Гуманизм романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"

Управление образования

Муниципальное образовательное учреждение

гимназия №1

РЕФЕРАТ

Тема: Гуманизм романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

подготовил ученик 11б класса

Кийко Александр Сергеевич

Тула, 2006 г.

Оглавление

• Введение.
• История идеи гуманизма.
• Гуманизм романа.
• Заключение.
• Введение
• Основная причина, которая порождает неизменный и даже растущий интерес к Достоевскому людей за прошедшие неполные полтора века, - та огромная внутренняя напряженность, которая свойственна всей общественной, духовной и нравственной жизни нашего времени, напряженность, которая отличает его жизнь от жизни других эпох. Этой внутренней напряженности материальной и духовной жизни XX века - века великих революционных преобразований в истории человечества и вместе с тем века двух мировых войн, века развернувшейся на наших глазах научно-технической революции, сломавшей привычные в прошлом нормы и представления, - созвучна духовная напряженность творчества Достоевского, напряженность бытия, мироощущения, мысли, страстей его главных героев.
• Согласно общепринятой исторической терминологии, специфическое понятие гуманизма звучит так: «Гуманизм - признание ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия, оценки общественных отношений».
• Гуманизм романа «Преступление и наказание» интересен как с позиции времени написания романа, сложного социального устройства общества, так и с позиции нашего времени, так как Достоевский поднимает «вечные» проблемы, связанные с вопросами человеческих отношений, социальной справедливости. Это делает роман актуальным во все времена, то есть классикой.
• Достоевский жил в переходную эпоху, трагический смысл которой не угадывался большинством людей того времени. Нужен был талант, равный Шекспиру, чтобы ощутить и адекватно выразить на языке искусства характерные черты настоящего момента. Особые свойства таланта Достоевского, его, отмеченные еще Белинским, чуткость ко всем сторонам жизни, а, в особенности, к ее духовному обороту, и отзывчивость к человеческому страданию сделали русского писателя Шекспиром своего времени. В созданном им жанре романа-трагедии Достоевский с потрясающей силой воплотил для будущего многие трагические черты русской и западноевропейской жизни своей эпохи и последующих десятилетий, когда общественной мыслью овладело некое недоумение по вопросу об истинном существе человека и когда старые, прежде господствовавшие представления об этом предмете пошатнулись в самых своих основах, то есть просвещенное европейское общество переживало так называемый кризис гуманизма.
• История идеи гуманизма
• Термин "гуманизм" происходит от латинского "humanitas" (человечность), употреблявшегося еще в I в. до н.э. известным римским оратором Цицероном (106-43 до н. э.). Для него humanitas - это воспитание и образование человека, способствующее его возвышению. Принцип гуманизма предполагал отношение к человеку как к высшей ценности, уважение достоинства каждой личности, ее права на жизнь, свободное развитие, реализацию своих способностей и стремления к счастью. Гуманизм предполагает признание всех основополагающих прав человека, утверждает благо личности как высший критерий оценки любой общественной деятельности.
• Как черта мировой культуры, гуманизм проявился еще в древнем мире. Уже от эпохи Древнего царства в Египте (III тысячелетие до н.э.) дошли высказывания типа надписи жреца Шеши: "Я спасал несчастного от более сильного...Я давал хлеб голодному, одеяние нагому. Я перевозил на своей лодке не имеющего ее. Я хоронил не имеющего сына своего..." Большое количество подобных текстов свидетельствует о существовании сильной гуманистической струи, пронизывающей культуру Древнего Египта.
• Древние египтяне сумели выработать замечательные принципы нравственного поведения индивида, гуманизма. Книги мудрости Аменемоне свидетельствуют о весьма высоком уровне морали. В древнеегипетской культуре все погружено в атмосферу религиозности, но вместе с тем все одновременно имеет мощные корни в глубинах чистой человечности.
• Проявления гуманизма заметны на протяжении всей истории. Зародилось гуманистическое мировоззрение - о единстве, целостности и уязвимости человеческого общества, нуждающегося во взаимодействии и взаимной поддержке, в добровольном отказе от социального неравенства, от паразитизма сильных на угнетенных. В качестве примера достаточно обратиться к Нагорной проповеди Христа. Но еще задолго до христианства и позже него идеи гуманизма неоднократно ясно и глубоко осознавались самыми мудрыми представителями человечества (Платон, Конфуций, Ганди и др.). Со временем человечество признало их. В основе христианской, мусульманской и буддистской этики лежат принципы гуманизма.
• Гуманизм принес в этическую мысль признание ценности человеческой личности и земной жизни. Отсюда постепенно развились идеи счастья, справедливости и равенства людей. Вольно или невольно, но гуманистическое течение эпохи Возрождения способствовало утверждению прав личности и, в частности, признанию права на счастливую жизнь. Не стоит удивляться, что в дальнейшем гуманизм органично трансформировался в человеколюбие, пропагандирующее мягкость в отношениях, сострадание, милосердие, дружелюбие, а со временем и терпимость к инакомыслящим. Многие философские течения впитали в себя черты гуманизма. Гуманизм как явление оказался исторически изменяющейся системой воззрений. Зародившись в искусстве, он открыл дорогу науке, научно-технической революции, способствовал экономическому буму, просвещению, социальным преобразованиям и революциям.
• Гуманизм романа
• Достоевский сказал однажды, что произведения Гоголя «давят ум глубочайшими непосильными вопросами, вызывают в русском уме самые беспокойные мысли». Но, пожалуй, с еще большим правом мы можем отнести эти слова к романам, повестям, публицистике самого Достоевского. Самые главные, самые трудные - непосильные - вопросы поднимает он в своем творчестве, самыми беспокойными и беспокоящими мыслями пронизывает каждое свое произведение. По силе изобразительности талант Достоевского равен, быть может, только таланту Шекспира, писал Горький. Однако не только сила изобразительности -- мрачность или яркость созданных им образов, не только напряженность тактов, драматизм катастрофически развивающихся событий,-- но и безмерная сила до предела напряженной мысли, бьющейся и пульсирующей в событиях, поступках столкновениях всегда незаурядных, всегда страстно размышляющих, страдающих, борющихся личностей - вот что поражает нас в Достоевском, вот что является сущностью гуманизма романа «Преступление и наказание».
