История государства и права России

Дробление правомочий способствовало значительному усложнению той сети связей, которые складывались между различными субъектами. Превращение одного правомочия в другое, вызванное волевым актом (пожалование, завещание) или фактом (смерть, поступление на службу) расшатывало границы правового статуса лица или вещи, обеспечивало внутренний динамизм гражданского оборота, одновременно приучая юридическое мышление оперировать более четкими категориями, ранее ему не известными, т.е. совершенствовать юридическую технику.

Вещи по русскому праву XII в. были предметом целого ряда правомочий отношений и обязательств. Основными способами приобретения вещных прав считались: захват (оккупация), давность, находка и пожалование. Наиболее сложный характер носили вещные имущественные права, связанные с приобретением и передачей недвижимой собственности.

Впервые точное понятие об отвлеченном праве собственности, связанном с определенным субъектом, встречается уже в жалованных грамотах московских князей. В более поздний период в порядке юридического закрепления субъективных имущественных прав отмечается постепенный переход от фактических форм завладения землей (основанных на захвате) к формально очерченному порядку, закрепляемому жалованными грамотами, зафиксированному межевыми знаками и пр. В высокой степени формализованный порядок установления вещных прав был знаком уже Псковской Судной грамоте, откуда он постепенно проникает в московское законодательство XVI-XVII вв.

Пожалование земли представляло собой сложный комплекс юридических действий, включавший выдачу жалованной грамоты, составление справки, т.е. запись в приказной книге определенных сведений о наделяемом лице, на которых основывается его право на землю: обыск, проводимый по просьбе наделяемого землей и заключающийся в установлении факта действительной незанятости передаваемой земли (как фактического основания для просьбы да ее получение), ввод во владение, заключавшийся в публичном отмере земли, проводимом в. присутствии местных жителей и сторонних людей. Раздачу земли в рассматриваемый период наряду Поместным приказом осуществляли и другие органы - разрядный приказ, Приказ Большого дворца. Малороссийский, Новгородский, Сибирский и другие приказы.

В акте пожалования субъективное волеизъявление вызывало объективные последствия (появление нового субъекта и объекта собственности), для точной корректировки которых требовались дополнительные, достаточно формализованные действия (регистрация, обоснование нового правомочия, ритуализированные действия по фактическому наделению землей), с помощью которых новое Праге "вписывалось" в систему уже существующих отношений.

Права на данные в пожалование земли впервые были сформулированы в Указе 1566 г. и сводились к праву менять земли, сдавать их внаем и передавать в приданое.

Давность (приобретательная) становится юридическим основанием для обладания правом собственности, в частности, на землю, при условии, что данное имущество находилось в законном владении в течении срока, установленного законом: пятнадцать лет (по закону, принятому при сыне Дмитрия Донского великом князе Василии, начало XV в.), двадцать, тридцать или сорок лет (по церковным законам). Впервые законодательно срок давности владения недвижимостями был определен в Псковской грамоте (четыре и пять лет). Судебники установили трехлетний срок Давности в отношениях между частными лицами и шестилетний в отношениях частных лиц с государством. Соборное Уложение не определяет общего срока давности и специально оговаривает сроки для выкупа родовых имуществ.

Как и справка при пожаловании, давность владения играла вспомогательную роль при установлении законных оснований для права собственности. Например, Судебник 1497 г. назначал трех-четырех годовую давность по искам, связанным с земельной собственностью, тогда как в судебной практике учитывались более длительные давностные сроки - двадцать-тридцать лет. Законодатель постепенно уступая требованиям практики: в Судебнике 1550 г., при сохранении трех-четырех летней давности по некоторым делам, устанавливался сорокалетний срок для выкупа имений, а Соборное Уложение распространило этот срок и на другие земельные сделки и отношения. Если в постановлениях начала XVII в. срок приобретательной давности формулировался достаточно неопределенно ("многие лета"), то по Соборному Уложению он уже фиксируется как сорокалетний.

Законодательная тенденция XVII в., связанная с установлением фиксированных сроков давности совпадала с другими важными тенденциями в сфере регулирования поземельных отношений, а именно с оттеснением на второй план в спорах по этим делам свидетельских показаний (как доказательств права собственности) и выдвижением на первый план документальной обоснованности права землевладения.

Поскольку факт существования того или иного имущественного отношения стал терять свою правоустановительную силу (если он не был подтвержден соответствующими формальными актами), постольку давность меняла свой традиционный характер (давность как длительность, обычность, факт, "пошлость") на черты формализма, установленности, искусственного введения.

Наконец, нужно заметить, что категория давности была заимствована русским правом XVII в. из различных по характеру и времени возникновения правовых источников. Если в юго-западной Руси этот институт вырастал из недр польских обычаев, западноевропейского законодательства и римского права, то в Москве и Пскове он возникает прежде всего из русского обычного права. Различия в источниках возникновения сказались и на сфере применения института: если в юго-западной Руси давность владения распространялась на движимое и недвижимое имущество и не только по сделкам купли-продажи, но и по долговым обязательствам и наследованию, то в северо-восточной и северо-западной Руси она применялась, прежде всего, к сделкам, предметом которых была возделанная земля.

Само качество предмета правоотношения определяло его формальные аспекты, в том числе пределы давности. В сравнении с пожалованием как правоустановительным актом, всегда идущим "извне" и нуждающимся поэтому в формальных подтверждениях, давность всегда шла "изнутри" правоотношения, от нормы, а внешние факторы (власть) только варьировали ее признаки (длительность, круг объектов).

