Образ Иуды

Образ Иуды

«С одной стороны, цель адаптации к социальным нормам -- это правая рука осознанного аналитического консультирования. Но с другой стороны, у анализа есть и левая рука. Она раскрывает подвластному ей человеку, где тот является мрачным и неуклюжим и где самоубийство становится вполне реальным. Анализ дает возможность левой руке жить своей осознанной жизнью; при этом правая рука не находится поблизости, рассуждая о происходящем с полным знанием дела. Правая рука никогда не может знать о том, что делает левая; она может лишь интерпретировать и совершать те или иные перемещения».

Как я уже отметил, этот текст можно рассматривать в качестве дополнения к книге, а можно -- и как самостоятельное психологическое исследование. Единственное, что хочется порекомендовать читателю -- на время чтения отойти от привычного этического, телеологического и традиционного взгляда на образы Христа и Иуды. Отчасти именно по этой причине я много цитирую рассказ Леонида Андреева Иуда Искариот и даю краткие интерпретации текста. Этот рассказ, как и книга доктора Эдингера, позволяют посмотреть на эти образы, известные всему миру, под иным углом по сравнению с древней религиозной традицией. Разумеется, многие аспекты остались за рамками этого исследования, но уже то, что есть, позволит читателю познакомиться с юнгианским взглядом на архетипические образы Христа и Иуды, которые в нашей культуре, без преувеличения, являются одними из самых важных. Более того, есть все основания полагать, что они и далее будут определять многие аспекты нашей культуры, религии и коллективной психологии.

Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота -- человек очень дурной славы и его нужно остерегаться... не было никого, кто бы мог сказать о нем доброе слово. И если порицали его добрые, говоря, что Иуда корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи, то и дурные... поносили его самыми жестокими словами. "Он ссорит нас постоянно, -- говорили они, отплевываясь, -- он думает что-то свое и в дом влезает тихо, как скорпион, а выходит из него с шумом... И у воров есть друзья, и у грабителей есть товарищи, и у лжецов есть жены, которым говорят они правду, а Иуда смеется над ворами, как и над честными, хотя сам крадет искусно и видом своим безобразнее всех жителей в Иудее. Нет, не наш он, этот рыжий Иуда из Кариота", -- говорили дурные, удивляя этим людей добрых, для которых не было большой разницы между ним и всеми остальными порочными людьми Иудеи.

Интересно отметить, что, согласно Леониду Андрееву, Иуду выделили среди прочих люди дурные, тем самым набрасывая на него свою тень и таким образом превращая его в козла отпущения. Здесь явно подчеркивается, что феномен козла отпущения возникает в обществе (а в данном случае в сообществе дурных людей в Иудее), перегруженном своей тенью и своей виной. В таком случае Иуда, как и Христос, -- коллективный, архетипический образ, а значит, образ не надуманный и не случайный. А поскольку общество все так же, если не больше, перегружено собственной тенью, в его тени остается архетипический образ Иуды, не менее емкий, чем образ Христа. К этому вопросу мы еще вернемся, когда будем рассматривать феномен предательства.

Чем же привлек Христа Иуда? Обратимся к Леониду Андрееву:

«Никто из учеников не заметил, когда впервые оказался около Христа этот рыжий и безобразный Иудей; но уж давно неотступно шел он по ихнему пути, вмешивался в разговоры, оказывал маленькие услуги, кланялся, улыбался и заискивал... И не было сомнения для некоторых из учеников, что в желании его приблизиться к Иисусу скрывалось какое-то тайное намерение, был злой и коварный расчет.

Но не послушал их советов Иисус; не коснулся его слуха их пророческий голос. С тем духом светлого противоречия, который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым, он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных. Ученики волновались и сдержанно роптали, а он тихо сидел, лицом к заходящему солнцу, и слушал задумчиво, может быть, их, а может быть, и что-нибудь другое».

