Теория государства и права

Нарушение норм права в сфере имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношений влечет за собой гражданско-правовую, деликтную ответственность.

Меры такой ответственности: опровержение сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, возмещение убытков, обращение в доход государства, уплата неустойки (штрафа, пени), признание сделки недействительной, отобрание имущества, неправомерно оказавшегося во владении, принудительное устранение препятствия в осуществлении гражданских прав, возмещение упущенной выгоды и т.д.

Особый вопрос о юридической ответственности возникает при принудительном списании с банковского счета сумм, которые субъект права и так должен был бы уплатить кредитору; решении суда в этом случае в пользу одной из сторон, при котором вроде бы никаких неблагоприятных последствий не наступает; опровержении, при котором суд обязывает газету опубликовать опровержение недостоверных, дезинформирующих сведений, предварительно освободив ее от ответственности и возложив всю ответственность на автора публикации. Словом, возникает вопрос о принудительном характере подобных действий - относятся ли эти меры к юридической ответственности? Да, относятся, так как в каждом конкретном случае можно видеть дополнительные обременения, которые налагаются на правонарушителя. Это могут быть судебные издержки, которые он вынужден уплатить, иные расходы, потеря доброго имени и так далее.

Таким образом, принудительное исполнение - это также мера гражданско-правовой ответственности.

В совокупности гражданско-правовая ответственность наступает за нарушение правовых норм, договорных обязательств, причинение внедоговорного имущественного вреда. Меры этой ответственности имеют самый различный характер, но четко привязаны к имущественной природе деликтов.

Специфическими мерами юридической ответственности является отмена неправомерных актов государственных органов. В этой сфере важная роль принадлежит в России Конституционному Суду, органам прокуратуры.

Меры юридической ответственности не следует смешивать с другими мерами, которые также могут иметь принудительный характер и внешне очень сходны с мерами юридической ответственности, но имеют совершенное назначение. Это меры медицинского характера, когда лицо, совершившее внешне противоправное действие, признается невменяемым и в зависимости от характера и степени заболевания принудительно помещается в медицинское учреждение. Это меры административного характера - изъятие оружия, запрет на выезд из карантинной зоны и тому подобное.

Теория права выделяет и обстоятельства, исключающие юридическую ответственность. О некоторых речь шла выше. К иным обстоятельствам относятся такие социальные явления, как непреодолимая сила, необходимая оборона и крайняя необходимость.

Под непреодолимой силой понимаются обстоятельства, которые не зависят от воли и желания субъекта права, преодолеть которые он не может, и они объективно становятся на пути исполнения им обязательств, ведут его к правонарушению. Стихийные бедствия, в частности землетрясения, наводнения, - вот основные примеры непреодолимой силы.

Устраняет этот фактор юридическую ответственность главным образом в гражданско-правовой сфере.

Большой теоретической проблемой остается ситуация, когда те или иные договорные обязательства не удается исполнить в силу изменения законодательства, например специального постановления правительства. Как правило, на этот случай в договорах делается отметка в той или иной форме о возможном появлении непреодолимой силы, о страховании последствий подобной ситуации, о распределении риска.

Необходимая оборона - ситуация, когда подвергшийся нападению человек защищается и наносит нападавшему вред, предотвращающий продолжение нападения. Тут все теоретически достаточно исследовано: уровень интенсивности нападения, способы нападения и обороны, временные интервалы, превышение пределов обороны и т.п. В отечественной истории права было и такое время, когда, конкретизируя это юридическое понятие, Пленум Верховного Суда СССР стал на позицию соразмерности нападения и защиты и даже рекомендовал подвергнувшемуся нападению побыстрее покидать «поле битвы». После критики такой «трусливой» позиции упомянутое Постановление Пленума Верховного Суда было отменено, и ныне действует установка на активное противостояние нападающему, расширился и объект защиты. Сюда стали входить и родственники, и соответственно объекты собственности. Вместе с тем остается и такой состав преступления, как «превышение пределов необходимой обороны». Это важное оценочное понятие также раскрывается на практике в зависимости от многих конкретных обстоятельств дела. Крайняя необходимость - еще более спорное общее понятие. Умирающий от голода человек ворует в магазине булку - вот характерный пример, который приводится во многих учебниках. Но он также рождает много вопросов, и первый из них - а почему человек оказывается в таком положении?

Во всяком случае, когда в отечественной истории в 30-е годы судили голодающих колхозников за сбор колосков после уборки урожая, о крайней необходимости судьи не вспоминали и наказание 10 лет лишения свободы распространялось на многих жертв сталинских репрессий. Кроме того, в той же ситуации «крайней необходимости» один человек займется воровством, другой - будет искать иной выход. Словом, «крайняя необходимость» - это очень расплывчатое оценочное понятие, которое раскрывается в зависимости от многих конкретных обстоятельств правонарушения.

Учитывая весь спектр характеристик, относящихся к юридической ответственности, теория права сформулировала принципы юридической ответственности.

Они следующие: сочетание восстановительной и карательной функций, законность, справедливость и прежде всего соразмерность, неотвратимость, защита интересов государства, общества, коллективов, физических лиц, целесообразность, гуманность.

Такой предстает во всем своем многообразии юридическая ответственность. Но остается еще один, может быть самый важный вопрос: каковы же социальные причины правонарушений и, соответственно, общественного ответа на них в виде юридической ответственности.

Социальная природа и причины правонарушений, особенно преступлений, всегда были предметом изучения юридической науки в целом, многих отраслевых юридических наук.