• Не было, пожалуй, не только в русской, но в мировой литературе писателя, который столь обнажено, лично, с такой душевной болью воспринимал бы социальные и нравственные конфликты современности и, с другой стороны, столь общечеловечески, в масштабах истории, в масштабах мира переживал и осознавал свои, казалось бы, глубоко личные трагедии, радости, случайные встречи. А время Достоевского было предельно насыщено борьбой старых и новых социальных сил, открывало духовные и нравственные бездны, еще неизвестные предшествующим поколениям. А жизнь самого Достоевского была богата тяжелыми и катастрофическими поворотами, внутренними драмами, встречами и общением с людьми самыми разными.
• Возможно, еще на каторге, в остроге, куда он был брошен в 1850 году как государственный, политический преступник, у Достоевского зародилась мысль об «идейном» преступнике, разрешившем себе «кровь по совести». Мучила Достоевского и мысль о «Наполеонах», присвоивших себе право обрекать на гибель, «тратить» миллионы людей. В 1863 году он сказал А. П. Сусловой поразившие ее слова; впоследствии она записала их в своем дневнике: «Когда мы обедали, он, смотря на девочку, которая брала уроки, сказал: ну вот, представь себе, такая девочка со стариком, и вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: «Истребить весь город». Всегда так было на свете».
• В 1866 году был напечатан роман «Преступление и наказание» - роман о современной России, пережившей эпоху глубочайших социальных сдвигов и нравственных потрясений, эпоху «разложения», роман о современном герое, "вместившем в грудь свою - так, что «разорвется грудь от муки» - все страдания, боли, раны времени.
• Когда Достоевский вернулся в Петербург после каторги и ссылки и приступил в 1861 году к изданию своего первого журнала "Время", ему казалось, что для России наступила новая эпоха, открылись радужные перспективы: ведь масса веками бесправных людей, "рабов", русских крестьян, стала свободна. А именно в них видел источник обновления Достоевский, в их нравственном и духовном единении с русской интеллигенцией. Но светлое настроение Достоевского было недолгим. Очень скоро стало ясно, что реформа не принесла желанного перелома. Потерпела крах уверенность в близком коренном обновлении, в неминуемой и недалекой гибели "прошлых времен" (Салтыков-Щедрин). Оптимистические надежды были разбиты, радостные упования развеяны, "прошлые времена" и не думали, и не хотели умирать, напротив, они стали более цепкими, более изворотливыми, приобретя нового союзника - буржуазного хищника-дельца. Наступило время тяжких разочарований, мучительных душевных кризисов.
• Достоевский недаром подчеркивал современность своего романа. "Действие современное, в нынешнем году",- писал он в одном из писем в сентябре 1865 года. Путей самого глубокого обновления - социального, духовного, нравственного - искала передовая русская молодежь конца пятидесятых - начала шестидесятых годов. Трагические метания Раскольникова имеют тот же источник. Отсюда начинает движение и его мысль. Однако в судьбе молодых людей вроде Раскольникова годы реакции сыграли роковую роль, толкнули их к особым, бесплодным, трагически несостоятельным формам протеста.
• В мире романов Достоевского дыхание трагедии охватывает сразу: это особая художественная действительность, мир болезненный и страшный, где нет непопранной красоты, непадшей добродетели, счастливых и спокойных лиц.
• Мир - вымышленный и реальный в одно и то же время - ставит героя в острую ситуацию выбора, которой не избежит ни один из героев романа. Это тупик для слабого и дорога для сильного, как во многих русских сказках, где посреди чиста поля стоит камень, на котором написано: "Направо пойдешь - коня потеряешь, налево - меч, а прямо пойдешь - лишишься головы". Обратного же пути нет, дорога жизни идет только вперед.
• Достоевский пользуется этим древнейшим архетипом, когда герой заведомо, еще только пускаясь в путь, обрекает себя на этот перекресток трех дорог и на решение.
• Герой Достоевского, выбирая себя в нашем, по слову Горького, "прекраснейшем из миров", бросает вызов судьбе, уготовившей ему жалкое и убогое существование "ветошки". Пафос его самоутверждения начинается просто с "Я есмь": "Я существую и хочу жить, я буду утверждать это право, что бы там ни было". Ощущение тотальной несправедливости и гнев душат его.
• В фокусе писательского внимания - человек как великая тайна: непостижимая, бесконечная, но молящая о разгадке. Развитие сюжета в романах Достоевского более всего похоже на конструирование условий жесткого эксперимента: духовное и материальное бытие личности оказывается тяжелейшим испытанием. Автор не "нагнетает ужасы" - его самого страшит потерянность человека в мире: готовность к греху, к попранию высоких истин и нравственных ценностей. Герой Достоевского живет как будто в безвоздушном пространстве первобытного вселенского хаоса, где все начинается с него: ему необходимо сделать первый и самый трудный шаг, ибо от этого зависят судьбы мира. Так грезит герой Достоевского в своих самых дерзких мечтах: Я - и Человечество. Невероятная тяжесть ответственности давит его; тяжесть, которая по плечу не голодному и нищему студенту, а небожителю, вершащему судьбы мира и подчиняющемуся иным законам, - сверхчеловеку.
