27

СОДЕРЖАНИЕ

• Введение
• 1. Биография и художественный мир А.И. Солженицына
• 2. Идея судьбы и свободы в художественном мире А.И. Солженицына
• Заключение
• Список литературы
• Введение
• Мировая литература уже просто немыслима без книг Александра Исаевича Солженицына.
• Александр Солженицын родился в Кисловодске (Северный Кавказ) в 1918 году, в семье служащего крестьянского происхождения. С 1936 по 1941 год он учится на физико-математическом факультете университета. Параллельно обучению по специальности он заочно проходит курс литературы. Его также увлекают история и философия.
• Попав сразу после начала войны на фронт, он успешно воюет, его быстро повышают в звании и награждают орденом.
• Жизнь будущего писателя коренным образом меняется в 1945 году, когда его арестовывают и осуждают за «антисоветскую деятельность» в письме одному другу он критикует стратегический гений Сталина. Солженицыну дали восемь лет исправительных работ, из которых часть он провел в Подмосковье, часть - в Сибири, где работал каменщиком и бригадиром. Приобретя за эти годы раковую опухоль, он лишь чудом выбрался из лагерного ада.
• "8 октября с.г. Нобелевский комитет (г. Стокгольм, Швеция) присудил премию 1970 года в области литературы А. Солженицыну с формулировкой: "За эту этическую силу, с какой он развивает бесценные традиции русской литературы". Как известно, кандидатура Солженицына выдвигалась на эту премию и в прошлые годы.
• Сочинения и поведение А. Солженицына давно уже используются буржуазной пропагандой в антисоветских целях. Присуждение ему Нобелевской премии рассчитано на дальнейшее усиление этой кампании (...) Записка Отдела культуры и пропаганды ЦК КПСС в секретариат ЦК КПСС. Цит. по: Исторический архив. 1992. №1. С. 150".
• "Солженицын систематически совершает действия, не совместимые с принадлежностью к гражданству СССР, наносит своим враждебным поведением ущерб Союзу ССР. Президиум Верховного Совета СССР постановляет: на основании статьи 7 Закона СССР от 19 августа 1938 года «О гражданстве Союза Советских Социалистических Республик» за действия, порочащие звание гражданина СССР, лишить гражданства СССР и выдворить за пределы СССР Солженицына Александра Исаевича, 1918 года рождения, уроженца гор. Кисловодска» Из указа Президиума Верховного Совета СССР 12 февраля 1974 г. Не подлежит опубликованию. Цит. по: Свободная мысль. 1992. № 6. С. 81..
• Освобожденный после смерти Сталина в 1953 году, Солженицын оказывается осужденным на бессрочное поселение (которое продлится три года) в казахском ауле. Будучи реабилитированным при Хрущеве в 1957 году, он начинает преподавать физику, с которой впоследствии расстанется ради писательского труда. И в 1962 году в журнале «Новый мир» появляется его повесть «Один день Ивана Денисовича». Этот отчет о жизни в концентрационном лагере вызывает у читателей самые живые отклики. С литературной точки зрения последующие произведения, опубликованные в том же самом журнале, только подтвердили высокий талант их автора: это «Матрёнин двор» (1963), «Случай на станции Кречетовка» (1963)... Уже будучи широко известным, Солженицын был принят в Союз писателей.
• Имя Александра Солженицына, долгое время бывшее под запретом, наконец-то по праву заняло своё место в истории русской литературы советского периода.
• После издания «Архипелага ГУЛАГа» (а оно произошло лишь в 1989 году) ни в русской, ни в мировой литературе не оставалось произведений, которые представляли бы большую опасность для советского режима. Эта книга раскрывала всю сущность тоталитарного государства. Пелена лжи и самообмана, всё ещё застилавшая глаза многим нашим согражданам, спадала. После всего, что было собрано в этой книге, что было раскрыто с поразительной силой эмоционального воздействия, с одной стороны, и с силой документального свидетельства - с другой, уже ничего не удивительно и не страшно.
• Однако начинался А.И. Солженицын как писатель не с повестей и романов, а с рассказа «Один день Ивана Денисовича», написанного в 1959 году. Он первым показал советскому читателю ту оборотную сторону жизни, о которой предпочитали молчать; он осудил бесчеловечную систему и создал реалистический характер подлинно народного героя. Поэтому исследование данного произведения с позиции современного читателя было и остаётся актуальным. К тому же, несмотря на всеобщий интерес к произведениям Солженицына, творчество его по-прежнему остаётся недостаточно исследованным.

1. Биография и художественный мир А.И. Солженицына

Как справедливо отметил исследователь творчества писателя А. Архангельский, «судьба Александра Исаевича Солженицына складывалась не благодаря, а вопреки» (1, с.7).

Он родился 11 декабря 1918 года в семье Исаакия Солженицына и Таисии Щербак; рано перестал ходить в церковь (ибо все храмы после революции 1917г. года закрыли); вступил в комсомол и стал старостой класса. «Ему, казалось, написано было на роду превратиться в правоверного марксист. Пусть лично честного, пусть искреннего, но готового - подобно героям многих его книг (лейтенанту Зотову в рассказе «Случай на станции Кочетовка»; Льву Рубину в романе «В круге первом») - поступиться ради идеи Социализма чужой человеческой жизнью. Не превратился». (1, с.8).

