"Вода/река" – макроэлемент культурной географии юкагиров

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН

«Вода/река» - макроэлемент культурной географии юкагиров

Жукова Людмила Николаевна,

к. и. н., старший научный сотрудник

Аннотация

Рассматривается один из основных ландшафтных кодов культурной географии - «вода / река», его анализ позволит понять особенности формирования хозяйственной специфики и духовных ценностей бродячих охотничье-рыболовных племен Восточной Сибири. Территории кочевания этих племен за последние 2 тыс. лет существенно сократились, и в настоящее время Нелемнинский наслег - земли родовой общины «Тэки Одулок» в Верхнеколымском улусе Республики Саха (Якутия) - единственное в своем роде место компактного проживания потомков древнего населения. Для северных кочевников юкагиров (охотников и рыболовов) вода / река имела культурообразующее значение: она кормила, помогала перемещаться с места на место, служила ориентиром на местности. Важность водных ресурсов рассматривается в статье через призму этнической истории юкагирского народа. Показано, что современная уникальная культура северных номадов Верхней Колымы сложилась благодаря двум основным факторам: сохранности гомогенной «кормящей» территории и незначительной трансформации традиционного годового хозяйственного цикла. Природно-климатические условия и полукочевой уклад жизни выработали у этой группы юкагиров устойчивые стереотипы мышления и поведения и определенную систему ценностей и предпочтений. Их пространственные представления формировались под влиянием ландшафта, в частности водной системы территории кочевания. Традиционно в период промысла родовые группы лесных юкагиров длительное время находились в изоляции - такое положение сохранялось вплоть до начала XX в. Подобные условия предполагали разного рода опасности и риски, реальные и воображаемые. При отсутствии дорог в теплое время года и в силу большой заболоченности территории древний ландшафтный код «вода / река» определял номадический характер культуры юкагиров. Водная система в представлениях охотников и рыболовов Верхней Колымы запечатлена в духовной и материальной культуре как амбивалентная стихия. В геокультурном пространстве потомков аборигенных северных номадов концепт «водная стихия» традиционно построен на культурных смыслах, образах и символах. Сегодня присваивающий характер хозяйства лесных юкагиров и сохранение значимости ландшафтного кода «вода / река» позволяют говорить, что в обозримом будущем в культуре этого народа по-прежнему будут присутствовать элементы древних языческих религиозно-мифологических представлений.

Ключевые слова: Якутия, северные номады, кормящая стихия, гомогенная территория

Основная часть

Территорию современной Якутии охотники на млекопитающих мамонтовой фауны освоили в период верхнего палеолита; по данным археологов самая древняя стоянка плейстоценового человека была заложена около 300 тыс. лет назад. В ранний голоцен - с образованием современного георельефа и особых природно-биологических зон - территории, занимаемые бродячими охотниками северо-востока Азии, приобрели локальные особенности. Ранние этапы этнической истории предков юкагиров исследователи соотносят с раннеголоценовой мезолитической сумнагинской археологической культурой (10 тыс./9,5 тыс. - 6,2 тыс. ± 100 лет назад). Сумнагинскую культуру Якутии Ю.А. Мочанов связывает с Западной Сибирью, на территории которой обнаружены археологические комплексы, где облик каменного инвентаря и техника изготовления орудий на пластинах и микропластинах свидетельствуют о том, что сумнагинская и приенисейские культуры тяготеют к синхронным культурам Урала и Восточной Европы (Мочанов 1977: 250). Сумнагинцы занимали всю территорию современной Якутии, часть сопредельных территорий, а также жили на Аляске.

Особенности климата и рельефа, как и биологические ресурсы региона, определяли хозяйственную специфику и систему духовных ценностей бродячих охотничьих племен. Можно полагать, что уже в то время начали формироваться получившие развитие в последующие исторические периоды основные ландшафтные коды «вода» и «земля» и годовой хозяйственный цикл (ГХЦ).

Обширную площадь Восточной Сибири занимают бассейны рек Оленек, Лена, Яна, Индигирка, Колыма и многочисленные озера, здесь располагается несколько горных систем (наиболее крупные - Верхоянский хребет и хребет Черского), которые с плоскогорьями и нагорьями занимают более двух третей поверхности земли Республики Саха (Якутия). Все это создает рельеф поверхности региона и формирует макрообраз «кормящего ландшафта». При малой населенности Восточная Сибирь представляла собой гомогенную территорию, на которой создавались человеком различные (в зависимости от географических особенностей и природных зон) объекты культурной географии (стоянки, в т.ч. пещерные; мастерские; священные места, в т.ч. с наскальными рисунками, и проч.).

О значимости рек и озер (они служили источником пищи, транспортными путями и ориентирами на местности) свидетельствует «привязка» к ним стоянок древнего человека в лесотаежной зоне Восточной Сибири. Обычно это стратегически выгодные и защищенные от холодных ветров места речных и озерных надпойменных террас, приустьевых мысов. Изучение геолого-географических объектов территории кочевания свидетельствует о том, что обнаруженные на равнинных стоянках каменные орудия и заготовки для них изготавливались из горных пород, выходы которых находились иногда за многие десятки и сотни километров от места обнаружения этих предметов. Возможно, существовали транзитные пешие и водные пути получения сырья / материалов посредством обмена. Редкие сумнагинские изображения животных на плоских скальных породах выполнены красной охрой - это также говорит о знании мест выхода этого природного минерала на поверхность Земли.

«Кормящая» (как источника питания) функция воды дополнялась «транспортной» (для перемещения по территории) и «ориентационной» (по водным объектам определялось положение в реальном и мифопоэтическом пространствах), вода способствовала и оформлению языческой ранней мифоритуальной среды. Карты-схемы с обозначением известных памятников присутствия сумнагинского человека в Якутии показывают освоение территорий бассейнов рек и озер: вдоль береговых линий создавались культовые места с сакральными наскальными изображениями; по ним, предположительно, строились водные маршруты с целью транзита необходимого сырья. Суммируя имеющиеся сведения, мы получаем представление о ранних этапах формирования ландшафтного кода, связанного с водой. Уже тогда «вода» имела положительную (см. выше) и отрицательную коннотации. Последняя складывалась на основе периодических сезонных стихийных бедствий, опасности преодоления человеком водных пространств, риска проникновения воинственных соседей. Амбивалентность в восприятии водной среды, проявляющаяся в ежедневной практической жизни и отраженная в ранней мифопоэтической картине мира, говорит и о специфике представлений, и об особенностях формирования характера древних номадов Восточной Сибири.

