Иски о признании регистрируемого договора прекратившимся и обязательственного права отсутствующим

А.С. Старовойтова указывает: «Предметом иска о признании обязательственного правоотношения является подтверждение наличия или отсутствия такого правоотношения, но не конкретного субъективного обязательственного права (права требования)» [17, с. 81]. Исследователь отделяет изучаемую категорию требований от исков о присуждении: «...Иски о признании обязательственного правоотношения могут предъявляться, только если они имеют самостоятельное значение, т.е. юридический интерес истца заключается исключительно в подтверждении правоотношения, независимо от осуществления права истца на исполнение чего-либо со стороны ответчика» [17, с. 82].

Возможность не только предъявления (поставить на разрешение суда можно почти любое требование), но и удовлетворения требования «о признании правоотношения» вызывает сомнения как с учетом буквального содержания норм закона, умалчивающего о исках данного рода, так и по соображениям теоретического порядка, а также исходя из здравого смысла.

Действительно, обязательственное правоотношение может существовать только с определенным содержательным наполнением, т. е. с указанием и обязанностей его сторон. Полностью перечислить их в резолютивной части решения в большинстве случаев просто невозможно. Более того, данное перечисление лишено какого бы то ни было смысла, поскольку гражданский (арбитражный) процесс имеет целью защиту нарушенных или оспариваемых прав. Зачем перечислять все права и обязанности, если нарушено только одно право и не исполнена одна обязанность?

Совсем другое дело с исками о признании обязательственных, точнее, договорных отношений отсутствующими. Констатируя прекращение договора, суд подводит итог, делает вывод, что правоотношения регулятивного характера между контрагентами отсутствуют. Охранительного правоотношения между сторонами договора в такой ситуации также не должно быть - все обязанности фактического характера ими должны быть исполнены должным образом, например имущество, переданное по договору аренды, возвращено собственнику (арендодателю). Обязанности юридического характера (подписать соглашение о прекращении договора или обратиться в регистрирующий орган с заявлением о прекращении договора), если договор прекращен по воле одной стороны (в силу одностороннего отказа от исполнения обязательства), в законе напрямую не отражены.

«Обстоятельства, подлежащие проверке» в делах о признании регистрируемых договоров прекратившимися

Согласно постановлению Пленума ВАС РФ «О последствиях расторжения договора», если односторонний отказ от исполнения договора связан с «обстоятельствами, подлежащими проверке, то в орган, зарегистрировавший договор, должны быть представлены заявления обеих сторон договора». Данная правовая норма основана на принципе процедурной экономии, указывает на необходимость минимизации количества судебных споров.

Буквальное содержание материального или процедурного закона, регулирующего отношения по поводу регистрации прав, к такому выводу не приводит, однако разъяснения могут стимулировать лицо, договорные отношения с которым прекращены по односторонней инициативе другого субъекта, к обращению в орган, осуществляющий государственную регистрацию, с заявлением.

Впрочем, нормы процессуального характера далеко не всегда позволяют обратить на ответчика нести судебные расходы. Пунктом 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 января 2016 г. № 1 «О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела» Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2016. № 4. установлено: «Не подлежат распределению между лицами, участвующими в деле, издержки, понесенные в связи с рассмотрением требований, удовлетворение которых не обусловлено установлением фактов нарушения или оспаривания прав истца ответчиком, административным ответчиком, например, исков о расторжении брака при наличии взаимного согласия на это супругов, имеющих общих несовершеннолетних детей (пункт 1 статьи 23 Семейного кодекса Российской Федерации)».

Если судом установлено, что на ответчика договором не возлагалась обязанность обратиться с заявлением в орган государственной регистрации, а обращение с иском о признании договора прекратившимся являлось лишь способом устранения неопределенности в том, продолжает ли договорное отношение существование, то, по нашему мнению, компенсация судебных расходов истцу невозможна.

Если по окончании договора одна из сторон не исполнила обязанности, следующей за прекращением договорного отношения, фактического характера, например, возвратить вещь, второй стороне следует прибегнуть к иску об обязании возвратить имущество (иску о присуждении), используя формулу «прошу истребовать имущество». Заявление в этой ситуации требований о признании договора прекратившимся, на наш взгляд, лишено смысла. Орган, осуществляющий государственную регистрацию прав на недвижимость и сделок с ним, в случае истребования имущества у стороны регистрируемого договора по мотиву прекращения его действия должен внести запись на основании решения данного решения о присуждении.

Абзац 2 пункта 11 постановления Пленума ВАС РФ «О последствиях расторжения договора» содержит следующие разъяснения: «Если договором предусмотрено право стороны немотивированно отказаться от его исполнения, сторона, воспользовавшаяся этим правом, вправе в одностороннем порядке обратиться в орган, зарегистрировавший договор, с заявлением о внесении в реестр записи о прекращении договора, представив доказательства уведомления другой стороны о состоявшемся отказе от исполнения договора (статья 165.1 ГК РФ)».

Небрежно сформулированное в акте официального толкования указание на применение к порядку одностороннего отказа от исполнения договора норм о юридически значимых сообщениях обычно так же некритически воспроизводятся исследователями [12, с. 8].

