Философская проблематика и система образов рассказа Л. Андреева "Иуда Искариот"

80

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. Становление художественного метода Л.Андреева

1.1 Жизненный путь писателя

1.2 Место рассказа «Иуда Искариот» в творчестве Л. Андреева

ГЛАВА 2. Истоки и интерпретация сюжета о предательстве Иуды Искариота в мировой культуре

2.1 Библейская первооснова сюжета, архитипические черты образов и их символическая функция

2.2 Переосмысление евангельской идеи и образа предателя Иуды в литературной традиции

ГЛАВА 3. Специфика философской проблематики и системы образов рассказа Л. Андреева «Иуда Искариот»

3.1 Основные морально-нравственные идеи рассказа и характер их подачи в рассказе

3.2 Своеобразие системы образов «Иуды Искариота»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ

Творчество Л. Андреева актуально для любого времени и любой эпохи, несмотря на то, что пик его популярности приходился на далекие 1902 - 1908 годы, когда были написаны и опубликованы основные произведения: «Жизнь Василия Фивейского» и «Тьма», «Иуда Искариот» и «Жизнь человека». Несомненно и то, что писатель был одним из самых издаваемых и читаемых авторов России. Его популярность была сравнима с популярностью Горького, по тиражам он вряд ли уступал Толстому и Достоевскому. Но даже в годы творческого расцвета Леонид Андреев продолжал оставаться объектом нападок критиков и самых разных публицистов, обвинявших его в анархизме и безбожии, в отсутствии чувства меры и в слишком пристальном внимании к психопатологии.

Время все расставило по своим местам и у потомков и сегодняшних исследователей творчества Л. Андреева не вызывает сомнений ни его художественная ценность его творчества, ни их глубина затрагиваемых в них философских и морально-этических вопросов. Литературоведы отмечают своеобразие эстетического метода писателя: его художественный мир -- предчувствие и предвестие эстетических систем столетия, искания и страдания его героев - пророческий знак грядущих катастроф, многие из них происходят в сфере сознания. Социально-исторический и литературно-философский процессы ушедшего века косвенно оправдали парадоксальный и во многом провокационный метод Леонида Андреева, показали, что его как будто бы искусственный трагизм - свойство времени, а не произвол играющего художника. А потому, затрагиваемые писателем философские проблемы и изображаемые характеры являются как отражением времени и эпохи, в которую он жил и творил, так и так и несут в себе концепцию «вечных» тем и общечеловеческих идей. Этим и характеризуется актуальность нашей работы, поскольку в небольшом рассказе «Иуда Искариот», как становится уже из названия, данные темы являются центральными.

Об Андрееве написано достаточно много работ. При жизни Андреева о нем писали очень часто, особенно в 1903 - 1908 годах, когда его талант достиг кульминационной высоты. Мы в своей работе опирались прежде всего на исследования, посвященные философской проблематике произведений Л. Андреева и непосредственного его рассказа «Иуда Искариот».

Это прежде всего статьи Мережковского, Волошина и Блока, в творчестве которых философская проблематика также занимает видное место.

Мережковский, видя в Андрееве важный знак времени, посвятил его творчеству две статьи.

Первая - «В обезьяньих лапах» (1907). Здесь рассматриваются «Жизнь Василия Фивейского», «Иуда Искариот», а также три драмы - «К звездам», «Савва» и «Жизнь человека». В мысли о нигилизме андреевского мира Мережковского укрепляет рассмотрение «Иуды Искариота» как повествования о не воскресшем Христе и пришествии Антихриста в образе Иуды.

М. Волошин в своих работах, посвященных творчеству Л.Андреева, критикует его подход к евангельским сюжетам в рассказах «Елеазар» и «Иуда Искариот». «Художник не имеет права безнаказанно и бессмысленно истязать своего читателя», - пишет Волошин, категорически не согласный с превращением светлой евангельской трагедии в явление «ужаса трупа» («Елеазар») и «Христа-манекена» («Иуда Искариот»). Волошин М. Леонид Андреев и Федор Сологуб // Лики творчества. Л., 1988. - С.448

Более корректен в своих суждениях Александр Блок. Он пишет об Андрееве («Памяти Леонида Андреева») в 1919 году после смерти писателя, на закате своей жизни, наконец, после того, как в России свершилась и успела проявить себя революция, поставив человека перед реальной трагедией истории.

Советское литературоведение (конец 50-х - 80-е годы), несмотря на вынужденный социологический и идеологический контексты, стремилось к максимально объективному прочтению творчества Леонида Андреева и в целом оценило его как талантливого художника, вполне адекватно переживавшего кризис своего времени и отразившего его в сложных, противоречивых образах на границе реализма и модернизма. Наиболее интересно и емко эта мысль выражена в работе В.А.Келдыша «Реализм и модернизм». Кроме того, мы можем отметить работы К.Д. Муратовой, Ю.А. Бабичевой, В.И. Беззубова, С.Ю. Ясенского, Л.А. Иезуитовой, Ю.Н. Чирвы, М.Я. Ермаковой.

Интенсивно изучается творчество Л.Андреева и в 90-е годы прошлого века. Наиболее полное представление о нем дает межвузовский сборник научных трудов «Эстетика диссонансов. О творчестве Л.Н. Андреева», изданный в Орле к 125 - летию со дня рождения писателя в 1996 году. Его содержание позволяет судить о главных тенденциях изучения андреевского творчества. Это: творчество Андреева в контексте русской классики; Андреев и XX век: проблема влияний и типологических контактов; Андреев и зарубежная литература: проблема единого мировоззренческого и эстетического пространства; философские основы андреевского метода; религиозный подтекст творчества Андреева; поэтика и ее лингвистические аспекты; творчество Андреева в современной российской школе.

Философскую проблематику произведений Л.Андреева в указанный период рассматривает в своей работе «Леонид Андреев и пантрагическое в культуре XX века» И.Ю. Искржицкая. Непосредственно рассказ «Иуда Искариот» делает объектом анализа Н.Н. Арсентьева в одной из глав, которая называется «Концепция утопического сознания в творчестве Леонида Андреева», своей монографии «Становление антиутопического жанра в русской литературе».

Активно изучается творчество Андреева орловскими учеными. Здесь были проведены конференции и изданы межвузовские сборники в 70-е и 80-е годы, на базе Орловского пединститута была подготовлена к изданию монография Е.А. Михеичевой «О психологизме Леонида Андреева».

