22

Федеральное агентство по образованию

Сочинский Государственный Университет

Туризма и Курортного дела

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

По дисциплине: «История зарубежной литературы XX века»

Тема:

Специфика разработки жанра антиутопии в романе Дж. Оруэлла «1984»

Работу выполнила:

Студентка 4-го курса

Группы 05-ЗР

Гичиева Х.А.

Работу проверила:

Бревнова С. В.

Сочи 2009

Содержание

Введение

Политический смысл романа Дж. Оруэлла «1984»

Социальный мир романа

Политическая система тоталитаризма

Концепция любви в романе

Заключение

Введение

Эрик Артур Блэр (Джордж Оруэлл) родился в 1903 году в Индии, где служил его отец. Вскоре семья переехала в Англию, а в 1917 Оруэлл начал учёбу в Итоне, где регулярно публиковался в различных изданиях колледжа. В 1922-1927 гг. он служил в Индийской Имперской полиции в Бирме. Именно этот опыт лёг в основу его первого романа «Дни в Бирме» (Burmese Days, 1934). За этим последовало несколько лет бедности. Перед возвращением в Англию Оруэлл прожил два года в Париже. В этот период он работал частным преподавателем, школьным учителем и ассистентом в книжном магазине, а также писал обозрения и статьи для ряда периодических изданий. Произведение «В дебрях Парижа и Лондона» (Down and Out in Paris and London) было опубликовано в 1933 г. В 1936 Оруэлл посещает районы массовой безработицы в Ланкашире и Йоркшире. Нищета, увиденная им там, ярко описана в «Дороге к Виганской пристани» (The Road to Wigan Pier, 1937). В конце 1936 г. Оруэлл отправился в Испанию воевать на стороне республиканцев и был ранен. «В память о Каталонии» (Homage to Catalonia) - это его рассказ об испанской гражданской войне. В 1938 г. он стал пациентом психиатрического диспансера и с тех пор уже никогда не был совершенно здоров. Он провёл шесть месяцев в Марокко и написал там «Coming Up for Air». Во время Второй Мировой войны Оруэлл служил в британском ополчении и работал в Восточном отделе Би-би-си с 1941 по 1943 гг. В качестве литературного редактора «Трибьюн» он регулярно публиковал собственную страницу политического и литературного комментария. Он также печатался в «Обсёрвере» и, позднее, в «Манчестер Ивнинг Ньюс». Знаменитая политическая аллегория Оруэлла «Ферма животных» (Animal Farm) была напечатана в 1945. Этот роман, вместе с романом «1984» (опубликован в 1949), принёс ему мировую славу.

Политический смысл романа Дж. Оруэлла «1984»

«1984» - последняя книга Оруэлла. Ко времени её издания в 1949 он напечатал уже двенадцать других, включая популярный и хорошо принятый критикой роман «Ферма животных». В эссе «Почему я пишу», написанном летом 1946 года, он вспоминал: «Ферма животных» - первая книга, в которой я старался, с полным сознанием того, что я делаю, слить политический и художественный замысел в единое целое. За семь лет я не написал ни одного романа, но я надеюсь, что довольно скоро напишу ещё один. Наверняка он будет неудачным, каждая книга - это неудача, но я довольно ясно представляю себе, какую книгу я хочу написать». Вскоре после этого он начал работать над романом «1984».

В какой-то мере этот роман стал жертвой успеха «Фермы животных», которую большинство читателей охотно восприняли как прямолинейную аллегорию о печальной участи русской революции. С момента, когда во втором абзаце «1984» появляется Большой Брат со своими усами, многие читатели, сразу же думая о Сталине, стремятся увидеть в этом романе дословную аналогию с предыдущим. И, хотя лицо Большого Брата несомненно принадлежит Сталину, так же, как лицо презренного партийного еретика Эммануила Гольдштейна - Троцкому, эти двое не столь чётко соответствуют своим прототипам, как Сноуболл Наполеону в «Ферме животных». Однако, это не послужило препятствием для того, чтобы в Соединённых Штатах книгу продавали как своеобразный антикоммунистический трактат. Роман появился в разгар эпохи маккартизма, когда под наименованием «коммунизма» официально проклиналась некая монолитная, всемирная угроза, и не было смысла различать Сталина и Троцкого, как нет смысла пастухам учить овец нюансам различения волков.

