Процессы дивергенции в разделенном государственной границей западно-южнославянском диалекте (на материале современной диалектной речи Восточной Сербии и Западной Болгарии)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Процессы дивергенции в разделенном государственной границей западноюжнославянском диалекте (на материале современной диалектной речи восточной сербии и западной болгарии)

Б. Сикимич, А.Н. Соболев



Аннотация

Рассматриваются процессы дивергенции в генетически едином торлакском диалекте, разделенном государственной границей между Сербией и Болгарией. Объектами исследования являются говор долины р. Тимок в Сербии и говор восточных склонов Стара-Планины (община Белоградчик в Болгарии). Сопоставительному анализу подвергаются транскрибированные тексты, отражающие устную спонтанную речь репрезентативных информантов, живущих в ситуации диглоссии с литературным языком.

Ключевые слова: балканославянские языки, торлакская диалектная зона, сербские диалекты, тимокский говор, болгарские диалекты, белоградчикский говор, старопланинский говор, идиолект носителя говора.

Parts of Eastern Serbia and Western Bulgaria speak a so-called Torlak dialect divided by the state border. The authors of the study aim to determine whether the state border that has existed in the microregion since 1833 is also a language border. There was no data on whether modern linguistic situations are situations of diglossia or diaglossia, and their extent; on the role of the so-called “horizontal” differences resulting from territorial variation and “vertical” differences influenced by the standard languages or regiolects; on whether individual dialects diverge, develop advergently with the standards, or preserve their basic state opposing it to the norm. The object of the study is two geographically adjacent local border idioms spoken in the Timok River valley and the western slopes of the North-West Stara Planina (Knjazevac, Serbia) and in the eastern slopes of the Stara Planina (Belogradcik, Bulgaria), respectively called Timok-Zaglavak in Serbia and Belogradcik, or Stara Planina in Bulgaria. The authors detect and classify divergence processes in the dialect on quantitatively and qualitatively comparable material of spontaneous oral speech of representative informants; the speech samples are published. The authors used methods of field linguistics and synchronic descriptive dialectology to select informants for interviewing and collecting speech material, and methods of phonetic/phonemic transcription and historical-philological analysis of spontaneous oral text to analyse the material. In the course of the analysis, elements of more than forty dialectal differences characteristic of the basic Torlak dialect were contrasted with elements of dialectal differences characteristic of Serbian and Bulgarian standard languages or (supra-)regional East Serbian and North-West Bulgarian koinй. The analysis shows that the Torlak dialect is still spoken in Eastern Serbia and Western Bulgaria, that there are no “horizontal” differences between the idioms of the dialect, and that the two idioms develop divergently. Divergence reflects the impact of standard languages and/or (supra-)regional koinй, and each dialect develops advergently with its own, Serbian and Bulgarian respectively, national norms. The political border between Serbia and Bulgaria, limiting the communication of the Torlaks to either the Serbian or the Bulgarian national communities, respectively, and creating two situations of differently directed diaglossia, caused the division of the historically united community of dialect speakers into the clearly opposed Serbian and Bulgarian parts.

Keywords: methods in dialectology, Balkan Slavic languages, Torlak dialect zone, dialects of Serbian, Timok idiom, dialects of Bulgarian, Belogradcik idiom, Stara Planina idiom, individual idiolect.



Введение

Приграничные диалекты современной Восточной Сербии и Западной Болгарии, входящие в так называемую торлакскую диалектную зону [1, 2], по своим историко-фонетическим и морфологическим особенностям (рефлекс прасл. *q > и, совпадение рефлексов редуцированных, местоименная флексия 1Sg.Gen -ga, глагольная флексия 1Pl -mo и др.) генетически относятся к западноюжнославянскому диалектному континууму [3], тогда как структурно-типологически (динамическое ударение, аналитическое маркирование грамматических ролей, грамматикализация показателя определенности, местоименная редупликация объектов и др.) входят в Балканский языковой союз [4]. На первом основании сербские лингвисты до 1945 г. причисляли их к диалектам сербского языка [5, 6], тогда как на втором основании болгарские лингвисты как в прошлом, так и в настоящее время относят их к болгарскому языковому ареалу [7-12]. В данной статье языковая принадлежность отдельных говоров региона определяется в зависимости от национального, т.е. сербского или болгарского, сознания их носителей (о статусе языка официально признаваемого болгарского меньшинства в локальном законодательстве Сербии см. [13]).

Объектом исследования избраны два приграничных географически смежных локальных говора - говор долины р. Тимок и западных склонов Северо-Западной Стара-Планины (община Княжевац в Сербии) и говор восточных склонов Стара-Планины (община Белоградчик в Болгарии). Эти говоры в южнославянской диалектологии получили наименования «тимок- ско-заглавакский» с сербской стороны и «белоградчикский», или «старо- планинский», - с болгарской [14. Bd. I. S. 396-397]. К этим двум говорам, системно различающимся инвентарями определенных постпозитивных артиклей1, очевидно полностью применима квалификация «разделенный диалект», т.е. один диалект [Ibid. S. 15], носители которого проживают на территории, разделенной государственной границей (о терминологии и подходах к исследованию таких языковых ситуаций в современной германистике см. в новейшем идании [16]). Этот диалект в своей базовой форме имеет следующие характеристики в качестве важнейших: 1) прасл. * j, *ktj > с, *dj > 3 (sveca `свеча', me^a `межа'); 2) прасл. *ь = *ъ > з (dsn `день', ssn `сон'); 3) прасл. *q > u; 4) флексия 1Pl глаголов -mo; 5) аналитическое маркирование косвенного объекта; 6) аналитическое маркирование периферийных падежных отношений; 7) наличие постпозитивного определенного артикля на левом члене именной группы; 8) аналитический компара- тив имен прилагательных; 9) местоименную редупликацию прямого и косвенного объекта; 10) факультативное опущение частицы конъюнктива (в традиционной грамматике - союза da `что, чтобы') при модальных глаголах и формах футура; 11) сохранение старого места ударения и др.

Среди части носителей этого диалекта по обе стороны границы издавна бытует представление о единой самоидентификации в качестве особой южнославянской субэтнической группы торлаков [17-19]. В XXI в. это представление активно распространяется местной интеллигенцией (напр., в с. Миничево в Сербии и в г. Белоградчик в Болгарии) через локальные средства информации (см., например, [20]). Несмотря на фундаментальные различия исторических судеб населения в этих двух микрорегионах Сербии и Болгарии в течение последних двух столетий, такая самоидентификация находит свои основания в фактах генетического единства обоих говоров; единого традиционного уклада жизни, единой материальной и духовной традиционной культуры, а также прочных связей родства и свойства между местными жителями по обе стороны нынешней государственной границы. О современном демографическом, социальном, экономическом и культурном развитии здесь см. работы [21, 22]. В регионе вокруг сербско-болгарской государственной границы мы различаем ти мокско-заглавакский говор (g/ta `глотает', vlk `волк', 3 артикля - -av, -at, -an); старопла- нинский говор (g/ta, v/k, 1 артикль --at); лужницко-знепольский говор (glata, vuk, артикля); говор района Трынско-Краиште (g/ta, vuk, 1 артикль); говор района Кю- стендилское Краиште (glata, vuk, 1 артикль).