По окончанию школы А.И. Солженицын учился сразу в двух институтах - в Ростовском университете на физмате и заочно в Московском Институте философии и литературы; мечтал стать писателем. Позднее Солженицын скажет, что мог бы стать таким, как многие советские писатели - певцом революции и «социалистического» гуманизма.

Но судьба послала ему два испытания. Началась война. 18 октября 1941 года его призвали в армию. Он прошёл путь от Орла до Восточной Пруссии получил боевые награды: орден Отечественной войны 2-й степени и орден Красной Звезды. Но именно в это время он начинает осознавать, что живёт слишком бездушной жизнью, что он упоён офицерской властью, правом командовать. Напряжённая духовная жизнь, раздумья об истории революции приводят к сомненьям, которые капитан Солженицын наивно доверяет почте, делясь ими с другом.

В 1945 году обоих арестовали. Солженицын получил восемь лет исправительно-трудовых лагерей, пять из которых он провёл в лагерях Подмосковья и Москвы, а последние три - в Средней Азии. Это было второе испытание. Судьба распорядилась так, что он не только увидел все круги тюремного ада, но и стал в 1952 году свидетелем восстания заключённых в Экибастузе.

Сосланный на вечное поселение в Казахстан и уже сочинивший в уме, в памяти несколько рассказов и пьес, замысливший огромный труд об истории России, Солженицын вскоре узнаёт о том, что он болен раком и что жить ему осталось несколько месяцев. Но произошло чудо: рак отступил. Солженицын увидел в этом Божий Промысел: ему дана отсрочка, чтобы он мог рассказать за всех погибших о страданиях русского народа после 1917 года.

Поборником и подвижником Божьим называет себя писатель: «я - не я, и моя литературная судьба - не моя, а всех тех миллионов, кто не доцарапал, не дошептал, не дохрипел своей тюремной судьбы, своих лагерных открытий».

Так рождаются из-под пера Солженицына и чудом пробиваются к читателю «Один день Ивана Денисовича» (1962), «В круге первом» (1968, 1978), «Архипелаг ГУЛАГ» (1973-1980).

Книгу «Архипелаг ГУЛАГ» (ГУЛАГ - главное управление лагерей НКВД) Солженицын считает главным произведением своей жизни. Здесь описана история советских лагерей и всего репрессивного аппарата в период с 1918 по 1956 год. Писатель посвятил свой труд «всем, кому не хватило жизни об этом рассказать. И да простят они мне, что я не увидел, не всё вспомнил, не обо всём догадался». А увидел он всё-таки очень многое: целую страну со своими законами, правителями и подданными, «малую зону» в составе «большой зоны» - Союза Советских Социалистических Республик.

Параллельно с книгами о ГУЛАГе А. Солженицын создал ряд произведений о смысле бытия, о человеческой ответственности, о добре и зле («Матрёнин двор», «Случай на станции Кочетовка»), о жизни и смерти («Раковый корпус»).

Лишь немногие из названных произведений появились в советской печати.

Большинство текстов публиковалось на Западе, а в СССР они распространялись тайно, отпечатанные на машинках или даже просто переписанные от руки.

Всё это не могло не раздражать власти. В 1969 году Солженицына исключили из Союза писателей. Наиболее злобный характер травля писателя приобрела после присуждения ему Нобелевской премии (1970 год). А после публикации за границей «Архипелага ГУЛАГ» писателя насильственно выслали из страны.

После непродолжительных скитаний по Европе Солженицын обосновался в США, в штате Вермонт, и приступил к осуществлению своего давнего грандиозного замысла: он пишет хронику-эпопею о России между августом 1914 и апрелем 1917 года. Результатом многолетнего труда стал многотомный роман «Красное колесо». В этом повествовании о предреволюционных годах и о самой революции Солженицын ищет ответы на вопросы о том, что стало истоком того скорбного пути, по которому пришлось пройти России в последующие 70 лет.

Здесь же, в Вермонте, написаны многие публицистические статьи А.И. Солженицына, который призывает «жить не по лжи», а по совести; утверждает «раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни»; пишет, что религия должна вернуть народу духовность. Его максимализм не знает предела.

В западном обществе, поддерживавшем его в борьбе за права человека, - А. Солженицын разглядел серьёзный духовный кризис. В «Гарвардской речи» он высказался о признаках этого кризиса с не меньшим негодованием, чем об отечественном либерализме и словоблудии (об этом - его статья «Образованщина»).

Воспев русского человека, русский народ, русскую государственность, он тем не менее призвал отказаться от колонизированных русскими территорий и сосредоточиться на развитии Севера и Сибири («как нам обустроить Россию»).

Эмигрант поневоле, он резко отрицательно отозвался о добровольных эмигрантах, считая, что место русского человека - на родине (сам он вернулся в Россию в 1994 году). Революционным путям изменения общественной жизни он противопоставил эволюцию, решающим фактором которой объявил не личную свободу, а духовную общность людей.

А. Солженицына часто критиковали и критикуют за то, что он не с «демократами», и не с «патриотами». Он - с Россией, где, по его убеждению, все партии и люди должны объединиться в общем деле обустройства родины.

Сфера постоянного внимания А. Солженицына - русский национальный характер и история России XX века во всех драматических и героических моментах.

Этим обусловлен и выбор героев, как правило, это - рядовой русский человек: мужик-крестьянин («Один день Ивана Денисовича»), вчерашний зек, интеллигент в первом поколении Олег Костоглотов («Раковый корпус»), математик и философ Нержин («В круге первом») или молодой человек Саня Лаженицын, делающий первые жизненные шаги («Красное колесо»). Вокруг такого персонажа - целый мир, народ всей России. «Говорит ли писатель о маленькой деревне, лагере или раковом корпусе больницы, он художественно моделирует всю Россию. Такой масштаб авторского взгляда не мешает художнику сохранять верность жизненным реалиям, приверженность документальной точности» (4, с. 162).

