Анализ поэмы "Божественная комедия"

Сохранилось письмо Данте, написанное по латыни, к синьору Вероны Кангранде делла Скала, в котором говорится, что есть четыре способа прочтения "Комедии". Один из них - буквальный, другой аллегорический, причем последний тройственен и включает собственно аллегорический, нравственный и анагогический (духовный) аспекты ¹. Так Данте сообщает "магические числа", положенные в основу архитектоники "Комедии" - 1 и 3 (а также их "производные"; особый мистико- символический смысл имеет цифра 9: 9 = 3*3). Произведение состоит из трех частей, или кантик; в каждой 33 песни, плюс вступительная песнь - всего 100. Строфика поэмы - терцины, рифмовка которых образует цепь: aba, bcb, cdc, ..., yzy, z. В последней песни поэмы Данте открывается тайна триединого божества

Я увидал, объят высоким светом

И в ясную глубинность погружен,

Три равноемких круга, разных цветом.

Один другим, казалось, отражен,

Как бы Ирида от Ириды встала;

А третий - пламень, и от них рожден.

(Р. XXXIII, 115 - 120) ²

Мы видим, что схема отдельно взятой терцины aba совпадает с дантовой "моделью" Святой Троицы: крайние, рифмующиеся, стихи, имитируют упомянутое в 118 ³ отражение, а центральный стих - несущий элемент строфической цепи - Дух Святой. Последний, таким образом, генерирует текст, имитируя феномен Священной Книги.

Многозначный текст - характерное для средневековой литературы явление, истоки которого, по-видимому, находятся в изысканиях каббалистов, рассматривавших Писание как криптографическое письмо (или же глубже - в символистских космологиях гностиков). Скот Эриугена сравнивал смысл Библии с переливающимся павлиньим хвостом, имеющим бесконечное число оттенков. По другой версии, в Писании четыре значения (столько же, сколько Данте полагает в "Комедии"). Столько же букв содержит искомый Тетраграмматон - одно из имен Бога, правильное произнесение которого способно создать мир и голема-человека. Четырехбуквенный Тетраграмматон для каббалистов равномощен другому имени Бога, перестановка букв которого образует Пятикнижие. Мы понимаем, что аллегоризм в "Комедии" неизбежен: величие замысла необходимо влечет за собой уподобление Священной Книге. В том же письме к Кангранде объясняется внетекстовая цель поэмы: "Вывести живущих в этой жизни из состояния бедствия и привести в состояние блаженства". Эта цель совпадает с сюжетной стратегией "Комедии": человек, сбившийся с пути в греховном мире, руководимый разумом (Вергилий), восходит к земному раю, откуда, ведомый откровением (Беатриче), возносится к раю небесному.

Грех и наказание в "Божественной Комедии"

Воронкообразная ступенчатая полость, сходящаяся к центру Земли - таков Ад у Данте. Этот гигантский концентрационный лагерь для истязания душ (или теней) нераскаявшихся грешников - древнейшее вдохновенное изобретение триединого Господа. Древнее только вечные создания: небо, земля и ангелы. Склоны этой пропасти опоясаны концентрическими уступами - кругами Ада, которые отделены друг от друга скалами и валами: сообщение между ними запрещено. Ясно, что при таком обустройстве круги, расположенные выше, имеют больший диаметр и, следовательно, более вместительны.

Непосредственно за воротами Ада

<...> вопят от боли

Ничтожные, которых не возьмут

Ни бог, ни супостаты божьей воли.

(А. III, 61 - 63)

Ясно, что эта безликая масса составляет абсолютную доминанту по количеству узников среди всех отделений загробного мира - каждая более или менее заурядная личность после смерти присоединяется к этой толпе, а заурядных, как известно, подавляющее большинство. Причисление к ничтожным либо значительным, таким образом, является первым этапом загробной судьбы. Ничтожные без разбора выселяются на обочину Ада; остальные грешники сортируются по принципу раскаявшийся - нераскаявшийся. Тени первых ангел отвозит в челне на гору Чистилища, нераскаявшиеся оказываются "притянуты Ахероном" и расселяются по кругам Ада, чтобы терпеть вечные муки. Праведники, соответственно, возносятся к концентрическим небесам Рая. 1300 год, когда Данте совершает свое путешествие по загробному миру, является для его неофитов исключительно благодатным: в Риме, начиная с Рождества, справляется церковный юбилей. В этой связи щедро отпускаются грехи живым и облегчается участь умерших: ангел допускает в свою ладью всех, кто об этом просит (Ч. II, 94 - 105).

