Контаминация в семантике древнерусского. Тоска

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Контаминация в семантике древнерусского. Тоска

Л.П. Дронова

Статья посвящена проблеме функционально-семантических особенностей лексемы тоска и предполагаемых однокорневых образований в древнерусском и русском языках: семантика этого круга лексики оказывается связанной не только с понятием «пустой, напрасный», но и с понятиями, не соотносящимися с представлением о пустоте. Функциональный и историкоэтимологический анализ позволяют предполагать в данном случае контаминацию в семантике производных с корнем *tbsk и -тщ-^tbsc-, вероятно, под влиянием иноязычной модели номинации.

Ключевые слова: контаминация; славянские языки; понятие «тоска».

Blending in the Semantics of the Old Russian. T”ska

Lyubov P. Dronova, Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation).

Keywords: blend; Slavic languages; concept “toska”.

The article focuses on the functional and semantic features of the lexeme toska and its supposingly same-root derivatives in Old Russian and Russian. The semantics of this field of lexis is related, on the one hand, to the designation of an important human emotion of melancholy/sadness, and, on the other hand, to the concept “empty; vain; futile” and the non-correlated concepts “hurried, quick”, “constraint, pressure” and “accuracy, care”. The analysis of the problem is based on the material of all Slavic languages having same-root formations. It has been determined that the derivatives of the root *t”sk- related to the designation of melancholy/sadness are represented only in East and West Slavic languages. It has been found that, in West Slavic languages, they designate only the feeling of melancholy/sadness (Czech stesk “melancholy, sadness”, teskny “sad, plaintive”, Old Polish teskny “sad, plaintive”, etc.). The functional and historical-etymological analyses have broadened the analysed materials. The matter is that etymological sources generally link the derivatives of *t”sk- to the same etymological group of words as the derivatives of the root *t”sc-(< *t”sk-j-), cf. V. Machek., M. Vasmer, Ya. Chernykh, and others. Formations with the root *t”sc- are widely known in all Slavic languages with the meaning “empty; vain; futile” (cf. Russian toshchiy, tshcheta, tshchetnyy, their analogues in other Slavic languages). The semantics of the derivatives of this root in Old Slavonic (and isolated cases in Bulgarian and Slovenian) reveals, as in Old Church Slavonic Old Russian, the correlation of the concept “empty; vain; futile” with the concepts “strive”, “hurried, quick” and “accuracy, care”. The consideration of the complex semantic relations between the derivatives of the root *t”sk- and *t”sc- (primarily in Old Russian) has lead to the conclusion that the approximation of the concepts “melancholy/sadness” and “constraint, pressure” originated under the influence of the Latin linguistic culture in the West Slavic area (with subsequent propagation to South Slavic languages, cf. Serbo-Croatian teskoba), which was reflected in the semantics of the Czech and Slovak derivatives *tйsk-/ *tisk- (“melancholy/sadness” and “depression”; “tight” and “melancholic, sad”, cf. Czech tisen “need, lack” and “depression, melancholy/sadness”, Slovak tiesen “melancholy/sadness”, “depression”, “need”) and derivatives of the root *uzk- (Czech ьzky “narrow, tight” - uzkost “melancholy/sadness; anxiety; fear, dread”, щzkostlivy, uzkostny “(of a person) too accurate and careful; meticulous”). It is probable that semantic blending in the derivatives with the root *t”sc- (“empty, futile” and “constrain, strive” ^ “careful, meticulous”<*tйs(k)n-: *tisk-) is connected with the further extension of this understanding of melancholy/sadness into the Eastern part of the South Slavic area.

