Основные этапы реформирования российского суда и института исполнения судебных решений в сфере частного права в 1832–1917 гг. (историко-правовое исследование)

Такая политика привела к деградации судов первой инстанции. Допущение нескольких переходов дела по инстанциям с целью проверки правомерности решения трансформировала производство в первой инстанции в своеобразную пробу сил, необходимую формальность на начальной стадии процесса. Соответственно, ни стороны, ни сами судьи, как правило, не придавали большого значения вынесенному решению. Между тем именно в судах первой инстанции, по смыслу дореформенного законодательства, должны были закладываться основы для установления истины. Неслучайно процессуальное законодательство было сконструировано так, что через суды первой инстанции проходило свыше 90% всех гражданских и уголовных дел.

Еще одной проблемой дореформенного суда стала волокита в производстве дел. Причинами этого являлись чрезмерная нагрузка на суды в связи с поступлением большого числа дел, неправильное производство по делу из-за непрофессионализма судей, злоупотребления со стороны судей и работников судебного аппарата и др. Автором восстановлена технология затягивания рассмотрения частноправовых споров. Исследование архивных материалов судов первой и второй инстанций показало, что большая часть частноправовых споров рассматривалась в российских судах свыше трех лет.

Специальное внимание уделено в работе анализу материального обеспечения судебного ведомства. Оно было гораздо меньшим, чем материальное обеспечение административных органов. Бюджет Министерства юстиции в 40-50-х гг. XIX в. не превышал 3,5 млн руб. Первое серьезное увеличение финансирования судебной системы произошло только в 1859 г., когда свыше 1 млн руб. было направлено на повышение жалования служащим уездных, губернских судов и органов прокуратуры. Сохранение принципа остаточного финансирования судебной системы не позволило создать удовлетворительные условия для работы служащих, препятствовало притоку подготовленных специалистов в судебное ведомство.

Глава III «Формирование и модификация публично-правовой модели принудительного исполнения судебных решений в сфере частного права во второй трети XIX в.» посвящена исследованию механизма принудительного исполнения судебных решений в области частного права.

В первом параграфе «Органы, обеспечивавшие принудительное исполнение судебных решений в области частного права» анализируется правовое положение полиции и иных органов, осуществлявших исполнительные действия в 1832-1864 гг. Действовавшее законодательство возлагало обязанность исполнять юрисдикционные акты на губернское правление. Систематическое толкование норм позволяет утверждать, что оно только руководило исполнительным производством. Реальным исполнителем в большинстве случаев была полиция, точнее ее низшие чины (квартальные надзиратели и становые приставы, их помощники).

В диссертации выявляются причины, по которым полиция не смогла обеспечивать эффективное исполнение судебных решений по частным делам. Автор выделяет две группы причин. Первая - объективные факторы, к которым в первую очередь необходимо отнести иерархическую организационную структуру полиции, порождающую сложный порядок передачи дел к исполнению: от суда до квартального надзирателя или станового пристава решение переходило через несколько инстанций. За это время должник имел возможность либо скрыть имущество, либо покинуть место жительства, создавая таким образом серьезные препятствия для успешного исполнения судебного решения. Реформа 1852 г. упростила переход дела для исполнения из суда в полицию, но не изменила движения дела в полицейском ведомстве, а именно в этом была основная причина медлительности обращения решения к взысканию. Следующей причиной стала функциональная перегруженность полиции, которая имела широкий круг постоянно изменяющихся полномочий. Производство взысканий по судебным решениям, на долю которых вместе с остальными предписаниями судов приходилось до 50% всех дел полиции, традиционно исключалось из числа приоритетов полицейских чиновников. Объяснялось это подчиненным положением дореформенного суда в системе государственных органов.

Вторую группу причин составляют субъективные факторы: 1) некомпетентность низших полицейских чинов; 2) отсутствие заинтересованности у исполнителей в результатах своих действий; 3) недобросовестность при производстве исполнения: полиция исполняла возложенные на нее поручения в большинстве случаев поспешно и невнимательно.

Указанные проблемы усугублялись отсутствием эффективного контроля за действиями полиции в рамках исполнительного производства. Законодательство предусматривало административный и судебный контроль. Первый осуществляли губернские правления, которые, будучи перегруженными текущей работой, не следили постоянно за действиями полиции, ограничиваясь посылкой «побуждений». Второй реализовывался главным образом в форме переписки суда и полиции и тоже оказался малорезультативным.

В диссертации оспаривается распространенное в историко-правовой литературе мнение о том, что учреждение коммерческих судов сопровождалось созданием при них специальных должностных лиц (присяжных приставов) для исполнения вынесенных решений. К компетенции присяжных приставов относились действия по обеспечению деятельности суда на подготовительной стадии судебного процесса. Закон прямо оговаривал, что исполнение решений коммерческого суда осуществляется через полицию.

Специальное внимание уделено анализу роли государственных кредитных организаций - Комиссии погашения долгов, Государственного заемного банка, Сохранной казны императорского воспитательного дома - в исполнительном производстве. Указанные учреждения содействовали исполнению судебных решений в сфере частного права путем списывания денежных средств со счета должника в пользу взыскателя в принудительном порядке в конкретных случаях, предусмотренных действовавшим законодательством. Аналогичные функции выполняло руководство учреждений, удерживая из жалования должников выплаты по долгу.

