7

Содержание

• Введение. 3
• 1. Общая характеристика русского символизма. 4
• 2. Символизм в поэзии А. Блока. 9
• 3. Символизм в философских идеях А. Блока. 16
• Заключение. 20
• Список литературы. 21

Введение

Конец XIX - начало XX вв. - это сложный, противоречивый взлет и одновременно упадок отечественной культуры, получивший название «серебряного века». Именно в это время произошел отход от канонов классического искусства и поиск утонченных, элитарных форм выражения мысли и чувства в художественном произведении. В истории русской культуры не было периода, аналогичному западноевропейскому Ренессансу, и складывавшиеся несколько раз благоприятные условия для его формирования (накануне и в процессе петровских реформ; в 1830-1840 гг.) обусловили появление лишь нескольких фигур в русской культуре ренессансного типа. Настоящим Ренессансом для России стал Серебряный век.

В литературе рассматриваемого периода можно выделить три основных направления: символизм, акмеизм и футуризм. Русский символизм воспринял от западного ряд эстетических и философских установок, преломив их через учение Вл. Соловьева о «душе мира». Для символистов был характерен отход от реальности и обращение к миру нереальному, идеальному. Материальный мир для символистов - только маска, сквозь которую просвечивает иной мир духа. Образы маски, маскарада постоянно мелькают в поэзии и прозе символизма. Материальный мир рисуется как нечто хаотическое, иллюзорное, как низшая реальность по сравнению с миром идей и сущностей.

Символизм проявился в живописи, театре, поэзии. К символизму можно отнести творчество таких поэтов как Д.С. Мережковский, К. Бальмонт, В. Брюсов, А. Блок. Рассмотрим же далее творчество А. Блока в связи с русским символизмом.

1. Общая характеристика русского символизма

Символизм - одно из самых сложных и противоречивых направлений в русской литературе рубежа XIX-XX веков. Истоки символизма были довольно многообразны, различные писатели приходили к нему глубоко индивидуальными путями, придавая этому течению крайнюю пестроту, когда даже признанные «лидеры» его решительно расходились порой друг с другом в определении «метода чистого символизма».

С одной стороны, символисты опирались на идеалистические идеи Платона и любили выражать их гетевскими словами: «Все преходящее только символ». Для них все становилось мистическим, волнующе неясным. На каждый предмет ложится «отблеск, косой преломившийся луч божеского». Каждое событие земной жизни лишь обозначает, символизирует нечто, совершающееся в ином, идеальном, потустороннем мире. Сама жизнь, по меткому определению современного исследователя Л. К. Долгополова, представлялась символистам «в виде некоего внешнего покрова, таящего в глубине своей нечто более важное, грозное и хаотическое, но невидимое «простым глазом»Долгополов Л.К. История русской поэзии в 2-х т. Т. 2. - Л.: Наука, 1969. - с. 257.

Все это, казалось, должно было далеко увести их - а некоторую часть и действительно уводило - от «низменной» действительности с ее злободневными тревогами, нуждами и заботами. Но, с другой стороны, при всем своем отталкивании от окружающей жизни символисты на самом деле были порождением определенной эпохи, ее «детьми». У дверей стояла эпоха гигантских социальных потрясений, войн и революций, и символисты ощущали уже некие «подземные толчки», хотя и истолковывали их в религиозно-мистическом духе. Удивительным образом символизм и реализм будут сочетаться в творчестве А. Блока.

Русский символизм воспринял от западного ряд эстетических и философских установок, но пересмотрели их через учение Вл. Соловьева «о душе мира». Русские поэты-символисты с мучительной напряженностью переживали проблему личности и истории, их «таинственную связь» с вечностью, с сутью вселенского «мирового процесса». Внутренний мир человека для них -- показатель общего трагического состояния «страшного мира» российской действительности, обреченного на гибель. Символизм включал два поколения поэтов. В первое входили Д. С. Мережковский, В. Я. Брюсов. К. Д. Бальмонт. Во второе - А. А. Блок, А. Белый, В. И. Иванов.