По книгам А. Солженицына можно с абсолютной точностью установить, в каком лагере происходили события «одного дня Ивана Денисович», в какой «шарашке» - действие «Круга первого», в какой области расположен «Матрёнин двор» и в какой больнице Ташкента находиться «Раковый корпус».

Принцип соединения единичного и общего писатель распространяет и на художественное время. Перед созданием почти каждого своего произведения писатель с дотошностью историка посещает архивы и библиотеки, составляет обширные картотеки, досье, хронологические таблицы. Но окончательный текст вбирает в себя не долгое и непрерывное течение времени, а концентрированно изображённое главное событие. Сам писатель называет это принципом узлов.

Наиболее полно этот принцип был реализован в цикле «Красное колесо», где Солженицын делает хронологическими узлами романов катастрофу 1914 года в Восточной Пруссии и судьбу Столыпина, октябрьские волнения 1916 года в России и ленинские действия в это время, Февральскую революцию с её парадоксами и, наконец, приезд Ленина в апреле и последовавшую за этим подготовку октябрьского переворота. «Повествование в отмеренных сроках» - так определил жанр «Красного колеса» сам писатель.

Таким образом, сюжет приобретает философское значение, выводит читателя на размышления о законах истории. Часто этому способствуют и названия произведения. Словосочетание «один день» наводит на мысль о длительности жизни героя в тяжких, нечеловеческих условиях; «круг первый» говорит читателю о наличии других, ещё более страшных кругов всемирного ада. В заголовке «Раковый корпус» таится символический подтекст: речь в книге идёт о болезни всей страны.

2. Идея судьбы и свободы в художественном мире А.И. Солженицына

Русские мыслители не считали свободу инстинктивным даром, но «продуктом духовного развития». Нравственное и государственное устройство Гегель в свое время ставил в зависимость от представлений народа о свободе духа - ограниченных или истинных. В работе «Смысл и назначение истории» (1929) Карл Яперс дал концепцию свободы как процесса, не знающего завершения. Он не мог не отметить, что народ не принимает свободы, которая всегда подвергается нападению и «всегда в опасности». Писатели, как и философы XX века, свободу связывают с нравственным выбором, неотделимым от сознания. Проблему нравственного выбора они рассматривают как экзистенциальную, как глубинную проблему для каждого человека, чтобы выжить (В. С. Библер).

Идея свободы и судьбы - одна из главных у Солженицына. Познание возможностей человека сопротивляться обстоятельствам составляет, как правило, главный узел его произведений. В неудачах сгущается воля, личность у Солженицына обычно рождается при ударах судьбы. Решение дипломата Володина («В круге первом») пойти наперекор событиям оборачивается вызовом государственной системе, вызовом судьбе. Сообщение американцам о готовящемся похищении деталей атомной бомбы круто повернуло жизнь. В споре с судьбой ощутил себя «утлым челночком», которого не просто тянуло под нос «тяжелого быстрого корабля», а «он сам шел на линкор торпедой». Свободный выбор связан с переменой жизненной установки, с его новым отношением к миру. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» - сказано в Евангелии от Матфея (Мтф. 16, 26). У Володина был мир, полный благ. Но он отдал его за спасение своего лица, своей совести, своего назначения. Все блага жизни готов был швырнуть «в преисподнюю за одну только справедливость! Дожить до конца этой шайки и послушать ее жалкий лепет на суде!» Никогда у него не было «самого бесценного блага: свободы говорить, что думаешь».

Вначале нам не дано предугадать, кем же явится этот человек по отношению к кораблю-судьбе - утлым челноком или торпедой, подчинится ли он судьбе или встанет над ней. Ясно одно, свобода его выбора таит трагическую развязку. «Глухая громада задавит его - и никто на Земле никогда не узнает, как щуплый белотелый Иннокентий пытался спасти цивилизацию!» Это уже мысль заключенного, прочитавшего на бланке с отпечатками своих пальцев «космическую формулу: ХРАНИТЬ ВЕЧНО!»

Выбор Володина - и бросок «в пропасть быстрым подхватом чувств», и «плохо обдуманный» порыв, и решение, связанное с верностью самому себе. «Он не жалел, что звонил. Очевидно, так надо было». Он и свободен, и зависим одновременно. Его нравственный выбор обусловлен и жизненной установкой, и природой личности.

Два героя представлены в начале романа «В круге первом» - дипломат и заключенный, Володин и Рубин. Они не встречаются друг с другом, но именно заключенный становится «ловцом» дипломата. Работая в Марфинской шарашке со звукошифратором, Рубин ищет след Володина как государственного преступника. Ищейка и жертва связаны разнонаправленными целями. Внутренняя антиномия и становится формой их связи. По мысли Володина, планета погибнет, если атомная бомба будет у коммунистов. А Рубин признает необходимость ее для Революции.

Узлом, связавшим этих персонажей, становится спор между Сологдиным и Рубиным о человечестве, истории и революции. «Никак не мог бы сейчас представить Иннокентий Володин, что имеет влияние на его судьбу нудный изматывающий ночной спор двух арестантов», подтолкнувший решимость Рубина разыскать человека, звонившего в американское посольство, «принюхаться к следу этого анонима-негодяя».

