"Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов, трагизм мелочей жизни, никто до него не умел так беспощадно правдиво нарисовать людям позорную и тоскливую картину их жизни в тусклом хаосе мещанской обыденщины. Его врагом была пошлость; он всю жизнь боролся с ней, её он осмеивал и её изображал бесстрастным, острым пером, умея найти прелесть пошлости даже там, где с первого взгляда, казалось, всё устроено очень хорошо, удобно, даже - с блеском…" (Максим Горький).

Мещанство, не как сословная принадлежность, а как образ мыслей и образ жизни, - явление многоликое. "Мещанин - это взрослый человек с практичным умом, корыстными, общепринятыми интересами и низменными идеалами своего времени и своей среды" (Владимир Набоков). Замена высокого низменными - сущность мещанства, синонимом, которого служит "пошлость". "У пошлости нет доброты, нет идеальных стремлений, нет Бога" (Иннокентий Анненский).

Отсутствие "идеальных стремлений" проявляется по отношению к самому важному в жизни, определяющему состояние общества в настоящем и являющимся условием будущего благосостояния страны, - к труду. А.М. Горький вспоминает слова Чехова: "Чтобы хорошо жить, по-человечески - надо же работать! Работать с любовью, с верой. А у нас не умеют этого…" Создание картины неприглядного, серого, скучного, унылого существования обывателя, Чехов подмечает, что в основе этой скуки лежит неумение и не желание трудиться.

Когда Старцев, герой Рассказа "Ионыч", в обществе "говорил о том, что нужно трудиться, что без труда жить нельзя, то всякий принимал это за упрёк и начинал сердиться, назойливо спорить. При всём том обыватели не делали ничего, решительно ничего…" между тем сам Дмитрий Ионыч Старцев, понимая истинное значение труда, в своей врачебной практике изменяет ему, превращая благородный труд врача в средство наживы.

В начале молодой доктор, назначенный в Дялиж Земским врачом, честно выполнял свой долг, работая с утра до вечера, и в будни, и в праздники ("Весной, в праздник, - это было Вознесение, - после приёма больных, Старцев отправился в город…"): "Вы так любили говорить о своей больнице", - вспоминает Котик. С течением времени страсть к наживе изменила его отношение к труду. Наскоро приняв больных, он препоручал их фельдшеру и на целый день уезжал в город, где у него была частная практика, которая приносила ему большой доход. Своё единственное удовлетворение он получает в пересчитывании денег - "и, случалось, бумажек - жёлтых и зелёных, от которых пахло духами, и уксусом, и ладаном, и ворванью, - было понапихано во все карманы рублей на семьдесят".

Набрав изрядную сумму он покупал доходные дома. Гуманный врач превратился в бездушного дельца, сострадание к больным сменилось раздражением и грубостью. Изменив своему назначению, Ионыч стал таким же пошлым обывателем, как и те, перед кем он говорил о необходимости трудиться. Ведь даже тогда, когда он собирается жениться на горячо любимой девушке, думает о приданом ("А приданого они дадут, должно быть, немало", - думал Старцев). "Пошлая натура отличается тем, что она никогда не упустит своей выгоды" (Ницше).

Людям, опошляющих само содержание труда, Чехов противопоставляет своих любимых героев, бескорыстно преданных своему делу, как доктор Дымов, "великий, необыкновенный человек" и ученый, "какого теперь с огнем не найдешь" ("Попрыгунья"), или известный в России садовод Песоцкий из рассказа "Черный монах". Сад Песоцкого - это чудо природы в сочетании с искусством садовода. "Таких удивительных роз, лилий, камелий, таких тюльпанов, всевозможных цветов, начиная от ярко-белого и кончая черным, как сажа, вообще такого богатства цветов, как у Песоцкого, Коврину не случалось видеть нигде в другом месте". Изумительно декоративный сад, фруктовый сад, приносящий большой доход, и награду, и славу. "Сад действительно прекрасный, образцовый… Это не сад, а целое учреждение, имеющее высокую государственную важность. Потому что это, так сказать, ступень в новую эру русского хозяйства и русской промышленности…

… Весь секрет успеха… в том, что я люблю дело - понимаешь? - люблю, быть может, больше чем самого себя".

Бессмертие человека - в его делах. Поэтому Песоцкий так удручен мыслью о будущем своего детища. Таких людей, как Песоцкий, думающих о государственной пользе, любящих свою работу и умеющих "дело делать" в России очень мало. Они, с точки зрения обывателя, чудаки.