• В напряженной и трагической реальности романов Достоевского как шелуха отброшены бытовые реалии нашего существования: должности, профессии, приятельства и неприязни. Его герои видят мир в философском аспекте, в жизнь вступают - чтобы постичь смысл ее. Поэтому из реальной действительности писатель переносит в свой мир главную проблему (проблему выбора пути) в столь сконцентрированном виде, в каком она в нашей обыденности существовать не может.
• Два пути лежат перед человеком: стать палачом или жертвой. Третьего не дано. Почему так? Разве в жизни часто мы сталкиваемся с подобной дилеммой? Во всей ее остроте - лишь в исключительных случаях. Более того, многие так никогда и не поставят перед собой этого вопроса. Но это не означает, что вопрос не вставал перед ними: они просто не захотели его увидеть, осознать, остановиться и осмыслить себя и мир.
• Потому что в ином звучании этот вопрос можно сформулировать так: что для тебя лично важнее - ты сам или окружающие? Твоя жизнь - или жизнь чужая? И здесь решение может быть только однозначным: или - или.
• Этот выбор стоит перед каждым человеком, вступающим в сознательную, взрослую жизнь. Уникальность Достоевского состоит в том, что никто, кроме него, не поставил вопрос выбора с такой ясностью, не определил так его неотвратимость, не доказал, что, лишь осознав эту проблему и приняв ответственность за избранный путь, человек может двигаться дальше.
• Вот почему каждый в момент взросления, в момент первой переоценки ценностей должен пройти "через Достоевского": построить с Раскольниковым схему разделения людей на разряды; увидеть убитую старуху-процентщицу и защищающуюся рукой от топора Лизавету; услышать проповедь Сони, ужаснуться сходству с Лужиным...
• В мире Достоевского все напряжено до последнего предела - неслучайно его герои так часто мешают сон с явью. Но это напряжение возникает не от фантастичности обстоятельств, проблем и характеров, а от их невероятной в реальной жизни масштабности. Метод Достоевского можно сравнить с фотографией: в момент съемки фотограф включает "вспышку", ибо при обычном свете снимок выйдет темным и расплывчатым. Жить при свете "вспышки" нельзя, но лишь при нем можно рассмотреть мельчайшие детали в их целостности. Так и Достоевский включает режущий глаза неистовый свет, позволяющий иначе, с предельной ясностью увидеть людей и мир; ускоряет время, до предела наполняя действием каждое мгновение; укрупняет характеры; обостряет взаимоотношения, доводя их до крайних степеней всепоглощающей любви или обжигающей ненависти. И в этом мире обычно скрытые от нас вопросы нравственности и бытия оказываются главными, основными, единственно важными, без их осознания и разрешения дальнейшая жизнь невозможна.
• "Тварь я дрожащая или право имею" - нет других дилемм в мире этого романа. Либо жертва, либо палач. Раскольников выбирает второе. Его постоянно преследует вопрос - внутренний, непроизнесенный, только "помысленный": "Почему все именно так, кто виноват? Или мир не есть божественное творение, где все происходит по законам, записанным в древнейших книгах человеческих, определяющих: это возможно, а это запрещено и греховно?"
• Вопросы о мире и месте человека (прежде всего своем месте) неотступно преследуют Раскольникова. Выбор и борьба - вот две психологемы, которые постоянно тревожат души героев. Это авторский взгляд на мир и бытие личности в нем.
• Под вечер жарчайшего июльского дня, незадолго до захода солнца, уже бросающего свои косые лучи, из жалкой каморки "под самою кровлей высокого пятиэтажного дома" выходит в тяжкой тоске бывший студент Родион Раскольников. Так начинается роман Достоевского. И с этого момента, не давая себе передышки, без мгновения покоя и отдыха - в исступлении, в глубокой задумчивости, в страстной и безграничной ненависти, в бреду - мечется по петербургским улицам, останавливается на мостах; над темными холодными водами канала, поднимается по вонючим лестницам, заходит в грязные распивочные герой Достоевского. И даже во сне, прерывающем это "вечное движение", продолжается лихорадочная жизнь Раскольникова, принимая уже формы и вовсе фантастические.
• "Давным-давно как зародилась в нем вся эта теперешняя тоска, нарастала, накоплялась и в последнее время созрела и концентрировалась, приняв форму ужасного, дикого и фантастического вопроса, который замучил его сердце и ум, неотразимо требуя разрешения" - во что бы то ни стало, любой ценой. "Ужасный, дикий и фантастический вопрос гонит и ведет героя Достоевского.
• Какой же вопрос замучил, истерзал Раскольникова?
• Уже в самом начале романа, на первых его страницах, узнаем мы, что Раскольников "покусился" на какое-то дело, которое есть "новый шаг", новое собственное слово, что месяц назад зародилась у него "мечта", к осуществлению которой он теперь близок.
• А месяц назад, почти умирая с голоду, он вынужден был заложить у старухи-"процентщицы", ростовщицы, колечко - подарок сестры. Непреодолимую ненависть и отвращение почувствовал он, "задавленный бедностью", к вредной и ничтожной старушонке, сосущей кровь из бедняков, наживающейся на чужом горе, на нищете, на пороке. "Странная мысль наклевывалась в его голове, как из яйца цыпленок". И вдруг услышанный в трактире разговор студента с офицером о ней же, "глупой, бессмысленной, ничтожной, злой, больной старушонке, никому не нужной и, напротив, всем вредной". Старуха живет "сама не знает для чего", а молодые, свежие силы пропадают даром без всякой поддержки - "и это тысячами, и это всюду!". "За одну жизнь,- продолжает студент,- тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен - да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна". Убей старуху, возьми ее деньги, "обреченные в монастырь",- возьми не себе - для погибающих, умирающих от голода и порока, и будет восстановлена справедливость! Именно эта мысль, названная Достоевским в одном из писем "недоконченной", наклевывалась и в сознании Раскольникова.
