Вторичная интерпретация как фактор формирования семантической природы переносных значений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Вторичная интерпретация как фактор формирования семантической природы переносных значений

А.Г. Юлдашев

Узбекский государственный университет мировых языков,

Аннотация

Статья посвящена изучению слов с переносными значениями английского и узбекского языков как результатов вторичной интерпретации. Субъективность вторичной интерпретации проявляется в том, что формирование нового смысла, передаваемого словами с переносными значениями, может предполагать выбор или определенного исходного концептуального содержания, передаваемого языковой единицей, называющей объект, с которым осуществляется сравнение, или разных концептуальных характеристик привлекаемого концептуального содержания.

Ключевые слова: первичная и вторичная интерпретация, переносное значение, языковая картина мира

Abstract

A.G. Yuldashev

Uzbek State University of World Languages,

The article is devoted to the consideration of the words with figurative meanings of the English and Uzbek languages as a result of secondary interpretation. The subjectivity of the secondary interpretation is manifested in the fact that the formation of a new meaning conveyed by words with figurative meanings may imply a choice either of a certain initial conceptual content transmitted by a linguistic unit that names an object with which a comparison is made, or different conceptual characteristics of the involved conceptual content.

Key words: primary secondary interpretation, figurative meanings, language view of the world

Введение

Антропоцентризм как научная парадигма открыл дорогу к пониманию того, что науку нельзя делить на эмпирическую и рациональную, менталистическую и механическую и т. д. Ментализм, которого почти не было в школах и направлениях структурной лингвистики ХХ века, стал необходимой составной частью лингвистических исследований.

Начиная с конца ХХ века, преодолев схематизм, формализм, антиментализм и анахронизм, которые были ведущими идеями лингвистических исследований, ментализм прочно утверждается в начале ХХТ века. В настоящее время когнитивная лингвистика тесно сотрудничает с философией сознания, психологией, нейробиологий, психосемантикой, искусственным интеллектом, культурной антропологией, включившись в число важнейших из когнитивных наук. И уже давно никого не удивляет, что ее представители говорят о ментальных единицах и процессах, психических представлениях, понятиях и концептах, о структурной организации человеческого знания и когнитивных структурах типа схемы, фрейма, скрипта, сценария, семантических и концептуальных моделях мира, о языке мысли и т п. [Интерпретация мира в языке, 2017].

Языковая картина мира, как известно, представляет языковой опыт, взаимодействие с миром и освоение знаний о нем в когнитивной системе человека. Люди отличаются друг от друга. Эти различия зависят от разных факторов: места проживания, вероисповедания, различий в культуре и т. п. Все эти причины влияют на то, какая языковая картина сформировалась у того или иного народа. Языковая картина мира передает специфику восприятия человеком объектов и явлений, человек «конструирует», а не отражает мир в своем сознании, что является главным отличием взгляда на языковую картину мира между старыми, традиционными, и новым взглядом на проблему.

Исходя из сказанного, можно констатировать, что языковая картина мира - это определенная его интерпретация и интерпретация знаний о мире в сознании человека и их вербализация в языке. В работе предпринята попытка проанализировать значений английских и узбекских слов с точки зрения теории вторичной интерпретации знаний о мире в языке.

Основная часть

интерпретация семантический переносное значение

Эмпирическая наука не может полагаться на такую методику исследования, которая сводится к тому, что люди производят наблюдения в своих умах, причем каждый в своем собственном. Если иметь в виду, что при лингвистической интерпретации проводится огромная эмпирическая работа для исследования слов со всеми их значениями, как словарными, так и контекстуальными, то вряд ли можно согласиться с тем, что многоступенчатый детальный анализ авторитетных толковых словарей английского и других языков следует считать чисто субъективным подсчетом разных контекстуальных употреблений слов.

Значение слова полнее раскрывается в дискурсе. Как показывают результаты языковой интерпретации с помощью концептуального анализа, обращение как к вербальному контексту, так и к знаниям носителя языка о мире, к своему собственному опыту позволяет уточнить лексические значения.