"Вообще, брат, я большой-таки чудак", - говорит о себе Песоцкий. К таким чудакам относится и обаятельный, тонкий, благородный доктор Астров из пьесы "Дядя Ваня", который помимо лечения больных ("от утра до ночи все на ногах, покоя не знаю, а ночью лежишь под одеялом и боишься, как бы к больному не потащили") увлечен лесоводством:

"… когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которых я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я. Когда я сажаю березку и потом вижу, как она зеленеет и качается от ветра, душа моя наполняется гордостью, и я … Все это, вероятно, чудачество, в конце концов".

Человеку вдохновенного труда жить интересно, обывателю, погруженному в мелочные заботы, скучно: "Он одинок. Живется ему скучно, ничто ему не интересует" - таков итог жизни Дмитрия Ионыча Старцева.

Скрывая свое духовное убожество, бездушный мещанин желает самоутвердиться в том, что в обществе считается престижным. Быть причастным к искусству - это всегда модно и возвышает обывателя в собственных глазах. Оленька из рассказа "Попрыгунья" окружает себя знаменитостями, артист, певец, несколько художников, виолончелист, литератор - "ее друзья и знакомые были не совсем обыкновенные люди". На фоне этих талантов ее муж, скромный доктор Дымов, кажется ей незначительным и неинтересным. Ему она предпочла довольно пошлого, но известного художника Рябовского. И только тогда, когда Дымов умирает, она, наконец, со слов его коллег, узнает, какой это был необыкновенный человек и великий ученый. Ольга Ивановна не оценила в нем его "чистую, добрую, любящую душу", любить она только может выдающегося человека. Любовь - самое бескорыстное чувство - заменяется суетными, эгоистическими стремлениями сделать женскую карьеру за счет успехов и славы своего мужа". "Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей… А это скверно…" - сетовал Чехов.

Точно также Екатерина Ивановна ("Ионыч") сначала отвергает Старцева, потому что быть женой провинциального доктора - по сравнению с той жизнью, о которой она мечтает: "Я хочу быть артисткой, я хочу славы, успехов, свободы…". Через четыре года, когда Екатерина Ивановна убедилась в своей бездарности, она уже Старцева считает "лучшим из людей", у которого "благородная цель в жизни". И в том и другом случае она так же, как и Ольга Ивановна, проглядела человека: в первый раз - хорошего, доброго, любящего; в последний раз - одинокого, страдающего от непонимания, жаждущего обрести сочувствие, потому что она всегда думает только о себе. "У пошлости одна мысль о себе, потому что она глупа и узка и ничего, кроме себя, не видит и не понимает". (И. Аннескин)

Равнодушие становится нормой жизни.

У обывателя неодолимо стремление: принадлежность к избранному кругу. Семья Туркиных, по мнению местных жителей губернского города С., самая образцовая и талантливая. Однако пошлость этой семьи обнаруживается при первом же знакомстве, когда раз и навсегда заведенной очередностью угощают гостей обедом, красивой дочерью, остроумием, романами, музыкой, тающими во рту печеньями. Все это - в одном роду ценностей.

Каждый из членов семьи демонстрирует свой талант, невольно обнаруживая свою бездарность. Шутки Ивана Петровича, выработанные "долгими упражнениями в остроумии", раздражали назойливыми повторениями и были не смешны; игра Котика на рояли очень технична, но лишена души и вдохновения, будто "с высокой горы сыплются камни, сыплются и все сыплются, ему хотелось чтобы они поскорее перестали сыпаться". Так передает свое впечатление от игры Котика Дмитрий Ионыч. Вера Иосифовна читает свой очередной роман о том, "чего никогда не бывает в жизни". Банальное начало - "Мороз крепчал" - и дальше развивается банальный сюжет о том, как богатая графиня полюбила бедного художника и как они стали устраивать школы, больницы и библиотеки …

Бездарность романа Веры Иосифовны обнаруживается при сопоставлении с подлинным искусством: "В городском саду по соседству играл оркестр и пел хор песенников. Когда Вера Иосифовна закрыла свою тетрадь, то пять минут молчали и слушали " Лучинушку", которую пел хор, и эта песня предавала то, чего не было в романе и что бывает в жизни".

Искусство Туркиных отвлекает от общественных вопросов, усыпляет совесть, создает душевный комфорт. И как может их искусство волновать людей, если их самих не волнуют судьбы мира, если они живут в замкнутом мирке собственного благополучия: "Равнодушие - это паралич души ("Скучная история"), оно проникает в искусство и губит его, делает его бездарным и пошлым. Бездарность и пошлость применительно к искусству - синонимы. Пошлостью являются и претензии Туркиных на роль жрецов искусства, и взгляд на искусство как на способ заработать деньги (на вопрос: "Вы печатаете свои произведения в журналах?" - Вера Иосифовна отвечает: "Для чего печатать?. Ведь мы имеем средства") или славу ("я хочу быть артисткой, хочу славы, успехов, свободы", - говорит Котик).