Ранее в южнославянской диалектологии никогда не поднимался вопрос о том, является ли политическая граница, существующая в микрорегионе с 1833 г. с небольшими перерывами во время болгарской оккупации части территории Сербии в ходе обеих Мировых войн [7, 8], также и границей языковой. Даже напротив, в традиционном лингвогеографическом исследовании, имеющем целью обнаружить и представить базовую диалектную ситуацию (нем. Grundmundart `базовый говор'), корректная методология требует до определенного момента игнорировать политические различия [14. Bd. I. S. 23]. В отличие от описания синхронного состояния традиционного диалекта, динамика развития западноюжнославянских говоров по обе стороны сербско-болгарской границы никогда не была предметом научных исследований. Никогда не ставился вопрос о том, в какой степени современная языковая ситуация с каждой стороны границы является ситуацией диглоссии, при которой носители диалекта используют его преимущественно в тех функциональных сферах, которые не обязательно зарезервированы для литературного языка (такова ситуация в изданиях [20, 24, 25], где на диалекте публикуются исключительно тексты с юмористической и лирической функцией), а в какой - ситуацией диаглоссии [26, 27], при которой переходы между диалектной и литературной речью градуальны. В случае диглоссии дифференциация между двумя изучаемыми говорами, разделенными границей с 1833 г., не должна выходить за рамки градуального лингвогеографического (территориально обусловленного) варьирования, тогда как при диаглоссии различия между говорами были бы дериватом глубоких разноуровневых расхождений между сербским и болгарским литературными языками. При этом необходимо принять во внимание, что процессы дивергенции могут существенно по-разному проходить в письменной и в устной речи.

При изучении современной спонтанной речи на разделенном диалекте уже имеющиеся в науке лингвогеографические и иные диалектологические сведения по говорам Восточной Сербии и Западной Болгарии могут служить фоном для изучения ранее никогда не исследовавшихся признаков их дифференциации с учетом сходств и различий в языковых и культурных ситуациях в Восточной Сербии и Западной Болгарии. Для настоящего исследования релевантными являются следующие вопросы: дивергируют ли вообще отдельные говоры, приобретая эксплицитные маркеры «речи на сербском языке» и «речи на болгарском языке»; устраняются ли узколокальные варианты диалектных различий в пользу возможных региональных койне (восточносербских и западноболгарских сооответственно); развиваются ли говоры адвергентно с соответствующими литературными нормами (это характеризует, например, диалектную ситуацию в Южной Германии) или консервируют базовое состояние, противопоставляя его норме (что характерно, например, для ситуации в Северной Швейцарии) [28. S. 237-239]? На сегодняшний день южнославянской диалектологии также неизвестно, в какой степени речь информантов отражает существенные различия между сербской и болгарской социолингвистической и культурной ситуацией, на протяжении почти двух веков в каждой стране по- разному предопределявшей развитие в исследуемых приграничных регионах. Наконец, необходимо ответить и на вопрос, можно ли в XXI в. в условиях катастрофической депопуляции приграничных регионов обеих стран найти живых носителей традиционного торлакского диалекта?

В методологическом отношении важно оценить возможность и целесообразность различения для говоров региона так называемых «горизонтальных» диалектных различий, возникших в результате собственно территориального, локально ограниченного варьирования, и «вертикальных» противопоставлений, появившихся под воздействием литературных языков или (над)региональных койне (о постановке вопроса см. [29. С. 21-22]).

В настоящей статье ставится задача обнаружить и квалифицировать процессы дивергенции в разделенном западноюжнославянском торлакском диалекте по обе стороны сербско-болгарской государственной границы в районе Северо-Западной Стара-Планины на количественно и качественно сопоставимом материале устной спонтанной речи репрезентативных информантов. При отборе информантов для интервьюирования и сборе речевого материала применялись методы полевой лингвистики и синхронноописательной диалектологии, при его анализе - методы фонетикофонологического транскрибирования и историко-филологического анализа спонтанного устного текста. Материал исследования получен в ходе диалектологических экспедиций в Восточную Сербию в с. Старо Корито (2016 г.; интервью проведено с уроженкой соседнего с. Дрвник) и в Западную Болгарию в с. Чупреня (2018 г.; интервью проведено с уроженкой близкого с. Стакевци); в обоих случаях темой беседы с информантами являлась традиционная духовная культура. Репрезентативность речи обеих информанток обеспечена соблюдением традиционных критериев отбора носителей локального говора и хорошо документирована частотностью появления в ней фонетических, морфологических и лексических характеристик базового торлакского диалекта.



Лингвогеографический контекст исследования

Как демонстрируют лингвогеографические источники [14. Bd. 2], между вошедшими в сетку пунктов атласа восточносербским селом Градиште (сокр. Гр, п. атласа № 504) и ближайшим к нему западноболгарским селом Стакевци (сокр. Ст, п. атласа № 73), de facto совпадая с линией государственной границы, проходят изоглоссы, отражающие пространственное, так называемое «горизонтальное» распространение некоторых, часто лексика- лизованных диалектных различий. К ним относятся следующие явления: судьба *j в сочетаниях со смычными согласными (Гр grozje ~ Ст grozje/grozg'e `виноград', Гр gosti ~ Ст gosje/gosk'e `гости', Гр majka/majca ~ Ст majk'a `мать', Гр brajca ~ Ст brajk 'a/brak 'e `братья'); судьба *j в вокалических сочетаниях (Гр znaje/znae ~ Ст znae); рефлексы *h в позиции после /и/ (Гр gluv ~ Ст glu `глух(ой)'); нейтрализация оппозиции /v/ ~ /f/ в ауслауте (Гр glupav ~ Ст glupav/glupaf ` глупый');

переход /е/ > /о/ после шипящих (Гр ovce ~ Ст ovco `овечье'); лексема `ручная пила' Гр trivon ~ Ст trsvon;

флексии мн.ч. существительных м.р. (Гр snopovi/snopje ~ Ст snopove/snopje `снопы', Гр svadbari ~ Ст svadbare `сваты', Гр rukavi/rukave ~ Ст rukave `рукава');

флексии мн.ч. существительных ср.р. (Грpilici ~ Стpilica `цыплята'); формы постпозитивного артикля (Гр solst ~ Ст solta `соль'шру Гр voloveti ~ Ст volovete `волы'ОЕР);

клитические формы личных местоимений (3Sg.F.Acc Гр ju ~ Стju/g'u; 3Sg.F.Dat Гр je ~ Ст ju, 3Pl.Dat Гр im ~ Ст g 'i/g 'im);

полные формы личных местоимений (1Pl.Nom Гр mi ~ Ст ni); нейтрализация родовых противопоставлений во мн.ч. местоименных, адъективных и причастных форм (3Pl.N.Nom Гр ona ~ Ст oni; Гр N=/=M ~ Ст N=M);

формы указательных местоимений (M.Sg Гр tsj/tija ~ Ст tija); частица футра 1Sg (Гр cu ~ Ст ce);

флексии имперфекта (1 Sg Гр beo, pleteo ~ Ст bese, pletese; 3Pl Грpereose ~ Стpereseu);

причастие на -l типа padla `упала' (Гр отмечено ~ Ст не отмечено); частица прохибитива (Гр nemoj ~ Ст nekaj).