Во втором параграфе «Функции суда в процессе принудительного исполнения судебных решений в сфере частного права» констатируется фиксация в дореформенном законодательстве сложной конфигурации участия суда в исполнительном производстве. Ее ключевой особенностью, порожденной незавершенностью отделения судебной власти от исполнительной, следует признать закрепление за судом функции принудительного исполнения своих решений. Автор дает критическую оценку существующим доктринальным выводам и высказывает убеждение, что суд самостоятельно исполнял только решения о признании и преобразовании. К полномочиям суда были отнесены также исполнительные действия, которые напрямую влияли на переход права собственности в процессе принудительного исполнения (продажа в определенных случаях арестованного движимого и недвижимого имущества).

Следующей функцией суда являлось разрешение существенных вопросов исполнительного производства. Его особенность в дореформенный период состояла в том, что суд не только выносил решение, но и обязательно определял (без ходатайства тяжущихся) способ его исполнения в своем указе, который являлся исполнительным документом, и служил основанием для возбуждения производства по исполнению в сфере частного права. Такое правовое решение детерминировалось следственными началами, доминировавшими в судебном процессе, но позволяло избежать сложностей и ошибок на начальном этапе исполнительного производства. Реформа 1852 г. дополнила полномочия суда правом толкования вынесенного решения. Суд, осуществляя толкование, мог изменить порядок, способ исполнения или принять решение, направленное на устранение препятствий для нормального течения принудительного исполнения.

К функциям суда относилось осуществление контроля за деятельностью полиции по исполнению судебных актов в области частного права. Суд оказался не в состоянии осуществлять системный контроль за органом, который не находился в его подчинении. Взаимоотношения судов с полицией носили характер координации, что минимизировало возможности суда в области контроля за деятельностью полиции во внепроцессуальном порядке. Это послужило одной из основных причин кризиса дореформенного исполнительного производства. Вместе с тем материалы ревизий свидетельствуют о том, что сами суды не всегда проявляли должную настойчивость в отношении исполнения собственных решений.

В рамках анализа роли суда исследуется реформа 1852 г., которая имела целью создать новые институциональные условия для взаимодействия суда и полиции в сфере исполнительного производства. Новшества состояли в следующем: 1) полиция обязывалась информировать суд о начале исполнения; 2) суд освобождался от необходимости повторных «побуждений» полиции, которые теперь полагалось делать губернскому правлению. По мнению диссертанта, это преобразование не имело большого практического значения, поскольку, как было установлено, правления не справлялись с большим объемом работы, и возложенные на них новые обязанности осуществляли формально.

Особой формой контроля со стороны суда выступало рассмотрение жалоб на действия по исполнению судебных решений. Автором отмечается, что в 1832-1864 гг. использовался сложный механизм их обжалования.

В третьем параграфе «Особенности правового статуса взыскателя и должника» указано, что взыскателем и должником согласно дореформенному законодательству могли быть физические лица, юридические лица, государство. В диссертации особо отмечается рудиментарный характер корреляции между сословным статусом и правосубъектностью физических лиц, следствием чего стал различный объем прав у представителей разных сословий. Правительственные круги осознавали эту проблему, но в дореформенный период она не была решена.

Российское законодательство изучаемого времени не знало понятия «юридическое лицо», поэтому к этой категории субъектов права отнесены те организации, которые имели обособленное имущество, самостоятельно участвовали в гражданском обороте и вступали в различные правоотношения: сословные общества (дворянские, городские, крестьянские), банки, монастыри и др. Государство выступало в качестве субъекта правоотношений в исполнительном производстве через конкретные органы власти, к чьей компетенции относился предмет судебного разбирательства. В работе обращается внимание на тот факт, что в законодательстве и на практике устанавливался приоритет интересов казны в исполнительном производстве.

Автор критически оценивает состояние правового регулирования таких институтов, как соучастие сторон, законное и договорное представительство.

Углубленно освещаются права и обязанности взыскателя и должника, для чего диссертант разделяет их на общие, принадлежавшие обеим сторонам, и специальные, которые выступали элементом правового статуса только взыскателя или должника. Подробный анализ конкретных прав и обязанностей указывает на публично-правовую модель принудительного исполнения судебных решений в сфере частного права. Государство в лице своих органов выступало активным началом и принимало меры к полному исполнению судебного акта. Возбуждение процесса исполнения и его динамика за редкими исключениями не зависели от инициативы сторон. Это было результатом доминирования следственных элементов в гражданском судопроизводстве. Активность сторон сужалась и за счет того, что в судебном решении указывался способ исполнения.

Публичность принудительного исполнения не означала полного исключения сторон из исполнительного производства. Взыскатель и должник обладали некоторыми возможностями для охраны своих прав и законных интересов. Они могли лично участвовать в совершении исполнительных действий, делать по поводу них замечания, приглашать свидетелей, обжаловать действия исполнительного органа и т.п.

Исследование реализации на практике сторонами своих прав и обязанностей позволило придти к выводу, что в дореформенном законодательстве не удалось установить оптимального баланса интересов взыскателя и должника.

В четвертом параграфе «Меры принудительного исполнения судебных решений» дана классификация и освещены конкретные способы принудительного исполнения. В зависимости от объекта взыскания различаются: 1) имущественные меры исполнения (обращение взыскания на движимое и недвижимое имущество, на выплаты должнику, капиталы, находящиеся в кредитном учреждении); 2) личные меры исполнения (личное задержание, отработка долга). В 1849-1859 гг. были изданы законодательные акты, которые отчасти актуализировали правовое регулирование гражданских взысканий.