Итак, Иисус "включил Иуду в круг избранных", следуя влечению "духа светлого противоречия", который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым. Гротескное развитие эта тема получила в фильме Луиса Бунюэля Виридиана (1961), в котором главная героиня становится жертвой этого "духа светлого противоречия" в прямом смысле. Но Бунюэль взял всего лишь один из аспектов христианского мифа, связанный с филантропией, доведенной до ужасного и печального абсурда. По всей вероятности, это светлое противоречие может найти свое выражение в ответе на очень конкретный вопрос. Стоит ли помогать обездоленным? И если стоит, то как? Ответ на него существует уже давно. И смысл его заложен в древней китайской пословице: голодному следует дать не рыбу, а удочку. Христос пошел по иному пути, продиктованному "духом светлого противоречия". Тогда он был обречен на то, чтобы взять с собой Иуду со всеми вытекающими последствиями.

Давайте уделим немного внимания личности Иуды в описании Леонида Андреева:

«Он был худощав, хорошего роста, почти такого же, как Иисус... и достаточно крепок силою был он, по-видимому, но зачем-то притворялся хилым и болезненным и голос имел переменчивый: то мужественный и сильный, то крикливый, как у старой женщины, ругающей мужа, досадно жидкий и неприятный для слуха; и часто слова Иуды хотелось вытащить из своих ушей, как гнилые шероховатые занозы. Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая; и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белесой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днем, он одинаково встречал и свет и тьму; но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту. Когда в припадке робости или волнения Иуда закрывал свой живой глаз и качал головой, этот качался вместе сдвижениями головы и молчаливо смотрел. Даже люди, совсем лишенные проницательности, ясно понимали, глядя на Искариота, что такой человек не может принести добра, а Иисус приблизил его и даже рядом с собою -- рядом с собою посадил Иуду».

Итак, портрет ученика Иисуса, прямо скажем, незавидный. О нем можно говорить долго. Но в данном случае мы остановимся лишь на одном: "Даже люди, совсем лишенные проницательности... понимали, что такой человек не может принести добра", а Иисус - Учитель - не понимал! Невероятно! Непостижимо! Тем не менее, с точки зрения психологии именно такое отношение Иисуса может считаться психологически выверенным. На этом обстоятельстве мы уже акцентировали свое внимание, и будем обращаться к нему в будущем. Дело в том, что ученики Иисуса, его апостолы, были далеко не идеальны: например, между ними постоянно шло соперничество за близость к Учителю. Иисус осознанно или интуитивно приблизил к себе Иуду, сделав из него в своем микроколлективе козла отпущения. И его внешность, и его прошлое, и его поведение создавали для этого идеальную почву. Дело не в том, что Христу нужна была его противоположность, его тень: такая тень для него, получеловека-полубога, была слишком бледна. Скорее здесь имеет место частичная идентификация с Иудой: вспомните две совершенно разные части лица Иуды и две ипостаси Христа. В данном случае образ Иуды скорее несет на себе функцию групповой апостольской тени. Больше некому. Ведь апостол Петр трижды отрекся от Учителя, но при этом никогда традиционно не считается предателем. Потому что этот образ и эту функцию предателя Учитель негласно закрепил именно за Иудой. И Иуда, как мы увидим, это принял и исполнил свою роль до конца.

В силу ограничений размеров данного текста мы оставим за его пределами многие интересные описания и сопоставления, позволяющие до мельчайших подробностей нарисовать образ Иуды. Задача, которую мы перед собой ставим, -- как можно лучше прояснить в мифе о Христе психологическую функцию Иуды. Поэтому перейдем к основным эпизодам мифа, в которых поступки Иуды играют ключевую роль, и попробуем их проинтерпретировать, прибегая к аналитическим методам и понятиям глубинной психологии.

В главе, посвященной Тайной вечере, Эдвард Эдингер ни словом не упоминает об Иуде. Обратимся сначала к Евангелию от Матфея:

Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; И когда они ели, сказал: «Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня». Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: «Не я ли, Господи?»