Как отмечает Н. Н. Болдырев, язык, незримо присутствуя в нашей сфере ценностей и системе жизненных установок, подсказывает тот или иной способ интерпретации окружающего нас мира. Автор выделяет два типа интерпретации - первичную, результатом которой выступают категоризации естественных объектов; и вторичную, результатом которой являются новые знания о мире, связанные с процессами вторичной концептуализации и категоризации [Интерпретация мира в языке, 2017].

Вторичная интерпретация индивидуальна по своей сути и представляет собой интерпретацию коллективных знаний и коллективных когнитивных схем в индивидуальной концептуальной 184 системе конкретного человека [Болдырев, 2019]. Результатом вторичной интерпретации является вторичная концептуализация и категоризация, которые предполагают вторичное осмысление знаков в процессах классифицирующей и оценочной интерпретации и реинтерпретации вербализованных знаний о мире. Уместно сказать, что в каждом языке вторичная интерпретация ярко отражается в идиоматике, фразеологических единицах, поговорках, пословицах и в переносных значениях языковых единиц [Юлдашев, 2015; Yuldashev, 2016; Юлдашев, 2020]. Это обеспечивает уникальную способность языка, с одной стороны, порождать своими средствами бесконечное множество новых смыслов и, с другой - создавать новые формы репрезентации этих смыслов в том же языке [Болдырев, 2012].

Проанализируем природу вторичной интерпретации на примере английского и узбекского языков.

Многие думают, что все люди, говорящие на одном языке, понимают значение слова с одинаково равным числом оттенков. Но это вовсе не так. Разные люди могут представлять по-разному различные понятия и оттенки значения, когда они слышат слово. Так, например, для синоптика слово дождь является термином и его интересуют парадигматические, синтагматические и комбинаторные особенности семантической структуры этого слова. Такие понятия, как конденсация, испарение типы облаков, а также их влияние на формирования дождя на входят в сферу интересов лингвиста. Лингвиста интересует референт слова дождь, т. е. атмосферное явление, которое обладает разной степенью интенсивности в зависимости от климатических условий региона. А эти факты носят сугубо экстралингвистический характер, поэтому не являются предметом исследования языковеда. Слово дождь может быть причиной возникновения различных ассоциаций у людей в зависимости от реакции и воспоминания людей, связанных с дождем. Эти ассоциации могут быть положительными в регионах с сухим климатом и отрицательным в регионах, где наблюдается обильный дождь в течение всего года. Все эти ассоциации влияют на появление разных оттенков в значении слова дождь.

По словарному значению, rain в английском языке характеризуется следующим образом:

В первом определении rain характеризуется как вода, падающая с неба в виде отдельных капель с облака; а также падение этих каплей. Здесь также выражается еще одно - степень интенсивности этих падений. В русском языке соответствующее слово подвергает антромор- физации значение глагола rain, и в результате мы имеем сочетание идет дождь.

В данном случае узбекский язык оказывается в более выгодном положении, так как имеет специальные глаголы для репрезентации действия, совершаемого с объектом нашего наблюдения rain. В узбекском ёмгир ёгаяпти, в английском же языке для выражения этой идеи производится транспозиция, т. е. существительное занимает позицию глагола. It is raining.

В узбекском языке глагол ёгмоц (идти, падать) может употребляться только метафорически, но не в этом предложении, а в другом. Например: Унинг бошига лаънатлар ёгилди (на его голову падали проклятия).

Выбор метода зависит от концепции школы или направления, к которому относится лингвист. Но каким бы методом лингвист ни пользовался, итоговый результат исследования и итоговое знание должны носить системный характер. Эта мысль была отчетливо сформирована А. А. Потебней еще в конце XIX в.: «Очевидно, языкознание, не уклоняясь от достижения своих целей, рассматривает значение слов только чувственного предела. Так как говорится о всевозможных вещах, то без упомянутого ограничения языкознание заключало бы в себе, кроме своего неоспоримого содержания, о котором не судит никакая другая наука, еще содержание всех прочих наук. Например, говоря о значении слова дерево мы должны бы перейти в область ботаники, а по поводу слова причина или причинного союза - трактовать о причинности в мире. Но дело в том, что под значением слова вообще разумеются две различные вещи, из которых одну, подлежащую ведению языкознания, назовем ближайшим, другую, составляющую предмет других наук - дальнейшим значением слова» [Потебня, 2012, с. 395].