Корейская война (1950-1953) вскоре также привлечёт внимание к приписываемой коммунистам практике «промывания мозгов» - технике, якобы основанной на исследованиях И.П. Павлова, обучившего собак выделять слюну по сигналу, как советские технократы впоследствии учили подопытных людей политическим рефлексам, полезным для государства. Считалось, что русские делились этими методами со своими политическими марионетками - китайцами и севернокорейскими коммунистами. Поэтому тот факт, что нечто весьма похожее на промывание мозгов происходит в романе «1984» с его главным героем Уинстоном Смитом, с долгими и ужасающими деталями, не удивил тех читателей, кто воспринимал роман как простое осуждение сталинских жестокостей.

Цель Оруэлла была несколько другой. Хотя «1984» служил помощью и утешением целым поколениям антикоммунистических идеологов, обременённых собственными условными рефлексами, политические взгляды самого Оруэлла были не просто левыми, но левее всех левых. В 1937 году он отправляется в Испанию воевать против фашистов Франко, поддерживаемых Гитлером. Там он быстро узнаёт разницу между подлинным и фальшивым антифашизмом. «Война в Испании и другие события 1936-1937», писал он десять лет спустя, «повернули шкалу и после этого я знал, где стою. Каждая строка, всерьёз написанная мной с 1936 года, прямо или косвенно направлена против тоталитаризма и за демократический социализм, каким я его знаю».

Оруэлл причислял себя к «левым диссидентам», в отличие от «официальных левых», то есть от британской партии лейбористов, большую часть которых он, ещё задолго до Второй Мировой, считал потенциальными, если не реальными, фашистами. Более или менее сознательно он проводил аналогию между британской партией Труда и сталинской Коммунистической партией. Он считал, что обе организации претендуют на борьбу за интересы рабочего класса против капитализма, но в реальности заняты только завоеванием власти и её дальнейшим увековечиванием. Масса рабочих нужна им только для того, чтобы использовать их идеализм, их классовую неприязнь, их готовность дешёво отдавать свой труд, и снова и снова продавать их интересы.

Те, кто склонен оправдывать фашизм, или хотя бы те, кто слишком готов оправдывать любые действия правительства, независимо от их моральной допустимости, немедленно укажут на то, что это - образец довоенного мышления, и что в тот момент, когда вражеские бомбы начинают падать на твою страну, изменяя ландшафт, убивая и калеча твоих друзей и соседей, такое мышление становится неуместным и даже разрушительным. Когда родина в опасности, сильное лидерство и эффективные меры становятся необходимостью, и, если Вам угодно называть это фашизмом, то называйте, пожалуйста, но вряд ли кто-нибудь будет Вас слушать, если Ваши слова не приближают окончание бомбардировок и сигнал к отбою. Однако непопулярность аргумента, не говоря о пророчестве, в пылу какой-либо чрезвычайной ситуации, не всегда означает его неправоту. Вполне можно утверждать, что кабинет Черчилля в период войны вёл себя как фашистский режим, подвергая цензуре новости, контролируя цены и заработки, ограничивая свободу передвижения, подчиняя гражданские свободы нуждам военного времени в своем собственном определении.

Критика Оруэллом официальных левых претерпела некоторые изменения к июлю 1945 года, когда, при первой случившейся возможности, британский электорат огромным большинством голосов отверг правительство военного периода в пользу лейбористского, которое затем оставалось у власти до 1951 года, то есть все оставшиеся годы жизни Оруэлла. В этот период партия Труда наконец получила возможность изменить британское общество в соответствии со своей «социалистической» программой. Оруэлл, как вечный диссидент, должно быть, был счастлив помочь партии разобраться в своих противоречиях, особенно в тех, что явились следствием соглашательства и сотрудничества с репрессивным правительством под руководством тори. После того, как лейбористы пользовались такой властью, с какой вероятностью они отказались бы от её расширения, чтобы следовать идеалам основателей партии и сражаться на стороне угнетённых? Если волю сегодняшних «социалистов» к власти спроецировать на четыре десятилетия в будущее, нетрудно в итоге прийти к ангсоцу, Океании и Большому Брату.

Из писем и статей Оруэлла, написанных во время его работы над романом «1984» явствует, что в этот период им овладело отчаяние в отношении послевоенного состояния «социализма». Если во времена Джеймса Кейра Харди это была достойная борьба с преступными проявлениями капитализма в отношении тех, кого он использовал для получения прибыли, то во времена Оруэлла социализм стал постыдно институционным, продажным, и часто заботился только о сохранении собственной власти. И это касалось только Англии, за рубежом же социалистический импульс подвергся несравненно более зловещей профанации - здесь он в конце концов привёл к появлению сталинского ГУЛАГа и нацистских концентрационных лагерей.