О том, что в последнее время проблема философских исканий в творчестве Леонида Андреева ставится все чаще, свидетельствует и объемная глава в монографии Л.А. Колобаевой «Концепция личности в русской литературе рубежа XIX - XX веков». Здесь Андреев оказывается в интересном и закономерном контексте: Шестов, Ремизов, Камю.

Однако, несмотря на обилие работ, мы считаем, что Леонид Андреев -- художник, творчество которого не может быть изучено до конца, как невозможно охватить разом всю философскую глубину его произведений. Поэтому нами и был выбран для анализа один из его рассказов «Иуда Искариот» как наиболее показательный для художественно-нравственной системы писателя.

Таким образом, цель нашей работы - анализ рассказа Леонида Андреева (1898-1907) «Иуда Искариот» в контексте философской проблематики и комплексное рассмотрение системы образов в произведении, подчиненной выражению морально-нравственной позиции автора.

Объект изучения - философская проблематика и организация системы образов в рассказе Л. Андреева.

Предмет - постановка морально-нравственных вопрос в произведении.

Задачи:

- изучение основных периодов творчества Л. Андреева и выявление в нем места рассказа «Иуда Искариот»;

- рассмотрение евангельских истоков проблематики рассказа и их преломления в мировой культуре;

- выявление специфики образной системы рассказа писателя;

- анализ особенностей морально-нравственной позиции автора в рассказе;

- синтез выводов о художественной и философской ценности «Иуды Искариота».

Практическая значимость нашей работы заключается в том, что, материалы и основные положения, изложенные в ней, могут быть использованы при разработке лекционно-практических курсов и спецкурсов, посвященных изучению литературы начала XX века. Архетипическая проблематика работы может заинтересовать специалистов в области культурологии, религиоведения, философии и психологии.

ГЛАВА I. Становление художественного метода Л.Андреева

1.1 Жизненный путь писателя

Долгое время творчество и личность писателя Л. Андреева предавались забвению, «второе пришествие» его произошло в 1930-м году с выходом сборника рассказов. Григорьев А.Л. Леонид Андреев в мировом литературном процессе // Русская литература. 1972. № 3. С. 31. А между тем, многогранная философская система писателя и его несомненный художественный талант явно не заслуживают пренебрежения. Кроме того, с первых шагов в литературе Леонид Николаевич Андреев вызвал острый и неоднородный интерес к себе. Начав печататься с конца 1890-х гг., к середине первого десятилетия XX в. он достиг зенита славы, стал чуть ли не самым модным писателем тех лет. Но известность некоторых его сочинений носила почти скандальный характер: Андреева обвиняли в склонности к порнографии, психопатологии, в отрицании человеческого разума. Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. С. 27.

Бытовала и другая ошибочная точка зрения. В творчестве молодого писателя находили равнодушие к действительности, «устремленность к космосу». Тогда как все образы и мотивы его произведений, даже условные, абстрагированные, были рождены восприятием конкретной эпохи.

Непрекращающаяся полемика, пусть с перегибами в оценках, свидетельствовала о властном притяжении к Андрееву. Вместе с тем, конечно, и о неоднозначности его художественного мира.

Такая особенность индивидуальности писателя в известной мере была обусловлена обстоятельствами его жизни. Он был старшим в многодетной семье орловского чиновника. Жили они более чем скромно. Юношей Андреев был смелым, энергичным (на спор пролежал между рельсами под грохочущим над ним поездом). Однако уже в те годы его посещали приступы депрессии. Видимо, болезненно отзывалась безрадостная обстановка: пошлой провинции, унижений бедности, мещанского быта в родном доме. В трудную минуту Андреев даже решил умереть: случай спас его. Тягостное самочувствие помогала преодолеть редкая душевная близость с матерью, Анастасией Николаевной, свято верившей в избраннический путь, счастливую звезду сына. Эта обоюдная нежная привязанность продолжалась до последних дней Андреева. Его смерть Анастасия Николаевна просто отказалась принять за реальность и через год последовала за дорогим Ленушей. Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. С. 28.

Сложность собственных переживаний, контрасты внутренних побуждений дали Андрееву первое представление о взлетах и безднах человеческой души. Возникают мучительные вопросы о сущности жизни, интерес к философии, прежде всего трудам А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Э. Гартмана. Их смелые рассуждения о противоречиях воли и разума во многом усиливают пессимистическое мироощущение Андреева, вызывая тем не менее и полемические раздумья в пользу человека.

Интерес к общественным наукам приводит после окончания орловской гимназии на юридический факультет Московского университета. К тому времени Андреев (после смерти отца) становится главой семьи. По окончании курса (1897) занимается адвокатской практикой и публикует судебные очерки, фельетоны, чаще в газете «Курьер».

С конца 1890-х гг. у Андреева завязываются контакты с писателями. Его первый рассказ «Баргамот и Гараська» (1898) высоко оценил М. Горький, привлек автора к сотрудничеству в известных журналах «Жизнь», «Журнал для всех», познакомил с членами литературного кружка, получившего название «Среды». Здесь Андреев сблизился со своими сверстниками Н. Телешовым, Ив. Буниным, А. Куприным, став одним из самых активных участников этих собраний. Успешно вошел Андреев и в творческий коллектив, сгруппированный Горьким под эгидой издательства «Знание».

И все же нельзя сказать, что Андреев обрел верных соратников. Начавшаяся теплая дружба с Горьким очень скоро обернулась резкими идейными разногласиями между ними. Бунину, Куприну тоже оказались чуждыми художественные искания Андреева. На какой-то период его творчество взволновало А. Блока; состоялось их знакомство, однако тесного общения не получилось. Писатель стал явственно ощущать пустоту вокруг себя. «Кто я?- спросит он позднее.- Для благородно-рожденных декадентов - презренный реалист; для наследственных реалистов - подозрительный символист». Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.8. Растерянность Андреева была понятна: многих писателей реалистического направления - Чехова, Гаршина, Толстого, Достоевского - он высоко ценил как своих учителей; но он остро чувствовал и свою оторванность от литературных традиций XIX века. Новая эпоха - эпоха отчаяния и надежд - диктовала новое содержание его творчеству и требовала для этого содержания новых форм. Но не социальные потрясения были основным источником той тревоги, того «безумия и ужаса», которые наполняли андреевские произведения. Квинтэссенция умонастроений Андреева - это трагедия одинокой личности, которую утрата веры в Бога - величайшая утрата этой эпохи - поставила перед лицом Абсурда.