Интересно, что посмертная судьба каждой тени определяется только одним видом греха или добродетели: Данте выбирает для наказания единственный порок - идентификатор, сопряженный с наиболее характерными, "портретными" прижизненными чертами личности. Таким образом, каждая тень, находящаяся в Аду или Чистилище, жестко закреплена там территориально. Паоло и Франческа караются только как сладострастники, Улисс и Диомед - якобы за выдумку с Троянским конем и так далее. Однако беседы Данте с узниками зачастую организованы как полемика о правильности и единственности наблюдаемого порядка.

В песни одиннадцатой "Ада" Вергилий объясняет Данте принцип расселения грешников по Аду - он соответствует классификации пороков, данной в "Этике" Аристотеля (кн. VII, гл. I). Несдержанность, буйное скотство, злоба - пороки по возрастанию их "тяжести" - наказуемы в Аду в следующем порядке:

o Несдержанность, или злоупотребление естественными наслаждениями, телесными и душевными: сладострастие, чревоугодие, скупость и расточительство, гнев - караются в кругах II - V.

o Буйное скотство, приводящее к насилию, казнится в круге VII.

o Злоба, приводящая к обману, наказуется в восьмом и девятом кругах.

o Еретики (категория, неизвестная Аристотелю) расположены в шестом круге Ада, на границе между верхним и нижним Адом внутри стен города Дита.

Принято считать, и не без оснований, что "Божественная Комедия" вмещает все научное знание, которым располагало западное средневековье. По-видимому, Данте знал на память многие научные книги. М. Лозинский в этой связи приводит список литературы, так или иначе повлиявшей на замысел "Комедии": "Главнейшими источниками его [Данте] эрудиции были: Библия, отцы церкви, богословы мистические и схоластические, прежде всего Фома Аквинский; Аристотель, ..., философы и естествоведы арабские и западные, - Аверроэс, Авиценна, Альберт Великий; римские поэты и прозаики - Вергилий, ..., Овидиий, Лукан, Стаций, Цицерон, Боэций; историки - Тит Ливий, Орозий. <...> Свои астрономические познания Данте черпал главным образом у Альфрагана, арабского излагателя Птолемея, конечно, тоже в латинском переводе." ⁴

Данте дает в поэме своеобразные ссылки на эту литературу: большинство авторов названы поименно как - по тем или иным причинам - обитатели Лимба: большая мудрость = большая печаль. Интересно, как Данте распоряжается всем этим знанием: если естественнонаучные представления имеют для поэмы чисто прикладное значение и используются в готовом виде, как, например, птолемеев геоцентризм, то нравственно-этические доктрины нуждаются в разработке и насаждении - слишком много страданий и несправедливости было вокруг поэта и слишком очевидны были противоречия ортодоксальных церковных норм. Итак, Ад расчерчен в соответствии с аристотелевой градацией пороков; Рай - в соответствии с системой Птолемея, Чистилище ⁵ отчасти содержит отраженную "разметку" Ада, Лимб - кайма католического ада - перенесен в поэму из церковного учения, кое-что Данте "достраивает" сам.