Оруэлла, видимо, особенно раздражала широко распространённая среди левых лояльность к сталинизму перед лицом неопровержимых свидетельств чудовищности этого режима. «По довольно сложным причинам», писал он в марте 1948 года, начиная переписывать первый вариант «1984», «примерно половина английских левых приняла русский режим как «социалистический», в то же время, молча осознавая, что его дух и практика совершенно чужды всему, что называется «социализмом» в нашей стране. Это привело к возникновению своего рода шизофренической манеры мышления, при которой такие слова, как «демократия» могут иметь два несовместимых друг с другом значения, а концентрационные лагеря и депортация могут оправдываться и осуждаться одновременно».

В наши дни много говорится об отношении Оруэлла к евреям, и некоторые комментаторы заходят в этом вопросе весьма далеко. Иногда Оруэлла даже называют антисемитом. Если поискать внимательно скрытые упоминания данной темы в сочинениях Оруэлла того времени, мы найдём сравнительно мало. Кажется, еврейский вопрос не слишком сильно занимал его. Существующие опубликованные свидетельства говорят либо о некоторой оглушённости Оруэлла чудовищной громадностью происшедшего в лагерях, либо о его неспособности до конца оценить значение этих событий. Сдержанность Оруэлла как будто говорит нам, что при существующем количестве сложных нерешённых проблем он предпочёл бы избавить мир от неприятной обязанности думать ещё и о еврейской Катастрофе. Возможно, роман «1984» - это его попытка описать мир, в котором геноцида евреев не было.

Наиболее близкое подобие антисемитского эпизода происходит в романе во время ритуальной практики «двухминуток ненависти». Однако описанные здесь с ядовитой прямотой проявления ненависти к Гольдштейну не обобщаются в какую-либо этническую вражду. Стратегия стравливания разных рас, вероятно, не входит в число средств политического арсенала Партии. Как утверждает в своей книге Эммануил Гольдштейн, «евреев, негров, жителей Южной Америки чистой индейской крови можно встретить в высших эшелонах Партии». Вероятно, Оруэлл считал антисемитизм «одним из вариантов современной болезни национализма». Возможно, он верил, что ко времени трехстороннего раздела мира, описанного в «1984», европейские разновидности национализма перестанут существовать, может быть, потому что государства-нации, а вместе с ними и национальности, исчезнут и войдут в состав более крупных коллективных сущностей. На фоне общего пессимизма романа это может показаться, с учётом нашего современного опыта, необоснованно оптимистичным взглядом на вещи. Ненависть, которую Оруэлл находил нелепой и не более того, предопределила слишком многие события истории после 1945 года, чтобы относится к ней с такой лёгкостью.

Помимо неожиданной расовой терпимости в Океании, вызывает некоторое удивление и классовая структура этого общества. Общество Океании по идее должно быть бесклассовым, но в реальности это не так. Оно разделено на Внутреннюю Партию, Внешнюю Партию и так называемых «пролов» (пролетариат). Уинстон Смит, ведущий повествование романа от своего лица, принадлежит в Внешней Партии. Он не знает никого из пролов лично и живёт, почти не замечая их, но в то же время именно в пролах он видит ту силу, которая когда-нибудь сможет победить режим. Здесь, возможно, будет уместно вспомнить написанный Оруэллом в 1938 году отзыв о Джоне Голсуорси: «Голсуорси был плохим писателем, но какая-то внутренняя беда, обострив его чувствительность, чуть было не сделала его хорошим. Однако он излечился от своего несчастья и снова стал собой». Вероятно, в глубине души Оруэлл боялся, что когда-нибудь и он сам утратит свой политический гнев и превратится в апологета существующего порядка вещей. Его гнев был для него драгоценен, как для капиталиста его капитал, ведь он был куплен дорогой ценой труда, лишений, опасностей и крови, пролитой в Испании. Живя среди безработных и работающих нищих во время экономической депрессии 1930-х годов, Оруэлл понял и оценил неистребимое достоинство этих людей, и именно эту надежду на пролетариат как на единственного потенциального освободителя из антиутопического ада он передаёт своему герою Уинстону Смиту. В одном из самых прекрасных эпизодов романа Уинстон, глядя в небо, переживает видение миллионов живущих под ним людей, «людей, которые никогда не учились думать, но копили в своих сердцах, животах и мускулах силу, которая когда-нибудь перевернёт мир. Если надежда есть, то она в пролах!