Еще на «Средах» Андрееву дали меткое прозвище, «переселив» по его же просьбе с «Ново-Проектированного переулка» на «Ваганьково кладбище». Так был зафиксирован интерес писателя к проблемам смерти и новым литературным формам. Не менее глубоко, чем потустороннее, он чувствовал тайну жизни. Там же. С.8.

В ранней прозе Андреева сразу увидели традицию Чехова в изображении «маленького человека». По выбору героя, степени его обездоленности, по демократизму авторской позиции такие андреевские рассказы, как «Баргамот и Гараська», «Петька на даче» (1899), «Ангелочек» (1899), вполне соотносимы с чеховскими. Но младший из современников Андреев не раз говорил о проявлении «глубин человеческих неожиданно для нас самих», о «глубокой тайне» самой жизни Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.9.. Но глубинное, тайное связывал в своем творчестве с духовной атмосферой времени, какую-то ее тенденцию «выверяя» в переживаниях личности. Душа героя становилась вместилищем тех или иных общих страданий, дерзаний, побуждений. Андреев оставался равнодушным к социальным процессам, его интересовало их отражение во внутреннем бытии людей. Поэтому писателя упрекали в абстрактном истолковании важных общественных событий. А он создавал психологический документ эпохи.

В. Л. Андреев, старший сын писателя, передал слова отца, произнесенные в 1916 г.: «Есть вещи, которые в некоторые периоды истории перестают действовать. Вот, например, сейчас «Красный смех» не должен действовать и не действует так, как действовал в 1904 году». Там же. С.9. В этом рассказе все лица и сцены даны обобщенно, как символ бессмысленной бойни, повального сумасшествия ее участников, всей земли, потерявшей «песни и цветы». Фактов русско-японской войны нет, но есть экспрессивно выраженное общее чувство ужаса, более того, предвосхищение преступлений милитаризма -- красный, кровавый смех смерти. Рассказ воистину поразил современников событий 1903-1904 гг. болезненностью эмоций, пугающими красками пылающего огня, гнойных ран, трупов. И образ «красного смеха», преодолев границы конкретного времени, стал обозначением безумия любого кровопролития. рассказ андреев иуда искариот

С верой в непогрешимое совершенство строителей новой жизни, в их действенное влияние на бессознательную человеческую массу принял Андреев первую русскую революцию. В. Вересаеву он писал: «И благодатный дождь революции. С тех пор дышишь, с тех пор все новое, еще не осознанное, но огромное, радостно страшное, героическое. Новая Россия. Все пришло в движение». Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.10. Взрыв мертвой, застойной атмосферы приветствовал писатель. И сам с живостью принял участие в демонстрациях и митингах. Сочувствуя освободительному движению, Андреев предоставил свою квартиру членам ЦК РСДРП для заседания, за что был арестован и заключен в Таганскую тюрьму. Находясь там, отозвался радостным удивлением на события в северной столице: «Как хорошо держатся петербургские рабочие -- откуда столько выдержки, неподкупности, политического смысла». Там же. С.10.

Надежды писателя будто сбывались. Это ощущение, однако, оказалось нестойким. Слишком серьезного внутреннего перелома в народном сознании ожидал он от революции. Много позже (1911), подводя итоги своим впечатлениям о ней, Андреев писал: «Не тот момент драматичен, когда рабочий идет на улицу, а тот, когда его слуха впервые касаются глаголы новой жизни, когда его еще робкая, бесславная и инертная мысль вдруг вздымается на дыбы, как разъяренный конь, единым скачком уносит всадника в светозарную страну чудес». Там же. С. 11. Чуда духовного перерождения в революционной борьбе 1905-1907 гг. не произошло. А темная стихия ненависти, разрушения, по мнению Андреева, возросла. Болезненными были эти печальные наблюдения. Тем не менее, своего поиска разумных сил революции он не прекратил. Творчество приобрело двойственное звучание.

В феврале 1906 г. Андреев стал свидетелем первомайской демонстрации в Гельсингфорсе, выступал против самодержавия на июльском митинге, наблюдал съезд финской красной гвардии. Подавление Свеаборгского восстания усилило пессимистические настроения, которые он объяснил Горькому: «И, как везде, с одной стороны, слабый, оборванный, малоразвитый умственно пролетариат, и с другой -- тупая, жирная и крепкая буржуазия...» Там же.С.11. Иной реакции быть не могло, поскольку перерождение народа Андреев понимал максималистски (всеобщее, небывало глубокое) и хрестоматийно (свобода, равенство, братство). Исход 1906 г. был вообще непереносимо тягостным для писателя, он потерял любимую жену (Александру Михайловну Велигорскую). Ощущение «царства тьмы» (А. Луначарский) предельно нарастало и вылилось в самое мрачное произведение -- «Царь Голод».

Скоро, в феврале 1907 г., Андреев закончил повесть «Иуда Искариот и другие», где в корне переработанный библейский сюжет выразил его представление о смысле и характере развития мира. Связь «с общим, человеческим» состоялась, хотя волнения текущего времени забыты не были. Необыкновенно глубокую, страстную и очень сложную вещь создал Андреев. Справедливо отнес ее к литературным шедеврам Луначарский. Проникновеннее всех об «Иуде Искариоте» снова сказал Блок: «Душа автора -- живая рана» Блок А. Памяти Леонида Андреева // Блок А. Собр. соч. В 6 т. Т. 5. М., 1971. С. 198.. А сам писатель предположил, что повесть «будут ругать и слева, сверху и снизу». Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.13. Почему? Причины будут рассмотрены нами далее, во второй части этой главы.

В дальнейшем творчестве Андреева конца 1900-х гг. нет крупных, под стать «Иуде Искариоту», вещей. Однако и на этом отрезке времени видна прежняя тенденция -- сочетание на редкость «жестоких» («Тьма») произведений с просветленными, даже романтическими («Из рассказа, который никогда не будет окончен», «Иван Иванович»). И те и другие были вызваны раздумьями о революции.