Наука уголовного права, в частности, разрабатывала и разрабатывает меры, адекватные различным видам преступлений, имея целью создать систему общей и частной превенции (предотвращение) отклонениям от правовых предписаний, от нарушений установленного порядка. Учитывает эта наука и карательную функцию уголовного права, вытекающую из состояния общественного сознания, необходимости защиты государственных устоев, интересов общества, охраны прав и свобод граждан, наказания преступника.

В известные периоды отечественной истории на этой основе формировалась так называемая карательная политика, которая основной упор делала на чрезмерно жестокие принудительные меры. Но, разумеется, наука уголовного права разрабатывает и гуманистические начала в применении наказаний, имея в виду конкретные обстоятельства преступлений, личность преступника. Преступление и наказание как предмет науки уголовного права насчитывает много столетий размышлений ученых, отстаивающих разные теоретические подходы.

Правонарушения, их причины предмет интересов и науки административного (полицейского) права. Чего стоит только один «опрос - что относить к проступкам, а что к преступлениям. Ведь грань между общественно вредным поведением и общественно опасным поведением, в сущности, так тонка. И не случайно но многих правовых системах периодически происходит перевод составов правонарушений из преступлений в проступки и наоборот.

Разумеется, и наука гражданского права погружена в изучение деликтных правонарушений: неисполнения обязательств, причинения вреда и т.п.

Криминология рассматривает конкретные формы преступности и конкретные способы и приемы борьбы с преступностью, например с организованной преступностью, с терроризмом, с контрабандой наркотиков.

Но и теория права занимает достойное место в исследовании социальной природы и причин правонарушений, в разработке мер юридической ответственности. Прежде всего теория права формирует или поддерживает общие подходы к изучению обусловленности антисоциального поведения, рассматривает соотношение между законодательством и отклонениями от него, изучает и дает общую оценку мерам предотвращения правонарушений. В отечественной теории права в 30-50-е годы была сформулирована оригинальная концепция причин преступлений. Считалось, что в основе социальных корней преступлений лежит эксплуататорский строй, капитализм с его апофеозом частной собственности, постоянным обнищанием трудящихся, недобросовестной конкуренцией, нравственным разложением общества, ограблением народа и т.п. Социализм же как антипод капитализма, заменяя частную собственность общественной собственностью, ликвидирует социальные корни преступлений и не должен иметь преступность. Более того, в одной из утопических картин будущего, в котором «отмирало» право, Ленин рисовал общество, где различные «эксцессы» будут немедленно пересекаться самим трудящимся путем самосудов.

На этой теоретической основе в 20-е годы были сделаны отчаянные попытки полностью ликвидировать преступность, вплоть до того, что так называемых социально опасных элементов, якобы потенциальных преступников, без следствия и суда выселяли из городов в исправительные лагеря, а к некоторым применялись «самосудно» и более суровые меры.

Были приняты и экзотические меры, чтобы заинтересовать правоохранительные органы активно раскрывать преступления, ловить преступников, а заодно и удовлетворить финансово-материальные нужды работников уголовного розыска, да и самого этого учреждения.

Так, в июле 1922 г. Правительство приняло декрет «О введении процентного отчисления с розысканного при содействии Уголовного розыска похищенного имущества». В соответствии с декретом 10% от возвращенного имущества государственных учреждений и предприятий и 15% от имущества частных лиц и коммерческих объединений шли в специальный фонд для вознаграждения отличившихся сотрудников Уголовного розыска.

Но время шло и, к удивлению строителей социализма, сохранились и в социалистическом обществе воры, бандиты, насильники и иные преступники. Более того, социализм породил и совершенно оригинальные виды преступлений - «самовольный уход с работы» (1940 год), «обвешивание и обмеривание», «выпуск недоброкачественной продукции», «невыработку трудодней», «спекуляцию», «извлечение нетрудовых доходов». Эти и многие другие виды поведения были объявлены преступными в уголовном кодексе сталинских времен, в некоторые другие времена.

Надо было как-то объяснить эти социальные явления, обозначить их социальные корни, не подрывая общей трактовки социализма как строя, которому предназначено ликвидировать преступность, поскольку в его основе лежит общественная собственность.

Тогда-то появилась в философских, юридических, социологических работах концепция причин преступлений, которую можно назвать «сознательной». Объяснение было сведено к личности преступника, у которого, де, сохраняются «пережитки капитализма в сознании». Этими «пережитками капитализма в сознании людей» и объяснялось длительное существование правонарушений, прежде всего преступлений, при социализме.

Однако в 60-е годы эта концепция стала подвергаться критике, прежде всего за то, что не могла объяснить наличие «пережитков капитализма» в сознании нового поколения людей, не знавших «нравов» капитализма, неживших в капиталистическом обществе. А в теоретическом плане эта приспособленческая (еще и поэтому «сознательная») идеалистическая концепция также обанкротилась, т.к., по существу, все сводила к некоторым общим идеологическим догмам и уходила от анализа реальных противоречий и негативов социализма, не создавала теоретических основ для практической борьбы с преступностью.

На смену этой идеалистической концепции некоторые ученые выдвинули биологическую концепцию, в которой утверждалось, что существует генетическая предрасположенность к преступной деятельности, к патологическим изменениям в психике, которые в конце концов сформируют из человека преступника. Речь шла о так называемой бытовой преступности - воровство, убийства, насилие и т.д. Причем подчас аргументация была весьма демагогической, «от противного». Поскольку, де, социализм не может порождать преступность, стало быть, причины надо искать не в социальной сфере. Те же, кто в этом сомневается, сами выступают против социализма и с ними также надо «разобраться».

