Чем поэзия Джона Донна близка нашей современности?

Министерство науки и образования Российской Федерации

Саратовский Государственный Университет имени Н.Г.Чернышевского

Кафедра зарубежной литературы и журналистики

Чем поэзия Джона Донна близка нашей современности?

Курсовая работа по зарубежной литературе 17 века

студентки филологического факультета

Нуйкиной Ольги Ивановны

( з/о, 3 курс, русское отделение)

Саратов 2006 год

Как человек, однако, измельчал!

Он был ничем в начале всех начал,

Но в нём дремали замыслы природны;

А мы - ничто и ни на что не годны,

В душе ни сил, ни чувств. Но что я лгу?

Унынье же я чувствовать могу!

(перевод Г.Кружкова)

Почти каждому эти строчки кажутся смутно знакомыми, но мало кто знает что-нибудь об авторе данного стихотворения. Вплоть до сих пор человек, начитанный и представляющий историю западной литературы, скажет вам, что великими писателями 17 века были Корнель, Расин, Мольер… Может быть, вспомнится Мильтон. И лишь в последние десятилетия начинается трудное знакомство с поэзией европейского барокко. Появляются первые издания испанца Гонгоры, немца Грифиуса, голландца Вонделла и английских метафизиков, в том числе Джона Донна. В последнее время написано немало работ по творчеству Джона Донна, его стихотворения переведены различными авторами, каждый из которых внес свой вклад в сокровищницу мировой литературы. Кто же такой, этот Донн? И почему его стихотворения до сих пор актуальны? Чтобы лучше понять Джона Донна надо внимательно проследить эволюцию его поэзии «от ренессансно-маньеристических ранних стихотворений к барочной лирике, с ее новой трактовкой человека и мира, обостренно-драматическим восприятием жизни, религиозно-мистическими мотивами и т.д., усвоить основные жанры поэзии». Пахсарьян Н.Т. Английская литература 17 века. //Пахсарьян Н.Т. История зарубежной литературы 17-18 веков. Следует также обратить внимание на специфику метафорической образности у этого писателя, на экспрессивность стиля и усложненную ритмику, на столкновение неожиданных образов, на особенности гротеска и философичность поэтических рассуждений лирического героя. Но начнем, пожалуй, с его биографии: Джон Донн родился в Лондоне между 23 января и 19 июня 1572 года. Отец его - преуспевающий купец, торговец скобяными товарами - умер, когда Джону не было и четырех лет. Мать - дочь поэта и драматурга Д. Хейвуда, среди предков которой был и Т. Мор - знаменитый гуманист эпохи Возрождения, автор «Утопии». В семье будущий поэт получил строгое католическое воспитание, в двенадцатилетнем возрасте поступил в Харт-Холл Оксфордского университета, а тремя годами позже перебрался в Кембридж. Ни в одном из этих университетов он не получил ученой степени. Похоже, что и его раннее поступление в университет, и отказ от формального образования объясняются нежеланием присягать на верность Англиканской церкви, что требовалось от соискателя ученой степени, но было немыслимо для католика. Оставив университет, Донн какое-то время путешествовал по Италии и Испании, а в 1591 году поступил в юридическую корпорацию Тейвис-Инн, которую в то время часто называли третьим университетом. Годом позже он перешел в Линкольнз-Инн и оставался там около трех лет. Поэт изучал языки, юриспруденцию и богословие. Он также весьма активно интересовался поэзией и театром. В молодости Донн путешествовал по Европе и принял участие в двух военно-морских экспедициях. «В 1598 году он получил пост секретаря влиятельного вельможи сэра Томаса Эджертона, что предоставило честолюбивому молодому человеку шанс сделать карьеру при дворе. Казалось бы, все складывалось вполне удачно, пока в 1601 году Донн не вступил в тайный брак с племянницей своего покровителя Анной Мор. Молодые люди бежали, вызвав скандал в обществе.» Горбунов А.Н. Английская поэзия.// История зарубежной литературы 17 века. М., 2005. После этого все надежды поэта на светскую карьеру рухнули, и около десяти лет его семья жила в крайней бедности. Еще в 1602 году Донн перешел в англиканскую церковь, а в десятые годы 17 века он привлек к себе внимание памфлетами, направленными против католиков, прежде всего иезуитов. В 1615 году поэт не без настояния короля Иакова принял сан священника и вскоре прославился как один из лучших проповедников во всей Англии. В 1621 году он стал настоятелем собора апостола Павла, к тому времени уже давно отвергнув, по его собственным словам, «возлюбленную моей юности Поэзию» ради «жены моей зрелости Богословия». Настоятелем собора Донн оставался вплоть до самой смерти.