• А еще раньше, полгода назад, "когда из университета вышел", написал Раскольников, бывший студент-юрист, статью "О преступлении". В этой статье рассматривал Раскольников психологическое состояние преступника в продолжение всего хода преступления. Кроме того, коснулся в своей статье Раскольников намеком и вопроса о таком преступлении, которое разрешается по совести и потому, собственно, не может быть названо преступлением. Дело в том, разъясняет позднее Раскольников мысль своей статьи, "что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово". Первые, склонны к послушанию, смирению, благоговению пред законом. Вторые - во имя нового, лучшего - могут преступить закон и "для своей идеи" ("смотря, впрочем, по идее и по размерам ее",- оговаривается Раскольников), если потребуется, "дать себе разрешение перешагнуть через кровь". Такое нарушение закона - не преступление (разумеется, в глазах необыкновенного человека).
• Итак, давно уже зародилась в мозгу Раскольникова мысль, что во имя великой идеи, во имя справедливости, во имя прогресса кровь по совести может быть оправдана, разрешена, даже необходима. Посещение старухи лишь обостряет, как бы подгоняет его мысль, заставляет ее биться и работать со всем присущим раскольниковскому сознанию напряжением.
• Для студента в трактире столь красноречиво развитая им идея убийства с благой целью - только "головная" теория, ведь он-то никогда не убьет, никогда не переступит. А раз так, "коль сам не решаешься,- замечает офицер,- так нет тут никакой справедливости". "Серьезный вопрос", который задает студент, этим ответом полностью исчерпан. Но можно ли так просто ответить на "дикий и фантастический вопрос" Раскольникова? Мысль Раскольникова продолжает свою напряженную, беспокойную работу, свое "хождение по мукам" - именно потому, что ему необходим истинный ответ. Точнее сказать, мысль его начинает, с посещения старухи, свой последний круг, чтобы достичь той точки, когда мысль переходит в действие, дело, ибо только дело и есть такой истинный, окончательный ответ.
• Гонимый своим "фантастическим вопросом", выходит Раскольников из своей каморки.
• В отвратительном грязном трактире, под пьяный шум, крик и хохот, слушает Раскольников витиеватую - шутовскую и трагическую - речь "пьяненького" Мармеладова о семнадцатилетней дочери, Сонечке, ее подвиге, ее жертве, о спасенном ею - страшной ценою - семействе. И что же? Привыкли и пользуются. "Катерину Ивановну облегчает, средства посильные доставляет", Мармеладову последние тридцать копеек вынесла - на полуштоф. "Ко всему-то подлец-человек привыкает!"
• Но правда ли, что нет другого выхода, что "ко всему привыкать", примиряться и терпеть - всеобщий удел, удел всего рода человеческого? И вот яростная вспышка бунтующей раскольниковской мысли. "Ну, а коли я соврал,- воскликнул он вдруг невольно,- коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род то есть человеческий, то значит, что остальное все - предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!.."
• Подлец тот, кто ко всему привыкает, все принимает, со всем смиряется. Но нет, нет, не подлец человек - "весь вообще, весь род человеческий", не подлец тот, кто бунтует, разрушает, переступает - нет никаких преград для необыкновенного, "непослушного" человека. Выйти за эти преграды, переступить их, не примириться!
• И еще один удар, еще ступень к бунту - письмо матери о Дунечке, сестре, "всходящей на Голгофу", Дунечке, которая нравственную свободу свою не отдаст за комфорт, из одной личной выгоды. За что же отдается свобода? Чувствует, по письму матери, Раскольников, что ради него, ради "бесценного Роди", восхождение на Голгофу предпринимается, ему жизнь жертвуется. Маячит перед ним образ Сонечки - символ вечной жертвы: "Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!"
• А где же выход? Можно ли без этих жертв, нужны ли они? "...Письмо матери вдруг как громом в него ударило. Ясно, что теперь надо было не тосковать, не страдать пассивно, одними рассуждениями, о том, что вопросы не разрешимы, а непременно что-нибудь сделать, и сейчас же, и поскорее. Во что бы то ни стало надо решиться, хоть на что-нибудь, или... "Или отказаться от жизни совсем! - вскричал он вдруг в исступлении,- послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе всё, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить!" Послушно склонить голову перед судьбой, требующей страшных жертв, отказывающей человеку в праве на свободу, принять железную необходимость унижения, страдания, нищеты и порока, принять слепой и безжалостный "фатум", с которым, казалось бы, смешно спорить,- это, для Раскольникова,- "отказаться от жизни совсем". Но Раскольников хочет "действовать, жить и любить!".
• И наконец - встреча с пьяной обесчещенной девочкой на Конногвардейском бульваре. И она - жертва каких-то неведомых стихийных законов, жестокой и непреодолимой необходимости, успокоительно оправдываемой теми, кто принял, кто примирился: "Это, говорят, так и следует. Такой процент, говорят, должен уходить каждый год... куда-то... к черту, должно быть, чтоб остальных освежать и им не мешать. Процент! Славные, право, у них эти словечки: они такие успокоительные, научные. Сказано: процент, стало быть, и тревожиться нечего!" Но ведь Сонечка, Сонечка-то уж попала в этот "процент", так легче ли ей оттого, что тут закон, необходимость, судьба? И можно ли принять такую судьбу покорно и безропотно? "А что, коль и Дунечка как-нибудь в процент попадет!.. Не в тот, так в другой?.." Вновь - исступленный "вскрик", вновь - предельный накал бунтующей мысли, бунт против того, что "наука" называет "законами" бытия.
• Пусть экономисты и статистики хладнокровно высчитывают этот вечный процент обреченных на нищету, проституцию, преступность. Не верит им Раскольников, не может принять "процента".