Но перенос изучения причин преступности из социальной сферы в исследование хромосомных наборов, поведения близнецов также ничего не давал практике. Более того, будучи перепевом идей итальянского криминалиста Ломброзо и его последователей, утверждавших о природной предопределенности преступности, он толкал опять же правоохранительные органы на внесудебные расправы с якобы потенциальными преступниками. Конечно, не приходится вообще исключать роль патологии в формировании преступных мотивов, отклоняющегося поведения, подчас требующего медицинских мер защиты, о которых шла речь выше, а не юридических.

Однако связь преступного поведения с генетическим кодом, осталась недоказанной, особенно на примере близнецов, когда один из них становился преступником, а другой - вполне законопослушным гражданином. В случае же, когда оба близнеца оказываются правонарушителями, также нельзя было определить, что здесь первопричина общее воспитание или генетика. И эта концепция оказалась также несостоятельной.

В конце 70-х годов в отечественной теории права произошел мучительный перелом, потребовавший большого научного мужества и настойчивости. Внимание было обращено на реальные, материальные условия социалистической системы, на особые противоречия социализма, его коренные недостатки и иные социальные факторы, послужившие условиями, порождающими преступность, на то, что замена частной собственности общественной не исключила даже имущественные корыстные преступления. Социализм как система, порождающая преступность, - это вывод, конечно же, был неожиданным, но, увы, отвечал реальному состоянию общества и переводил изучение преступности из идеалистических, биологических концепций в материалистическое, перспективное направление. На этом пути и удается отличать от просто антиобщественного поведения наиболее вредное, общественно опасное поведение, запрещенное законом.

В идеологической парадигме социализм из «развитого, зрелого» «превратился» в систему, нуждающуюся в совершенствовании. Одно из направлений этого совершенствования и стало изучение реальных причин преступности и других видов правонарушений.

Социологические исследования подтвердили, что питательную среду для многих правонарушений создают психологические представления о том, что социалистическая собственность - это «ничья» собственность, что, как пелось в песне, «все вокруг мое».

Распределительная социалистическая система, в которой господствовал чиновник - распорядитель и распределитель, - порождала коррупцию, взяточничество. Последнее воспринималось как плата за «хорошее» управление, как своеобразное перераспределение результатов труда. Этот процесс в распределительных обществах известен под названием редистрибуции. Это перераспределение по вертикали. Тот же процесс деления доходами по горизонтали получили обозначение реципрокации.

Экономические законы социализма, в том числе закон стоимости - стихийное, синергетическое определение реальной стоимости товара, - пробивали себя при социализме в преступных формах взяточничества, поборов, привилегий. Эти преступные формы были включены в процессы производства, распределения, обмена, потребления, во всю экономическую жизнь социализма.

Те же социологические исследования раскрыли и иные социальные причины правонарушений: разорение уклада сельской жизни в коллективизацию, переселение в эти годы миллионов крестьян в другие местности, бегство многих в города, люмпенизация, нищенство, алкоголизм и тому подобные социальные бедствия.

А затем и такие отвратительные правонарушения, как контрабанда наркотиков, сутенерство, организованные формы преступности, стали также горестными приметами социалистического бытия.

Однако теория права идет дальше в определении этих причин. Ведь правонарушение - это противоправное поведение. Каково же состояние права? Всегда ли оно соответствует состоянию, потребностям, интересам общества? И тут выясняется, что причины многих правонарушений коренятся в несоответствии конкретных законов тенденциям общественного развития, исторически сложившимся пластам духовной жизни, стереотипам поведения. К последнему, в частности, относится горестная заметка историка Карамзина в начале XIX века на вопрос: что в России? «Воруют», - ответил Карамзин. Действительно, отношение к «казенному» в России как к чужому почти всегда лежало, да и лежит, в основе многих правонарушений.

Но те или иные правонарушения создают сами законы, обозначая отдельные виды поведения как противоправные.

Например, длительное время в отечественной истории, вплоть до конца 80-х годов, преступлениями (злоупотребление служебным положением) объявлялась инициативная деятельность руководителей предприятий, колхозов, поощрявших работников, колхозников вне установленных форм за хорошую работу. Так, председатель колхоза, поощривший колхозников путевками на круиз, был осужден за расхищение колхозных средств. Осуждалась как преступления обычная хозяйственная деятельность по договорам - так называемое шабашничество. Да и спекуляция как преступление, наполнявшая тюрьмы тысячами людей, особенно женщинами, также была создана, в сущности, социалистическим уголовным правом. А извлечение нетрудовых доходов, когда преступлением объявлялась сдача внаем жилого помещения, обыкновенная аренда?! А коммерческое посредничество - обычная деловая деятельность, которая также объявлялась преступлением?! Но право не может прекратить нормальное течение жизни, и со временем, с изменением социальных условий все эти «виды» прекращают свое существование как преступления, идут процессы извинений, реабилитации. Однако уход от «идеологических» причин преступлений мало что уже может исправить. И хотя законы меняются, дело уже сделало, многие человеческие судьбы изломаны.

Но это некое социально-юридическое и психологическое применение теоретического знания в раскрытии генезиса преступности.

Философский же подход исходит из представлений о свободе воли, возможности вести себя в соответствии со своими желаниями, без внешнего принуждения. У человека всегда есть веер возможного поведения, выбор тех или иных вариантов. В одних и тех же обстоятельствах один человек «сломается», станет вором, расхитителем, взяточником, другой же мобилизует все свои силы, способности, возможности для того, чтобы преодолеть неблагоприятные обстоятельства, не поддаться на посулы. Иначе пришлось бы учитывать только внешние обстоятельства, соглашаться с ними. Не случайно же в одном шуточном примере из такой концепции «внешних обстоятельств» подсудимый, обвиняемый в убийстве родителей, в своем последнем слове просил суд учесть, что он, подсудимый, ни много ни мало сирота.