История вопроса

Лексема тоска в современном русском языке однозначно соотносится с обозначением тяжелого гнетущего чувства, душевной тревоги, в разговорной речи может обозначать гнетущую, томительную скуку. Понятие, выражаемое этой лексемой, признано этноспецифичным для русского сознания и не раз привлекало внимание лингвистов, культурологов [1. С. 21-117; 2. С. 117-122 и др.]. С происхождением этого слова как будто нет проблем. Этимологические источники чаще достаточно уверенно, иногда с оговоркой «возможно» связывают историю словообразовательно-этимологических отношений рус. тоска (укр. тоскно, блр. тоскніць, др.- рус. тъска) и его соответствий в западнославянских языках (чеш. stesk `тоска', teskny `тоскливый, заунывный', ст.-польск. teskny `тж' и др.) с производными корня тъщ- (*Рь§еь < *tbsk-j-), ср. рус. тощий, тщета, тщетный и др. [3. С. 527; 4. С. 446; 5. С. 88; С. 253 и др.]. При таком сближении этимологический словарь старославянского языка предполагает следующее развитие значения: `пустой (prazdny)' ^ `напрасный, тщетный (marny)' ^ `удрученный, унылый, печальный, грустный (skliceny, smutny)' [7. С. 1008]. Представление о тоске интерпретируется, таким образом, как ощущение пустоты в душе.

контаминация семантический древнерусский тоска

Проблема

Словарь П.Я. Черныха, поддерживая общую точку зрения на словообразовательногенетические связи рус. тоска, допускает (под вопросом) иное направление развития семантики: «О.-с. *tbska. И.-е. *tus-sk-, база *teus-- “опорожнять, делать пустым, осушать” (Pokorny I, 1085) та же, что в тощий, тщета, тщательный. Старшее значение - “давление, теснота” > “ощущение беспомощности”, “волнение” (?)» [6. С. 253].

Вследствие чего возникло второе предположение о направлении развития семантики в словообразовательном гнезде *tbsk-? Вероятно, на такое решение повлияло неоднозначное употребление слова тоска в древнерусских текстах: так, словарь П.Я. Черныха, со ссылкой на Истрина, приводит употребление слова тоска в Хронике Георгия Амартола в значениях `морское волнение, шторм', `теснота', `тяжелое или трудное положение'. При этом в словаре нет никакого объяснения условий возникновения связи понятий «пустота» и «давление, теснота» [Там же. С. 253]. Но еще больше вопросов, не получивших до сих пор ответа, возникает при обращении к семантике предполагаемых однокорневых для слова тоска образований.

Семантическая структура др.-рус. тъска в текстах древнерусского и более поздних периодов действительно фиксирует наличие связи понятия «тоска» с понятием «стеснение, сдавленность»: наряду со значением `горе, печаль' (Не бысть милости межи нами, нъ бяше туга и печаль, на уличи скърбь другъ съ другомъ, дома тъска, зряще дітии плачюще хліба, а другая умирающа. XIII в.) у этого слова отмечены также значения `стеснение, притеснение; сдавливание, сжатие' (...в толику тъску Меле(ти)нию поста- виша, якоже вборзі плінити ю. XV-XI в.), в более поздних текстах - ` болезнь, связанная с чувством внутренней сдавленности, сжатия' (типа стенокардии) (Муж и Дрездорва колотья и в бокахъ иміл и удушье и тоску в грудех...XVI-XVП вв.), `тошнота, отвращение' (с XVII в.). Грамматически же отличающееся др.- рус. тъскъ (тоскъ), отмеченное в значении `поспешность' (с XV в.), не связано с обозначением чувств, эмоций человека, как и производный глагол тоснути- ся, известный в значении `спешить, торопиться' (с XV - XII-XIII вв.), `стараться' (с XII в.), `стремиться к чему-л.' (с XV в.), а укр. тоск, тоскй `боязнь, подавленность', тоскнути `тужити' [8. С. 68; 9. С. 977]. Близки им по семантике другие производные с корнем тщ- (тъщ-): тщати `принуждать, побуждать, торопить' (с 11 в), тщатися `торопиться, спешить' (с XI в.), `стремиться' (с XI в.), тщанный `поспешный, торопливый' (с XV в.), `усердный' (с XII в.), `желанный, вожделенный' (с XII в.), тщивый `пустой, малодушный' (с XI в.) и тщивый `быстрый, стремительный' (с XV-XIII в.), `усердный' (с XII в.) [8. С. 240241]. Таким образом, семантическое поле словообразовательного гнезда с корнем тщ- в древнерусском языке обнаруживает практически противоположные значения `пустой, тщетный' и `усердный, тщательный' (не похожие на энантиосемию!) и дополняется семантикой тоски / печали (поскольку тоск- и тщ- рассматриваются как фонетические варианты исторически одного корня).