Появление лука и стрел, овладение навыками шлифования, пиления и сверления камня, изготовления глиняной посуды внесли некоторые коррективы в восприятие основных ландшафтных кодов неолитическим населением Якутии. Новации технически перевооружали промысловиков и воинов, облегчали быт кочевников. Водная среда не только сохраняла первичную многозначность, множественность ее функций возрастала пропорционально естественному приросту населения и освоению новых территорий. С прибытием (преимущественно в Южную и Центральную Якутию) новых волн переселенцев и, соответственно, с ростом потребностей в пище, одежде, сырье, транспортных средствах увеличивается нагрузка на «кормящий» ландшафт. Наблюдается расширение географии и плотности стоянок неолитического человека и священных мест с рисунками на скальных выходах (Кочмар 1994; Окладников, Запорожская 1972; Эверстов 1980). Основной темой рисунков была охота, изображения служили испрашиванию охотничьей удачи у язычески обожествленной природы.

В неолитическое время мигранты с юга, в особенности из Забайкалья, способствовали метисации населения; в позднем неолите приток древних алтайцев привел к консолидации праюкагирских племен, на что указывает ареал распространения специфического покроя обуви (Василевич 1963: 60). Южная граница расселения юкагироязычных племен уходила далеко за пределы территории современной Якутии: в конце I тыс. до н.э. - начале I тыс. н.э. отдельные группы пратунгусов могли встретиться с древними юкагирскими племенами в таежных районах Прибайкалья (Шавкунов 1990: 174). Юкагирский филолог Г.Н. Курилов пишет:

[В прошлом] существовала целая семья одульских (юкагирских) языков, носители которых составляли семью одулоязычных племен (или народов). Именно эта семья одулоязычных народов - а не один народ - обитала на обширной территории Северо-Востока Азии. При этом отдельные племена данной семьи смешивались с чукчами и эскимосами на востоке, с нганасанами - на западе, с тунгусоязычными и тюркоязычными народами - на юге (Курилов 2003: 24).

О названиях географических объектов в Прибайкальском регионе, предположительно имеющих юкагирское происхождение, пишут исследователи топонимики Северо-Восточной Азии (Бурыкин 2013: 154; Курилов 2013: 5). В цикле юкагирских сказок о древних людоедах местом действия часто является берег моря (Иохельсон 2005а). По-видимому, в неолитическое время большая часть Якутии и отдельные сопредельные территории были населены потомками древних уральцев - кочевыми одулоязычными племенами с «вкраплениями» метисированных разноязычных и разноэтнических групп. В.И. Иохельсон, пионер юкагироведения, исследователь юкагирской культуры конца XIX - начала XX в., участник нескольких научных экспедиций на северо-восток Азии, народоволец, сосланный в Якутскую область, писал: «Древний юкагир, постоянно готовый отражать нападение, сам нападающий на враждебные племена и неуверенный в завтрашнем дне, кочевал с места на место» (Иохельсон 1898: 264).

В период раннего железного века (конец I тыс. до н.э. - начало I тыс. н.э.) усилился приток на территорию Якутии переселенцев предположительно из Приамурья (Алексеев 1996) и Северного Приангарья (Константинов 1978; Степанов 2014), о чем свидетельствует появление бронзовых изделий скифского и раннесарматского периодов (Дьяконов, Бравина 2015). Приток в Южную и Центральную Якутию пришлых племен вызывал сопротивление аборигенного населения. О сражениях омоков - одулоязычных племен - с воинами-чужаками, обладавшими железным оружием, и последующем вынужденном уходе омоков на северо-восток Азии сообщает литературная версия исторического предания «Омоки (забытая легенда)», опубликованная в журнале «Якутские зарницы» в 1927 г. (Ытык-Кельский 1927); оригинал предания до сих пор не обнаружен. Публикацию отличают литературный вымысел, исторические и этнографические неточности: так, говорится, что омоки были коневодами, скотоводами и оленеводами, что поражение они потерпели от воинственных якутов, пришедших с юго-востока, которые с «таежных высот Хамар - Дабана, от глубоких таинственных вод Великого моря - Байкала… гнали с собой табуны лошадей». Хотя предание, содержащее массу несоответствий, не является историческим документом (Жукова 2019б), однако нельзя полностью игнорировать его при отсутствии других источников, характеризующих положение аборигенного населения Якутии в раннем железном веке. Попытаемся получить некоторые общие сведения, в особенности касающиеся исследуемого ландшафтного кода «вода / река».

Литературная версия предания повествует об омоках, живших на Средней Лене, в качестве ориентиров указаны Кангаласский камень, Тулагинский мыс, долина Сайсар, оз. Ытык-Кель и гора Чучур-Муран: «Если ты поднимешься на скалу Кангаласского камня и взглянешь вокруг, если встанешь на шапку Тулагинского мыса и сможешь окинуть на многие тысячи верст своим взглядом тайгу и долины, озера и горы-то и тогда не охватит твой глаз всех тех земель, которыми владели омоки» (Ытык-Кельский 1927: 23). Согласно тексту, территория расселения омоков простиралась от р. Витим (на юге) до побережья Ледовитого океана в междуречье рек Анабар и Колыма (на севере), это подтверждается и научными изысканиями. Исследователь древнеякутской кулун-атахской культуры А.И. Гоголев пишет: «До середины I тыс. н.э. страна Юкагирия занимала, судя по всему, большую часть современной территории Якутии, исключая ее юго-западные территории и часть северо-восточных районов» (Гоголев 2004: 28).

Возможно, в тексте предания слово «омоки» употребляется в качестве собирательного самоназвания юкагироязычных племен, кочевавших на огромной территории (аналогично самоназванию якутов - саха), и, по-видимому, равнозначно современному «юкагиры». Омо на языке лесных и тундровых юкагиров означает «народ, племя», «род», а во мн. ч. - омопэ - «люди, говорящие на одном языке» (Иохельсон 20056: 50-51; Курилов 2001: 338; Николаева, Шалугин 2002: 55). По данным Всероссийской переписи населения 2002 г., в числе юкагиров были называвшие себя «омок».