В качестве доминантной особенности русского символизма можно выделить его «панэстетизм», достаточно ярко проявляющийся и в имплицитной (художественное творчество), и в эксплицитной (критико-теоретическая программа) эстетике направления, и в его тематике, и в его отношении к традиции, современной действительности и культуре.

Термин «панэстетизм» (как доминантная примета «картины мира» и поэтики символизма) никоим образом не синоним «эстетства» и апологии Красоты. Речь идет восприятии и художественном воссоздании мира как, в основе своей, «эстетического феномена» и в свете тех или иных эстетических представлений, например в художественных или критико-теоретических оппозициях: красота -- безобразие; гармония -- дисгармония; космос --хаос; искусство («мечта») -- «проза жизни»; творчество -- внетворческий мир «мещанства» и т. д.

Символистский «панэстетизм» в русской литературе проявился в трех основных вариантах:

· «панэстетическое» начало резко противопоставлено любой внеэстетической реальности и является ее «антиподом», «бунтом» против нее. Единственное его воплощение -- внутренний мир «я»;

· мир «панэстетического» мыслится утопически -- как сила, преобразующая внеэстетическую реальность (в последней, как правило, в этом случае подчеркивается ее потенциальная причастность высоким началам бытия). Красота формирует новый мир, куда войдет и Добро; объективная истина безусловно принимается как «истина о Красоте» -- основе мироздания;

· «панэстетическое» в формах красоты и гармонии предстоит как высшая ценность, но ее противопоставление «реальности» заметно ослаблено, так как «прекрасное» либо отгорожено от внеэстетической реальности, избегает ее, живя по собственным законам, либо в самой «милой жизни» обнаруживаются черты эстетического; вопросы соотношения Красоты с Добром и с «онтологической» истиной, как правило, не ставятся.

Нетрудно заметить, что первая из этих подсистем («бунтарский панэстетизм») реализуется «декадентством», вторая («утопический панэстетизм») -- творчеством «младших символистов», третья («самоценный эстетизм») -- той «модернистской» периферией символизма, которая связана с представлениями о «чистой» Красоте.

Д. С. Мережковский (1866-1941) один из первых обосновал необходимость выбора между искусством «художественного материализма», и искусством «страстных идеальных порывов духа», свой выбор он сделал безусловно в пользу последнего. Причиной упадка литературы он считал господство реалистического метода, провозгласил «чистое» искусство, его содержанием - мистический сюжет и мессианскую роль культуры, гротескное восприятие действительности. Мережковский считает, что подлинное искусство должно включать в себя сложные символы, мистическое содержание, новые средства художественного воздействия. Поэзия начинается там, где есть порыв к идеальному смыслу вечных образов

В таком же духе рассматривает искусство К. Д. Бальмонт. Символизм в поэзии он определяет как поэзию, в которой органически, не насильственно сливаются два содержания: скрытая отвлеченность и очевидная красота. Поэзия - это то, где есть порыв к новому сочетанию красок и звуков в их неотразимой убедительности. Для поэзии Бальмонта характерны самоутверждение сильной личности, восторженное отражение природы, смутность мысли, эгоистический кодекс избранничества.

В. Я. Брюсов является одной из центральных фигур русского символизма. В его поэзии и теоретических работах данное течение предстает в наиболее полном, развернутом и обоснованном виде. Он убежден, что подлинное искусство является элитарным. Оно не может быть доступным и понятным каждому. Понять художника по-настоящему может только мудрец. В. Брюсов ставил акцент на автономность искусства, на его независимость как от науки и рационального познания, так и от религии и мистики, рассматривает символизм только как искусство, видя в нем особый метод. Содержанием его поэзии становится тема ухода из здешнего мира, погружение во внутренний мир, порывы к запредельному, неземному миру, прозрения и предчувствия

Второе поколение символистов, опираясь на учение Вл. Соловьева о «положительном Всеединстве», внесло заметные изменения в концепцию символизма, который перестает быть чисто эстетическим явлением и только искусством. Он приобретает религиозно-философское измерение, теснее сближается с мистикой и оккультизмом.

