его где-то в глубине России. Теперь медведь стоит на лестничной площадке и держит в лапах поднос для визитных карточек».

Кроме того в доме Томаса Манна имелся полный набор принадлежностей для кукольного театра. Мальчик рисовал, вырезал и прикреплял к деревянным подставочкам «актеров», изображал дирижера и зрителей, подражал музыкальным инструментам, увлекаясь этой игрой в театр настолько, что часы, когда он ей отдавался, казались ему лучшими в жизни. Кукольный театр сыграет заметную роль в короткой жизни героя «Будденброков» - мальчика Ганно.

Автор «Будденброков» щедро наделил Томаса Будденброка, особенно Ганно чертами своего собственного характера. Ганно, также как и Томас Манн, невзлюбил школу с первого дня, потому что она положила конец его детской свободе. «Школа предстала ему воплощением суровой враждебности жизни к человеку, и обязанность ежеутренне покидать дом, а затем ждать минуты, когда кончится последний урок и он волен будет уйти от строгих учителей и шумных сверстников в независимое, мечтательное одиночество».

1.3 Роль немецких философов

значение роман манн будденброк

Едва ли не наибольшее влияние на философское развитие молодого Томаса Манна во время создания романа оказали Шопенгауэр, Ницше, Вагнер. Сам Томас Манн говорит об этом неоднократно. Важнейшее, программное произведение Шопенгауэра «Мир как воля и представление» - одна из его любимых книг. Томаса Манна привлекает прежде всего то беспощадное осуждение жизни, ее жестокости и бессмысленности, которое дает Шопенгауэр. Недаром он горит, что получил от Шопенгауэра «право на пессимизм». Также близка Томасу Манну пантеистически окрашенная мысль о взаимосвязанности, взаимосцепленности человеческих судеб, о лишь кажущемся различении отдельных существ, «явлений».

Вместе с тем здесь же ясно намечаются и границы между Шопенгауэром и Томасом Манном. Философия Шопенгауэра была безусловной, она объявляла ложной и злополучной «волю» во всех ее проявлениях, жизненную «практику» на всех этапах исторического развития. Между тем для Томаса Манна все это исторически дифференцированно. Одно дело «жизнь», даже деловая жизнь, как она выступает в первых частях «Будденброков», другое дело жизненная «практика», как она выступает в конце романа. Патриархальные и вполне человеческие отношения, на которых строится жизнь при старом Иоганне Будденброке и даже при его сыне, консуле, никак не напоминают ту картину реальной жизни, мира «явлений», которую рисует Шопенгауэр. Но в заключительных частях романа, когда на бирже господствуют купцы новой формации, безжалостные Хагенштремы и Кистенмакеры, а в школе насаждается прусский милитаристический дух, картина меняется, начиная действительно напоминать шопенгауэровское изображение жизни.

Столь же двойственно отношение Томаса Манна к Вагнеру и Ницше, двум другим виднейшим представителям духовной жизни XIX века, которые также оказали на мировоззрение и творчество писателя, и в частности на роман «Будденброки», чрезвычайно большое значение.

Сам Томас Манн неоднократно указывал на свою зависимость от Рихарда Вагнера - композитора, придавшего новую форму опере XIX века, и от Фридриха Ницше - философа, считавшего себя пророком будущего, а на самом деле послужившего предтечей самой черной и страшной реакции.

Музыка Вагнера, афористичность и сила своеобразно ритмизованной прозы Ницше, образное и ритмически покоряющее изложение Шопенгауэра - все это волновало и производило глубочайшее впечатление на молодого писателя. Но одновременно он, естественно, в какой-то мере воспринимал и строй мыслей этих философствующих художников и философов, использующих язык искусства.

Вместе с тем и от Вагнера и от Ницше Томас Манн уже на ранних этапах своего творчества весьма далек.

В Вагнере он ориентируется прежде всего на общее устремление композитора передать средствами искусства борьбу неких извечных противоборствующих сил, то есть выразить некое сложное метафизическое содержание. Далее, Вагнер привлекает Томаса Манна и как мастер большой эпической формы.

Роль Ницше для мировоззрения молодого Томаса Манна сводится преимущественно к двум моментам. Парадоксально заостренная критика современного общества, которую Ницше предпринимает со своих реакционных позиций, объявляя современность периодом декаданса, слабости и болезни, укрепила Томаса Манна в его неприятии современности и дала ему ряд формул для ее оценки.

Именно у Ницше находит Томас Манн противоречие между жизнью и смертью, жизнью и болезнью, делая его основным метафизическим противоречием, определяющим всю действительность.