Предание повествует о том, как в долину Сайсар (часть территории современного г. Якутска) для проведения ежегодного летнего празднества, сопровождаемого обменом продуктами своего труда и промысла и спортивными состязаниями, съехались южные и северные омоки. Племенные названия омоков, кочевавших по рекам Южной, Центральной и Северной Якутии, в легенде не сообщаются. Отметим, что, согласно русским документам XVII-XVIII вв., в Северной Якутии проживали следующие юкагирские племена: олюбенцы, шоромбои, алайи, когимцы, онойди, анаулы и др. Возможно, некоторые из них являются потомками омоков Южной и Центральной Якутии, откочевавших на север после поражения в борьбе с чужаками. Автор литературной версии сообщает, что после разгрома пришлыми якутами, имевшие только каменное и костяное вооружение омоки, «разбившись на мелкие орды, отступали все дальше и дальше», где их встретил новый враг - «юкагиры, чуванцы, коряки», не желавшие уступать свои «кормящие» территории. Примечательно, что в числе врагов названы северные юкагиры, а также юкагироязычные чуванцы Западной Чукотки. То есть беженцы-омоки были враждебно встречены северными языковыми родственниками окраинной Якутии и Западной Чукотки: принадлежность к одной языковой семье вовсе не предполагает уступку части освоенной «кормящей» территории. К моменту прихода беженцев бассейны рек северо-востока Азии давно были освоены северными юкагирскими племенами, это были территории сезонных кочевок, промысловых, транспортных и меновых маршрутов.

По легенде географическим и духовным центром омоков на Средней Лене были долина Сайсар, оз. Ытык-Кель и гора Чучур-Муран: во время празднества, длившегося десять дней, «весь омокский народ кочевал… в Сайсарской долине, где жили князь и великий шаман»; священное озеро Ытык-Кель отделяло собравшихся от культового места - горы Чучур-Муран. Вершина горы почиталась как «обитель светлого бога омоков», здесь два главных руководителя празднества - князь и шаман - совершали обрядовые обращения к Солнцу. Названия культовых мест свидетельствуют о влиянии якутского языка. Сохранившимся юкагирским топонимом, возможно, является наименование речного мыса на Средней Лене в пределах священной территории - Тулагинский (юк. тулугудэ - «влево, налево», тулугула - а^эт - «левый, слева (откуда)» [Николаева, Шалугин 2002: 70]). Речной Тулагинский мыс и одноименный современный поселок находятся к северу от г. Якутска, ниже по течению р. Лены, на левом ее берегу.

В соответствии с темой исследования наше внимание привлекла также названная в предании р. Олекма - южный приток р. Лены. В легенде говорится, что первый удар пришельцев принял на себя «самый юный из старших начальников племени» омоков Кумчин, он был оттеснен в долину Олекмы, где погиб вместе со своим войском. От горя невеста Кумчина Ойле, дочь князя Вапсурлая, бросилась в р. Лену с Кангаласского мыса, сам старый князь умер от постигшего народ несчастья. На языке лесных юкагиров 0 йльэ означает «нет» (Там же: 143) (ср. также: юк. 0 йльикиэ - «умереть» [Курилов 2001: 353]). От этих юкагирских слов при помощи присоединения сокращенного форматама могло произойти название р. Олекма (см. ниже о юкагирской атрибутации древнесибирских гидронимов на - мба/мбу/мбэ). Представитель верхнеколымских юкагиров, специалист по северной филологии П.Е. Прокопьева считает, что этимология мужских имен Вапсурлай и Кумчин - не юкагирская. Предполагается, что эти имена могут указывать на присутствие иноэтнического компонента в составе омоков.

О присутствии юкагиров в Южной и Центральной Якутии нет упоминаний в русских документах XVII в. Однако информация о широком расселении одулоязычных племен в этих районах еще до сложения здесь этнически многокомпонентного якутского народа содержится в гидронимах и топонимах региона. Река Алдан на языке лесных юкагиров (к настоящему времени сохраняются два диалекта или языка юкагиров: лесной и тундровый; см. об этом: Курилов 2001: 4-5), возможно, означает «Нижняя река» (аалрудэ - «вниз, внизу», - д - соединительный суффикс, - унур - «река» [Николаева, Шалугин 2002: 106]; ср. также: юк. алрарэ - «нижняя [по течению реки] сторона» [Курилов 2001: 34]; ср.: юк. гидронимы Верхней Колымы Чахадан - «Мерзлая река», Йархадан - «Ледяная река»). У А.А. Бурыкина, автора монографического исследования географических названий на северо-востоке Азии, находим: «Пеледуй происходит от юкагирского слова паля «камень»: паля-д-эну (нЦ» (Бурыкин 2013: 178). Исследователь приводит несколько версий происхождения названия «Алдан» (в т.ч. эвенкийское и якутское), сам он склоняется к чукотскому или корякскому: «Есть все основания считать это название не только доякутским, но с большой вероятностью и дотунгус - ским» (Там же: 180). На географических картах Якутии часто встречается топоним/ гидроним Марха, производный от юкагирского мархэ - «ёрник, карликовая береза» (Николаева, Шалугин 2002: 41). Гидронимы бассейна р. Вилюй - Мархара и Мархая, - соответствующие юкагирскому морхэнг - «береза», «карликовая береза, ёрник», выявлены А.А. Бурыкиным (Бурыкин 2013: 181).

Ю.Г. Курилов со ссылкой на работы якутского топонимиста Багдарыына Сюлбэ пишет о том, что «на территории Сунтарского, Верхневилюйского, Усть-Алданско - го, Мирнинского, Намского и Мегино-Кангаласского улусов встречаются топонимы Чона, Чуо-Элэсин, Чуо-Бытык, Чоо». По его предположению, они связаны с юкагирским словом чуо - «железо» (Курилов 2013: 23). Название р. Лены он также считает юкагирским (Там же: 24). А.А. Немировский доказывает юкагирскую атрибутацию древнесибирских гидронимов на - мба/мбу/мбэ. «Такие гидронимы особенно часто встречаются на правобережье среднего Енисея… встречаются также на Лене-Ал - дане-Яне, в единичных случаях - в бассейнах Колымы, Индигирки, одним очагом в Забайкалье; могут быть также еще и от Лены к Охотскому морю и в Приамурье» (Немировский 2019а: 51). Юкагирский художник и писатель, автор многих работ краеведческого направления Н.Н. Курилов предлагает свою этимологию топонимических названий Восточной Сибири. Со ссылкой на ряд авторов он суммирует сведения о распространении на территории Якутии топонима Ярхан / Жархан (юк. йархэ - «лед»). Топоним «обнаруживается в Верхневилюйском, Нюрбинском, Сунтарском, Вилюйском районах Якутии», а также в Олекминском р-не (Курилов 2018: 11-12). Полагаем, что названия рек Яна и Индигирка - юкагирские однокоренные слова. Последнее является кросс-языковым (юк. основа - инди / янди / янги, + - гир - тунг, форма [ср.: родовые названия байагир, самагир], + - ка - рус. окончание). Известно, что на правобережье в нижнем течении Лены проживало юкагирское племя яндинцы/ янгинцы - «гусиные люди» (йангэ - «гусь»), по-видимому, давшее название рекам.