Революция отразилась не только в резком изменении тематики символизма, в появлении социально-бытовой, социально-исторической и национальной темы. Вот как пишет о влиянии революции на символизм З. Г. Минц: «Существенно то, что в эти годы заметно трансформируются не только какие-то пласты символистской «картины мира», но и создается новый тип «панэстетического» мировосприятия, кардинально изменяется как эксплицитная, так и имплицитная поэтика, в том числе и характер символизации, возникают специфические формы «жизнетворчества» и т. д.» Минц З. Г. Блок и русский символизм. // Минц З.Г. Избранные труды: В 3 кн. - Книга 3: Поэтика русского символизма. - СПб.: Искусство, 2004. - С. 182 Однако механизм эволюции при переходе от символизма начала века к символизму эпохи революции несколько иной, чем в описанных выше случаях. Здесь не происходит смены доминирующей подсистемы символизма: эволюция принимает форму глубокой перестройки «эстетической утопии».

Переход от предчувствий «неслыханных перемен» и «невиданных мятежей» к погружению в эти «перемены» и «мятежи» как в сегодняшнюю реальность ставит перед выбором - нужно:

· либо отождествить происходящее с воплощением «гармонии в мире», с уже сегодня осуществляемым «синтезом»,

· либо отойти от революционной действительности, не опознав в ней становящуюся Красоту,

· либо, наконец, как-то изменить содержание своего «панэстетического» идеала, сблизив его с реально происходящим в России.

Первое характерно, например, для некоторых попыток Блока 1904 - начала 1905 г. осмыслить революцию, в духе его лирики 1901-1902 гг., как сошествие на землю Прекрасной Дамы (поэма «Ее прибытие»); однако эти попытки, ввиду их очевидной наивности и несоответствия происходящему, большого распространения не получили.

2. Символизм в поэзии А. Блока

В среде символистов начался также творческий путь А.А. Блока (1880-1921). Раннюю поэзию Блока определяли оторванность от реальной действительности, анализ личных душевных переживаний, мистические элементы. В сборнике «Стихи о Прекрасной Даме» (1904) он выступил как лирик - символист, находящийся под сильным влиянием философии Вл. Соловьева.

Как уже говорилось, символизм отличает интерес к миру потустороннему, к миру идеальному. Уже в «Ante lucem» (1898--1900) и «Стихах о Прекрасной Даме» Блока поражает многообразие оттенков восприятия инобытия. Не менее богато восприятиями инобытия и всё его дальнейшее творчество. Явления Вечно Юной осветили для Блока все проявления Мироздания. Образ Её он рыцарски пронёс через всю жизнь, через всё творчество.

В стихотворении «Вступление» в каждом зримом образе заключен символ. Мы видим высокий терем, необыкновенно красивый, с узорной резьбой. Купол этого терема устремлен ввысь. Терем окружён воротами, к нему ведёт крутая дорога. Высокий терем, окружённый воротами, - символ недосягаемого и чего - то романтического, сказочного. Купол устремлен в лазурную высь - это мечта лирического героя о необычном, вечном, нетленном.

Свою символику несет и цвет. В стихотворении преобладает цветовая доминанта - огонь. Она выражена и в существительных (заря), и в прилагательных (красная тайна), и в глаголах (поджигал). Здесь и «румянец», и «зажглись». Это огненная мечта героя, это огонь в его душе, огонь любви к неземной, таинственной и недосягаемой Царевне. Лирический герой стремится к этому терему, достигает его и стучится в ворота. Он близок к воплощению своей мечты. Та, к которой он стремится, напоминает сказочную героиню, Царевну Несмеяну. Мы не видим её, но терем, в котором она живет, помогает нам создать образ таинственной, загадочной, неземной женщины.

В стихотворении «Предчувствую Тебя» цветовой доминантой так же является свет, огонь: «горизонт в огне», «ясен нестерпимо», «лучезарность близко». Мечта героя чиста, ясна и прекрасна, она близка. Герой живет ожиданием, предчувствием появления Её. У неё даже нет имени, нет каких-то определённых черт, лишь поток света окружает Её, льётся над Ней, исходит от Неё, словно от святой, словно нимб над головой Матери Божией. Она соединяется с этим образом в «облике одном». Для лирического героя любимая - носительница Вечной Женственности, духовности, красоты. Это идеал. Он ожидает Её пришествия, «тоскуя и любя». Даже не любя, а боготворя. Тоска, страх охватывают героя, когда он чувствует близкое появление её. С образом Её связан такой семантический ряд, как «огонь», «лучезарность». А с символом крушения - «подозрение», падение горестное и «смертельная мечта».