Социальный мир романа

У каждой книги - своя судьба, как и у человека. Роман «1984», созданный через три года после окончания Второй мировой войны не очень известным тогда даже в пределах Великобритании писателем, публицистом и социальным мыслителем Эриком Блэйром (1903 - 1950; с 1933 года выступал в печати под творческим псевдонимом Джордж Оруэлл), вначале почти не был замечен критикой и широким читателем. Многим показался странным и необычным жанр книги (антитоталитарная социальная фантастика; действие отнесено автором в будущее, в предпоследнее десятилетие XX века, а 1984 год, вынесенный в заглавие, - это «перевернутый» зеркально 1948 год, когда писалась и публиковалось произведение), ее стиль, жуткий, мрачный колорит. Но после смерти Оруэлла в январе 1950 года роман получил на Западе широкую известность, был признан «классикой жанра», переведен на все основные европейские языки - еще один яркий пример запоздалой, посмертной славы... В СССР «1984» был строжайше запрещен как «махровая антисоветчина» (за хранение и распространение романа предусматривался немалый срок!), разрешение на его публикацию было дано лишь в перестроечном 1990 году.

Итак, Джордж Оруэлл попытался в своем романе создать образ кошмарного тоталитарного общества будущего; общества, которое, на его взгляд, неизбежно возникнет в масштабах земного шара, если сталинские и гитлеровские «модели» построения будущего (при всех их отличиях, которые автор отчетливо понимал), не дай Бог, возобладают на планете. Но, поскольку глубоко понять мировоззрение Оруэлла очень трудно без знания основных вех его жизненного пути, попытаемся хотя бы коротко обозначить эти вехи.

Вырос будущий писатель в Бенгалии, тогда - английской колонии, в семье уважаемого чиновника британской администрации. Юный Эрик Блэйр достаточно рано столкнулся с социальной несправедливостью, нищетой и горем; возможно, именно это стало побудительным мотивом стремительного роста его интереса к политике. Заметим, что политические взгляды выдающегося англичанина, хотя именно он блестяще понял психологию тоталитаризма «в разрезе» и показал, в чем его суть и загадка, были всегда безусловно левыми: до конца жизни Оруэлл причислял себя к социалистам, голосовал за Лейбористскую партию, подчеркивал свое уважение к принципам человеческой солидарности и справедливого общества. В предисловии к изданию украинского перевода своей повести «Скотный двор» (1949 г.) Оруэлл писал: «Ничто так не способствовало искажению исходных социалистических идей, как вера, будто нынешняя Россия есть образец социализма, а поэтому любую акцию ее правителей следует воспринимать как должное, если не как пример для подражания. Вот отчего последние 10 лет я убежден, что необходимо развеять миф о Советском Союзе, коль скоро мы стремимся возродить социалистическое движение».

Безусловно, именно эту задачу - развенчать сталинистский миф, выполнял и роман «1984» (хотя это только самый внешний, явно лежащий на поверхности «слой» произведения, о более глубоких обобщениях автора поговорим ниже). Что такое сталинизм, Оруэлл отчетливо увидел и понял в 1937 году, но не в Москве, а в Испании, куда он был направлен как корреспондент левой английской прессы освещать борьбу с фашизмом. Увидев безжалостные расстрелы десятков тысяч «инакомыслящих» в левореспубликанском лагере, Оруэлл многое постиг, глубже, чем большинство его современников. Впоследствии он писал: «И до Испании, и позже я был и остался сторонником демократического социализма, но до 1937 года я делал упор на второй части этой формулы («социализм»), а после 1937 - на первой». Многие из ровесников Оруэлла совершили аналогичную эволюцию, но именно он сумел заглянуть в пропасть тоталитарной бездны, результатом чего и явился роман «1984». Кстати, он же одним из первых ввел в оборот и сам термин «тоталитаризм».

Уже в 1940 году в статье «Вспоминая войну в Испании» Оруэлл писал: «Тоталитаризм уничтожает возможность согласия, основывающегося на том, что все люди принадлежат к одному и тому же биологическому виду (через год был Бабий Яр - Авт.). Нацистская доктрина особенно упорно отрицает существование этого вида единства. Скажем, нет просто науки. Есть «немецкая наука», «еврейская наука» и т. д. Все такие рассуждения конечной целью имеют оправдание кошмарного порядка, при котором Вождь или правящая клика определяют не только будущее, но и прошлое. Если Вождь заявляет, что события «никогда не было», значит, его не было (схвачена самая суть сталинизма. - Авт.). Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть. Реальность этой перспективы страшит меня больше, чем бомбы, а ведь перспектива не выдумана, если вспомнить, что нам довелось наблюдать в последние несколько лет».