Рубина «рвала вперед выучка пятилеток и сознание партийного долга». И в то же время он не мог не понимать, что сам уже болен, жена стареет, «и сидеть ему еще больше пяти лет, и с каждым годом все гнут и гнут революцию в болото аппаратчики проклятые». Руководствуясь идеологией, определившей его образ жизни, Рубин игнорирует свою природу. Его яркая индивидуальность шире исповедуемой им узкой коммунистической идеи. Когда он рассуждает о проблеме счастья в трагедии Гете «Фауст», когда он творит «суд» над князем Игорем, он обнаруживает высокий интеллект, широту мысли, понимание человеческой психологии. Но усвоенная с молодости освобожденческая идеология заставляет его бежать от себя, от своего истинного понимания вещей. Личностное в нем подавляется идеей коллективизма. Бытие как величайший дар приносится в жертву утопии. Вопреки очевидности существования расплеменившейся в стране «самодовольной непробиваемой породы», Рубин считает ее положительной силой, олицетворяющей диктатуру пролетариата. Главная цель его - «спасать - идею, спасать - знамя», служить передовому строю. Он хочет стать выше своей судьбы заключенного и отдает свой ум и способности служению существующей системе. Давно растеряв всякую личную удачу, Рубин жил жизнью человечества, «как своей семейной». Ему кажется, что, пренебрегая личностью, он служит истории.

Рубин в романе - фигура трагическая. Раньше других он совершил предательство, раньше других переступил тюремный порог. Работая в многотиражке Харьковского тракторного завода, по первому требованию «разоружиться перед партией» выдал двоюродного брата, когда-то поручавшего ему спрятать типографский шрифт. Он был орудием партии при коллективизации, когда разрывал ямы с зерном и не давал молоть муку и печь хлеб, хотя люди умирали с голоду. Только сейчас, в заключении, задумался он о своей вине. «Тюрьма тебе - за это! Болезни тебе - за это!» Многое выматывали бессонные ночи «из души печальной, ошибавшейся». Момент осознания своей вины становится моментом нравственного развития личности.

Противостояние в романе Рубина и Нержина - это диалог фанатика и скептика, революционера и подвижника. Этот тип интеллигента, стремящегося к «диктатуре во имя спасения народа», уже был охарактеризован в русской нравственной философии, видевшей «разъединяющее начало» в «героическом самоутверждении» (С. Н. Булгаков).

Природа фанатизма давно рассмотрена мыслителями. Гегель в «Философии религии» писал об иерархии целей и о том, что всякая сверхцель превращается в свою противоположность, в некую бесконечную цель, исключающую реализацию идеала. Стремление к сверхцели ведет к фанатизму, названному «страшным порождением XX века». «Именно фанатизм, - пишет С. Б. Крымский, - ослепленный верой в абсолютную приоритетную цель, способную оправдать любые жертвы и деяния, был фактором превращения нормальных людей в монстров тоталитаризма».

Лев Рубин, в своей ослепленности идеей не видящий очевидного, и назван «библейским фанатиком», оправдывающим все, что делается во имя социализма. История, по его мысли, требует жертв. Его оппонент Сологдин обнаруживает кровавую подоплеку современного фанатизма. Революция, по его мнению, - «тупой бунт черни», «истребление нации».

Потребность в истине является чертой духовной жизни героев Солженицына, краеугольным камнем их этических исканий. Они ищут нравственного оправдания своих поступков, они не могут обходиться без этической санкции. Для Рубина она - в партии, в социализме, для Нержина - в неприкосновенности личности, принадлежности к народу, для Сологдина - в христианстве и интеллектуальном мужестве. Авторское сознание сосуществует с духовными мирами героев.

В основе всех этических систем лежит антиномия добра и зла, их относительность или абсолютность. Официальная идеологическая позиция представлена в романе «В круге первом» лекцией обкомовского лектора по «Истории ВКП(б)» для служащих Марфинской шарашки. Лектор утверждал, что «только материя абсолютна, а все законы науки относительны. ...Абсолютных истин нет, всякая истина - относительна… Понятия добра и зла - относительны».

Заблудились в «нюансах» добра и зла Нержин и художник Кондрашёв-Иванов. В пейзажах последнего могучая природа - изувеченный дуб над бездной, закрученные ветви, грозовое небо без солнца. Стихия, по его мысли, соответствует национальному характеру, «самосжигателям», «стрельцам-бунтарям», «народовольцам», «декабристам». На упреки в шекспиризме в его картинах и слишком больших буквах над добром и злом художник гневно возражает, что впервые в XX веке проявилось злодейство, над которым надо поставить «пятиэтажные буквы, чтобы мигали, как маяки». «При Шекспире были телячьи забавы».

Эта мысль была развита Солженицыным и в «Архипелаге ГУЛАГ» в полемике с мировой литературой, давшей «образы густочерных злодеев - и Шекспир, и Шиллер, и Диккенс». С позиций современного восприятия они кажутся отчасти «балаганными», поскольку все злодеи «отлично осознают себя злодеями и душу свою - черной».

Во многих своих произведениях писатель касается природы зла. Глеб Нержин уверен, что нет на земле людей, которые хотят злого; может, люди думают, что делают добро, что правы, а получают зло - «сеяли рожь, а выросла лебеда» («В круге первом»). «Чтобы делать зло, человек должен прежде осознать его как добро или как осмысленное закономерное действие», - писал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ».