В стихотворении «Ты горишь над высокой горою» перед нами вновь высокая гора, терем, вечер. И те же самые цвета, среди которых доминирует яркий, цвет огня, горения: «горишь», «костер разводишь», «огневая игра», «Искры», «огневые круги». Лирический герой упоен своей мечтой, верен судьбе, полностью ей подвластен, желает постичь тайну, слиться со своей мечтой и «настигнуть её в терему». Он уверен в том, что его мечта воплотится, он сможет слиться с вечностью, стать частицей вечного огня и достичь идеала. Она, его мечта, недоступна, как Царевна, но всё - таки ждёт его, готовит ему встречу.

В стихотворении «Вхожу я в тёмные храмы» реальное растворяется в мистическом, символическом. Церковь, образ Божьей Матери, полумрак, освещенные иконы, тишина, благоговение - и мечта об идеальной Жене, и неземное счастье.

В строках «Восходя на первые ступени...» каждое из словесных сочетаний в их соединении приобретает расширительный смысл, хотя никаких усложнений нет. «Первые ступени» в «соседстве» с «линиями земли» теряют свое конкретное содержание, насыщаясь символическим - восхождением к красоте, любви и пр. «Розовые дали» становятся одновременно атрибутом земли и жизни. «Огненное море» рядом с «звездной глубиной» получает иное звучание и т. д.

В стихотворении «Вечереющий сумрак, поверь...» столь же сложную функцию исполняют совсем уже бытовые выражения: «отворится дверь», «лица черты», когда они оказываются в близости от «откликов прежних миров», бегущей «живой ладьи» и пр.

Блок создает свое «царство» знаков того или иного душевного настроя. Они переходят из одного стихотворения в другое, приобретая устойчивое содержание даже при постоянном варьировании его нюансов. Вне особого значения, казалось бы, «проходных» моментов затеняется глубина поэтических признаний. Слов-ключей к ней очень много.

Иногда по-новому оживают фольклорные или библейские понятия. «Тихий терем» как обозначение высокого, надземного бытия; «весть», «гонцы» как предначертание судьбы или отзвук былого. «В душе открылись письмена» - «святые письмена», «Золотой Глагол» указывают на пробудившееся внутреннее зрение личности.

Чаще Блок прибегает к собственным оригинальным обозначениям. Их много: круг, кольцо, зов, голос, страна... Каждое, будто простое, «обнимает» самые сокровенные авторские чувствования и нередко имеет неоднозначное употребление. «Тайный круг» охраняет царство Девы; «неразмыкаемый круг» - знак плена человека; «блестяще сомкнутый круг» - удел развлекающихся на бале пошляков; «мутное кольцо», «морозное кольцо» - символ гибели. Понятие «страны», «берега» свободно варьируется, но всегда с акцентом духовных устремлений героев к идеалу. Лейтмотивность всех этих образов позволяет воплотить движение настроений внутри цикла (а позже - и за ним).

В дальнейшем в творчестве поэта усилились социальные тенденции, связанные с революцией 1905-1907 гг. Его поэма «Двенадцать» (1918) стала первой поэмой о революции, в которой гуманистический пафос, историзм мышления автора сочетались с оптимистичностью формы.

В 1912 году Блок написал для газеты «Русская молва» статью «Искусство и газета». Здесь Блок объяснял, как он понимает литературную ситуацию в России начала 1910-х годов, - ту ситуацию, которую и он, и его современники определили как кризис символизма. Причины этой кризисной ситуации в литературе и - шире - в русской культуре вообще Блок указал точно: «Великое в мире всегда сопровождается бедствиями, болезнями, чумой. Чудесное, что витало над нами в 1905 году и обогатило нас великими возможностями, привело с собой в ряды литературы отряд людей зачумленных, «напрасных талантов», хулиганов в глубочайшем смысле слова» Блок А. Искусство и газета. // Блока А. Собр. Соч. в 8-ми томах. - М.-Л.: ГИХЛ, 1962. - том 5. - с.477

Сам себя Блок не считал этим кризисом затронутым и, как известно, в этом не ошибался. И все же Блок с интересом и некоторой тревогой следил за борьбой против символизма новых поэтических школ - акмеизма и футуризма. Там, где другие видели кризис, Блок видел «момент переходный», а опасность, как ему казалось, шла извне: «нас немного и мы окружены врагами».