Варианты поведения, веер выбора существуют у каждого человека, но правовая норма определяет один из этих вариантов, предписывает его. Нежелание следовать этому правовому варианту, определение собственного противоправного выбора и ведет к правонарушению, к юридической ответственности.

Проблематика свободы воли как основы выбора поведения, в том числе противоправного, широко изучалась в философии, юридической науке. В классической немецкой философии XVIII-XIX веков в трудах некоторых ученых ставился знак равенства между свободой воли и свободой вообще. Материалистический вариант этой философии добавлял в понятие свободы воли информационный компонент. Энгельс, в частности, заметил: свобода воли - это способность принимать решение со знанием дела.

В средние века (XIV век) была сформулирована проблема так называемого равнозначного выбора и способов определения выбора путем жребия.

«Выборная» концепция причин правонарушений, исходящая из сознательного, активного отношения человека к своему поведению, оценки этого поведения обществом, государством, базируется на представлениях об абстрактном равенстве всех людей. Все люди формально равны перед законом, и дело каждого, как он будет поступать в конкретных обстоятельствах. Это формальное равенство, как отмечалось выше, и является неотъемлемым элементом содержания права.

Конечно, проблема равенства намного богаче, чем только подход к определению причин правонарушения, к правонарушителю как к лицу, имеющему якобы равный набор вариантов поведения и в силу свободы воли, без принуждения выбирающему тот или иной из этих вариантов.

Философия и теория права выделяют равенство возможностей, равенство результатов труда (уравниловка), в религиозных системах обсуждается равенство перед Богом. На основе представлений о равенстве выделяются равные права от рождения (естественные права), равенство перед законом, судом, властью. Широко распространены представления о равенстве независимо от национальности, расы, происхождения, языка, пола.

Среди этой палитры равенства яркие социальные краски принадлежат «выборной» концепции причин правонарушений. Человек обладает свободой воли и в силу этого становится либо законопослушным гражданином, либо порождает правонарушения.

Так, равенство включает в себя и баланс прав и свобод разных индивидов, свобода воли одного индивида ограничена, как отмечалось свободой воли другого индивида. И определение этого баланса являются труднейшей задачей теории права, и, разумеется, законодателя.

Так, ошибочные представления о неограниченной свободе воли каждого индивида лежат в основе некоторых общественно вредных, опасных социально-политических действий (например крайних форм анархизма), на бытовом уровне - в основе некоторых преступлений, например хулиганства.

К. Поппер, иллюстрируя эту проблему, привел шутливый диалог, который состоялся между хулиганом и судьей. В ответ на замечание хулигана, что он волен двигать кулаком, куда захочет, судья заметил, что движение кулака хулигана ограничено положением носа его соседа. Так-то оно так, но в других ситуациях этот баланс установить весьма сложно.

Разумеется, материалистическая концепция природы правонарушений не противостоит «выборной». Ведь тот или иной выбор поведения может определяться внешними обстоятельствами, условиями жизни, труда, состоянием общества, его отношением к праву, воспитанием и т.п. Но «выборная» концепция оставляет все же последнее слово за человеком, за его сознанием и волей. Человек в этой концепции активная, деятельная личность, а не жертва идеологий, биологии: он отвечает за свои поступки. Он - цель, а не средство социальных процессов, не итог неких внешних сил и обстоятельств.

Особый вопрос о причинах и социальной природе так называемых политических преступлений. Их стараются ограничить от так называемых уголовных преступлений, и либеральные общества, правовые государства стремятся показать, что у них этого вида преступления нет. В то же время тоталитарные государства знали специфические виды преступлений, которые получили обозначение как политические. В отечественной истории особенно распространенным был в этой сфере такой вид преступления, как «антисоветская агитация и пропаганда», в которую включалось практически любое несогласие с официальной идеологией - от анекдота до научно-критического анализа «трудов» генерального секретаря.

Разумеется, каждая правовая система осуществляет охрану своего государственного (конституционного) строя. Действия, направленные на свержение этого строя, объявляются преступными. Сюда же включаются действия, направленные против целостности государства, на разжигание социальной, национальной розни и т.п. Даже при смене строя, например капиталистического на социалистический и наоборот, форма правовых норм, объявляющих преступными действиями по свержению строя, не меняется. Изменяется лишь содержание таких норм: обозначение строя, который защищается.

Понятно, что природа таких преступлений определяется социальными столкновениями, их целями, крайними способами их осуществления. Сторонники таких крайних способов объявляются экстремистами. Однако юридически точно определить экстремизм как преступление из-за многообразия форм пока не удается. Не удается и определить как преступление приверженность к идеологическим и политическим течениям типа «фашизм». Да и вряд ли это надо делать! Так, по крайней мере, оказалась неудачной попытка Президента Российской Федерации поручить Российской Академии наук выработать понятие «фашизм». Ведь фашизм - это и идеология, и политическая деятельность, и организационные формы. Вместо этого предложения вполне достаточным была бы последовательная реализация привлечения к установленной юридической ответственности тех лиц, кто осуществляет поведение, связанное с разжиганием национальной вражды, пропагандой войны и т.п.

Политические преступления приобретают и такие отвратительные формы, как терроризм. И хотя это весьма древняя форма, и настоящее время она на питательной среде национальных, религиозных столкновений спит настоящим планетным бедствием, одной из глобальных межгосударственных пройдем.