К XIX в. в отечественное законодательство прочно вошло правило, согласно которому в большинстве случаев взыскание обращалось сначала на движимое имущество. Процедура включала следующие действия: опись, оценку, хранение и продажу этого имущества. Основным недостатком правового регулирования обращения взыскания на движимое имущество стали длительные сроки, предоставляемые для явки сторон и описи.

Обращение взыскания на недвижимое имущество было более сложной и дорогостоящей процедурой. В России все это усугублялось особым социально-политическим значением недвижимой собственности. Законодатель стремился обеспечить ее сохранение (прежде всего, имений) в руках прежних владельцев, оберегая интересы представителей социальной опоры государства. Именно этим объясняется существование в скрытой форме отсрочки обращения взыскания на недвижимое имущество в виде запрета на его продажу, если долг мог быть покрыт за счет доходов с недвижимости в течение двух лет.

Регламентация рассматриваемой меры принудительного исполнения не соответствовала требованиям времени. Проблема состояла в длительности реализации обращения взыскания на недвижимое имущество. Опись предполагала установление сроков для явки взыскателя и должника продолжительностью от шести месяцев до полутора лет. Для производства самой описи закон отводил четыре месяца, которые на практике редко удавалось соблюсти из-за постоянного обжалования сторонами. Весьма сложной была и процедура оценки имущества. Не достигала своей цели обязательная проверка правильности описи и оценки, которые производили органы, осуществлявшие продажу имущества (преимущественно уездные суды и губернские правления).

Продажа проводилась по усложненной процедуре, включавшей торги и переторжку, которая, по сути, была повторением торгов. Переторжка оказала негативное воздействие на торги, превратив их в формальность. До 1857 г. существовало законодательное ограничение количества торгов (не более двух в случае спора частных лиц, и не более трех, если одной из сторон спора была казна). На практике из-за запрета снижения оценочной стоимости число торгов достигало пяти. Эту разницу удалось устранить только в 1857 г., когда Государственный совет разрешил на вторых торгах снижать цену. Проведенные расчеты позволили заключить, что реальное исполнение могло состояться спустя три с половиной года, и то при условии, что все действия выполнены в срок и не была принесена ни одна жалоба, что практически не встречалось на практике.

Диссертант выделяет два этапа в правовом регулировании обращения взыскания на периодические выплаты. Первый этап - 1832-1853 гг., когда взыскателю предписывалось обращаться к начальству должника, которое распоряжалось о пересылке ему трети жалования. Реформа 1853 г. актуализировала правовое регулирование института обращения взыскания на периодические выплаты. В рамках второго этапа (1853-1864 гг.) были точно определены выплаты, на которые могло быть обращено взыскание, а также четко дифференцировались размеры вычетов в зависимости от дохода и семейного положения должника.

Показателем отставания правового регулирования способов принудительного исполнения является отсутствие нормативной базы обращения взыскания на капиталы, находящиеся в кредитном учреждении. Единственное исключение составляли правила удержания долгов, выплачиваемых Комиссией погашения долгов и при выдаче ссуд из государственных кредитных учреждений. Аналогичным образом автор оценивает появление только в 1859 г. первых норм, регулировавших обращение взыскания на ценные бумаги.

Личное задержание имело двойственную природу: оно рассматривалось и как средство принуждения должников к поиску имущественных способов покрытия долга, и как мера ответственности. Арест применялся ко всем должникам за исключением лиц, состоявших на действительной государственной службе. Продолжительность задержания составляла пять лет. Недостатком закона можно считать отсутствие ранжирования срока ареста в зависимости от суммы долга и личности должника, указаний в отношении применения ее к больным должникам и неопределенность юридических последствий отбывания всего срока ареста. Закон допускал возможность сокращения срока задержания, но это зависело исключительно от воли взыскателя.

Отработка долга являлась личной мерой взыскания и применялась только в отношении государственных крестьян, если они не имели движимого и недвижимого имущества, необходимого для исполнения обязательства. В этом случае должники использовались на общественных работах, оплата за которые шла на погашение долга. При недостаточном объеме общественных работ закон допускал отдачу должника «в заработок» другим государственным крестьянам, которые пожелают его нанять.

Обобщая данные исследования, диссертант приходит к выводу, что архаизм и недостаточность процедур принудительного исполнения, их несоответствие требованиям социально-экономических отношений, наличие дисбаланса между интересами различных участников исполнительного производства негативно влияли на экономическую ситуацию в стране и требовали коренных преобразований.

В пятом параграфе «Проблемы эффективности публично-правовой модели принудительного исполнения в сфере частного права» подведены итоги характеристики системы принудительного исполнения судебных решений в сфере частного права и определен ее тип. Оспаривается тезис о том, что в дореформенной России функционировал следственный тип исполнения судебных решений по частным делам (М.Н. Клепикова). Обосновывается положение о публично-правовой модели принудительного исполнения, что соответствовало следственным началам в российском цивилистическом процессе. По форме создания и принципам функционирования это была государственная организация исполнительного производства. Все должностные лица, участвовавшие в исполнительных процедурах, состояли на государственной службе. Следствием этого и стало почти полное отсутствие частной инициативы при совершении отдельных видов исполнительных действий. В силу отмеченных обстоятельств публичная модель исполнения оказалась необременительной для взыскателя и должника, поскольку они не несли прямых затрат на его организацию.