Исследования юкагирских гидронимов и топонимов подтверждают географическую и культурную «привязку» аборигенного уралоязычного народа или группы родственных племен к значительной территории Восточной Сибири. Только с уходом большей части омоков со своих «кормящих» территорий из Южной и Центральной Якутии на север и северо-восток Азии мог начаться активный процесс переименования, калькирования, адаптации пришлыми тунгусами, монголами, тюрками прежних географических названий. Об уходе юкагирских племен на северо-восток, в частности в колымскую тундру, свидетельствуют воспоминания жителей Крайнего Севера, хранящиеся в архиве Музея археологии и этнографии РАН (Березкин 1939). В записях не называются территории исхода, но сообщается, что юкагиры с «родины вышли с большим багажом военного снаряжения и домашнего инвентаря. У них были боевые шапки, рубахи и стрелы и копья железные и костяные» (Там же. Л. 6). В воспоминаниях есть указание на более позднее время вынужденной смены юкагирами территории кочевания, т.к. говорится, что у них были предметы из металла. По нашему мнению, уход юкагиров из родных мест не мог быть одномоментным, учитывая громадные заселенные ими пространства и периодичность перемещения пришлых племен. Возможно, литературно обработанная легенда и архивные документы указывают на сходные события, произошедшие в разное историческое время.

В литературном предании о переселении омоков последнее пристанище их, превратившихся в полулюдей-полузверей, описывается образно: необитаемый остров в море, ассоциирующийся с местом неподалеку от обители смерти, льда и холода. С другой стороны, уход «по льду в безвестные дали блестящего снежною пылью студеного моря», обнаружение острова, полного рыбы и дичи, нахождение там новой родины - все это может быть калькой древних повествований о легендарной «заморской» земле за Беринговым проливом, поиски которой стимулировали многие поколения кочевников двигаться на северо-восток Азии (Жукова 2019а). В рукописи Н.Н. Березкина, сданной в архив МАЭ в 1939 г., местом поселения беженцев названа колымская тундра, затрагивается в т.ч. тема заселения Колымского округа пришлыми юкагирскими племенами. Автор приводит записанные им от юкагиров верхнего и нижнего течения Колымы, чукчей и якутов нарративы об этом событии. В рассказе- истории омолонского юкагира Г.М. Щербакова в 1921 г. сообщается: «Не обошлось дело без войны и на Колыме. Здесь юкагирский народ нашел чукчей, которые тоже негостеприимно встретили новых пришельцев. И юкагирам пришлось воевать с ними, пока не добились терпимого отношения для соседнего проживания» (Березкин 1939: Л. 5). Расселение юкагиров по рекам Омолон, Алазея и Анюй, притокам р. Колымы, указывает на территориальную привязку к ее низовьям, а часть переселенцев достигла верховьев Колымы (Немировский 2019б). Интерес вызывает сообщение о том, что «прежде юкагиры Омолона составляли один Ушканский род. Все люди его с исстари занимаются рыболовством, звероловством и поделкой карбасов» (Березкин 1939: Л. 21). Из нижнего течения р. Омолон этот юкагирский род расселился вверх по реке, воевал с чукчами, оказывал помощь корякам. «[Р] азмельчание омолонских стойбищ началось задолго до прихода русских завоевателей» (Там же: Л. 23). Ушканский род занимал территории на Верхней Колыме, о чем писали все исследователи истории и культуры верхнеколымских юкагиров.

Пришлые охотничье-рыболовные родоплеменные группы юкагиров на прежней родине, возможно, вели присваивающее хозяйство, а статусные предметы из металла получали в обмен на продукты своего промысла у соседних народов, находящихся на стадии ранней государственности. Если предположение о характере хозяйственной деятельности этих юкагирских племен верно, то на новую родину в колымскую тундру и лесотундру беженцы принесли те же выработанные поколениями предков культурные навыки. Это подтверждается, например, занятиями юкагиров Ушканского рода р. Омолон. Ландшафтный код «вода / река» продолжал сохраняться как один из главных культурообразующих кодов.

Громадные пространства тундровой зоны в древности периодически посещались выходящими из лесотундры охотничьими коллективами. Ландшафтные коды аборигенов СевернойЯкутии, жившихпо берегамрек, озерипротоков, формировались под влиянием цикличных миграций дикого оленя: весной - в приморскую тундру, осенью - в обратном направлении, в нагорные лесистые местности. Именно во время переправ многотысячных стад диких оленей через северные реки забивалась значительная часть этих животных. Их мясо и внутренности, наряду с рыбой, были главными продуктами питания. Археологические материалы показывают, что в местах поколок мигрирующих оленей сохранились мощные культурные слои. Эта огромная промысловая ниша, создание и поддержание которой без водных ресурсов было бы невозможно, имела жизненно важное значение как для населения лесотундровой зоны, так и для поселившихся в тундре пришлых юкагиров.

Значимость промысла дикого оленя «на плаву» нисколько не снизилась к началу XX в. В неопубликованной статье того же колымского краеведа Н.Н. Березкина, хранящейся в личном архиве историка Г.А. Попова (г. Якутск), указывается, что «[б] ыли случаи, когда 12 охотников с помощью поколюг (подобие копья с древком длиною до 3 м) и ружей в течение одного дня убивали до 345 оленей во время подобных переправ… за 17-летний период времени (1913-1929 гг. включительно. - Л.Ж.) 2824 охотниками убито 78 542 оленя» (Березкин 1929?: 3-5). Автор отмечает, что добыча диких оленей обеспечивала население Верхоянского, Устьянского, Аллаиховского, Абыйского, Момского и Колымского районов мясом и одеждой. Таким образом, «кормящая» функция водных ресурсов на севере Якутии превалировала над всеми остальными и, возможно, играла большую роль в жизни населения лесотундры и тундры, чем у охотников на лося лесотаежной зоны.