Раздумья над толстовскими мыслями о добре и зле заставляют многих персонажей Солженицына углубиться в проблему. В эпизоде встречи Сани Лаженицына с Толстым на одной из аллей Ясной Поляны мысль великого писателя о служении добру как жизненной цели, о зле, порождаемом незнанием, но не человеческой натурой, вызвали сомнения юного мыслителя, но заставили задуматься («Август Четырнадцатого»).

Опыт каторги и мысли известных философов привели героев Солженицына к пониманию плохого как хорошего. Они не проходят мимо идей Гегеля, Гете, Канта, признававших необходимость зла. Кант усматривал его в природе человека. Шопенгауэр считал, что зло неразрывно с жизнью вообще. Ницше в зле и добре видел условия человеческого существования. Силу жизни он видел в злых. Считать добро законом - значит, по его мысли, отрицать насилие в природе, действие в ней разрушительных стихий. Увидев творческую силу в злых, он примирился с действительностью. Ницше считал себя больше обязанным болезни, чем здоровью, поскольку в ней он духовно окреп. Боль - освободитель духа. Страдания делают человека глубже. Зло нужно так же, как и добро, «рядом со злой совестью всегда росло знание» («Так говорил Заратустра»).

Лев Шестов писал о ницшеанских переживаниях Тургенева в старости, увидевшего ужас зла, но примирившегося с ним, нашедшего в зле добро. О «тоскливом шевелении души» Л. Толстого, жалевшего, что не узнал тюрьмы, говорилось не раз. По мысли Солженицына, «тюрьма была действительно нужна ему, как ливень засухе», поскольку «с какого-то мгновения этот гигант стал иссыхать». Сам Солженицын в 60-е годы писал о себе: «Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если б меня не посадили».

Для русских мыслителей начала века «зло есть трещина во «всеединстве», как писал Н. А. Бердяев в споре с С. Л. Франком. Подлинной основой внутреннего бытия они считали добро, видя в неустойчивости нашей свободы выбора путь ко злу. Преодоление зла С. Л. Франк видел в сознании виновности, в сознании ответственности за соучастие во зле.

Одной из проблем теории прогресса считалось совершенствование человечества. Гегель создал «учение о развитии духа к свободе», Фихте - о нравственном миропорядке, Кант - об автономности нравственной жизни, «о самозаконности воли в выборе добра или зла». С. Н. Булгаков, писавший об этом, свободное развитие личности считал идеалом общественного развития и основной темой классической философии.

Солженицыну оказалось близко это направление общественной мысли, представленное в его творчестве образами стоиков, подвижников, «рыцарей», созидателей с их высотой духа и превосходством над внешними обстоятельствами. Писатель сообщил новое дыхание забытой традиции европейской и русской культуры.

Рыцарство в творчестве Солженицына не классовая или сословная категория, а метафизическая. Рыцарство вечно, поскольку главные в нем ценности - честь и верность, и высокий дух. Илларион Герасимович, Дмитрий Сологдин, Кондрашёв-Иванов, П.А. Столыпин - «рыцари», жертвующие благами жизни ради высших ценностей. Идея рыцарства - одна из важных в этике Солженицына. Сила его героев - в духовных победах. Человек оказывается свободным в застенках и счастливым в бедности. Кондрашёв-Иванов уверен, что лагерь не должен сломить душевной силы человека, добро должно торжествовать, сильный благородный человек формирует жизнь, а не наоборот. «Фантастические представления» нестареющего идеалиста восхитили Нержина, хотя и не совпадали с его житейским опытом. Для Кондрашёва существует рыцарская санкция, связанная с Сущностью человека, с образом Совершенства, составляющим его «Я». По мысли художника, миру не хватает «рыцарей» («В круге первом»).

«Иконописный лик» Сологдина, остановивший Глеба при первой встрече, отвечал его христианству как «вере сильных духом», его мужеству «видеть зло мира и искоренить его». Сологдин был «искренне набожен и захваченно тщеславен. Он был жертвенен, но и сребролюбив». Потому и выполняет заказ тех, кто его посадил. Он редко кому дает «увидеть внутреннее», поскольку приходится жить «под закрытым забралом». Оскорбительным для себя считает подчиняться внешним условиям. «На свободе или в тюрьме - какая разница? - мужчина должен воспитывать в себе непреклонность воли, подчиненной разуму». В положении обездоленного раба Сологдин сохранил достоинство и силу духа. Ничего не имея на земле, он живет в гармонии с собой.

«Рыцарем» назван в «Августе Четырнадцатого» Столыпин. В нем более, чем в ком-либо из героев Солженицына, соединились высота духа, благородство помыслов, презрение к опасности. Двигавший реформы, «не отставая от скорости века», боровшийся за «собственность крестьян на землю», понимавший, что «узел русских судеб завязан в деревне», он направлял нравственную силу общества на обновление страны. Его «никогда не покидало чувство связи с низами как с главной опорой государства». Но даже «ощущая в себе перекрестье всех тяжестей России», будучи отцом шестерых детей, Столыпин «не поколебался поставить свою жизнь» под удар, вызвав на дуэль фанфаронствующего депутата. Хотя вызов этот потряс своей несвоевременностью Госдуму, забывшую «за долгие годы гибкой словесности», что «оскорбление может дернуть курок пистолета», а за слова надо отвечать «даже и жизнью», он свидетельствовал о чести и мужестве премьер-министра. Уже после взрыва бомбы на его даче, повлекшего жертвы невинных людей, Столыпин внушал детям: нельзя прятаться, когда в нас стреляют. Жалея Россию, он знал, а не предчувствовал, что «ему не умереть своей смертью». И встретил ее, «как равный».