Комментируя данное высшим органом экономического правосудия толкование к пункту о возможности признания регистрируемого договора прекратившимся, С. А. Соменков справедливо дифференцирует основания одностороннего отказа как повод к иску о признании договора прекратившимся. «В случае, когда допускается немотивированный отказ от исполнения договора, сторона, воспользовавшаяся этим правом, вправе в одностороннем порядке обратиться в орган, зарегистрировавший договор, с заявлением о внесении в реестр записи о прекращении договора. Уведомление другой стороны о состоявшемся отказе от исполнения договора является юридически значимым сообщением (ст. 165.1 ГК), и отказавшаяся сторона должна представить в указанный орган доказательства такого уведомления» [16, с. 90].

Позиция С.А. Соменкова не оставляет сомнения: юридически значимым сообщением он считает уведомление одной стороной договора об отказе от исполнения договора, направленное в адрес другой стороны. Однако текст постановления Пленума не исключает оценки самого заявления в регистрирующий орган о состоявшемся уведомлении как юридически значимого сообщения. Помещение разработчиками акта официального толкования права ссылки на норму статьи 165.1 ГК РФ в скобки является, на наш взгляд, в данном случае не самым удачным приемом юридической техники.

По мнению В.Г. Куранова, «юридически значимое сообщение в гражданском праве - это особый юридический факт, являющийся правомерным действием (в виде юридического акта), при котором воля отправителя направлена на донесение информации, при получении которой для адресата возникают гражданско-правовые последствия, и порождающий организационное гражданское правоотношение, влекущее возникновение, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей в составе с другими юридическими фактами» [11, с. 11].

Учитывая, что обращение в орган, компетентный осуществлять государственную регистрацию сделок, с заявлением влияет лишь на отражение существующих прав по сделке в публичном реестре, а не собственно на возникновение или прекращение гражданских прав и обязанностей, оно не может быть оценено как юридически значимое сообщение в том смысле, в каком соответствующий термин имеет значение в гражданском законодательстве.

Сделками признаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК РФ). И если считать уведомление об одностороннем отказе от исполнения лишь юридически значимым сообщением, встает вопрос: что же в данном случае является собственно сделкой - действием, направленным на прекращение гражданских прав и обязанностей, являющихся содержанием договорного отношения?

Думается, собственно сделкой является выраженное вовне действие - направление отказа от исполнения договора контрагенту. Однако очевидно, что такие действия прекращают договорное отношение, как при получении сообщения, так и если оно поступило лицу, которому оно направлено (адресату), но по обстоятельствам, зависящим от контрагента, не было вручено адресату или адресат, получив отправление, и вовсе не посчитал нужным ознакомиться с ним. Иными словами, причина, по которой воля участника гражданского оборота, отказавшегося от исполнения договора, не стала известна другому участнику договора, - юридически безразлична.

Особой остротой применительно к теме исследования обладает такая правоприменительная ситуация, когда возможность отказа от исполнения договора для его стороны связана с некоторыми объективными явлениями действительности: а) поведением контрагента (противоправным или правомерным); б) иными обстоятельствами. При этом документирование соответствующих фактов может требовать значительных затрат времени и ресурсов. Официальные разъяснения определяют эти факты, как может показаться, крайне просто, а в действительности - предельно туманно, оперируя категорией «обстоятельства, подлежащие проверке». Понятно, что на практике правоприменитель сталкивается со сложностями, давая оценку тому, какие же, собственно, обстоятельства требуют проверки. Способствует тому определение неизвестного через неизвестное. По сути, правило сформулировано Пленумом ВАС РФ так: обращаться к суду, а не к регистрирующему органу нужно тогда, когда это необходимо по характеру ситуации. Подход напоминает выделение законодателем дел в особое производства по критерию отсутствия спора о праве, закрепленному в части 3 статьи 263 ГПК РФ. Что такое «спор о праве» - приходится выяснять отдельно.

В данном случае Пленум, по-видимому, имел в виду тот случай, когда должностное лицо регистрирующего органа уверено, что разумным участником оборота исключается интерпретация представленных документов, характеризующих развитие отношений между контрагентами как продолжающихся.

Поставленная проблема имеет большое практическое значение, поскольку выход регистрирующих органов за границы своей компетенции, т. е. внесение в реестр записи о прекращении обременения недвижимого имущества, может повлечь принятие судом решения о признании незаконным регистрационного действия по погашению соответствующей записи и об обязании восстановить записи в реестре Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 23.12.2019 № Ф06-55517/2019 по делу № А55- 9851/2019; определение Верховного Суда РФ от 10.04.2020 № 306-ЭС20-4085 по делу № А55-9851/2019 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс»..

Ссылки на соответствующей пункт разъяснений закона, позволяющих признавать договор прекратившимся, встречаются в судебной практике почти одинаково часто, как в делах искового производства, так и в делах, возникающих из публичных отношений, если быть уж совсем точным - в делах об оспаривании действий или бездействия регистрирующих органов.

Даже простые, как может показаться, обстоятельства нередко требуют самой тщательной проверки. Так, факт внесения арендой платы - типичное обстоятельство, проверка которого происходит в делах о признании договоров аренды прекратившими действие Постановление Арбитражного суда Московского округа от 12.02.2020 № Ф05-22409/2019 по делу № А41- 48927/2019 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-пра- вовой системы «КонсультантПлюс».. Рассмотрение дел о расчетах в рамках длящихся отношений, осложненных возможностью зачетов встречных однородных требований, нередко сопряжено с необходимостью проверки целого ряда обстоятельств и даже назначения экспертиз.

