Сопоставительное исследование коммуникативного поведения русских по сравнению с китайцами

Ход исследования

Комплексный подход к стратегии обучения позволяет решить одновременно две задачи: более качественного и осознанного овладения иностранным языком и обретения полноценного представления о культурных, религиозных, официально-деловых и бытовых особенностях поведения соответствующего этноса (Елизарова 2003, с. 374).

Исследователю требуется работать на стыке языкознания, риторики, религиоведения, этикета, этики и эстетики, притом не односторонне однобоко, а в сравнительном ключе. Это необходимо для получения навыков активной коммуникации, качественного и бесконфликтного межэтнического взаимодействия, получения основы для межкультурного взаимопонимания.

Для выявления и определения степени отличий в коммуникативном поведении двух различных этносов необходимо сопоставить ряд поведенческих характеристик путем сопоставительного анализа стереотипных речевых ситуаций. Для этого требуется использовать метод сравнительного языкознания в совокупности с методами психолого-лингвистического, этнопсихологического анализа и лингводидактики.

При определении степени различий необходимо отталкиваться от факта принадлежности русского и китайского этносов к странам с различным, хотя и пограничным географическим положением. Различие менталитетов обуславливается принадлежностью русских одновременно как к восточной, так и к западной культурам, тогда как китайская культура целиком проистекает из древнейших восточных традиций и переживает весьма недолгий период вестернизации. В отличие от Китая, Россия, напротив, изначально тяготела к восточной ментальности, однако совершила достаточно резкий западный разворот в XVIII веке, в период реформ Петра I. Следовательно, помимо лингвистических, психологических и этнологоческих познаний, для изучения различий коммуникативного поведения русских и китайцев необходимо применять и историко-культурологический подход.

Помимо вышеназванных областей знания, весьма продуктивным является применение таких сфер, как социальная психология, социология и социолингвистика, с опорой на статистические данные. Абсолютно необходимым представляется также применение аналитического аппарата теории коммуникации и риторики.

Необходимо осознавать, что не все из приобретаемых знаний получат свое немедленное практическое применение в ситуациях поверхностного делового или бытового взаимодействия. Однако их значимость углубляется по мере усложнения общения и выхода на новый уровень взаимодействия, особенно если оно лежит в плоскости дипломатии, высоких деловых переговоров, сотрудничества по вопросам науки, инноваций, культуры или религии.

Также следует иметь в виду, что изучение данных коммуникативных различий предполагает разграничение предмета изучения на две большие подкатегории: эталонное, идеально вежливое общение и реальное бытовое общение, претерпевающее стремительные изменения в связи с глобализацией, урбанизацией, вестернизацией и процессами активного взаимопроникновения культур. Это обусловлено большей транспортной, почтовотелефонной и удаленно-коммуникативной (сетевой) доступностью общения, нежели в предыдущее тысячелетие.

Следует отличать коммуникативное поведение от узко понимаемого речевого общения. Коммуникативные способы взаимодействия включают в себя как речевые, так и невербальные (знаковые, жестовые) средства. Их понимание является очень важным, поскольку ряд невербальных знаков другой культуры при внешнем сходстве может кардинально отличаться от соответствующих знаков в родной жестовой культуре по функции. Это явление получило название «омонимия жестов» по аналогии с омонимией речевой.

Так, жест проведения пальцем по горлу в русском жестовом аппарате означает не самоубийство, а пресыщенность чем-либо («хватит, довольно») в прямом застольном значении: «Спасибо, наелся, сыт по горло!» - или в переносном: «Обещаниями я уже сыт по горло!» Согласимся, что было бы очень рискованно перепутать различные толкования столь серьезного жеста. Другой пример: жест потирания рук в русскоязычной культуре означает радость и удовлетворение: «Вот и прекрасно!», а в китайскоязычной культуре несет другой смысл: «беспокойство, волнение».

При неправильной интерпретации жесты таят в себе опасности конфликтогенного характера. С одной стороны, эта опасность усугубляется кажущейся самоочевидностью большинства невербальных знаков, тогда как подобная проблема лингвистического характера в кардинально различающихся языках возникает редко. С другой стороны, они, в силу относительной малочисленности и интуитивной понятности, способны выручить участника общения в ситуации незнания лингвистических основ. Это актуально в ряде стереотипных ситуаций бытового характера (переговоры о цене услуги путем пальцевого счета, остановка транспорта, регулирование социальной дистанции).

Другой аспект различий в жестовой культуре - ономасиология - строится на различии жестов, несущих одну и ту же информацию. Например, для указания на себя («это я») китайцы указывают пальцем себе на нос, а русские - в область груди.

Один из важнейших бытовых примеров - различное жестовое обозначение чисел от одного до десяти. В Северном и Южном Китае соответствующие жесты различаются, что обусловлено региональными особенностями. Так, для обозначения числа «семь» житель Южного Китая складывает все пальцы щепотью, а уроженец Северного Китая опускает вниз указательный палец, отгибает горизонтально большой и поджимает снизу остальные три пальца. Русские не имеют разветвленной жестовой системы для обозначения чисел и пользуются простым разгибанием пальцев в зависимости от числа: если число превышает «пять», пользуются пальцами на обеих руках [Барас 2006, с. 51-52].

Указанные отличия во многом обусловлены различием национальной эстетики. Так, для указания на процесс еды китаец показывает движение пальцами, обыгрывающее использование палочек для еды. Русский в этом же значении показывает жест «зачерпывания» ковшом.

Важнейшее значение имеют различия в национальной этике и психологии. Например, в русском языке есть поговорка «Глаза - зеркало души». Отсутствие соответствующей фразы в китайском языке объясняется тем, что у китайцев считается невежливым прямо смотреть в глаза собеседнику, тогда как в русской культуре прямой взгляд в глаза символизирует честность и искренность [Белая 2007, с. 170-172].

Первичное знакомство с «языком жестов» представляется более простым и удобным для освоения по сравнению с освоением столь же минимального словарного запаса. Однако эта легкость кажущаяся, она не должна подменять собой глубокого погружения в «эталонную» жестовую культуру и «субкультурные» наслоения современности.

При обучении коммуникативному поведению следует разграничивать пассивную и активную стратегии взаимодействия. Здесь выделяются два аспекта:

рецептивный - умение понимать поведение собеседника, то есть качество, условно относящееся к навыкам пассивного, ответного взаимодействия;

продуктивный - овладевание навыками собственного, активного построения речевой стратегии.

Выбор более важного или сложного из этих аспектов неочевиден. На начальном этапе обучающиеся, как правило, овладевают навыками пассивного понимания, но зачастую простое стереотипное (собственное) высказывание является более легким актом взаимодействия, нежели адекватное понимание более сложного чужого высказывания, в особенности при интерпретации фразеологического оборота или невербального знака.

Исходя из вышеизложенных аспектов темы, при изучении различий речевого поведения русских и китайцев необходимо применять междисциплинарный подход и рассматривать данную сферу как интегральную область знания. При обучении китаеязычных студентов русскому языку необходимо сочетать освоение собственно лингвистических и коммуникативных навыков с творческим их осмыслением, сопоставляя с соответствующими явлениями в родном языке и родной культуре. Исследователю данных процессов надлежит опираться как на исторические корни уникальных ключевых образов, так и на современные поведенческие реалии, рассматривая этнически обусловленные различия в динамике взаимопроникновения культур.

Заключение