Появляются и новые проблемы, когда определенные социальные процессы надо объявлять преступными. Например, когда возникают процессы типа вооруженного мятежа, которые в уголовном кодексе не значатся, но возникает социальная необходимость их определить как преступления. В противном случае те, кто борется с вооруженным мятежом, не знают, как конкретно вести себя с «противником». Возникает правовая неопределенность со всеми социальными издержками. Особая сложность появляется к ситуациях, когда вооруженные мятежи перерастают в национально-освободительные движения, характеризуемые идеологией сепаратизма, разрушением целостности государства.

По-видимому, обозначение национально-освободительных движений как преступлений является неверным, военные пути борьбы с такими движениями бесперспективны. Исторический опыт свидетельствует о том, что исходом таких конфликтов являются переговоры, мирные пути разрешения религиозных, национальных столкновений.

Краткий анализ социальной природы и причин различных правонарушений показывает, сколь многообразны эти характеристики. Пожалуй, не менее многообразны, чем причины правотворчества, правоприменения. Правомерное поведение и правонарушение - это две стороны одного и того же социального явления: действия социально-регулятивной правовой системы.

Многообразие, сложность причин, действующих в этой сфере, конечно же, предполагают и иные подходы к изучению причин конкретных правонарушений, к формам борьбы с ними. В рамках данного изложения теории права речь идет лишь о самых общих, актуальных, современных подходах.

Глава двадцатая. ПРАВОСОЗНАНИЕ И ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА

Понятие, виды и структура правосознания. Правовая идеология и правовая психология. Правосознание и право: взаимодействие. Правовая культура. Правовой нигилизм. Правовое воспитание.

Обсуждение всех предыдущих тем свидетельствует: только тогда правотворческая и право-применительная деятельность становится эффективной, когда в этих процессах, наряду с мощными самоорганизуюшимися началами, приоритетное место занимает и сознательное, организующее творчество, умная работа. При изучении этих сознательных и созидательных процессов в правотворчестве и правоприменении теория права формулирует тему правосознания и правовой культуры.

Действительно, в какой степени осмысленное, сознательное отношение общества и индивидов к праву ведет к необходимому правовому состоянию общества, к появлению новых правовых норм, в какой степени эмоциональное отношение влияет на правомерное или правонарушительное поведение?

Уже в главе о толковании рассматривалась роль мыслительных процессов в правоприменении - выборе нормы, ее понимании. В главе о правонарушении освещались мотивационные основы поведения. Словом, правовое сознание общества, отдельных групп, индивидов органично связано с правом как социальным целостным институтом, с его возникновением, функционированием и развитием, с правотворчеством и правоприменением, иными сторонами правового бытия общества. Как таковое правосознание и его более крупная социальная форма - правовая культура - изучаются именно в теории права.

Но что же понимать под правосознанием? Правосознание можно определить как объективно существующий набор взаимосвязанных идей, эмоций, выражающих отношение общества, групп, индивидов к праву - этому целостному социальному институту, его системе и структуре, к отдельным законам, иным характеристикам правовой системы.

Это еще и канал воздействия права через мотивацию, эмоции, сознание на поведение людей, на формирование общественных отношений.

Правосознание - это, по существу, оценка права, существующая в обществе, выражающая критику действующего права и формирующая определенные надежды и пожелания к правовой сфере, ее изменениям, определяющая, что считать правомерным, а что неправомерным. Но это еще и новый этап состояния общественного сознания.

Действительно, формирование правосознания становится в ХIХ-ХХ веках процессом, продвигающим эволюцию общественного сознания к новому уровню коллективного разума. Ибо если вообще эволюция Homosapiens (человека разумного) имеет своим предназначением развитие духовного начала в природе или самоорганизуется для этого, то нынешний всплеск правосознания в общественном сознании - один из этапов этого развития.

От утопического, мифологического сознания к логическому, а от него к логико-правовому - так можно определить основной вектор в продвижении общественною сознания к дальнейшим рубежам и высотам. Правосознание придает общественному сознанию характер рациональности, сознания «здравого смысла».

Такое утверждение может показаться странным, но по сути в нем нет ничего удивительного. Растет роль и ценность права как основной регулятивной системы, которая формирует цивилизованное общежитие человечества (в условиях атомных электростанций, ядерного оружия, химических и иных глобальных угроз, в условиях всепланетарных экономических связей и т.п.). Соответственно, совершенствуется и юридическое мировоззрение, которое становится условием благополучного существования индивида, его коллективных образований, общества.

Разумеется, правосознание имеет длительную историю, знает свои пики и падения, свою эволюцию, развертывание во времени. Так, правосознание было отличительной чертой общественного сознания древних римлян, когда торжествовало римское право. Судебные и иные правовые формы жизнедеятельности римского общества находили и адекватное отражение в идеях и эмоциях римских граждан, формировании их поведения. Приметой быта и нравов древних римлян были непрерывные обращения к преторам, в сенат, в судебные учреждения по любому спорному вопросу: касалось ли это судеб государства или продажи раба. Юридическое мировоззрение, которое при этом становилось господствующим, охватывало не только бытовую сторону жизни римлян, но и сферу духовную. Языческие боги римлян - это герои многих произведений искусства: они судятся, спорят, помогают или вредят людям. Они символы тех или иных правовых течений, процессов, оценок, идеалов.

Буржуазные общества ХIХ-ХХ веков, базирующиеся на фундаментальных правовых документах - декларациях, конституциях, конвенциях, на включенных в них основных правах и свободах, на гражданских и иных кодексах, также пронизаны юридическим мировоззрением.