Донн был всего на восемь лет моложе Шекспира, но он принадлежал уже к иному поколению. Если верить словам могильщиков, Гамлету в последнем акте шекспировской трагедии 30 лет; таким образом, возраст датского принца очень близок возрасту Донна. Исследователи часто подчеркивают этот факт, обыгрывая гамлетические моменты в творчестве поэта. И действительно, для Донна, как и для шекспировского героя, «вывихнутое время» вышло из колеи, и место стройной гармонии мироздания занял неподвластный разумному осмыслению хаос, сопровождающий смену эпох истории. В ставшем хрестоматийным отрывке из поэмы «Первая годовщина» поэт так описал свой век:

Все новые философы в сомненье,

Эфир отвергли - нет воспламененья,

Исчезло Солнце, и Земля пропала,

А как найти их - знания не стало.

Все признают, что мир наш на исходе,

Коль ищут меж планет, в небесном своде

Познаний новых … Но едва свершится

Открытье - все на атомы крушится.

Все - из частиц, а целого не стало,

Лукавство меж людьми возобладало,

Распались связи, преданы забвенью

Отец и сын, власть и повиновенье

И каждый думает: «Я - Феникс-птица»,

От всех других желая отвратиться…

(перевод Д. Щедровицкого)

О себе же самом в одном из сонетов Донн сказал:

Я весь - боренье на беду мою

Непостоянство - постоянным стало…

(перевод Д. Щедровицкого)

Болезненно чувствуя несовершенство мира, распавшегося, по его словам, на атомы, поэт всю жизнь искал точку опоры. Внутренний разлад - главный мотив его поэзии. Именно здесь причина ее сложности, ее мучительных противоречий, сочетания фривольного гедонизма и горечи богооставленности, броской позы и неуверенности в себе, неподдельной радости жизни и глубокого трагизма. Как и большинство поэтов эпохи, Донн не предназначал свои стихи для печати. Долгое время они были известны лишь по спискам, которые подчас сильно отличались друг от друга (проблема разночтения отдельных мест до сих пор не решена специалистами). В первый раз поэзия Донна была опубликована только после его смерти, в 1633 году. Поэтому сейчас достаточно трудно решить, когда было написано то или иное его стихотворение. «Тем не менее текстологи, сличив сохранившиеся рукописи и изучив многочисленные аллюзии на события эпохи, доказали, что Донн стал писать уже в начале 90-х годов 16 века.» Горбунов А.Н. Английская поэзия. // История зарубежной литературы 17 века. М., 2005. Его первую сатиру датируют 1593 годом. Вслед за ней поэт сочинил еще четыре сатиры. Все вместе они ходили в рукописи как «книга сатир Донна». Кроме нее из под пера поэта в 90-ые годы также вышло довольно много стихотворений в других жанрах: эпиграммы, послания, элегии, эпиталамы, песни и т.д. Донн писал их, как бы намеренно соревнуясь со Спенсером, Марло, Шекспиром и другими поэтами-елизаветинцами, что делает его новаторство особенно очевидным.

