Язык и эмоции: дискурсивно-прагматический подход

Размещено на http://www.allbest.ru/

Язык и эмоции: дискурсивно-прагматический подход

языковой эмоция личность

Лаура Альба-Хуэс, Т.В. Ларина

Национальный университет дистанционного образования (UNED)

Российский университет дружбы народов



Введение

Этот специальный выпуск нашего журнала посвящен теме, которая все больше привлекает внимание лингвистов в XXI веке, а именно -- выражению эмоций в дискурсе. Мы обращаемся к этому вопросу во второй раз: первый специальный выпуск по эмоциям вышел ровно три года назад (2015, 1) и был посвящен исследованию эмоций российскими учеными. На этот раз мы пригласили ведущих ученых из разных стран мира. Цель этого выпуска -- познакомить читателей с актуальными направлениями исследований эмоций, а также построить мост для дальнейшего сотрудничества между российскими и зарубежными исследователями.

Language and emotion: discourse-pragmatic perspectives

Laura Alba-Juez & Tatiana Larina

National Distance Education University -- UNED

Peoples' Friendship University of Russia (RUDN University)



1.Изменение парадигмы в лингвистике. Рост интереса к эмоциям в прагматических и дискурсивных исследованиях

Можно задаться вопросом, имеют ли эмоции какое-либо отношение к языку или они не могут быть предметом серьезных научных исследований. Еще не так давно ответ на этот вопрос был однозначно отрицательным. Однако сегодня общепризнанно, что изучение эмоций имеет большое значение для всех гуманитарных наук, включая лингвистику, так как это ключевой фактор не только для понимания природы человека, но и для понимания языка и общения. Действительно, когда люди испытывают эмоции, они могут не только физически проявлять свое внутреннее состояние (например, покраснело лицо или изменилось выражение лица), но и совершать речевые акты, которые являются межличностными по своей природе и имеют определенные последствия. Тем самым говорящие выражают себя и в то же время воздействуют на определенные аспекты систем познания, социальной и дискурсивной системы, к которым они принадлежат. Действительно, эмоции влияют на язык и в то же время подвергаются влиянию со стороны языка: то, что мы чувствуем, может влиять на то, как мы говорим и выражаем свои чувства; но в то же время то, как мы называем чувства и эмоции или что мы о них говорим, также влияет на то, как мы их испытываем и проявляем.

Возможно, нет ничего более человеческого, чем словесное выражение эмоций. Обмен эмоциями -- это важная социальная деятельность, которая является частью повседневного общения и помогает нам поддерживать наше психическое и физическое состояние. Следовательно, корректное выражение и понимание эмоций важно для межличностных отношений и личного самочувствия (Fussell, 2002). Более того, можно сказать, что эмоции лежат в основе вербального общения. Как отмечает В.И. Шаховский, сначала было не Слово, а Эмоция, поскольку в основе первичных и вторичных номинаций всегда, с самого начала лежали эмоции человека, еще не Homo loquens, но уже Homo sentiens (Шаховский 2008: 10). Если у нас нет мотивации говорить о чем-то, наша речь, безусловно, будет очень ограни-ченна (Foolen, 2015). Как сказал Стерн (Stern 1965 [1931]: 54): «Если бы мне что-то было совершенно безразлично, я бы не говорил об этом» (перевод наш. -- Т.Л.). Кроме того, если говорящий считает, что его собеседник не заинтересован в том, что он говорит, то продолжать разговор будет трудно. Таким образом, эмоции в общении работают в обоих направлениях: не только говорящий должен иметь мотивацию говорить, но и собеседник должен быть готов слушать (и, следовательно, быть позитивно предрасположенным, проявлять позитивное отношение), в противном случае акт коммуникации не состоится.

В 20 веке лингвистика в основном занималась изучением референциальной функции языка и лингвистического кода как такового. Язык рассматривался как абстрактный и логичный инструмент для работы с фактической информацией. Тот факт, что язык осложнен эмоциями и сильно зависит от эмоций, почти полностью игнорировался. Но к концу 20-го -- началу 21-го веков представители основных направлений научных исследований стали приходить к мысли о том, что язык/дискурс -- это нечто большее, чем код или некоторые грамматические, морфологические или фонологические правила: прагматические, познавательные и эмоциональные аспекты человеческого общения выходят за рамки лингвистики, и это должно было отразиться и проявиться в исследованиях. Таким образом, лингвистика совершила то, что теперь называется «эмоциональным поворотом» (Le Doux 2000). Лингвисты начали изучать это явление с более объективной, научной точки зрения и пришли к выводу, что «язык имеет сердце» (Ochs and Schieffelin 1989).

Действительно, как уже неоднократно отмечалось, эмоции безусловно являются важной составляющей любого типа общения и пронизывают все уровни языка (Foolen 2016, Alba-Juez & Mackenzie 2016, Borod et al., 2000, Majid 2012, Шаховский 2008, 2010, 2015a) и каждую систему дискурса (в смысле, данном термину Scollon, Scollon & Jones 2012). Более того, как отмечают многие авторы, каждое слов дискурсивно и может быть эмоционально заряжено (Мягкова 2000, Шаховский 2008).

В настоящее время мы можем говорить о становлении нового междисциплинарного направления лингвистических исследований -- лингвистики эмоций, или эмотиологии (этот термин уже устойчиво закрепился в русском научном языке), которая основывается на данных ряда концепций и теорий эмоций: философской, биологической, когнитивной, психологической, социальной, неврологической, информационной, познавательной, функциональной, экзистенциональной и др. (Шаховский 2008: 21). Лингвистика эмоций, таким образом, носит междисциплинарный характер, поскольку в ней перекрещивается ряд парадигм современной лингвистики и науки в целом -- коммуникативная, когнитивная, прагматическая, дискурсивная, культурологическая и др. Этот многосторонний характер исследований эмоций является логическим развитием психологически ориентированной лингвистики, которая давно установила, что эмоции влияют на ментальную, вербальную и невербальную деятельность человека и пронизывают все уровни языка. Как подчеркивает В.И. Шаховский, сейчас это уже не тезис и не гипотеза, а аксиома (Шаховский 2008: 383).