Многие условия жизнедеятельности в этих обществах просматриваются их членами исключительно сквозь призму прав, обязанностей, ответственности.

Только апологеты «отмирания права» в концепции коммунистической утопии обрушиваются на юридическое мировоззрение, пытаются заменить его классовым, революционным сознанием. По существу эти попытки представляют собой не что иное, как воздвижение барьера на пути эволюции коллективного разума, если вообще отсчет вести от тех первых проблесков сознания, которые возникли при появлении па планете человека.

Всплеск правосознания характеризует и периоды социальных перемен, революций. Тоска о прошлой правовой системе у одних, надежды на формирование новой у других. Но пока идет ломка действующего законодательства, вакуум заполняют представления, идеи, эмоции о будущем желательном законодательстве, которое могло бы обеспечить идеалы и цели революционных перемен. Правосознание выполняет роль важнейшего критерия в правотворчестве и правоприменении.

В этих условиях регулирующая роль правосознания может закрепляться даже законодательно. Так, в условиях Октябрьской революции Декрет о суде от 22 ноября 1917 года гласил: «местные суды решают дело именем Российской республики и руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию».

Чем дальше забирается человечество в неисповедимые глубины прогресса, тем ярче проявляет себя юридическая природа сознания, тем важнее становится этапная задача - следовать многим положениям, раскрытым теорией права в правосознательной сфере человеческого общежития.

Исследования многих философов и юристов в этой области составили значительные труды. Отечественные ученые - Л. Петражицкий, М. Рейснер, И. Фарбер и другие оставили крупный след в изучении правосознания. Не оставила эту проблему и современная теория права.

Наряду с общетеоретическими подходами к правовому сознанию как одной из важнейших форм общественного сознания и даже мировоззрения, теория права выделяет и изучает структуру правосознания.

Прежде всего эту структуру характеризуют два пласта - правовая идеология и правовая психология.

Пласт правовой идеологии - это осознанное отношение к праву, выражаемое в обоснованной, аргументированной критике или одобрении всей правовой системы, правовых учреждений, судов, отдельных законов и т.п. Правовая идеология - это система концентрированных правовых взглядов, основывающихся на определенных социальных и научных познаниях.

Когда, например, журналист С. Чугаев в статье «Коммунисты превратили Думу в клуб, где обсуждают все, кроме законов» («Известия», 13 мая 1996 года) приводит аргументы и цифры, обосновывающие этот заголовок, -это одна из идеологических форм правосознания.

В психологической форме этот же вывод выглядел бы как серия раздражительных, эмоциональных высказываний в адрес депутатов типа: не работают, некомпетентны, устраивают шоу и т.п. Но это еще самая малая толика психологического пласта правосознания в данной конкретной ситуации. «Разогнать, распустить» - эти высказывания идут еще дальше. Таким образом, правовая психология - это также оценка существующего и желательного права, но выражается она в виде эмоций, штампов, стереотипов, иных психологических характеристик.

Так ключевым объектом, вокруг которого бушуют в современной России и идеологические, и психологические правосознательные страсти, является законодательство о приватизации и практика его осуществления.

В избирательной кампании 1996 года, в программе одного из кандидатов на должность Президента, идеологический пласт правосознания был выражен следующим образом: «форсированная приватизация в 1992-1995 гг. проводилась с такими нарушениями элементарной справедливости и принятых законов, что права новых собственников, не говоря уже о людском оправдании в глазах общества, поставлены под сомнение.

Под видом приватизации была развернута беспрецедентная кампания растаскивания общенародной собственности, нарушения прав миллионов граждан, фактически ликвидированы социальные гарантии и разрушены фонды общественного потребления. Утрачены традиции, по которым Россия жила большую часть XX века».

То же негативное, но уже психологическое отношение к приватизации как к процессу восстановления в России на новой правовой основе частной собственности, предпринимательства, других ценностей социальной рыночной экономики выражалось эмоционально в иной форме, в кратком, но емком словечке: «прихватизация». Понятно, что и идеологическое, и психологическое неприятие приватизации частью российского общества шло от стремления вернуться к прежней правовой системе, экономическим отношениям распределительной, социалистической системы с ее уравниловкой, социальным иждивенчеством и иными «благами».

Психологическая структура правосознания играет значительную роль в формировании и реализации права. Это либо мощный фактор правового развития, прогресса в демократических преобразованиях, либо тормоз, сопротивление преобразованиям, реформам. Причем психологическую структуру в решающей степени формирует национальная психология. Сложившиеся за многие столетия национальные привычки, обычаи, особенно на бытовом уровне, диктуют эмоциональное отношение у этносов к тем или иным правовым нововведениям, модернизациям. Прежде всего это касается установившихся форм брачно-семейных, имущественных отношений, положительное отношение к которым сохраняется, как бы те или иные «революционные» правовые решения ни старались их разрушить. Тщетные усилия социалистического права в борьбе с местными обычаями в Средней Азии свидетельствуют об этом.

В этом регионе национальная психология формировала негативное отношение к основным сегментам социалистического права, которое пыталось сокрушить привычку «покупать» жену (калым) и другие устоявшиеся обычаи. Впрочем, и попытки сокрушить обычай «покупать» мужа (приданное) в Западной Украине также не имели успеха, хотя такие обычаи не относились формально к противоправным, но осуждались в официальном правосознании как противоречащие равенству полов - важному конституционному принципу социалистической правовой системы.