Именно у Ницше он находит и характеристику жизни, как чего-то безмерно безжалостного и жесткого, но все же единственно ценного. От Ницше идет и восприятие интеллектуального начала, духа, искусства как чего-то болезненного, упадочного, как декаданса.

И в «Будденброках» есть отдельные, правда немногочисленные, страницы, которые по всему своему содержанию близки Ницше. Когда усталый, не имеющий больше сил носить свою маску безупречного человека Томас Будденброк знакомится с Шопенгауэром, он испытывает необычайное облегчение от шопенгауэровской мысли о неразрывной взаимосвязанности всего сущего, о лишь кажущейся преходящести отдельного существования. И вот как он рассуждает: «Где я буду, когда умру?..Но ведь это ясно как день, это так покоряющее просто! Я буду во всех тех, кто когда-либо говорил, говорит и будет говорить Я: но особенно в тех, кто это говорит звонче, сильнее, радостнее. Где-то в мире подрастает мальчик, наделенный всеми дарами жизни, умеющий развить свои способности, стройный и светлый, чистый, жестокий и бодрый, один из тех людей, лицезрение которых делает счастливых еще более счастливыми, а несчастных заставляет впадать в отчаяние: это мой сын. Это - я…я буду им скоро…скоро…как только смерть освободит меня от жалкого заблуждения, будто я не в такой же степени он, как и я…Разве я когда-нибудь ненавидел жизнь, эту чистую, жестокую и сильную жизнь? Глупость и недоразумение! Я ненавидел лишь себя самого - за то, что я не мог эту жизнь снести».

«Чистая, жестокая, сильная жизнь» - в этих словах слышится уже, конечно, не Шопенгауэр, а Ницше, хотя именно от Шопенгауэра отталкивается Томас Будденброк в своих рассуждениях.

В метафизической антитезе «жизнь - болезнь» Томас Манн на самом деле, вопреки вышеприведенному внутреннему монологу своего героя, отнюдь не на стороне «чистой, жестокой и сильной жизни». Весь роман говорит об обратном. Именно те герои, которые во все большей мере оказываются прикосновенными к «болезни» - правда, к особым ее формам, к возрастающей духовной изощренности, к искусству, - вызывают не только наибольший интерес Томаса Манна, но и его наибольшее сочувствие, его самую живую симпатию.

Выводы по главе I

В «Будденброках» Томас Манн показал две стороны упадка - пессимистическую, горькую и жизнеутверждающую, обращенную к будущему, - на конкретнейшем материале, как художник, который вправе называться художником только тогда, когда его картина одухотворена обобщением. А почувствовал и увидел он эту двойственность потому, что воплотилась она в нем самом.

Задумав написать историю своей семьи, то есть и свою собственную, молодой литератор принял решение, этическая состоятельность которого стала ясна ему лишь гораздо позднее, когда исповедально-автобиографическое начало прочно утвердилось в его творчестве. «Сознательно или бессознательно (лучше, когда бессознательно), - говорил он, например, в 1922 году, - педагогический элемент всегда присутствует в автобиографическом, он вытекает, вырастает из него…Разве, глядя на свое изображение, человек, если только он не страдает неизлечимым самодовольством, не ощущает с особой силой, как сильно нуждается в исправлении он сам?». В «Будденброках» педагогический элемент присутствовал «бессознательно», он рождался из автобиографии сам собой.

Огромное влияние на Томаса Манна во время создания романа «Будденброки» оказали русские, скандинавские, немецкие писатели, филосифия Шопенгауэра, Ницше и Вагнера. Но молодого художника потрясли не философская система Шопенгауэра, не его моралистическое учение, а их личная, эмоциональная подоплека, не мудрость этой философии, а ее страстность.

Глава II. Социальная значимость романа «Будденброки» Томаса Манна

2.1 Социально - историческая значимость романа и его место в мировой литературе

Томас Манн не мог, конечно, и в отдаленной степени предвидеть, что написанный им в возрасте от двадцати двух до двадцати пяти лет роман станет классическим произведением немецкой литературы.