Анализ проблемы

Смешение значений `пустой, опустошать' и `спешить, торопить, стремиться', ` усердный, старательный' у производных корня тъщ- отмечается еще в старославянском (тъшть / тъщь `пустой,' `тщетный, ничтожный', `голодный, жаждущий' и тъщивъ `скорый, усердный', тъщивъ `малодушный', тъщьно `поспешно, усердно, ревностно', тъщати са `спешить, стараться, стремиться' и др.) и болгарском (тщан (устар.) `усърдие, старание', ща- телен `грижовен, старателен') [10. С. 534-537;С. 720]. След подобного смешения семантики отмечен и в словенском языке: для словен. 'nascat `тяготеть, стремиться к чему-л.' допускается сопоставление с pasciti se `трудиться, стараться', др.-рус. натъщь `сильно желаемый, завидный', рус. тщиться (<*tbsk-) [12. С. 74]. Для древнерусского в этой ситуации вероятно влияние старославянского, но в старославянском есть только производные корня тъщ- и нет следов производных с корнем тъск-, соответственно, нет и «встречи» значений `спешить, стремиться' и `усердный, старательный' со значением `тоска, печаль; тосковать'! [7. С. 1007]. Понятие «тоска» в старославянском выражается словами тжга, тжженик `подавленность, тоска, мука' и `затруднение, трудность, тягость' [Там же. С. 563].

Материал древнерусского и старославянского, болгарского, словенского ставит вопрос: как, в результате чего возникло такое смешение значений? В других славянских языках это явление не отмечено. Так, например, производное *tbsk- с.-хорв. татт (tast) `тщетный, пустой, суетный', `ничтожный' связано только с обозначением чего-л. пустого, ничтожного, а производные тщ-/*Рь§с- продолжают эту семантику - `пустой, опустошать' ^ `нанести убыток, вредить': штета `убыток, потеря, ущерб, вред, порча', штетити `вредить, портить, наносить ущерб' (4. С. 413, 446; 13. С. 933, 1087-1088), понятие «тщательный» выражается лексемами брижлив, сйвестан, акуратан, «старательный» - мйрлив, врёдан, брижлив, рус. тщиться соответствуют с.-хорв. нйсто]ати, трудити се [12. С. 871]. То же наблюдается в западнославянских: выражение понятия «тщательный, старательный» не связано с производными корня тщ-/*Рь§с- (чеш. peclivy, bedlivy, dыkladny, слвц. starostlivy, dфkladny, польск. dokladny, rzetelny, staranny etc.) [14. С. 411; 15. С. 651]. Отсутствие рассматриваемого смешения семантики у производных тщ-/*Рь§с- еще и в украинском, белорусском дает основание видеть в данной ситуации в древнерусском след влияния старославянского языка, а как зону возникновения этого влияния - часть южнославянских языков (диалектов), прежде всего территорию распространения древнеболгарского (старославянского).