Идеологическая структура правосознания создается подчас искусственно. Так, аргументы против частной собственности на землю ее противники черпают и поныне из представлений об общинной форме крестьянской жизнедеятельности на Руси, о приверженности к ней русского крестьянства. При этом игнорируется успешный опыт столыпинской реформы, нэповский опыт, который показал в XX веке эффективную роль частного, семейно-хозяйственного земледелия.

И в конце XX века продолжается в России борьба за один из двух путей развития сельского хозяйства - коллективный (колхозы, совхозы) или частный (фермерство). А в правосознание сторонники возврата к колхозно-совхозной системе стараются внедрить представления о том, что частная собственность приведет к разбазариванию земель сельскохозяйственного назначения, продаже российских земель иностранцам и т.п. Все эти идеи, эмоции формируются применительно к одобрению или осуждению принятого и реализуемого Гражданского кодекса, обсуждаемого Земельного кодекса и других актов.

В структуре правосознания, кроме идеологии и психологии, выделяются и уровни - обыденное, профессиональное, научное правосознание.

Обыденное правосознание - это отношение к праву, его оценки на уровне стереотипов, штампов, слухов, курсирующих в тех или иных социальных группах, иногда толпе. Это, например, представления, что сила закона в его жестокости, что если, де, рубить руки ворам, то исчезнет воровство, что самосуд - расстрел на месте - единственный способ справиться с бандитизмом, что законы либеральны и потому существует преступность и тому подобное. Аналогичные мнения и эмоции характеризуют обыденное правосознание.

К обыденному уровню правосознания можно отнести, например, такие высказывания некоторых российских журналистов: «принимает Госдума тысячи законов, но читать их и понимать невозможно». В этом случае свой уровень правосознания и просто образования журналист выдает за всеобщий и с помощью средств массовой информации внедряет его в обыденное правосознание.

Профессиональный уровень - это правосознание прежде всего юристов-практиков, иных работников государственного аппарата (судейского корпуса, прокуроров, следователей, нотариусов, иных юридических и государственных работников). Социологические исследования выявляют совершенно отчетливо представления юристов в целом, их структур об эффективности права, его недостатках, о том, что надо делать с правовой системой государства. Иногда профессиональное правосознание пытается за счет критики действующего законодательства объяснить недостатки в работе юридических учреждений, списать эти недостатки (рост преступности, числа имущественных споров и другие) на счет якобы несовершенного законодательства.

Профессиональное правосознание в России формирует и весьма обоснованные предложения, вытекающие из знания обстановки в сфере компетенции Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда, Генеральной прокуратуры, Конституционного Суда.

У юриста, как правило, есть несколько постулатов, которые складываются под влиянием всей системы юридического образования, под влиянием практической работы. Это священность закона и договора, верховенство закона, уважение к Конституции, равенство каждого перед законом, судом, властью и некоторые другие «священные коровы». Но иногда именно за это юристы получают эмоциональные на уровне обыденного сознания характеристики: крючкотворы, формалисты и т.п.

Научное правосознание опирается на изучение состояния действующей правовой системы, необходимых перемен, социальных заказов и ожиданий в правовой сфере. Научное правосознание характеризует идеологический пласт и состоит как из общетеоретических знаний, так и из знаний отраслевых юридических наук.

Научное правосознание формирует предложения de lege lata и de lege ferenda. Эти два возникших еще в далеком прошлом подхода соответственно относятся к оценке, в том числе критике, действующего законодательства и к предложениям об улучшении права на перспективу, в будущем.

Разумеется, к научному правосознанию относится весь спектр проблем правового развития человечества, в том числе гипотезы об «отмирании» права, о правовом нигилизме, представления о законе как воле государства и т.д.

Мощным и весьма древним течением в правосознании являются религиозные влияния на правовые взгляды, правовые чувства. Там и тогда, где и когда право приобретает религиозные формы (например, каноническое право), роль религиозных идей и чувств становится решающей.

В структуре правосознания выделяются также виды: индивидуальное, групповое, в том числе классовое, общенациональное (массовое) правосознание.

Индивидуальное правовое сознание формируется у каждого члена общества, так или иначе включенного в общественные отношения, в различные движения, партии, структуры. Например, члены движения «зеленых» (экологические движения) имеют свою систему правовых взглядов, оказывающих формирующее влияние на индивидуальное правосознание. Иными словами, индивидуальное и групповое правосознание не отделены друг от друга китайской стеной, взаимосвязаны и переплетены. Но тем не менее на теоретическом уровне четко выделяется индивидуальное правосознание.

Каналы формирования индивидуального правосознания самые различные. Это и средства массовой информации, и сведения о праве, которыми делится сосед, это и сборники, и рассказы отсидевших в местах лишения свободы бывалых людей, и представления, идущие из глубины веков.

Индивидуальное правосознание гражданина имеет широкий диапазон: от конформизма до нонконформизма, т.е. от приспособленчества, законопослушания до протеста, отрицания действующего законодательства, до надежды на правовые перемены. Но в целом индивидуальное правосознание - это фактор формирования активности личности, предпринимательства, стимулирования использования прав, свобод и исполнения обязанностей.

Индивидуальное правосознание должностного лица, казалось бы, должно быть всегда ориентировано на исполнение закона, на активное продвижение правовых требований в жизнь. Но, увы, как же широко среди должностных лиц (многих чиновников) распространены эмоциональные представления о законе, который, по их мнению, что столб: свалить нельзя, а обойти можно. Этому способствовала и многолетняя практика высших структур российского общества. Например, длительное время в правосознание советского чиновника внедрялось «ленинское» положение о том, что «обойти декрет нельзя, за одно предложение об этом отдают под суд». Эта фраза из записки Ленина в 1919 году одному из своих сотрудников цитировались бесконечное множество раз в различных учебниках, статьях, научных трудах.