Как отмечает Людтке (Lьdtke 2015: ix), эмоциональный поворот в лингвистике -- это путь «к завершению осмысления целостности языка», к продвижению от «индивидуальных рациональных суждений» к «межсубъектному эмоциональному диалогу». Однако это не означает, что старая рациональная парадигма должна быть отброшена; напротив, мы считаем, что старую и новую парадигмы необходимо объединить, чтобы лучше понять, что такое язык и как он функционирует. Таким образом, рациональная парадигма в настоящее время дополняется эмоциональной, что позволяет рассматривать язык в его целостности, проводить более широкий и всесторонний анализ, понимать изменчивость языковых норм и широту распространения языковых явлений. В лингвистике, не говоря уж о такой ее области, как дискурсология, больше не существует черного и белого, именно это и интересно: язык -- чрезвычайно сложная прагматическая, динамическая система (van Gelden 1998), и подсистема эмоций внутри языка столь же сложна и динамична. Таким образом, в этом новом свете мы рассматриваем выражение эмоций как прагмалингвистическое явление, которое показывает взаимоотношения brain-body-world (мозг -- тело -- окружающий мир) в рамках динамической системы (Gibbs 2010), что отражает последовательную циклическую структуру sense--think--act (чувство--мысль--действие) в теории динамической системы (Alba-Juez & Alba-Juez 2012).

Понятию эмоция трудно дать определение именно из-за его сложности. Исследователю неизбежно приходится задавать вопросы: Что такое эмоция?, Можно ли измерять эмоции посредством наблюдения за мозгом, телом и языком? Следует ли отличать эмоции от познания? Сколько эмоций мы можем ощущать и выражать? Психологи, социологи, антропологи, лингвисты и даже неврологи не пришли к консенсусу при попытке ответить на эти и другие вопросы, поэтому здесь мы не будем и не можем давать никаких «правильных» ответов.

Эти вопросы заставляют нас задуматься о том, что из-за их разнообразия и сложности изучение эмоций должно быть многоплановым и междисциплинарным и связывать между собой когнитивные, культурологические, лингвистические, физиологические и иные явления. В целом, лингвисты поняли, что они не могут охватить изучение такого сложного явления, как выражение эмоций, без помощи других областей знаний. Пытаясь понять эмоции в языке, лингвисты-когнитологи, например, широко используют результаты исследований в психологии, поскольку они показывают, что язык и познание взаимодействуют. Физиология -- еще одна дисциплина, которую лингвисты используют для изучения эмоций. Когнитивная лингвистика не отвергает идею о том, что эмоции имеют физиологическую основу, однако выступает против опасных утверждений об универсальности языковых категорий, имеющих свою специфику в разных языках (на основе психологических теорий базовых эмоций, таких как теория Экмана [Ekman 2007 (2003)]).

Наша точка зрения по данному вопросу заключается в том, что эмоции в языке имеют как универсальные, так и специфические черты, что подтверждается результатами многочисленных исследований. Например, результаты исследования просодических универсалий в дискурсивных частицах (Pistor 2016) показывают, что просодия обладает универсальными функциями, во-первых, в дискурсивнопрагматической организации коммуникации и, во-вторых, при эмоциональной передаче отношения говорящего (Pistor 2016: 872).

С другой стороны, в качестве примера противоположной точки зрения можно привести многочисленные исследования по лексике эмоций, которые показывают культурную специфику категорий, используемых для описания различных эмоций (Russel 1991, Wierzbicka 1999, Harkins and Wierzbicka 2010, Вежбицкая 2001 и многие др.). Например, английское слово disgust (отвращение) не имеет точного эквивалента в польском языке, японское Amae (^ ^, «чувство, которое вы испытываете, сдаваясь другому в совершенной безопасности») или немецкое Schadenfreude («удовольствие, получаемое в результате неудовольствия другого»), не имеют эквивалентных слов в других языках (Russel 1991). Английские слова sad (грустный) и sadness (грусть) не имеют точных эквивалентов в русском языке, где существует три слова для выражения оттенков грусти, различающихся по длительности и степени интенсивности -- грусть, печаль, тоска (см. [Вежбицкая 2001]). Семантика английского прилагательного happy существенно шире, чем его русского переводного эквивалента счастливый, что вызывает серьезные непонимания в межкультурном общении (Ларина 2015).

В русском языке многие эмоции, такие как радость, грусть, концептуализируются как внутренние действия, а не пассивные состояния и выражаются глаголами, а не прилагательными (Wierzbicka 1999: 18). В результате в русском языке значительно больше эмоциональных глаголов, чем в английском. Исследования в области культурной семантики выявили многочисленные различия между эмоциональными словами в одном языке и их переводными эквивалентами в другом (см., например, [Гладкова 2010]).

По наблюдениям А. Вежбицкой, даже слово emotional не имеет своих полных эквивалентов в других языках, в частности, в немецком, французском, итальянском и русском (Wierzbicka 1999: 19). Это одна из причин, почему необходимы дальнейшие исследования в этой области, поскольку до недавнего времени в лексикографических исследованиях, являющихся основой для составления словарей, далеко не всегда и не в полном объеме учитывалось эмоциональное содержание слов при написании словарных статей.

Таким образом, каждый человек, независимо от своего языка или национальности, испытывает эмоции, но проявление эмоций, их экспрессивность, функции, прагматическое значение, векторная направленность имеют свои культурные/ групповые особенности, которые отражаются в языке, проявляются в дискурсе и формируют коммуникативные этностили (Ларина 2009, Larina 2015).

Каждая группа (в разных системах дискурса) имеет свои собственные культурно обусловленные правила проявления эмоций, как вербальных, так и невербальных. В некоторых культурах приветствуется свободное выражение эмоций, в других ценятся самоограничение и самоконтроль. Чтобы понять прагматику эмоций в межкультурной коммуникации, важно различать эмоциональную коммуникацию -- инстинктивное, спонтанное, незапланированное проявление внутренних эмоциональных состояний и эмотивную коммуникацию -- сознательное проявление эмоций для коммуникативных целей (Janney & Arndt 1992, Ларина 2015). Так, например, эмотивная коммуникация более типична для английского стиля коммуникации, где она широко используется как маркер позитивной вежливости, в то время как представители русской культуры, которые высоко ценят искренность, предпочитают эмоциональную коммуникацию (Ларина 2009: 122).

Исследователи (например, [Schwarz-Friesel 2015]) описывают эмоции как психические состояния или процессы, характеризующиеся тремя основными параметрами: 1) оценкой -- положительной или отрицательной: например, His love made her happy -- Его любовь сделала ее счастливой (+), 2) продолжительностью, например, His rage lasted for ever -- Его ярость длилась вечно и 3) интенсивностью, которая может быть слабой, средней или сильной и представленной в языке разными маркерами, например: She felt awkward / very awkward / exceedingly awkward / as if she was an extra-terrestrial being -- Она чувствовала себя неловко / очень неловко / крайне неловко / как если бы она была внеземным существом. При таком подходе автор определяет эмоцию как сложную внутренне представленную систему знаний, имеющую прежде всего оценочную функцию (Schwarz- Friesel 2015: 161--162).