Мещанин равнодушен, благодушен, уживчив, неопасен до тех пор, пока не нарушаются его интересы. В противном случае, когда кто-то покушается на его покой, он становится агрессивным и злобным. "Пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например, о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти". Идеи, которыми живет человечество, недоступны их пониманию. Например, как это сможет человечество обходиться без паспортов и без смертной казни?"Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно?" - спрашивал обыватель.

Когда Старцев стал избегать разговоров с обывателями, то "за то, что он всегда сурово молчал и глядел в тарелку, его прозвали в городе "поляк надутый", хотя он никогда поляком не был". Свою неприязнь мещанин всегда мотивирует враждебностью к людям другой национальности: "Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин в не нас и скоро находим: "Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм", - писал Чехов в письме к издателю Суворину, давнишнему другу, с которым он порвал отношения в связи с делом Дрейфуса, носившим явно антисемитский характер.

Консерватизм обывателя, приверженность к собственности: деньгам, чинам делает его человеком несвободным, зависимым. Рабская психология мещанина высмеивается Чеховым в таких рассказах, как "Толстый и тонкий", "Смерть чиновника". Если Беликов ("Человек в футляре")"боится, как бы чего не вышло", если что-то дойдет до начальства, господин директор, то в этих рассказах никакой опасности от генерала ("Смерть чиновника") или тайного советника ("Толстый и тонкий") не исходит. Добровольное чинопочитание, раболепство вошли в плоть и кровь и "тонкого" и Червякова, который становится жертвой своего пресмыкательства. Червяков страдает от того, что его могут заподозрить в нежелании унижаться, в неуважении к вышестоящим. Это духовное рабство особенно ненавистно было Чехову, который на себе с детства ощутил влияние мещанской среды. "Воспитанный на чинопочитании", всю жизнь по капли выдавливал из себя раба "и, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая".

Чехов страдает оттого, что болото мещанства медленно, часто незаметно для самого человека, но неуклонно затягивает в свою трясину людей. Процесс деградации Ионыча длится около одиннадцати лет и завершился физическим ожирением и духовной смертью. В конце рассказа это злобный обыватель, который изменил даже памяти о своей любви к "Котику", которая была первой и единственной радостью в его жизни. Когда при нем заходила речь о Туркиных, то Ионыч с оскорбительным равнодушием спрашивал "Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьяно?" Он становится хуже тех, кого презирал, обличал, против кого негодовал. Не снимая ответственности со среды, Чехов все-таки в первую очередь винит самого человека, вовремя не обратившего внимание на свои недостатки, которые позже развились в пороке. Тяга Ионыча к материальным благам, комфорту, физическому и душевному, сказывалось в нежелании противостоять общему мнению: вслед за гостями он восхищается игрой Котика на рояли, хвалит роман Веры Иосифовны, хотя отлично понимает их бездарность. И даже в самый патетический момент своей жизни, собираясь на свидание с любимой девушкой, он, как футлярный человек, боится осуждения: "… к лицу ли ему земскому доктору, умному, солидному человеку, вздыхать, получать записочки, таскаться по кладбищам, делать глупости, над которыми смеются теперь даже гимназисты? К чему поведет этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают?"

Любовь часто бывает противоядием, спасающим человека от пошлости. Так случилось с героями рассказа "Дама с собачкой" с Гуровым и Анной Сергеевной, которых возродила любовь, одарила их самым ценным в жизни: "это нежнейшая пара, преданнейшие друзья". Беда же Ионыча не только в том, что Котик оказалась неспособной полюбить невыдающегося человека, а, очевидно, и в том, что и сам он не одарен талантом любви. Ведь после неудачного сватовства он промучился всего-навсего три дня, а потом, вспоминая, говорил: "А хорошо, что я тогда не женился".

Чехов понимал, "что лишь тот может победоносно бороться с обывательским загниванием человеческих душ, кто сам очистит себя от этого гноя…" Самому Чехову удалось полностью освободиться от всяких следов раболепства, подхалимства, угодничества, самоунижения и льстивости и обрести чувство собственного достоинства. В своих произведениях Антон Павлович Чехов не читает ни морали, ни проповеди, но всем строем своей лирической прозы он говорит нам, что "человеку нужно не три аршина земли, ни усадьба, а весь земной шар, вся природа, где он на просторе мог бы проявить все свойства и особенности своего собственного духа". ("Крыжовник").

Великий русский мыслитель-реалист