Правомерно рассматривать язык как силу, создающую действительность, а не являющуюся отражением действительности. О. С. Ахманова подчеркивала это положение таким сравнением: «Трудно было бы утверждать, что если в языке какого-то народа имеется много терминов, относящихся к рыбной ловле, то в результате этого у данного народа может развиться склонность к рыболовству и усиленное занятие этим видом деятельности. Положение дел, совершенно очевидно, обратное: в языке тех, кто занимается рыболовством, появляется соответствующая лексика» [Ахманова, 1957, с. 163].

Язык - не автономная область духа, которая выходит за рамки общих законов, управляющих действительностью, и которую можно выделить из этой действительности в качестве независимой области.

Общение является понятийным синтезом мыслительной операции, не связанной с принадлежностью говорящего индивида к определенной среде.

Интерпретация языковых форм состоит в том, что лингвист, стоя в стороне от мира, передающего знак и адресат знака, старается понять, как акт передачи языкового сообщения зависит от намерения передающего и от намерения воспринимающего и не может рассматривать содержание в отрыве от этих намерений. Если бы захотел это сделать, он был бы вынужден рассматривать содержание сообщения, сформулированного его собственными словами, которые остаются всегда словами, хотя и употребленными им индивидуально, но обремененными балластом общественного содержания как условным рефлексом на знак-раздражитель, общий для всех участников данной языковой среды. Язык интересует нас не только как источник знания о человеке как собрание необыкновенно ценных, иногда ничем не заменимых документов его истории, но и как фактор, способный решительным образом влиять на его судьбу. От того, как человек видит и понимает мир, зависят его поведение, его деятельность в данном мире. А на то, как человек видит и понимает мир, огромное влияние оказывает язык.

Этот аспект позволяет установить иерархию важности исследуемых фактов в соответствии с тем, в каком отношении они находятся, с одной стороны, к языку в его познавательной функции и также как к инструменту сенсуальной и рациональной интерпретации мира, с другой - к языку и его функции [Дорошевский, 1973].

О необходимости и важности связи между знаками в семиотических системах, хотя в других терминах, писал еще Аристотель. Отдельные части тела фигурируют только в своей взаимосвязи - рука, отделенная от тела, - рука только по названию. Собственно, можно было бы сказать, что рука, когда она отрезана, когда она перестала быть чьей-то рукой, не выполняет функции руки, становится бывшей рукой, перестает быть десигнатом названия hand, которое устраивает в этом случае свою мотивацию.

Общая и главная задача языкознания состоит в изучении того, каким образом языковое сознание расчленяет действительность на частности. Процессы этого расчленения необыкновенно сложны. Они формируются своеобразно, и в различных языках они различные.

Рассмотрим примеры английского и узбекского языков с переносными значениями.

1. В своем первоначальном словарном значении слово abyss - deep bottomless hole [Longman Dictionary of English, 2006, с. 6] означает пропасть, очень широкое глубокое пространство или дыру, при этом кажется, что дна нет, т. е. нет конца. Возникшее переносное значение естественно сохраняет некоторые признаки первого основного значения: abyss of ignorance / dispair / loneliness, т. е. пропасть тупости, бездна одиночества и т. д. Это означает: человеку кажется, что тот, о котором идет речь, чрезвычайно глуп, глуп до такой степени, что даже невозможно определить степень, предел его глупости, либо очень одинок, и невозможно измерить степень его одиночества и т. д. С другой стороны, одиночество - это такое состояние, которое невозможно градуировать. Нельзя сказать: он немного одинок. Одиноким может человек быть или же вовсе не быть, это тот случай, когда чуть- чуть не считается.