Одно из следствий засорения «рядов литературы», по мнению Блока, это предпочтение красивого прекрасному, а искусство должно служить только прекрасному. Оно, искусство, «мстит за себя, как древнее божество или как народная душа, испепеляя, стирая с лица земли все то, в чем лежит признак суеты, что пытается своими маленькими, торопливыми, задыхающимися ритмами - заглушить его единственный в мире ритм» Блок А. Искусство и газета. // Блока А. Собр. Соч. в 8-ми томах. - М.-Л.: ГИХЛ, 1962. - том 5. - с.475

Конечно, Блок и раньше видел это противоборство красивого и прекрасного в мире поэзии, в том числе и своей собственной. И не всегда он сам сохранял необходимую дистанцию и шел по соблазнительному пути, который ведет к смешению этих понятий. Еще в лирической статье «Девушка розовой калитки и муравьиный царь» (1907) - роза для Блока символ немецкой романтики, нечто прекрасное, но чужое. И эта чуждость не только в ее «иностранности», но и в пошлости, которая является как бы оборотной стороной этого мира.

Поэма «Соловьиный сад» появился не ко времени - в декабре 1915 года. Умы и сердца уже были заполнены впечатлениями от войны. Обращение Блока к таким традиционным темам-символам как «соловей» и «роза» могло показаться и странным, и несвоевременным, чем-то вроде поэтического анахронизма. Однако Блок, который всегда умел слушать гул истории, музыку событий, с какой-то особенной настойчивостью работал над этой поэмой в 1914-1915 гг. Он ее напечатал в декабре 1915 года, повторил публикацию в ноябре 1917 года и выпустил отдельным изданием в июле 1918 года.

Блок вызывающе построил «Соловьиный сад» на утверждении и демонстрации привычных и знакомых образов русской романтической поэзии, получивших у него новое усложненное значение. Блок, не отказываясь от своего музыкально-лирического восприятия мироздания, нашел для себя в поэме новую форму поэтического разграничения мира вещей, живых существ, явлений природы и того, о чем можно только догадываться, и что лежит в глубинах мироздания жизни.

«Соловьиный сад» своей апологией труда и верного товарища в этом труде - осла - на языке классической русской лирики и русской басни и через не менее классические и уже ставшие запретными темы-символы (соловей и роза) выразил одну из самых важных для Блока 1912-1915 гг. гражданственных тем.

Одна из главных тем этой поэмы: бегство не от жизни, а бегство в жизнь, несмотря на всю ее неприглядность, жестокость и т. п. Поэма, так нравившаяся ее автору, построена на контрасте между тем, что окружает героя, и обитателями соловьиного сада, в ней идет борьба между голосами жизни и миром идеальной красивости. На фоне очень конкретных черт работы и жизненных условий героя соловьиный сад кажется вполне реальным. Ограда у него «высокая и длинная», он «тенистый», через ограду свисают цветы роз, у сада есть «ворота», решетка «резная», «колючие» розы опускаются «под тягой росы». Более того, и бегство из сада происходит вполне прозаическим способом:

«И, спускаясь по камням ограды,

Я нарушил цветов забытье.

Их шипы, точно руки из сада

Уцепились за платье мое» Блок А.А. Соловьиный сад. // http://az.lib.ru/b/blok_a_a/text_0010.shtml

Другой мир, «сад», не входит в мир (пространство) моря и берега, скал, камней, работы, рабочего с его ослом - сад существует отдельно, сам по себе. В саду время меряется иначе, тогда как на берегу идет смена дня и ночи и время течет, в саду нет времени, там как бы сбывается хорошо известное Блоку предсказание, что «времени больше не будет», то есть наступит вечность. Но это вечность мнимая, не настоящая.