Разгадку возникновения сближения понятий «тоска» и «стеснение, давление» подсказывают чеш. tisen `нужда, недостаток' и `подавленность, тоска' (pada na mne tisen), словац. tes(k)ny `тесный; плотный, близкий', tiesnit' `теснить', `тяготить, удручать', tiesen `тоска, подавленность', `нужда', производные от tлs(k)n- `тесный', и, кроме того, с.-хорв. teskфba (tjeskфba) `теснота', `тоска, печаль', teskoban `тесный' и `тоскливый, печальный', образованные от tijesan (tesan) `тесный, узкий' [3. С. 527; 4. С. 473-474; 16. С. 853; 17. С. 659]. И бесспорным аргументом сближения в западнославянском ареале понятий «тесный» и «тщательный, старательный» выступают в чешском языке производные прилагательного щzky `узкий, тесный', щzkost `тоска; тревога; страх, боязнь' (plny щz- kosti o koho `полный страха за кого'), щzkostlivл, щz- kostnл `тщательно', щzkostlivost `чрезмерная добросовестность, щепетильность, аккуратность', щzkostlivy, щzkostny `(человек) чрезмерно, слишком добросовестный; щепетильный', `(возглас) испуганный, тревожный' [16. С. 938].

Основания для такого семантического перехода не вызывают вопросов, поскольку очевидна связь понятий «теснить» и «угнетать, мучить, давить;», ср. в старославянском, где тЪснъ (тЪскьнъ) `тесный, узкий' и `гнетущий, тягостный', тіснити `теснить, угнетать, мучить', т^скъ `пресс (виноградарский)' [10. С. 556-557], как и рус. притеснять, стеснить кого-то, тоска душит, давит, теснит душу (но нет однокорневого обозначения для понятия «тоска»!), чеш. tisniti `теснить', tisnivy `гнетущий, тягостный'. Вариативность тісн-/тіскн- неслучайна, следствие исходного праслав. *tлsknb, как предполагается, родственного *tiskati [3. С. 527; 4. С. 473-474; 5. С. 51; 17. С. 659; 18. С. 174]. Кроме того, в чешском языке «встретились» в близком значении производное *tbsk- (в ступени продления) styskati si `жаловаться; скучать, тосковать' (подобно и в.-луж. styskac so, н.-луж. styskas se `тосковать') с производными от *tлsk-: *tisk-, такими как stisk (ruky), stisnлnost `удрученность, подавленность, тоска', stisnлny `подавленный, удрученный; тяжелый'. Вероятно, западнославянское влияние можно видеть в русинском туск `тоска, хандра', тускный `тоскливый', тусковати `тосковать' (Тобі чогось тускно стало) [19. С. 122].

Убедительность сделанного выше предположения о собственно славянском ареальном явлении снижает вопрос: а только ли славянская это модель номинации (обозначение тоски через признак физического сжатия, сдавливания)? Материал номинации собственно славянский, но не может ли это быть семантической калькой иноязычных моделей, европейских языков, с ранних времен оказывавших влияние на формирование славянской лексики? Поскольку речь идет о западнославянских языках и западной части южнославянских языков, то уместно обратиться к языку культуры всей Европы - латинскому. И действительно, в латинском языке есть глагол ango, angere `сжимать, сдавливать; стеснять, тревожить, мучить, удручать', имеющий однокорневые образования и заимствования в славянских языках, а в семантической структуре его производного соседствуют обозначения стеснения и тоски: аngor, angцris `стеснение, давление, сжимание; стеснение сердца, тоска' [20. С. 72].

Выводы

Таким образом, есть основания предполагать возникновение сближения понятий «тоска» и «стеснение, давление» под влиянием латинской лингвокультуры в ареале западнославянских языков (откуда импульс в южнославянские языки, ср. с.-хорв. teskфba), что отразилось в семантике производных *tлsk-/ *tisk- (`тоска' и `подавленность'; `тесный' и `тоскливый, печальный') и производных корня *uzk- Вероятно, с дальнейшим распространением в устной речи такого осмысления тоски в восточную часть южнославянского ареала следует связывать контаминацию у производных с корнем тщ-/*Рь§с- семантики `пустой, тщетный' и `теснить, стремиться' (^ `старательный, тщательный'). Если контаминацию в семантической структуре производных корня тщ-/*Рь§с- древнерусского, старославянского, болгарского, словенского можно таким образом обьяснить, то остается неясным характер словообразовательной связи праслав. *tbsc- и *tbsk-. Дело в том, что праслав. *tbsc- и его балто-индо-иранские соответствия восходят к основе с палатальным -k- (литов. tщscias `пустой, бесплодный', авест. taos- (*touseio-) `пустой, быть пустым', др.-инд. tucch(y)a `пустой, ничтожный, суетный' и др. < и.-е. *tus-sk-io- [4. С. 446; 5. С. 90-91; 6. С. 254-255; 7. С. 1008; 21. S. 1085]). И в этом этимологическом гнезде нет производных от корня с непалатальным -k-. Учитывая тот факт, что форма с непалатальным первична по отношению к претерпевшей палатализацию, задаемся вопросом: как, в результате чего у корня тщ- появился вариант тъск- в восточно- и западнославянских языках? Ответа на этот вопрос у нас нет.