У вторичной интерпретации свои законы. В этом случае и здравый смысл, и логика иногда отходят на задний план. The country is stepping back from the edge of an abyss, - Страна делает шаг назад от края пропасти. Это предложение замечательно тем, что здесь во 188 вторичной интерпретации мы встречаем еще один случай фигуральности. Так, например, глагол to step требует, чтобы в качестве субъекта употреблялось одушевленное лицо или животное. Существительное country логически не может осуществлять действие to step, а мы видим, что страна делает шаги. Этот случай в когнитивной грамматике называется антропоморфизмом, когда действиям других объектов присваиваются человеческие признаки и свойства. Это допускается только во вторичной интерпретации.

Применительно к нашим примерам можно сказать, что раз есть пропасть, то она должна иметь свои края, без края пропасть существовать не может. Это означает, что, когда человеческий глаз не способен видеть неделимый отрезок пространства, он его просто называет бескрайним. Поэтому что можно называть краем пропасти для государства? Естественно, это распад государства, а это тоже не очень редкое явление для конца ХХ столетия, когда время показало распад многих государств и образование новых.

Можно сделать вывод о том, что edge of the abyss не так далек от границы любого государства, как многие люди думают.

Пример со словом ache - to have or suffer a continuous, but not violent pain [Longman Dictionary of English, 2006, с. 9] также показывает, что в большинстве случаев вторичная интерпретация идет поэтапно, по направлению от конкретного существительного к абстрактному, и от них к действию с их участием. Далее физическая боль перерастает в эмоциональную боль, чувственную боль. Результат можно определить так: 1) причину физической боли можно обнаружить и излечить; 2) причину чувственной боли невозможно определить, неизвестно, от чего и почему страдает субъект. Всё это отражается в названии и группировке разных оттенков значения и зависит от коммуникативной интенции говорящего и слушающего; 3) слово может иметь одно или несколько переносных значений У слова adrift - not fastened, and driven about by by the sea or wind [там же, с. 16] три переносных значения. Само слово означает унести, когда лодку или что-либо уносит волна, когда она плохо привязана к берегу. Это значение выражается словом adrift. Проанализируем случаи вторичной интерпретации глагола adrift.

а. I nearly suffocated when the pipe in my breathing apparatus came adrift.

В данном случае отсутствуют лодка, причал, нет никакого упоминания о ветре или силе волн. Здесь описывается случай поломки акваланга, части предмета от целого.

б. She had been at adrift from everything she had known.

Здесь в роли лодки выступает она, а в роли берега выступает всё, что она знала до этого момента, связь между ними внезапно утеряна.

Если в первом примере часть потеряла связь, т е. отделилась от целого, то здесь два равнозначных элемента отделились друг от друга: она и ее память.

в. Without language human beings are adrift.

Здесь отношения между составляющими этого множества несколько меняются, если в первом примере часть отделилась от целого, во втором примере - одна половина от второй половины, а в третьем предложении между элементами состава множества теряется связь, которая их объединяла. Они становятся бесконтрольными.

Только вторичная интерпретация может раскрыть суть таких явлений, и какую функцию язык выполняет в познании мира.

В узбекском языке бекат - цадимда йулларда карвонлар ва йулов- чилар тухтаб дам оладиган махсус жой, манзил [Узбек тилининг изохди лугати, 2006, I, с. 214] (остановка, место или пункт остановки транспорта в дороге) как первичная интерпретация коллективного знания мира означает особое место, пункт, где караваны и путники останавливались на дорогах или ждали средства передвижения. В переносном смысле данное слово означает определенный этап, веху в жизни человека. Тот факт, что человек получает образование в общеобразовательной средней школе, а затем в университете в течение своей жизни, характеризуется тем, что человек достигает определенных целей и делит их на определенные периоды времени. Существует даже произведение известного узбекского писателя Ш. Холмирзаева «Сунги бекат» («Последняя остановка»), в котором это слово означает конец человеческой жизни. Данное явление может быть ярким примером вторичной интерпретации.