• Но при чем тут старуха-ростовщица? Какая же связь между бунтом Раскольникова и убийством гнусной старухи? Может быть, эта связь разъясняется услышанным Раскольниковым рассуждением студента о справедливости и вся разница между студентом и Раскольниковым лишь в том, что Раскольников хочет просто-напросто восстановить справедливость? И значит, убийство совершается с целью справедливою - взять деньги и облагодетельствовать ими нищее человечество? И преступления никакого нет, а есть элементарная арифметика: за тысячи спасенных жизней - одна ничтожная жизнь вредной старухи.
• Может быть, дело еще проще: студент Раскольников голоден, "задавлен бедностью", "до того худо одет, что иной, даже и привычный человек посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу". И сразу возникает естественное: был голоден, потому и убил.
• Мать надрывает себя на работе, за которую платят гроши, сестра идет в гувернантки - за те же гроши, на нравственную пытку. Хотел помочь матери, спасти сестру - потому и убил.
• Конечно, может быть, и желал бы Раскольников помочь Соне старухиными деньгами, спасти детей Катерины Ивановны, как потом спасает их, определивши в пансионы и приюты, Аркадий Иванович Свидригайлов.
• Конечно, и личные невзгоды и боли мучили Раскольникова: ведь недаром письмо матери было, пожалуй, окончательным толчком к бунту, недаром именно это письмо вновь и уже неотразимо поставило перед ним "ужасный, дикий и фантастический вопрос".
• Но так ли - в глубине своей, в сути своей,- так ли просты нравственные побуждения Раскольникова, подвигнувшие его на убийство? Ведь на какое дело он покусился. Не романтический же он "благородный разбойник", раздающий беднякам награбленные богатства! Да и голоден он если и был, то вовсе не голод причина его мучений. Да и матери с сестрой мог бы он помочь (признается Раскольников Соне), стоило лишь приняться за какую-нибудь работу: давать уроки, переводить - ведь работает же Разумихин. И даже комфорту мог бы достичь Раскольников, с его-то незаурядными способностями (достиг же Петр Петрович Лужин, а куда ему до Раскольникова!).
• "Не то, не то!" - понимает Соня. "Совсем, совсем, совсем тут другие причины!" - с мучением, почти в бреду, подтверждает Раскольников. "Если б только я зарезал из того, что голоден был... то я бы теперь... счастлив был!"
• Так в чем же тогда дело? Что нужно Раскольникову, с его страстной мятущейся мыслью, что нужно этому "мученику" и "скитальцу" Достоевского? Не буржуазного благополучия ищет Раскольников, его не купить комфортом, и это в то время, когда, как говорит Порфирий, "вся жизнь проповедуется в комфорте". И фамилия его говорит об особом избранном им пути - пути подвижничества, отречения, борьбы. "Я ведь вас за кого почитаю? Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей,- если только веру иль бога найдет". Так говорит в своем последнем разговоре с Раскольниковым Порфирий Петрович, антипод Раскольникова, все время снижающий, как бы сознательно опошляющий его идею, противник всех раскольниковских убеждений, - говорит, когда уже видит - одолел Раскольникова.
• А мать, сестра, Разумихин, Соня, Полечка? Они просто любят, любят всей душой, несмотря ни на что, все прощают - за "великое сердце".
• Велико обаяние личности Раскольникова, его "широкого сознания и глубокого сердца". Поразил Соню Раскольников, когда посадил он ее, опозоренную, растоптанную, изгнанную, рядом с сестрой и матерью, а потом поклонился ей - страдалице, жертве - всему страданию человеческому поклонился. Целый новый мир неведомо и смутно сошел тогда в ее душу - целый мир, сначала непонятный Соне, но - это-то Соня сразу почувствовала - "новый", чуждый, враждебный миру безысходно "привычного" мучения, общепринятой морали.
• Любят Раскольникова, ибо "есть у него эти движения", непосредственные движения чистого и глубокого сердца, и он, Раскольников, любит - мать, сестру. Соню, Полечку. И потому глубочайшее отвращение и ненависть испытывает к трагическому фарсу бытия, разыгрываемому измученными, искалеченными актерами, среди которых - те, кого он так глубоко любит. И ненависть эта тем сильнее, чем уязвимее душа Раскольникова, чем беспокойнее и честнее его мысль, чем строже совесть. Именно это - душевная уязвимость, беспокойная и честная мысль, неподкупная совесть - влечет к нему сердца.
• Раскольников сознает и судит мир и человека - в этом величие и обаяние его действительно незаурядной личности.
• Не собственная бедность, не нужда и страдания сестры и матери терзают Раскольникова, а, так сказать, нужда всеобщая, горе вселенское - и горе сестры и матери, и горе погубленной девочки, и мученичество Сонечки, и трагедия семейства Мармеладовых, беспросветная, безысходная, вечная бессмыслица, нелепость бытия, ужас и зло, царствующие в мире.
• Мир страшен, принять его, примириться с ним - невозможно, противоестественно, равносильно отказу от жизни. Но Раскольников, дитя своего "смутного", трагического времени, не верит и в возможность тем или иным способом залечить социальные болезни, изменить нравственный лик человечества. "Так доселе велось и так всегда будет!" Остается одно - отделиться, стать выше мира, выше его обычаев, его морали, переступить вечные нравственные законы (не говоря уже о законах формальных, временных), вырваться из той необходимости, что владычествует в мире, освободиться от сетей, опутавших, связавших человека, оторваться от "тяжести земной". На такое "преступление" способны поистине необыкновенные люди, или, по Раскольникову, собственно люди, единственно достойные именоваться людьми. Стать выше и вне мира - это и значит стать человеком, обрести истинную, неслыханную свободу. Или послушание, или бунт "гордого человека", необыкновенной личности - третьего, по Раскольникову, не дано.