Удивительные слова! Оруэлл увидел те «зерна дракона», из которых вырос кошмарный мир, изображенный в романе «1984». Внимательно вглядимся в этот мир, ведь это наше прошлое (дай Бог, чтобы только прошлое). Очень любопытно, что действие романа происходит не в Москве, Азии или Америке, а в Лондоне, почти родном для автора. Итак, мир в 1984 году, по Оруэллу, поделен между тремя диктаторскими сверхдержавами: Океанией (где, собственно, и развертывается сюжет, ею железной рукой управляет великий вождь - Старший Брат), Евразией и Остазией. Все эти диктаторские государства непрерывно воюют друг против друга. Примерно в 1960 году Земля пережила ядерную войну, лишь кратко упомянутую Оруэллом. В результате в Океании утвердился «новый», поистине невиданный еще в мире порядок, основанный не только на жесточайших политических репрессиях, но и на абсолютном контроле над душами людей.

Оруэлл, возможно, первым понял, что тоталитаризм - это не «злая гримаса истории», а социальное устройство совершенно особого типа, со своей дьявольской скрытой, спрятанной логикой. Вовсе не случайно в мире Оруэлла каждый, абсолютно каждый шаг любого человека, где бы он ни находился и чем бы ни занимался, фиксируют новейшие приборы - телеэкраны, работающие и на ввод, и на вывод информации. Вовсе не случайно людям в окна (всем людям!) регулярно заглядывает вертолет с полицейским патрулем. На всех домах, во всех учреждениях вывешены портреты вождя (Старшего Брата), и люди (или те существа, что когда- то были людьми), глядя на это «грубое, но по-мужски привлекательное лицо» (точная формула Оруэлла!), воистину чувствуют всем своим существом: «Старший Брат видит тебя». Всегда.

Оруэлл, считавший, что «недогматичность мышления - первое условие свободы», видел корень тоталитарной диктатуры не в последнюю очередь и в «страхе интеллектуалов перед настоящей свободой». В 1940 году писатель в то же время заявил, что для части английской интеллектуальной элиты «чистки, повальная слежка, массовые казни, особые совещания и т. п. - вещи слишком незнакомые, чтобы испытывать страх. Эти люди примирятся с любым тоталитаризмом, ведь собственный опыт научил их только либеральным понятиям и нормам» (эта мысль Оруэлла пришлась тогда кое-кому очень не по вкусу). Автор «1984», считавший себя, кстати, учеником Джонатана Свифта, не уставал повторять, что «свободный человек полагается не на преобладающую веру, а на здравый смысл» И тогда ему не страшна никакая вездесущая «полиция мыслей», выведенная в романе Оруэлла. Полиция, нещадно карающая за «мыслепреступление» (слово, специально созданное автором) или даже за «лицепреступление» (недозволенное, не оптимистически-спокойное выражение лица). За все это человека пытают в Министерстве любви (именно так, по мысли Оруэлла, должно именоваться гестапо конца XX века, а есть еще Министерство мира, готовящее агрессии и захваты, Министерство изобилия, убеждающее нищий народ, что он живет как никогда богато, и Министерство правды - о нем речь впереди), а затем даже не уничтожают, а распыляют - и он как бы вообще никогда не существовал.

Зато Старший Брат, видящий каждый твой шаг, существовал всегда. Люди почти не помнят времени «до революции», когда Старшего Брата еще не было. Для этого (очень важный тезис Оруэлла!) надо лишить народ его истории, его национальной памяти. Для этого пропагандисты из Министерства правды, тысячи и тысячи чиновников вырезают из газет месячной, годичной, 20-летней давности даже малейшие упоминания о попавших в опалу деятелях «внутренней партии» (интересно: единственная существующая партия делится у Оруэлла на «партию внешнюю», где много простых людей, зомбированных «глотателей лозунгов», и «партию внутреннюю», очень узкий круг лиц во главе со Старшим Братом, они все решают) - и этих людей тоже нет и никогда не было, они тоже «распылены».