Однако, когда в 5-м издании Сочинений Ленина эта записка была опубликована полностью, оказалось, что фраза имела продолжение. «Но провести изъятие из декрета через ЦИ К можно и должно, и я сие советую», - писал на самом деле В. Ленин. Так создавался двойной стандарт но отношению к закону (декрету, по тогдашней терминологии). И неудивительно, что многие должностные лица этот двойной стандарт неплохо усвоили за долгие десятилетия господства административно-командной системы. Однако неосновательное обобщение на уровне обыденного сознания распространенности таких представлений является неверным. Не так-то просто должностному лицу иной раз пробиться сквозь сеть противоречий в законах, правильно их истолковать, найти закон, обеспечивающий целесообразное решение исполнительной власти и т.п. Подчас именно эта сложнейшая чиновничья работа в обыденном сознании представляется произволом, усмотрением, «обходом» закона и тому подобными прегрешениями. Но это неверные представления, не учитывающие объективные проблемы исполнительной власти.

Групповое правосознание в свою очередь имеет сложную структуру: классовое, иных социальных групп, общественных организаций, партий. Это правосознание по социологическим исследованиям чаще всего формируется вокруг тех или иных конкретных законопроектов, законов.

Наконец, правосознание общества (массовое правосознание) проявляет себя в ходе общенациональных акций типа референдума, голосования за тех или иных кандидатов в депутаты, на должность президента и т.п. Это весьма сложный феномен, который изучают и измеряют разными способами.

Анкеты, опросы, включенные наблюдения и другие социологические приемы позволяют измерять содержание правосознания на разных уровнях в научных и практических целях.

Измерение правосознания служит прежде всего общественной, объективной оценке состояния правовой системы, ее необходимым изменениям.

Изучая правосознание, можно определить конкретные правовые требования тех или иных групп, всего общества, выявить пробелы в законодательстве, недостатки правоприменения, роль суда в жизни общества и т.п.

Немалую роль играет и знание зарубежного полезного правового опыта, когда в правосознании формируется представление «у них» и «у нас», при чем «у них» со знаком «плюс», «у нас» со знаком «минус».

Такое правосознание также может в определенных исторических условиях выступать фактором правового развития. Однако при этом всегда надо исключать механическое копирование чужого опыта, сопоставлять его с национальными традициями, собственным правовым опытом. Правосознание и Право могут находиться и в конфликте. На это оказывает влияние взаимодействие правового и морального, политического, эстетического сознания. Так, пока «пить» считалось моральным, в правовом сознании это обстоятельство при совершении бытового преступления фигурировало как смягчающее вину обстоятельство - «по пьяни», «в нетрезвом состоянии» и т.д.

Но уголовное законодательство расценивает это как отягчающее обстоятельство. Правосознание находилось в конфликте с правом.

Правосознание в своих пластах, уровнях, видах «работает» на устранение пробелов в праве, формулирует в конкретных правовых требованиях (законах, постановлениях) положения, которые могут усовершенствовать законодательство. В правоприменителыюй деятельности развитое правосознание направляют гражданина для разрешения спора в суд, а не в редакцию газеты, что, впрочем, тоже иногда полезно. «Если человек обладает развитым правосознанием, - писал французский юрист Ж. Карбонье, - то так ли уж нужна ему информация о законе. При таком правосознании гражданин сумеет понять, что является законным».

Вспомним, сколь массовыми были в России обращения граждан в газеты, в административные органы в 60-70-е годы по имущественным, трудовым спорам. Редакция крупных газет даже хвасталась числом обращений трудящихся, они исчислялись сотнями тысяч.

В современной России явственно изменилось массовое правосознание и теперь суды буквально забиты разными делами, в том числе о защите чести, достоинства и деловой репутации. Волокита в судах приняла катастрофические размеры, например, средний срок рассмотрения дел до защите чести и достоинства достигает 1,5-2 лет. Причем из-за волокиты, неявки то ответчиков, то истцов дела в конце концов прекращаются.

Но если правосознание теперь «загружает» суды, то и судебную систему надо перестраивать с учетом этой перемены в правосознании: идти на упрощение судопроизводства по несложным делам, скорейшее введение института мирового судьи, суда присяжных и т.п. При такой загрузке судов требуется укрепление их материально-финансовой базы. Необходимо обеспечить и исполнение судебных решений, охватывающих теперь почти все сферы государственного управления, регулирования экономических отношений, политическую организацию общества, избирательную систему и т.п. Для этого проектируется ввести институт судебных приставов.

Если в СССР мощным исполнительным механизмом была партийная система, то ныне таким механизмом стал суд. Происходит сдвиг в правосознании; возникает иное отношение к суду. Отставание с судебной реформой больно бьет по идеалам и практике формирования в России правового государства, демократическим началам общежития российских граждан. Но и право формирует правосознание. Если право отвечает социальным потребностям общества, соответствует его идеалам, целям, тогда правосознание служит опорой правоприменительной деятельности, основой правотворчества. Право - структурообразующий фактор для правосознания.

Именно реальное право, а не различные призывно-просветительские поучения, своими лучшими характеристиками социальной регулятивной системы с наибольшей эффективностью «выкорчевывает» реликты старых представлений из правосознания, именно показательное, разумное использование права формирует новое необходимое обществу правосознание.

Диапазон здесь весьма велик: от разграничения предметов ведения между Федерацией и ее субъектами до появления в имущественных отношениях новых типов договоров, вызванных к жизни социально-экономическими потребностями конца XX века (лизинга, факторинга, агентирования, траста и других).