Бешик - чацалоцни белаб ва тебратиб ухлатиш учун тол ёки тут ёгочидан ясалган йурга оёцли махсус мослама; тебратма беланчак [там же, I, с. 245] означает колыбель (деревянная колыбель). Специальное приспособление из ивы или тутового дерева со своеобразным выступом снизу для укачивания младенца; колыбель, люлька, зыбка. Вообще 190 у тюркских народов при укладывании новорожденного в эту колыбель принято проводить различные обряды, например, колыбельное празднество. Но эта лексема в переносном смысле представлена как Родина, то есть место рождения, местность, источник чего-либо, какого-то события. Это также знаменует начало человеческой жизни. «Бешикдан цабргача илм изла» (Ищите знания от колыбели до могилы) означает, что человек ищет знания от начала до конца своей жизни.

Дошцозон - катта йигинларда, туй ва маъракаларда купчиликка овцат пишириладиган улкан цозон [Узбек тилининг изохди лугати, 2006, I, с. 650] (большой чугунный котел). Огромный котел, в котором готовят еду для большого количества людей на больших собраниях, свадьбах и торжествах. Известно, что во время проведения этих мероприятий узбеки готовят плов в котлах вместимостью не менее 20 кг риса и затем раздают родственникам. Кроме того, он используется при приготовлении таких национальных узбекских блюд, как сумаляк, халим и т д. В переносном смысле означает общее, обобщенное имущество.

Жигар - ички аъзолардан бири, одам ва хайвонларнинг ут (сафро) ишлаб чицарадиган, организмда моддалар алмашинувини таъмин- лайдиган ички аъзоси [УТИЛ, 2006, II, с. 81] (печень) - внутренний орган человека и животных, вырабатывающий желчь и обеспечивающий обмен веществ в организме, при этом в переносном смысле это самый близкий человек у тюркских народов, близкий родственник по рождению; часто это значение относится к ребенку. Кроме того, как эталонная формула обращения между родственниками представляет собой близкие, теплые отношения.

В некоторых случаях при второй интерпретации используются методы нахождения общих или схожих мест у людей. А люди, как известно, ведут очень различный образ жизни, например, один не всегда может служить примером для другого. Но этот прием трансформации позволит нам дать точную характеристику образа действия героев повествования. Например:

1. the guerrillas ambushed them near the bridge (прямое употребление: партизаны устроили им засаду у моста);

2. she was ambushed by reporters (переносное употребление: она попала в засаду репортеров).

Во втором примере неожиданное появление репортеров схоже с действиями партизан возле моста.

Заключение

В результате проведенного исследования явлений вторичной интерпретации на материале узбекского и английского языков можно сделать следующие выводы.

1. В настоящее время проблемы семантики прибрели первостепенное значение в связи с необходимостью обоснования закономерностей функционирования языковых единиц в процессе познания мира.

2. Представители различных школ и течений осуществили описание языка на поверхностном уровне их представления с использованием рациональной логики, а также формализованными, структуралистскими, функциональными, семантическими методами моделирования лексического значения слов с привлечением всех их значений с целью определения информативно-когнитивной ценности языковых единиц.

3. В настоящее время наука требует определенного переосмысления фактов, накопленных в истории лингвистических исследований, пересмотра взглядов на природу языковых значений, поиска оптимальных подходов к проблемам репрезентации концепта при интерпретации мира, перцепта, лингвокультуремы, фреймовой структуры и т. д.

В качестве обобщения можно сказать, что интерпретация знаний о мире в языковых единицах состоит в том, что лингвист, стоя в стороне от передающего знак и адресата знака, старается понять, как происходит акт передачи языкового сообщения и акт восприятия этого сообщения, т. е. он не может отделить содержание сообщения ни от намерения передающего, ни от намерения воспринимающего и не может рассматривать это содержание в отрыве от своих намерений. Если бы он захотел это сделать, он был бы вынужден рассматривать содержание сообщения, сформулированное его собственными словами, которые остаются всегда словами, хотя и употребленными им индивидуально, но обремененными балластом общественного содержания, как условным рефлексом на знак-раздражитель, общий для всех участников данный языковой среды.

Расчленение действительности на элементы осознаваемых ощущений, синтезирование этих элементов в отдельности как соответствующие словам предметы, мысли, оперирование словами как знаками этих предметов, осознание отношения слов к десигнатам, владение словами, защита от «словесного фетишизма», образуют теоретические горизонты лексикологии.