Оруэлл, постигший саму суть тоталитаризма, знал, о чем писал Оруэлл знал: чтобы сломать ту иглу, на конце которой смерть тоталитарного Кощея, нужно победить в себе страх. Обладать здравым смыслом и знать, что дважды два - всегда четыре (хотя Вождь утверждает - пять). И еще: любить; не случайно любовь к юной Джулии спасительна для Уинстона, и не случайно естественная, физическая любовь мужчины и женщины (а равно и брак не по приказу партии, а по любви!) жесточайшим образом карается Старшим Братом.

Несвободу не компенсируют «сытостью» - сама несвобода неизбежно ведет к рабству, зомбированию и нищете (в кошмарном мире Оруэлловской Океании - просто к разрухе). Будем благодарны великому английскому писателю, знавшему эту истину.

Политическая система тоталитаризма

Тоталитарный (всеобъемлющий) контроль, полное господство идеологической и социально-политической системы над личностью, государства - над обществом; стремление контролировать не только поведению людей, их личную жизнь, но даже их эмоции и мысли. Джордж Оруэлл точно заметил: «Тоталитаризм посягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить... Не просто возбраняется выражать - даже допускать - определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать». Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, но изменяемые по воле властей самым неожиданным образом. Оруэлл пишет о «кошмарном порядке», «при котором Вождь и правящая клика определяют не только будущее, но и прошлое. Если Вождь заявляет, что такого-то события никогда не было, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит так и есть»

О конкретном прообразе мира, встающего со страниц 1984, спорили, и трудно сказать, согласился ли бы сам Оруэлл придать Старшему Брату физическое сходство со Сталиным, как поступили экранизаторы романа. Сталинизм, конечно, имеет самое прямое отношение к тому порядку вещей, который установлен в Океании, но не только сталинизм. Как и в «Скотном дворе», говорить надо не столько о конкретике, сколько о социальной болезни, глубоко укорененной в атмосфере XX столетия и по-разному проявляющейся, хотя это все та же самая болезнь, которая методически убивает личность, укрепляя идеологию и власть. Это может быть власть Старшего Брата, глядящего с тысячи портретов, или власть анонимной бюрократии. В одном варианте это идеология сталинизма, это доктрина расового и национального превосходства - в другом, а в третьем - комплекс идей агрессивной технократии, которая мечтает о всеобщей роботизации. Но все эти варианты предполагают ничтожество человека и абсолютизм власти, опирающейся на идеологические концепции, которым всегда ведома непререкаемая истина и которые поэтому не признают никаких диалогов.

Личность по логике этой системы необходимо обратить в ничто, свести к винтику, сделать лагерной пылью, даже если формально оставлена свобода. А власть ни при каких условиях не может удовлетвориться достигнутым могуществом. Она обязана непрерывно укрепляться на все более и более высоких уровнях, потому что таков закон ее существования: ведь она не создает ничего, кроме рабства и страха, как не знает ценностей или интересов, помимо себя самой. По словам одного оруэлловского персонажа, ее представляющего, «цель репрессий - репрессии. Цель пытки - пытка. Цель власти - власть». Это О'Брайен, пытающий и расстреливающий в подвалах Министерства любви, лишь с откровенностью формулирует основное побуждение, двигающее тоталитарной идеей, которую привычно украшают более или менее искусно наложенным гримом, чтобы выдать ее за триумф разума, справедливости и демократии. В XX столетии идея проложила себе многочисленные торные дороги, став фундаментом утопий, которые, осуществляясь, оказывались кошмаром. Оруэлл показал общество, где это произошло. И оно узнаваемо, как модель, имевшая достаточно слепков и подражаний.

Не следует корить поставленное Оруэллом зеркало за то, что мы узнаем в нем и нечто очень близкое пережитому нами самими. Напомним: роман завершен в 1948 году, одном из самых мрачных за всю советскую историю. Естественно, что целью Оруэлла было развенчание сталинизма, тогда - из-за незнания, из-за иллюзий, из-за приписанных гению Вождя побед в Великой Отечественной - обладавшего особой привлекательностью для многих и многих на Западе. Говорили о злобном памфлете, но на самом деле это была книга, расчищавшая площадку для будущего, где Старшему Брату не найдется места.

Тоталитарная система, по Оруэллу, призвана охватить всё человеческое бытие. Её конечная цель - не допустить никаких отклонений от навсегда установленных канонов не только в общественной, но и в личностной, интимной сфере. В 84-м человек до такой степени принадлежит режиму, что речь не идёт о какой-либо подрывной деятельности. Преступлением становится мысль, отступление от общих правил хотя бы на йоту: появился новый вид правонарушения - мыслепреступление.