Итак, апостолы усомнились в себе. С точки зрения психологии это означает, что в этот момент к ним возвращаются их проекции, навешенные на Иуду не без помощи Учителя. Но "продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути", функция предателя предопределена заранее и отведена Иуде. В намерения Христа не входит превращать Тайную вечерю в покаяние своих учеников в возможном предательстве, поэтому он собирает все негативные проекции и опять искусно навешивает их на Иуду.

Теперь снова обратимся к блистательному описанию Леонидом Андреевым спора между апостолами за право занять первое место возле Иисуса. Желающие могут прочесть его целиком. Я приведу лишь небольшую цитату:

«Только однажды Иуда как-то особенно резко и странно напомнил прежнего Иуду, и произошло это как раз во время спора о первенстве в царстве небесном. В присутствии учителя Петр и Иоанн перекорялись друг с другом, оспаривая свое место возле Иисуса: перечисляли свои заслуги, мерили степень своей любви к Иисусу, горячились, кричали, даже бранились несдержанно... Уже непристойным делался их спор и начал хмуриться учитель, когда Петр взглянул случайно на Иуду и самодовольно захохотал; взглянул на Иуду и Иоанн и также улыбнулся -- каждый из них вспомнил, что говорил ему умный Искариот. И, уже предвкушая радость близкого торжества, они, молча и согласно, призвали Иуду в судьи, и Петр закричал:

- Ну-ка, умный Иуда! Скажи-ка нам, кто будет первый возле Иисуса -- он или я?

Но Иуда молчал, дышал тяжело и глазами жадно спрашивал о чем-то спокойно-глубокие глаза Иисуса.

- Да, -- подтвердил снисходительно Иоанн, -- скажи ты ему, кто будет первый возле Иисуса.

Не отрывая глаза от Христа, Иуда медленно поднялся и ответил тихо и важно:

- Я!

Иисус медленно опустил взоры. И, тихо бия себя в грудь костлявым пальцем, Искариот повторил торжественно и строго:

- Я! Я буду возле Иисуса!

И вышел. Пораженные дерзкой выходкой, ученики молчали, и только Петр, вдруг вспомнив что-то, шепнул Фоме неожиданно тихим голосом:

- Так вот о чем он думает!.. Ты слышал?»

Итак, умный Иуда знает, что он говорит, чего он хочет, а потому знает, что будет делать дальше. Даже по этому отрывку создается впечатление, что между ним и Иисусом существует определенное интерактивное поле, что дальнейшее изменение в жизни одного из них невозможно без изменения в жизни другого: изменения происходят только в паре. Отчасти такие отношения напоминают аналитические. Эту аналогию мы исследуем несколько подробнее, рассматривая эпизод так называемого предательства.

Но до этого постараемся понять, как шел к этому предательству Иуда. Мы уже отчасти понимаем его изначальную предопределенность, но еще не до конца осознаем его истинные мотивы. Что имел в виду Иуда, прямо говоря, что он будет "первым возле Иисуса"? Почему он был в этом так уверен? И зачем ему это было надо, если рассматривать психологическую канву этого мифа? Обратимся к Леониду Андрееву:

«Как раз в это время Иуда Искариот совершил первый решительный шаг к предательству: тайно посетил первосвященника Анну... И так искусно перемешивал правду с ложью, что внимательнее взглянул на него Анна и лениво сказал:

-- Мало ли в Иудее обманщиков и безумцев?

-- Нет, он опасный человек, -- горячо возразил Иуда, -- он нарушает закон. И пусть лучше один человек погибнет, чем весь народ.

Анна одобрительно кивнул головою.

-- Но у него, кажется, много учеников?

-- Да, много...

-- Разве они такие дурные? -- холодно спросил Анна.