У Блока соловьиный сад сам по себе не только место действия, соловьиный сад как и море - это не только две локализованные в пространстве сценические площадки, на которых происходит действие. Они и сами в этом действии участвуют, они влияют на судьбу героя поэмы, они - это силы, а не пассивные декорации.

Поэма построена на контрасте сада и моря, но не моря пиратов и авантюристов, а моря земного, прибрежного, того моря, которое неразрывно связано с работой, трудом, тяжелым, непрерывным и все же не менее прекрасным по своей символической сути, чем соловьиный сад с его хозяйкой и его розами.

У исследователей вызывает интерес образ осла в поэме. Вот, что пишет об этом А.В. Лавров: «Думается,... что образ осла в поэме - воплощающий смирение, усердие, кротость и терпение, а никак не те качества, которые ему традиционно приписываются (глупость, упрямство, невежество), - вбирает в себя и другие подтексты - от сакральных, восходящих в частности к библейско-евангельскому кругу представлений (у древних евреев осел - символ мира и спасения; народами древности осел почитался как божество зноя и производительных сил) до шутливо-интимных» Лавров А. В. «Соловьиный сад» А. Блока. Литературные реминисценции и параллели. // Ученые записки Тартуского госуниверситета. - Вып. 857. - Биография и творчество в русской культуре начала ХХ века. Блоковский сборник IX. Памяти Д. Е. Максимова. - Тарту: ТГУ, 1984. - С. 75.

Осел в «Соловьином саде» работает не только на перевозке камней, он еще выполняет особую литературную роль - пародирует экзотический зверинец в стихах Гумилева. Пародийность в данном случае очень любопытно осуществлена. Осел у Блока не заменяет человека и не используется для уподобления. Он очеловечен в том смысле, что он трудится вместе с человеком и больше предан труду, чем человек, готовый ему изменить под влиянием любви.

3. Символизм в философских идеях А. Блока

Важнейшая черта отечественной литературной традиции -- её органическая связь с философским исканием, гуманитарный синтез филологии-философии-богословия, порождающий системообразующую триаду русской словесности антропное -- природно-космическое -- божественно-сакральное. Поэтому символизм проявляется не только в поэзии Блока, но и в его философских идеях.

О Блоке-философе пока написано чрезвычайно мало. А ведь Блок имел непосредственное отношение к философии, начиная с посещения религиозно-философских собраний (созывавшихся по инициативе Д. Мережковского, З. Гиппиус, Д. Философова и В. Розанова) и кончая активным участием в Вольфиле (Вольной Философской Ассоциации). Было несколько любимых тем, над которыми Блок постоянно размышлял и результаты этих размышлений оставил нам.

Как уже говорилось, на творчество всех символистов оказала огромное влияние философская концепция Вл.Соловьева, а именно понятие Софии. Уже современники подчеркивали двойственность соловьевской Софии, возможность «христианско-церковного» и «гностически-теософского» ее понимания. София божественная двойственно сочетается с Софией космической. Этот космический элемент усиливается в русском символизме.

Тема Софии космической, восходящая к гностической древности, лишь намеченная в теургической поэзии Вл. Соловьева, определяет своеобразие уникального религиозно-художественного мира Блока. Именно Блок вводит в историю русской литературы тему Софии, подверженной катастрофам и падениям. Гностики и эпоха романтизма вносят в древний лиро-эпический образ Софии-мироустроительницы драматические смыслы.

Образ Софии космизируется и драматизируется. Возникает эротическая символика двойственной Мировой Души, способной к падению и просветлению. Образ мира связывается не с гармоническим аполлоническим космосом в эллинском понимании (упорядоченное, украшенное, пронизанное Логосом целое), но с бесконечностью и непостижимостью -- прерогативами божественного абсолюта (в мистическом богословии восточной церкви). Открытие бесконечного, релятивного мироздания составляет основное содержание блоковской поэзии.

Чем, по Бердяеву, Блок отличается от Пушкина или Соловьева-поэта: «Душа Блока исключительно женственная, космическая душа», и потому она «вечно трепетала от космических вихрей, уносилась в снежные метели» Бердяев Н.А. В защиту Блока // Александр Блок: pro et contra. - СПб.: РХГИ, 2004. - с. 453 Это открытие, определяющее пути искусства Нового времени, создает и в поэзии Блока напряженные отношения человеческого и космического, антропного и божественного. В эпоху Блока -- эпоху «предельного кипения» «горячей культуры» Нового времени разрушается логоцентрическая модель мира.