В упоминавшейся рукописи Н.Н. Березкина «Юкагиры» из архива МАЭ тунгусы названы преследователями уходящих на северо-восток юкагиров. В 1916 г. информант из Верхоянского округа Д.В. Ефимов рассказывал:

Некогда полоса правого борта р. Лены от Жиганска до устья р. Мая была занята кочующими юкагирами. Шли они куда-то на северо-восток. По пути у них были кровопролитные бои с тунгусами, которые нагоняли юкагиров, кочуя сзади их тоже куда-то на северо-восток. В этих боях юкагиры побеждали и заставляли тунгусов возвращаться назад (Березкин 1939: Л. 8).

Информант называет и места боев, известные ему: «…р. Хара-Делон, приток р. Саркырыра, р. Ханнах, приток р. Тумары, р. Догдо, Елереюбют, р. Томпо и р. Нера, приток Индигирки» (Там же).

Рассказ Д.В. Ефимова важен для реконструкции примерного пути отхода юкагиров. Краткий анализ текста показал, что фронт отступления и места боев могли зависеть от ландшафта северо-востока Азии. Крупные реки региона текут на север, с юга на север тянутся и горные системы; передвижение же людей шло преимущественно на северо-восток. В пути переселенцы встречали множество естественных труднопреодолимых преград. Логично предположить, что пришлые племена, как и соперничавшие между собой юкагиры и тунгусы, перемещались по речным долинам, водоразделам, горным перевалам не вслепую, а пользуясь известными, освоенными еще до них маршрутами. Подтверждением может служить то, что их пути совпадали (тунгусы [верхом на оленях?] «нагоняли юкагиров, кочуя сзади их… юкагиры побеждали и заставляли тунгусов возвращаться назад»). Если широкая линия старта юкагиров охватывала громадную территорию Якутии - от среднего течения р. Алдан до Нижней Лены (Жиганск), то далее - от верхнего до среднего течения рек Яны и Индигирки - фронт сужался. Пути кочевников, огибающих горные системы вдоль Индигирки, вероятно, разделялись: северный маршрут выходил на среднее и нижнее течение Индигирки (современные Абыйский и Аллайховский улусы Якутии), а затем - в приморские тундры и на нижнюю Колыму; южный - через Оймякон в верховьях Индигирки вел к Верхней Колыме. На «Схеме путей снабжения Северо-Востока» стрелками показаны вьючные, сухопутные и сухопутно-вьючные казенные и торговые пути с середины - конца XVIII в. до начала XX в. (см.: Рис. 1). От г. Якутска на северо-восток тропы не менялись более полутора веков (Молодых 1931, прилож. 1). Южная линия казенного и торгового путей (пути II и III на Рис. 1), соединявших среднее течение р. Лены с верховьями р. Колымы, проходила через названные в исследуемом источнике большие и малые реки. Отсюда напрашивается вывод о том, что места боев юкагиров с тунгусами совпадали с пунктами южного пути, проложенного, по-видимому, кочевыми аборигенными племенами ранее и существовавшего к тому моменту уже многие столетия.

Рис. 1. Схема путей снабжения Северо-Востока (Молодых 1931, прилож. 1)

С середины I тыс. н.э. в раннем Средневековье доля аборигенного слоя в населении Южной и Центральной Якутии, по-видимому, неуклонно снижалась, а в начале II тыс. н.э. каких-либо крупных родоплеменных образований южных юкагиров в этом регионе уже не было. К моменту прихода в XVII в. русских казаков на северо-восток Азии юкагиры жили вдоль северных границ Якутии и за ее пределами: по рекам Анабар, Яна, Индигирка, Колыма, Анадырь, в низовьях р. Лены. В.И. Иохельсон писал, что юкагиры Омолойского (от юк. омолуйибоой - «скромный»?) рода нижнего течения Яны «забыли свой родной язык, заимствовав тунгусский, затем вместе с тунгусами они перешли на якутский… Юкагиры Индигирки… ныне испытывают сильное влияние тунгусов» (Иохельсон 2005б: 239). По-видимому, языковая и культурная ассимиляция северных юкагиров пришлыми народами в I - начале II тыс. н.э. менее всего коснулась охотников и рыболовов Верхней Колымы. В конце XIX - начале XX в. верхнеколымские / лесные юкагиры, называвшие себя унур омни - «речной народ» (Там же: 548), были кочевыми, сохраняли многие архаические элементы аборигенной культуры, в которой ландшафтный код «вода / река» продолжал играть большую роль. Именно этот древний код при отсутствии грунтовых дорог в теплое время года и большой заболоченности территории определял номадический характер культуры.

По наблюдениям В.И. Иохельсона в ГХЦ верхнеколымских юкагиров существовали два главных кочевых периода (мидоо): весенний, знаменовавший выход из зимних жилищ в поисках пропитания, - продвижение к месту летнего общеплеменного сбора; и осенний - кочевание в обратном направлении к местам зимовок. Соответственно, были и два периода «без движения» (модо), когда «сидели» на земле - на месте зимовок или летнего празднества (Там же: 487). Продолжительность пребывания в зимних жилищах во многом определялась наличием запасов продуктов, сделанных осенью. Более постоянной была продолжительность летного модо: он начинался со вскрытия рек (конец мая), когда юкагиры с мест зимовок по притокам верховий р. Колымы спускались на лодках и плотах к месту общего сбора в низовье левого притока р. Ясачной на празднество, знаменовавшее начало нового календарного года, а заканчивался примерно через месяц, когда все разъезжались в очередной мидоо (Спиридонов 1996: 41-42). Во время мидоо семьи преодолевали многокилометровые расстояния, пользуясь исключительно водными средствами передвижения; кочевание сопровождалось большим физическим напряжением и сильными эмоциональными переживаниями. Два главных периода в промыслово-хозяйственной жизни верхнеколымских юкагиров - кочевание и «сидение» на месте - нашли отражение в традиционных пожеланиях друг другу: «Хорошо ходи» и «Хорошо сиди».

«Дыхание» кочевой культуры тесно связано со сменой сезонов, водной системой и годовым хозяйственным циклом: начало календарного года совпадало с возвращением вверх по реке к местам зимовок, а его конец - с движением вниз по течению реки. Реалии кочевания - философии жизни в дороге (по А.В. Головневу [Головнев 2015]) - это синкретизм накопленных поколениями практических и иррациональных знаний. Эти знания запечатлены в устном народном творчестве юкагиров р. Ясачной, а особенное отношение к водной среде отражено в обрядовом фольклоре (Жукова 2019в) и песенном искусстве.