Однако возможна и такая ситуация, когда факт невнесения арендной платы установлен вступившим в силу решением суда о взыскании задолженности Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 28.11.2018 № Ф06-39632/2018 по делу № А55- 9894/2018 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-право- вой системы «КонсультантПлюс».. В данном случае говорить, что факт невнесения арендной платы требует проверки регистрирующим органом, значит не учитывать принцип обязательности судебных актов.

Возможна и такая ситуация, когда требование о признании договора прекратившимся обусловлено тем, что сторона, правомерно заявившая об одностороннем отказе от исполнения договора, впоследствии уклоняется от логичных следствий такого отказа. Например, при рассмотрении конкретного дела, в случае одностороннего отказа нанимателя от исполнения договора коммерческого найма жилого помещения, суд пришел к выводу о необходимости удовлетворения требования о признании договора прекратившимся и о выселении нанимателя из этого помещения Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 16.03.2020 № Ф07-1453/2020 по делу № А56- 14190/2019 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-пра- вовой системы «КонсультантПлюс».. Думается, что само заявление требования о признании договора найма прекратившимся было в данном случае избыточным, поскольку удовлетворение иска о присуждении - выселении из незаконно занимаемого помещения - являлось достаточным для защиты права собственника помещения (наймодателя в прекратившем действие договоре коммерческого найма жилого помещения).

Наконец, несколько слов об обстоятельствах, отражающихся в общедоступных, как правило «официальных», источниках. Положим, в договоре возможность одностороннего отказа от договора связана с падением «официального» курса иностранной валюты ниже определенного уровня (по курсу Банка России) или повышением ключевой ставки выше определенного процента. Ясно, что проверка судом таких обстоятельств будет сущей формальностью, а значит, регистрирующий орган в такой ситуации не должен отказывать в совершении регистрационного действия, направленного на фиксацию факта прекращения договорного отношения. Иными словами, если существует однозначно идентифицируемый на основании положений объективного права или условий договора источник информации о юридически значимом обстоятельстве, его дополнительная проверка путем обращения к иным источникам не только регистрирующим органом, но и судом не требуется.

Признание регистрируемых договоров прекращенными с конкретной даты

Требования о признании длящихся отношений и, прежде всего, договоров аренды прекратившимися встречаются в судебной практи- ке¹, более того, имеются случаи признания прекращенными отношений аренды части переданного арендатору имущества Определения Верховного Суда РФ: от 11.09.2017 № 307- ЭС17-12045 по делу № А56-36388/2016; от 3.07.2017 г. № 308-ЭС17-5753 по делу № А32-14430/2016 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Кон- сультантПлюс»; постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 15.11.2016 № 10АП-14002/2016 по делу № А41-103245/15 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». Определение Верховного Суда РФ от 4.04.2017 № 301-.

Весьма любопытен вопрос о том, каким должно быть требование истца к ответчику: должно ли оно содержать привязку к конкретной дате, когда произошло прекращение отношений, или может носить простое указание на факт, свершившийся к моменту обращения в суд.

В судебной практике случается, когда судами указывается конкретная дата прекращения договорного отношения, если истец требует указания таковойЭС17-2063 по делу № А79-12105/2015 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».. обязательственное право иск гражданский

Поскольку основной целью предъявления иска о признании договора прекратившимся является актуализация данных публичного реестра, а такая актуализация не возможна задним числом, то и указание точной даты прекращения договора, как может показаться, в сущности, лишено большого смысла. Однако в конкретных случаях это может быть и не так. Например, если договором предусмотрена пеня, уплачиваемая за просрочку возврата используемой недвижимой вещи, думается, что указание на дату прекращения договорного отношения не будет лишним, что позволит избежать спора о сумме неустойки, подлежащей уплате. Возможный довод о том, что в такой ситуации возможен обход закона - предъявление иска о признании вместо иска о присуждении, нам кажется слабым.

Идея процессуальной экономии не является аргументом в пользу указания или, наоборот, неуказания в резолютивной части решения конкретной даты признания регистрируемого договора прекратившимся. Отказываясь от выяснения такой даты на момент разрешения существующего спора, суд неизбежно увеличивает шанс возникновения другого спора в будущем. Именно поэтому нам думается, что суд должен исходить из принципа диспозитивности гражданского процесса и считать, что заявление истцом требований о признании договора прекратившимся с конкретной даты имеет под собой уважительные причины. Действительно, с учетом длительного общения с контрагентом, кому как ни самому истцу знать, каким образом его право будет защищено лучше всего и с какими еще проблемами он может столкнуться по завершении договорных отношений. Вместе с тем при рассмотрении соответствующего спора для суда будет не лишним задать истцу вопрос о причине, по которой он просит указать дату прекращения договорного отношения, и отразить содержание ответа в самом тексте решения.

Симметрия способов фиксации и способов защиты прав в национальном правопорядке

Не будь в системе юридических фактов регистрационных действий, скорее всего, не существовало бы и необходимости называть в акте официального толкования права такой не поименованный в законе способ защиты, как признание договора прекратившимся.

Симметрия в широком смысле этого термина, - соответствие, неизменность, проявляемые при каких-либо изменениях, преобразованиях.