В целом, различные попытки определения эмоции, будь они из области психологии или лингвистики, всегда имеют одно общее сходство -- наличие оценочной составляющей понятия. Так, например, в рамках теории оценки (Martin & White 2005), системного функционального подхода к лингвистической оценке, Affect (включая выражение эмоции) является важным компонентом подсистемы Attitude.

Интересное наблюдение, также вытекающее из системной функциональной лингвистики, делает Моника Беднарек (Bednarek 2008), которая проводит различие между такими похожими словосочетаниями, как emotion talk и emotional talk. Первое подразумевает описание эмоций и используется, когда звучат такие фразы, как He feels sad (Ему грустно) или She hates John (Она ненавидит Джона), с его помощью мы говорим об определенных чувствах или эмоциях. По этой причине emotion talk связано с эмпирической функцией языка (Halliday 1985). Emotional talk соотносится с межличностной функцией, поскольку подразумевает демонстрацию эмоций, т. е. прямое выражение эмоций, передаваемых, например, междометиями (Ouch! Yummy!) или через некоторые просодические приемы, используемые для выражения сильных эмоций (например, общая высокая интонация в высказываниях типа Get the hell out of here! -- Убирайся вон отсюда!, нисходящая интонация на предлоге out). Таким образом emotion talk -- это разговор об эмоциях, а emotional talk -- это эмоциональный разговор.

Кроме того, опираясь на функциональный подход, но в то же время используя результаты исследований в области психологических оценочных теорий и лингвистической прагматики, Альба-Хуэс (в печати) предлагает анализировать различные аспекты эмоций с помощью формулы, которая представляет собой модифицированную версию функциональных отношений, примененную в предыдущих работах для анализа оценки (Alba-Juez 2016, 2017). В частности, автор предлагает анализировать эмоциональные процессы в языке, используя прагматические знания о таких явлениях, как эмоциональные импликатуры -- e-impli- catures (Schwarz-Friesel 2010), а также методологию и классификацию эмоций с позиций компонентного подхода (Ortony & Turner 1990), который связан с психологической концепцией эмоций (Panksepp 1982).

Все вышесказанное является убедительным доказательством того факта, что эмоции -- это тема лингвистики, которую необходимо изучать, в частности, в разделах дискурсивного анализа и прагматики, поскольку эмотивные значения связаны с межличностными отношениями и их нельзя изолировать от контекста (языкового, эмоционального, социального, культурного и т. д.). При анализе эмо- тивного языка недостаточно рассматривать только используемые слова, крайне необходимо изучать ситуацию и среду, в которой эти слова были произнесены, а также то, как все эти лингвистические, паралингвистические и экстралингвисти- ческие переменные взаимодействуют. Многочисленные дискурсивно-прагматические исследования показывают важность роли эмоций в таких явлениях, как импликатура, метафора, ирония или юмор, в различных типах текста/дискурса -- в электронном, мультимедийном, политическом и др. Ниже мы приводим список актуальных и значимых направлений исследований в области эмоций:

-- функционирование экспрессивных элементов языка (уменьшительных суффиксов, междометий, средств выражения отрицания и др.) в различных текстах и дискурсах (Blakemore 2010, Constant, Davis, Potts & Schwarz 2009, Davis & Potts, 2009, Potts 2007a, 2007b, 2010; Potts & Schwarz 2010, Шаронов 2008 и др.);

-- грамматические средства, которые обладают значительным эмотивным потенциалом, т.е. рассмотрение эмоций на синтаксическом уровне (например, [Озюменко 2015, Парсиева, Гацалова 2012, Федорова 2005]);

-- сквернословие и табуированная лексика, которые также связаны с разными эмоциями и играют важную роль в их выражении (например, [Dewaele 2016, Jay 2009, Mackenzie (в печати), Жельвис 2001; Ларина, Озюменко, Горностаева 2012, Стернин 2015 и др.]);

-- отрицательные эмоции и их функции в рамках изучения невежливости, грубости, речевой агрессии и нетолерантности в различных контекстах и дискурсах, например, в межличностной коммуникации, в медиадискурсе, политическом дискурсе и др. (см., например, [Воронцова 2012, Седов 2003, 2017, Харлова 2015, Щербинина 2017]);

-- позитивная коммуникация (Ларина и др. 2011, Леонтович 2015, 2017) и позитивные эмоции, их прагматическое значение и эффект, который в некоторых контекстах может быть негативным (см., например, [Ионова 2015]);

-- значение и функции эмоций в межкультурной коммуникации и необходимость эмоциональной/эмотивной компетенции (Besemeres & Wierzbicka 2007; Pavlenko 2002; Ларина 2009, 2013, 2017, Леонтович, Якушева 2014, Леонтович 2015, 2017);

-- молчание как компонент дискурса, передающий эмоции -- см., например, анализ стратегической паузы в электронных сообщениях (Marx 2015), описание «подавляющей паузы» (`overwhelming silence') как стратегии невежливости (Kaul de Marlangeon 2008) или молчание как маркер агрессивной речи (Воронцова, Копылова 2017) и др.;

-- создание эмоций и обмен ими как одна из основных функций компьютерной коммуникации (см., например, Крылова 2017, Ortner 2015);

-- исследователи из Швейцарского центра по изучению эмоций (Swiss Center for Affective Sciences) посвятили большую часть своих работ изучению использования эмоциональных слов и эмоциональных концептуальных метафор (см., например, [Gillioz et al. 2016, Ogarkova et al. 2016, Soriano et al. 2015; Soriano 2013, 2015, 2016]). Эта тема широко изучается и российскими лингвистами (см., например, [Апресян 2005, Анферова 2017]);