-- А разве дурные бегают от хороших, а не хорошие от дурных? Хе! Они хорошие, и поэтому побегут. Они хорошие, и поэтому они спрячутся. Они хорошие, и поэтому они явятся только тогда, когда Иисуса надо будет класть в гроб. И они положат его сами. Ты только казни!

-- Но ведь они же любят его? Ты сам сказал.

-- Своего учителя всегда любят, но больше мертвым, чем живым. Когда учитель жив, он может спросить у них урок, а когда учитель умирает, они сами становятся учителями, и плохо делается уже другим! Хе!»

Наверное, в этой цитате четче всего сконцентрированы психологические мотивы предательства Иуды. Иуда предает, то есть передает, Иисуса в руки фарисеев во главе с первосвященником. Он хочет совершить акт передачи Иисуса от одной референтной или квазиреферентной группы -- другой. Говоря на психологическом языке, совершить акт переноса. Наверное, именно в основе переноса образ Иуды играет ключевую роль. Об этом свидетельствует и его мнение об апостолах, и поведение самих апостолов. Так что же переносится и куда? Образ Христа как позитивная идеализированная проекция "учителя нового типа" переносится (пре-дается) "патриархальным учителям", книжникам и фарисеям, которые после суда (осмысления) казнят Иисуса, то есть избавляются от этой позитивной проекции-образа.

Именно в этом состоит основной архетипический смысл образа Иуды -- выступать в качестве основного образа, переносящего новый идеализированный образ на старый, патриархальный фон, на котором "виснет" этот идеализированный образ. Разумеется, за такое предательство-перенос приходится платить. И эти 30 сребреников в определенной степени являются символом психологической неполноты. Об этом говорит их дальнейшая судьба, связанная и с судьбой Иуды, и с судьбой Христа. Вот что говорит Иуда Анне и Каиафе после распятия Христа:

«... А кто вы, умные! Иуда обманул вас -- вы слышите! Не его он предал, а вас, мудрых, вас, сильных, предал он позорной смерти, которая не кончится вовеки. Тридцать серебреников! Так, так. Но ведь это цена вашей крови, грязной, как те помои, что выливают женщины за ворота домов своих. Ах, Анна, старый седой глупый Анна, наглотавшийся закона, -- зачем ты не дал одним серебреником больше... Ведь в этой цене пойдешь ты вовеки».

И далее:

«Анна же подумал немного и сказал:

-- Я вижу, Иуда, что ты действительно получил мало, и это волнует тебя. Вот еще деньги...

Он бросил что-то, звякнувшее резко. И еще не замолк этот звук, как другой, похожий, странно продолжил его. Это Иуда горстью бросал серебряники... в лица первосвященника и судей, возвращая плату за Иисуса. Косымдождем криво летели монеты, попадая в лица, на стол, раскатываясь по полу. Некоторые из судей закрывались руками, ладонями наружу, другие, вскочив с мест, кричали и бранились. Иуда, стараясь попасть в Анну, бросил последнюю монету, за которою долго шарила в мешке его дрожащая рука, плюнул и гневно вышел».

Один перенос-предательство вызывает ответный перенос - 30 сребреников. Но к Иуде не пристает проекция, которую стараются на него навесить патриархальные священники. Они не понимают истинной цели, которая стояла перед Иудой, как пока не понимаем ее мы. Однако мы видим, что их проекцию -- материально воплощенную в 30 сребрениках -- Иуда моментально с себя сбрасывает. Почему? Потому что без этих 30 сребреников он не был бы понятен ни патриархальному миру, ни "знавшим" его апостолам. В первом мы уже убедились, давайте убедимся во втором:

«В это мгновение... вошел Иуда Искариот. Все (апостолы) испуганно вскочили и вначале даже не поняли, кто это, а когда разглядели ненавистное лицо и рыжую бугроватую голову, то подняли крик. Петр же поднял две руки и закричал:

-- Уходи отсюда, Предатель! Уходи, иначе я убью тебя!

(Заметим, что именно Петр трижды отрекся от Иисуса -- вот вам в чистом виде параноидный аспект проективной идентификации. -- В.М.)