Договор в XVII в. оставался основным способом приобретения прав собственности на имущество, и в частности, на землю, он появился в таком качестве ранее института пожалования. Развитие этой формы проходило на фоне постепенной замены комплекса сопутствующих ей формализованных действий (участие свидетелей при заключении договора) письменными актами ("рукоприкладством" свидетелей без их личного участия в процедуре сделки). Замена проходила несколько этапов: вначале договорные грамоты подписывались покупателями и послухами, затем все чаще в них стали встречаться подписи продавцов, наконец, грамоту стали подписывать одновременно и продавец, и покупатель. Само "рукоприкладство" чаще всего выражалось в том, что вместо подписей стороны ставили различные знаки и символы.

Одновременно теряли значение ритуальные атрибуты договора, связанные с произнесением определенных формул, присутствием послухов-поручителей и т.п. "Рукоприкладство" утрачивало символический характер и превращалось в простое свидетельство о соглашении сторон в договоре.

Договорная грамота, составленная заинтересованными лицами приобретала законную силу только после ее заверения в официальной инстанции, что выражалось в постановлении на грамоте печати. Контроль государства за этой процедурой значительно усилился после введения писцовых книг. Первым законом, в котором закреплялась обязательная явка и запись договора в регистрационную книгу, был Указ 1558 г., изданный в дополнение к Судебнику 1550 г. В XVII в. практиковалось составление договорных грамот площадными подьячими, чаще всего получавшими свою должность "на откуп" или "на поруку". Написанные ими грамоты заверялись печатями в приказной палате.

Но даже утвержденная договорная грамота создавала новое правоотношение только при условии его фактической законности. Иногда для обеспечения законности требовались дополнительные юридические действия, непосредственно не связанные с содержанием основного обязательства. К ним относились, например, передаточная запись на договоре, "кабале", переводящая обязательство на третье лицо; составление справки и пр. Так, Соборное Уложение предусматривало выдачу в дополнение к договорным грамотам, закрепляющим право на землю, также отказных грамот, которые направлялись в местности, где расположены земли, передаваемые по утвержденному договору. Процедура, связанная с выдачей "справки" была дополнительной гарантией при установлении факта законного перехода земли от отчуждателя к приобретателю. На "справку" законодатель смотрел, как на административную меру (обеспечивающую службу владельца земли) и гарантию финансовых интересов государства, а также как на технический прием, необходимый для перераспределения государственного имущества (неправомерно оформленное землевладение могло быть передано государством другому служилому человеку).

Способы приобретения вещей, известные русскому праву XVI-XVII вв., указывают на то, что правовое мышление эпохи разграничивало в самом составе вещей фактическую, природную, хозяйственно-потребительскую сторону и признаки юридической, условной природы. Простой факт владения вещью, господства над нею противопоставлялся более формализованному, условно очерченному праву собственности. Захват как способ приобретения соседствовал с пожалованием и договором, потребительская функция вещей в значительной мере воздействовала на их юридическую сущность и юридическую судьбу. Представление о юридической судьбе вещей допускало как бесконечно длящуюся принадлежность вещи определенному субъекту (даже при переходе вещи к другому лицу предполагалась возможность ее возврата бывшему владельцу в пределах все возрастающего срока выкупа), так и ее принадлежность сразу нескольким лицам (в рамках одного рода, семьи, либо в системе феодальной иерархии как "расщепленнная" собственность). В результате этого представление об окончательном решении юридической судьбы вещей не было достаточно четким и как бы отодвигалось в будущее. В значительной мере даже акты и действия, подтверждающие сам переход вещи (послухи, присяга, судебный поединок) носили ритуально-символический характер, который придавался и более формализованным актам-доказательствам ("рукоприкладство", пометка договора символом). Только государственное вмешательство в действия, связанные с решением юридической судьбы вещей (сделки), выразившееся в регистрации и заверении договоров, как и в действиях, связанных с пожалованием, делает эти договоры более определенными и прядает им характер окончательности.

Факт регистрации в данном случае расценивается более высоко, чем субъективное право одной из сторон, нарушенное неправомерными действиями другой стороны. С подобными представлениями связывались такие качества, как интенсивность правового регулирования тех или иных отношений и объектов, и детальность регламентации отдельных правомочий, принадлежащих частным и коллективным лицам.

Правовую регламентацию отдельных правомочий собственника (пользование, владение, распоряжение) в русском праве XVII в. все еще нельзя признать предельно выдержанной (как видно из примера с поместными владениями, передаваемыми по наследству и обмениваемыми на вотчину, что противоречило самому существу этой формы условного землевладения). Не случайно законодатель устанавливал определенный способ наделения правами собственника, предусматривая различные дополнительные способы утверждения данного права. Например, при захвате (как первоначальном способе приобретения права собственности) пожалование играло роль дополнительного средства, хотя и само по себе могло быть первичным источником установления права собственности.

При передаче земли одним лицом другому (через сделку), т.е. при вполне частном отношении, пожалование становилось закрепляющим сделку актом, свидетельствующим о неполном объеме права распоряжения землей, принадлежащего отчуждателю и приобретателю. Сложный дифференцированный характер правомочий становится еще более ясным из анализа личных прав на различные объекты земельной собственности, такие как родовые, выслуженные, купленные вотчины и поместья.

Вотчины по праву XVI - XVII вв. делились на несколько видов в соответствии с характером субъекта и способом их приобретения дворцовые, государственные, церковные и частновладельческие. Специфика этой формы землевладения (связанная, главным образом, с правом на наследственную передачу) дает основание полагать, что практически все категории свободного населения Руси владели вотчинами или черными землями на праве, максимально приближенном по характеру к вотчинному. И только в Московском государстве обладание вотчинами становится привилегией ограниченного класса служилых людей.