Полагаем, следует вести речь о необходимости соблюдения симметрии применяемого способа защиты нарушенного права доказанному нарушению, т. е. о возможности применения соразмерных мер реагирования государства на нарушения частного интереса по просьбе этого частного лица.

Когда договорное отношение носит длящийся характер и нужна правовая определенность, как было показано выше, добросовестная сторона отношения может прибегнуть к иску о признании обязательственного права отсутствующим. На фоне увеличения популярности последнего в правоприменительной практике зададимся вопросом: почему авторы официального толкования закона не допустили использования применительно к реестровым правам возможности признания права аренды прекратившимся?

Думается, такой вариант имел право на существование. Действительно, если регистрируемый договор аренды дает возможность владения и пользования имуществом, то признать право аренды прекратившимся или отсутствующим - логичный выход из ситуации.

Предложение 2 части 6 статьи 1 Федерального закона от 13 июля 2015 г. № 218-ФЗ «О государственной регистрации недвижимости» Собрание законодательства Российской Федерации. 2015. № 29, ч. 1, ст. 4344. содержит правило: «В случаях, установленных федеральным законом, государственной регистрации подлежат возникающие, в том числе на основании договора, либо акта органа государственной власти, либо акта органа местного самоуправления, ограничения прав и обременения недвижимого имущества, в частности сервитут, ипотека, доверительное управление, аренда, наем жилого помещения». Понятно, что разъяснение ВАС РФ касалось норм ранее действовавшего закона О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним: Федер. закон от 21 июля 1997 г. № 122-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1997. № 30, ст. 3594)., регулировавшего процедуру регистрации, но эти нормы не подверглись революционным изменениям.

Если учесть, что в российской национальной системе регистрируется договор аренды недвижимости, при этом право аренды фиксируется в реестре как обременение объекта недвижимости в пользу арендатора, приходим к выводу, что решение о признании договора аренды прекратившимся или права аренды отсутствующим (прекратившимся) одинаково удовлетворяло бы арендодателя, а регистрирующие органы обязывало бы актуализировать данные реестра.

В этой связи стоит вспомнить, что в иностранных правопорядках существуют два основных подхода к регистрации: регистрация действий сделок (действий, актов) и регистрация прав (титулов).

«Система регистрации актов представляет собой публичное хранилище, в котором хранятся, нумеруются, датируются, индексируются и архивируются документы, подтверждающие совершение земельных сделок, - отмечают Клаус Дейнингер (Klaus Deininger) и Гершон Федер (Gershon Feder). - Запись дает публичное уведомление о сделке, служит доказательством для нее и может присваивать приоритет зарегистрированным правам в том смысле, что в большинстве случаев зарегистрированные акты имеют приоритет над незарегистрированными или любыми последующими зарегистрированными актами. В то же время регистрация акта не гарантирует юридической силы лежащей в его основе сделки» [26, р. 243].

Авторы в работе, написанной на стыке экономики, политики и права, противопоставляют систему регистрации действий системе регистрации прав, отдавая предпочтение второй. Они говорят о трех принципах работы системы регистрации прав (титулов): зеркальности, занавеса и страхования (гарантии). Кратко и емко Дейнингер и Федер раскрывают механизм работы системы и названные принципы: «Напротив, при регистрации прав собственности сам реестр служит основным доказательством права собственности, которое обычно идентифицируется тремя признаками, а именно: (i) зеркальным принципом, указывающим на то, что ситуация в реестре является точным отражением реальности; (ii) принципом занавеса, подразумевающим, что любому заинтересованному в выяснении правового статуса данного имущества не придется заниматься длительным поиском документов, но он может полагаться на то, что доказательства из реестра прав собственности являются окончательными; и (iii) принцип гарантии, в соответствии с которым правительство возмещает ущерб, причиненный в результате ошибок в реестре» [26, р. 243].

Три названных принципа юристы относят обычно к системе добровольной регистрации прав, предложенной Робетом Торренсом (Robert Torrens), апробированной в штате Южная Австралия в середине XIX века и реализованной во многих правовых системах. «Сначала ее адаптировали другие австралийские штаты, затем почти все штаты Канады, Новая Зеландия, Ирландия, Филиппины, Доминиканская Республика, Таиланд, Малайзия, Сингапур, а также 10 штатов США (Миннесота, Вирджиния, Массачусетс, Колорадо, Джорджия, Гавайи, Нью-Йорк, Северная Каролина, Огайо и Вашингтон)», - пишет Р.С. Бевзенко [1, с. 225].

Относительно того, где именно действует система Торренса, а где лишь ее подобия, можно долго спорить. Так, Фредрик Б. МакКолл [Frederick B. McCall] еще в 1932 году писал [27, р. 329] о принятии мер по реализации системы Торренса 19 штатах США. С учетом установлений конституций штатов он считал ее реализованной в Иллинойсе (1897), Калифорнии (1897) и Огайо (1914). «Остальные штаты, общее число законов которых о системе регистрации Торренса составляет девятнадцать, приняли свои правовые акты в следующем порядке: Массачусетс, 1898; Орегон, 1901; Миннесота, 1901; Колорадо, 1903; Вашингтон, 1907; Нью-Йорк, 1908; Северная Каролина, 1913; Миссисипи, 1914; Небраска, 1915; Южная Каролина, 1916; Вирджиния, 1916; Джорджия, 1917; Северная Дакота, 1917; Южная Дакота, 1917; Теннесси, 1917; Юта, 1917» [27, рр. 329-330].