Появление в пьесе «Черные маски» (1908) посланцев тьмы и «одевающейся мраком» души главного героя Андреев истолковал сам. Незадолго до своей смерти он писал Н. Рериху: «Вот она, Революция, зажигающая огни среди мрака и ждущая званых на свой пир. Вот она, окруженная Зваными... или незваными?» Там же. С.13. В условно обобщенной по форме драме передал Андреев страх и боль перед возросшими в трудные годы потрясений темными, инстинктивными побуждениями людей. Однако даже здесь не забыта исходная светлая идея -- зажженные огни, светильники революции.

Первая русская революция принесла Андрееву глубокие -- не без основания -- разочарования, одновременно насытила его мечту, раздумья о мире и человеке новым содержанием, а творчество -- яркими свершениями.

В последнее десятилетие перед своей ранней смертью Андреев испытал много тяжелых душевных невзгод. Одно из самых, видимо, болезненных переживаний было вызвано заметным спадом интереса к его сочинениям критики и читателей. Факт этот, думается, можно объяснить изменившимися запросами эпохи.

Напряженное время дифференцировало общественные силы. Андреев занимал некую промежуточную позицию. Революция как приближение к идеалу будущего продолжала волновать писателя. Но его сомнения в состоятельности освободительного движения возросли. Он все глубже проникал в «сферу изощренных» душевных процессов, постигая очень важные явления человеческого бытия, избегая, однако, как злобы дня, так и прямого выхода к своему современнику. Этот поиск был оценен немногими (старыми друзьями -- нет).

Разъединению Андреева с прежним литературным окружением способствовали некоторые моменты личной биографии писателя. Он женился вторично -- на Анне Ильиничне Денисевич, поселился в Петербурге. Этот брак не был счастливым, как первый, хотя Анна Ильинична боготворила мужа. Новая семья вела светский образ жизни, летом выезжая на дачу в Финляндию. Сроднившись с местностью, Андреев купил на Черной речке землю и построил большой дом, где проводил много месяцев в году, а с началом первой мировой войны жил почти постоянно.

Неумолимо распадался взлелеянный писателем мир, отступали прежние светлые идеи. Болезненно была воспринята антигуманная волна в литературе. В 1912 г. он писал Горькому по поводу романа В. Ропшина: «Противен мне этот кающийся бомбист с его кислыми отрыжками. Самую плохонькую романтику я предпочел бы его великолепной правде». В том же году сказал в интервью: «Был у нас святой герой, которого признавала даже реакция... Я говорю о революционере. Но и этого героя авторы, похожие на Ропшина, постарались запачкать» Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.14.. Для Андреева наступала трудная пора нового самоопределения. Он вернулся к волновавшей его теме народного движения с новых позиций в романе «Сашка Жегулев» (1911).

Рассказы Андреева 1910-х гг. многотемны. Он писал об истоках внутреннего опустошения или бесконечной усталости («Ипатов», 1911; «Он», 1912; «Два письма», 1916), о гибели прекрасного в обстановке эгоизма и пошлости («Цветок под ногой», 1911; «Герман и Марта», 1914), о превратной судьбе человека («Чемоданов», 1915), создал остроироническую зарисовку «лилипутского» окружения великого Толстого («Смерть Гулливера», 1910).

Андреев с сочувствием отнесся к участию России в первой мировой войне. Вступив в полемику, которая велась вокруг статьи Горького «Две души» (1915), он призвал к «ободрению народа», «который так или иначе, плохо ли, хорошо ли борется за свою жизнь» Там же. С.14. В начале военных действий высказался «не за Россию фактов, а за Россию мечты и идеалов». Много позже (март 1917) так пояснил это суждение: «Это только пишется «война», а называется революцией. В своем логическом развитии эта «война» <...> закончится <....> европейской революцией» Там же. С. 14.. Андрееву казалось, что сражение с германским милитаризмом соединит всех для «общего блага и священной цели: человечности» Там же. С.14.

Соображения столь высокого порядка привели тем не менее писателя на откровенно шовинистическую позицию. В «Письмах о войне» (ноябрь-декабрь 1914) он ратовал за освобождение от «злых чар германизма». Резко выступил против «недостаточно патриотичных» литераторов -- «Пусть не молчат поэты!» (октябрь 1915). Андреев стал активным сотрудником шовинистической газеты «Русская воля», прославляя подвиги соотечественников, «новую красоту морщинистых лиц» у солдат, «призванных на кровь» (январь 1917). А в период поражений русской армии (лето 1917) обвинил ее в предательстве и трусости Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.14..

Подобные настроения Андреева были тесно связаны с его страхом перед новой волной массового освободительного движения. В мартовские дни 1917 г. он славил «воскресение России из лика мертвых народов» Там же С.15, а 10 октября предлагал ввести в Петербург английскую эскадру, боясь гражданской войны: «прольется братская кровь» в «отчем доме» Там же. С.16. С точки зрения Андреева, фронт объединял страну, классовые бои -- разъединяли.

Двойственность взглядов писателя в известной степени была преодолена на страницах повести «Иго войны» (1916), обнажившей противоречия военного времени.

За пятилетие с 1912 по 1916 г. Андреев написал одиннадцать многоактных пьес и ряд сатирических миниатюр. Большинство из них отразило напряженные моменты внутренней жизни героев. В ряде случаев болезненным состояниям было сообщено самодовлеющее значение. Воздействие пошлой обыденности на человеческую душу приобрело космические размеры.

При жизни Л. Н. Андреева его называли декадентом, символистом, неореалистом -- характер художественного миропостижения не был определен. Спустя десятилетия писателя стали сближать с экспрессионистами. Б. В. Михайловский усмотрел в его произведениях «смятение субъекта», повергнутого в «сферу отвлеченного мышления» и «деформирующего объект» Беззубов В.И. Леонид Андреев и традиции русского реализма. Таллин, 1984. С.32.. Подобные суждения звучали почти обвинительно. В. А. Келдыш высказал иной взгляд: Андреев «понятие реальности толковал в сугубо «сущностном» духе». Беззубов В.И. Леонид Андреев и традиции русского реализма. Таллин, 1984. С.24. Была установлена двойственная эстетическая природа «творчества художника» на грани реализма и модернизма.

Наследие Андреева, постоянно подвергавшееся резким, обвинительным оценкам,-- неотъемлемая часть русской культуры. Да и сам писатель, живя в Финляндии и оказавшись в эмиграции, не мог существовать вне родной атмосферы. «Нет России, нет и творчества... И так жутко, пусто и страшно мне без моего царства...» Григорьев А.Л. Леонид Андреев в мировом литературном процессе // Русская литература. 1972. № 3. С. 33. -- писал он Н. Рериху. Тоска ускорила его смерть.