Но всмотрелись лучше в лицо и глаза Предателя и смолкли, испуганно шепча:

-- Оставьте! Оставьте его! В него вселился сатана.

Выждав тишину, Иуда громко воскликнул:

-- Радуйтесь, глаза Иуды из Кариота! Холодных убийц вы видели сейчас -- и вот уже трусливые предатели перед вами! Где Иисус? Я вас спрашиваю: где Иисус?..

...покорно ответил Фома:

-- Ты же сам знаешь, Иуда, что учителя нашего вчера вечером распяли.

-- Как же вы позволили это? Где же была ваша любовь? Ты, любимый ученик, ты -- камень, где были вы, когда на дереве распинали вашего друга?

-- Что же мы могли сделать, посуди сам, -- развел руками Фома.

-- Ты это спрашиваешь, Фома?... Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает все. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: "Что мне делать? Мой сын утопает!" -- а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном. Кто любит!

Петр хмуро ответил на неистовую речь Иуды:

-- Я обнажил меч, но он сам сказал -- не надо.

-- Не надо? И ты послушался? -- засмеялся Искариот. -- Петр, Петр, разве можно его слушать! Разве понимает он что-нибудь в людях, в борьбе!

-- Кто не повинуется ему, тот идет в геенну огненную.

-- Отчего же ты не пошел? Отчего ты не пошел, Петр? Геенна огненная -- что такое геенна? Ну и пусть бы ты пошел -- зачем тебе душа, если ты не смеешь бросить ее в огонь, когда захочешь.

-- Молчи! -- крикнул Иоанн, поднимаясь. -- Он сам хотел этой жертвы. И жертва его прекрасна!

-- Разве есть прекрасная жертва, что ты говоришь, любимый ученик? Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва -- это страдания одного и позор для всех. Предатели, предатели, что сделали вы с землею? Теперь смотрят на нее сверху и снизу и хохочут и кричат: посмотрите на эту землю, на ней распяли Иисуса! И плюют на нее -- как я!

Иуда гневно плюнул на землю».

Таким образом, Иуда возвращает апостолам проекцию предателя. Трудно себе представить, что можно это сделать откровенней, чем это делает он. Более того, из ответов апостолов видно, что фактически они уже превратились в фарисеев нового типа. Им осталось только превратиться в книжников. И в данном случае в образе Иуды нашло свое воплощение интерактивное трансформативное поле. В рамках этого поля происходят перенос/контрперенос образа предателя, вербальный и опредмеченный (30 сребреников). Фактически образ Иуды находится в центре любого взаимодействия. Без этого образа миф о Христе так же трудно себе представить с психологической точки зрения, как без самого Христа -- с точки зрения телеологической.

«-- Он весь грех людей взял на себя. Его жертва прекрасна! -- настаивал Иоанн.

-- Нет, вы на себя взяли весь грех. Любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов? Слепцы, что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели, вы скоро будете целовать крест, на котором распяли Иисуса! Так, так, -- целовать крест обещает вам Иуда!

-- Иуда, не оскорбляй! -- прорычал Петр, багровея. -- Как могли бы мы убить всех врагов его? Их так много!

-- И ты, Петр! -- с гневом воскликнул Иоанн. -- Разве ты не видишь, что в него вселился сатана? Отойди от нас, искуситель. Ты полон лжи! Учитель не велел убивать.

-- Но разве он запретил вам и умирать? Почему же вы живы, когда он мертв? Почему ваши ноги ходят, ваш язык болтает дрянное, ваши глаза моргают, когда он мертв, недвижим, безгласен? Как смеют быть красными твои щеки, Иоанн, когда его бледны? Как смеешь ты кричать, Петр, когда он молчит? Что делать, спрашиваете вы Иуду? И отвечает вам Иуда, прекрасный, смелый Иуда из Кариота: умереть. Вы должны были пасть на дороге, за мечи, за руки хватать солдат. Утопить их в море своей крови -- умереть, умереть! Пусть бы сам Отец его закричал от ужаса, когда все вы вошли бы туда!