Однако далее МакКолл указывал на основе анализа практики, полученной в ходе переписки с профессурой и практикующими юристами: «...Система [Торренса] на протяжении тридцати пяти лет своего существования в нашей стране добивалась успеха лишь местами; что даже в тех штатах, где она достигла наибольшего успеха и, можно сказать, установилась достаточно прочно - в Массачусетсе, Иллинойсе, Миннесоте, Калифорнии, Колорадо и, возможно, Джорджии, - ее использование ограничивалось определенными ограниченными областями и ни в коем случае не распространялось на весь штат. За исключением, возможно, Нью-Йорка, Северной Каролины и Огайо, эта система - в том, что касается ее использования вообще - кажется, почти полностью провалилась в остальных тринадцати Штатах» [27, р. 337].

Запутаться в том, что понимать под системой Торренса, очень просто, учитывая позицию, которую излагал Джеймс Р. Каррет (Татез Я. Саттер: «Что касается этих и всех других моментов, связанных с системой, то нет никаких причин, почему мы должны рабски следовать ей во всех деталях или подражать ей с китайской точностью; но тщательное изучение ее теми, кто знаком с нашими методами, показало бы, какие особенности лучше всего приспособлены к нашей системе и методам обращения с недвижимостью» [24, р. 30].

Трудно не согласиться с рациональностью хода мысли Каррета, запечатленного на страницах гарвардского журнала накануне появления норм, в значительной мере воспроизводящих идеи Роберта Торренса в позитивном праве США. Вместе с тем при такой реализации концепции, когда она получает индивидуальную настройку под соответствующую юрисдикцию, правильно ли использовать для обозначения этой системы имя ее разработчика?

Выше мы сказали о трех принципах работы системы Торренса, одним из которых является страхование (гарантия). Нужно понимать тонкости данной системы: «Иногда говорят, что система Торренса - это метод государственного страхования или гарантии права собственности. В действительности имеет место обратная ситуация. Договор страхования или гарантии правового титула - это договор о возмещении убытков в случае, если правовой титул окажется несостоятельным, в то время как в соответствии с системой Торренса государство своим заявлением о неопровержимости зарегистрированного правового титула устанавливает его таким образом, что он становится непоколебимым. Страховой или компенсационный фонд в рамках этой системы предназначен не для обладателя свидетельства о праве собственности, а для лиц, которые могут быть лишены прав или интересов на землю в связи с декларацией о неопровержимости [зарегистрированного права]», - писал Уильям К. Ниблак [William C. Niblack] более века назад [28, р. 284].

Однако вопрос о сложностях, связанных с принципом страхования в системе Торренса, не только не раскрыт, но и, по сути, не формулирован в приведенной цитате. Действительно, система Торренса не предполагает всецелой компенсации любых потерь, наступивших от любых юридических рисков. Более того, в четырех юрисдикциях Австралии страховое возмещение в рамках системы Торренса действовала как исключительная мера. «В Южной Австралии, Западной Австралии, Тасмании и Австралийской столичной территории в большинстве случаев заявители должны сначала исчерпать свои средства правовой защиты против лица, которое несет ответственность за потери или которое неосновательно обогатилось в результате допущенной ошибки», - отмечает спустя почти столетие Памелла О'Коннор (Pamela O'Connor) в работе, посвященной проблемам сочетания страхования титула со страхованием интереса в рамках системы Торренса [29, р. 22].

Исследования первой трети XX века [25; 27; 28; 30], посвященные приемлемости системы Торренса в различных штатах США, ее положительным и отрицательным чертам, проявившимся в результате применения законодательства, и доступные для широкой публики благодаря современным информационным технологиям Все приведенные в настоящей статье работы на английском языке, относящиеся к первой половине XX века, найдены с использованием системы «Google Академия». URL: https://scholar.google.ru/., оказываются нередко забыты или опущены при описании мировых экономико-правовых тенденций в связи с учетом прав на земельные участки. Думается, это является следствием невозможности воспроизведения всего спектра правовых средств, присущих национальным правовым системам в какой-бы то ни было работе по праву, а тем более в работах по экономике. Справедливости ради стоит заметить, что самому обсуждению системы Торренса сопутствует в качестве исторической справки упоминание о наличии в ее основе более ранних принципов регистрации сделок с морскими суднами и даже национальными правовыми системами Старого Света: «Это напоминает систему, которая была в моде в Г ерма- нии, Австрии, Скандинавских странах и Швейцарии в течение многих лет» [30, р. 520].

Уильям К. Ниблак, касаясь вопроса о надлежащей правовой процедуре, заметил: «Цинично отмечено, что ничто так не запутывает предмет, как его общее обсуждение, но если это так, то только потому, что предмет не понят ясно тем, кто его обсуждает» [28, р. 285].