По-видимому, наиболее популярным аналитическим методом средневековой, как и античной, науки оставался метод классификации. Но уже вступая вслед за Данте в Лимб и наблюдая расселение теней, мы встречаемся с трудностями, непреодолимыми в рамках данного метода: многие тени, попавшие туда, по церковным нормам были бы осуждены на адские муки. Мы понимаем, что создатель "Комедии" руководствуется иными представлениями о грехе и наказании, основываясь прежде всего на категории, определяемой сейчас как гуманизм, но понимаемой им по-своему. В "Разговоре о Данте" О. Мандельштама есть фраза: "Дант может быть понят лишь при помощи теории квант" ⁶. Удивительно, но в теории квантовых систем действительно существует аналогичная ситуация. Выражаясь упрощенно, система имеет некие уровни, заселенность которых представляет проблему. То есть любое расселение частиц материи по этим уровням осуществляется с некоторой вероятностью. Когда-то крупнейшие теоретики обсуждали следующий вопрос: каково распределение частиц на самом деле? Эйнштейн произнес легендарную фразу, смысл которой приблизительно таков: "Я не верю, что Бог играет в кости". В результате была создана теория, в рамках которой вопрос о действительном распределении частиц не имеет смысла, но существует принцип неопределенности. Интересно, что Данте поступает со своими тенями в соответствии с этим принципом: невозможно объяснить, почему, например, Цезарь помещен именно в Лимб, а Манфред - в Чистилище - ясно, что Данте руководствуется в своих решениях высшей интуицией, подчас совпадающей с чисто художественным чутьем, считая их вернейшим индикатором вины.

Основной этический принцип Данте - принцип абсолютизации вины - в сущности, означает, что человек, осененный светом разума, волен определять этические нормы. И. Бэлза обращает внимание на установку, содержащуюся в последнем сонете "Новой Жизни", и приводит в этой связи первый его катрен в переводе А.М.Эфроса ⁷:

Над сферою, что шире всех кружится,

Посланник сердца, вздох проходит мой:

То новая Разумность, что с тоской

Дала ему Любовь, в нем ввысь стремится.

Это означает, что свет разума возникает из всемогущей силы Амора, которая движет светилами и людьми. В то же время, очевидно, этика Данте - прежде всего этика избранных, наделенных Il ben de l'intelletto. Этого более чем достаточно для обвинений в ереси, но он нападает первым, отнимая у князей церкви право распоряжаться загробной жизнью людей и торговать загробным блаженством. Публикация "Комедии", вероятно, преподнесла немало сюрпризов церковным властям - столько пап со ссылкой на Высшую мудрость расселено по дантовому Аду.

Этика избранных, давая им исключительное право, и требования предъявляет исключительные. Данте сурово осуждает прославленного провансальского трубадура Бертрана де Борн, направившего могущество своего Il ben de l'intelletto, воплощенного в поэтическом даровании, на то, чтобы своей политической деятельностью вызвать раздоры и войны:

Я видел, вижу словно и сейчас,

Как тело безголовое шагало

В толпе, кружащей неисчетный раз,

И срезанную голову держало

За космы, как фонарь, и голова
Взирала к нам и скорбно восклицала.

(А. XXVIII, 118 - 123)

Путешествуя вслед за Данте по ландшафту "Комедии", мы понимаем, что каноническое определение греха в качестве правила работает только применительно к теням, попавшим в результате в разряд ничтожных, среди которых градация греха теряет смысл - все они страдают одинаково. Все прочие загробные области заселены тенями личностей, которые могут быть определены как значительные, или исторические, и образуют, по существу, некие скрижали, или дантов вариант таковых. Это для них, наделенных светом разума и обративших его кто в великое зло, а кто во благо, созданы Ад, Чистилище и Рай. Поэтому нравственные изыскания Данте - это не только и не столько общечеловеческая этика, но в существенной степени этика истории.