Открытость бесконечному и релятивному мирозданию порождало экстатическое переживание целостности мироздания -- благого и страшного одновременно, двуединства полярностей. Потому поэзия Блока открыта хаосу и идет путем деструкции, растраты, «попиранья заветных святынь», приближаясь к редуцирующей и саморазрушительной сущности авангардного искусства.

В раннем творчестве А. Блока обычно видят дуалистическую оппозицию неба-земли, лазурного там и безрадостного здесь. Так, по мысли К. Мочульского, молодой поэт продолжает традицию «платонизирующей поэзии» А. Фета и Вл. Соловьева: «печальная земля тонет в тумане и мгле». По контрасту с призрачной реальностью реальность подлинная лучезарна. Но как говорил сам Блок о своих ранних стихах, «вся история моего внутреннего развития «напророчена» в «Стихах о Прекрасной Даме». Мифологема Вечной Женственности, организующая космическое творчество Блока, порождает уже в ранних стихах «двойственное ко всему отношение»

«Лунное начало эстетизма» и «солярный мир панэстетизма» не противостоят, но антиномически сочетаются в ранней поэзии Блока: полярность-комплементарность, удаленность-близость, холод-тепло, смерть-жизнь, безумие-озарение, оцепенение-динамика, потерянность-обретение себя, немота-провозвещение, пустота-полнота мира, волшебство-служение, декаданс, крушение-восхождение, безысходность-путь. Сочетаются как взаимодополняющие грани двойственной Мировой Души, космической Софии Блока. Апокалиптическая тема обновления, пробуждения, зари и весны, «царственного пути» к «несказанному свету» антиномически сочетается с природно-космической семантикой душевного ненастья, ночи, мглы, холода, неверного и бездушного лунного света, тревогой и безнадежностью. Тема двойственной Мировой Души, пребывающей в вечной метаморфозе, оказывается преобладающей.

Откровение двойственной космической Софии и ведет к помрачению золотисто-лазурного мира небесной Софии. Начинается прохождение через сине-лиловый сумрак, ночь, смерть души, «попиранье заветных святынь. Из интуиции космической Софии, подверженной катастрофам и падениям, Блок создает богатейшую неомифологию метаморфоз хаосогенной Мировой души: стихии - Снежной маски - Снежной девы -- Фаины -- Незнакомки -- России, святыни, «созданной из бед и погибелей» -- «страшного мира» с его забвением и пустотой души -- Кармен -- Двенадцати -- Скифов.

Если софийная тема в теургической поэзии Вл. Соловьева редуцирует мировой и личный катастрофизм, в поэзии А. Блока софийная тема углубляет этот катастрофизм. Центральный образ поэзии Блока «таинственной Девы» космизируется и демонизируется. Божественная «Хранительница-Дева» -- невеста, сказочная царевна, теряя свой изначальный усадебный топос, превращается в Снежную Деву -- воплощение природной стихии, метельной России.

Путь в мир, к обретению мирового сознания осознается мистиком как падение Софии -- мировой и собственной души. Это было обретение невиданной в русской поэзии трагической двойственности, антиномичности переживаний. «Удесятеренная жизнь» в мире Блока состоит в постоянном качании маятника. Все жизненно-ценное в этом мире поставлено под знак трагически-«двойственного отношения к явлению»: история, родина, культура, творчество, страсть.

Воплощением двуединства полярностей блоковского космоса становится двоящаяся героиня его поэзии, в которой возможно превращение софийной героини в стихийную и наоборот обнаружение в стихийной героине софийных смыслов. В поэзии Блока софийная героиня превращается в носительницу стихийного начала, а в стихийной героине возможно пробуждение софийных смыслов.