Однако, если посмотреть на проблему шире, за обобщениями и упрощениями кроются поистине катастрофические последствия, свидетельством чего является история политических химер XX века, в основе которых, на наш взгляд, часто лежали именно обобщения. Поэтому вынуждены отметить, что выводы, сделанные в настоящей работе, касаются, прежде всего, российской правовой системы и могут быть применены к иным правопорядкам лишь с осторожностью. Остается заметить, что многие выводы, сделанные в ходе наших собственных исследований, оказывались опровергнутыми спустя незначительное время российской правоприменительной практикой, формируемой под действием экономических закономерностей, в т. ч. и нехватки выделенных бюджетов. Именно поэтому многие выводы относительно правовых явлений оказываются справедливыми не только для конкретной юрисдикции, но и для довольно ограниченного отрезка времени.

Думается, если бы в России была реализована система регистрационных действий в одном из ее классических континентально-европейских вариантов, т. е. или как регистрация сделок (Франция), или как регистрация прав (Германия), не было бы необходимости использовать такой способ защиты, как признание регистрируемого договора прекратившимся. Существование в России гибридной системы регистрации, в рамках которой регистрируются и сделки (в частности, на основании п. 2 ст. 609 ГК РФ регистрируется договор аренды недвижимости на срок год и более), и права с сопутствующими обременениями, привело к рождению нетипичных, комбинированных способов защиты прав.

Подход высшего российского органа экономического правосудия, допустившего именно признание регистрируемого договора прекратившимся, кажется нам вполне последовательным, поскольку прямое указание в акте официального толкования закона на возможность признания обязательственного права отсутствующим или прекратившимся, скорее всего, было бы воспринято судебной практикой как дополнительное подтверждение его одобрения или даже «поощрение» использования соответствующего иска как эффективного, имеющего общественную ценность способа защиты прав. Между тем сама возможность обратиться к иску о признании обязательственного права отсутствующим должна оцениваться судами очень взвешенно, а требования удовлетворяться лишь при веских основаниях полагать, что сохранение правовой неопределенности приведет к серьезнейшим нарушениям права.

Не будь в российской правовой системе регистрационных действий - не потребовалось бы множества негативных по своей правовой природе исков, признаваемых практикой, в т. ч. и иска о признании регистрируемого договора, прекратившимися.

Несоответствие реестров фактическому положению дел и организации общества, возможность использования формальной регистрации для дискриминации экономически слабых субъектов, местных общин, особенно в развивающихся странах, становятся очевидными для современных исследователей, к числу которых относятся Бренна Бхандар (Brenna Bhandar) [22] и Раймонд Абдулай (Raymond Abdulai) [21]. Данное обстоятельство заставляет общество через судебную систему вырабатывать способы защиты гражданских прав, адекватные нарушениям.

Вместе с тем необходимость вторжения публичной власти в сферу, связанную с оборотом недвижимости, и прежде всего земельных участков, доказывается практикой функционирования в развивающихся странах «квазиформальной» системы («quasi-formal» system) передачи прав на землю, в рамках которой местные чиновники регистрируют сделки с землей, не имея на то должных полномочий, исходя из общего авторитета власти (Сокбунтхоен Со [Sokbunthoeun So]) [23, рр. 136-160]. «В отсутствие независимой и профессиональной судебной системы, обеспечивающей равную защиту каждому, люди обращаются за помощью к влиятельным лицам, а не за официальной правовой защитой, - пишет Сокбунтхоен Со. - В этом отношении надежность владения зависит не столько от того, какой документ находится в руках правообладателя, сколько от того, с кем он связан и сколько денег или власти он может использовать в поддержку своих притязаний» [23, р. 160].

Обсуждая компетенцию властей на осуществление регистрационных действий, привилегии государства, связанные с землеустройством в самых различных национальных правопорядках, а также их влияние на экономику, Клаус Дейнингер и Гершон Федер отмечают: «Уточнение ответственности и процедур для таких действий, а также создание прозрачных и гибких процессов обжалования может повысить надежность владения, земельных инвестиций и рыночных операций» [26, р. 237].

Авторы, размышляя о правовой системе, довольно точно характеризуют современную ситуацию взаимодействия российской государственной системы и предпринимательского сообщества: «Без институтов, обеспечивающих эффективную защиту прав собственности, подтверждаемых записями в реестрах, эти права могут существовать только на бумаге и иметь небольшую практическую ценность. Система регистрации земли может оказаться неэффективной ввиду отсутствия доступного и беспристрастного правосудия, позволяющего эффективно оспаривать действия государства, вследствие неэффективности государственных учреждений с частично совпадающими полномочиями, которые могут выдавать противоречивые документы в отношении одного и того же участка, а также из-за неясности и противоречий правовых практик, делающих принудительное исполнение непредсказуемым и дорогостоящим. В соответствующих юрисдикциях сложно полагаться на официальные, исходящие от государства документы, как следствие возникает неопределенность прав собственности, устранение которых и было первоочередной целью создания системы реестровых записей» [26, р. 238].

Многократно цитируемая в настоящей статье работа Дейнингера и Федера «Регистрация земли, управление и развитие: фактические данные и последствия для политики», опубликованная не только в журнале «Научный обозреватель Всемирного банка» («The World Bank Research Observer»), при размещении на официальном сайте URL: http://documents1.worldbank.org/curated/pt/86903146

8150595587/pdf/767960JRN0WBRO00Box374387B00PUB

LIC0.pdf. названной организации в разделе «Документы Всемирного банка» («World Bank Document») содержит гриф «публичное раскрытие информации разрешено» («Public Disclosure Authorized»). Данное обстоятельство дает основание полагать, что национальные системы регистрационных действий находятся в поле пристального внимания мировых экономических структур, а сами системы регистрации и, особенно в развивающихся странах, должны испытывать обратное влияние международных организаций.