В работе исследуется эффективность публично-правовой модели исполнения. Автором проведен сравнительный анализ общероссийских и региональных данных о количестве вынесенных судами и исполненных решений в сфере частного права. Установлено, что в год судебные акты исполнялись примерно на 50-60%. Остальные реализовывались в последующие годы, при этом исполнение растягивалось на срок в среднем не менее пяти лет. Накопление из года в год неисполненных решений произвело кумулятивный эффект: в конце концов, в середине XIX в. количество неисполненных судебных решений превысило число принятых решений. Именно поэтому в это время Министерство юстиции взяло под особый контроль ситуацию по исполнению судебных решений по частноправовым спорам.

В работе делается вывод о том, что неоперативное исполнение судебных решений стало одним из факторов, способствовавших волоките в рассмотрении дел в сфере частного права. Длительность взыскания делала его бесполезным, и взыскатели предпочитали отказываться от принудительного исполнения.

Глава IV «Модернизация судоустройства и судопроизводства в России во второй половине XIX - начале XX в.» содержит четыре параграфа.

В первом параграфе «Преобразование судебной системы и формирование новой структуры судебной гражданской юрисдикции» отмечается, что судебная реформа 1864 г. представляла собой сочетание институционализации и патернализма. Это породило противоречивость и в отдельных случаях непоследовательность преобразований. Исследование показало значимость экономической причины судебной реформы, поскольку правительственные круги рассчитывали, что новые правила производства по делам частного права станут стимулом для экономического роста.

Судебная реформа 1864 г. ознаменовала переход к новой организационной структуре правосудия по частноправовым делам. Автор критически оценил существующие подходы к классификации пореформенных судов и считает целесообразным разделить их на две группы: общие (мировые судьи, съезды мировых судей, окружные суды, судебные палаты и Сенат) и специальные (коммерческие, духовные, крестьянские суды). Законодатель отказался от примирительных судов: перестали функционировать совестные и словесные суды; был ликвидирован узаконенный третейский суд.

Диссертант оспаривает тезис некоторых исследователей (Д. Бермана, Е. Джонсона и др.) об эклектичности судоустройства пореформенной России и считает, что в России второй половины XIX - начала XX в. сохранилась полисистемная судебная организация. Отсутствие внутреннего организационного единства и соподчиненности различных судов вполне нормальное явление для судебной власти, более того, составляет ее специфическую черту.

Понимание целостности механизма судоустройства у авторов судебной реформы ограничивалось подсистемой общего суда, которая после реформы 1864 г. стала более упорядоченной. Общие суды подразделялись на мировые (мировые судьи, съезды мировых судей), которые представляли собой разновидность местных судов и занимались рассмотрением незначительных гражданских дел, и коронные (окружные суды, судебные палаты), разрешавшие основную массу споров. Использовался единый подход к построению судов. Основная часть дел была подведомственна судам первой инстанции (мировые судьи, окружные суды). Над ними располагалось значительно меньшее число апелляционных судов (съезды мировых судей, судебные палаты). Венчал «пирамиду» верховный кассационный суд - Сенат. В диссертации дана подробная характеристика состава и компетенции судебных органов.

После судебной реформы сохранились и продолжали действовать специальные суды, состав и число которых существенно модифицировались. Каждый специальный суд представлял собой автономное образование. Сохранению коммерческих судов после реформы 1864 г. немало способствовали нерешенность вопроса об объединении гражданского и торгового права, а также признание торгового обычая одним из основных источников торгового права. В этих судах, численность которых существенно сократилась (с 10 до 4), встречались рудименты от дореформенных судов. Данный недостаток компенсировался специализацией и быстротой рассмотрения дел. Следует отметить сохранение церковного суда, хотя после судебной реформы его подсудность в сфере частного права существенно сократилась. Но клерикальный характер российского государства не позволил устранить его из системы судов, разрешавших частноправовые споры. Явным противоречием реформы 1864 г. было сохранение крестьянских судов, созданных в 1861 г. Этот шаг рассматривался как временная мера, направленная на освоение крестьянами способов защиты своих прав и интересов. Однако крестьянские суды не были связаны с остальной системой правосудия, что затрудняло достижение указанной цели. Интеграция в общую судебную систему была осуществлена лишь в ходе реформ 1889 и 1912 г.

Изучение системы судов, рассматривавших частноправовые споры, не дает основания оценивать реформы конца XIX в. как «судебную контрреформу». Изменения и ограничения коснулись главным образом уголовного права. Юрисдикция судов по гражданским делам не изменилась и даже расширилась. Диссертант оценивает реформу 1889 г. как реорганизацию, а не ликвидацию мирового суда. Обосновывается этот вывод тем, что законодателем руководило стремление к нивелированию недостатков действующего законодательства в сфере судоустройства и судопроизводства по гражданским делам, выявившихся в первые пореформенные десятилетия.

Во втором параграфе «Место суда в системе органов государственной власти» отмечается, что важнейшим достижением реформы 1864 г. стало провозглашение независимости и самостоятельности суда. Эти принципы имели пределы реализации. Автор предлагает использовать в качестве показателя действительного места суда в механизме российского государства организацию судебного управления, под которым понимает организационное руководство судами и контроль за их деятельностью.

После судебной реформы произошли значительные перемены в организационном руководстве судами: им были переданы полномочия по решению ряда управленческих вопросов. Они касались кадрового обеспечения судов, организации деятельности структурных подразделений и состоявших при суде должностных лиц. Вопросы управления в судах рассматривались на распорядительных и общих заседаниях. Особо отметим право судов принимать наказы, которые являли собой форму управленческого акта. Министерство юстиции сохранило серьезные полномочия по судебному управлению, осуществляя организационное, кадровое и материальное обеспечение судов.