Л. Андреев был и остается поэтической, романтической, эмоционально-импульсивной натурой, оригинальным и противоречивым художником-мыслителем, создавшим свой неповторимый художественный мир. И мы отметим еще одно его неотъемлемое качество -- нетерпимость к догмам, самостоятельность и свобода мышления -- еретичество. Оно проявлялось и в творчестве -- в выборе сюжетов, тем, персонажей, в их трактовке, и в жизни -- в поведении, отношениях с близкими, друзьями.

Леонид Николаевич был талантлив по природе своей, органически талантлив, его интуиция была изумительно чутка. Во всем, что касалось темных сторон жизни, противоречий в душе человека, брожений в области инстинктов, -- он был жутко догадлив».

Свой литературный портрет Л. Андреева -- «единственного друга среди литераторов» -- М. Горький завершил словами, которые нельзя не признать справедливыми: «он был таков, каким хотел и умел быть -- человеком редкой оригинальности, редкого таланта и достаточно мужественным в своих поисках истины» Горький М. Полн. собр. соч.: В 25 т. Т. 7. М., 1970. С.118..

1.2 Место рассказа «Иуда Искариот» в творчестве Л. Андреева

В начале XX столетия в русской литературе, всегда отличавшейся высокой духовностью, были живы гуманистические традиции XIX века. С точки зрения идейной, мировоззренческой, серебряный век, опираясь на достижения реализма XIX века, отрицал грубый материализм и эстетический нигилизм «шестидесятников», протестовал против упрощенной мотивировки поведения личности, где все объясняется социальными условиями, «средой»; против идеологического схематизма и лобового политического радикализма, которого придерживались сначала русские революционеры-демократы, затем народники и, наконец, российские революционеры. Серебряный век реабилитировал «чистое искусство», отрицаемое интеллигентами-«шестидесятниками», и придавал ему новый смысл - философский, нравственный, религиозный (помимо собственно эстетического). Новаторским было внимание писателей к обострившимся философско-религиозным проблемам, ибо, повторимся, в переломные моменты истории всегда возрастает интерес к осознанию своего времени с позиций вечного, нетленного. Религиозные искания признавались теперь не только не опровергаемыми наукой, но даже подтверждаемыми ею; сближались религия и искусство: в религии усматривалась ее творческая и эстетическая природа, а искусство представало как символический язык религиозно-мистических откровений Западова Л. А. Источники текста и «тайны» рассказа-повести «Иуда Искариот» // Русская литература. -- 1997. -- N 3. С. 103..

Творчество Л. Андреева и духовные, философские основы его позволяют выявить многие тенденции в литературно-художественной жизни России начала XX века. Андреева можно назвать одной из ярчайших фигур своего времени, он оставил оригинальный след в культуре. В его творческом методе причудливо переплелись традиционное и новаторское, реализм и новейшие веяния; художественный путь писателя отразил все основные приметы своей эпохи, стремившейся выработать цельное мироощущение, восстановить распавшуюся «связь времен». «Он синтез нашей эпохи, - сказал о нем его современник К.И. Чуковский, - под сильнейшим увеличительным стеклом». Искржицкая И.Ю. Леонид Андреев и пантрагическое в культуре XX века // Эстетика диссонансов. О творчестве Л.Н. Андреева. Межвузовский сборник научных трудов к 125 -летию со дня рождения писателя. Орел, 1996. С.119. Действительно, такие особенности андреевского творчества, как стремление к интеграции литературы и философии, тяготение к притчеобразности и мифологизму, полное отрицание канонов существующих эстетических систем, позволяют говорить об андреевском феномене синтетизма, одновременно выражающем существенные тенденции всего искусства рубежа XIX - XX вв. Органическая связь художественных поисков Андреева с искусством своего времени и стала одной из причин, обусловивших интерес современных ученых к его фигуре.

В творческом плане Андреев обратил на себя внимание еще первой книжкой своих рассказов, вышедшей в 1902 году. Перед публикой предстал тогда молодой писатель, вполне сложившийся, выработавший свою художественную форму и свой образный язык. Только позднее, уже в 1906 году, вышел третий том, в котором собраны рассказы приблизительно того же периода, позволяющие судить о том, как вырабатывался Андреев-художник. Прежде всего, надо заметить, что большая часть этих рассказов третьего тома крайне слабы и натянуты. Автор, очевидно, ощупью искал путь, на котором свободнее всего могло бы развиться его дарование.

Сначала подпадает он под влияние этико-гуманистического течения, так удачно выразившегося в рассказах В. Короленко и отчасти - хотя в другой сфере - нашедшего себе место и у М. Горького. Но этот жанр настолько чужд Л. Андрееву, что получились только слабые, натянутые, нехудожественные вещицы. Также не повезло автору и в другой попытке - усвоить характерную манеру А. П. Чехова. Этот неудачный опыт дал ряд рассказов: «Первый гонорар», «Кусака», «Книга», «Город» и особенно «Оригинальный человек». Очевидно, лишь путем долгих неудачных опытов удалось начинавшему свою карьеру Андрееву найти тот жанр, который так цельно и законченно представлен в первой книге его рассказов.

В первой книге рассказов Л. Андреева уже заложены основы того своеобразного развития, которое предстояло проделать автору. Разработанные здесь темы, как было указано, нашли впоследствии чудовищно-уродливое развитие, но в первой книге рассказов они еще облечены в кровь и в плеть, вложены в жизненную обстановку живых людей, трактованы вполне реалистично.

Но ко второму периоду и художественные образы, и самый язык довольно резко меняются. И меняются они оригинальным способом. Художник-реалист, каким был первоначально Андреев, воплощал свои мысли в образы реальной жизни, в полные картины жизни, где наряду с важным и существенным дано и второстепенное, где соблюдена перспектива великого и малого, трагического и смешного, вечного и преходящего. И вот постепенно из этой полной картины реальной жизни Л. Андреев начал вырезывать и выбрасывать все, что казалось ему второстепенным, неважным, ненужным для ясности и яркости его мысли и что на самом деле составляло эту полноту и реальность образа. Сводя, таким образом, содержание художественного произведения до самых необходимых для развития мысли и действия положений, он вместе с тем потенцирует эти положения, подчеркивая и выделяя их и придавая им значение, более крупное, чем они имеют в реальной жизни. Этим двойным путем Л. Андреев создал особую манеру письма - очень выпуклую и яркую, гнетуще яркую, но неестественную, гиперболизированную, вычурную. И этой вычурности образов необходим был и вычурный язык. Путем подбора взаимно усиливающих одно другое выражений в сгущенные предложения, где образ нагроможден на образ, он достигает особого эффекта вколачивания своих мыслей в голову читателя.