божественный комедия данте грех наказание

Критский Старец и алхимический метод

Глобальное разрушительное действие греха Данте наглядно демонстрирует на фигуре Критского Старца. Этот образ - очередной синтез аристотелевской логики и библейской легенды в духе Фомы Аквинского. В главе 2 Книги Пророка Даниила Бог посылает Вавилонскому царю Навуходоносору сон, в котором открывает, "что будет в последние дни", и который царь забывает. Даниил молится, чтобы ему открылась эта тайна - от откровения зависит судьба всех мудрецов Вавилонских. Содержание и смысл сна открываются ему в ночном видении. Истукан с золотой головой, серебряным торсом и руками, медными чревом и бедрами, с голенями из железа, ногами из железа и глины стоял сияющий и страшный, пока "камень не оторвался от горы без содействия рук, ударил в истукан и железные и глиняные ноги его и разбил их. Тогда все вместе раздробилось: железо, глина, медь, серебро и золото сделались как прах на летних гумнах, и ветер унес их, и следа не осталось от них, а камень, разбивший истукан, сделался великою горою и наполнил всю землю." Этот камень означает последнее царство, которое сокрушит все предыдущие, а само будет стоять вечно.

Данте заимствует истукана в свою сновидческую "Комедию", помещая его на остров Крит - в колыбель античности (А. XIV). Символика изваяния, изображающего человечество, развивается: вся фигура за исключением золотой головы надтреснута, и в трещинах струятся слезы старца - мировое зло. Поток, в который соединяются в недрах земли слезы Критского Старца, изливается в Дантов Ад. Названия рек перенесены из античного подземного царства. Ахерон (греч.: река скорби) опоясывает первый круг Ада и, следовательно, все остальные; вытекающие из нее ручьи к пятому кругу становятся багрово-черными и впадают в болото Стикса (от греч. ненавистный), омывающее стены города Дита, за которыми расположен нижний Ад. В седьмом круге поток преобразуется в кровавый Флегетон (от греч.: жгучий), который пересекает лес самоубийц и пустыню, где падает огненный дождь. Отсюда вода спадает в следующий круг и в центре земли застывает, присоединяясь к ледяному озеру Коцит (греч.: плач).

Трещины в теле истукана - это пороки, поражающие род людской во все времена, кроме золотого века, когда люди были вечно молоды и счастливы. Внезапное падение библейского камня Данте заменяет едва заметным, но неуклонно разрушительным действием воды, показывая, что катастрофа исподволь созревает в недрах человеческой породы. Металлы, составляющие истукана, расположены согласно одному из вариантов алхимической иерархии, восходящей от несовершенного железа к совершенному золоту (в цветовом выражении - от черного к красному через белый). Мраморная белизна античной скульптуры, преломляясь в призме средневековой истории, превращается в спектр - радугу (в других интерпретациях - хвост павлина или причудливый сплав Критского Старца). Во времени, совпадающем с истечением слезной влаги, Критский Старец представлен как обратная, нисходящая трансмутация: золото разлагается, источая некий элемент (слезы, или мировое зло), с образованием "больных" металлов, вплоть до обращения еще золотоносного железа в глину горшечную и прах земной. Один из основных принципов древней магии гласит: подобное производит подобное, оттого на другом конце потока, в ледяной глыбе Коцита - трехликий Люцифер

И я от изумленья стал безгласен,

Когда увидел три лица на нем;

Одно - над грудью; цвет его был красен...

Лицо направо - бело-желтым было;

Окраска же у левого была,

Как у пришедших с водопадов Нила.

(А. XXXIV, 37 - 39, 43 - 45)

Лики его - слева направо - окрашены так же, как - снизу вверх - железная, медная, серебряная части тела у Старца; левая сторона в "Комедии" вообще связана со злом и грехом. Если подобное порождает подобное, то причина определяет следствие не в большей мере, чем следствие причину, так что Старец и Люцифер - система динамически равновесная. Рассуждая в терминах такой символистской метафизики, мы можем оценить "технологию" возврата к золотому веку, что для Старца означает полное восстановление его золотого облика при помощи алхимического исцеления "язвы металлов". Это потребовало бы восходящей трансмутации и обратного процесса, несколько более фантастического, означающего одновременный поворот и концентрацию всего подземного потока, включая таяние Коцита. Оросив собранной влагой фигуру Критского Старца от глиняной ноги до серебряного торса, по закону алхимической обратимости существует надежда получить желаемое - золотого истукана, напоминающего того, что изготовил Навуходоносор для всеобщего поклонения (Дан. Гл. 3, 1 - 18). Успешный исход всех этих ирригационных манипуляций означал бы, что наш гипотетический алхимик пропустил через свои руки не что иное, как философский камень. Здесь наступает ключевой момент анализа. Принцип средневековой схоластики, порицающий умножение сущностей без необходимости, вынуждает приравнять гигантский кристалл Коцита к искомому философскому камню. Однако, растопив ледяную глыбу, мы освобождаем Люцифера - такова минимальная цена возврата к золотому веку.