• Все это бунт не только против мира, но и против бога, отрицание божественной благости, божественного смысла, предустановленной необходимости мироздания. Навсегда запомнилась Достоевскому богоборческая аргументация его друзей-петрашевцев: «Неверующий видит между людьми страдания, ненависть, нищету, притеснения, необразованность, беспрерывную борьбу и несчастия, ищет средства помочь всем этим бедствиям и, не нашед его, восклицает: «Если такова судьба человечества, то нет провидения, нет высшего начала! И напрасно священники и философы будут ему говорить, что небеса провозглашают славу божию! Нет,- скажет он,- страдания человечества гораздо громче провозглашают злобу божию»'. «Бог, бог такого ужаса не допустит!» -- говорит Соня после разговора о гибели, которая неизбежно ждет детей Катерины Ивановны. Как не допустит?! Допускает! «Да, может, и бога-то совсем нет!» -- отвечает Раскольников.
• Бунтует против бога и Катерина Ивановна - в последние минуты Мармеладова:
• «- А куда я этих-то дену? - резко и раздражительно перебила она, указывая на малюток.
• - Бог милостив; надейтесь на помощь всевышнего,- начал было священник.
• - Э-эх! Милостив, да не до нас!
• - Это грех, грех, сударыня,-- заметил священник, качая головой.
• - А это не грех? - крикнула Катерина Ивановна,
• показывая на умирающего».
• Итак, вот идея Раскольникова - встать выше мира и «сломать что надо, раз навсегда». Но вот вопрос: способен ли ты быть настоящим человеком, право имеющим «сломать», способен ли на бунт-преступление: «...мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею?..» Поистине - «ужасный, дикий, фантастический вопрос!»
• Убийство старухи - единственный, решающий, первый и последний эксперимент, experimentum crucis, сразу все разъясняющий: «Тою же дорогою идя, я уже никогда да более не повторил бы убийства».
• Раскольникову его эксперимент нужен именно для проверки своей способности на преступление, а не для проверки идеи, которая, как он до поры до времени глубоко убежден, неопровержима. "Казуистика его выточилась, как бритва, и сам в себе он уже не находил сознательных возражений" - это перед убийством. Но и потом, сколько бы раз он ни возвращался к своим мыслям, сколь строго он ни судил бы свою идею, казуистика его только вытачивалась все острее и острее, делалась все изощреннее. И уже решившись выдать себя правосудию, он говорит сестре: "Никогда, никогда не был я сильнее и убежденнее, чем теперь!" И, наконец ,на каторге, "на свободе", подвергнув свою "идею" беспощадному анализу, он не в силах от нее отказаться: идея истинна, совесть его спокойна. Сознательных, логических опровержений своей идее Раскольников не находит до конца. Ибо вполне объективные особенности современного мира обобщает Раскольников, уверенный в невозможности что-либо изменить: разделение мира на угнетенных и угнетателей, властителей и подвластных, насильников и насилуемых.
• Вместе с тем - и в этом гениальность романа Достоевского - как бы параллельно с "вытачиванием казуистики" все нарастает, усиливается и, наконец, побеждает опровержение раскольниковской идеи - опровержение душой и духом самого Раскольникова, нравственной силой Сони Мармеладовой. Это опровержение не логическое, не теоретическое - это опровержение жизнью.
• Глубочайшая уязвленность ужасом и нелепостью мира сего родила раскольниковскую идею. Но она же - способность страдать и сострадать - и уничтожает эту идею.
• Весь месяц от убийства до признания проходит для Раскольникова в непрестанном напряжении, не прекращающейся ни на секунду борьбе.
• И, прежде всего, - это борьба с самим собою.
• Борьба в душе Раскольникова начинается даже еще до преступления. Совершенно уверенный в своей идее, он вовсе не уверен в том, что сможет осуществить, "поднять" ее. И от этого глубоко несчастен. Уже в это время начинаются его лихорадочные метания, хождения души по мытарствам.
• Благодаря множеству как бы нарочно сошедшихся случайностей Раскольникову поразительно удается, так сказать, техническая сторона преступления. Материальных улик против него нет. Но тем большее значение приобретает сторона нравственная.
• Без конца анализирует Раскольников результат своего жестокого эксперимента, лихорадочно оценивает свою способность переступить.
• Со всей непреложностью открывается ему страшная для него истина - преступление его было бессмысленным, погубил он себя напрасно, цели не достиг: "Не переступил, на этой стороне остался", оказался человеком обыкновенным, "тварью дрожащею". "Те люди (настоящие-то властелины) вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес, и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг",- окончательный итог, подведенный на каторге.
• Но почему же он, Раскольников, не вынес, и в чем его отличие от "необыкновенных" людей?
• Сам Раскольников объясняет это, с презрением и почти с ненавистью к самому себе именуя себя - "вошь эстетическая". Сам Раскольников проводит беспощадный анализ собственной несостоятельности. И оказывается, что "эстетика" помешала, целую систему оговорок построила, самооправданий бесконечных потребовала - не смог Раскольников, "вошь эстетическая", идти до конца; вошь "уж потому одному, что, во-первых, теперь рассуждаю про то, что я вошь; потому, во-вторых, что целый месяц всеблагое провидение беспокоил, призывая в свидетели, что не для своей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную и приятную цель,- ха-ха! Потому, в-третьих, что возможную справедливость положил наблюдать в исполнении, вес и меру, и арифметику: из всех вшей выбрал самую наибесполезнейшую..." "Потому, потому я окончательно вошь,- прибавил он, скрежеща зубами,- потому что сам-то я, может быть, еще сквернее и гаже, чем убитая вошь, и заранее предчувствовал, что скажу себе это уже после того, как убью!"