В общем, манера композиции и стиль Андреева - хоть и создавались под многообразными влияниями - приспособились к основному настроению автора; как само это настроение, так и приемы творчества у него болезненны, вычурны, неустойчивы, с резкими скачками от яркого реализма к дикой фантастике, от трагического к карикатуре, от богатства образами к тощей искусственной схематизации.

Рассказ «Иуда Искариот» занимает в творчестве писателя особое место, именно его многие современники, коллеги по цеху и критики признавали художественной вершиной писателя.

Написан рассказ был в нелегкое для Андреева время, что также несомненно оказало влияние на глубину его идейно-проблемного плана. Закончен он был в 1907 году, а несколько раньше - 28 ноября 1906 - умерла горячо любимая жена писателя Александра Михайловна. Всего несколько слов посвящения говорят намочень много о том, что значила в жизни Андреева эта женщина. Вот как описывает Андреев В. В. Вересаеву свою жизнь на Капри, куда он уехал в декабре 1906 года: «...Для меня и до сих пор вопрос - переживу я смерть Шуры или нет,- конечно, не в смысле самоубийства, а глубже. Есть связи, которых нельзя уничтожить без непоправимого ущерба для души». Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. С.25.

Первое, что написал Андреев на Капри и был рассказ «Иуда Искариот», замысел которого он вынашивал уже давно - с 1902 года. Поэтому не только событиями русской истории - поражением первой русской революции и отказом многих от революционных идеей - вызвано появление этого произведения, но и внутренними импульсами самого Л. Андреева. С исторической точки зрения тема отступничества от былых революционных увлечений в повести присутствует. Об этом писал и Л. Андреев. Однако содержание рассказа, тем более с течением времени, выходит далеко за рамки конкретной общественно-политической ситуации. Сам автор о замысле своего произведения писал: «Нечто по психологии, этике и практике предательства», «Совершенно свободная фантазия на тему о предательстве, добре и зле, Христе и проч.» Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. С.216.. Рассказ Леонида Андреева -- это художественное философско-этическое исследование человеческого порока, а основной конфликт -- философско-этический.

Если выстраивать героев Андреева в генеалогические цепочки, то прямым предшественником Иуды следует назвать Царя Ирода («Савва»), приблизившего себя к Христу муками самоистязания, вечной и страшной епитимьей в наказание за убийство собственного сына. Но Иуда сложнее Ирода. Он не просто хочет быть первым после Христа, чтобы упиваться горем своего предательства. Он хочет встать по крайней мере рядом с Христом, положив ему под ноги недостойный его мир. «Он, брат, дерзкий и умный человек, Иуда,- говорил Андреев Горькому.- ...Знаешь - если б Иуда был убежден, что в лице Христа пред ним сам Иегова,- он все-таки предал бы его. Убить Бога, унизить его позорной смертью,- это, брат, не пустячок!» Там же. С.216.

В рассказе, созданном по евангелистскому сюжету, легко читается реакция Андреева на события текущего времени. Писатель доносит во всей их остроте свои чувства: ненависть к жестоким и ухищренным в политике властям (первосвященник Анна и его приспешники), болезненное восприятие темных бессознательных горожан и селян, иронию по отношению к части интеллигенции, ищущей только для себя место под солнцем (ученики Иисуса), и -- мечту о подвижниках, жертвующих собой во имя спасения человечества. Но конкретно-временные акценты лишь доля достигнутых в рассказе обобщений.

Надо отдать должное художнической смелости писателя, рискнувшего обратиться к образу Иуды, тем более попытаться понять этот образ. Ведь с психологической точки зрения понять означает в чем-то и принять (в соответствии с парадоксальным утверждением М. Цветаевой понять -- простить, не иначе). Леонид Андреев эту опасность, разумеется, предвидел. Он писал: рассказ «будут ругать и справа, и слева, сверху и снизу». Богданов А.В. «Между стеной и бездной». Леонид Андреев и его творчество / / Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.1.М.: Худож. лит., 1990. С.10. И он оказался прав: акценты, которые были расставлены в его варианте евангельской истории («Евангелии от Андреева»), оказались неприемлемыми для многих современников, в числе которых был и Л. Толстой: «Ужасно гадко, фальшь и отсутствие признака таланта. Главное зачем?» Там же. С.11. В то же время высоко оценили рассказ М. Горький, А. Блок, К. Чуковский и многие другие.

Резкое неприятие вызвал и Иисус как персонаж повести («Сочиненный Андреевым Иисус, в общем Иисус рационализма Ренана, художника Поленова, но не Евангелия, личность весьма посредственная, бесцветная, маленькая», -- А. Бугров Бродский М.А. «Иуда Искариот» Леонида Андреева. (Материал к обсуждению). М., 2000. С. 56.), и образы апостолов («От апостолов приблизительно ничего не должно остаться. Только мокренько», -- В. В. Розанов Там же. С.76), и, конечно, образ центрального героя «Иуды Искариота» («...попытка Л. Андреева представить Иуду необыкновенным человеком, придать его поступкам высокую мотивировку обречена была на неудачу. Получилась отвратительная смесь садистской жестокости, цинизма и любви с надрывом. Произведение Л. Андреева, написанное в пору разгрома революции, в пору черной реакции, по сути является апологетикой предательства... Это одна из самых позорных страниц в истории русского и европейского декаданса», -- И. Е. Журавская Там же. С. 76). Уничижительных отзывов о скандальном произведении в критике того времени было так много, что К. Чуковский вынужден был заявить: «В России лучше быть фальшивомонетчиком, чем знаменитым русским писателем» Там же. С. 76..

Полярность оценок произведения Л. Андреева и его центрального героя в литературоведении не исчезла и в наши дни, и она вызвана двойственным характером образа андреевского Иуды.