Другим элементом судебного управления являлся контроль за судами. Он включал систему мер наблюдения за деятельностью судов и должностных лиц судебного ведомства. Выделяется внутренний (реализуемый внутри судебной системы) и внешний (осуществляемый органами, не принадлежавшими к судебной системе) контроль. Внутренний контроль вели вышестоящие суды за нижестоящими, председатели и первоприсутствующие внутри конкретных судов, а также органы прокуратуры. Внешний контроль был верховным (его осуществлял император) и административным (Министерство юстиции).

Анализ судебного управления показывает, что монарху, органам исполнительной власти принадлежали в этой области существенные и даже решающие полномочия.

Третий параграф «Институционализация судебной службы в Российской империи» посвящен анализу изменений в организационно-правовом механизме формирования судейского корпуса России. Во второй половине XIX - начале XX в. существовали две модели образования корпуса судей: первая действовала в общих судах, вторая - в специальных. Судебные уставы учредили новый порядок комплектования корпуса судей общих судов с целью обеспечить их самостоятельность и добиться большего профессионализма. Различия в назначении мировых и коронных судов детерминировали разный уровень требований к кандидатам на должности судей. Мировые судьи рассматривали мелкие частноправовые споры, при этом они должны были склонять стороны к мировому соглашению. В связи с этим законодатель считал необязательным для мировых судей специальное образование (ограничившись высшим или средним образованием), а более важным - доверие со стороны населения. Это детерминировало приоритет морального, возрастного и имущественного цензов. Сложность споров, входивших в компетенцию коронных судов, обусловило доминирование профессиональных требований: наличие юридического образования и практического стажа. Кроме того, для этой категории судей предусматривались возрастной и моральный цензы. Должности судей общих судов могли замещать только лица мужского пола и российские подданные. С 1912 г. мировыми судьями не могли быть евреи.

Опасения кадрового дефицита заставили законодателя предусмотреть норму, согласно которой допускалась возможность замещения судейской должности в общем суде без образования, но при наличии знаний «по судебной части». Сохранение этого требования до 1917 г. не соответствовало положительной динамике юридического образования. Не оправдал себя имущественный ценз для мировых судей.

По сравнению с дореформенным периодом наблюдается ограничение выборности судей и расширение, особенно в 1889-1912 гг., практики их назначения. В России выборный порядок действовал в отношении мировых судей (за исключением некоторых местностей). Назначение применялось в коронном суде. При этом применительно к членам судебных палат и окружных судов обязательно учитывалось мнение тех судов, вакансии в которых подлежали замещению. Эта норма и развитие профессионального сознания судей общих судов создали предпосылки для формирования судейского сообщества.

Реформа 1864 г. привела к формированию нового вида государственной службы - судебной, представляющей собой профессиональную деятельность на должностях по обеспечению исполнения полномочий судов. Ее осуществляли лица, которые на профессиональной основе, то есть постоянно и за оплату, замещали различные судебные должности и были наделены соответствующими правами и обязанностями.

Организационно-правовой механизм комплектования специальных судов практически не изменился после судебной реформы 1864 г. В коммерческом и церковном судах по-прежнему использовались различные условия и способы комплектования. В диссертации уделено внимание анализу динамики условий и способа образования крестьянских судов.

В четвертом параграфе «Реформирование и развитие судопроизводства по частноправовым спорам» автор обосновывает вывод о том, что во второй половине XIX - начале XX в. в цивилистическом процессе преобладали состязательные начала. Это свидетельствует о переходе к состязательно-следственной форме судопроизводства. В диссертации подробно рассмотрено соотношение состязательных и следственных элементов применительно к производству по частноправовым спорам в общих судах.

Произошло значительное сокращение количества исковых производств, что привело к упрощению процесса. Трансформация судебной системы на протяжении второй половины XIX - начала XX в. обусловила модификацию видов судопроизводства. Именно это составило содержание судопроизводственных реформ в изучаемый период. В первые пореформенные десятилетия существовали общий порядок и несколько особых: сокращенный, расчетный, суммарный (для рассмотрения гражданских дел в мировых судах). После реформы 1889-1891 гг. перечень особых производств увеличился. Выделялись сокращенное, расчетное, суммарное, упрощенное, понудительное, а также производство в судебно-административных органах. Реформа 1912-1914 гг. упростила структуру особых производств. В результате из них сохранились только суммарное, расчетное и понудительное.

Оценка этих реформ позволяет заключить, что в одних случаях имелись объективные основания для преобразования. Следовательно, наблюдались позитивные перемены, выражавшиеся в ускорении или упрощении производства (понудительное исполнение по актам). В других случаях реформы отражают отсутствие как в теории, так и на практике ясного понимания путей оптимизации цивилистического процесса (сокращенное производство). Преобразования, направленные на упрощение и ускорение рассмотрения частноправовых споров, повлекли за собой некоторое усиление следственных начал смешанной формы судопроизводства. Сохранилась традиция сложного пересмотра судебных актов, что приводило к большому разрыву во времени от момента обращения в суд до исполнения судебного решения.