В сатирах Донн берет за образец не национальную, а древнеримскую традицию Горация, Персия, Ювенала и преображает ее в духе собственного видения мира. Уже первая его сатира была написана в непривычной для елизаветинцев форме драматического монолога - сатирик, условная фигура «от автора», сначала беседует с «нелепым чудаком», а затем рассказывает об их совместном путешествии по улицам Лондона. Отказавшись от знакомой по поэзии Спенсера стилизации под аллегорию или пастораль, Донн обращается к изображению реальной жизни елизаветинской Англии. При этом его интересуют не столько отдельные личности и их взаимоотношения (хотя и это тоже есть в его сатирах), сколько определенные социальные явления и типы людей. Зрение Донна гораздо острее, чем у поэтов старшего поколения. Всего несколькими штрихами он весьма точно, хотя и с гротескным преувеличением, рисует портреты своих современников: капитана, набившего кошелек жалованьем погибших в сражении солдат, бойкого придворного, от которого исходит запах дорогих духов, рядящегося в бархат судьи, модного франта и других прохожих, а едкие комментарии сатирика, оценивающего каждого из них, помогают воссоздать картину нравов столичного общества. Здесь царят легкомыслие и тщеславие, жадность и угодничество.

Особо достается от сатирика его спутнику, пустому и глупому щеголю, судящему о людях лишь по их внешности и общественному положению и за всей этой мишурой не замечающему добродетель «в откровенье наготы». Персонажи, подобные ему, вскоре проникли в английскую комедию, в поэзии же они появились впервые в сатирах Донна. Принципиально новым было здесь и авторское отношение к герою-сатирику. Если в ренессансной сатире он благодаря своему моральному превосходству обычно возвышался над людьми, которых высмеивал, то у Донна он превосходит их скорее в интеллектуальном плане, так как отчетливо видит, что они собой представляют. Однако он не может устоять перед уговорами приятеля и, прекрасно понимая, что совершает глупость, бросает книги и отправляется на прогулку. Видимо, и его тоже притягивает к себе, пусть и помимо его воли, пестрый и бурлящий водоворот лондонских улиц. Так характерная для маньеризма двойственность сознания проникает уже в это раннее стихотворение Донна.

В форме драматического монолога написаны и другие сатиры поэта. Во второй и пятой он обращается к судейскому сословию, нравы которого прекрасно изучил за время учения в лондонской юридической школе Линкольнз-Инн. «Тема лживости, крючкотворства, продажности и жадности судей, занявшая вскоре важное место в комедиях Бена Джонсона и Томаса Мидлтона, впервые возникла в поэзии Донна.» Горбунов А.Н. Английская поэзия. // История зарубежной литературы 17 века. М., 2005. Не щадит поэт и придворных. Идеал придворного как гармонически развитой личности в духе Кастильоне и Сидни не существует для него. В отличие от Спенсера не видит он его и в далеком прошлом. Донн всячески развенчивает этот идеал, высмеивая тщеславие, глупость, похотливость, гордость, злобу и лицемерие придворных. Жеманный и болтливый франт, который появляется в сатире, «словно предвосхищает шекспировского Озрика, а его аффектированная, полная эвфуистических оборотов манера речи начисто отвергается поэтом.» Там же. В сатирах Донна можно уловить и нотки разочарования в самом монархе. Ведь в реальности всемогущая королева ничего не знает о несправедливости, царящей в Лондоне, а потому и не может ничего исправить. Постепенно объектом сатиры становится вся елизаветинская Англия 90-х годов. В отличие от поэтов старшего поколения, воспевавших это время как новый «золотой век», который принес стране после разгрома Непобедимой армады (1588) счастье и благоденствие, Донн снимает всякий ореол героики со своей эпохи. Он называет ее веком «проржавленного железа», т.е. не просто железным веком, худшей из всех мифологических эпох человечества, но веком, в котором и железо-то проела ржавчина. Подобный скептицизм был явлением принципиально новым не только в поэзии, но и во всей английской литературе.