Особенности юридического взгляда на обладание вещами (в первую очередь недвижимостями), характерные для данной эпохи, с присущим ему предпочтением фактического обладания над "теоретической" правоспособностью, длящегося отношения над предполагаемым, постоянного над срочным, действительно делали вотчинное землевладение своеобразной моделью, образцом для иных, близких ему форм. Присущие ему атрибуты (наследственный характер, сложный порядок отчуждения, особый режим эксплуатации) в ходе экономической и правовой эволюции различных форм землевладения (в том числе, поместных) чувствительно воздействовали на правовой статус и режим этих смежных форм. Некоторые из них, возникнув как условные, постепенно приобретали черты наследственных и постоянных форм, составлявших стабильную хозяйственно-правовую основу феодальных отношений XVI - XVII вв. Об этом свидетельствует судьба такой формы, как поместное землевладение, которое в XVII в. постепенно становится объектом наследственных притязаний.

Дворцовые вотчины формировались из еще не освоенных никем земель или из частных земельных фондов князей. Последние складывались чаще всего как результат приобретений, осуществлявшихся в ходе и результате различных сделок: купли, получения в дар или по завещанию (исключение здесь составляло законодательство Новгорода, запрещавшее князьям приобретать земли в частную собственность в пределах новгородских территорий). При этом законодатель и практика различали правовой статус частновладельческих земель князя и земель государственных ("казны"). Такое разделение сохранялось достаточно долго, пока в лице верховного субъекта собственности не слились государство и князь (как персона). Тогда на смену старому разделению пришло новое: государственные "черные" земли и дворцовые земли. Коллизия публично-правового (государственные, "черные", дворцовые земли) и частноправового (частновладельческие земли) элементов прослеживается на всем протяжении XVI-XVII вв. Она была внутренне присуща всей системе феодальной иерархии с ее "расщепленной" собственностью, с привязанностью имущественного объекта одновременно к нескольким собственникам, запутанностью правомочий, отношениями сюзеренитета-вассалитета. Коллизия усложнялась вмешательством корпоративных начал (семейного, родового, профессионально-корпоративного, общинного), вступавших в конфликт с частным началом и правовым и индивидуализмом, наряду с публичными элементами.

Правовой статус церковных вотчин был естественно обусловлен особым характером субъекта собственности. Субъект здесь не был достаточно консолидирован, так как церковными имуществами (в том числе землей) в XVI - XVII вв. пользовались и распоряжались отдельные церковные учреждения: монастыри, епископаты, приходские церкви.

К числу источников, порождавших церковное землевладение, пожалований и захвата пустошей, относились дарение и завещание со стороны частных лиц, игравшее важную роль как в процессе формирования церковного землевладения, так и в ходе идеологической борьбы, развернувшейся в XVI - XVII вв. по вопросу о принципиальной допустимости институтов церковной собственности. Специфическим способом передачи земли от частных лиц церкви были обязательные вклады в монастырские владения при поступлении самих бывших собственников в монахи.

Размеры церковного землевладения возрастали достаточно быстро и этот факт не мог не сказаться на отношении к столь энергичному субъекту со стороны государства. Если государственные земельные владения подвергались постоянному дроблению в ходе земельных раздач (прежде всего в поместья), то церковь, не имевшая права отчуждать свои земли, только концентрировала их в своих руках, приобретая из различных источников - из пожалований государства ("черные", публичные земли) и частных лиц (частновладельческие земли).

Уже с XVI в. государство предприняло ряд мер, направленных на сокращение церковного землевладения. На Стоглавом соборе был сформулирован принцип, согласно которому все земельные приобретения церкви (прежде всего, монастырские) нуждаются в обязательном санкционировании со стороны государства. На Соборе 1572 г. было запрещено богатым монастырям приобретать землю по дарственным от частных лиц. Собор 1580 г. запретил такие приобретения по завещаниям, купчим и закладным грамотам. Собор 1584 г., подытожив все это, сформулировал общий вывод, согласно которому церковь приобретала характер юридического субъекта, по своим качествам мало отличающегося от частного лица и прямо поставленного в зависимость от волеизъявления государства. Законодатель также стремился создать условия, при которых затруднялся переход земельных имуществ из частновладельческого сектора в церковно-монастырский. Соборное Уложение вполне определенно запретило "увод" земель лицами, уходящими в монастырь.

Процесс концентрации земель в руках церкви был нарушен мерами административно-правового вмешательства: с одной стороны, прямо запрещались определенные способы приобретения недвижимостей, вполне допустимые для других субъектов, с другой - государство брало на себя право контролировать сформированный имущественный фонд церкви, мотивируя это своим сюзеренным правом.

Следующим этапом в процессе ограничения церковного землевладения стали прямые попытки секуляризации церковных земель, проводимые Иваном IV и Лжедмитрием I. Они основывались на концепции, рассматривавшей в качестве субъектов монастырской собственности не персонал монастырей, а сами учреждения, институты. Такая идеологическая установка отражала реальный процесс усиления государственного контроля над церковными имуществами, окончательно завершившийся в начале XVIII в.

Вместе с тем, различного рода ограничения церковной собственности идеологически связывались с доктриной о неотчуждаемости церковных имуществ, т.е. их неотделимости от той или иной структурной единицы церкви. Принцип неотчуждаемости церковных имуществ формулировался обеими сторонами (государством и церковью) в правовых терминах, мало похожих на гражданско-правовой язык. Государство, чтобы не признавать церковные имущества частновладельческими, должно было рассматривать их в качестве корпоративных (групповая собственность). В глазах государства принцип неотчуждаемости казался достаточной гарантией для сдерживания роста церковного землевладения.

В трактовке же церкви тот же принцип служил оборонительным средством против политики секуляризации: утверждалось, что, поскольку церковные земли неотчуждаемы, то к ним нельзя подходить с общими мерками, как к частновладельческим имуществам, и вообще рассматривать церковь в качестве ординарного субъекта имущественных правоотношений.