Системный вес многих из этих различий в целом невысок; в первую очередь и в подавляющем большинстве они отражают общее структурное давление и лексическое влияние сербского и болгарского языковых континуумов (в том числе литературных языков) на говоры тимокского и бело- градчикского региона соответственно и не влияют на единство их торлак- ской диалектной базы. Речь идет об историко-фонетических и фонологических правилах дистрибуции ряда неустойчивых фонологических единиц, а также об инвентарях формообразующих морфем, изменяющихся под «вертикальным» воздействием на говоры. Важнейшими «горизонтальными» локальными регионализмами, свойственными только белоградчикскому (старопланинскому) говору, могли бы быть признаны утрата *h без субституции после /u/ (например, в glu `глухой'); формы имперфекта 1Sg bese, pletese и 3Pl pereseu; частица прохибитива nekaj. Однако в единственном достоверно описанном говоре этого региона - говоре с. Ошане, близком к с. Стакевци, еще исследователями первой трети XX в. отмечены формы gluo `глух(ой)', mi `мы' и частица прохибитива nemoj [30], что вынуждает поставить вопрос, не являются ли картографированные в Болгарском диалектологическом атласе и без перепроверки в поле рекартографированные в ДАВСЗБ формы исследовательскими, возможно, лабораторными арте- фактами В болгарской диалектологии, занимающейся приграничными диалектами, известны случаи кабинетного создания фантомных изоглосс, долженствующих продемонстрировать как минимум «несербскость» исследуемых говоров [31-33].. В любом случае единственным структурно значимым различием является уже упомянутое наличие в сербском тимокско-заглавакском говоре трехчленной («пространственной»), а в болгарском белоградчикском (старопланинском) - одночленной артиклевой морфемы, что позволяет разграничить тимокско-заглавакский и белоградчикский (старопланин- ский) говоры как две разные лингвистические единицы - локальные говоры одного диалекта. Генетически релевантных различий между этими двумя говорами нет.

Материал экспериментального исследования

Ниже приводятся фонетико-фонологические транскрипции латиницей двух текстов на торлакском диалекте. В соответствии с двухсотлетней практикой славянского языкознания перевод текстов на язык настоящей публикации не предлагается.

Сербский тимокско-заглавакский говор. Место и время записи: с. Старо Корито, 27.08.2016. Информатор: N.N., уроженка соседнего с. Дрвник. Интервьюер: Биляна Сикимич. Тема беседы: олалия - масленичный ритуал обхода села с зажженными факелами. Объем нарратива: ок. 400 словоформ. Транскрипция: Биляна Сикимич, Андрей Н. Соболев. Опущены реплики информатора, не относящиеся к теме нарратива, а также стимулы вроде ah'a. Традиционное описание говора и дифференциальный словарь см. в [34, 35].

N.N. Pa, im'alo. 'Olalije... Nat'uraju u k'os... u k'o:s, u t'asku:, [u] kvo b'ilo, nat'uraju: sl'amu, pa uv'rzu da ne isp'ada, pa napr'ae m'o:tku, pa zabod'u u t'oj, u: sl'amutu, u k'osat, pa t'ure... pa up'ale, pa t'ure na:, na=r'amo i n'ose niza saal'o. On'o gor'i:, on'i n'ose niza saal'o, niza saal'o, dec'a 'idu po t'i... p'ostari toj pra'ili, a dec'a isl'a po nj'ih, dec'a isl'a po nj'ih. I takv'o je bil'o...

S. A to prav'ili i u Drvn'ik?

N.N. I:, pa svud'e:, i u D'rvni:k i, i ovd'e u Kor'ita kak'o sam dosl'a, a i u D'rvnik im'alo.

B.S. I B'alinac. I B'alinci? I.

N.N. M=ba, n'e=znam baz za 'olalijete u B'alinci, a ovd'e im'alo i u D'rvnik, u D'rvni:k im'a:lo, i ovd'eka im'alo 'isto.

B.S. A ot kakv'o se napr'avi t'oj, t'o, t'o od sl'amu 'ili?

N.N. S. sl'amu k'os, k'os ispl'eteno, pa smo tur'ali s'eno, pa smo tur'ali kot kr'ave sas, sas k'osat. 'I: nap'alne, nap'ane ga sa sl'amu, pa ga t'ag v'rzu ov'ak g'ore da ne isp'ada kad zam'etnu k'osat na m'otkutu. On'i tag v'rzu ga da ne isp'ada. I: up'ale ga i, ha, i n'ose niza saal'o, dec'a 'idu. 'Ali ko'i su t'oj nos'ili 'olalije, nos'ili on'ak mlad'ikJi 'ali p'o:, pov'eliki koj'i su, nes'u koj'i su m'anecka dec'a, 'a: m'ali 'idu po=nj'i, i m'i 'idemo po=nj'ih, po 'olali:jete 'idemo, takf'oj se rad'elo kad smo bil'i:, kad je bil'o ran'ije.

B.S. A n'ije to 'opasno m'alo ta v'atra, da m'oz se zap'ali?

N.N. N'e! N'e, on'i ov'ak pr'ojdu po=p'ut, 'idu na po-, po=p'ut 'idu i: n'ema, on'o si gor'i:, pl'amen si ov'am 'ide, 'ali ne 'ide t'olko mn'ogo da zap'ali. I n'e:, n'e se n'ikada des'ilo n'ista da se up'ali.

B.S. 'A, po k'oj p'ut 'idu? El 'ima t'o n'ekvo da 'idu k'ao da i da obik'ole s'elo?

N.N. Sas 'olali:jete nes'u obikolj'ali s'elo, a: k'at je: bil'o lit'ija:, on'i obikalj'ali. On'am, on'am uz on'oj b'rdo isl'i:, pa g'ore sl'ezli u r'eku, g'ore ispodi B'alinac u r'eku sl'eznu, pa 'idu g'ore 'uz=brdo, isk'oce, preko p'olJe, p'a g'ore r'edom, p'a t'am sl'eznu kot=k'rs sto se zv'alo Tr'o:ica se zov'e, sl'eznu kot=k'^st, t'uj ruc'ak, t'uj m'u:zika, t'uj igr'a:nka, t'uj ves'e:lJe. I p'o:sle, t'aj zav'ecina je bil'a u saal'o, on'i pa p'osle sl'eznu ovd'e, ovd'e sl'eznu ov'am kod, kod m'ostav, t'uj igr'a:nka, t'uj 'omladina se sabr'ala ko"i sas kog'a, i tak'oj.

B.S. I dol'aze na g'osti?

N.N. A'u:, pa dol'aze, 'o: ! Pa st'a g'o:sti: 'im... 'ima. G'osti mn'ogo dol'aze, p'a 'idu si ko cov'eka u k'ucu, pa si t'uj r'ucaju, t'uj sed'u: pa p'osle isk'oce t'am na igr'a:nku, t'uj. B'ilo je d'obro, sv'e je b'ilo d'obro.

Болгарский белоградчикский (старопланинский) говор. Место и время записи: с. Чупреня, 27.07.2018. Информатор: Тодорка Корчина, уроженка соседнего с. Стакевци. Интервьюер: Андрей Н. Соболев. Тема беседы: Медвежий день - календарный (30 ноября/13 декабря) ритуал «угощения» медведя [36, 37]. Объем нарратива: ок. 400 словоформ. Транскрипция: Дарья В. Конёр, Андрей Н. Соболев.

A.S. Za M'eckin d'an da ni k'azes.

T.K. Hm! M'eckin dan... hm, hm, M'eckin d'an ja ne si spo... M'eckin d'an pri=n'as, su:, a, okt... devet... sedamn'aesti, osamn'aesti, devetn'aesti janu'ari.