Регистрация - это осуществляемый по нормативно установленной процедуре органом или лицом, наделенными публичными полномочиями, юридический акт внесения в нелокальную и несекретную (как правило, открытую) официальную базу данных сведений о лицах и статусах, объектах и правах на них, а также юридически значимых действиях, призванную создать относительную правовую определенность для субъектов общественных отношений [3, с. 70].

В зависимости от связи с основополагающими институционными конструкциями, характерными для частноправового регулирования, государственная регистрация может быть подразделена на: 1) регистрацию лиц и их статусов; 2) регистрацию объектов и связанных с ними прав; 3) регистрацию действий [6, c. 81].

Обширная практика административной деятельности в рамках государственной регистрации второго и третьего типов (т. е. регистрации объектов и связанных с ними прав, а также регистрации действий), которая неизбежно сопровождалась внесением в базы данных недостоверных сведений, стала толчком для рождения симметричной судебной практики и закрепления в актах официального толкования законодательства способов защиты прав, прямо не названных в законе. Если взглянуть на проблему под иным углом зрения, можно сказать так: в связи с регистрацией объектов, прав и действий в правоприменении превалирует широкое понимание ряда закрепленных в законе способов защиты гражданских прав.

Действительно, иски о признании права собственности отсутствующим (даже если исходить из того, что это вариация на тему негаторного иска) и иски о признании договора прекратившимся - суть требования, ставшие реакцией практики на новую реальность, связанную с формированием законодателем новой, неизвестной в советский период системы регистрационных действий.

Создание системы регистрационных действий неизбежно должно было иметь следствием определение способов и оснований устранения возникающей в ней ошибок. Ни одна сложная система не застрахована от ошибок. Ошибка может быть и вовсе не связана с работой элементов самой системы (в данном случае - системы регистрации), а быть привнесенной из иных, гораздо более сложных, в т. ч. и саморазвивающихся систем, к числу которых относятся человеческие сообщества.

Поскольку устойчивость системы определяется не собственно ошибкой, а реакцией системы на ошибку, практика правоприменения и толкования права должна была выработать те способы защиты, которые прямо не названы в нормативных правовых актах. Существование регулятивных отношений, связанных с регистрацией прав и сделок, предопределило появление охранительных отношений, вызванных ненадлежащей регистрацией таковых или отражением объективно не соответствующей информации в публичных реестрах.

Непригодность, точнее, недостаточная пригодность проверенных историей «классических» исков для защиты прав, закрепленных в публичном реестре, осознавалась еще до принятия актов официального толкования права. Так, А. В. Швабауэр даже вынесла на защиту следующее положение кандидатской диссертации: «Способы защиты права собственности, разработанные в римском праве, которое не знало регистрации прав на недвижимость, не пригодны для защиты права собственности, нарушенного неправильной записью в ЕГРП ЕГРП - Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ним. С 1 января 2017 г. информация, размещенная в ЕГРП, интегрирована в структуру нового, большего по объему Единого государственного реестра недвижимости (ЕГРН).. Поэтому с введением в нашей стране регистрационной системы следовало предусмотреть адекватный способ защиты права, нарушенного записью в ЕГРП, а именно требование об исправлении записи в ЕГРП, в отношении которой отсутствует действительное правовое основание» [19, с. 8-9].

Обратим внимание, что автор оперирует категорией «исправление» применительно к реестровой записи. Как здесь не вспомнить о использовавшемся тогда в федеральном законодательстве термине «исправление кадастровой ошибки»? Соответствующая легальная категория была призвана обозначить механизм корректирования данных публичного реестра (кадастра), приведения их в соответствие с жизненными обстоятельствами.

По мнению А. В. Швабауэр, приведенный выше научные тезис следовало сделать имеющим практическую значимость через введение в закон, регулирующий отношения, связанные с регистрацией прав на недвижимость, следующего правила: «Лицо, права либо охраняемые законом интересы которого нарушены записью в ЕГРП, не имеющей действительного правового основания, может требовать исправления указанной записи путем погашения записи и (или) внесения записи, в отношении которой такое основание имеется. Ответчиком по настоящему требованию является лицо, запись о правах которого подлежит погашению либо внесению. Если недвижимое имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не должен был знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе требовать исправления записи в ЕГРП в случае, когда запись о праве собственности погашена помимо воли собственника» [19, с. 10-11].

Таким образом, под «исправлением записи» в рассуждениях автора фактически скрывалось: 1) погашение в публичном реестре существующей («старой») записи; 2) внесение в публичный реестр новой записи.

Почему мы препарируем позицию А. В. Швабауэр, касающуюся способов защиты гражданских прав, зафиксированных в публичном реестре? Зачем разбираем составляющие «исправления записи» в нем?

Во-первых, мы имеем целью показать, что накануне принятия акта официального толкования права, позволившего признавать недействующим регистрируемый договор, наукой была осознана необходимость негативных исков для защиты реестровых прав. Во-вторых, считаем важным подчеркнуть, что применения негативного способа иногда недостаточно для приведения «расстроенного» общественного отношения в порядок. И тогда судебное решение должно содержать наряду с утверждением негативного плана некий тезис позитивного характера.

