Языковая личность как субъект новой эстетики публицистического дискурса

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

Языковая личность как субъект новой эстетики публицистического дискурса

Алла Николаевна Тепляшина, доктор филологических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет (199034, Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9)

Понимание актуальных проблем трансформации журналистского дискурса было бы неполным без осмысления новой эстетики публицистического произведения, на которую оказывает влияние стилистический климат эпохи в целом и характер выражения позиции конкретного автора, имплицитный диалог с читателем и эффективность воздействия языковой личности. В статье предпринимается попытка проанализировать языковую личность Дмитрия Быкова, одного из самых ярких представителей журналистской профессии, для которого журналистика стала преддверием писательской карьеры и публицистического поприща. Для наиболее полного и точного описания языковой личности требуются в первую очередь реконструкция и анализ её речевого портрета, в связи с чем использовался метод речевого портретирования, цель которого состоит в выявлении специфических черт языковой личности, воплощённой в дискурсе. Тексты Д. Быкова отражают социально-психологические впечатления, как накопленные в течение всей его жизни, так и связанные с событиями, фактами, персонами, сформировавшими повестку дня. Коммуникативные намерения автора всегда противоречивы и зависимы от предпочтений аудитории. Эпатируя конкретную среду вульгаризмами, жаргоном, прозрачными намёками на обсценную лексику, автор теряет главное: смысл мнения становится вторичным при доминировании специфической вербальной формы высказывания.

Ключевые слова: публицистика, автор, эстетика, ненормативная лексика, языковая личность, социальная критика, стиль

Вводная часть

быков дискурс журналистский языковой

Русская публицистика XVIII--XX веков традиционно представляла собой ветвь журналистики высочайшего интеллектуального, морального и художественного уровня. Эстетика текста не вступала в противоречие с этикой, и их синтез был подчинён задаче превращения личностного смысла в общепонятное значение без ущерба для выразительности.

На рубеже XX-XXI веков под влиянием Интернета резко снизилась культура речи акторов массовой коммуникации, «языковой вкус» информационной эпохи сказался и на публицистике, последнем рубеже чистоты медиатекста. Среди экстралингвистических факторов, влияющих на авторские предпочтения в выборе лексики, выделяется повышенная агрессивность населения современной России, часть которого составляет аудиторию «Новой газеты». Очевидно, что эта фрагментированная аудитория наиболее остро ощущает дискомфорт от деструктивных действий властных структур, должностных лиц, использование которыми полномочий и доверенных им прав в целях личной выгоды стало обычным явлением.

Социологи утверждают, что настроения в обществе зависят от действий политической элиты, к которой, безусловно, относятся и журналисты [24, с. 63-77]. В этой связи не теряет актуальности суждение М. М. Бахтина о том, что «...журналист - прежде всего современник. Он обязан им быть. Он живёт в сфере вопросов, которые могут быть разрешены в современности (или, во всяком случае, в близком времени). Он участвует в диалоге, который может быть кончен и даже завершён, может перейти в дело, может стать эмпирической силой. Именно в этой сфере возможно “собственное слово”» [3, с. 376]. Е. Л. Вартанова, опираясь на рассуждения Д. Смайта, В. Моско, А. Моля, завершает анализ роли СМИ в процессах экономической жизни рынка и в структуре свободного времени современного человека выводом о большой роли журналистов в создании медиасодержания. Нельзя не согласиться с мнением С. Г. Корконосенко о том, что «...чем скорее общество и журналистика обратятся к ценностям культуры и цивилизации как фундаменту самоутверждения нации, тем яснее и доступнее для граждан станут цели политического процесса» [9, с. 34]. Речь идёт о культурном капитале, который, по П. Бурдье, сопряжён с процессом создания резонансных журналистских произведений, интерпретирующих социальную и политическую повестку дня [26, с. 41].