На практике принцип неотчуждаемости церковных имуществ не проводился столь же последовательно, как в церковных декларациях: церковные земли раздавались на правах жалованных вотчин или поместного владения людям, выполнявшим служилые функции для церкви; на церковных землях располагались крестьянские общины, наделявшиеся такими же землевладельческими правами, как и общины, обосновавшиеся на "черных" государственных землях. В пределах церковного землевладения складывалась целая система различных условных прав, принадлежавших иным субъектам.

Общинные земли как объект вещных прав находились во владении, пользовании и распоряжении коллективного субъекта волости или посада (городской общины). То, что община пользовалась не только правом владения, но и распоряжения землей, доказывалось фактом раздачи земли новым поселенцам. Однако чаще всего реализация общинных прав распоряжения землей носила внутренний (для общины) характер, проявляясь вовне преимущественно в сделках мены. Наиболее распространенной формой внутриобщинной реализации прав распоряжения землей были земельные переделы.

На право распоряжения общины своими землями указывало также наличие широких правомочий в исковой области и в сфере приобретения сторонних земель для самой общины. В городах такие права реализовывались в процессе общинного выкупа земель у "белолистцев", т.е. лиц, купивших общинную землю, но не вступивших в члены общины. Законодатель же постоянно в XVI -первой половине XVII в. стремился создать правовой порядок, в котором община состояла бы исключительно из владельцев - местных жителей и не смешивалась с соседними общинами. В частности, на решение данной задачи было направлено и положение о предельном (трехлетнем) сроке пользования земельным наделом на территории чужой общины.

Практика пошла по пути дальнейшего расширения прав индивидов в сфере пользования и распоряжения общинными земельными наделами и вовлечения лично их в имущественный гражданский оборот. Возникшая на этой почве коллизия выразилась, прежде всего, в столкновении общинных, корпоративных начал и начал индивидуальных, носителями которых стали, однако, не члены данной общины, а чужаки, сторонние, члены других общин. В середине XVII в. конфликт разрешился поглощением частных начал корпоративными: внедрение чужаков в общину компенсировалось переложением на них части тягла, ранее выполняемого ими членами, а выход за пределы общины ее имуществ (проданных на сторону) предупреждался установлением права общинного выкупа этих имуществ. Преимущества обезличенного "овеществленного" подхода со стороны общины к решению данных вопросов сказывались в ее пользу.

Аналогичная картина наблюдалась и в городах, где коллективными земельными собственниками были сами посады (в уездах) и сотни в Москве). Процесс разрушения коммунальных структур в городе, проходивший под напором частной хозяйственной инициативы, вызвал в начале XVII в. острую борьбу между общинными и внеобщинными (внетягловыми) элементами посада. Последние как представители служилого или "белого" сословий не несли государственного тягла и вместе с тем стремились к распоряжению общинными имуществами, которые через различные формы отчуждения переходили к ним от посадских тяглецов. Чтобы ослабить натиск частного элемента на общинные права и имущества, законодатель установил порядок общинного выкупа отчужденных белолистцами городских имуществ. Так как члены городских общин имели право распоряжаться только принадлежавшими им строениями в городах, то они могли отчуждать их по своему усмотрению. Однако вместе со строениями к белолистцам отходили и земельные участки, на которых были возведены постройки. Поэтому, чтобы сохранить за собой земли, городские общины были вынуждены выкупать такие участки у белолистцев.

В 1627 г. была сделана законодательная попытка вывести землевладение белолистцев за черту посада, а в 1634 г. в развитие этого положения законодатель ввел для членов городской общины уголовные наказания за отчуждение городских имуществ белолистцам. Вместе с тем посадские общинники лишались права распоряжаться по своему усмотрению городскими постройками. Тем самым, за частными лицами сохранялось только право пользования городскими дворами. Принадлежавшие тяглым людям дворы в случае наложения на них взыскания по долговым обязательствам могли продаваться с публичных торгов лишь членам городской общины. Наконец, Соборное Уложение прямо предписывало белолистцам выселяться с территории, принадлежавшей городской общине (гл. XIX).

Борьба между коллективами (общинами) и частными собственниками возобновилась в конце XVII в., когда законодатель сделал ряд уступок частным лицам, вернув членам городской общины полное право собственности на строения и снова разрешив отчуждать посадские дворы белолистцам (правда, при условии принятия ими на себя тягла). В самом же начале XVIII в. этот вопрос был снят в связи с тем, что законодатель предоставил право свободного отчуждения городских имуществ белолистцам и иным посторонним (для общины) лицам. С включением по Соборному Уложению "белых слобод" в тягло началась унификация правового статуса городских имуществ, которая, однако, несколько позднее уступила место новой имущественной дифференциации, основанной уже на иных, сословных началах.

По способам приобретения вотчинные земли делились на родовые, выслуженные и купленные.

В отношении родовых вотчин права рода в древнейшие времена включали общие для всех его членов правомочия по владению, пользованию и распоряжению. В XVI - XVII вв. единый комплекс родового имущества постепенно распадается на составные частя, по отношению к которым отдельные представители рода наделяются только правом пользования и владения, а право распоряжения остается за родом. На это указывало, например, такое ограничение Личных прав, как обязательность согласия всех родичей при отчуждении родового имущества отдельным членам рода.