-- исследовательская группа EMO-FunDETT в Мадриде (Испания) также проводит разнообразные дискурсивно-прагматические исследования по теме «Язык и эмоции». См., например, работы Маккензи, Маис-Аре- вало, Санчо-Гинды и Юса в этом сборнике, исследования эмотивного языка в парламентском дискурсе (Carranza-Mвrquez 2012), анализ речевых актов в онлайн-коммуникации (Carretero, Maiz Arйvalo & Martinez 2014), исследования по эмотиконам и выражению (не)согласия на сайтах социальных сетей (Maiz Arйvalo 2014a, b, 2015), работы по эмотиконам и эмоциями в Интернете (Yus 2005, 2014), исследование эмоций в учебном дискурсе (Santamaria 2016) . В настоящее время эта исследовательская группа готовит сборник статей под названием Emotion in Discourse (Эмоции в дискурсе) (под редакцией Mackenzie & Alba-Juez), в котором эмоции трактуются на основе дискурсивно-прагматического, а в некоторых случаях и междисциплинарного подхода;

-- научная школа эмотиологии во главе с профессором В.И. Шаховским активно разрабатывает новое направление -- экологическую эмотио- логию (Шаховский 2016). Она изучает приемы и методы эмоционального балансирования, амортизации конфликта, смягчения речевой агрессии, формирования способности к эмоциональной толерантности и т.д. Другими словами, можно сказать, что эмотивная лингвоэкология -- это социально значимое исследовательское направление, цель которого -- ориентировать участников коммуникации на позитивный вектор общения во всех его типах и сферах (см., например, [Волкова 2014, Волкова, Панченко 2016, Ионова 2015, Ионова (в печати), Ионова, Ларина 2015, Ренц 2016, Труфанова 2016, Шаховский 2013, 2015б, 2016 и многие другие]).

Мы обозначили лишь некоторые направления из растущего числа исследований, которые проводятся по эмоциям с позиций дискурсивно-прагматического подхода, отражающего изменение парадигмы в 21 веке. В настоящем выпуске журнала мы предлагаем вашему вниманию работы ряда видных российских и зарубежных лингвистов, изучающих эмоции с этих позиций.

2.Краткий обзор статей данного выпуска

Все авторы, представившие здесь свои работы, особое внимание уделили эмоционально-прагматическим вопросам, таким как значение эмоций, ирония, (не)вежливость в определенных типах дискурса (например, в библейском, политическом, финансовом и др.).

Открывает выпуск статья Анны Вежбицкой (Канберра, Австралия), в которой исследуются эмоции Иисуса Христа в Евангелии и уделяется особое внимание эмоции гнев. Она утверждает, что для того, чтобы полностью понять учение Христа о «гневе», необходимо выйти за рамки отдельных слов того или иного языка и попытаться сформулировать простые предложения, используя универсальные (однозначные) слова. Для этой цели предлагается использовать разработанный автором и коллегами естественный семантический метаязык -- Natural Semantic Metalanguage (NSM) (см. [Wierzbicka 1996, Goddard, Wierzbicka 1994, 2002] и др.) и с его помощью проанализировать этот конкретный вид дискурса. По мнению автора, естественный семантический метаязык позволяет заменить прямолинейные формулировки, такие как «Испытывал ли Иисус гнев?» или «Что говорил Христос о гневе?», более детальными и тонкими вопросами, позволяющими получить более точные и содержательные ответы.

В.И. Шаховский (Волгоград, Россия) на основе большого теоретеческого материала и в ходе глубокого анализа этапов становления языковой личности доказывает целесообразность включения эмоциональной компоненты в структуру концепта языковой личности и обосновывает необходимость нового термина -- «эмоционально-коммуникативная личность». В статье предлагается описание когнитивной матрицы эмоционально-коммуникативной личности, отмечается, что новый термин не отвергает, а дополняет термин «языковая личность», заполняя структурную лакуну последнего. Автор описывает методику и определяет задачи исследования языковой личности, проводит сопоставительный анализ современных концепций и подчеркивает, что предложенная матрица улучшает экологию общения, снижает экологические риски, что позволяет в большей мере избегать коммуникативных помех и провалов в разных видах и жанрах общения.

В следующей статье Дж. Лахлан Маккензи (Амстердам, Нидерланды) исследует функционирование слов sentiment (настроение) and confidence (доверие) в финансовом журналистском дискурсе с целью проверить гипотезу о том, что они отличаются от их обычного употребления. Опираясь на функциональную семантику и теорию оценки (Martin & White 2005), он исследует, как эти слова используются в онлайн-корпусе финансовых услуг Гонконга (Hong Kong Financial Services). Результаты анализа данного корпуса показывают, что, хотя слова sentiment и confidence в общепринятом употреблении весьма различны и имеют разную валентность, в финансовом дискурсе они чаще всего используются как синонимы. Еще один важный вывод, сделанный в этой статье, заключается в том, что способ использования этих слов свидетельствует о том, что пишущие журналисты хорошо осознают роль эмоций как решающего фактора в процессе принятия решений инвесторами.

Статья Франсиско Юса (Аликанте, Испания) о том, как чувства и эмоции связаны c пропозициями в ироническом и интернет-дискурсе, показывает с точки зрения теории релевантности (Sperber & Wilson 1986), что, хотя чувства и эмоции, как правило, не пропозициональны, они играют важную роль в возможной интерпретации соответствующих пропозиций. Таким образом, автор приходит к выводу о том, что непропозициональные чувства и эмоции важны для коммуникации не только в том случае, когда они могут быть частью возможной интерпретации (эмоциональное отношение адресанта), но также и тогда, когда они непроизвольно вытекают из акта коммуникации (то, что он называет “affective effects” «эмоциональные эффекты»).

А.А. Горностаева (Москва, Россия) также посвятила свое исследование иронии. Она проводит сопоставительный анализ дискурса российских, британских и американских политиков с целью выявления современных тенденций в употреблении иронических метафор, обусловленных изменениями в современном политическом дискурсе. Развивая дискурсивный подход к исследованию иронии, которая часто передается метафорой (Alba-Juez 2014, Attardo 2007, Giora 2003, Hutcheon 2005, Шилихина 2008), автор выявляет понятийные сферы, являющиеся наиболее активными источниками современных метафор. Результаты проведенного сопоставительного анализа показали высокую частотность употребления иронических метафор в современном политическом дискурсе, в том числе агрессивного характера, которые выполняют разнообразные функции. В статье выявлены некоторые особенности употребления метафор в русском, английском и американском политическом дискурсе, которые имеют культурную обусловленность.