Е. Л. Вартанова подчёркивает, что «в соответствии с нормативной ролью, предписываемой журналистике теорией, СМИ должны действовать как “четвёртое сословие”, которое поддерживает и организует общественный диалог, анализирует действия власти, уделяя особое внимание случаям злоупотреблений. Являясь институтом с чётко осознанной миссией, журналистика нуждается в независимости от множества заинтересованных социальных институтов и агентов, которая даст ей возможность самостоятельно и профессионально формулировать общественно значимую новостную повестку дня в соответствии с профессиональными нормами» [5, с. 4]. Эксперты прогнозируют повышение рейтинга независимых изданий: «В ситуации нарастающих экономических проблем существует вероятность превращения маловлиятельных оппозиционных СМИ, за которыми обыватель вчера ещё не следил, в серьёзные интеллектуальные центры, объединяющие недовольных. Примерно такие, какими в годы горбачевской перестройки становились журнал “Огонёк” и газета “Московские новости”, ранее ничем не выделявшиеся из общей массы брежневской прессы» [21]. Эти издания привлекли читателей не только гражданственной, яркой, многообразной публицистикой, но и её общим этико-эстетическим стилем. По мысли В. Г. Костомарова, русское сознание, придав публицистике непререкаемый авторитет толкователя жизни, ощутило её национальным идеалом, а её эстетику - всеобщим образцом.

Способ оценки советской действительности в «Огоньке» и «Московских новостях» был детерминирован формами общественного сознания, высоким уровнем литературного мастерства социальных критиков, законами газетно-публицистического стиля, формирующего элитарный тип языковой личности, чуждый всякой ненормативности. Для нашего исследования важна социологическая точка зрения на причины популярности критики, согласно которой интерес к ней многократно возрастает в те исторические периоды, когда общество «начинает сомневаться, то есть когда старые ценности колеблются, а новые ещё только должны создаваться» [25, с. 67-79]. Информированность, образованность, политическая культура и активная жизненная позиция журналиста обусловили свободу формирования и выражения мнений [23]. Учёные пытались обосновать необходимость грядущих перемен не только в социально-политической жизни, но и в искусстве, и, разумеется, в литературе и публицистике. Отмечая, что рецепционная установка опирается на предшествующую систему культуры, закреплённую в сознании всем предшествующим опытом, Ю. Б. Борев, например, под-чеёркивал негативную сторону такой установки: «Для рецепции нового в искусстве требуется готовность не цепляться за старую установку, способность её модернизировать и непредвзято воспринимать произведение во всей его необычности и исторической оригинальности» [4, с. 207]. Перестройка привела к разрушению и советского уклада жизни, и стилей эпохи. Громко заявили о себе разного уровня дарования авторы, доказав своим творчеством, что разрушение стилистических формаций происходит под влиянием индивидуальных стилей, авторской воли [18, с. 92]. Обобщая определения в различных словарях, скажем, что воля - это способность осуществлять поставленные перед собой цели. Цель трансформирования газетно-публицистического стиля, именовавшегося также «официозом», была достигнута, публицистику переименовали в авторскую журналистику, большую часть пространства которой заполнил стиль «низший».

1 апреля 1995 года вышел пилотный номер газеты «Мать», издатели которой Д. Быков и А. Никонов утверждали, что «только матом можно рассказать о нашем правительстве, нашей политике, нашем быте и нашей любви». Последовали аресты, обыск и заведение уголовного дела за «злостное хулиганство». Благодаря давлению литературной общественности шутники через три дня после ареста были отпущены из тюрьмы, а через два года полностью оправданы. «Мои современники живут в эпоху освобождения мата - историческое явление, которое можно сравнить с изобретением компьютера. В отличие от непристойных слов других языков русский мат многослоен, разветвлён и многофункционален, он выходит за границы ругани, превращаясь не столько в философию языка, сколько в философию жизни. „Мат социально неприличен не сам по себе, но как носитель “прокисшей” народной идеологии, в которой звучит отказ от серьёзного, созидательного отношения к жизни. Мат утверждает, что жизнь в России похабна, и отражает цинизм выживания во что бы то ни стало. Такой мат - угроза культуры, образ контрпродуктивности», - высказал свою точку зрения писатель Виктор Ерофеев [8].

В агрессивном дискурсе ненормативная лексика является важным и (как свидетельствуют журналистские практики) органичным способом воплощения связи между вербализацией соответствующих настроений и эмоциональной разрядкой. Лексемы, принадлежащие к инвективному сленгу, наиболее употребительны в качестве коммуникативных фрагментов - матриц дискурса, которые автор включает в свой текст, что позволяет ему быть понятым читателем с аналогичным словарным запасом [6].

