Поэтическая весть в стихах о природе

Поэтическая весть в стихах о природе

Вряд ли есть что-нибудь столь же властно занимающее человеческий ум и воображение, как природа. И это вполне естественно: человек - дитя природы, с первых шагов своих он ощущает могучие силы окружающего мира.

Человек растёт, взрослеет - и его отношение к природе изменяется. Оно становится более многосторонним и осознанным. Учёный наблюдает природные явления и открывает всемирные законы; техник ставит их на службу людям. А лесовод, например, не даёт оскудеть зелёным запасам земли и тем помогает природе сберечь и приумножить свои силы.

А поэт... поэт находит в природе созвучия своим переживаниям, воплощает их в образы, пишет стихи, с помощью которых рассказывает нам о сложных законах жизни человеческой души. Так природа помогает человеку лучше понять самого себя.

Отличие поэтического отношения к природе от научного, практического заключается прежде всего в том, что поэт в своих стихах наделяет её переживаниями, свойствами и чертами живого существа, иными словами - одушевляет. А. Пушкин стремился разгадать «тайну» весны: «...или с природой оживлённой / Сближаем думою смущённой / Мы увяданье наших лет, / Которым возрожденья нет?» («Евгений Онегин»), а В. Жуковский радовался вешнему обновлению души и мира («жизнь души, весны приход»). Поэт созерцает осень и думает об одряхлении, о смерти всего вокруг (у А. Майкова: «...листья шумят под ногой,/ Смерть стелет жатву свою») или надеется на будущее: «Странник печальный, утешься! / Вянет Природа / Только на малое время; / Всё оживится, / Всё обновится весною...» (Н. Карамзин, «Осень»).

Такое отношение к природе уходит своими корнями в седую древность. Всем известно имя А. Афанасьева - замечательного собирателя русских народных сказок. Но очевидно, не все знают, что он является автором одной очень интересной книги - «Поэтические воззрения славян на природу». В ней А. Афанасьев говорит, опираясь на изученные им произведения фольклора, что источником и толчком народного словесного творчества было «сочувственное созерцание природы, которое сопровождало человека в период создания языка» (разрядка моя.- Н.П.). Иначе говоря, человек воспринимал могучие силы стихий как нечто живое, способное чувствовать и потому не столько изображал природу, сколько беседовал с ней.

Такая двусторонняя связь между человеком и природой характерна не только для древней поэзии, но и в современных стихах. Вспомним: «Колокольчики мои, / Цветики степные!» (А. Толстой); «Что стоишь, качаясь, / Тонкая рябина?» (И. Суриков). Действительно, каждый подлинный поэт, стремясь сказать своё слово, как бы заново открывает для себя родной язык. И именно сочувственное отношение к окружающей природе - высшей творческой силе нашего мира - позволяет поэту создавать запоминающиеся образы в стихах. Представление о единстве человека и природы, отличающее славянский фольклор, переходит в русскую классическую поэзию XVIII-XIX веков и от неё - в наши дни.

Но особенное, сокровенное отношение русских поэтов к природе не случайно и вот ещё почему. Подумаем о том, что слова «природа», «родник», «народ», «рожь», «родина» и многие другие в говорах жителей различных областей России - однокоренные, связаны с понятием «родства» (а «корень» слова связан с «корнем» дерева). И написав стихи, рисуя словесный пейзаж, например, подобный тому, что всем нам с детства известен по картине И., Шишкина - хлебное поле с убегающей вдаль дорогой и тёмным дубом на окоёме,- поэт не просто думает о себе и о природе, но и помнит о крестьянском труде, об исторической судьбе русского народа, о необъятных просторах нашей Родины.

Красота родного пейзажа, красота человеческой, души, красота отчей земли и труда на её нивах сливаются в русской лирической поэзии в одно гармоническое целое в этом стихе:

А в поле труд... Обычной чередою

Идёт косьба: хлеба не будут ждать!

Но это время названо страдою,-

Другого слова нет его назвать...

Кто испытал огонь такого неба,

Тот без труда раз навсегда поймёт,

Зачем игру и шутку с крошкой хлеба

За тяжкий грех считает наш народ!