Распыляя себя почти во всех героях, историческое лицо «создавать из себя» Солженицын не осмеливался. Нравственная воля человека обнаруживается писателем не только в творчестве новых форм жизни, идеях национального самосознания, как у Столыпина, не только в мотивах свободы и самостроительства личности, как у Сологдина, Кондрашёва-Иванова, Нержина. Нравственное совершенствование дает о себе знать и в разных формах сопротивления злу - насильственного и ненасильственного. Кенгирское восстание в «Архипелаге ГУЛАГ» - это открытое насильственное сопротивление народа, как и борьба в камере с уголовниками, «хищными тварями... живущими только за счет других» («Раковый корпус»). Все это проявления «большого нравственного счета».

Современные исследователи всякие формы уклонения и ухода от зла, ненасильственное сопротивление ему называют «малым нравственным счетом». Этот нравственный опыт приобрели у Солженицына Иван Денисович («Один день Ивана Денисовича»), Олег Костоглотов («Раковый корпус»), Спиридон Егоров, Потапов, Хоробров и другие («В круге первом»). В народе соединились «героические черты в духе... светского и религиозного стоицизма с повседневным «малым нравственным счетом».

В иерархии ценностных установок человека, в его представлениях о мире жизнь души связана с предназначением, с будущим, с движением к нему. Идея судьбы является одной из осей жизни народа. Время, судьба, история - круг родственных явлений. А. Потебней, О. Шпенглером, П. Флоренским идея судьбы связывается со временем. «Нельзя понять человека, если не знать его чувства времени, его идеи судьбы», - писал О. Шпенглер.

Идея судьбы в творчестве Солженицына связана не только с Божьим промыслом, с предопределенностью, но и со свободным выбором человека, свободой воли. Идея судьбы соотносится у него с идеей свободы. В рассказе «Матренин двор» подчинение судьбе, сложившимся жизненным обстоятельствам героини связано в сознании с верой в предопределенность своего пути. Обстоятельства, в которых оказалась Матрена Васильевна, для нее неслучайны. Они - знаки ее судьбы, заложенной в ее душевной структуре. Вера в судьбу обусловлена в этом случае социальной неустойчивостью, неустроенностью жизни. Разрушенный дом, пропавший котелок со святой водой обозначили движение судьбы. Грозная развязка завершила жизнь. Ее бескорыстие обернулось трагедией. Матрена - образ русской судьбы.

Первоначальное название рассказа - «Не стоит село без праведника» - истоком своим имеет пословицу, восходящую к Библии: «Не стоит город без святого, селение - без праведника». Без терпения, ограничения, аскетизма, лежащих в основе праведничества Матрены, народу не выжить, как и без честного труда изо дня в день.

Традиция классической литературы, и в первую очередь Н. С. Лескова, включившего праведника из области святости в обыденную жизнь, приобрела новый смысл в творчестве писателя середины XX века, увидевшего в праведничестве выражение народного идеала. Но смирение перед судьбой - не всегда добродетель, а страх просто губителен для личности. Он умаляет человека и разрушает его душу (Шулубин в «Раковом корпусе»). В тоталитарном обществе, основанном на лжи и насилии, люди утрачивают «самое чувство правды». Солженицын выделяет среди них тех, что всю жизнь «брели и хлюпали зловонным болотом общества», и тех, кто скользил «как будто поверх этой жижи, нисколько в ней не утопая». Последних он и относит к праведникам.

Философия скептицизма, признанная полезной для борьбы с догматиками, в целом отвергается Солженицыным. Человек не всегда волен распоряжаться своей судьбой. Но есть обстоятельства, которые дают ему возможность направить ее в нужное русло. В исследовании «Закат Европы» О. Шпенглер писал о способности выдающегося человека почувствовать за исторически подвижной поверхностью «общедоступных сцеплений» идею судьбы и случайную роль в ней этих бедных значением «каждодневных образований». В очерках «Бодался теленок с дубом» Солженицын усматривает высший вселенский смысл в определенных событиях, которые человек должен научиться постигать. Себя писатель упрекал в неумении вовремя разгадать смысл своих жизненных поворотов, «истинный разум происшедшего».

Разменивая второй год тюрьмы, Солженицын все еще не понимал «перста судьбы, на что он показывал» ему, «швырнутому на Архипелаг». Последние слова умиравшего в больнице заключенного легли на душу с пониманием, что «от такого наследства не отряхнешься, передернув плечами». В этих словах Солженицын увидел всеобщий жизненный закон: «...никакая кара в этой земной жизни не приходит к нам незаслуженно... Если перебрать жизнь и вдуматься глубоко, мы всегда отыщем то наше преступление, за которое нас теперь настиг удар» («Архипелаг Гулаг»).

Смысл земного существования писатель видит «в развитии души». Рассказывая о своем желании попасть в ансамбль, через год погибший на грузовике под поездом, Солженицын убеждается на опыте, что «неисповедимы пути Господни. Что никогда мы сами не знаем, чего хотим. И сколько уж раз в жизни» он страстно добивался ненужного и «отчаивался от неудач, которые были удачами». Писатель и определяет главные вехи, в которых пролегал его путь.