Уникальным элементом культуры северных номадов являются юкагирские топографические зарисовки местности, выполненные на бересте. Они использовались для построения маршрутов кочевания и транспортировки грузов, для организации про - мысла, обмена и торговли, возможно, для военных и иных целей. В конце XIX - начале XX в. юкагиры рисовали на бересте, по выражению В.И. Иохель - сона, «примитивные географические карты». На картах этого речного народа показана гидросхема «кормящей» территории с прилегающими к ней землями (см.: Рис. 2). Например, прорисовано русло р. Колымы со многими притоками и озерами и торговые пути через Становой хребет (Иохельсон 2005б: 620, рис. 70а, б).

Юкагиры наносят на свои берестяные карты только те места, которые они сами лично видели и хорошо знают. В своих рисунках они обнаруживают ясное понимание расположения рек, озер и гор относительно друг друга, а также знание четырех сторон света… [Карты] помогают неопытному охотнику ориентироваться на местности, главным образом в речных долинах края (Там же: 620-621).

Рис. 2. Карта р. Коркодон с притоками (Иохельсон 20056)

ландшафтный культурный юкагир код

Информационным и коммуникативным целям служили и отдельные планы промысловых угодий с обозначением маршрутов перекочевок, а также мест стоянок, промысла, захоронений, стационарных поселений, церквей и других объектов (Там же: 611-615, рис. 69а, г, д, и).

Некоторые письма-пиктограммы рассказывают об эпизодах летнего и зимнего промыслов (Там же: рис. 69б, в, е-з). Берестяные карты и пиктографические зарисовки (собраны и опубликованы В.И. Иохельсоном) позволяли поддерживать связь между удаленными друг от друга кочевыми группами, они заменяли устные сообщения. Обычно их оставляли на местах стоянок для информирования следом идущей группы родственников. Промысловики в теплое время года в лодках и пешком, зимой на лыжах и на нартах с собаками в поисках добычи преодолевали многие десятки и сотни километров и хорошо ориентировались на местности. Создание этих уникальных памятников северной культуры охотников и рыболовов было вызвано необходимостью сохранения и передачи знаний. Функционирование берестяных карт и пиктограмм у лесных юкагиров в конце XIX - начале XX в. было обусловлено кочевым образом жизни, промысловыми потребностями, отсутствием других видов коммуникации в условиях изоляции.

Территориальные притязания пришлых племен, жестокий ясачный гнет, периоды голода и эпидемий, как и переход в повседневном общении на тунгусский и якутский языки, в конце XIX - начале XX в. «запустили» активные процессы аккультурации северных юкагиров. В XX в. в советских и постсоветских статистических материалах Якутии значатся только две компактные территориальные группы юкагиров, обе - на р. Колыме: в нижнем ее течении проживали тундровые юкагиры алаи, занимавшиеся, как и соседние эвены и чукчи, оленеводством, а в верхнем - лесные юкагиры одулы (когимэ), зимой и весной охотившиеся на лося, пушного зверя, боровую и перелетную птицу, а летом и осенью занимавшиеся рыболовством. В конце XX - начале XXI в. появляются и численно увеличиваются юкагирские диаспоры в г. Якутске и населенных пунктах по берегам рек Яна и Индигирка. По переписи населения 2010 г., в Республике Саха (Якутия) проживал 1281 юкагир; родным юкагирский язык назвали 350 человек.

В начале XXI в. одулы р. Ясачной сохраняют сложившиеся еще в древности присваивающий тип хозяйства, родовую общину и общинную территорию, свою ментальность и высокий статус женщины в обществе, а также язычество как форму религиозного сознания; унаследованы от предков и древние приемы промысловой магии. Село Нелемное Верхнеколымского улуса РС(Я) - центр наслежной администрации и юкагирской родовой общины «Тэки Одулок»; по данным переписи населения 2010 г., в этом многонациональном селе проживает 177 юкагиров. «Кормящий» ландшафт одулов - это территория родовой общины «Тэки Одулок», поделенная на родовые промысловые участки (земли семейнородового зимнего промысла пушного и мясного зверя с правом наследования) с находящимися на них хозяйственными и сезонными жилыми строениями. Места рыбного промысла находятся в общинном пользовании, а отдельные богатые рыбой угодья закрепляются за семьями только на определенное время.

Сохраняющийся издревле ГХЦ промысловиков имеет мало точек соприкосновения с традиционными укладами хозяйств соседних народов - якутов, эвенов - и тем более с требованиями современного постиндустриального общества. Взрослое мужское население ведет полукочевой образ жизни: осенью из с. Нелемное охотники выезжают на места промысла пушных зверей (реализация пушнины составляет главный доход семьи), добывают лосей, зайцев для личного потребления и возвращаются в конце зимы - начале весны. Летом с семьями они периодически выезжают на места рыбной ловли, осенью идет массовая заготовка рыбы. В межсезонье промысловикам перепадают случайные заработки. В зависимости от времени года на первый план в жизнедеятельности юкагиров выходит значимость то водной стихии, то стихии земной.

Функционирование такого ГХЦ возможно исключительно благодаря сохранению гомогенной «кормящей» территории. В результате поселкования в советское время народов Севера кочевой образ жизни и его календарный цикл у одулов, известные нам по работам В.И. Иохельсона, подверглись трансформации. Большая часть женского населения юкагиров круглогодично живет в с. Нелемное, летом ненадолго выезжая на места рыбной ловли. Поддерживаемый мужчинами-промысловиками номадический характер культуры существует за счет сохранения и летом, и зимой традиционных промыслов. Фрагментарными стали связи с одулами других притоков верховий Колымы, ныне входящих в Магаданскую область. Тем не менее «вода / река» в самобытной культуре лесных юкагиров р. Ясачной продолжает играть ведущую роль как элемент «кормящего» ландшафта.

Источники и материалы

1. Березкин 1929? - Березкин Н.Н. Дикий олень на севере Якутии (7 л.), 1929? // Личный архив историка Г.А. Попова, хранится у автора статьи Л.Н. Жуковой.

2. Березкин 1939 - Березкин Н.Н. Юкагиры (1939) // Архив МАЭ РАН. Ф. K-V. Оп. 1. №6.

3. Ытык-Кельский 1927 - Ытык-Кельский В. Омоки (забытая легенда) // Якутские зарницы. 1927. №1. С. 22-28.

4. Алексеев А.Н. Древняя Якутия: железный век и эпоха средневековья. Новосибирск: Изд-во ИАиЭ СО РАН, 1996.