Данные о методологии и методики исследования. При выборе метода анализа языковой личности целесообразно брать во внимание теоретико-методологическую основу риторики как фундаментальной филологической дисциплины, включающей три категориальных ряда: этос (этическое, нравственно-философское начало речи), логос (словесное, мыслительное начало речи) и пафос (эмоциональное начало речи). Для наиболее полного и точного описания языковой личности требуется в первую очередь реконструкция и анализ её речевого портрета, в связи с чем в последнее время в отечественном языкознании получил распространение метод речевого портретирования, цель которого состоит в установлении специфических черт языковой личности, воплощённой в речи. Опираясь на теорию Ю. Н. Караулова, проанализируем тезаурус и мотивации, что, в свою очередь, можно сделать посредством дискурс-анализа (концептов), анализа коммуникативных стратегий и тактик автора.

Результаты исследования

На выбор объекта исследования оказали влияние результаты мониторинга СМИ, проведённого в 2013 году информационно-аналитической системой «Медиалогия», которая подсчитала частотность употребления в разных типах СМИ ненормативной лексики. Выяснилось, что за два года - с 30 июля 2011 года по 30 июля 2013 года - российские СМИ и информационные проекты 1133 раза прибегали к бранным словам, то есть в среднем по три раза в день. «Медиалогия» при проведении исследования учитывала употребление четырёх основных нецензурных слов и их производных. Чаще других использовали ненормативную лексику интернет-СМИ - 998 раз. В печатных СМИ соответствующие лексемы встречались 117 раз, на телевидении и радио - всего 18. Среди печатных СМИ «отличились» журналы “Esquire”, «Сноб», “TimeOut”, «Русский пионер», “RollingStone”, «Русский репортер», а также «Новая газета».

Эмпирическую базу данного исследования составили те же СМИ, но за 20152016 годы, т. е. период после принятия поправок к Закону № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации», которыми был введён запрет на ненормативную лексику. Результаты исследования свидетельствуют, что вышеперечисленные издания практически не употребляют бранных слов, включая четыре основных нецензурных слова и их производных. Те издания (например «Сноб»,”ТітеOut”), которые не захотели отказаться от маркированной лексики, отказались от статуса СМИ.

Контент-анализ «Новой газеты» показал, что практика использования ненормативной лексики газете в целом уже несвойственна, однако остаётся актуальной для Дмитрия Быкова, политического обозревателя, писателя и учителя русской литературы.

Творчеству Д. Быкова посвящён ряд исследований, в которых определяется проблемное поле его дискурса [15], изучается образ автора, маска, за которой автор скрывается [7], проводится разбор достоинств и недостатков творческой манеры [13].

М. Амусин выразил общее мнение, что критики «похоже, с ним смирились, как с погодой: хорошая, плохая, но существует, неотменима, рассуждать о ней интересно, анализировать не слишком продуктивно» [1, с. 215].

Учитывая рекомендацию И. В. Арнольд концентрировать внимание на особенностях и взаимодействии выбора образов, выбора слов, морфологических форм, синтаксических конструкций, ритма и т. д., мы можем глубже проникнуть в суть произведения и составить себе понятие о мировоззрении и настроении автора, его стиле [2, с. 14].

Термин «стиль» употребляется как значение 1) совокупности художественных средств, характерных для произведений искусства какого-либо художника, эпохи или нации; 2) системы языковых средств и идей, характерных для того или иного литературного произведения, жанра, автора или литературного направления; 3) характерной манеры поведения, метода деятельности, совокупности приёмов какой-нибудь работы. Наконец, иногда это слово означает «эмоциональную тональность речи» («приподнятый стиль», «взволнованный стиль», «шутливый стиль») [14, с. 8].

В тексте под заголовком «Оптимистическое» сконцентрированы все типичные для творческой манеры Быкова характеристики. Текст написан в жанре обозрения, главным признаком которого, как известно, является коммуникативно-речевая ситуация подведения итогов, в данном случае итогов года, наполненного терактами, военными конфликтами, катастрофами, политическими скандалами, что напрямую соотносит заголовок «Оптимистическое» с названием пьесы и одноимённого художественного фильма «Оптимистическая трагедия». Таким образом, смысловые оттенки организуют читательское восприятие буквально с первого слова, вводя код, указывающий на противопоставление оптимистического настроения состоянию разочарования и фрустрации. Противопоставление, или контраст, является классическим приемом создания комического эффекта, обусловленного нарушением культурных запретов. Ненормативная лексика, собственно, становится маркёром антиповедения автора, балансирующего на грани нарушения закона русском языке.