(К. Случевский)

Традиции пейзажной лирики, как и многого другого в русской поэзии, были заложены Александром Сергеевичем Пушкиным. В главах романа в стихах «Евгений Онегин», в стихотворениях «Зимнее утро», «Деревня», «Осень» поэт достиг удивительного сочетания возвышенности чувств и реалистичности каждой детали описываемого. Литературный критик Н. Добролюбов так сказал об этом в 1860 году: «До Пушкина отвращение от всякого естественного чувства и верного изображения обыкновенных предметов простиралось до того, что самую природу старались искажать... Пушкин долго возбуждал негодование своей смелостью писать стихи, находить поэзию не в воображаемом идеале предмета, а в самом предмете, как он есть. Но сила его таланта, уменье чуять, ловить и воссоздавать естественную красоту предметов - победили дикое упорство фантазёров, и в этом-то приближении к реализму в природе состоит величайшая литературная заслуга Пушкина».

После Пушкина, который сказал «уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало» и ещё - «дохнул осенний хлад» и которому читатель верит как непререкаемому авторитету, мы уже не задумываемся над тем: может ли небо действительно дышать? Вслед за поэтом мы одухотворяем природу (слова «дышать» и «душа» тоже ведь однокоренные!) и только удивляемся новизне его точности в этом стихе:

Дохнул осенний хлад - дорога промерзает.

Журча ещё бежит за мельницу ручей,

Но пруд уже застыл...

Точность у Пушкина не только художественная, но и физическая: пруд в самом деле сначала именно застывает, покрываясь тонкой плёнкой первого льда, то есть «останавливается» сверху, а не промерзает. Пруд останавливается, а ручей ещё бежит, так как его течение сильней...

Любимое время года Пушкина - осень в её то плавном («люблю я пышное природы увяданье»), то внезапном («снег выпал только в январе, на третье в ночь») переходе к зиме. Этот период в народе называют ещё «замыканием». И приметы, которыми поэт описывает зиму, поистине великолепны:

На красных лапках гусь тяжёлый,

Задумав плыть по лону вод,

Ступает бережно на лёд,

Скользит и падает...

«Высокая поэзия и... гусь?» - скажет кто-нибудь. Но посмотрите, как это подмечено наблюдателем и как «сделано» поэтом. Гусь вовсе не так уж тяжёл, он начинает казаться тяжёлым только потому, что не может плыть, то есть находиться в наиболее привычной для себя стихии,- и это, оказывается, настоящая зимняя примета. Наконец, взгляните, как нарастает стремительность весёлого действия: в первой строчке нет глагола, во второй - деепричастие, затем - глагол настоящего времени, а в последней - два глагола подряд, причём занимают они только полстрочки!

«Здоровью моему полезен русский холод», - признавался весело Пушкин, и оттого зима в его стихах вся блеск и сверкание. Поэт описывает это время как радостный праздник: «Опрятней модного паркета / Блистает речка, льдом одета», «блестя на солнце, снег лежит», «И мягко устланные горы / Зимы блистательным ковром». И даже тревоги у «зимнего» Пушкина «блестящие», а картины природы - контрастные.

В каждый зимний пейзаж поэт почти обязательно добавляет один красный «мазок» - как бы цветовой символ праздника,- особенно яркий на фоне снежной белизны: «красные лапки» гуся, ямщик «в красном кушаке», наконец стих:

Мороз и солнце; день чудесный!

Ещё ты дремлешь, друг прелестный,-

Пора, красавица, проснись,

Открой сомкнуты негой взоры...

Не только предметы реально красные, но и красавица (красна девица) и даже розы, которые Пушкин рифмует с морозом или сочетает с созвучными словами «взоры», «узоры», включаются в цветовую гамму его зимы, напоминая нам о загорающемся на холоде румянце.

Этот фольклорный приём изображения зимы через контраст цвета, который мы находим в стихах у Пушкина, позже использовался Н. Некрасовым (поэма «Мороз, Красный нос»), И. Суриковым, И. Никитиным. И во всей отечественной литературе прошлого века зима, как наиболее оригинальное явление нашей природы, нашего контрастного климата, становится образом русской души, определённым символом национального мироощущения. Именно с зимой связывал своё ощущение Родины А. Фет:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна...

А в стихах И. Никитина, одного из наиболее близких традиционному фольклорному творчеству поэтов XIX века, зима изображена как народный праздник, гулянье, отдохновение от летних крестьянских работ. Зима воспринимается никитинскими героями как нечто «своё», родное, с чем человек русский связан кровными узами. И оттого «матушка-зима», долгожданная «гостья-зима» у И. Никитина-добрая заступница от невзгод и даже - от врагов: «И случится ли, к нам/Гость незваный придёт/И за наше добро / С нами спор заведёт (...) Для постели ему / Белый пух припаси / И метелью засыпь / Его след на Руси!» («Встреча зимы»).