В судебном процессе специальных судов тоже наблюдалось развитие состязательных начал. В коммерческих судах это выразилось в том, что общим правилом стало устное рассмотрение споров, но при этом сохранились отдельные начала следственной формы (присяга как вид доказательства, исключения из принципа непосредственности и др.). Квалификация производства по делам частного права в крестьянских судах вызывает большие сложности в силу отсутствия детального правового регулирования, наличия разнообразных моделей в тех или иных местностях, активного использования примирительных процедур. Тем не менее автор склоняется к выводу о том, что и в этом суде получили развитие состязательные начала. Констатируется сохранение следственной формы производства по частноправовым спорам в церковном суде.

В главе V «Становление и развитие смешанной модели судебного исполнения в сфере частного права в 1864-1917 гг.» рассмотрено создание новой системы принудительного исполнения судебных решений в области частного права.

Первый параграф «Учреждение института судебных приставов и его место в механизме российского государства» посвящен рассмотрению реформы, направленной на учреждение специального органа принудительного исполнения судебных решений по делам частного права - института судебных приставов. Законодательство предусматривало два вида судебных приставов: первый обязательно вводился при коронных судах, второй - по усмотрению органов самоуправления при съездах мировых судей. Такое решение было не совсем удачным, поскольку разделение приставов носило искусственный характер и не имело ни теоретических, ни практических оснований. Только в 1912 г. были предприняты первые шаги по объединению обеих групп. Автор критикует тезис о существовании организационного единства судебных приставов (О.А. Иванова, В.П. Пастухов).

В диссертации институт судебных приставов рассматривается как орган судебной власти, и тем самым оспаривается точка зрения, согласно которой нельзя признавать пристава судебным органом (Д.А. Малешин).

При отборе судебных приставов использовались различные цензы: подданства, возраста (не менее 21 года), пола (женщинам запрещалось занимать должность пристава), несовместимости (приставам запрещалось заниматься другими видами деятельности). Большая часть требований касалась моральных качеств кандидатов (нравственный ценз), который трактовался как основная гарантия интересов взыскателей и должников. В начале XX в. список требований пополнился политическим цензом (запрет состоять в политических партиях). Однако отсутствовал образовательный ценз, что объясняется представлениями об исполнительной деятельности как технической, не требующей специальной подготовки. Этот недостаток оказал негативное воздействие на состав судебных приставов. Их контингент комплектовался преимущественно бывшими канцелярскими служителями или отставными низшими чинами полиции. Это обстоятельство привело к снижению престижности должности судебного пристава.

К серьезным недостаткам судебных уставов следует отнести конструкцию компетенции судебных приставов, которая наряду с принудительным исполнением судебных решений в сфере частного права включала участие в охранительном производстве, совершение действий по обеспечению исков, создание условий для деятельности судов. При подготовке судебной реформы предполагалось, что приставы сосредоточатся главным образом на исполнении судебных решений, однако в действительности они выполняли различные функции, что мешало оперативному исполнению судебных решений.

Во втором параграфе «Изменение роли суда в исполнительном производстве» констатируется, что после реформы 1864 г. суд перестал быть органом исполнения своих решений. Вместе с тем он продолжал оставаться ответственным за реализацию выданного им исполнительного листа. Полномочия суда, касающиеся принудительного исполнения, могут быть разделены на три группы. Первую составили полномочия по организационному руководству исполнительным производством: 1) распределение приставов по подведомственной территории; 2) назначение приставов для производства исполнительных действий; 3) ревизия делопроизводства приставов; 4) распределение таксового вознаграждения между приставами.

Закон предусматривал возможность снятия с судов организационных полномочий посредством создания профессиональных объединений судебных приставов: советов и товариществ. Однако корпоративная организация судебных приставов в России не получила развития. За весь период действия судебных уставов был создан всего один совет судебных приставов при Петербургском съезде мировых судей (1872 г.). В научной литературе высказано мнение, согласно которому причины отказа приставов от создания профессиональных объединений состояли в том, что они не давали практических льгот и преимуществ их членам (Т.Е. Новицкая). В диссертации отстаивается иная позиция. Автор выделяет объективные и субъективные причины. К первым отнесены обширность территории округа. Ко вторым - опасения судебных приставов, что совет превратится в бесконтрольный орган, а также нежелание нести ответственность за недобросовестных коллег.

Во вторую группу входили полномочия, обеспечивавшие возникновение, развитие и прекращение принудительного исполнения: выдача исполнительного листа; решение вопросов об отсрочке и рассрочке исполнения; об отложении, приостановлении или прекращении исполнительных действий; толкование судебного решения; назначение судебного пристава для производства торгов недвижимой собственностью; контроль за торгами; распределение между взыскателями средств в случае их недостаточности.

Третью группу образовывали контрольные полномочия: контроль за избранием судебным приставом способа принудительного исполнения; рассмотрение жалоб на действия судебных приставов.

Судебная реформа, изменив функции суда в исполнительном производстве, породила новые проблемы. Во-первых, встречалось дублирование полномочий суда и судебных приставов. Во-вторых, освобождение судов от обязанности осуществления текущего контроля за исполнением сопровождалось предоставлением судебным приставам необоснованно широкого круга полномочий, что на практике приводило к злоупотреблениям.

В третьем параграфе «Содержание и проблемы реализации правового статуса участников судебного исполнения» рассматривается сложная конструкция правового положения судебного пристава, которая сочетала в себе элементы статусов государственного служащего и независимого практикующего лица, исполнявшего в интересах взыскателя судебное решение. Такая природа отражала стремление законодателя создать автономную корпорацию судебных приставов (аналогичную советам присяжных поверенных), которое оказалось нереализованным на практике.