Проданное имущество могло быть выкуплено членами рода, причем в качестве покупателей они имели явное преимущество перед другими лицами. Вместе с тем, в праве и практике наметилась определенная дифференциация частных прав в рамках правового комплекса, которым регламентировались права целого рода. Так, приобретенное отдельным членом рода имущество становилось частной, а не родовой собственностью. Права, связанные с родовыми вотчинами, составляли наиболее стабильную часть в комплексе имущественных прав их владельцев. Специально созданный затрудненный порядок распоряжения родовыми вотчинами (по Судебнику 1550 г., ст.85) являлся таковым только для отдельных членов рода, но не для рода в целом. Как отчуждение, так и приобретение (также вторичное приобретение или родовой выкуп) этих имуществ осуществлялись с учетом согласия всего рода. Однако конкретные лица могли быть устранены от сделки, когда она осуществлялась с частью родового имущества, находящегося во владении их семей (устранялись нисходящие при выкупе вотчины, проданной их отцом или дедом). Такой порядок указывал на несомненно солидарный характер собственности в отношении родовых имуществ. Уже к XVI в. родовые права на имущества ограничивались, главным образом, правом родового выкупа и правом родового наследования. Право родового выкупа впервые было официально закреплено в Судебнике 1550 г. (ст.85), а затем подтверждено Соборным Уложением 1649 г. (гл-XVII) и первоначально распространялось только на имущества, отчужденные посредством возмездных сделок: купли-продажи, залога, мены. Только во второй половине XVII в. оно было распространено на безвозмездные сделки.

Родовой выкуп технически осуществлялся одним лицом, но от имени всего рода в целом, а не выкупившего его лица. Цена выкупной сделки обычно совпадала с ценой продажи, на что прямо указывалось в Соборном Уложении (гл. XVI).

Особое внимание законодатель уделял регламентации круга лиц, которые допускались к выкупу проданной или заложенной вотчины. (Отстранялись от выкупа нисходящие родственники продавца, а также боковые, принимавшие участие в сделке). Ещё Судебник 1550 г. формулировал условия, обеспечивающие покупателю вотчины определенные гарантии его имущественного интереса перед лицами, претендующими на выкуп у него вотчины (полагался "полюбовный" выкуп, по цене, определенной владельцем).

Купленная родичами вотчина подпадала под особый режим распоряжения. Отдельный член рода не мог распорядиться ею по своему произволу. Закон связывал это землевладение целым рядом ограничений и условностей: родовая вотчина не могла быть выкуплена для третьего лица и на его деньги (в этом случае она возвращалась владельцу безвозмездно); она не могла быть заложена без соблюдения определенных условий и т.п.

Субъектом права собственности на купленные вотчины была семья (муж и жена), этот вид вотчин приобретался супругами совместно на их общие средства. Следствием такого предположения был переход вотчины после смерти одного из супругов к пережившему его. Вместе с тем, после смерти владевшей купленной вотчиной вдовы право на вотчину переходило не в род умершей, а в род мужа, что указывало на принадлежность этой формы землевладения не отдельному супругу, а именно супружеской паре.

Право родового выкупа не распространялось на купленные вотчины, отчужденные при жизни их владельца. Здесь индивидуальная воля получала определенное преимущество: "а до купель дела нет: кто куплю продаст, и детям и братьям и племянникам тое купли не выкупати" (ст.85 Судебника 1550 г.).

Купленные вотчины, перешедшие по смерти приобретших их лиц родичам, получали статус родовых. Тем самым индивидуальная сделка частных лиц превращалась в один из способов формирования родового имущественного комплекса. Но при жизни супругов отчуждение таких вотчин не представляло особых сложностей и было ограничено лишь солидарной волей супругов.

Статус жалованной вотчины зависел от ряда конкретных фактов и не был однородным для разных видов этой формы землевладения. Чаще всего круг правомочий вотчинника прямо определялся в самой жалованной грамоте. Последняя являлась и формальным подтверждением законных прав вотчинника на его имущество. В случае отсутствия грамоты вотчина могла быть изъята у наследников государством. В целом же пожалованные вотчины приравнивались практикой к купленным, а в начале XVII в. законодатель прямо уравнял правовое положение жалованных вотчин с родовыми, со всеми проистекающими отсюда последствиями.

Наделение люда выслуженной (жалованной) вотчиной рассматривалось как средство поощрения вполне конкретных индивидов. В таком качестве она по своему статусу приближалась к поместному землевладению и отделялась от родовой вотчины. Связанные с этой формой юридические трудности распоряжения исходили уже не от рода, а от пожалователя, т.е. государства. Индивидуальный характер данной формы землевладения был однако преодолен солидаризмом рода в процессе уравнивания статуса вотчины и поместья, при сближении правомочий на выслуженные и родовые вотчины.

Поместное землевладение складывалось в качестве особой, но в правовом отношении недостаточно определившейся формы землевладения уже в XVI - XVII вв. В тот период поместные выделы осуществлялись из княжеских (дворцовых) земель в пользу непосредственно связанных с княжеским двором лиц.

Условность владения поместьем связывалась в правовом мышлении эпохи прежде всего с первоначальным моментом его образования: за службу давалась земля. Однако, по отношению к уже полученному поместью складывалась иная презумпция: выделенный землей относился к ней, как к своей собственности, с чем связывались и его ориентации в сферах эксплуатации и распоряжения поместьем. В системе хозяйственных отношений поместье ничем, не выделялось из ряда других хозяйственно-правовых форм (например, вотчин), что вызывало подспудно, а позднее уже открыто сформулированную тенденцию к их сближению. Определенно такое сближение наметилось в XVII в., Поразившись, прежде всего, в разрешении обменивать вотчины на поместья и приобретать (с особого дозволения) поместья в вотчину. Соответственно закон (Соборное Уложение гл. XVII, ст.9) разрешил продавать поместья.

Поместья давались за самые различные виды государственной службы, поэтому необходимо было ввести определенные эквиваленты для оценки соответствующих заслуг.

Нивелирующее влияние, которое оказала выработка практикой достаточно рутинного и стандартного порядка, связанного с регламентацией размеров и объектов, включенных в него, уже в XVI в. усиливается дополнительными факторами. Военная реформа середины века, уравнявшая порядок верстания военнослужащих с вотчины и поместья (независимо от вида землевладения, а в зависимости от его размеров) была существенным шагом в этом направлении.