Взятая в целом, на протяжении всего романа, история семейства Будденброков вместе с историей их фирмы и всего их жизненного уклада образует удивительно отчетливую и точную картину развитая определенного участка немецкой действительности XIX века. Правда, крупные социально-политические явления как таковые лишь мельком и косвенным образом упоминаются в романе. В полуанекдотическом виде предстает в романе, например, революция1848 года. Но в целом социально-историческое, даже просто познавательное значение романа чрезвычайно велико. Судьба патрицианской буржуазии старинных торговых городов в условиях все убыстряющегося промышленного развития Германии в середине и второй половине позапрошлого века обрисована в романе исторически верно и убедительно. Оттеснение старых, форм хозяйствования, переход к новым, более беззастенчивым и спекулятивным методам торговли, как причина постепенного падения фирмы, непосредственно показаны в самом романе. На его периферии маячат Хагенштремы и Кистенмакеры, являющиеся представителями этих новых капиталистических слоев, более хищных и безжалостных.

Смена «бюргерства» «буржуазией» -- в таких понятиях характеризовал Томас Манн впоследствии этот процесс, показанный в романе, причем самого себя Томас Манн ощущал как представителя «бюргерства» с его прочными традициями старой культуры, а к «буржуазии» он относился с презренней и страхом, видя в ней силу, враждебную истинной культуре. Дельцы нового типа, побеждающие в романе старую фирму Будденброков, фактически и есть «буржуа», идущие на смену «бюргерам».

Характерно, что и Будденброки пытаются перестроиться в соответствующем направлении. Томас, по совету Тони, покупает у помещика фон Майбома зерно на корню, чего никогда не делали его предки и что сулит большие спекулятивные барыши. Но он это делает неохотно, с угрызениями совести, и терпит неудачу. Град уничтожает весь урожай -- и телеграмма об этом приходит как раз в день празднования столетнего юбилея фирмы.

Не только оттеснение старой буржуазии показано в романе. Он намечает -- особенно в «школьных» эпизодах заключительных глав -- также и общее изменение духовной атмосферы в Германии, иссякание старых гуманистических традиций и замену их агрессивным прусско-милитаристическим духом, предшественником немецкого воинствующего империализма.

Создавая свой роман, Томас Манн, таким образом, действительно совершает огромный шаг по пути к обнаружению корней и истоков своих «проблематических» героев. Он вводит их в определенный социально-исторический контекст. Они оказываются причастными к тому общему процессу разрушения старых устойчивых форм жизни, который сопровождает все экономическое и социальное развитие XIX века и особенно усиливается к эпохе империализма. Один из результатов этого процесса -- обеднение и даже деклассирование значительных слоев не только мелкой буржуазии, но и буржуазии средней и даже крупной, если она не умела перестроиться на новый лад.

Такова объективная мотивировка судьбы семейства Будденброков в романе, мотивировка реалистическая и в своей основе верная. Огромный успех романа, успех не только в Германии, но и за ее рубежами, в енмалой мере объясняется именно тем, что Томас Манн с исчерпывающей жизненной убедительностью показал здесь исторические процессы, которые имели поистине типическое значение, и притом не только для судьбы старой патрицианской немецкой буржуазии. Сам Томас Манн вспоминает в «Парижском отчете» (1926), как французский писатель Жалу рассказал ему, что аналогичное развитие происходило и в старых торговых семьях французских городов. Но социально-историческая типичность романа даже значительно шире -- хотя в нем непосредственно трактуется участь узкого слоя патрицианского бюргерства, но косвенно в нем намечается и путь разорения и гибели тех многочисленных социальных слоев, о которых мы уже упоминали. Более того, в еще более общем виде роман мог быть воспринят как изображение тех универсальных тревожных сдвигов, которые происходили в мире в последние десятилетия XIX века. В конечном счете, в романе отразилось смутное, не осознанное самим Томасом Манном ощущение надвигающейся гибели целой исторической эпохи - неясное предчувствие обреченности буржуазного мира.

Почти полстолетия спустя сам автор так расценивал причину успеха романа: «Он взялся «изобразить «упадок одной семьи», одной единственной ганзей-ско-северонемецкой семьи... но оказалось, что в его образах, характерах, настроениях и судьбах узнало себя европейское бюргерстве в целом, узнало себя и состояние своей души на рубеже века, когда оставалось еще примерно полтора десятка лет до первой мировой войны, до начала мировой революции и до конца буржуазной эпохи» («К одной главе из «Будденброков») .

Однако в годы создания романа Томас Манн об этом историческом смысле своего произведении и не подозревал. Более того, данная в романе объективная социально-историческая мотивировка событии отнюдь не исчерпывает всего внутреннего осмыслении показанной в нем действительности. С точки зрения логики самого романа, основные факторы, определяющие судьбу Будденброков, лежат в иной плоскости.