Кармен Санчо-Гинда (Мадрид, Испания) анализирует эмоциональную просодию в оповещениях о рисках и исследует, как Национальный совет по безопасности на транспорте США (NTSB) оказывает эмоциональное воздействие на сознание и поведение широкой общественности с целью предотвращения рисков. Автор использует электронный корпус из более чем 500 инструкций о смертельной опасности на авиационном транспорте (за период 2010--2015 годов), ежегодно публикуемых на сайте NTSB. В качестве отправной точки используется концепция «дискурсивной просодии» (Stubbs 2001) и привлекается комплексная теоретическая база, которая включает нарратологию, корпусную лингвистику, критический дискурс-анализ, теорию проксимизации (Cap 2013) и позиционирования (Harrй & van Langenhove 1999). Автор показывает, что эмоциональная просодия, используемая NTSB, в большей степени опирается на риторику, чем на лексику, и что нарративные стратегии акцентирования и речевой репрезентации играют заметную роль в демонстрации характерного «эмоционального тона» с целью уменьшения рисков.

Кармен Майз-Аревало (Мадрид, Испания) анализирует эмоциональную самопрезентацию (т.е. процесс, посредством которого люди передают образ себя другим) в профилях WhatsApp. Материалом исследования явился корпус из 206 статусов WhatsApp на испанском языке. Результаты проведенного анализа показали, что наблюдается повторение шаблонов, связанных с такими переменными, как пол и возраст, и что эти шаблоны играют решающую роль в определении того, какие эмоции пользователи предпочитают отображать в своих статусах профиля. Было выявлено, что женщины-пользователи превосходят мужчин- пользователей по употреблению эмоциональных речевых актов, что помогает закрепить социокультурный гендерный стереотип о том, что женщины более эмоциональны, чем мужчины. Что касается возрастного признака, то более молодые пользователи (20--30 лет) используют эмоции гораздо чаще, чем старшее поколение (50--60 лет). Еще один, вполне ожидаемый, вывод данного исследования заключается в том, что в целом положительные эмоции значительно превосходят отрицательные. Когда люди представляют себя через свой статус в WhatsApp, преобладающая эмоция -- любовь.

Сильвия Каул де Марланьон (Рио Куарто, Аргентина) на основе прагматического социокультурного анализа исследует связь между нарочитой невежливостью (Каи1 бе Маг1а^еоп 2005, 2008), эмоциями и экстимностью в дискурсе аргентинских знаменитостей региона Рио-де-ла-Плата.

Автор характеризует концепт extmacy как форму преднамеренно агрессивных отношений, используемых для продвижения эго говорящего посредством своего рода эксгибиционизма, который предполагает выставление интимной жизни напоказ.

Она анализирует многочисленные примеры проявления экстимности в средствах массовой информации. Результаты ее исследований показывают, что нарочитая невежливость, про-питанная негативными эмоциями и даже агрессией, оказывается обычной практикой среди знаменитостей средств массовой информации, и что как навязываемая, так и присущая звездам СМИ экстимность составляют новый способ их общения с аудиторией, что было ранее немыслимо.

Я.А. Волкова (Москва, Россия), Н.Н. Панченко (Волгоград, Россия) рассматривают дискурсивную вариативность концептов деструктивных эмоций гнев, ревность, презрение. На основе результатов анализа данных толковых и этимологических словарей русского языка, а также Национального корпуса русского языка, проведенного с применением семантического, когнитивного и дискурсивного анализа как в синхроническом, так и диахроническом аспекте, авторы выявили изменения в концептуализации деструктивных эмоций.

Полученные результаты позволили выявить их различную вариативность и сделать вывод о том, что модификации коннотативных значений анализируемых лексем обусловлены динамикой и инверсией эмоциональных ценностей, связанных с отношением в социуме к деструктивным эмоциям и отражающих сдвиг в ценностных установках языковой личности.

языковой эмоция личность



Заключение

Подводя итог изложенному, отметим следующее: главная цель этого выпуска -- познакомить читателей с работами исследователей из разных стран, которые посвятили большую часть времени изучению отношений между языком и эмоциями. Мы надеемся, что наша попытка удалась, и мы смогли пробудить в наших читателях интерес к этой увлекательной теме и вызвать положительные эмоции.

Мы благодарим всех наших авторов за интересные и глубокие статьи и приглашаем читателей, у которых возникли вопросы или комментарии, писать нам.

Мы будем рады обсудить их в наших следующих выпусках.



References / список литературы

1. Alba-Juez, Laura (forthcoming). Emotion and appraisal processes in language: How are they related? In Gomez Gonzalez, Ma de los Angeles & J. Lachlan Mackenzie (eds.), The Construction of Discourse as Verbal Interaction. Amsterdam: John Benjamins.

2. Alba-Juez, Laura (2017). Evaluation in the headlines of tabloids and broadsheets: A comparative study. In Breeze, Ruth & Inйs Olza (eds.), Evaluation in media discourse. European perspectives. Linguistic Insights series, volume 207. Bern: Peter Lang.

3. Alba-Juez, Laura & Mackenzie, J. Lachlan (2016). Pragmatics: Cognition, Context and Culture. Madrid: McGraw-Hill.

4. Alba-Juez, Laura (2016). The variables of the evaluative functional relationship: The case of humorous discourse. In L. Ruiz Gurillo (ed.) Metapragmatics of Humor: Current Research Trends. IVITRA Research in Linguistics and Literature, 11--34. Amsterdam: John Benjamins.

5. Alba-Juez, Laura y Alba-Juez, Fйlix (2012). Identity, Evaluation, and Differential Equations. Pragmatics and Cognition, 20:3 (2012), 570--592. John Benjamins. ISSN 0929-0907 / e-ISSN 15699943. DOI: 10.1075.

6. Bednarek, Monika (2008). Emotion Talk across Corpora. New York: Palgrave Macmillan.

7. Besemeres, Mary, and Anna Wierzbicka (eds.) (2007) Translating lives: Living with two languages and cultures. St. Lucia: University of Queensland Press.

8. Blakemore, Diane (2010). Communication and the representation of thought: The use of audience- directed expressions in free indirect thought representations. Journal of Linguistics, Volume 46, Issue 3, 575--599.

9. Borod, Joan C., Lawrence H. Pick, Susan Hall, Martin Sliwinski, Nancy Madigan, Loraine K. Obler, Joan Welkowitz, Elizabeth Canino, Hulya M. Erhan, Mira Goral, Chris Morrison & Matthias Tabert (2000). Relationships among facial, prosodic, and lexical channels of emotional perceptual processing. Cognition and Emotion. 14(2). 193--211.

10. Cap, Piotr (2013). Proximization: The pragmatics of symbolic distance crossing. Amsterdam: John Benjamins.

11. Carranza Marquez, Aurelia (2012). Diferencias de Gйnero en el Uso del Afecto dentro del Foro Parlamentario Andaluz. Discurso y Sociedad, Volumen 6(1), 98--114.