Подошла очередь для правовой интерпретации статуса самого субъекта поместного землевладения, т.е. для определения, является ли таковым только лицо, получившее за свою службу поместье, или поместные права распространяются и на его близких. Большей четкости требовали регламентация всего комплекса прав по владению поместьем и решение вопроса о приобщении членов веем помещика к этим правам. Для нужд экономической стабилизации поместного землевладения наиболее приемлемой оказалась линия хозяйственной преемственности в рамках одной семьи, а не частые переходы поместья из одних рук в другие.

Первоначальным обязательным условием пользования поместьем была реальная служба, начинавшая для дворян с пятнадцати лет. По достижении этого возраста, поступивший на службу сын помещика, "припускался" к пользованию поместьем. Ушедший в отставку помещик получал поместье на оброк вплоть до достижения сыновьями совершеннолетия, с середины XVI в. - поместье на тот же срок оставалось в его пользовании. К наследованию поместьем стали привлекаться боковые родственники, женщины получали с него "на прожиток". Пенсионные выдачи женщинам (вдовам помещиков и их дочерям) производились до момента нового замужества (вдовы) или до совершеннолетия (дочери), а с начала XVII в. - уже вплоть до смерти вдовы и детей. Такие выдачи рассматривались законом не как наследование, а лишь как пожалование.

Поэтому распоряжение этим имуществом было связано с рядом специальных ограничений. Например, вплоть до Соборного Уложения разрешался только обмен поместья на поместье, с 1649 г. был допущен обмен поместий на вотчины (при соблюдении необходимых обменных эквивалентов), но только с санкции государства (гл. XVII, ст.2 - 7). К концу XVII в. устанавливается практика обмена поместий на денежные оклады ("кормовые деньги"), что в скрытой форме означало уже фактическую куплю-продажу поместий. Официальная продажа поместий (за долги) была допущена в XVII в. тогда как сдача поместий в аренду за деньги разрешалась уже ст. 12 гл. XVI Соборного Уложения.

Сближение правового статуса вотчины и поместья, завершившееся к середине XVII в. указывало на консолидацию имущественных прав, принадлежавших различным группам господствующего класса. Одним из признаков этого стало право обмена вотчины на поместье с соответствующей передачей прав и обязанностей, лежавших на обмениваемом объекте. Но не менее важным симптомом сближения данных форм землевладения стал трансформированный порядок передачи поместий по наследству, в сущности мало отличный от вотчинного наследования. Расширение круга наследников, отмеченное для обоих случаев (для вотчин и поместий) указывало на те же тенденции.

Обязательственное право XVII в. продолжало развиваться по линии постепенной замены личностной ответственности по договорам имущественной ответственностью должника. В этой связи вырабатываются еще более широкие пределы для переноса взысканий по обязательствам - сначала на дворы и скот, затем на вотчины и поместья, на дворы и лавки посадских людей.

Процесс эмансипации личности должника совпадал с общей тенденцией к возрастанию индивидуальности субъективных прав, вытекающих как из сферы вещных, так и обязательственных отношений. Вместе с тем перенос ответственности на имущество должника способствовало более интенсивному и широкому развитию оборота, параллельно усиливая чисто гражданско-правовые аспекты обязательственных отношений, отграничивая их от иных областей права (уголовного, "административного").

Переход обязательств на имущество оказался связанным с вопросом об их переходе по наследству. Соборное Уложение допускало такой переход в случае наследования по закону, оговаривая при этом, что отказ от наследства снимает и обязательства по долгам (гл. X, ст.245). Переход обязательства вместе с частями наследственной массы не только гарантировал имущественный интерес кредитора, но и сохранял в силе само обязательство (или его часть, учтенную в определенных эквивалентах и пропорциональную наследственной доле). Такой порядок явно способствовал стабилизации системы обязательственных отношений. Вместе с тем, он открывал путь свободному волеизъявлению нового субъекта обязательства (наследника) в вопросе о принятии или отказе от обязанности (в случае наследования по завещанию). Закон и практика знали случаи принудительного и добровольного принятия обязательства третьим лицом. Переход права по обязательству к другому лицу (например, смена должника, произведенная со свободного согласия кредитора) означал фактически "обезличивание" обязательства и обеспечивал его сохранение. Для должника ситуация была иной: его личность должна была быть одобрена кредитором, т.е. персонифицирована. Кроме того возможность регрессного иска создавала как бы своеобразную "солидарную" ответственность с первым должником (с которого переходило обязательство) .

Одним из важнейших условий при заключении договора была свобода волеизъявления договаривающихся сторон. Однако это условие часто не выдерживалось ни в законе, ни на практике, В Соборном Уложении (гл. X, ст. 190) делается намек на то, что хозяева квартир, где размещаются военные при исполнении своих обязанностей, становятся хранителями вещей этих военных при выступлении последних в поход. Вообще условия о свободе воли часто нарушались на практике актами насилия одной из сторон, хотя закон и предоставлял другой стороне возможность оспорить такую сделку в течение недели (гл. X, ст.251).

В качестве гарантий против насилия и обмана законодатель предусматривал введение специальных процедурных моментов, таких как присутствие свидетелей при заключении сделки, ее письменная или "крепостная" (нотариальная) форма. Обязательной "крепостная" форма сделки была для договоров о передаче недвижимости. Впервые об этом говорится в указе 1558 г., при этом законодатель ссылается в самом тексте на установившийся в юридической практике обычай. Для вступления договора в законную силу договорный акт, составленный площадным подьячим, скреплялся рукоприкладством свидетелей (до шести человек), а затем регистрировался в приказной избе (ст.39 гл.XVII Соборного Уложения).

Впервые в Соборном Уложении регламентировался институт сервитутов (т.е. юридическое ограничение права собственности одного субъекта в интересах права пользования другого или других). Законодатель знал личные сервитута (ограничения в пользу определенных лиц, специально оговоренных в законе) - например, потрава лугов ратниками, находящимися на службе, право на их въезд в лесные угодья, принадлежащие частному лицу (гл. VII).