Литература

1. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры, 2001. 272 с.

2. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. М.: Гнозис, 2008. 374 с.

3. Machek V. Etymologicky slovnik jazyka ceskйho a slovenskйho. Praha, 1957.

4. Skok P. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Kn. 1-3. Zagreb, 1971-1973. Kn. 3.

5. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачева. М.: Прогресс, 1973. Т. 4.

6. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. М.: Русский язык, 1994. Т. 2.

7. Etymologicky slovnik jazyka staroslavйnskйho / Hlavni redaktorka Ilona Janyskova. Tribun EU, 2014. С. 17.

8. Словарь русского языка XI--XVII вв. Вып. 30. / гл. ред. Р.Н. Кривко. М.; СПб.: Нестор-История, 2015.

9. Желеховский Е., Недільский С. Малоруско-німецький словар. Львів: Lemberg, 1886. Т. 2.

10. Словарь старославянского языка: в 4 т. Репринт. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. Т. 4.

11. Божков Д., Велчев В., Влахов С. и др. Руско-български речник. 2-е изд., прераб. / под ред. на С. Влахов, Г. А. Тагамлицка. София: Наука и изкуство, 1985. Т. 2.

12. Куркина Л.В. К этимологии словенских лексических диалектизмов // Этимология, 2000-2002. М.: Наука, 2003. С. 64-77.

13. Сербско-хорватско-русский словарь: ок. 50 000 слов / сост. И.И. Толстой. М.: ГИС, 1957. 1168 с.

14. Русско-чешский словарь / под ред. Л.В. Копецкого, О. Лешки. Москва; Прага, 1978.

15. Доротьякова В., Филкусова М., Коллар Д. и др. Русско-словацкий словарь: ок. 50.000 слов. М.: Русский язык; Братислава: Словац. пед. изд-во, 1989. 747 с.

16. Cesko-rusky slovnik. 3., opravenй vydani / za hlavni щcasti E. Melnikova, Z. Sromovй, M. Martinkovй. Praha: Statni pedagogicke nakladatelstvi,

1968. 1242 c.

17. Re^k J. Cesky etymologicky slovnik. Praha: Leda, 2001.

18. Bankowski A. Etymologiczny slownik jзzyka polskiego. Warszawa: Wydawnictwo naukowe PWN, 2000. T. 2.

19. Дронова Л.П. Понятие «тоска / печаль» в русинском языке: историко-ареальные связи // Русин. 2018. № 2 (52). C. 118-125.

20. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. Ок. 50 000 слов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Русский язык, 1976. 1096 с.

21. Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wцrterbuch. Bern, 1959.

References

1. Wierzbicka, A. (2001) Sopostavlenie kul'tur cherez posredstvo leksiki i pragmatiki [Comparing Cultures Through Vocabulary and Pragmatics].

Translated from English. Moscow: Yazyki slavyanskoy kul'tury.

2. Krasavskiy, N.A. (2008) Emotsional 'nye kontsepty v nemetskoy i russkoy lingvokul 'turakh [Emotional Concepts in German and Russian Language

Cultures]. Moscow: Gnozis.

3. Machek, V. (1957) Etymologicky slovnik jazyka ceskйho a slovenskйho. Praha: Nakladatelstvi Ceskoslovenskй akademie ved.