В «Архипелаге Гулаг» в четвертой главе - «Душа и колючая проволока» - авторские размышления связаны с образом судьбы как Божьего промысла. Оглядываясь на прошлое, убеждался, как «всю сознательную жизнь не понимал ни себя самого, ни своих стремлений». Ему долго казалось благом то, что было губительно, и он все порывался в сторону, противоположную той, которая была ему «истинно нужна». Его «ударами несчастий больно возвращало на твердь». И только так он смог «пройти ту самую дорогу, которую всегда и хотел».

Образ судьбы становится у Солженицына измерением духовности. С тюремных лет он ощущал в своей жизни «направляющую руку». Выздоровление от тяжелой болезни связывает с предопределением, с долгом, возложенным на него судьбой. «При моей безнадежно запущенной остро-злокачественной опухоли это было Божье чудо, я никак иначе не понимал. Вся возвращенная мне жизнь с тех пор - не моя в полном смысле, она имеет вложенную цель», - писал он в литературных очерках. Его долг перед умершими не разрешал послаблений: «они умерли, а ты жив, исполняй же свой долг, чтобы мир обо всем узнал».

Не принимая писателей, «обслуживающих курильницу лжи», знамение времени Солженицын видел в подпольной литературе, с которой и «начался наш первый выход из бездны темных вод». Волна клеветнических измышлений, обрушившаяся на писателя в конце 60-х годов, похищение людьми КГБ романа «В круге первом» и архива заставили перейти от молчания к действию. Беда стала знаком и зовом судьбы. Он понял, что она отпирает ему свободу, что «гордое противостояние» властям давало право на собственную мысль. Только разгадав «небесный шифр», писатель открыл «высший и таинственный смысл того горя», которому не находил оправдания, «того швырка от Верховного Разума, которого нельзя предвидеть нам, маленьким». Как толчок он воспринял «убийственную беду», ему посланную, как причину, заставившую «от отчаяния» говорить и действовать, «ибо подошли сроки». В письме Твардовскому, назвав общелитературную обстановку «крутой» для себя, Солженицын отказывается от «пассивной позиции», которую занимал четыре года. Путь свой считал «втайне определенным», «шел на свой рок и с поднятым духом». За фатум он не прятался, глубоко убежденный, что «главные направления своей жизни все-таки выбираем мы сами». В связи с трагическими событиями в Чехословакии 1968 года, введением советских войск, Солженицын смолчал сознательно из-за необходимости закончить роман, хотя было стыдно: «Свою судьбу я снова выбирал в эти дни». Самой страшной опасностью он и считал «защем совести, измаранье своей чистой совести», с которой не могут идти в сравненье никакие угрозы.

Солженицын подчинил себе ситуацию, отвергнув правила игры. Он перестал быть советским писателем. Его выход из сложившихся обстоятельств свидетельствовал о новом этапе развития личности, о расширении ее горизонтов. «Великим актом человеческой свободы» назвал философ М. Мамардашвили этот поступок Солженицына, вставшего в оппозицию той силе, «которая диктовала закон борьбы изнутри ситуации». Писатель вывел свое бытие «за пределы заданных условностей жизни». Он «порвал с правилами и благодаря этому открыл для себя и для читателя иной мир». Назвав это действие «трансцендированием», философ усматривал в нем самостроительство и эволюцию личности. Выход из сложившейся ситуации М. Мамардашвили считал «необходимым условием человеческой истории». Начав от отчаяния говорить и действовать, Солженицын постепенно ощутил себя свободным человеком. Отправив на Запад рукопись «Архипелага ГУЛАГ», писатель окончательно определил свое будущее.

Каждая культура имеет свою идею судьбы. Великие люди и склонялись перед судьбой, и боролись с ней. По мысли О. Шпенглера, в идее судьбы «открывается взыскание душой мира, ее желание света, возвышения, завершения и осуществление ее назначения». В русской литературе идея судьбы считается «двойником человека», одной из сквозных ее тем (Д.С. Лихачев). Связанный с национальным характером, образ судьбы у русских писателей выражает и многотерпение, и борьбу. Пафос солженицынских очерков «Бодался теленок с дубом» определяется победой героя над судьбой.

Писатели XX века все больше задумываются над этическими проблемами. О цене революции и социализма думали А. Твардовский, А. Солженицын, Вл. Дудинцев и Вас. Гроссман, С. Залыгин и В. Астафьев, Ю. Домбровский, и Вл. Тендряков. Прежде всего, Солженицын не принимает относительности понятий добра и зла. XX век оказался, по его мнению, жестче предыдущего. В Нобелевской лекции он говорил о старых пещерных чувствах - «жадности, зависти, необузданности, взаимном недоброжелательстве», принявших «приличные псевдонимы вроде классовой, расовой, массовой, профсоюзной борьбы», которые рвут и разрывают наш мир. «Пещерное неприятие компромиссов введено в теоретический принцип и считается добродетелью ортодоксальности... Оно нагуживает в душу нам, что нет общечеловеческих устойчивых понятий добра и справедливости, что все они текучи, меняются, а значит, всегда должно поступать так, как выгодно твоей партии».