12. Carranza, Aurelia (forthcoming). Emotional Argumentation in Political Discourse. In Fuentes, C. (ed.), A Gender-based approach to parliamentary discourse. Amsterdam: John Benjamins.

13. Carretero, Marta; Marz Arevalo, Carmen & Martinez M. Angeles (2014). “Hope this helps: An analysis of Expressive Speech Acts in online task-oriented interaction by university students”. In Romero Trillo, J. (ed). Yearbook of Corpus Linguistics and Pragmatics 2014: New Empirical and Theoretical Paradigms (Vol. 2). Switzerland: Springer, 261--290.

14. Constant, Noah, Davis, Christopher, Potts, Christopher, & Schwarz, Florian (2009). The Pragmatics of Expressive Content: Evidence from Large Corpora. Sprache undDatenverareitung, 33 (1--2), 5--21.

15. Davis, Christopher & Potts, Christopher (2009). Affective demonstratives and the division of pragmatic labor. In M. Aloni, H. Bastiaanse, T. de Jager, P. van Ormondt, & K. Schulz (eds). Preproceedings of the 17th Amsterdam Colloquium, 32--41.

16. Dewaele, Jean-Marc (2016). Thirty shades of offensiveness: L1 and LX English users' understanding, perception and self-reported use of negative emotion-laden words. Journal of Pragmatics 94, 112--127.

17. Ekman, Paul [2007 (2003)]. Emotions revealed. Recognizing Faces and Feelings to Improve Communiation and Emotional Life. New York: St. Martin's Griffin.

18. Foolen, Adrianus P. (2015). Word valence and its effects. In Emotion in Language. U. Lьdke (ed.). Amsterdam, John Benjamins, 241--255.

19. Foolen, Adrianus P. (2016a). Expressives. In The Routledge Handbook of Semantics, ed. by Leon de Stadler and Christoph Eyrich, London and New York: Routledge, 473--490.

20. Fussell, Susan R. (2002). The verbal communication of emotion: Introduction and overview. In S.R. Fussell (ed.), The Verbal Communication of Emotions: Interdisciplinary Perspectives. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum, 1--22.

21. Gibbs, Raymond W. Jr. (2010). Can there be a pragmatic theory for the entire world? Plenary talk given at the 4th International Conference on Intercultural Pragmatics and Communication. Madrid, 15--17 November 2010.

22. Gillioz, Christelle, Fontaine, Johnny R. J., Soriano, Cristina & Scherer, Klaus R. (2016). Mapping emotion terms into affective space: Further evidence for a four-dimensional structure. Swiss Journal of Psychology, 75 (3), 141--148. DOI: 10.1024/1421-0185/a000180.

23. Goddard, Cliff & Wierzbicka, Anna (eds.) (1994). Semantic and lexical universals: Theory and empirical findings. Amsterdam: John Benjamins.

24. Goddard, Cliff & Wierzbicka, Anna (eds.) (2002). Meaning and universal grammar: Theory and empirical findings (Vols. 1--2). Amsterdam: John Benjamins.

25. Halliday, Michael A. K. (1985). An Introduction to Functional Grammar. London: Edward Arnold.

26. Harrй, Rom & van Langenhove, Luk (1999). Positioning Theory: Moral contexts of intentional action. Oxford: Blackwell.

27. Harkins, Jean & Wierzbicka, Anna (eds.) (2010). Emotions in Crosslinguistic Perspective. Series: Cognitive Linguistics Research [CLR] 17. De Gruyter Mouton.

28. Janney, Richard W. & Arndt, Horst (1992). Intracultural tact versus intercultural tact. In Watts R., Ide S., Ehlich K. (eds). Politeness in Language. Berlin/New York: Mouton de Gruyter, 2--42.

29. Jay, Timothy (2009). The utility and ubiquity of taboo words. Perspectives on Psychological Science, 4(2), 153--161.

30. Kaul de Marlangeon, Silvia (2005). Descortes^a de fustigacion por afiliacion exacerbada o refrac- tariedad (cap.11). D. Bravo (Ed.), Estudios de la (des) cortes^a en espanol. Categorias concep- tuales y aplicaciones a corpora orales y escritos (Vol. I, pp. 299--318). Buenos Aires: Pro- grama EDICE-Dunken.

31. Kaul de Marlangeon, Silvia (2008). Tipolog^a del comportamiento verbal descortйs en espanol. Actas del III Coloquio del Programa EDICE: Cortesia y conversation: de lo escrito a lo oral. Valencia/Stockholm: Departamento de Filolog^a Espanola, Universidad de Valencia. 254--266.

32. Larina, Tatiana (2015). Culture-Specific Communicative Styles as a Framework for Interpreting Linguistic and Cultural Idiosyncrasies. In International Review of Pragmatics, Vol. 7 (5). Special Issue: Communicative Styles and Genres, 195--215.

33. Lьdtke, Ulrike M. (2015). Introduction: From logos to dialogue. In U. Lьdtke (ed.) Emotion in Language. Amsterdam: John Benjamins, vii--xi.

34. Mackenzie, J. Lachlan (forthcoming). The syntax of an emotional expletive in English. In J. L. Mackenzie & L. Alba-Juez (eds.), Emotion in Discourse. Amsterdam: John Benjamins.

35. Mackenzie, J. Lachlan & Alba-Juez, Laura (forthcoming). Emotion in Discourse. Amsterdam: John Benjamins.

36. Ma^z Arevalo, Carmen (2014a). A pragmatic and multimodal analysis of emoticons and gender in social networks. In A. Sanchez Macarro y A. B. Cabrejas Penuelas (eds.), New Insights into Gendered Discourse Practices: Language, Gender and Identity Construction. Valencia: Servei de Publicacions de la Universitat de Valencia, 173--195.

37. Ma^z Arevalo, Carmen (2014b). Expressing disagreement in English as a lingua franca: Whose pragmatic rules? Intercultural Pragmatics, 11 (2): 199--224. Doi: 10.1515/ip-2014-0009.

38. Ma^z Arevalo, Carmen (2015). DCTs versus Naturally Occurring Data in the Realization of Disagreement by Non-Native Speakers of English. In Sara Gesuato, Francesca Bianchi and Winnie Cheng (eds), Teaching, Learning and Investigating Pragmatics: Principles, Methods and Practices. Newcastle: Cambridge Scholars Publishing, 185--205.