Иск о признании отсутствующим права собственности на часть земельного участка Решение Арбитражного суда Свердловской области от

17.07.2018 по делу № А60-42574/2017. иИЬ: https://kad.ar- bitr.ru/Document/Pdf/1c251dbd-5718-4c39-9507-6e418bf5be 5a/3021c4ea-7acb-42e3-a30d-2ccb56cb7617/A60-42574-2017 _20180720_Reshenij a_i_postanovlenij a.pdf?isAddStamp=True; постановление Арбитражного суда Уральского округа от

21.02.2019 № Ф09-268/19 по делу № А60-42574/2017 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». или помещение в здании иКЬ: https://ras.arbitr.ru/Document/Pdf/61d2c78b-d5c6-454 2-8ea6-f1951cf5cddb/e447afde-eb31-4b6f-be45-63d6cb5b72d 9/%D0%9056-41179-2015_20151224.pdf?isAddStamp=Tme; постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 24.08.2016 № Ф07-6410/2016 по делу № А56- 41179/2015 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.- правовой системы «КонсультантПлюс». отсутствующим является основанием как для «аннулирования» существующей записи, так и для приведения данных об объектах гражданских прав в непротиворечивое состояние, в частности, для исправления данных о пространственных и юридических границах других объектов.

Раймонд Абдулай (Raymond Abdulai) называет пять элементов безопасности и определенности землепользования: 1) четкое определение земельных прав; 2) признание прав на землю сообществом; 3) срок действия прав на землю; 4) четкие границы земель; 5) наличие учреждений, обеспечивающих соблюдение прав на землю [21, р. 19]. Автор пишет: «Точные и четко очерченные границы легче обеспечивать в правоприменительной практике и менее затратно защищать, поскольку они легко наблюдаемы другими членами сообщества. Однако, когда границы четко не определены или определены неточно, труднее обеспечить соблюдение прав собственности на землю и затраты на их защиту возрастают» [21, р. 18].

Выводы

Автор, делая выводы на основе изучения закономерностей землепользования экономически отсталых стран, не говорит о возможности их распространения на все сообщества. Для каждого общества, в зависимости от уровня культурного и экономического развития, эффективным может оказаться различный правовой инструментарий.

Вопрос о пространственных границах недвижимости стал важнейшим критерием экономической эффективности системы регистрации: «Двумя ключевыми факторами, помимо связанных со стоимостью ведения реестров, являются требования к точности определения границ и применяемая методология регистрации, причем наиболее распространенными являются системы регистрации действий и титулов» [26, р. 243].

О системе регистрации действий (сделок) и титулов (прав) мы сказали выше. Здесь, заключая работу, отметим, что вопросы о пространственных границах рукотворной и нерукотворной недвижимости, способа их отражения в публичных актах являются актуальными не только с правовой, но и технической точек зрения. Он проходит этап нового осмысления после появления в публичных реестрах характеристик недвижимости по результатам представления на регистрацию трехмерных моделей сложных многоуровневых комплексов недвижимости, принадлежащих одновременно нескольким лицам, например, в нидерландских Делфте и Амстердаме [31].

Что касается российской правовой системы, в ней актуальность проблемы пространственных границ объекта недвижимости следует из существования множества судебных актов, где резолютивные части указывают на плоскостные характеристики - «поворотные точки»¹ границ земельных участков в двухмерной (2D) системе координат нерукотворной недвижимости. Думается, довольно скоро (по мере реализации в реестровой практике трехмерной системы координат) те же вопросы возникнут относительно объемной (3D) рукотворной недвижимости, т. е. пространственных характеристик зданий и сооружений, их надземных и подземных параметров.

Исполнение соответствующих судебных решений требует надлежащего их осмысления органами, ведущими реестр. При этом попытки административных органов снять с себя ответственность, низвести компетенцию регистратора до уровня технического исполнителя, отвечающего исключительно за заполнение официальной базы данных, даже в те случаях, когда необходимость изменения реестра прямо отражена в судебном акте, должны встречать адекватную оценку со стороны суда. Указание на доступность вынесенного судом решения и отказ в разъяснении судебного акта Определения Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ: от 23.11.2018 по делу № 308-ЭС18-10260, А63-6196/2016; от 02.10.2018 № 308- КГ18-6724 по делу № А15-4880/2015 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс»; апелляционное определение Судебной коллегии по административным делам Верховного Суда РФ от 19.09.2018 № 4-АПГ18-17 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». Определение Арбитражного суда Свердловской области об отказе в разъяснении судебного акта от 24.05.2019 №А60-42574/2017 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс»., как видится, могут и, вероятно, должны быть основным направлением реагирования судов на молчаливое противодействие административных органов власти исполнению судебного решения, в т. ч. и на утверждения о его непонятности.

Анализ практики правоприменения и законотворчества демонстрирует, что в случае с отношениями охранительного типа судебная практика на основе широкого толкования существующих норм идет на шаг впереди законотворчества. При этом охранительные юридические нормы, призванные регулировать отношения-притязания, имеющие цель обеспечить более стабильное существование регулятивных отношений, часто формализуются в законе, будучи к моменту внесения изменений в закон широко применяемыми на практике.