В анализируемом тексте обнаруживается несколько разрядов инвективной лексики в диапазоне от грубости и вульгаризмов («Настолько всё раскрали и про...али, // настолько все бездушны и больны, // что вряд ли некто нас вернёт к морали, // помимо оглушительной войны») до сквернословия и непристойностей, легко угадываемых за многоточием («Обозлены до белого каленья, // всегда хотят мочить да истреблять... // Скажи “Растёт крутое поколенье” - // в ответ услышишь: // все дебилы, ..!»). Как любой знак, многоточие усиливает выразительность непечатного (в буквальном и переносном смысле) слова, которое не только не шокирует, не оскорбляет аудиторию, но, наоборот, привлекает всё больше людей в ряды почитателей таланта Дмитрия Быкова. Механизм воздействия достаточно прост и давно известен. Исследователи русского фольклора ещё в XIX веке заметили, что «сквернословие... производит действие обиды лишь тогда, когда произнесено серьёзным тоном с намерением оскорбить; в шутливых же разговорах составляет главную соль, приправу, вес речи». В XVIII веке ненормативная лексика разрешалась в комедии как «презренном жанре» (М. В. Ломоносов), шутливой поэзии, свидетельствующей «о весёлом и бодром направлении ума».

Шутливый текст в формате рифмы и ритма (это более точное определение для произведений Д. Быкова, нежели стихотворение, так как его тексты воспринимаются как набор поэтических условностей, семантически несколько трансформированных по отношению к жанровому образцу) - визитная карточка автора, склонного бравировать нарушениями табу для создания в тексте особой эмоциональной тональности, представляющей острую смесь из юмора, иронии и жаргона. Прозрачность семантических кодов практически не скрывает инвективную, в том числе обсценную, лексику. Нельзя забывать о том, что ненормативная лексика - отклонение от нормы, а любое отклонение от нормы отвечает стремлению автора привлечь, заинтересовать, удержать внимание читателей. Тем более это удаётся с помощью стихотворной риторики, в целом не свойственной публицистическому дискурсу, однако по природе своей органичной для него, поскольку формирует условия компрессии фактологической информации, обязательного компонента медиатекста. Текст предполагает свою стилистику, то есть систему лексических, сюжетных, метрических, интонационных предпочтений. В историко-литературный период нормативных представлений о жанре текста эти признаки обычно служат для дефиниции и дифференциации произведений, принадлежащих соответствующим группам.

Комическое, генерируемое ненормативностью, не просто освобождает публицистический дискурс от нравоучительности, которая скучна большей части читателей прессы, оно лишает его серьёзности. Шутливость оборачивается фатикой или болтовней [20, с. 41-42], на которую власть предержащие не обращают внимания. Остроумные реплики, приправленные ненормативной лексикой, обретают форму анекдотов, доставляющих сиюминутное удовольствие и тут же забываемых потребителями инфотеймента. Абсолютно разные интересы и разные запросы у «нечитателей» и «читателей», выявлению качеств которых уже посвящаются специальные исследования.

Известный российский учёный С. Н. Плотников, изучавший психологию чтения, проанализировал результаты опросов: «Читатели, в отличие от нечитателей, способны мыслить в категориях проблем, схватывать целое и выявлять противоречивые взаимосвязи явлений; более адекватно оценивать ситуацию и быстрее находить правильные решения; имеют больший объём памяти и активное творческое воображение; лучше владеют речью: она выразительнее, строже по мысли и богаче по запасу слов; точнее формулируют и свободнее пишут; легче вступают в контакты и приятны в общении; обладают большей потребностью в независимости и внутренней свободе, более критичны, самостоятельны в суждениях и поведении. Словом, чтение формирует качества наиболее развитого и социально ценного человека» [27, с. 51]. На предпочтениях современной аудитории сказывается процесс фрагментации. В его контексте интерес к журналистскому контенту следует дифференцировать в соответствии с двумя типами мышления - гуманитарным и потребительским, которые находятся в отношении диалектической противоположности друг другу. Особым образом отобранная и частично интерпретированная информация и составляет тот мир (медиареальность), в котором живёт типичный потребитель мас-смедиа, не желающий прикладывать никаких собственных усилий, чтобы анализировать поступающую ему информацию. Так постепенно возникает и ширится слой людей, «желающих быть обманутыми» [17].

Эстетическим принципом творчества Д. Быкова, в первую очередь, является разрушение нормативности. Не последнюю очередь в этом играет иронический модус. Лингвисты трактуют иронию как употребление слова, словосочетания или предложения в смысле обратном тому, который непосредственно в них выражен с целью внесения критичности, оценочной характеристики предмета или явления [14]. Автор всегда даёт возможность понять, что его ирония - не только лейтмотив текста, но и «жизненная позиция», как тысячелетия назад охарактеризовал иронию Платон. Ирония помогает автору не быть навязчивым, категоричным, что важно для коммуницирования с современным читателем.