Безусловно негативную оценку образу Иуды дает, например, Л. А. Западова, которая, проанализировав библейские источники рассказа «Иуда Искариот», предостерегает: «Знание Библии для полноценного восприятия рассказа-повести и постижения "тайн" "Иуды Искариота" необходимо в разных аспектах. Нужно держать в памяти библейское знание,.. -- для того хотя бы, чтобы не поддаться обаянию змеино-сатанинской логики персонажа, чьим именем назвало произведение» Западова Л. А. Источники текста и «тайны» рассказа-повести «Иуда Искариот» // Русская литература. -- 1997. -- N 3. С.102.; М. А. Бродский: «Правота Искариота не абсолютна. Более того, объявляя постыдное естественным, а совестливость излишней, цинизм разрушает систему нравственных ориентиров, без которой человеку трудно жить. Вот почему позиция андреевского Иуды дьявольски опасна». Бродский М. А. Последний аргумент Иуды: // Русская словесность. -- 2001. -- N 5. С.39.

Иная точка зрения получила не меньшее распространение. Например, Б.С. Бугров утверждает: «Глубинным источником провокации [Иуды] оказывается не врожденная нравственная порочность человека, но неотъемлемое свойство его природы -- способность мыслить. Невозможность отрешиться от "крамольных" мыслей и необходимость их практической проверки -- вот внутренние импульсы поведения Иуды» Михеичева Е. А. Художественный мир Леонида Андреева // Литература в школе. -- 1998. -- N 5. С.39.; П. Басинский в комментариях к повести пишет: «Это не апология предательства (как понимался рассказ некоторыми критиками), но оригинальная трактовка темы любви и верности и попытка в неожиданном свете представить тему революции и революционеров: Иуда как бы "последний" революционер, взрывающий самый ложный смысл мироздания и таким образом расчищающий дорогу Христу» Басинский П.В. Комментарии // Андреев Л.Н. Проза. Публицистика, - М.:ООО «Фирма» Издательство АСТ», 1999.- (Серия «Школа классики» - ученику и учителю). С.108.; Р. С. Спивак утверждает: «Семантика образа Иуды в повести Андреева принципиально отличается от семантики евангельского прототипа. Предательство андреевского Иуды -- предательство лишь по факту, а не по существу» Спивак Р. С. Феномен творчества в осмыслении русской литературы начала ХХ века: («Иуда Искариот» и «Самсон в оковах» Л. Андреева) // Филологические науки. -- 2001. -- N 6. С.90.. А в трактовке Ю. Нагибина, одного из современных писателей, Иуда Искариот -- «любимый ученик» Иисуса Нагибин Ю. Любимый ученик // Рассказы синего лягушонка.- М.: Москва, 1991.

Выводы по первой главе

Непрекращающаяся полемика, пусть с перегибами в оценках, свидетельствовала о властном притяжении к Андрееву. Вместе с тем, конечно, и о неоднозначности его художественного мира.

Творчество Л. Андреева и духовные, философские основы его позволяют выявить многие тенденции в литературно-художественной жизни России начала XX века. Андреева можно назвать одной из ярчайших фигур своего времени, он оставил оригинальный след в культуре. В его творческом методе причудливо переплелись традиционное и новаторское, реализм и новейшие веяния; художественный путь писателя отразил все основные приметы своей эпохи, стремившейся выработать цельное мироощущение, восстановить распавшуюся «связь времен».

Рассказ «Иуда Искариот» занимает в творчестве писателя особое место, именно его многие современники, коллеги по цеху и критики признавали художественной вершиной писателя.

Надо отдать должное художнической смелости писателя, рискнувшего обратиться к образу Иуды, тем более попытаться понять этот образ. Он писал: рассказ «будут ругать и справа, и слева, сверху и снизу». И он оказался прав: акценты, которые были расставлены в его варианте евангельской истории («Евангелии от Андреева»), оказались неприемлемыми для многих современников.

Полярность оценок произведения Л. Андреева и его центрального героя в литературоведении не исчезла и в наши дни, и она вызвана двойственным характером образа андреевского Иуды.

ГЛАВА 2. Истоки и интерпретация сюжета о предательстве

Иуды Искариота в мировой культуре

2.1 Библейская первооснова сюжета, архитипические черты

образов и их символическая функция

На протяжении долгих веков одним из наиболее прочных нравственных ориентиров для мировой литературы являлось такое идейно-этическое учение как христианство. Несомненно, библейские темы и образы можно отнести к «вечным», благодаря неисчерпаемости их духовного содержания и универсальному, общечеловеческому смыслу.

Иуда традиционно относится исследователями к «вечным» образам. По происхождению - это библейский персонаж.

Многие библейские образы, к которым на протяжении многих веков не раз обращались в своем творчестве и художники, и поэты, и музыканты, принято относить к разряду «вечных». В определениях «вечных образов» подчеркивается их повторяемость (встречаются в творчестве писателей разных эпох и культур) и символичность, т. е. неисчерпаемость духовного содержания и универсальный, общечеловеческий смысл. Переходя из произведения в произведение, попадая в новые контексты, они переосмысляются каждый раз заново - в зависимости от времени, эпохи, культуры, «приютивших» их. «Кочуя» из текста в текст, они обогащают содержание нового текста, привнося в него смыслы, «наработанные» в предыдущих контекстах, а с другой- новый контекст неизбежно влияет на дальнейшее понимание этого образа.

Некоторые исследователи относят «вечные образы» к «сверхтипам» и даже «архетипам», понимая под последними фундаментальные изначальные схемы представлений, схемы человеческого духа, и соответственно художественные образы, наиболее полно воспроизводящие человеческие типы. «Такие общечеловеческие символы, прообразы, мотивы, схемы и модели поведения и т. д., лежащие в основе мифов, фольклора и самой культуры в целом, переходят из поколения в поколение как "образы коллективного бессознательного" (К. Юнг)» Нямцу А.Е.. Миф. Легенда. Литература (теоретические аспекты функционирования). Черновцы: Рута, 2007. С.192.. На архаические корни «вечных образов» указывает и их символическая функция: «В символе всегда есть что-то архаическое. Каждая культура нуждается в пласте текстов, выполняющих функцию архаики. Сгущение символов здесь обычно особенно заметно». Там же. С.192. К подобным текстам без сомнения можно отнести Библию, которая существует в сознании читателя/писателя сразу в двух своих планах - как текст культурный, и как текст религиозный, сокральный, что находит свое отражение и в отношении к самим библейским образам.