A.S. Trin'aesti dek'emvri.

T.K. Dek'emvri. E pa...

A.S. Za k'oren da mi k'azes.

T.K. Za?

A.S. Za k'oren.

T.K. K'oren? Kvfo e k'oren?

A.S. K'oren ot kuk'urus.

T.K. Kuk'urus? Kuk'urus smo sad'ilii...

A.S. Ne, ne, c'ekaj! Kuk'urus nal'i 'ima k'oren?

T.K. Da:!

A.S. V'i kak mu v'ikate? K'oren ot kuk'urus?

T.K. K'oren, k'oren. K'oren.

A.S. Mam'ulka.

T.K. Mam'ulkata. Da, k'oren. Da, tak'a. Tak'a e po n'asemu k'oren, da. Mam'ul ne sm'e dum'ali, k'oren. Kuk'urus, pos'adimo ga, porast'e i p'usti k'orenat, zac... zac'epi, i p'usti sv'ilu, tak'ovo, i v'ece k'at 'ima mlec... mlec'ac, 'oste n'e uzr'el, bl'ak a, a p'osle kat uzr'ee, v'eci m'oze p'ovece da se v'ari, da se dad'e na ziv'otni 'ili: da se h'apa. K'oren, tak'a ma si mu d'umamo, k'oren. M'oze i da se v'ari i sa s'o:l, edn'i mu t'uru sik''e:r, z'ahar nal'i.

A.S. S'ik'er, s'ik'er.

T.K. S'ik'er, i:, i tak'a. A pred'i da uzr'e p'usti a tak'ava, k'atu kos'a na mom'ice svil'a i, i 'ako ste c'uli d'umu: “'U: kos'ata i k'ato, k'ato svil'a!”, h'u:bava

tak'ava seedn'o sa sampo'an, a, tak'a. Ta tov'a sme se igr'ali k'ato dec'a, oskub'em, i b'aba me b'ije, st'o sam osk'ubla svil'utu, sto ne m'oe da por'aste tag'aj kuk'uruzaat. A ja s ju wzem t'uka ta pr'aim b'icove, b'icove, pr'itka, b'ic. [Смеётся]. Ta. Ta M'eckin d'an na t'oja d'an se ne, ne: rab'o:ti sto m'ecka ce ti ul'ezne i ce ti ized'e st'okutu, i: d'eda t'urese na... u triJ'akaat, u triJ'akaat t'uri t'am kuk'urus, 'ama str'osen, nar'onen, a ne c'el ot ko... k'oren, nar'onen, i t'uri t'am: “N'a ti, m'ecko, m'ani mi ziv'otnite, n'a ti ta j'ec, sto t'i ob'icas, m'et n'emam, 'ama kuk'urus j'apni!” I tak'a nar'ica, 'e:, seedn'o d'al na, na m'eckutu, omilostiv'il ju ta da ne jed'e ziv'otnite, da ne ul'aze. A b'aba n'ema da rab'oti, m'ama n'ema da rab'oti, na t'ija d'an se ne plet'e, ne s'ije, d'a.

A.S. A da li e sloz'il zrn'ata u pan'icku?

T.K. U pan'icku, u pan'icku! I on'o takv'aj z'emlJena pan'icka, od gl'inu napr'aena, negle3...

A.S. T'in'u.

T.K. Ah'a, od t'in'u, da, negle3'osana i t'uri t'am, ja si sp'omn'am kud'e t'ocno na mest'oto, da l'i e dood'ila m'ecka, da li n'e, 'ama d'eda d'uma da na. nac'aska dec'a ce mi., st'o ja sam otr'asla pri, na kos'arutu pri ofc'ete, da. Ot uc'iliste pr'avo t'am, ot t'am na uc'iliste. 'I: on d'uma: “D'eca, a m'i n'ekolko dec'ica, ce mir'uete nac'aska, n'ema da pr'aite p'akos, ce 'e: ju, ej tam m'eckata ce d'ojde i ce vi ized'e. Ne sal ofc'ete, 'ama i vas ce ized'e”.

A.S. A nes'i vi3uv'ala da je j'ela m'eckata...

T.K. A:, daj da mu [potr'eci te]. A b'aba se poz'asmeja, pa d'uma: “Jov'ane, st'o l'azes dec'utu?!”. On d'uma: “N'e:, ne l'azem, te m'eckata izj'ela.” On s'igurno e pribr'al zmc'ata na=stran'e i d'uma: “T'e, m'eckata dood'ila nac'aska, nal'i, 'i: iz'ela zm'ata, taj za t'oj tr'eba da sl'usate”. [Смеётся]. Lag'ali ni!

Анализ материала

Явления, релевантные для диалектологического анализа, представлены в обоих нарративах на всех языковых уровнях, от фонетического до лексического. В ходе анализа элементы более чем сорока диалектных различий, характерные для базового торлакского диалекта, были противопоставлены элементам диалектных различий, свойственным сербскому и болгарскому литературным языкам ((над)региональным восточносербскому и северозападноболгарскому койне Вопрос о лингвистических признаках и социолингвистических характеристиках восточносербского и северозападноболгарского койне в настоящее время исследован совершено недостаточно. Из признаков первого назовем здесь динамическое ударение, аналитизм имени и замещение инфинитива конъюнктивом; второе характеризуется последовательно экавским рефлексом ятя.); результаты сведены в таблицу. Списки форм не являются исчерпывающими; точные количественные наблюдения в задачи работы не входили. Необходимо принять во внимание, что анализируемые тексты представляют собой лишь малые фрагменты достаточно продолжительных интервью и что в расширенном контексте хорошо документированы диалектные признаки, лишь случайно не встретившиеся в этих двух фрагментах.

Ряд текстообразующих, фонетических и морфологических структур и явлений, обусловленных спонтанностью устной речи информантов, нерелевантны для анализа противопоставляемых языковых микросистем. К таковым относятся эмфатические долготы (Ст. Кор./Др. u k'o:s, m'o:tku, u t'asku:, nat'uraju:, u: sl'amutu и др.; Чупр./Ст. s'o:l, sik''e:r, h'u:bava, rab'o:ti, 'ili:, ne: и др.) и хезитации (Ст. Кор./Др. pa st'a g'o:sti: 'im... 'ima; Чупр./Ст. mlec... mlec'sc, ko... k'oren). Отмечены и незначительные редукции безударных гласных, не приводящие к изменениям в правилах дистрибуции фонем. Фонетические различия между рядом сербских (палатальными сонантами X и _р, среднееевропейским 1) и болгарских звуков (lJ и nJ и 1) в транскрипции не принимаются во внимание; используются символы 1J, nJ и 1.