Причина системности знания заключается в том, что интеллектуальное богатство, знания человека распределены в его концептуальной сфере в определенном порядке, как книги в библиотеке. Это система знаний как результат прошлого опыта является не мертвой и застывшей, а динамичной системой, в которой «рядом» с аналитическим процессом умножения объектов мысли идет обратный синтетический процесс сочетания тысяч и миллионов схожих индивидуальных особенностей в единичные термины и знаки, рядом с дроблением идет сортировка осколков в этих группах и воссоздание из них сначала частей раздробленных предметов, а затем и самих предметов.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

1. Интерпретация мира в языке: коллективная монография / Л. В. Бабина [и др.]; науч. ред. Н. Н. Болдырев / Министерство образования и науки РФ; Тамбовский государственный университет им. Г. Р Державина. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г. Р Державина, 2017.

2. Болдырев Н. Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. 2-е изд. М.: ЯСК, 2019.

3. Юлдашев А. Г. Культурная коннотация в семантике идиоматичных сложных слов в разносистемных языках // Вестник Московского государственного университета. 2015. № 25. С. 69-76.

4. Yuldashev A. G. Metaphtonymy as the main cognitive mechanism in the formation of idiomatic compound words. Anglisticum a multi-disciplinary research journal Telova. 2016. Issue. 7. Vol. 5. Р 30-35.

5. Юлдашев А. Г. Идиоматичность узбекской языковой картины мира // Вопросы когнитивной лингвистики. 2020. № 1. С. 130-135.

6. Болдырев Н. Н. К вопросу об интегративной теории репрезентации знаний в языке // Когнитивные исследования языка. 2012. Вып. XII.

С. 33-43.

7. LONGMAN Dictionary of the English Language and Culture. London, 2006.

8. Узбек тилининг изохли лугати. 5-томлик. Тошкент: Узбекистон миллий энциклопедияси нашриёти, 2006-2008.

9. Потебня А. А. Мысль и язык. Москва: Директ-Медиа, 2012.

10. Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии. М.: Учпедгиз, 1957.

11. Дорошевский В. Элементы лексикологии и семиотики. М.: Прогресс, 1973.

REFERENCES

1. Boldyrev, N. N. (Ed.). (2017).World interpretation in language: monograph / L. V. Babina [etc.]; Science editor ; ministry of education and science of the Russian Federation, Tambov State University named after G. R. Derzhavin. Tambov: Publishing House of TSU named after G. R. Derzhavin. (In Russ.)

2. Boldyrev, N. N. (2019). Language and the system of knowledge. A cognitive theory of language. 2nd ed. Moscow: LRC Publishing House. (In Russ.)

3. Yuldashev, A. G. (2015). Cultural connotation in the semantics of idiomatic compounds of nonrelated languages. Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities, 25 (736), 69-76. (In Russ.)

4. Yuldashev, A. G. (2016). Metaphtonymy as the main cognitive mechanism in the formation of idiomatic compound words. Anglisticum a multi-disciplinary research journal Telova. Vol. 5. Issue. 7. Р 30-35.

5. Yuldashev, A. G. (2020). Idiomaticity of the Uzbek linguistic worldview. Voprosy kognitivnoy lingvistiki, 1, 130-135. (In Russ.)

6. Boldyrev, N. N. (2012). On the integrative theory of linguistic representation of knowledge. Kognitivnye issledovaniya yazyka, XII, 33-43. (In Russ.)

7. LONGMAN Dictionary of the English language and culture. London, 2006.

8. Explanatory Dictionary of the Uzbek Language (2006-2008), 5 Volumes. Tashkent; Uzbekistan national encyclopedic. (In Uzb.)

9. Potebnya, A. A. (2012). Thought and language. Moscow: Direkt-Media. (In Russ.)

10. Akhmanova, O. S. (1957). Essays on general and Russian lexicology. Moscow: Uchpedgiz. (In Russ.)

11. Doroshewski, W. (1973). Elements of lexicology and semiotics. Moscow: Progress. (In Russ.)

Размещено на Allbest.ru