Устав гражданского судопроизводства ввел понятия взыскателя и должника, которыми могли быть физические, юридические лица, государство. Не претерпело кардинальных изменений правовое регулирование институтов соучастия и правопреемства. Усиление состязательности потребовало введение института адвокатуры, что скорректировало институт представительства в исполнительном производстве. Законодательство ориентировало взыскателя и должника на привлечение в качестве своих представителей присяжных поверенных, но эта норма не носила императивного характера.

Сравнение дореформенного и пореформенного законодательства, регулировавшего правовой статус взыскателя и должника, позволило выделить новшества, внесенных реформой 1864 г. Во-первых, отказ от сословной заданности правосубъектности, хотя преференции для крестьян сохранились. Во-вторых, четкое определение прав и обязанностей взыскателя и должника. В-третьих, расширение комплекса прав в связи с введением принципа диспозитивности. Теперь стороны могли проявлять инициативу и тем самым влиять на динамику процесса исполнения судебного решения.

Эти изменения в большей степени коснулись взыскателя как правомочного субъекта. Только по его инициативе могло начинаться исполнительное производство, он рекомендовал способы исполнения, мог побуждать судебного пристава к активности и т.п. Прослеживается стремление законодателя повысить эффективность принудительного исполнения посредством предоставления, прежде всего, взыскателю широкого арсенала средств для влияния на процесс исполнения. Это позволило устранить некоторые перекосы, свойственные дореформенному производству по исполнению, вызванные чрезмерным участием в этом процессе государства. В диссертации подробно проанализированы общие и специальные права и обязанности взыскателя и должника.

В четвертом параграфе «Модернизация способов принудительного исполнения судебных решений» освещается процесс реформирования мер принудительного исполнения, который затянулся на период с 1864 по 1879 г. Это объясняется непоследовательностью создателей судебных уставов.

В первоначальной редакции Устава гражданского судопроизводства фигурировали передача имущества, обращение взыскания на движимое и недвижимое имущество, разрешение взыскателю произвести работу за счет должника. Сравнение с дореформенным законодательством показывает, с одной стороны, стремление расширить число имущественных взысканий. С другой стороны, законодатель не признавал самостоятельным способом принудительного исполнения удержание из жалования должника, хотя оно отличалось объектом взыскания. Не удалось избежать паллиативных решений, каковыми можно считать сохранение института личного задержания. При этом оно объявлялось мерой принуждения к уплате долга, хотя, по сути, являлось способом принудительного исполнения. Было актуализировано правовое регулирование отдельных видов взыскания. В тех случаях, когда правовая база не требовала кардинального изменения, нормы после технико-юридической обработки были включены в Устав гражданского судопроизводства. Это дает основание говорить об определенной преемственности правового регулирования.

Одним из распространенных способов исполнения решений суда по делам частного права оставалось обращение взыскания на движимое имущество. Оно состояло из выявления имущества, его описи, оценки, хранения и реализации. Новизной можно признать отнесение розыска имущества к обязанностям взыскателя, а также заметное сокращение сроков явки должника для производства описи (семь дней) и организации торгов (от семи дней до шести месяцев). Прогрессивным моментом стало принятие норм, которые регулировали обращение взыскания на ценные бумаги и капиталы, а также движимое имущество, находившиеся у третьих лиц. Минимальные изменения претерпел институт обращения взыскания на жалование и иные периодические выплаты должнику. Теперь взыскатель самостоятельно устанавливал учреждение, которое платило должнику средства, составлял расчет вычета и передавал его вместе с исполнительным листом либо судебному приставу, либо непосредственно руководителю должника. С 1893 г. взыскание могло обращаться на выплаты служащим по частному найму.

Процедура обращения взыскания на недвижимое имущество по-прежнему отличалась сложностью. Несмотря на то, что авторы судебных уставов упростили процедуры описи, оценки и продажи, при реализации данной меры принудительного исполнения от момента вынесения решения до окончания исполнительного производства проходило свыше двух лет, при этом необходимо было соблюдать от 20 до 24 различных сроков для совершения исполнительных действий. Слабым звеном оставались торги, поскольку их постоянно срывали подставные лица, завышавшие цену имущества. Только в 1913 г. был принят закон, который был направлен против этих злоупотреблений.

Кардинально изменился подход к регулированию обращения взыскания на доходы с недвижимого имущества. Новеллой было то, что эта мера допускалась только по соглашению взыскателя и должника.

Передача взыскателю имущества предполагала изъятие его у должника или третьих лиц и ввод во владение нового собственника. Устанавливался новый самостоятельный способ принудительного исполнения - производство взыскателем работ за счет должника.

Законодатель существенным образом модернизировал правовое регулирование личного задержания, уделив основное внимание обеспечению прав должника: аресту подвергались только те лица, которые имели неоплаченный долг не менее 100 руб.; был расширен круг лиц, не подлежавших аресту ни при каких условиях; появилась дифференциация срока задержания в зависимости от суммы долга; вводились ограничения по времени и месту ареста. К личному задержанию взыскатель мог прибегать только в крайнем случае, и после этого он лишался возможности обратиться к другим мерам принудительного исполнения. Точно определялись правовые последствия отбытия ареста, а также освобождение должника по воле взыскателя: это означало «прощение» долга. В 1879 г. личное задержание как способ принудительного исполнения судебных решений в сфере частного права было ликвидировано. Причинами явились слабое использование этой меры на практике, а также заимствование опыта западноевропейских стран, которые отказались от нее. Личное задержание было заменено средствами принуждения должника к исполнению судебного решения: 1) запретом выезжать из места жительства или временного нахождения; 2) вызовом в суд для заявления о наличии средств на уплату долга.