5. Бурыкин А.А. Имена собственные как исторический источник: по материалам русских документов об открытии и освоении Сибири и Дальнего Востока России XVII-XIX веков. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2013.

6. Василевич Г.М. Типы обуви народов Сибири // Сборник музея антропологии и этнографии. Т XXI. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 3-64.

7. Гоголев А.И. Этническая история народов Якутии. Якутск: Изд-во Якутского ун-та, 2004.

8. Головнев А.В. Арктическая мобильность: технологии и стратегии // Северо-Восточный гуманитарный вестник, 2015. №4. С. 7-11.

9. Дьяконов В.М., Бравина Р.И. Нюрбинский бронзовый кельт (к вопросу о культурных связях Якутии и сопредельных территорий в эпоху палеометалла) // Северо-Восточный гуманитарный вестник, 2015. №4. С. 12-15.

10. Жукова Л.Н. Древние миграции в Колымский регион в контексте этнических взаимодействий на северо-востоке Азии // Северо-Восточный гуманитарный вестник, 2019а. №1. С. 24-30.

11. Жукова Л.Н. Кросскультурные контакты в древней истории юкагирского народа // Северо-Восточный гуманитарный вестник, 2019б. №3. С. 26-40.

12. Жукова Л.Н. Ландшафтный код вода / река в обрядовом фольклоре лесных юкагиров и его значение в этнической истории народа // Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Эхо арктической Одиссеи», посвященной 100-летию со дня рождения И.С. Гурвича (Якутск, 14-15 ноября 2019 г.). Якутск: Изд-во ИГИиПМНС СО РАН, 2019в. C. 12. https://doi.org/10.25693/Gurvich.2019Jukova

13. Иохельсон В.И. По рекам Ясачной и Коркодону. Древний и современный юкагирский быт и письмена // Известия Русского географического общества, 1898. Т 34. Вып. 3. С. 255-290.

14. Иохельсон В.И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Якутск: Бичик, 2005а.

15. Иохельсон В.И. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы / Пер. с англ. В.Х. Иванова, З.И. Ивановой-Унаровой. Новосибирск: Наука, 2005б.

16. Константинов И.В. Ранний железный век Якутии. Новосибирск: Наука, 1978.

17. Кочмар Н.Н. Писаницы Якутии. Новосибирск: Изд-во ИАиЭ СО РАН, 1994.

18. Курилов Г.Н. Юкагирско-русский словарь. Новосибирск: Наука, 2001.

19. Курилов ГН. Лексикология современного юкагирского языка. Новосибирск: Наука, 2003.

20. Курилов Н.Н. Жадул - одул (юкагиров тундры - юкагиров лесных) топонимы. Сибирь и Дальневосточный округ. Якутск, 2018.

21. Курилов Ю.Г Юкагирские топонимы северо-востока Азии. Якутск: ИГИиПМНС СО РАН, 2013.

22. Молодых И.Ф. Пути, связи и снабжение Колымо-Индигирского края. Иркутск: Востсибкрай - гиз, 1931.

23. Мочанов Ю.А. Древнейшие этапы заселения человеком Северо-Восточной Азии. Новосибирск: Наука, 1977.

24. Немировский А.А. Предание о приходе предков верхнеколымско-омолонских юкагиров на Колыму в записях Н.Н. Берёзкина // Материалы III Международной научной конференции «Фольклор палеоазиатских народов» / Сост. О.Ю. Хурьюн, Е.В. Намаконова. Южно-Сахалинск: Пресс Код, 2019а. С. 148-157.

25. Немировский А.А. Юкагирская атрибутация древнесибирских гидронимов на - мба/мбу/мбэ и вопросы этнолингвогенеза // Северо-Восточный гуманитарный вестник, 2019б. №2. С. 51-57.

26. Николаева И.А., Шалугин В.Г. Словарь юкагирско-русский и русско-юкагирский (верхнеколымский диалект). СПб.: Дрофа, 2002.

27. Окладников А.П., Запорожская В.Д. Петроглифы Средней Лены. Л.: Наука, 1972.

28. Спиридонов Н.И. (Тэки Одулок) Одулы (юкагиры) Колымского округа. Якутск: Северовед, 1996.

29. Степанов А.Д. История исследований железного века Якутии // Известия лаборатории древних технологий, 2014. №2. С. 33-42.

30. Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII-XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. М.: Наука, 1990.

31. Эверстов С.И. Наскальные рисунки Сутуруохи - новый археологический памятник на Индигирке // Вопросы истории, языка и литературы (Бюллетень научно-технической информации). Якутск: Изд-во ЯФ СО АН СССР, 1980. С. 3-8.

References

1. Alekseev, A.N. 1996. Drevniaia Yakutiia: zheleznyi vek i epokha srednevekov'ia [Ancient Yakutia: The Iron Age and the Middle Ages]. Novosibirsk: Izdatel'stvo IAiE SO RAN.

2. Burykin, A.A. 2013. Imena sobstvennye kak istoricheskii istochnik: po materialam russkikh doku - mentov ob otkrytii i osvoenii Sibiri i Dal'nego Vostoka Rossii XVII-XIXvekov [Proper Names as a Historical Source: Based on Materials from Russian Documents on the Discovery and Development of Siberia and the Far East of Russia in the 17-19^th Centuries]. St. Peterburg: Peterburgskoe Vostokovedenie.

3. Diakonov, V.M., and R.I. Bravina. 2015. Niurbinskii bronzovyi kel't (k voprosu o kul'turnykh sviaziakh Yakutii i sopredel'nykh territorii v epokhu paleometalla) [Nyurba Bronze Celt (on the Issue of Cultural Ties between Yakutia and Adjacent Territories in the Paleometal Age)]. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik 4: 12-15.

4. Everstov, S.I. 1980. Naskal'nye risunki Suturuokhi - novyi arkheologicheskii pamiatnik na Indi - girke [Rock Paintings of Suturuokhi - a New Archaeological Site in Indigirka]. V prosy istorii, yazyka i literatury (Biulleten' nauchno-tekhnicheskoi informatsii), 3-8. Yakutsk: Izdatel'stvo YaF SO AN SSSR.

5. Gogolev, A.I. 2004. Etnicheskaia istoriia narodov Yakutii [Ethnic History of the Peoples of Yakutia]. Yakutsk: Izdatel'stvo Yakutskogo universiteta.

6. Golovnev, A.V 2015. Arkticheskaia mobil'nost': tekhnologii i strategii [Arctic Mobility: Technologies and Strategies]. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik 4: 7-11.