39. Majid, Asifa (2012). Current emotion research in the language sciences. Emotion Review 4(4), 432--443.

40. Martin, John R. & Peter R. R. White (2005). The Language of Evaluation. Appraisal in English. New York: Palgrave Macmillan.

41. Marx, Konstanze (2015). Silences as a linguistic strategy. Remarks on the role of the unsaid in romantic relationships on the internet. In U. Ludtke (ed.) Emotion in Language. Amsterdam: John Benjamins, 325--339.

42. Ochs, Elinor & Schieffelin, Bambi (1989). Language has a heart. In Text 9 (1), 7--25.

43. Ogarkova, Anna, Soriano, Cristina & Gladkova, Anna (2016). Methodological triangulation in the study of emotion. The case of `anger' in three language groups. Review of Cognitive Linguistics, 14(1): 73--101.

44. Ortner, Heike (2015). Mediated emotions. Emotivity in the age of information and communication technologies. In U. Ludtke (ed.) Emotion in Language. Amsterdam: John Benjamins, 306--324.

45. Ortony, Andrew & Turner, Terence J. (1990). “What's basic about emotions?” Psychological Review, Vol. 97, N° 3, 315--331.

46. Panksepp, Jaak (1982). “Toward a general psychobiological theory of emotions”. The Behavioral and Brain Sciences, 5, 407--467.

47. Pavlenko, Aneta (2002). Emotions and the body in Russian and English. Pragmatics and cognition. Vol. 10 (1), 202--242.

48. Pistor, Tillman (2016). Prosodic universals in discourse particles. Speech Prosody 2016--178. Doi: 10.21437/.

49. Potts, Christopher (2007a). The expressive dimension. Theoretical Linguistics, 33(2), 165--198.

50. Potts, Christopher (2007b). The centrality of expressive indices. Theoretical Linguistics, 33(2), 255--268.

51. Potts, Christopher (2010). On the negativity of negation. In D. Lutz & Li (eds.). Proceedings of Semantics and Linguistic Theory 20, 636--659.

52. Potts, Christopher & Schwarz, Florian (2010). Affective `This'. Linguistic Inquiry, 3(5), 1--30.

53. Russell, James A. (1991). Culture and the categorization of emotions. In Psychological Bulletin, Vol. 110, N° 3, 426--450.

54. Santamaria Garda, Carmen (2016). Emotions and Classroom Management. In M. F. Litzler, J. Garda Laborda and C. Tejedor Martinez (eds.), Beyond the universe ofLanguages for Specific Purposes. Alcala: University of Alcala, 27--33.

55. Schwarz-Friesel, Monika (2010). Expressive Bedeutung und E-Implikaturen -- Zur Relevanz konzeptueller Bewertungen bei indirekten Sprechakten: Das Streichbarkeitskriterium und seine kognitive Realitдt. In Kultura Kak Tekst (Kultur als Text), William Rudnitzky (ed.) Moskau: SGT, 12--27.

56. Schwarz-Friesel, Monika (2015). Language and emotion. The cognitive linguistic perspective. In Emotion in Language. U. Lьdke (ed.). Amsterdam, John Benjamins. 157--173.

57. Scollon, Ron, Scollon, Susan Wong & Jones, Rodney H. (2012). Intercultural Communication: A Discourse Approach. Oxford: John Wiley and Sons.

58. Soriano, Cristina (2016). El lenguaje de las emociones. In M. C. Horno Cheliz, I. Ibarretxe Antu- nano & J.L. Mendrvil Giro (Eds.). Panorama actual de la ciencia del lenguaje. Zaragoza: Prensas de la Universidad de Zaragoza, 243--259.

59. Soriano, Cristina (2015). Emotion and conceptual metaphor. In H. Flam and J. Kleres (Eds.), Methods of Exploring Emotions. New York & London: Routledge, 206--214.

60. Soriano Cristina (2013). Conceptual metaphor theory and the GRID paradigm in the study of anger in English and Spanish. In J. R. J. Fontaine, K. R. Scherer & C. Soriano (eds). Components of emotional meaning: A sourcebook, Oxford: Oxford University Press.

61. Soriano, Cristina., Fontaine, Johnny R. J. & Scherer, Klaus R. (2015). Surprise in the GRID. In A. Celle & L. Lansari (Eds.), “Expressing and Describing Surprise”. Special issue of Review of Cognitive Linguistics, 13(2): 436--460. DOI 10.1075/rcl.13.2.07sor

62. Sperber, Dan & Wilson, Deirdre (1986). Relevance: Communication and Cognition. Oxford: Blackwell.

63. Stern, Gustaf ([1931] 1965). Meaning and Change of Meaning. With Special Reference to the English Language. Bloomington, IN: Indiana University Press.

64. Stubbs, Michael (2001). Texts, corpora, and problems of interpretation: a response to Widdowson. Applied Linguistics 22, 149--172.

65. van Gelden, Tim (1998). The dynamical hypothesis in cognitive science. In Behavioral and Brain Sciences 21, 615--665.

66. Wierzbicka, Anna (1999). Emotions across Languages and Cultures: Diversity and Universals. Cambridge: Cambridge University Press.

67. Yus, Francisco (2005). Attitudes and emotions through written text: The case of textual deformation in Internet chat rooms. Pragmalingmstica, 13: 147--174.

68. Yus, Francisco (2014a). “Not all emoticons are created equal.” Linguagem em (Dis)curso (special issue on relevance theory) 14(3): 511--529.

69. Анферова К. Н. Эмоциональная и эмпатическая функции метафоры (на материале диалогов интернет-форума свободного общения) // Российский гуманитарный журнал. 2017. Том 6. № 2. С. 182--193. [Anferova K.N. (2017). Emotional and empathic functions of the metaphor. Russian humanitarian journal. Vol. 6. № 2. P. 182--193. (In Russ.)]

70. Апресян В.Ю. Семантические типы эмоциональных метафор // Эмоции в языке и речи. М.: 2005. С. 9--30. [Apresyan, V.Y. (2005) In: I.A. Sharonov (ed.). Emotions in language and speech. Moscow: RGGU Publ, 9--30. (In Russ.)]

71. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры, 2001. [Wierzbicka, Anna (2001). Comparison of cultures through vocabulary and pragmatics. Moscow: Languages of Slavic Culture Publ. (In Russ.)]