Новояз - изобретённый в Океании язык - призван лишить индивидуума возможности думать и говорить отлично от всех остальных: количество слов сокращено, дабы речь (а потом и мышление) подчинялась контролю государства.

История мешала тоталитарной идее осуществиться полностью, поэтому, чтобы контролировать память, власти Океании ввели доктрину “подвижного прошлого” - документальные свидетельства событий подтасовывались, а иногда и просто уничтожались.

Контроль над обществом осуществлялся с помощью гигантского аппарата подавления: телеэкраны в каждом здании, патрули “полиции мыслей”, круглосуточная пропагандистская обработка населения.

Похожее положение вещей царило не только в Океании, но и в оставшихся 2-х государствах - Евразии и Остазии.

Наиболее чётко сущность тоталитарной системы, сложившейся к 84 году, выражена в 3-х лозунгах, принятых на вооружение в Океании:

ВОЙНА - ЭТО МИР.

СВОБОДА - ЭТО РАБСТВО.

НЕЗНАНИЕ - СИЛА.

Давайте рассмотрим каждый из них.

Итак, начнём с первого. Между 3-мя империями, схожими по своему внутреннему устройству, ведутся постоянные воины. Военные действия идут с переменным успехом, и ни одна из сторон не может одержать окончательную победу. Война служит для сплочения масс внутри государства и сжигает “лишние” ресурсы. Она самодостаточна. Войска не переходят границы этих 3-х государств (борьба идёт, в основном, за приграничные территории в Азии и Африке).

В то же время, тоталитарная система 1984-го не может обойтись от постоянного наращивания темпов индустриализации, так как государствам-соперникам необходимо иметь довольно высокий уровень технологического развития, чтобы не проиграть войну.

Второй. Каждый член оруэлловского общества не свободен. Члены внутренней или внешней партии, пролы - все работают на систему, все они несвободны. В отличие от предыдущих, новая элита не старается передать власть по наследству; суть работы государства - сохранить тоталитарную систему, поэтому внутренняя партия пополняет ряды своих членов из внешней. В этой ситуации каждый человек становится винтиком в тоталитарной машине, он не принадлежит себе.

Примечателен тот факт, что пролы у Оруэлла обладают неким подобием свободы. Так, например, они не находятся под неусыпным вниманием телеэкранов, им позволено свободно размножаться, от них не требуют чёткого соблюдения партийных принципов. То есть, пролы, несмотря на их рабское положение, - свободны .

Однако, даже пролы контролируются государством с помощью хорошо развитой пропаганды.

Сам термин свобода теряет свой смысл.

Третий. После очередного революционного периода новая правящая элита стала пытаться сохранить своё положение. Коллективизм был выбран в качестве основы олигархии. Частная собственность была отменена, но, на практике, она была сконцентрирована в руках ещё более узкой группы людей. Разница была в том, что собственницей стала группа, а не масса разобщённых индивидуумов: ни один партиец не владеет какой-либо значительной собственностью в отдельности, но вся партия владеет всем, что есть в государстве.

С закреплением экономического неравенства окончательное становление иерархического общества не закончилось. Партии необходимо было избавиться от 4-х причин, по которым она могла бы потерять власть: 1) победа внешнего врага; 2) неумелое управление и, как следствие, недовольство широких слоёв населения; 3) образование сильной недовольной группы «средних»; 4) отсутствие желания править.

Первая опасность исчезла сама собою, так как победа какой-либо из стран стала невозможной из-за равных военных возможностей; вторая стала нереальной, так как пролам не с чем было сравнивать своё положение; четвёртую удалось избежать, постоянно обеспечивая приток кадров снизу.

Концепция любви в романе

Перед войной, Оруэлл временами презрительно отзывался о наглядных изображениях насилия в художественной литературе, в особенности в американском детективном жанре. В 1936 году, в отзыве на один такой детектив, он цитирует пассаж, описывающий жестокое и методичное избиение, неожиданно предвосхищающее опыт Уинстона Смита в недрах Министерства Любви. Что же случилось с позицией Оруэлла? Говоря одним словом - война. Опыт испанской гражданской и Второй Мировой сделал отвратительную и непристойную по довоенным меркам жестокость частью нового политического лексикона, а к 1984 году в Океании она полностью легализована и официально утверждена государством. В то же время Оруэлл не может, как рядовой автор «бульварного чтива», спокойно и бесчувственно разделять тело и душу своего героя. Роман местами трудно читать именно потому, что сам автор, кажется, переживает каждое мгновение истязания Уинстона.