7. Jokhelson, V.I. 2005. Yukagiry i yukagirizirovannye tungusy [Yukaghirs and Yukagirized Tungus], translated by VKh. Ivanova and Z.I. Ivanova-Unarova. Novosibirsk: Nauka.

8. Jokhelson, V.I. 1898. Po rekam Yasachnoi i Korkodonu. Drevnii i sovremennyi yukagirskii byt i pis'mena [On the Rivers Yasachnaya and Korkodon: Ancient and Modern Yukagir Life and Writing]. Izvestiya Russkogo geograficheskogo obshestva 34 (3): 255-290.

9. Jokhelson, VI. 2005. Materialypo izucheniiuyukagirskogoyazyka i fol'klora, sobrannye v Kolyms - kom okruge [Materials on the Study of the Yukagir Language and Folklore Collected in the Kolyma District]. Yakutsk: Bichik.

10. Kochmar, N.N. 1994. Pisanitsy Yakutii [Petroglyphs of Yakutia]. Novosibirsk. Izdatel'stvo IAiE SO RAN. Konstantinov, I.V 1978. Ranniizheleznyi vek Yakutii [The Early Iron Age ofYakutia]. Novosibirsk: Nauka. Kurilov, G.N. 2001. Yukagirsko-russkii slovar' [Yukagir-Russian Dictionary]. Novosibirsk: Nauka. Kurilov, G.N. 2003. Leksikologiia sovremennogo yukagirskogo yazyka [Lexicology of the Modern

11. Yukagir Language]. Novosibirsk: Nauka.

12. Kurilov, N.N. 2018. Wadul - odul (yukagirov tundry-yukagirov lesnykh) toponimy. Sibir' i Dal'ne - vostochnyi okrug [Wadul - Odul (Yukaghir Tundra - Yukaghir Forest) Toponyms: Siberia and the Far Eastern District]. Yakutsk.

13. Kurilov, Yu.G. 2013. Yukagirskie toponimy severo-vostokaAzii [Yukagir Place Names of Northeast Asia]. Yakutsk: IGIiPMNS SO RAN.

14. Mochanov, Yu.A. 1977. Drevneishie etapy zaseleniia chelovekom Severo-Vostochnoi Azii [The Oldest Stages of Human Settlement in Northeast Asia]. Novosibirsk: Nauka.

15. Molodykh, I.F 1931. Puti, sviazi i snabzhenie Kolymo-Indigirskogo kraia [Ways, Communications and Supplies of the Kolyma-Indigirsky Territory]. Irkutsk: Vostsibkraigiz.

16. Nemirovskii, A.A. 2019. Predanie o prikhode predkov verkhnekolymsko-omolonskikh yukagirov na Kolymu v zapisiakh N.N. Berezkina [The Legend about the Arrival of the Ancestors of the Upper Kolyma-Omolon Yukagirs to Kolyma in the Records of N.N. Berezkina]. Materialy III Mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii «Fol'klor paleoaziatskikh narodov» [Materials of the III International Scientific Conference «Folklore of the Paleoasiatic Peoples»], edited by O. Yu. Khuriyun, E.V Namakonova, 148-157. Yuzhno-Sakhalinsk: Press Kod.

17. Nemirovskii, A.A. 2019. Yukagirskaia atributatsiia drevnesibirskikh gidronimov na - mba/mbu/mbe i voprosy etnolingvogeneza [Yukagir Attribution of Ancient Siberian Hydronyms to - mba/mbu/ mbe and Questions of Ethno-Linguogenesis]. Severo-Vostochnyigumanitarnyi vestnik2: 51-57.

18. Nikolaeva, I.A., and VG. Shalugin. 2002. Slovar «yukagirsko-russkii i russko-yukagirskii (verkhne - kolymskii dialekt) [Dictionary Yukagir-Russian and Russian-Yukagir (Upper Kolyma Dialect)]. St. Peterburg: Drofa.

19. Okladnikov, A.P., and V.D. Zaporozhskaia. 1972. Petroglify Srednei Leny [Petroglyphs of the Middle Lena]. Leningrad: Nauka.

20. Shavkunov, E.V 1990. Kul'tura chzhurchzhenei-udige XII-XIII vv i problema proiskhozhdeniia tungusskikh narodov Dal'nego Vostoka [Culture of the Jurchen-Udige of the 12-13^th Centuries and the Problem of the Origin of the Tungus Peoples of the Far East]. Moscow: Nauka.

21. Spiridonov, N.I. 1996. Oduly (yukagiry) Kolymskogo okruga [Oduls (Yukagirs) of the Kolyma District]. Yakutsk: Severoved.

22. Stepanov, A.D. 2014. Istoriia issledovanii zheleznogo veka Yakutii [The History of Research of the Iron Age of Yakutia]. Izvestiia laboratorii drevnikh tekhnologii 2: 33-42.

23. Vasilevich, G.M. 1963. Tipy obuvi narodov Sibiri [Types of Shoes of the Peoples of Siberia]. Sbornik muzeia antropologii i etnografii XXI: 3-64. Moscow; Leningrad: Izdatel'stvo AN SSSR.

24. Zhukova, L.N. 2019. Drevnie migratsii v Kolymskii region v kontekste etnicheskikh vzaimodeist - vii na severo-vostoke Azii [Ancient Migrations to the Kolyma Region in the Context of Ethnic Interactions in Northeast Asia]. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik 1: 24-30.

25. Zhukova, L.N. 2019. Krosskul'turnye kontakty v drevnei istorii yukagirskogo naroda [Cross-Cultural Contacts in the Ancient History of the Yukagir People]. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik 3: 26-40.

26. Zhukova, L.N. 2019. Landshaftnyi kod voda/reka v obriadovom fol'klore lesnykh yukagirov i ego znachenie v etnicheskoi istorii naroda [The Water/River Landscape Code in the Ritual Folklore of the Forest Yukagirs and Its Significance in the Ethnic History of the People]. In Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Ekho arkticheskoi Odissei», posviashchen - noi 100-letiiu so dnia rozhdeniia I.S. Gurvicha (Yakutsk, 14-15 noiabria 2019 g.) [Materials of the All-Russian Scientific and Practical Conference «Echo of the Arctic Odyssey», Dedicated to the 100^th Anniversary of the Birth of I.S. Gurvich (Yakutsk, November 14-15, 2019)], 12. Yakutsk: Izdatel'stvo IGIiPMNS SO RAN. https://doi.org/10.25693/Gurvich.2019Jukova.

Размещено на Allbest.ru