Радостно поддаваясь очарованию пушкинской музы, многие поэты в своих стихах воспевали «первый снег», философски осмысляли сходные моменты и явления в жизни человека и природы (стихотворения П. Вяземского, Е. Баратынского, Н. Языкова). И если В. Белинский говорил о «Евгении Онегине» как об «энциклопедии русской жизни», то «Листопад» Ивана Бунина можно было бы назвать «каталогом» картин русской осени:

Лес, точно терем расписной,

Лиловый, золотой, багряный,

Весёлой, пёстрою стеной

Стоит над светлою поляной.

К изображению времён года Бунин подходит иначе, чем Пушкин. Ему важно не одной, пусть предельно конкретной, деталью обозначить переходность состояния природы, но развернуть перед читателем объёмную, многостороннюю картину. Поэт добавляет всё новые и новые цвета: «Берёзы жёлтою резьбой / Блестят в лазури голубой». Кончаются цвета осенней палитры - Бунин обращается к звукам, стремясь при этом добавить ещё какой-то оттенок:

Заквохчет дрозд, перелетая

Среди подседа, где густая

Листва янтарный отблеск льёт...

Затем приходит черёд запахов, шорохов, мгновенных движений, и вдруг - невероятное: бунинская картина, столь усердно и подробно раскрываемая перед нами поэтом, внезапно оживает -

И Осень тихою вдовой

Вступает в пёстрый терем свой.

Образы оригинальные, чисто бунинские, но отношение к природному явлению то же, что и у всех крупных русских поэтов прошлого века: личностное, способствующее пониманию окружающего нас мира как живого, чувствующего и ранимого существа...

Следуя своим душевным наклонностям и вкусам, лирические поэты выбирали из круговорота многообразных явлений русской природы наиболее им близкое и понятное. И если А. Пушкин, Е. Баратынский, А. Майков, А. Плещеев, И. Бунин отдавали предпочтение осени, то Ф. Тютчев, Д. Толстой, А. Фет с замечательным по глубине чувством воспели в своих стихах весеннее обновление, «размыкание», освобождение от ледяных оков, происходящее в вешней природе.

Многие произведения этих поэтов начинаются и буквально пронизаны словом «ещё», подчёркивающим переходность состояния природы и души; из четырёх периодов суток они также выбирают самые подвижные, трудноуловимые - утро и вечер: у Ф. Тютчева - «зима ещё хлопочет», «ещё в полях белеет снег»; у А. Фета - «ещё весны душистой нега к нам не успела низойти», «ещё светло перед окном».

Этот выбор не случаен, он отвечает органическим свойствам поэтического таланта А. Фета и Ф. Тютчева. В их творчестве русская поэзия XIX века достигла вершины своей музыкальности, а именно весна и лето, как известно, наиболее яркие, насыщенные звуками ожившей природы времена года.

В фетовском восприятии природа - хор упорядоченных гармонических звуков, на которые отзывается человеческое сердце, полное чувства любви и красоты:

Прозвучало над ясной рекой,

Прозвенело в померзшем лугу;

Прокатилось над рощей немой,

Засветилось на том берегу.

И вновь перед нами связь двусторонняя: в свою очередь, человек разумом и благородным чувством способствует гармоничности окружающего мира. Не случайно поэтому художественное пространство стихотворений А. Фета четко организовано - на звук откликается эхо, звезда отражается в водной глади...

И вполне естественно, что наиболее яркое воплощение эта обратная связь взаимоотношений человека и природы нашла в произведениях, восходящих к так называемой календарной поэзии и посвящённых сельскому труду.

Сейчас, когда крестьянская страда менее, чем прежде, зависит от погодных условий, от своевременно выпавшего дождя или нежданного града, пожалуй, трудно вспомнить все вехи естественного природного календаря. Но в общем-то заботы, крестьянские - всё те же, что и раньше. Вот как Н. Гоголь описал деревенскую жизнь прошлого века в прозаической поэме «Мёртвые души»: «...тут человек идёт рядом с природой, соучастник и собеседник всего, что совершается в твореньи. Рассмотрите-ка круговой год работ: как ещё прежде, чем наступит весна, всё уже настороже и ждёт её; подготовка семян, переборка, перемерка по амбарам хлеба и пересушка; установленье новых тягол... А как взломается лёд, да пройдут реки, да просохнет всё и пойдёт взрываться земля - по огородам и садам работает заступ, по полям соха и бороны; садка, севы и посевы... Наступило лето. А тут покосы, покосы. И вот закипела вдруг жатва: за рожью пошла рожь, а там пшеница, а там и ячмень, и овёс. А как отпразднуется всё да пойдет свозиться на гумны, складываться в клади, да зимние запашки, да чинки к зиме амбаров, риг, скотных дворов... А зима! Молотьба по всем гумнам, перевозка перемолотого хлеба из риг в амбары...». Какая величественная картина многообразного труда и как хорошо подчёркнута его значимость неожиданным словом «отпраздновать»! Понятно, что ни один, пожалуй, русский поэт в своих стихах не прошёл мимо этой картины, хотя каждый, разумеется, описывал её по-своему. Вспомним ещё раз «Осень» Е. Баратынского:

А между тем досужий селянин

Плод годовых трудов сбирает;

Сметав в стога скошенный злак долин,

С серпом он в поле поспешает.