• Итак, с самого начала, еще до убийства, еще лишь думая о его осуществлении, которое должно было ему доказать, что "никаких преград",- поставил себе Раскольников преграды. Уж если идти до конца, то нечего обманываться и обманывать, нечего "украшать" свое преступление, "эстетизировать" его, обряжать в пышные одежды некоей великолепной цели. Уж если идти до конца, способность свою к преступлению всех преград проверять - выбор наибесполезнейшей твари дрожащей тут неуместен, да и вообще выбор неуместен. Ведь подлинный-то, настоящий властелин, "необыкновенный" человек, все границы переступающий, просто ставит батарею поперек улицы и "дует" в правых и виноватых.
• А главное, Раскольников в глубине души убежден, что человек - какой бы он ни был, пусть самый ничтожный из ничтожных, - не вошь, не "тварь дрожащая", а человек. Но тогда рушится вся столь искусно построенная, казуистически выточенная теория: "все позволено", "нет никаких преград".
• И еще одну преграду не смог преодолеть Раскольников. Порвать с людьми окончательно, бесповоротно хотел он, ненависть испытывал даже к сестре с матерью: "Оставьте меня, оставьте меня одного!" Убийство положило между ним и людьми черту непроходимую: "Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказалось в душе его". Как бы два отчужденных, со своими законами, мира живут рядом, непроницаемые друг для друга - мир Раскольникова и другой - внешний мир.
• Отчуждение от людей, разъединение - вот необходимое условие и неизбежный результат раскольниковского преступления - бунта "необыкновенной" личности. Грандиозное кошмарное видение (в эпилоге романа) разъединенного и оттого гибнущего мира - бессмысленного скопища отчужденных человеческих единиц - символизирует тот результат, к которому может прийти человечество, вдохновленное раскольниковскими идеями.
• Хочет Раскольников, не приемлющий этого мира, отделиться от него бесповоротно и навсегда, но - нравственно - не может, не выдерживает одиночества, идет к Мармеладовым, идет к Соне. Тяжко ему, убийце, что сделал несчастными мать и сестру, и в то же время тяжка ему любовь их. "О, если б я был один и никто не любил меня и сам бы я никого никогда не любил! Не было бы всего этого!" (То есть тогда переступил бы!) Но Раскольникова любят, и он любит. Отчуждения окончательного и бесповоротного, разрыва со всеми, отказа от любви Раскольников не в силах вынести, а потому не в силах вынести и своего преступления. Поднялся вроде бы Раскольников на высоту неслыханную, обыкновенным, земным людям недоступную, и вдруг почувствовал, что дышать там нечем - воздуха нет,- а ведь "воздуху, воздуху человеку надо!" (говорит Порфирий).
• Перед признанием в убийстве вновь идет Раскольников к Соне. "Надо было хоть обо что-нибудь зацепиться, помедлить, на человека посмотреть! И я смел так на себя надеяться, так мечтать о себе, нищий я, ничтожный я, подлец, подлец!"
• И только в том, что "не вынес", видит Раскольников свое преступление.
• Жестоко наказан Раскольников. Но в этом наказании его спасение. Ибо, если бы вынес, кем бы оказался Раскольников? Недаром стоит рядом с Раскольниковым Аркадий Иванович Свидригайлов. Тянет к нему Раскольникова, как бы ищет он чего-то у Свидригайлова, объяснения, откровения какого-то. Это и понятно. Свидригайлов - своеобразный "двойник" Раскольникова, оборотная сторона одной медали. "Мы одного поля ягода",- говорит он Раскольникову. Свидригайлов совершенно спокойно и хладнокровно воспринимает преступление Раскольникова. Он не видит здесь никакой трагедии. Беспокойного, тоскующего, измученного своим преступлением Раскольникова он даже, так сказать, подбадривает, успокаивает, на путь истинный наставляет. Свидригайлову удивительны трагические метания и вопросы Раскольникова, совершенно излишняя и просто глупая в его теперешнем положении "шиллеровщина". "Понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться". Так и Свидригайлов еще раз, по-своему, грубо и резко выговаривает то, что, в сущности, давно уже стало ясно самому Раскольникову - "не переступил он, на этой стороне остался", а все потому, что "гражданин" и "человек".
• Свидригайлов же переступил, человека и гражданина в себе задушил, все человеческое и гражданское побоку пустил. Отсюда - тот равнодушный цинизм, та обнаженная откровенность, а главное, та точность, с которыми формулирует Свидригайлов самую суть раскольниковской идеи, признавая эту идею и своей: "Тут своего рода теория, то же самое дело, по которому я нахожу, например, что единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша". Просто и ясно.
• Однако с помощью каких же критериев определим мы, хороша ли цель наша? По Свидригайлову, остается один критерий - моя личность, освобожденная от нравственных вопросов - "вопросов человека и гражданина",- никаких преград не признающая.
• Своим жестоким экспериментом, своим актом безграничного своеволия, осуществлением своей идеи Раскольников хотел достичь абсолютной свободы, разорвать сковывающие "тварь дрожащую" цепи, сбросить моральные путы. Новый мир свободы должен был неминуемо засиять. Но этого не произошло. Наоборот, идея поработила Раскольникова лишила свободы действий, превратила в пешку, лишенную воли, повела его. Раскольников уже не мог выбирать. Лишь один просвет, как бы предупреждение - после сна о засеченной лошади: "Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!" Но нет, не прорвался нарыв, не вырвался Раскольников из лап своей дьявольской идеи. И достаточно, казалось бы, случайности, чтобы страшный "нарыв на сердце" нарвал вновь. "Предопределение судьбы" привело его на Сенную площадь, где услышал Раскольников, что завтра в семь часов вечера старуха-ростовщица будет одна. Но ведь это и нужно его идее - пропустить этот счастливый случай равносильно было бы отказу от нее, отказу от всего. В самой идее Раскольникова заключена фатальная необходимость ее осуществления. И вот: "Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что все вдруг решено окончательно...", "как будто его кто-то взял за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественною силой, без возражений. Точно он попал клочком одежды в колесо машины, и его начало в нее втягивать".