Видимо, не случайно поддельщики металлов Капоккьо и Гриффолино в "Комедии" помещаются в восьмой круг Ада, в десятый ров Злых Щелей - вплотную к ледяному озеру. Это насмешка, ей подобными изобилует дантова индустрия пыток. Идея пыточного механизма в том, что истязание в Аду - это не столько наказание, сколько вызов: грешник обязан упорствовать в своем грехе, раскаяние запрещено - иначе Ад потеряет божественный смысл ⁸. Гипотетические язвы, выдуманные алхимиками для объяснения "несовершенства" металлов, в Аду материализуются, поражая их самих. Страдающий невыносимым зудом Гриффолино слышит любезное пожелание Вергилия

Да не обломаешь

Вовек ногтей, несущих этот труд.

(А. XXIX, 89 - 90)

При всей чудовищности ситуации мы понимаем, что это не ирония, а напротив - сочувствие, замаскированное под насмешку, так как сострадание к узникам Ада противоречит божественной воле.

Ад как часы мира

Данте изображает порядок вещей в Аду как бы вне времени, не занимаясь ни предшествующей, ни дальнейшей судьбой грешников. Остается впечатление, что они распределены по Аду раз и навсегда: переходы из круга в круг не показаны. Мы узнаем только, что после воскресения мертвых, воссоединившись с телом, они станут более восприимчивы к своим страданиям. Поскольку никаких позиционных изменений грешные тени не претерпевают, вечность, по существу, для них уже наступила. О течении времени они могут судить в принципе лишь по мере поступления новых жертв, а также по движению адских рек. Однако здесь есть нюансы. Они связаны со способностью видения и предвидения событий в мире живых. Прожорливый некогда Чакко, терзаемый в третьем круге Ада, предсказывает ближайшую судьбу Флоренции (А. VI, 64 - 72); еретик Кавальканте Кавальканти (А. Х, 68 - 69) не знает, жив ли его сын; Фарината дельи Уберти, тоже осужденный как еретик, сообщает:

"Нам только даль отчетливо видна, -

Он отвечал, - как дальнозорким людям;

Лишь эта ясность нам Вождем дана.

Что близится, что есть, мы этим трудим

Наш ум напрасно; по чужим вестям

О вашем смертном бытии мы судим.

Поэтому, - как ты поймешь и сам, -

Едва замкнется дверь времен грядущих,

Умрет все знанье, свойственное нам".

(А. Х, 100 - 108)

Будущее Ада туманно. По логике вещей, ледяное ядро обязано разрастаться за счет впадающего в него потока. Пределы этого роста в "Комедии" не обозначены, а рассуждать об этом рискованно: полное замораживание Люцифера нарушает архитектуру Ада. Мы достигаем границы, за которой одно прочтение текста перетекает в другое - это перелив павлиньего хвоста, заимствованного у Эриугены. Здесь возможны варианты. Если несколько изменить ракурс и взглянуть на Ад как на единую систему, можно увидеть, что водные потоки в воронкообразной колбе Ада - это одна гигантская клепсидра, ресурсы которой, в принципе, исчерпываются в момент Страшного Суда. Таким образом, Дантов Ад - это часы мира, древнее которых, напомним, только вечные создания: небо, земля и ангелы. Часы отсчитывают время, соединяющее одну вечность с другой. Есть впечатление, что это не только пассивный отсчет или констатация, но генерация времени - об этом косвенно сообщают провидческие эпизоды первой кантики "Комедии". Внутри самих часов, то есть в Аду, для его обитателей-теней время причудливо и извилисто: это работает пыточный механизм.

Размещено на Allbest.ru