Вещные сервитуты (ограничение права собственности в интересах неопределенного числа субъектов) включали: право владельца мельницы в производственных целях заливать нижележащий луг, принадлежавший другому лицу; возможность возводить печь у стены соседского дома или строить дом на меже чужого участка (гл.Х).

Развитие сервитутного права свидетельствовало о формировании четких представлений о праве частной собственности, возникновении большого числа индивидуальных собственников и, как следствие этого, о столкновении их собственнических интересов.

Наряду с этим, право собственности ограничивалось либо прямыми предписаниями закона (например, вдовам запрещалось закладывать выслуженные вотчины, служащим запрещалось принимать залог от иноземцев), либо установлением правового режима, который не гарантировал "вечной" собственности (сохранение срока в сорок лет для выкупа родовой общины). Таким образом, право частной собственности продолжало подвергаться ограничениям.

Ограничения и регламентация переходили и в сферу наследственного права. Степень свободы в распоряжении имуществом была различной в случае наследования по закону или по завещанию (во втором случае она была большей). Прежде всего, воля завещателя ограничивалась сословными принципами: завещательные распоряжения касались лишь купленных вотчин, родовые и выслуженные вотчины переходили к наследникам по закону.

Родовые вотчины наследовали сыновья, при отсутствии сыновей - дочери. Вдова могла наследовать только часть выслуженной вотчины "на прожиток", т.е. в пожизненное пользование. Родовые и жалованные вотчины могли наследоваться только членами рода, к которому принадлежал завещатель.

Купленные вотчины могла наследовать вдова завещателя, которая, кроме того, получала четверть движимого имущества и собственное приданое, внесенное ею в семейный бюджет при вступлении в брак.

Поместье переходило по наследству к сыновьям, каждый из которых получал из него "по окладу". Определенные доли выделялись "на прожиток" вдовам и дочерям, до 1684 г. в наследовании поместья участвовали боковые родственники.

В области семейного права продолжали действовать принципы домостроя - главенство мужа над женой и детьми, фактическая общность имущества и т.п. Они раскрывались и в законодательных положениях.

Юридически значимым признавался только церковный брак. Закон допускал заключение одним лицом не более трех брачных союзов в течение жизни. Брачный возраст был определен еще Стоглавом: для мужчин пятнадцать, для женщин - двенадцать лет. На заключение брака требовалось согласие родителей, а для крепостных крестьян - согласие помещиков.

Юридический статус мужа, как во времена Русской Правды, определял юридический статус жены: вышедшая замуж за дворянина, становилась дворянкой, вышедшая за холопа - холопкой. Закон обязывал жену следовать за мужем - на поселение, в изгнание, при переезде. В отношении детей отец сохранял права главы: он мог, когда ребенок достигал пятнадцатилетнего возраста, отдать его "в люди", " в услужение" или на работу. Отец мог наказывать детей, но не чрезмерно. За убийство ребенка грозило тюремное заключение (но не смертная казнь, как за убийство постороннего человека).

Закон знает понятие "незаконнорожденный", лица этой категории не могли усыновляться, а следовательно принимать участие в наследовании недвижимого имущества.

Развод допускался в ограниченном числе случаев: при уходе одного из супругов в монастырь, при обвинении супруга в антисударственной деятельности ("лихом деле"), при неспособности жены к деторождению.

Раздел V. Государство и право Российской империи в период абсолютизма

ВОИНСКИЕ АРТИКУЛЫ ПЕТРА I (1716 г.) - ПАМЯТНИК ПРАВА ПЕРИОДА АБСОЛЮТНОЙ МОНАРХИИ

В конце XVII в. в России окончательно складывается абсолютная монархия. Становление этой формы правления было исторически закономерным явлением в развитии феодальной крепостнической надстройки.

В работе "Понятное направление в русской социал-демократии" В. И. Ленин дал определение понятия абсолютизма как формы правления феодального государства: "Самодержавие (абсолютизм, неограниченная монархия) есть такая форма правления, при которой верховная власть принадлежит всецело к нераздельно (неограниченно.) царю. Царь издает законы, назначает чиновников, собирает и расходует народные деньги без всякого участия народа в законодательстве и контроле за управлением. Самодержавие есть поэтому самовластие чиновников и полиции и бесправие народа".

В. И. Ленин характеризует политический режим абсолютизма как полнейшее бесправие граждан и безответственность чиновников, которые образуют как бы "особую касту, поставленную над гражданами". Развитие абсолютизма рассматривается как результат закономерных процессов в рамках феодальной общественно-экономической формации, а абсолютная монархия - как форма правления феодального государства. Для этого периода характерно развитие товарно-денежных отношений, торговли. Это закрепил впервые изданный Новоторговый Устав 1667 г., который регулировал организацию торговли с иностранцами, вводил пошлину только золотыми и серебряными деньгами (ефимками), что способствовало созданию крупных торговых центров и усилению экономической основы государства. Наблюдается дальнейшее развитие феодального землевладения дворян, правовое положение которых было отражено в гл.. 16 Соборного Уложения 1649 г. "О поместных землях", Постепенно укреплялись позиции дворянства. Их служба приобрел тала значение сословной повинности, падало значение феодальной аристократии, разрушались внутренние перегородки в правящем классе. Все это явилось предпосылкой развития чиновничье-дворянской империи, для которой характерно укрепление царской власти. Важными моментами в истории самодержавия были Устав о престолонаследии (1714) и принятие Петром I титула императора, что способствовало окончательному оформлению абсолютизма. Характерными признаками сложившейся в этот период системы государственных органов были: централизация управления, более четкое разграничение компетенции как между высшими и местными органами, так и между учреждениями одной ступени; их единообразное устройство и строгая регламентация деятельности, установление государственного надзора.