Сводная таблица

Тимокско-заглавакский говор с. Дрвник (Старо Корито)	Диалектное различие	Белоградчикский (старопланин- ский) говор с. Стакевци (Чупреня)
«Сербская» реализация	Торлакская реализация		Торлакская реализация	«Болгарская» реализация
n'e=znam	dec'a, ssal'o, zav'ecina, on'i, sed'u:, isl'a, im'alo, svud'e:	Место ударения	sv'ilu	svil'a
k'ucu, mlad'iki, zav'ecina		Рефлексы *tj	nsc'sska, ce
		Рефлексы *dj	neglej 'ossns, jec /je/
	put, sl'amu, m'otkutu, v'rzu, ju, nes'u, sl'eznu	Рефлексы *з	sv'ilu, d'umu, gl'inu, svil'utu, st'okutu, kos'arutu, dec'utu, t'uru
ruc'ak, sabr'ala se, t'ag, k'at, bas	m'snecka	Рефлексы *ь, *ъ	mlec'sc, M'eckin dSn, dSn, nsc'sska
	sv'e, svud'e:	Корень *умь		s'e=edno, seedn'o
	uv'rzu, uz, u	Инициальное *уь	ul'ezne, ul'aze, u
	pr'ojdu	-jd-
		1-epentheticum	z'emfena
	uv'rzu, D'rvnik, b'rdo, k'rs	r	v'rzem, trF'akst, zrnc'ata, zrn'ata
	napSlne	1
pov'eliki		Наличие и отсутствие палатализаций в ki, gi и т.п.		M'eckin
po=nj'ih	po=nj'i	Наличие и отсутствие h	dood'ila, j'apni	da se h'aps, z'ahar, h'u:bava
	'olalijete, ran'ije	Сохранение или утрата j в позиции перед e	b'ije, s'ije; uzr'ee ~ uzr'e, seedn'o, ce mir'uete
	napr'ae, pra'ili	Элизии	m'oe, pr'aim,

Тимокско-заглавакский говор с. Дрвник (Старо Корито)	Диалектное различие	Белоградчикский (старопланин- ский) говор с. Стакевци (Чупреня)
«Сербская» реализация	Торлакская реализация		Торлакская реализация	«Болгарская» реализация
			napr'aena
	kirs	Упрощение финальных групп согласных	p'akos
		Финальнослоговое -1	pribr'al, uzr'el, d'al, omilostiv'il, pribr'al; s'o:l; c'el
	ssal'o	Редукция безударных гласных среднего ряда		v'eci ~ v'ece, sik''er
		Нейтрализация противопоставления /е/ -- /а/ после (исторически) мягких и шипящих		t'urese
		Нейтрализация противопоставления глухих и звонких в абсолютном конце слова		kuk'urus, kat, bl'ak, j'ec; ср. обобщение ot- в otr'asla
	tak/'oj	Прогрессивное оглушение /v/	kVo
	(v'rzu) ga	Acc. 3Sg	(pos'adimo) gs
		Косвенный объект (сущ.)	d'al na m'eckutu
инструментал r'edom	генитив kod m'ostav; инструментал sas k'osat, локатив u ssal'o	Периферийные падежные формы	локатив po n'asemu
ran'ije	p'ostari, pov'eliki	Формы компаратива
	on'i	Личные местоимения	ja, mi, on
		Датив личных местоимений в посессивной функции (вне терминов родства)		kos 'ata i, в цитате
	ср.р. t'oj, on'oj	Указательные местоимения	м.р. t'ija ср.р. t'oj	м.р. t'oja
	k'osat, m'otkutu, 'olali.jete; m'ostav kad zam 'etnu k'osat na	Определенный артикль	k'orenst, kuk'uruz3at, trF'aksat, mest'oto, m'eckata, m'eckutu, svil'utu, st'okutu,

Тимокско-заглавакский говор с. Дрвник (Старо Корито)	Диалектное различие	Белоградчикский (старопланин- ский) говор с. Стакевци (Чупреня)
«Сербская» реализация	Торлакская реализация		Торлакская реализация	«Болгарская» реализация
	m'otkutu ~p'a t'am sl'eznu kot=k'rs# sto se zv'alo Tr'o:ica se zov'e, sl'eznu kot=k'rs`#		kos'arutu, dec'utu, ziv'otnite, ofc'ete, zrnc'ata porast'e i p'usti k'orenst, zac'epi, i p'usti sv'ilu#
	'idemo	1Pl Praes	pos'adimo, d'umamo
	nes'u	Формы глагола esse	Kuk'urus smo sad'ili.	Mam 'ul ne sm 'e dum 'ali. Ta tov'a sme se igr'ali k'ato dec'a.
	on'o sigor'i:, pl'amen si ov'am 'ide; p'a 'idu si ko cov'eka u k'ucu, pa si t'uj r'ucaju, t'uj sed'u:	Dat. refl.	tsk'a ms si mu d'umamo; ja s ju vrzem; ja si sp'omn 'am
		Формы футура	m'ecka ce ti ul'ezne i ce ti ized'e st'okutu; ce mir'uete nsc'ssks; m'eckata ce d'ojde i ce v'i ized'e; i vas ce ized'e
		Футур при отрицании		A b'aba n'ema da rab'oti, m'ama n'ema da rab'oti; n'ema da pr'aite p'akos
		Модальные глаголы		m'ozep'ovece da se v'ari; ob'icas
	kad je bil'o ran'ije tatй'oj se rad'elo	Перфект 3 л.	on s'igurno e pribr'al zrnc'ata na stran'e
	a i u D'rvnik im'alo; on'am uz on'oj b'rdo isl'i:, pa g'ore sl'ezli u r'eku	Перфект 3 л. без вспомогательного глагола	seedn'o d'al na, na m'eckutu, omilostiv'il ju
		Ренарратив		d'uma t'e, m'eckata dood'ila

Тимокско-заглавакский говор с. Дрвник (Старо Корито)	Диалектное различие	Белоградчикский (старопланин- ский) говор с. Стакевци (Чупреня)
«Сербская» реализация	Торлакская реализация		Торлакская реализация	«Болгарская» реализация
				nsc'ssks, nsl'i, 'i: iz'ela zrn'ata
kad zam 'etnu k'osat na m'otkutu		(Не)удвоение прямого объекта (существительное)		ip'usti 'k'oremt; st'o sam osk'ubla svil'utu; ce ti ized'e st'okutu; m'ani mi ziv'otnite; da ne jed'e ziv'otnite
		(Не)удвоение прямого объекта (местоимение)		i vas ce ized'e
		(Не)удвоение косвенного объекта ( существительное)		d'al na m 'eckutu
		Изъяснительный и причинный союз		ce (n 'ema da pr'aitep'akos, ce 'ee ju, ej tam m'eckata)
rad'elo se `работали', des'ilo se `случилось', pov'eliki `побольше', k'ao ` как' , kat ` когда', n'ikada `никогда', 'isto `то же самое'	'olalije `факелы', t'asku: ` сумку' , pl'amen ` пламя', m'snecka `маленькая', uv'rzu `завяжут', isk'oce ` выйдуи' , kakv'o `что', takv'o `такое'	Лексика	st'okutu `скот', panicka ` деревянная миска' , ml'i ~ nel'i `не так ли' , dood'ila `приходила', za t'oj `поэтому', p'osle kat `после'	ziv'otni `скот', zac'epi `зачать', ob'icas `любить', edn'i `некоторые', 'oste `еще', k'atu `как, вроде', seedn'o `как, вроде', t'ocno `точно'



Заключение

Краткость обоих нарративов по 400 словоформам и невысокая вероятность встретить в каждом из них каждое из нескольких десятков рассматриваемых диалектных различий не мешают нам прийти к заключению, что речь обеих наших информанток обладает совершенно достаточным и необходимым набором перечисленных в начале статьи дифференциальных признаков, позволяющих квалифицировать этот дискурс именно как речь на торлакском диалекте. Такая речь еще бытует в Восточной Сербии и Западной Болгарии, несмотря на ее стигматизацию в современном сербском и болгарском обществе. Эти признаки в фонетике (старое место ударения, рефлексы *tj, *dj, *q, *ь=*ъ, *уъ, *-dj-, l-epentheticum, r, 1) и морфологии (аналитизм имени с флективными архаизмами; аналитический ком- паратив; Acc. 3Sg ga; формы личных местоимений ja, mi, on; формы указательных местоимений toj и др.; постпозитивный артикль; lPl.Praes на -mo; дивергенция диалект транскрибированный текст