Анализ языковой личности журналиста Д. Быкова показывает, что ирония - оптимальная форма для фатики как альтернативы сатирическому комментарию, в потоке которой легко скрыть подлинные чувства, мнения, идеи, оценки, жизненную позицию.

В трудах отечественных и зарубежных психологов (В.К. Вилюнаса, Л.С. Выготского, Б.И. Додонова, А.Н. Леонтьева, П.В. Симонова, П. Фресса и др.) представлен концептуальный взгляд на демонстрацию эмоций в коммуникативном процессе, благодаря чему адресат формирует мнение адресанта, побуждает принять определённую точку зрения, сделать выбор и т. п. Эмоция - психологическая категория, которая на языковом уровне трансформируется в эмотивность или тональность текста. Тональность текста - это эмоциональное отношение автора к событию, процессу, явлению, т. е. к действительности. Тональность, также как идеологема, номинация, оценочность, интерпретация, является текстообразующей категорией воздействующего дискурса критики.

Расширяя определение, данное Н. И. Клушиной, подчеркнём, что как произведение публицистическое, текст медиакритики обладает парадигмой не только авторских стратегий, но и тактик, образующих жанровые инварианты [12]. Научное понятие авторской стратегии появляется в отечественных трудах 2000-х годов в рамках нарратологических и рецептивных исследований [22], повествовательного дискурса, а затем переносится на изучение специфики авторского мышления [19].

Стратегия связана с глобальной целью коммуникации, направлена на достижение запланированного, отложенного во времени результата. В процессе коммуникации цель опосредуется конкретными задачами, обусловливающими выбор речевых тактик в рамках заданной стратегии. Вербальным средством реализации тактики в русле выбранной стратегии выступает коммуникативный ход [16].

Исследование коммуникативных стратегий и тактик, используемых языковой личностью, представляет собой актуальную задачу, поскольку, с одной стороны, расширяет научное представление о формах «вербального поведения индивидуумов в различных типах дискурса» [11], а с другой - позволяет определить специфику тональности текстов. Авторские стратегии не становились до сих пор предметом специального изучения, хотя накопившийся за два десятилетия опыт заслуживал самого пристального внимания. В этом смысле наибольший интерес представляет исследование текстов, в которых в полной мере представлена авторская позиция, выражающаяся в стратегиях, понимаемых вслед за О. С. Иссерс, как комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели [10], в том числе - само- презентации, позволяющей заявить о себе как личности.

Органичным методом исследования авторских стратегий, по нашему мнению, является дискурс-анализ текстов, выявляющий смысловые концепты, которые Д. С. Лихачёв считал своего рода алгебраическими «заместителями сложных значений» [18, с. 6-7].

Так, для дискурсивной модели произведений Быкова, нацеленной на фатику, характерны концепты, декодировать которые можно только посредством табуированной лексики. Пожалуй, составляет исключение концепт «зека», в комическом контексте раскрывающий стратегию передачи личного самоощущения как типичного для россиянина. Но это не гоголевский «смех сквозь слёзы», а тактика двойных стандартов в структуре языковой личности, которая лично автору помогает освободиться от психологического дискомфорта.

Выводы

Тексты Д. Быкова отражают социально-психологические впечатления, как накопленные в течение всей его жизни, так и связанные с событиями, фактами, персонами, сформировавшими повестку дня. Коммуникативные намерения автора всегда противоречивы и зависимы от предпочтений аудитории, «стилистического климата эпохи в целом» (Б. М. Гаспаров) и конкретной среды. Идя на поводу этой конкретной среды, автор ассимилируется с толпой, потакает её языковому вкусу, тяге к крепкому, а то и непечатному словцу и теряет индивидуальность. Его мнение, пропитанное тезаурусом тюремного жаргона, вульгаризмов и прозрачными намеками на обсценную лексику, становится малоинтересным интеллектуальному читателю. Впрочем, Д. Быков сомневается в наличии такого читателя. Своей аудитории он предлагает новую эстетику, ключевым моментом которой является синтез категорий комического и безобразного. Но есть опасность, что результатом дискурсивной деятельности будет коммуникативное пространство, в котором у языковой личности от одного из главных достижений демократии - свободы выражения мнений - останется только свобода выражений.

Список литературы