Особенно интересна в плане дальнейшей эволюции Донна его третья сатира (о религии), где поэт сравнивает католическую, пуританскую и англиканскую церкви. Ни одна из них не удовлетворяет поэта, и он приходит к выводу, что путь к истине долог и тернист:

Пик истины высок неимоверно,

Придется покружить по склону, чтоб

Достичь вершины, - нет дороги в лоб!

Спеши, доколе день, а тьма сгустится -

Тогда уж будет поздно торопиться.

(перевод Г.Кружкова)

Хаос мира затронул и земную церковь. И в этом важнейшем для Донна вопросе душевная раздвоенность дает о себе знать с самого начала.

Радикальным образом переосмыслил Донн и жанр эпистолы. «Послания его старших современников обычно представляли собой возвышенные комплименты влиятельным особам и собратьям по перу, ярким примером чему служит целая группа сонетов-посвящений, которыми Спенсер предварил первую часть «Королевы фей» (1590).» Горбунов А.Н. Английская поэзия. //История зарубежной литературы 17 века. М., 2005. Донн намеренно снизил стиль жанра, придав стиху разговорно-непринужденный характер. В этом поэт опирался на опыт Горация, который называл свои эпистолы «беседами».

Известное влияние на Донна оказали и темы эпистол Горация, восхвалявшего достоинства уединенного образа жизни. Так, в послании к Генри Уоттону, сравнив жизнь в деревне, при дворе и в городе, Донн советует другу не придавать значения внешним обстоятельствам и избрать путь нравственного самосовершенствования. В моральном пафосе стихотворения, в его проповеди стоического идеала явно ощутимы реминисценции из Горация.

Среди ранних посланий Донна, бесспорно, лучшими являются «Шторм» и «Штиль» (1597), которые составляют объединенный общей мыслью диптих. Стихотворения рассказывают о реальных событиях, случившихся с поэтом во время плавания на Азорские острова. Описывая встречу с неподвластными человеку стихиями, Донн настолько ярко воспроизводит свои ощущения, что читатель невольно делается соучастником гротескной трагикомедии, разыгравшейся на борту корабля.

Принципиально новыми для английской поэзии 90-х годов 16 века были и элегии Донна. Как полагают исследователи, за три года - с 1593 по 1596 - поэт написал целую маленькую книгу элегий, которая сразу же получила широкое хождение в рукописи. Элегии Донна посвящены любовной тематике и носят полемический характер: поэт дерзко противопоставил себя недавно начавшемуся всеобщему увлечению сонетом в духе Петрарки. Очевидно, издержки этой моды очень быстро открылись Донну, быть может, раньше, чем Шекспиру, и в споре с английскими петраркистами он выбрал свой путь. Поэт и тут обратился к античной традиции, взяв «Любовные элегии» Овидия как образец для подражания. Донна привлекла легкая ироничность Овидия, его отношение к любви как к занятию несерьезному, забавной игре или искусству, украшающему жизнь. Но, приняв идею любви как забавной игры, он лишил ее присущей Овидию эстетизации. Надевший маску циника, лирический герой Донна исповедует вульгарный материализм, который в Англии тех лет часто ассоциировался с односторонне понятым учением Макиавелли. Для людей с подобными взглядами место высших духовных ценностей заняла чувсвенность, а природа каждого человека диктовала ему собственные законы поведения, свою мораль.

В противовес петраркистам Донн сознательно снижает образ возлюбленной, смело акцентируя плотскую сторону любви. В его элегиях все перевернуто с ног на голову, и неприступная дама, и ее томный воздыхатель предстают в виде сговорчивой ветреницы и самонадеянного соблазнителя. Поэт сознательно эпатировал публику: некоторые строки Донна были настолько откровенны, что цензура выкинула пять элегий из первого издания стихов поэта.