Любое обращение к библейским образам и сюжетам воспринимается прежде всего на фоне именно религиозной традиции, а затем уже «обрастает» культурными ассоциациями и интерпретациями. А потому, несомненно важным является хорошее знание первоосновы - библейского мифа, изначальная трактовка образа Иуды в нем.

В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона -- одном из самых авторитетных справочных дореволюционных изданий -- об Иуде сообщается: «Иуда Искариот -- один из 12 апостолов, предавший своего Учителя. Свое прозвище он получил от г. Кериофа, из которого был родом (Иш-Кериоф -- человек из Кериофа); впрочем, мнения в этом отношении расходятся. Во всяком случае, он был единственным иудеем среди апостолов, которые все были галилеяне. В обществе апостолов он заведовал их кассой, из которой скоро начал похищать деньги, и затем, обманувшись в надежде, что Иисус Христос явится основателем великого земного царства, в котором все иудеи будут князьями и утопать в роскоши и богатстве, он продал своего Учителя за 30 серебреников (или сиклей: 3080 к. = 24 р. зол.), но от угрызений совести повесился. Немало было попыток разгадать его переход от апостольства к предательству...». Арсентьева Н. Н. О природе образа Иуды Искариота //Творчество Леонида Андреева. Курск, 1983. С.21.

Согласно Евангелиям, Иуда был сыном некоего Симона (Иоан 6:71; 13:2, 26) и, вероятно, единственным уроженцем Иудеи среди учеников Иисуса, выходцев из Галилеи (Галиль) -- северной части Земли Израиля (см. Эрец-Йисраэль). В общине учеников Иисуса И. И. ведал общими расходами, т. е. был казначеем и носил с собой «денежный ящик» для подаяний. Именно с этой обязанностью Иуды связывается его корыстолюбие, послужившее своего рода лазейкой для дьявольского внушения. Особенно очевидно это в интерпретации Евангелия от Иоанна. Так, когда Мария из Вифании, сестра Марфы и Лазаря, помазала ноги Иисуса драгоценным нардовым маслом, И. Иуда сказал: «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» (Иоан 12:5). По мнению евангелиста, «сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому, что был вор: он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали» (Иоан 12:6).

Согласно Евангелиям, Иуда отправился к «первосвященникам» (Матф 26:14; исторически в Иерусалимском Храме был только один первосвященник) и предложил за определенную мзду выдать Иисуса: «И сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников...» (Матф 26:15; ср. Мар 14:10; Лук 22:4--5). Однако исследователи уже давно обратили внимание на некоторый парадокс: тридцать сребренников -- слишком ничтожная сумма по тем временам, чтобы удовлетворить алчность, да еще ценой такого поступка; к тому же, само действие Иуды оказывается странно ничтожным, чтобы подлежать оплате вообще, ибо Иисуса нетрудно было схватить, так как Он был, исходя из самих же Евангелий, хорошо известен «первосвященникам и «книжникам», в особенности последним, ибо во многом их взгляды соприкасались со взглядами проповедника из Галилеи.

Согласно Евангелиям, с момента своей договоренности с «первосвященниками», Иуда искал удобного случая предать (Матф 26:16) своего Учителя. Такой случай представился в связи с наступлением иудейской Пасхи и некоторыми законами ее встречи. На Тайной Вечере, которая и представляет собой первую праздничную трапезу в Иерусалиме, где запрещено открыто собираться для встречи праздника (поэтому вечерняя трапеза, т. е. вечеря, является тайной, проходящей в особом месте; она также понимается далее христианством как тайная в смысле раскрытия особых Таинств), Иисус и апостолы возлежат, как и положено по иудейскому обычаю той поры (и обычаю всего цивилизованного древнего мира), на особых кушетках вокруг пиршественного стола. Судя по всему, Иуда оказывается в самой непосредственной близости от Иисуса, равно как один из учеников, «которого любил Иисус» и который «возлежал у груди Иисуса» (Иоан 13:23); последнего церковная традиция единодушно отождествляет с Иоанном Богословом. У этого ученика, «которого любил Иисус», Симон Петр просит спросить Учителя, кого Он имел в виду, произнося горькие и страшные слова: «...истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня» (Иоан 13:21). Ученик, «припадши к груди» (т. е. неслышно для остальных), спрашивает: «Господи, кто это?» (Иоан 13:25). Ответ слышит Иуда, находящийся рядом, и именно ему Иисус подает обмакнутый кусок хлеба, указывающий на предателя: «Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту» (Иоан 13:26). Согласно остальным синоптическим Евангелиям, Иисус не указывает на предателя, но просто говорит о том, что им является один из Двенадцати, находящихся с Ним за одним столом (Матф 26:21--23; Мар 14:18--21). При этом Иисус вновь загадочно говорит, что так и должно быть («сын Человеческий идет, как писано о Нем» -- Матф 26:24; Мар 14:21), т. е. предательство одного из ближайших учеников -- необходимое звено общего плана Спасения, однако «горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» (Матф 26:24; ср. Мар 14:21). Таким образом, самим евангельским текстом задана странно-тревожная диалектика «пользы» предательства и «запрограммированности» поступка Иуды, что будет далее вызывать разноречивые и достаточно «крамольные» интерпретации. Согласно Евангелию от Иоанна, именно после конкретного указания Иисуса на предателя, неслышного для других, в душе раздосадованного Иуды окончательно созревает дьявольский план, причем Иисус читает в его душе и даже побуждает действовать как можно быстрее: «И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. // Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему» (Иоан 13:27--28). Иуда встает из-за пиршественного стола и уходит в ночь. Затем, пока Иисус с остальными учениками уже находится в Гефсимании, Иуда ведет к известному ему месту целую толпу -- «множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных» (Матф 26:47; ср. Мар 14:43; Лук 22:47, 52; Иоан 18:3) -- и выдает его своим поцелуем («поцелуй Иуды», вошедший в поговорку). Однако и этот эпизод содержит в себе некоторую долю парадоксальности и даже алогичности: вряд ли нужно было указывать каким-либо знаком народу на Иисуса среди Двенадцати, ибо народ и без того Его знал; указывать, пожалуй, нужно было для римских легионеров, ибо для них все эти иудеи были «на одно лицо».