• Итак, стремление к безграничной свободе оборачивается порабощением, несвободой.
• А с другой стороны, осуществить эту свою будто бы безграничную свободу Раскольников может, лишь подавив другого человека. Значит, и в этом случае свобода "необыкновенного" человека оборачивается самым обыкновенным рабством. И если Раскольников, в соответствии со своей арифметикой, подавляет "наибесполезнейшую вошь", а не человека слабого и беззащитного, то лишь потому, что сохранились еще у него "вопросы человека и гражданина", что не может он до конца идти. Его другой двойник - расчетливый буржуазный делец - Петр Петрович Лужин отбрасывает всю эту "эстетику". Он открыто проповедует эгоизм и индивидуализм, якобы на основах "науки" и "экономической правды". "Наука же говорит: возлюби прежде всех одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано".
• Сам Раскольников тут же перекидывает мост от этих рассуждений Петра Петровича к убийству старухи-процентщицы ("...доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать"). Лужин, конечно, возмущен таким "применением" своих теорий.
• Конечно, он не зарезал бы старуху-процентщицу - это, пожалуй, не в его личных интересах. Да и вообще ему вовсе не нужно переступать существующий формальный закон для удовлетворения личного интереса - он не грабит, не режет, не убивает. Он переступает нравственный закон, закон человечности, и преспокойно выносит то, чего Раскольников вынести не мог. Благодетельствуя Дунечке, он подавляет и унижает ее, даже не сознавая этого, и в "бессознательности" этой сила Лужина - ведь "Наполеоны" не мучаются, не раздумывают, можно или нельзя переступить, а просто переступают - через человека.
• Самое безусловное подтверждение и вместе с тем окончательное разоблачение теории Раскольникова - бесчеловечное надругательство Лужина над Соней, страшная боль ничем не заслуженного жестокого оскорбления. Вот он, "настоящий властелин", хладнокровно превращающий "тварь дрожащую" в средство достижения своих, по его мнению, вполне достойных целей - "ведь все на личном интересе основано". А тут личный интерес требовал - переступить, что и было незамедлительно исполнено. Подавление слабых - вот какой стороной оборачивается теория Раскольникова. Бунт его немыслим, просто не существует без принесения в жертву раскольниковской "необыкновенной" личности, ее свободе - другой личности, другой свободы.
• Признание Раскольникова - так он думает, отправляясь донести на себя,- есть признание собственной несостоятельности, собственного ничтожества - "тварью дрожащей" оказался. Но идея, верит Раскольников, стоит нерушимо и незыблемо.
• Не так думает Достоевский. Побеждает истинно необыкновенный человек Раскольников, потрясенный страданиями и слезами людскими, с самого начала "предчувствовавший в себе и в убеждениях своих глубокую ложь". Терпит крах его бесчеловечная идея.
• Раскольников, дитя огромного мрачного города, попав в Сибирь (эпилог романа), оказывается в новом, необычном для него мире - он вырван из больной жизни Петербурга, из той искусственной почвы, которая взрастила его страшную идею. Это иной, доселе чуждый Раскольникову мир, мир народной жизни, вечно обновляющейся природы.
• Весной, когда так остро и как бы заново пробуждается в человеке жизнь, когда так непосредственно, по-детски неудержимо, возвращается каждый раз вечная радость бытия,- в ясный и теплый весенний день, в краю, где "как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его",- приходит к Раскольникову возрождение, вновь и уже окончательно охватывает его "необъятное ощущение полной могучей жизни". Теперь должен начаться его новый путь - новая жизнь.
• И потому, несмотря на тяжелый мрак, окутывающий нарисованную Достоевским в "Преступлении и наказании" картину человеческого бытия, мы видим просвет в этом мраке, мы верим в нравственную силу, мужество, решимость героя Достоевского найти путь и средства истинного служения людям - ведь он был и остался "человеком и гражданином".
• Заключение
• В наше жестокое время, когда образ человека начинает меркнуть и презрение к человеку грозит пошатнуть самые основы сосуществования людей, вера в человека может найти свою единственную опору только в той форме отношения к человеку, которую обрел Достоевский.
• Он стремился решить вопросы самые предельные, вечные: зачем живет человек, в чем смысл его кратковременного существования, и был верен чутью жизненной правды. Где как не у Достоевского человек живет интенсивно духовной жизнью. Достоевский действительно способствует обогащению духовного мира человека. В. И. Немирович-Данченко, ставивший в Художественном театре спектакли по произведениям Достоевского, хорошо почувствовал эту особенность воздействия его произведений: «…Работая над созданием Достоевского, углубляясь в те страшные, великие и глубокие вопросы, которыми мучился он, актер находит благодатную пищу для своего роста не только как профессиональный художник, но и просто как человек. Так близко прикоснувшись к тому огромному, что есть в Достоевском, он чувствует, что его жизнь становится ценнее, приобретает в его глазах уже новое значение… Они уже стали после Достоевского иными, богаче духовно, духовно осложненнее и вместе с тем - духовно проще, облагороженнее, истинно человечнее».
• Научившись видеть глазами Достоевского, мы лишь тогда поймем значение слов: «Достоевский - национальное достояние России»…
• Список используемой литературы
• 1. Достоевский Ф.М. «Преступление и наказание». М.1994.
• 2. Тюнькин К.И. «Бунт Родиона Раскольникова». М., «Наука», 1989.
• 3. Очерки истории русской этической мысли. М., «Наука», 1976
• 4. Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского. «Русские эмигранты о Достоевском». Под ред. С. Н. Холстининой - СПб: Андреев и сыновья, 1994.
• 5. Франк С. Л. Достоевский и кризис гуманизма. «Русские эмигранты о Достоевском». Под ред. С. Н. Холстининой. - СПб: Андреев и сыновья, 1994.