формы глагола esse smo и др.; Dat. refl. и др.) наглядно демонстрируют, что мы имеем дело с живыми носителями двух говоров традиционного, т.е. базового торлакского, диалекта, число которых, по всей видимости, в настоящее время как в Восточной Сербии, так и в Западной Болгарии чрезвычайно невелико. Обнаружение подобных информантов, и в особенности информантов, живущих в ситуации диглоссии с литературным языком, а также фиксация их спонтанной речи на местном говоре, несмотря на трудность подобного предприятия в ныне практически лишенных постоянного населения труднодоступных местностях, становится актуальнейшей и ответственнейшей задачей современной южнославянской диалектологии. Именно такая речь может и должна служить основой сравнения при анализе языковой вариативности в регионе.

На фоне единой диалектной базы очевидными становятся результаты дивергентного развития двух разделенных государственной границей говоров. При этом как материалы лингвогеографических источников XX в., так и результаты анализа двух текстов, записанных в настоящее время, свидетельствуют о том, что «горизонтальные» различия между говорами разделенного диалекта отсутствуют. Дивергенция во всех подвергнутых анализу случаях отражает не локальное специфическое развитие, обусловленное коммуникативной изоляцией района распространения отдельного говора от соседних, а воздействие литературных языков и/или (над)региональных койне на местные говоры, т.е. они являются «вертикальными». Это свидетельствует об адвергентном развитии каждого из двух говоров со своей, соответственно сербской и болгарской, национальной нормой. Оно заметно уже на двух не анализировавшихся в рамках настоящей статьи уровнях - артикуляционно-фонетическом и на фонологическом, где в речи сербов регулярны [с], [d], [l], [X], [р], отсутствие редукций [e] > [i], [o] > [u], редкость нейтрализации звонких и глухих согласных в ауслауте, тогда как в речи болгар - [k'], [g'], [1], [lJ],[lJ], наличие редукций и исключительная редкость звучания звонкого согласного в абсолютном финале слова.

Влияние сербского литературного языка на тимокский говор представляет собой лексикализованный импорт: акцентные ретракции (n'e=znam); фонема /h/ (в местоименной форме njih); рефлекс *tj (mlad'iki); рефлексы *ь = *ъ (ruc'ak, kat, bas); флективные падежные формы (r'edom); синтетические формы компаратива (ran'ije); ряд лексических единиц. Структурное влияние можно усматривать в отсутствии новейших палатализаций (в ki, gi и т. п.). Влияние болгарского литературного языка на белоградчикский, или старопланинский, говор намного интенсивнее и более разнопланово. Лек- сикализованными можно признать такие его результаты, как фонема /h/ (h'apd, z'ahar, h'u:bava); корень *у^ь (seedn'o); указательные местоимения (м.р. t'oja); формы глагола esse (sme); футур при отрицании с n'ema; модальный глагол ob'ica; изъяснительный и причинный союз ce; ряд лексических единиц. Структурное влияние отражают редукции безударных гласных среднего ряда (v'eci, sik''er); нейтрализации противопоставлений /e/ ~ /а/ (t'urese) и глухих / звонких в абсолютном конце слова (kuk'urus, kat, blak, jec); отсутствие новейших палатализаций (в ki, gi и т.п.); датив личных местоимений в посессивной функции вне терминов родства (kos'ata i); ренарратив. Разумеется, лексический уровень - ярчайший индикатор степени подверженности говора внешнему влиянию, в том числе и в случаях, когда такое влияние изменяет саму диалектную базу говора (см. лексика- лизацию рефлекса *-умь в его болгарской форме).

Глубинные явления, изменяющие как языковую ситуацию на ситуацию диаглоссии с литературным языком, так и саму диалектную базу и, следовательно, классификационный статус диалекта и его говоров в семье славянских языков, полезно отличать от явлений поверхностных, не затрагивающих генетической характеристики говора и фундаментальных характеристик языковой ситуации. И первые и вторые могут быть системными, иметь большой или малый охват. К первым относятся в первую очередь регулярные замещения диалектных рефлексов праславянских фонетических и морфологических единиц их литературными соответствиями (чего мы в речи наших информантов не наблюдаем), ко вторым - неизбежное фонетикофонологическое, лексическое и дискурсивно-прагматическое влияние (см., например, характерное для речи болгарских торлаков проникновение в говор /h/; рост частотности /ki/ и /gi/; рост частотности футура при отрицании с n'ema; изъяснительный и причинный союз ce). При этом синтаксические явления, характерные как для базового торлакского диалекта (нем. Grundmundart), так и для речевой деятельности его современных носителей, еще только начинают привлекать внимание исследователей [38, 39].

Можно заключить, что политическая граница между Сербией и Болгарией, ограничив коммуникацию торлаков соответственно либо сербским, либо болгарским национальным сообществом и создав две ситуации разнонаправленной диаглоссии, привела к разделению исторически единого сообщества носителей на отчетливо противопоставленные сербскую и болгарскую части. В настоящее время лишь единичные носители базового диалекта консервируют его традиционное состояние, пользуются им как основным средством устного спонтанного бытового общения и живут как минимум частично в ситуации диглоссии с сербским или болгарским литературным языком. На фоне отсутствия географического, т.е. локально обусловленного, «горизонтального» варьирования между сербской и болгарской частью базового диалекта в прошлом и в настоящем становится очевидным, что дезинтеграция диалекта на сербскую и болгарскую части, т.е. обретение эксплицитных маркеров «речи на сербском языке» и «речи на болгарском языке», есть следствие «вертикальных» противопоставлений и расхождений между сербским и болгарским литературными языками, различий между сербской и болгарской языковой и культурной ситуацией.



Литература

1. Ivic P. Die serbokroatischen Dialekte: ihre Struktur und Entwicklung. 's-Gravenhage : Mouton, 1958. 325 p.

2. Lisac J. Hrvatska dijalektologija 1. Hrvatski dijalekti i govori stokavskog narjecja i hrvatski govori torlackog narjecja. Zagreb : Golden marketing - Tehnicka knjiga, 2003. 168 s.

3. Ivic P. Celokupna djela. X / 2. Rasprave, studije, clanci. 2. O dijalektologiji. Priredio Slobodan Remetic. Sremski Karlovci, Novi Sad : Izdavacka knjizarnica Zorana Stojanovica, 2018. 337 s.

4. Цыхун Г. Типологические проблемы балканославянского ареала. Минск : Наука и техника, 1981. 238 с.

5. BelicA. Dijalekti IstoCne i Juzne Srbije. Beograd : SANU, 1905. 715 str.

6. Belic A. Shtokavski dijalekat // St. Stanojevic (ur.). Narodna enciklopedija srpsko- hrvatsko-slovenska. Knjiga IV. Zagreb : Bibliografski zavod, 1929. S. 1064-1077.

7. Младенов С. Българския елемент в Моравската област // Петров, Петър Хр. (Съст.). Научна експедиция в Македония и Поморавието 1916. София : ВИК «Св. Георги Победоносец» : УИ «Св. Климент Охридски», 1993. С. 190-193.