Гуляет серп. На сжатых бороздах

Снопы стоят в копнах блестящих...

Это как бы «вид сверху», конкретное в деталях и всё-таки предельно обобщённое описание работы в поле, важное для второй части стихотворения, где поэт переходит к размышлениям о смысле жизни человека вообще, называя себя оратаем, то есть возделывателем «жизненного поля».

По жанру стихотворение Е. Баратынского - элегия (название происходит от греческого слова, обозначавшего грустную, задумчивую мелодию флейты). И традиция глубинного осмысления природы и связанной с ней деятельности человека, поэтических раздумий, подчас печальных и даже скорбных, о бренности всего живого идёт от Е. Баратынского к Ф. Тютчеву и другим художникам второй половины XIX века.

Иная традиция изображения сельскрго труда, развивающаяся до нашего времени, связана с именами А. Кольцова, И. Сурикова, Н. Некрасова, И. Никитина, и отличается она взглядом на событие как бы «изнутри». .

Писатель Г. Успенский сказал об А. Кольцове: «Поэзия земледельческого труда - не пустое слово. В русской литературе есть писатель, которого невозможно назвать иначе, как поэтом земледельческого труда - исключительно». И действительно, своего «Косаря» поэт воспевает, используя многие приемы народного песенного творчества. И уже то, что почти каждое третье слово в стихах А. Кольцова - глагол, определённо говорит о главном гербе его поэзии - самом труде, ярком, сильном, резком действии.

Стих Туча у А. Кольцова буквально источает энергию; «Ополчилася, / И расширилась, / И ударила, / И пролилася»... Такова и степь в его стихотворении «Косарь». «На каком другом языке передали бы вы поэтическую прелесть этих выражений: расстилается, пораскинулась, понадвинулась», - восхищался В. Белинский. Так же могуч и дремучий лес:

Так-то, тёмный лес,

Богатырь Бова!

Ты всю жизнь свою

Маял битвами.

Человек и природа в произведениях А. Кольцова, И. Никитина соизмеримы: огромен лес, степь беспредельна в «ненаглядной красе» - и человек под стать им, красен делом, могуч. И вместе с этим человеком входит в русскую поэзию ещё одна важная идея - пространства и воли, пути-дороги:

Край ты мой, родимый край,

Конский бег на воле,

В небе крик орлиных стай,

Волчий голос в поле!

(А. Толстой)

В русском национальном сознании с образом пространства, его преодоления испокон веку были связаны понятия нравственные: «он совершил подвиг (подвиг)»,- говорим мы и сейчас о человеке, сделавшем что-то исключительно мужественное; «не-путёвым» называем того, кто живёт неправильно, бессмысленно. И это не могло не найти отражения в стихах классической русской поэзии. Возникает образ «тройки быстрых, как вихорь, коней», покоряющей бескрайний простор земли, мотив .долгого зимнего пути, наводящего на воспоминания и размышления, то есть на осознание прожитого как в этом стихе:

Тройка мчится, тройка скачет,

Вьётся пыль из-под копыт;

Колокольчик звонко плачет

И хохочет и визжит...

Русской степи, ночи тёмной

Поэтическая весть!

Много в ней и думы томной

И раздолья много есть.

(П. Вяземский)

А вот ещё фразы из стихов: «По дороге зимней, скучной / Тройка борзая бежит» (А. Пушкин); «Тройка мчится лихо, / Колокольчик звонок» (Н. Огарёв); «Под дугой колокольчик гремит,/ А ямщик погоняет коней» (Я. Полонский). И ещё, и ещё... И вот уже в гениальной «русской поэме» в прозе Н. Гоголя «Мёртвые души» возникает обобщённый образ Руси - «птицы-тройки», которая покоряет невиданный доселе мировой простор!

О чём бы ни писали в своих стихах русские поэты XIX века: о временах года, о музыке и красках наших полей и лесов, о родных просторах или крестьянском труде - они всегда думали и помнили о главном. Это главное - любовь к Родине, бережное отношение к русскому слову и вера в великое будущее русского народа.