Такова Кармен. Это неистовая цыганка с «огневым станом», «бред моих страстей напрасных» и Прекрасная Дама -- «стан певучий», «всех линий -- таянье и пенье», «царица блаженных времен», вызывающая платонический восторг поэта и «творческие сны». Это еще один образ спящей царевны в творчестве Блока, «погруженной в сказочный сон» -- Мировой и своей души. «Буря цыганских страстей» здесь и «гармония светил», восторг восходящей любви там. Музыкальный образ Кармен (обращающий к душе самого поэта) увенчивает галерею женских образов в поэзии Блока, организующих мировое целое.

Основной миф зрелого творчества поэта -- преображение стихийной героини в софийную, тайна приобщения к небу -- случайной ресторанной незнакомки («В ресторане») или неистовой цыганки Кармен. Поэт приходит к типично русской теме возрождения падшего человека. Именно поэт способен воплотить, увидеть этот образ Божий и вместе с тем образ бытийно-космический в конкретном женском лице. Без диалога с мировым женственным началом в его различных ипостасях творчество Блока невозможно. Мистерия и трагедия этого диалога, раскрывающего мировую двойственность, трагическое сознание неслиянности и нераздельности всего, и создает уникальный религиозно-художественный мир Блока.

Заключение

Символизм был достаточно широким течением и нашел свое проявление в живописи, театре, поэзии, литературе. Для символизма был характерен уход от окружающей реальности, использование в своих произведениях многозначных символов, интерес к миру идеальному, потустороннему. Роль символизма в развитии отечественной и мировой культуры была исключительной и ни с чем не сравнимой: « В условиях социального катаклизма начала ХХ века только искусство символизма сохранило связь с высшим инобытием» Жилкин В.А. Николай Рерих и Александр Блок. // ПРС. - 2001. - № 4.- с. 241

Символизм как поэзия и искусство получил наиболее яркое и полное воплощение в творчестве Александра Блока. Среди первых его произведений самым лучшим стали «Стихи о Прекрасной Даме», которые А. Блок написал под влиянием идей Вл. Соловьева о Софии, Вечной Женственности. Образ идеальной и божественной Софии воплощается в конкретные и живые черты возлюбленной, будущей жены поэта.

Почему Блок был убежден, что символизм надо защищать и укреплять? Не только из чувства солидарности со своими единомышленниками и соратниками, хотя и это следует иметь в виду. Россия - молодая страна, как был убежден Блок, именно поэтому ее культура, которой нет еще и двух столетий, это очень хрупкое растение. С ним надо обращаться бережно. Русскую культуру, так интенсивно развившуюся на переломе веков, надо хранить. Верность символизму нужна не только по соображениям солидарности, а потому, что символизм, по мнению Блока, - это вершина русской поэтической культуры.

Список литературы

1. Бердяев Н.А. В защиту Блока // Александр Блок: pro et contra. - СПб.: РХГИ, 2004. - с.453

2. Блок А. Искусство и газета. // Блока А. Собр. Соч. в 8-ми томах. - М.-Л.: ГИХЛ, 1962. - том 5. - с.473

3. Блок А.А. Соловьиный сад. // http://az.lib.ru/b/blok_a_a/text_0010.shtml

4. Долгополов Л.К. История русской поэзии в 2-х т. Т. 2. - Л.: Наука, 1969. - 525 с.

5. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма. - М.: Наука, 1989. - 176 с.

6. Жилкин В.А. Николай Рерих и Александр Блок. // ПРС. - 2001. - № 4.- с. 230

7. Лавров А. В. «Соловьиный сад» А. Блока. Литературные реминисценции и параллели. // Ученые записки Тартуского госуниверситета. - Вып. 857. - Биография и творчество в русской культуре начала ХХ века. Блоковский сборник IX. Памяти Д. Е. Максимова. - Тарту: ТГУ, 1984. - С. 71-89.

8. Максимов Д. Е. Русские поэты начала века: В. Брюсов, А. Блок, А. Белый, А. Ахматова. - Л.: Сов. писатель, 1986. - 405 с.

9. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века : поэтика символизма. - М. : Изд-во Лит. ин-та им. А.М. Горького, 1999. - 225 с.

10. Минц З. Г. Блок и русский символизм. // Минц З.Г. Избранные труды: В 3 кн. - Книга 3: Поэтика русского символизма. - СПб.: Искусство, 2004. - С. 175