В очерках «Бодался теленок с дубом» автор исследует драму раздвоенности Твардовского, разрываемого на части двумя правдами - партийной и истинной, которые он никак не мог соединить. В мышлении великого поэта не совмещались понимание высокой самоценности искусства и следование партийным принципам. Свое расхождение с ним Солженицын считает расхождением идеологий, «расколом двух литератур» - русской и советской. Твардовский «предан был русской литературе, ее святому подходу к жизни... Но не тот был век, и всеми и всюду была признана и в каждого внедрена... другая, более важная истина - партийная». Для Твардовского был «единственно возможный путь» - совместить роман Солженицына и партийные позиции. В противоречиях между его «биографией и душой», в «этих затемнениях и просветлениях» Солженицын видел «истерзанную жизнь» поэта. Противостояние понятий «русский» и «советский», увиденное Солженицыным в жизни и литературе, стало той «важнейшей истиной», которую он открыл миру.

Люди, верные партийным догмам, чаще всего бегут от себя. Ориентируясь только на мировоззрение, они выбирают образ жизни, тип поведения. Духовность же всегда связана «с выбором своего собственного образа, своей судьбы и роли, встречей с собой». В этом случае внешнее бытие переводится во внутреннюю жизнь человека, этическую по характеру. Сознание и свобода, неотделимые друг от друга, определяют характер выбора, в котором и выражается духовное самоопределение личности.

Общественную свободу Солженицын считает условием, средой, но не целью нашего существования, поскольку свобода как произвол бессодержательна. «Хотеть свободы для свободы без цели и содержания значит хотеть пустоты», - писал в свое время Н.А. Бердяев, связывавший рождение необходимости с злоупотреблением свободой.

Концепция свободы Солженицына, ориентированная на исторический опыт народа, мировую философскую мысль и свой собственный жизненный опыт, оказалась для советского общества и современной, и новой.

Заключение

В России мало кто решится поставить под вопрос масштабность и историческое значение фигуры Александра Солженицына. Однако яростные споры вызывают не только чисто литературные достоинства его таланта, но и его политическая направленность.

Для некоторых поклонников книги «Архипелаг ГУЛАГ» его последние работы кажутся доказательством реакционности его взглядов. С точки зрения других он остается единственным голосом, говорящим беспощадную правду. В любом случае, большинство согласно с тем, что Солженицыну было суждено стать личностью, вступившей в борьбу с государством и одержавшим победу в этой борьбе.

Автор «Матрениного двора», «Одного дня Ивана Денисовича», как отмечает большинство писателей и исследователей его творчества, в деле разоблачения советской системы сыграл роль, сравнимую по значению лишь с деятельностью Андрея Сахарова.

Благодарность за это большое дело во многом заставила режиссера театра на Таганке Юрия Любимова, поставить спектакль «Шарашка» по роману Солженицына «В круге первом». «Его заслуга перед людьми, которые любят свободное мышление и свободу как таковую, огромна», - говорит Любимов.

Знаменательно, что свой сокрушительный удар по тоталитарной системе Солженицын нанес исключительно силой своего морального авторитета. И хотя в последнее время часто задаются вопросом, кто он больше - мыслитель или литератор - не эстетика главное в творчестве Солженицына. При всех художественных достоинствах, скажем «Ракового корпуса» или «Матрениного двора», главное в том, какое воздействие они произвели на общественное сознание. Своими монументальными произведениями писатель потрясал умы миллионов людей и сокрушил систему. «Он ведь не создавал ни политических партий, ни каких-то движений или организаций… Он все это сделал силой своего литературного таланта, силой своего духа, мощью своей личности», - полагает писатель и историк Семен Резник.

Однако бунтарь по натуре, побывавший за свою жизнь во всех существенных исторических, политических и литературных переделках, прошедший через войну, лагерь, смертельную болезнь, изгнание и завоевавший всемирное признание, удостоенный Нобелевской премии, Солженицын по инерции продолжает разоблачать. Имея ввиду в том числе и солженицынские статьи «Наши плюралисты» и «Образованщина», а также сборник «Из-под глыб» и воспоминания «Попалось зернышко меж жерновов», Генрих Белль, приютивший Солженицына в первое время после его изгнания из СССР у себя дома, признавал: «Он громил не только ту систему, которая сделала его изгнанником, но и ту, куда он был изгнан».

Этими трудами, как полагает писатель и, кстати, тоже эмигрант, Семен Резник, Солженицын в последние годы своей жизни демонтировал то, что создавал на протяжении первой половины своего творчества. «Он считает себя патриотом России, но я думаю, что то, что он делает в последних своих работах, идет во вред России», - говорит Резник. Речь идет о вышедшем недавно двухтомнике «200 лет вместе», вызвавшем немало споров. В нем, исследуя историю взаимоотношений русского и еврейского народов, Солженицын приходит к выводу, что двум нациям следует покаяться друг перед другом в совершенных ошибках.

«А я считаю, что России надо не каяться, а просто осмыслить свое прошлое, прийти к согласию, к пониманию, к трезвой оценке и тогда это даст толчок к выходу», - говорит Резник, автор книги «Вместе или Врозь», названной некоторыми рецензентами еврейским ответом Солженицыну.

Возможно, трагедия Солженицына - это трагедия не только великого писателя, но и всей России в целом. И в нем как в личности, с Россией неразрывно слитой, ранее отражалось духовное здоровье страны, а теперь проявляется ее духовная болезнь. Это мнение разделяет известный литературный критик Константин Кедров: «Как очень большая часть населения страны, Солженицын сейчас склоняется, пусть и к умеренному, великодержавному настрою».

Но даже допуская противоречивость творчества Солженицына раннего и позднего периодов, нельзя не признать, что, его судьба, как ни одна другая, своими изломами, триумфами и падениями, как в зеркале отражает непростую историю России и ее народа в XX веке.

Список литературы