4. Skok, P. (1971-1973) Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Kn. 1-3. Kn. 3. Zagreb: Jugoslavenska akademija znanosti i umjetnosti.

5. Vasmer, M. (1973) Etimologicheskiy slovar' russkogo yazyka: v 4 t. [Etymological Dictionary of the Russian Language: In 4 Vols]. Translated from German by O.N. Trubachev. Vol. 4. Moscow: Progress.

6. Chernykh, P.Ya. (1994) Istoriko-etimologicheskiy slovar' sovremennogo russkogo yazyka: v 2 t. [Historical and Etymological Dictionary of the

Modern Russian Language: In 2 Vols]. Vol. 2. Moscow: Russkiy yazyk.

7. Janyskova, I. (ed.) (2014) Etymologicky slovnik jazyka staroslavйnskйho. Tribun EU. с. 17.

8. Krivko, R.N. (ed.) (2015) Slovar' russkogo yazyka XI--XVII vv. [Dictionary of the Russian Language of the 11th-17th Centuries]. Is. 30. Moscow;

St. Petersburg: Nestor-Istoriya.

9. Zhelekhovskiy, E. & Nedil'skiy, S. (1886)Malorusko-nimets'kiy slovar [Little Russian-German Dictionary]. Vol. 2. Lviv: Lemberg.

10. Alekseev, A.A., Gerd, A.S. & Gauptova, Z. (2006) Slovar' staroslavyanskogoyazyka: v 4 t. [Dictionary of the Old Slavonic Language: In 4 Vols]. Vol. 4. St. Petersburg: St. Petersburg State University.

11. Bozhkov, D. et al. (1985) Rusko-b”lgarski rechnik [Russian-Bulgarian Dictionary]. 2nd ed. Vol. 2. Sofiya: Nauka i izkustvo.

12. Kurkina, L.V. (2003) K etimologii slovenskikh leksicheskikh dialektizmov [On the Etymology of Slovenian Lexical Dialectisms]. In: Varbot, Zh.Zh. et al. (eds) Etimologiya, 2000-2002 [On the Etymology of Slovenian Lexical Dialectisms]. Moscow: Nauka. pp. 64-77.

13. Tolstoy, I.I. (1957) Serbsko-khorvatsko-russkiy slovar': ok. 50 000 slov [Serbian-Croatian-Russian Dictionary: C. 50,000 Words]. Moscow: GIS.

14. Kopetskiy, L.V. & Leshki, O. (eds) (1978) Russko-cheshskiy slovar' [Russian-Czech Dictionary]. Moscow: Russkiy yazyk; Prague: Gosudar- stvennoe pedagogicheskoe izdatel'stvo.

15. Dorot'yakova, V. et al. (1989) Russko-slovatskiy slovar': ok. 50.000 slov [Russian-Slovak Dictionary: C. 50,000 Words]. Moscow: Russkiy yazyk; Bratislava: Slovats. ped. izd-vo.

16. Melnikova, E., Sromovй, Z. & Martinkovй, M. (eds) (1968) Cesko-rusky slovnik. 3rd ed. Praha: Statni pedagogicke nakladatelstvi.

17. Reizek, J. (2001) Cesky etymologicky slovnik. Praha: Leda.

18. Bankowski, A. (2000) Etymologiczny slownik jзzyka polskiego. T. 2. Warszawa: Wydawnictwo naukowe PWN.

19. Dronova, L.P. (2018) The concept “melancholy/sadness” in the Rusin language: historical and areal links. Rusin. 2 (52). pp. 118-125. (In Russian). DOI: 10.17223/18572685/52/9

20. Dvoretskiy, I.Kh. (1976) Latinsko-russkiy slovar'. Ok. 50 000 slov [Latin-Russian Dictionary. C. 50,000 Words]. 2nd ed. Moscow: Russkiy yazyk.

21. Pokorny, J. (1959) Indogermanisches etymologisches Wцrterbuch. Bern: A. Francke.

Размещено на Allbest.ru