Широкое развитие получили органы политической полиции (Канцелярия тайных розыскных дел, Тайная экспедиция сената), а так же органы общеуголовной полиции как одного наиболее важных звеньев чиновничье-бюрократического аппарата абсолютной монархии. Задачи русской полиции определялись в регламенте Главному Магистрату, изданному в 1721 г. В гл. 10 этого акта говорилось: "...Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности".

Сложная внутренняя и международная обстановка понуждала царское правительство искать пути совершенствования армии. Оформлялось регулярное войско нового типа, создавалась военная коллегия, на которую возлагалась функция управления всеми воинскими делами. Деятельность военных коллегий свидетельствует о тесной связи самодержавия с вооруженными силами. Расширилась законодательная деятельность императора, которая становится источником права. Акты всех государственных органов издавались от имени царя независимо от степени личного участия в их составлении.

Идеи абсолютной или неограниченной монархии нашли правовое выражение в таких законодательных актах, как Воинский устав и Духовный регламент и др.

"Император Всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный, повиноваться его верховной власти не только за страх, но и за совесть сам бог повеливает".

Переход к абсолютизму связан с перестройкой всего государственного механизма, всей системы государственных органов.

Развитие промышленности, внутренней и внешней торговли, сельского хозяйства неизбежно вызвало ряд изменений и дополнений в законодательстве, регулирующем право феодальной собственности, имущественные отношения вообще.

Указом 15 июля 1700 г. "О разделении между заимодавцами имения должника по соразмерности каждого из них долговой суммы" устанавливался порядок взыскания долга при наличии нескольких кредиторов. Если должник не выплачивал долги по обязательствам, можно было произвести взыскание через суд. Если оцененного имущества не хватало для оплаты долгов, закон предписывал поставить должника на "правеж". Если и после этого должник не мог расплатиться с кредиторами, то он подлежал наказанию - битью кнутом и ссылке на каторгу.

Указ от 23 марта 1714 г. "О порядке наследования в движимых и недвижимых имуществах" устанавливал одинаковый правовой режим для поместий и вотчин. Согласно указу недвижимое имущество передавалось только одному наследнику, при отсутствии сыновей завещатель мог завещать недвижимое имущество одной из дочерей, а если не было детей, то одному из родственников одной с ним фамилии.

В целях развития отечественной промышленности государство предоставляло право частным лицам строить заводы, фабрики на казенных землях, используя приписанных к ним крепостных крестьян, которые получили название "посессионные". В России было введено посессионное право, т. е. право частных лиц на потомственное пользование фабриками и заводами вместе с крепостными крестьянами. В целях содействия росту промышленности Указ 1723 г. разрешал заводчикам покупать крестьян в селах и в деревнях у помещиков и прикреплять их к заводам и фабрикам без права, продажи.

Памятниками военно-уголовного права периода абсолютизма являются Воинский Артикул 1716 г. и Морской устав 1720. г., созданные в связи с образованием в России регулярной армии и флота.

Законодательство Петра I значительно сузило область деяний, относимых к ведению церковных судов. Так, преступления в области семейных и брачных отношений, половые преступления и преступления против нравственности, которые даже не упоминались в Соборном Уложении как относящиеся к компетенции церкви, по Воинскому Артикулу карались в том же порядке, как и все другие уголовные преступления.

Воинский Артикул делится на 24 главы, построенные в определенной системе, с единой нумерацией статей.

Источниками Воинского Артикула 1716г. были Уложение фельдмаршала Шереметьева 1702 г., которое предусматривало ответственность за 79 преступлений; Артикул Краткий, изданный в 1706 г. Александром Меньшиковым; законодательная деятельность императора Петра I, частично, иностранное военно-уголовное законодательство, в основном, шведское.

Русское уголовное право долго не знало общих терминов для наказуемых деяний. До Петра I не было в уголовном законодательстве термина "преступление".

Многие главы Воинского Артикула содержат статьи с толкованием, которые поясняют соответствующий артикул или расширяют его действие, некоторые толкования смягчают, наказания.

Так, Артикул 41 определял, что "всякий, кто на карауле уснет, напьется или самовольно уйдет с караула, будет расстрелян", а толкование устанавливало смягчение для тех, кто уснул из-за болезни или слабости. Смертная казнь исключалась для вновь принятых на службу солдат. В Воинском Артикуле были разработаны нормы военного и уголовного права, определены понятия умысла, неосторожности, невиновного причинения вреда, покушения, необходимой обороны, соучастия, недонесения и отдельных понятий государственного и административного права - о самодержавии и самодержавие, о взаимоотношениях некоторых учреждений и должностных лиц, о значении, приказа л т. д. Вместе с тем были введены военные правила, разъяснения морального характера, которые помогли полнее раскрыть содержание уголовно-правовых норм.

В Соборном Уложении 1649 г. под преступлением понималось ослушание воли царя, т. е. преступление носило оттенок царского дела и называлось "воровство" и "вина". В Воинском Артикуле под преступлением понимался не только формальный акт нарушения, его государственной воли, но и действие, причинявшее вред государству, посягавшее на государственный интерес, на господствующий класс в целом. По законодательству Петра I преступным считалось не только то, что запрещено законами, но н все то, что вредно для государства. Это видно из ст. 143 Морского устава: за совершение на корабле преступления ответственность предусматривалась, вопрос о наказании разрешался по аналогии. Вынесенное таким образом судебное решение представлялось в Адмиралтейскую коллегию для внесения новой статьи в устав в законодательном порядке. Следовательно, преступления - это деяния, причиняющие вред и убыток государству. "Государственный интерес." в законодательстве Петpa I означал волю господствующего класса (дворянства), возведенную в закон и выраженную в законах.