8. Цонев Б. Научно пътешествие из Поморавия и Македония // Петров, Петър Хр. (Съст.). Научна експедиция в Македония и Поморавието 1916. София : ВИК «Св. Георги Победоносец» Л УИ «Св. Климент Охридски», 1993. С. 151-158.

9. Тодоров Ц. Северозападните български говори // Сборник за народни умотворе- ния и народопис. София : БАН, 1936. Кн. 41. 543 с.

10. Кочев И. (Отг. ред.). Български диалектен атлас. Обобщаващ том. I-Ш. Фонетика. Акцентология. Лексика. София : Труд, 2001. 538 с.

11. Тетовска-ТроеваМ. (Отг. ред.). Български диалектен атлас. Обобщаващ том. IV. Морфология. София : Проф. Марин Дринов, 2016. 247 с.

12. Sedakova I. Borders in Bulgaria in the Light of Areal Ethnolinguistics // Kamusella, Tomasz; Nomachi, Motoki; Gibson, Catherine (Eds.). The Palgrave Handbook of Slavic Languages, Identities and Borders. Basingstoke ; New York : Palgrave Macmillan, 376-393.

13. Катунин Д.А. Болгарский язык в современном законодательстве Республики Сербия // Русин. 2016. № 4 (46). С. 252-263.

14. Sobolev A.N. Sprachatlas Ostserbiens und Westbulgariens. Bd. 1. Problemstellung, Materialien und Kommentare, Kartenanalyse. XIV, 420 S. Bd. 2. Karten. VII, 300 S. Bd. 3. Texte. 328 S. Marburg : Biblion Verlag, 1998.

15. Sobolev A.N. Theoriebildung in der Dialektologie: historisch-vergleichende Beschreibung. In: Karl Gutschmidt, Sebastian Kempgen, Tilman Berger, and Peter Kosta (eds.), The Slavic Languages. An International Handbook of their Structure, their History and their Investigation. Berlin : Mouton de Gruyter, 2014. Vol. 2. P. 2067-2074.

16. Palliwoda N. Sauer, V. Sauermilch, S. Hg. Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin ; Boston : de Gruyter, 2019. 254 S.

17. ЖивковиЬ В.В. Торлак. Пирот : Народна библиотека, 1994. 117 с.

18. КрстиЬ Д. Етно-културне разлике измену Торлака у Србщи и Торлака у Бугар- ско] // Гласник Етнографског мукуа у Београду. 2004. № 68. Р. 139-153.

19. Каменова-Борин А. Торлаците в Северозапада // Народната култура на балкан- джиите / съст. А. Гоев. Т. 8: Етър. Габрово, 2010. С. 71-83.

20. Торлак: лист Завича]ног друштва Тимочана-Торлака. МиниЪево.

21. ГоруновиЬ Г. Стакевци, планинско село у погранично] зони: социо-културно стате села у процесу транзицще// Гласник Етнографског мукуа у Београду. 2006. № 70. С. 195-214.

22. ВирковиЬ С. (Ур.). Тимок. Теренска истраживата 2015-2017. Ктажевац : Народна библиотека, 2018. 243 с.

23. Smits T.F.H. Die Grenzdialekte des Deutschen // Palliwoda, Nicole; Sauer, Verena; Sauermilch, Stephanie. Hg. Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin ; Boston : de Gruyter, 2019. S. 31-54.

24. Веселинов Л. Популярен автентичен турлашки речник. Белоградчик, 2019. 344 с. 2 доп. изд.

25. Веселинов Л. Ждребче: избрани турлашки разкази. Белоградчик, 2019. 220 с.

26. Bellmann G. Between Base Dialect and Standard Language // Folia Linguistica. 1998. № 32/1-2. Р. 23-34.

27. Rutten G. Historicizing diaglossia // Journal of Sociolinguistics. 20/1. P. 6-30.

28. Schwarz C. Der EinfluЯ der Deutsch-Schweizer Grenze auf das alemannische Dialektkontinuum // Palliwoda, Nicole; Sauer, Verena; Sauermilch, Stephanie. Hg. Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin ; Boston : de Gruyter, 2019. S. 227-248.

29. Purschke C. Vom Sprechen zur Sprache. Versuch ьber die variationslinguistische Praxis des Begrenzens // Palliwoda, Nicole; Sauer, Verena; Sauermilch, Stephanie. Hg. Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin ; Boston : de Gruyter, 2019. S. 9-30.

30. Берберска А. Говорът на с. Ошане (Белоградчишко) // Известия на Семинара по славянска филология. София, 1931. Кн. 7. С. 79-119.

31. Божков Р. Димитровградският (царибродският) говор. София : БАН, 1984. 193 с.

32. Соболев А.Н. О неким ]ужнословенским говорним оазама у источжу Србщи, за- паджу Бугарско] и Румунщи (Вратарница, Ново село, Свиница) // Зборник Матице српске за филологщу и лингвистику. 1995. № 38/2. С. 183-207.

33. Соболев А.Н. Тимочко-лужнички говори у ]ужнословенско] ч, ц-зони// Говори призренско-тимочке области и суседних дщалеката : зборник радова са научног скупа. Нишка Бата, J^ 1992. Ниш, 1994. С. 85-105, 234.

34. Стано]'евиН М. Северно-тимочки дщалекат (Прилог дщалектологщи источне Србще) // Српски дщалектолошки зборник. Београд, 1911. Кн>. 2. С. 360-463.

35. ДиниЬ J. Тимочки дщалекатски речник. Београд : Институт за српски ]език САНУ, 2008. 921 с.

36. Плотникова А.А. Этнолингвистическая география Южной Славии. М. : Индрик, 2004. 767 с.

37. Трефилова О.Н. Этнoлингвистические материалы из с. Сгакевцы, рaйoн г. Бело- гpaдчикa (Ceвеpо-Зaпaднaя Бoлгaрия) // Исследования по славянской диалектологии. М., 2004. С. 354-398.

38. Милорадович С. Именная объектная редупликация в сербских народных говорах: статус, условия реализации и балканский контекст // Slavia Iaponica. 2019. № 22. С. 227-246.

39. СтанковиЬ Д.В. О именичю^ деклинации у говорима призренско-тимочке дщалекатске области // Баштина. Приштина - ЛепосавиЪ. 2020. № 50. С. 1-16.

References

1. Ivic, P. (1958) Die serbokroatischen Dialekte: ihre Struktur und Entwicklung. 's-Gravenhage Mouton.

2. Lisac, J. (2003) Hrvatska dijalektologija 1. Hrvatski dijalekti i govori stokavskog narjecja i hrvatski govori torlackog narjecja. Zagreb: Golden marketing - Tehnicka knjiga.

3. Ivic, P. (2018) Celokupna dela [Collected Writings]. X/2. 2. Sremski Karlovci; Novi Sad: Izdavacka knjizarnica Zorana Stojanovica.

4. Tsykhun, G. (1981) Tipologicheskie problemy balkanoslavyanskogo areala [Typological Problems of the Balkan Slavic Area]. Minsk: Nauka i tekhnika.

5. Belic, A. (1905) Dijalekti Istocne i Juzne Srbije. Belgrade: SASA.

6. Belic, A. (1929) Shtokavski dijalekat. In: St. Stanojevic (ed.) Narodna enciklopedija srpsko-hrvatsko-slovenska. Vol 4. Zagreb: Bibliografski zavod. pp. 1064-1077.