Читателя, впервые обратившегося к «Песням и сонетам», сразу же поражает необычайное многообразие настроений и ситуаций, воссозданных воображением поэта. Этот сборник представляет собой серию разнообразных зарисовок, своего рода моментальных снимков, фиксирующих широчайшую гамму чувств, лишенных единого центра. Герой цикла, познавая самые разные аспекты любви, безуспешно ищет душевного равновесия. Попадая во все новые и новые ситуации, он как бы непрерывно меняет маски, за которыми не так-то просто угадать его истинное лицо. Во всяком случае ясно, что герой не тождествен автору, в чье намерение вовсе не входило открыть себя. Лирическая исповедь, откровенное излияние чувств - характерные черты более поздних эпох, прежде всего романтизма, и к «Песням и сонетам» они не имеют никакого отношения.

На русском языке написано очень немного стихотворений, способных сравниться с «Горением» (в переводе Бродского) по чувственной откровенности. «В последние годы весь объем русской поэзии был тщательно прочесан составителями антологий прежде «запретных» стихотворений с целью доказать, что секс никогда не был чужд национальному складу души.» Шайтанов И. Уравнение с двумя неизвестными (Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский). //Вопросы литературы. 1998, №6. Тем не менее стихотворения, которые лучше всего могли бы послужить поставленной цели, зияли своим отсутствием в подобных сборниках. Никто из составителей не обращал внимания на батюшковскую «Вакханку» или «Леду» Баратынского. Такого рода забывчивость объясняется представлением об эротике, прочно утвердившимся в русской культуре и сто лет назад точно описанным профессором Венгеровым в словарной статье об Иване Баркове, прославившемся своими непотребными стихами в 18 веке. В то время как истинный эротизм лишь слегка приподымает завесу, «Барков … с первых слов вываливал весь немногочисленный арсенал неприличных выражений, и, конечно, дальше ему остается только повторяться». Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. Т.2. Спб., 1891. Школьное словоблудие все еще слишком легко принимается за русскую эротику, в то время как поэтическая чувственность, если только она соблюдает приличие в выражениях, остается незамеченной, не включенной в антологии.

В классической русской традиции эротическая тема представлялась предметом, который требует не лексического снижения, а скорее возвышения за счет параллелей из мифологии, античной или христианской. Чувственность тем самым приобретала статус культурной ценности, как это происходит в переводе Бродского.

Пылай, полыхай, греши,

захлебывайся собой.

Как менада пляши

с закушенною губой.

Вой, трепещи, тряси

вволю плечом худым.

Тот, кто вверху еси,

да глотает твой дым!

В русской традиции подобная рефлексия страсти кажется невозможной, хотя сам факт ее существования (при всей ее нравственной опасности) «является ключевым в христианской поэзии». Кривулин В. Маска, которая срослась с лицом.

В творчестве Джона Донна каждый читатель найдет что-нибудь интересное. Из написанного следует, что этот поэт творил во многих жанрах, наполняя их новыми идеями и образами. «Процесс поиска оригинальных выразительных средств привел Данна к более свободной ритмике стиха.» Макуренкова С.А. Джон Данн: поэтика и риторика. М., 1994. Джон Донн не добивался мелодичного звучания стиха. Он сам называл свою поэзию «грубой и дикой». Но его стих обладает какой-то особенной внутренней силой. Донна привлекали сложные чувства, муки и противоречия любви, страдания, смерть и ее философский смысл, переплетение и внутренняя борьба эмоций. Все это актуально, особенно сейчас, когда человечество живет на рубеже веков. Несмотря на все наши достижения в области науки и техники, мы по-прежнему беспомощны перед природой и вполне осознаем свою ничтожность, хотя все еще пытаемся подчинить ее себе. Люди до сих пор не совершенны и являются носителями различных пороков. Но мы можем и любить, страстно и нежно. А на пороге миллениума многие ожидали конца света. Кто-то же хочет найти истинную веру. Все это есть в нашей жизни, практически то же чувствовали и люди 17 века. Поэтому в творчестве Джона Донна каждый сможет найти что-нибудь для себя. Кроме того, барочный, в том числе и метафизический, текст приглашает к интеллектуальной игре и устанавливает для нее правила. Приняв их, мы начинаем угадывать, возможно, порой предполагая что-то и не предусмотренное автором.