Иуда замолчал, подняв руку, и вдруг заметил на столе остатки трапезы. И со странным изумлением, любопытно, как будто первый раз в жизни увидел пищу, оглядел ее и медленно спросил:

-- Что это? Вы ели? Быть может, вы спали также?...»

Итак, начинается процесс распада трансформативного поля -- образа Иуды. Со смертью Иисуса теряет смысл вся деятельность, все его существование. Остаются лишь фарисеи старого и нового типа: книжники и апостолы -- патриархальные книжники и книжники "нового типа". Распадается трансформативное поле, разрушается мифологическая ткань. Психологически становится совершенно ясно, что станет с Иудой.

«-- Нет, они слишком плохи для Иуды. Ты слышишь, Иисус? Теперь ты мне поверишь? Я иду к тебе. Встреть меня ласково, я устал. Я очень устал. Потом мы вместе с тобою, обнявшись, как братья, вернемся на землю. Хорошо?...

-- Но, может быть, ты и там будешь сердиться на Иуду из Кариота? И не поверишь? И в ад меня пошлешь? Ну что же! Я пойду в ад! И на огне твоего ада я буду ковать железо и разрушу твое небо. Хорошо? Тогда ты поверишь мне? Тогда ты пойдешь со мною назад, на землю, Иисус?

Наконец добрался Иуда до вершины и до кривого дерева, и тут стал мучить его ветер. Но когда Иуда выбранил его, то начал петь мягко и тихо -- улетал куда-то ветер и прощался.

-- Хорошо, хорошо! А они собаки! -- ответил ему Иуда, делая петлю. И так как веревка могла обмануть его и оборваться, то повесил ее над обрывом -- если оборвется, все равно на камнях найдет он смерть. И перед тем как оттолкнуться ногою от края и повиснуть, Иуда из Кариота еще раз заботливо предупредил Иисуса:

-- Так встреть же меня ласково, я очень устал, Иисус.

И прыгнул. Веревка натянулась, но выдержала: шея Иуды стала тоненькая, а руки и ноги сложились и обвисли, как мокрые. Умер. Так в два дня, один за другим, оставили землю Иисус Назарей и Иуда из Кариота. Предатель».

В рамках данного небольшого исследования нам нужно рассмотреть один вопрос, который пока остался без ответа: в чем все-таки заключалась основная мотивация Иуды - ученика, "предавшего" своего Учителя и последовавшего вслед за ним? На него существует ответ, который тоже можно найти у Леонида Андреева. В диалоге с первосвященником Анной, торгуясь в отношении цены за передачу Иисуса, Иуда описывает его так:

«-- А то, что он красив и молод-- как нарцисс саронский, как лилия долин? А? Это ничего не стоит?»

Здесь, наверное, кроется разгадка такого, на первый взгляд, "странного" поведения Иуды. Иуда сравнивает Иисуса с нарциссом, и, вероятно, в его сравнении есть доля истины. Но не меньшая доля истины заключается в его проекции собственного нарциссизма на Иисуса. И тогда он преследует Иисуса, как Нарцисс преследует свой образ, и едва образ пропадает, погибает и сам влюбленный в него Нарцисс. Неслучайно, что он настойчиво зовет Иисуса вместе вернуться на землю. Нам стоит лишь оглянуться, посмотреть внимательно по сторонам и увидеть, что такое возвращение произошло. Разумеется, когда я говорю о возвращении, то имею в виду возвращение архетипических образов из бессознательного. С психологическим исследованием одного из них вы можете ознакомиться в этой книге Эдварда Эдингера. С другим психологическим образом, не менее важным, я надеюсь, можно будет познакомиться в другой книге. А пока попробуем довольствоваться тем, что имеем, и надеяться на то, что будет.