7. Mladenov, S. (1993) Balgarskiya element v Moravskata oblast [Bulgarian element in the Moravian region]. In: Petrov, P.K. (ed.) Nauchna ekspeditsiya v Makedoniya i Pomoravieto 1916 [Scientific Expedition to Macedonia and Pomoravieto 1916]. Sofia: VIK “Sv. Georgi Pobedonosets”, UI “Sv. Kliment Okhridski”. pp. 190-193.

8. Tsonev, B. (1993) Nauchno pateshestvie iz Pomoraviya i Makedoniya [Scientific travel from Pomoravia and Macedonia]. In: Petrov, PK. (ed.) Nauchna ekspeditsiya v Makedoniya i Pomoravieto 1916 [Scientific Expedition to Macedonia and Pomoravieto 1916]. Sofia: VIK “Sv. Georgi Pobedonosets”, UI “Sv. Kliment Okhridski”. pp. 151-158.

9. Todorov, Tz. (1936) Severozapadnite balgarski govori [Northwestern Bulgarian dialects]. In: Sbornik za narodni umotvoreniya i narodopis [Collection of Creations of Folk Mind and Folk Writings]. Vol. XLI. Sofia: BAS.

10. Kochev, I. (ed.) (2001) Balgarski dialekten atlas [Bulgarian Dialect Atlas]. Vols 1-3. Sofia: Trud.

11. Tetovska-Troeva, M. (ed.) (2016) Balgarski dialekten atlas. [Bulgarian Dialect Atlas]. Vol. 4. Sofia: Prof. Marin Drinov.

12. Sedakova, I. Borders in Bulgaria in the Light of Areal Ethnolinguistics. In: Kamusella, T., Nomachi, M. & Gibson, C. (eds) The Palgrave Handbook of Slavic Languages, Identities and Borders. Basingstoke; New York: Palgrave Macmillan. pp. 376-393.

13. Katunin, D.A. (2016) The Bulgarian language in the current laws of Serbia. Rusin. 4 (46). pp. 252-263. (In Russian).

14. Sobolev, A.N. (1998) Sprachatlas Ostserbiens und Westbulgariens. Vols 1-3. Marburg: Biblion Verlag.

15. Sobolev, A.N. (2014) Theoriebildung in der Dialektologie: historisch-vergleichende Beschreibung. In: Gutschmidt, K. et al. (eds) The Slavic Languages. An International Handbook of their Structure, their History and their Investigation. Vol. 2. Berlin: Mouton de Gruyter. pp. 2067-2074.

16. Palliwoda, N., Sauer, V & Sauermilch, S. (eds) (2019) Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin; Boston: de Gruyter.

17. Zivkovic, V.V. (1994) Torlak. Pirot: Narodna biblioteka.

18. Krstic, D. (2004) Etno-kulturne razlike izme^u Torlaka u Srbiji i Torlaka u Bugarskoj [Ethno-cultural differences between Torlak in Serbia and Torlak in Bulgaria]. Glasnik Etnografskog muzeja u Beogradu. 68. pp. 139-153.

19. Kamenova-Borin, A. (2010) Torlatsite v Severozapada [Torlaks in the Northwest]. In: Goev, A. (ed.) Narodnata kultura na balkandzhiite [Folk Culture of the Balkan Mountains]. Vol. 8. Gabrovo: Etar. pp. 71-83.

20. Krstic, D. (2003) Torlak: list Zavichajnog drushtva Timochana-Torlaka [Torlak: newspaper of the regional Timochan-Torlak local history society].

21. Gorunovic, G. (2006) Stakevtsi, planinsko selo u pogranichnoj zoni: sotsio-kulturno stan>e sela u protsesu tranzitsije [Stakevci, a mountain village in the border zone: the sociocultural state of the village in the process of transition]. Glasnik Etnografskog muzeja u Beogradu. 70. pp. 195-214.

22. Cvirkovic, S. (ed.) (2018) Timok. Terenska istrazhivana 2015-2017 [Timok. Field Research 2015-2017]. Knjazevac: Narodna biblioteka.

23. Smits, T.F.H. (2019) Die Grenzdialekte des Deutschen. In: Palliwoda, N., Sauer, V & Sauermilch, S. (eds) Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin; Boston: de Gruyter. pp. 31-54.

24. Veselinov, L. (2019) Populyaren avtentichen turlashki rechnik [Popular Authentic Torlak Dictionary]. 2nd ed. Belogradcik: [s.n.].

25. Veselinov, L. (2019) Zhdrebche: izbrani turlashki razkazi [Zhdrebche: Selected Torlak Stories]. Belogradcik: [s.n.].

26. Bellmann, G. (1998) Between Base Dialect and Standard Language. Folia Linguistica. 32/1-2. pp. 23-34.

27. Rutten, G. (2016) Historicizing diaglossia. Journal of Sociolinguistics. 20/1. pp. 6-30.

28. Schwarz, C. (2019) Der EinfluЯ der Deutsch-Schweizer Grenze auf das alemannische Dialektkontinuum. In: Palliwoda, N., Sauer, V & Sauermilch, S. (eds) Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin; Boston: de Gruyter. pp. 227-248.

29. Purschke, C. (2019) Vom Sprechen zur Sprache. Versuch ьber die variationslinguistische Praxis des Begrenzens. In: Palliwoda, N., Sauer, V & Sauermilch, S. (eds) Politische Grenzen - sprachliche Grenzen? Dialektgeographische und wahrnehmungsdialektologische Perspektiven im deutschsprachigen Raum. Berlin; Boston: de Gruyter. pp. 9-30.

30. Berberska, A. (1931) Govorat na s. Oshane (Belogradchishko) [A conversation in Oshane village (Belogradcik)]. Izvestiya na Seminarapo slavyanska filologiya. 7. pp. 79-119.

31. Bozhkov, R. (1984) Dimitrovgradskiyat (tsaribrodskiyat) govor [Dimitrovgrad (Tsaribrod) Dialect]. Sofiya: BAS.

32. Sobolev, A.N. (1995) O nekim juzhnoslovenskim govornim oazama u istochnoj Srbiji, zapadnoj Bugarskoj i Rumuniji (Vratarnitsa, Novo selo, Svinitsa) [On some South Slavic oases in Eastern Serbia, Western Bulgaria and Romania (Vratarnica, Satu Nou, Svinita]. ZbornikMatitse srpske zafilologiju i lingvistiku. 38/2. pp. 183-207.

33. Sobolev, A.N. (1994) Timochko-luzhnichki govori u juzhnoslovenskoj ch, ц-zoni. Govori prizrensko-timochke oblasti i susednikh dijalekata. Proceedings of the Conference. Niska Banja. June 1992. Nis: [s.n.]. pp. 85-105.

34. Stanojevic, M. (1911) Severno-timochki dijalekat (Prilog dijalektologiji istochne Srbije) [North-Timok dialect (Supplement to the dialects of Eastern Serbia)]. Srpski dijalektoloshki zbornik. 2. pp. 360-463.

35. Dinic, J. (2008) Timochki dijalekatski rechnik [Dictionary of the Timok Dialect]. Belgrade: SASA Institute for the Serbian Language.

36. Plotnikova, A.A. (2004) Etnolingvisticheskaya geografiya Yuzhnoy Slavii [Ethnolinguistic Geography of South Slavia]. Moscow: Indrik.