Самое страшное в истории любви Уинстона и Джулии, которых Министерство Любви вынуждает предать друг друга, заключается в том, что мы все можем понять их. Несмотря на ужас и жалость, ход событий на самом деле удивляет нас не больше, чем самого Уинстона. С того момента, когда он открыл свою запретный дневник и начал писать в нём, его проклятие всюду следует за ним, сознательно виновным в мыслепреступлении и ожидающим, когда его поймают. Чудесного появления в его жизни Джулии было для него недостаточно, чтобы поверить в другой исход. В минуту наибольшего благополучия, стоя у окна и глядя в бесконечные просторы внезапного откровения, Уинстон не может сказать ей ничего более обнадёживающего, чем «Мы мертвы». Секунду спустя, Полиция Мыслей охотно повторит его утверждение.

Судьба Уинстона не удивляет нас, но почему-то больше заботит Джулия. Она до последней минуты верит, что ей удастся как-то побороть режим, что её добродушный анархизм защитит её от всех возможных испытаний. «Не беспокойся», - говорит она Уинстону - «я довольно хорошо умею выживать». Она понимает разницу между ложным признанием и предательством. «Тебя могут заставить сказать всё, что угодно, но тебя не могут заставить в это поверить. Они не могут залезть внутрь тебя.» Бедняжка Хочется взять её за плечи и встряхнуть, ведь именно это они и делают - проникают внутрь человека, и тем самым окончательно ставят под сомнение саму неприкосновенную внутреннюю основу его личности, его душу. К тому времени, когда Уинстон и Джулия выходят из Министерства Любви, они уже бесповоротно находятся в состоянии двоемыслия, в преддверии небытия, неспособные любить друг друга, но способные одновременно любить и ненавидеть Большого Брата. Более мрачный конец трудно себе представить.

Но, странным образом, роман на этом не заканчивается. Перевернув страницу, мы видим в приложении некое критическое эссе под заголовком «Основы новояза». В начале книги мы уже встречались со ссылкой на это приложение, дававшей нам возможность прочитать его сразу или отложить до конца романа. В 1948 году американское издательство «Книга года» в качестве условия публикации романа потребовало, чтобы из него было вырезано приложение, вместе с цитируемыми главами книги Эммануила Гольдштейна. Рискуя потерять 40 тысяч фунтов стерлингов от продаж романа в США, Оруэлл отказался, ответив агенту: «Книга - это сбалансированная структура, и из неё нельзя удалять большие куски текста, если нет готовности переписать её всю целиком... Я не могу позволить портить свою книгу дальше определённого предела, и я даже сомневаюсь в том, что в конечном счёте это окупится». Три недели спустя издательство уступило, но вопрос остался: почему всё-таки такой страстный и мрачный роман заканчивается этим странным наукообразным приложением?

Заключение

Итак, подводя некий итог, нужно сказать, что у каждой писательской биографии свой узор, своя логика. Эту логику не всякий раз легко почувствовать, а тем более - обнаружить за нею высший смысл, который диктует время. Но бывает, что старая истина, говорящая о невозможности понять человека вне его эпохи, становится неопровержимой не в отвлеченном, а в самом буквальном значении слова. Судьба Джорджа Оруэлла - пример как раз такого рода.

Даже и сегодня, когда об Оруэлле написано куда больше, чем написал он сам, многое в нем кажется загадочным. Поражают резкие изломы его литературного пути. Бросаются в глаза крайности его суждений - и в молодые годы, и в последние. Сами его книги словно принадлежат разным людям: одни, подписанные еще настоящим его именем Эрик Блэйр, легко вписываются в контекст доминирующих идей и веяний 30-х годов, другие, печатавшиеся под псевдонимом Джордж Оруэлл, принятым в 1933 году, противостоят подобным веяниям и идеям непримиримо.

Литература

1. Белов С. Бойня номер «X». Литература Англии и США о войне и военной идеологии. - М., 1991.

2. Кузнецов С. 1994. Юбилей не случившегося года. - «ИЛ», 1994

3. Оруэлл Дж. Англия, ваша Англия. - «ИЛ», 1992, № 7.

4. Чаликова В. Неизвестный Оруэлл. - «ИЛ», 1992, № 2.

5. Чаликова В. Утопия и свобода. - М., 1994.