72. Волкова Я.А. Деструктивное общение в когнитивно-дискурсивном аспекте: монография. Волгоград: Перемена, 2014. [Volkova Ya.A.(2014). Destructive communication in the cognitive-discursive persoective. Volgograd:Peremena Publ. (In Russ.)]

73. Волкова Я.А., Панченко Н.Н. Деструктивность в политическом дискурсе // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2016. Т. 20. № 4. С. 161--178. [Volkova Ya.A., Panchenko N.N. (2016) Destructiveness in political discourse. Russian Journal of Linguistics, 20, 4, 161--178. (In Russ.)]

74. Воронцова Т.А. Речевая агрессия, толерантность, вежливость // Г.Я. Солганик. Язык СМИ и политика. М.: Изд-во Московского университета, 2012. [Vorontsova T.A. (2012). Speech aggression, tolerance, politeness. In: G.Ya. Solganik (ed.). Language of the media and politics. Moscow: Moscow University Publ., 2012. (In Russ.)]

75. Воронцова Т.А., Копылова Т.Р. Молчание как маркер агрессивной речи (на материале бытового общения) // Филологический класс. 2017. № 3 (49). [Vorontsova, T.A., Kopylova T.R. (2017). Silence as a marker of aggressive speech behavior (a case study of day-to-day communication). Philological Class, 3 (49). (In Russ.)]

76. Гладкова А. Русская культурная семантика: Эмоции, ценности, жизненные установки. М.: Языки славянских культур, 2010. (Язык. Семиотика. Культура). [Gladkova, Anna (2010). Russian cultural semantics: Emotions, values and attitudes. Moscow: Languages of Slavic Cultures, 2010. (Language, Semiotics, Culture) (In Russ.)]

77. Горностаева А. А. Ирония в политическом дискурсе: агрессия или развлечение? // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Лингвистика». 2014. № 3. C. 64--74. [Gornostaeva A.A. (2014). Irony in political discourse: aggression or entertainment? Russian Journal of Linguistics № 3, 64--74. (In Russ.)].

78. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. Изд. 2-е. М.: Ладомир, 2001. [Zhelvis V.I. (2001). Field of battle. Swearing as a social problem in the languages and cultures. 2-nd edition. Moscow: Ladomir Publ, 2001 (In Russ.)].

79. Ионова С.В. Эмоциональные эффекты позитивной формы общения // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2015. № 1. С. 20--30 [Ionova S.V. (2015). Emotional effects of positive forms of communication. Russian Journal of Linguistics. Vestnik RUDN, 1, 20--30. (In Russ.)]

80. Ионова С.В. Теоретические основы лингвистики эмоций. Волгоград: Изд-во «Перемена» (в печати). [Ionova, Svetlana (forthcoming). Linguistics of emotions. Volgograd: Publishing house Peremena. (In Russ.)]

81. Ионова С.В., Ларина Т.В. Лингвистика эмоций: от теории к практике // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2015. № 1. С. 7--10. [Ionova, S. V., Larina T.V. (2015). Linguistics of Emotions: from Theory to Practice. Russian Journal of Linguistics. (1), 7--10. (In Russ.)]

82. Карасик В.И. Ценностные параметры лингвоэкологического общения // Эмотивная лингвоэко- логия в современном коммуникативном пространстве: кол. моногр. / науч. ред. проф. В.И. Шаховский. Волгоград: Изд-во ВГСПУ «Перемена», 2013. C. 191--200. [Karasik V.I. (2013). Axiological characteristics of ecological communication. In: Shahovsky, V.I. (ed.) (2013). Emotive linguoecology in the modern communicative space. Volgograd: Peremena Publ. 191--200. (In Russ.)].

83. Крылова М.Н. Способы выражения эмоций в социальных сетях // Филология и литературоведение. 2016. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://philology.snauka.ru/2016/01/1841 (дата обращения: 28.09.2017). [Krylova, M.N. (2017). Expression of emotions in social networks. Philology and literary criticism. 2016, 1 [Electronic resource]. URL: http://philology.snauka.ru/ 2016/01/1841 (reference date: September 28, 2017).

84. Ларина Т.В. Категория вежливости и стиль коммуникации: Сопоставление английских и русских лингвокультурных традиций. М.: Языки славянских культур, 2009. (Язык. Семиотика.

85. Культура). [Larina, Tatiana (2009). Politeness and Communicative Styles: comparative analyses of English and Russian communicative traditions, Moscow: Languages of Slavic Cultures Publ. (Language, Semiotics, Culture). (In Russ.)]

86. Ларина Т.В. Прагматика эмоций в межкультурном контексте // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2015. № 1. С. 144--163. [Larina, T.V. (2015) Pragmatics of Emotions in Intercultural Context. Russian Journal of Linguistics, 1, 144--163. (In Russ).

87. Ларина Т.В. Англичане и русские: Язык, культура, коммуникация. М.: Языки славянских культур, 2013. [Larina, Tatiana (2013). The English and the Russians: Language, Culture and Communication], Moscow: Languages of Slavic Cultures Publ. (In Russ.)]

88. Ларина Т.В. Основы межкультурной коммуникации [Larina, Tatiana (2017). Intercultural Communication. Moscow: Academiya Publ. 2017. (In Russ.)]

89. Ларина Т.В., Козырева М.М., Горностаева А.А. О грубости и коммуникативной этике в межкультурном аспекте: постановка проблемы // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. 2012. № 2. С. 126--133. [Larina, T.V., Kozyreva, M.M., Gor- nostayeva, А.А. (2012). A study of rudeness and communicative ethics in an intercultural perspective. Russian Journal of Linguistics, 2, 126--133. (In Russ.)]

90. Ларина Т.В., Озюменко В.И., Горностаева А.А. Сквернословие в речи носителей английского языка: функционально-прагматический аспект // Вопросы психолингвистики. 2012, 2 (16), С. 30--39. [Tatiana V. Larina, Vladimir I. Ozyumenko, Anna A. Gornostaeva (2012). Swear Words in English Communication: Meaning and Functions. Journal of Psycholinguistics, 2 (16), 30--39. (In Russ.)]

91. Ларина Т.В., Озюменко В.И., Ишанкулова Д.Г. О позитивном мышлении представителей англосаксонской культуры и его отражении в языке и коммуникации // Вопросы психолингвистики. 2011. № 1 (13). С. 52--63 [Larina, T.V., Ozyumenko, V.I., Ishankulova, D.G. Positive Thinking of the People of Anglo culture and its Reflection in Language and Communication. Journal of Psycholinguistics, 1 (13), 52--63 (In Russ.)]