В новом формате институт способов исполнения судебного решения в большей степени соответствовал экономической ситуации и служил средством удовлетворения социальных интересов.

В пятом параграфе «Проблемы эффективности смешанной модели судебного исполнения» на основе анализа эмпирического материала сделан вывод о переходе к смешанной модели судебного исполнения. Это стало следствием внедрения в судопроизводство принципов равноправия, состязательности, диспозитивности, что повлекло за собой ослабление публично-правовых и усиление частноправовых начал.

Изучение статистических данных позволяет говорить об эффективности смешанной модели. В течение первого года после вынесения судебных решений исполнялось около 70 % от их числа. На основе изучения различных данных сделан вывод об ускорении процесса исполнения судебного решения: в среднем он составлял два года, в то время как в дореформенной России он достигал пяти лет.

Полностью оправдало себя учреждение института судебных приставов, а также предоставление взыскателю возможности для активизации своей роли. Однако следствием этого стало удорожание судебного исполнения. Поэтому законодатель оставил за полицией и должностными лицами крестьянского самоуправления исполнение судебных решений мировых судей, касавшихся преимущественно крестьян.

Констатируя положительные изменения в институте исполнения судебных решений, автор указывает, что потенциал смешанной модели не был реализован в полной мере. Некоторые заимствованные формальные институты были отторгнуты российскими условиями. Причины следует искать не только в самой организации механизма принудительного исполнения судебных решений. Обнаружилась разница между представлениями российского общества, в которых праву отводилась второстепенная роль, и целями судебной реформы, направленной на установление приоритета правовых норм. Поэтому первые трудности, которые сопровождали функционирование новой судебной системы, заставили вернуться к некоторым дореформенным практикам, хотя и не в чистом виде.

В заключении излагаются выводы, к которым пришел диссертант в ходе проведенного исследования.

В приложение вынесены текстовые и статистические таблицы, поясняющие и конкретизирующие отдельные положения диссертации.

Основные научные положения диссертации изложены в 74 публикациях общим объемом более 130 п.л.

Статьи, опубликованные в ведущих научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертации на соискание ученой степени доктора наук

1. Захаров В.В. Назначение судебных приставов в России по судебным уставам 1864 г. // История государства и права. 2000. № 1. С. 4-7. (0,5 п.л.).

2. Захаров В.В. Назначение судебных приставов по судебным уставам 1864 г. // Российский судья. 2000. № 2. С. 35-39. (0,5 п.л.).

3. Захаров В.В. Ответственность судебных приставов по российскому законодательству второй половины XIX - начала XX веков // Российский судья. 2001. № 1. С. 43-48. (0,8 п.л.).

4. Захаров В.В. Система вознаграждения судебных приставов в России в 1864-1917 гг. // Арбитражный и гражданский процесс. 2003. № 7. С. 44-48. (0,5 п.л.).

5. Захаров В.В. Судебные приставы мировых судов // Право и политика. 2008. № 4. С. 979-983. (0,4 п.л.).

6. Захаров В.В. Основные способы исполнения судебных решений по российскому законодательству первой половины XIX столетия // Право и политика. 2008. № 6. С. 1500-1509. (0,6 п.л.).

7. Захаров В.В. Словесные суды в системе отечественной гражданской юрисдикции первой половине XIX в. // История государства и права. 2008. № 15. С. 22-23. (0,4 п.л.).

8. Захаров В.В. Специальные гражданские суды в России в первой половине XIX столетия // Российский судья. 2008. № 8. С. 36-38. (0,4 п.л.).

9. Захаров В.В. Личное задержание как мера принудительного исполнения по российскому законодательству XIX столетия // Право и государство: теория и практика. 2008. № 8. С. 114-117. (0,42 п.л.).

10. Захаров В.В. Правовое регулирование формирования отечественного судейского корпуса в первой половине XIX столетия (на примере органов гражданской юрисдикции) // Право и политика. 2008. № 9. С. 2248-2257. (1,3 п.л.).

11. Захаров В.В. Кризис суда «по форме» в первой половине XIX столетия // Право и государство: теория и практика. 2008. № 9. С. 125-128. (0,4 п.л.).

12. Захаров В.В. Суд и исполнение судебных решений в дореволюционной России (1864-1917 гг.) // Известия Российского госпед. ун-та им. А.И. Герцена. 2008. № 11 (66). С. 186-192. (0,5 п.л.).

13. Захаров В.В. Инстанционная система общих гражданских судов в России первой половины XIX столетия // Право и политика. 2008. № 10. С. 2513-2523. (1,4 п.л.).

14. Захаров В.В. Правовое регулирование обращения взыскания на периодические выплаты, получаемые должником в России в XVII - начале XX веке // История государства и права. 2008. № 21. С. 56-60. (0,4 п.л.).

15. Захаров В.В. Реформирование способов исполнения судебных решений в России во второй половине XIX столетия // Вестник Челябинского гос. ун-та. Направление «Право». 2008. № 31 (132). С. 91-99. (0,62 п.л.).

Монографии, главы в монографиях

16. Захаров В.В. Юридические клиники в России // Профессиональные навыки юриста: Опыт практического обучения. М.: Дело, 2001. С. 37-52. (0,8 п.л.).