В уже неоднократно цитированной речи «Любек как форма духовной жизни» Томас Манн впоследствии писал: «Проблема, которая переполняла меня и заставляла творить, была не политической проблемой, а проблемой биологической, психологической... Меня интересовало душевно-человеческое начало, момент социологически-политический я учитывал лишь попутно и полусознательно». Действительно, для Томаса Манна в тот период само социальное еще нуждалось в объяснении. Гибель семьи Будденброков, с ее закономерностью и неотвратимостью, оказывается здесь результатом каких-то иных, не социальных сил.

Почему же гибнет семья Будденброков с точки зрения логики романа? Имеем ли мы дело с биологическим вырождением соответственно концепциям натурализма? И да и нет. Гибель семейства Будденброков есть в известном смысле процесс дегенерации, это бесспорно. Но это вырождение, будучи и для автора биологической категорией, биологически все же определяется недостаточно. В чем причина этого вырождения? У натуралистов, когда они затрагивают подобные темы, причины всегда «налицо: это алкоголизм, сифилис, условия среды -- нищета; голод и т. п.; наконец, в сочетании со всеми этими факторами, наследственность. «Перед восходом солнца» Гауптмана и романы Золя четко иллюстрируют это общеизвестное положение. В «Будденброках» такой причины не дано. Здесь нет ни пьянства, ни тяжелых болезней, которые передаются по наследству, ни нищенских условии жизни. Может быть, здесь можно было бы говорить о «чужой» и «сомнительной» крови, которую привносит в семью Герда, -- но эта кровь примешивается к семье лишь в четвертом поколении, и она, по натуралистическим канонам, может объяснить отдельные черты в маленьком Ханно, но не все направление развития семьи Будденброков, и даже не может объяснить облик Ханно в целом. Процесс вырождении в «Будденброках» ничем причинно не обусловлен. Это процесс имманентный. В самом существе данной семьи заложена необходимость ее гибели. Переход от здорового «непроблематического» существования к «проблематичности», к болезни, к большей душевной сложности и т. д. оказывается процессом неизбежным, имеющим свое основание в самом себе, то есть в общей метафизической тенденции к перерастании) здоровой, практической жизни в нечто болезненное и непрактическое. При этом разложение здоровой жизни может принимать самые различные формы - не только отвратительные и смехотворные (Кристиан), но и возвышенные, такие как одухотворенность, музыкальность, душевная глубина и т. д. (маленький Ханно, а в значительной мере и Томас Будденброк).

Именио этот общий метафизический процесс, а не частные социальные причины и биологические предпосылки предопределяют в романе судьбу Будденброков. Таких обязательных внешних причин и предпосылок, как мы уже сказали, в романе собственно нет. А между тем и жизненное и деловое крушение семьи совершается с полной неотвратимостью, и предчувствие этого крушения, его предвестники разбросаны по всей книге. Те конкретные несчастья, которые обрушиваются на Будденброков, часто не только причины ухудшения их положения, но следствия - следствия ослабления метафизически истолкованной жизнеспособности семьи.

Выводы по главе II

Таким образом, в романе «Будденброки» Томас Манн одухотворил историю собственного семейства, придал ей широкое, символическое значение, «пережил ее в стихи». Разглядев общее направление, в котором она двигалась - упадок, распад, и поставив перед собой задачу, названную в подзаголовке романа («История гибели одного семейства»), он тем самым уже возвысился над материалом: ведь семья Маннов в отличие от Будденброков не только погибла, но и в лице двух старших братьев вступила в полосу, как выразился Генрих, «плодотворного подъема». Кстати сказать, первоначально автор не собирался умертвлять мальчика Ганно, чьим прототипом был он сам, и набросал даже несколько главок о дальнейшей его судьбе. Гибели Ганно потребовала внутренняя логика произведения, проникнутого ощущением конца эпохи.

По замыслу роман должен был только передать «психологию тех, кто устал жить». Ни на какую социально-историческую критику автор поначалу, приступая к делу, не притязал. «Как сейчас помню, - рассказывал он через много лет, - что во время работы над «Будденброками» один мюнхенский художник спросил меня, чем я занимаюсь, и я ответил скорее с досадой, чем с бодростью: «Ах, это скучная бюргерская материя, но дело идет об упадке, и эти она литературна». Я стилизовал под роман семейно-личные впечатления, хоть и ощущая, что в этом есть что-то «литературное», то есть духовное, то есть общезначимое, но, по сути, не сознавая, что своим рассказом о распаде одной бюргерской семьи я возвестил о более глубоких процессах распада и умирания, о гораздо более значительной культурной и социально-исторической ломке».

Размещено на Allbest.ru