Идею о том, что метафора является важнейшим способом выражения мысли, развил Деметрий Фалерский, отмечая, что метафора позволяет более точно и ясно выразить сложные для понимания феномены, для описания которых не хватает четких определений. Позднее Гермоген заложил основы исследования связи метафоры и когнитивных моделей, которые она вербализует. Он считал, что метафора одновременно взаимодействует со знаком и со значением, таким образом, положив в какой-то степени начало идеи о концептуальной метафоре [7, 4].

Так, на протяжении веков за метафорой сохранялась роль украшения речи и функция придания ей экспрессивности. Значительные изменения произошли в эпоху Нового времени, когда философы подвергли метафору серьезной критике. Английский философ Т. Гоббс считал метафору «причиной абсурдов», сравнивая ее с блуждающим огнем ignes fatui, скитанием среди нелепиц, меж которых невозможно найти рациональное суждение. Он также отмечал невозможность верификации слов, сказанных в переносном значении, что представляется серьезным препятствием на пути к чистому знанию, которое может привести к разногласию среди сторон [5, 74]. Дж. Локк в свою очередь критиковал чрезмерную образность языка, считая метафору лишь игрой слов и несовершенством, подчеркивая неестественность склонности к метафоризации бытия. Более того, он отрицал сосуществование метафоры и научного дискурса, аргументируя это тем, что использование размытых дефиниций способно привести к потере исследовательской объективности [5, 19].

С развитием философской мысли в XIX в., Ф. Ницше подтвердил необходимость метафоры, как одного из способов когнитивного познания. В трактате «Об истине и лжи во вненравственном смысле» (1872) он высказал революционную мысль о том, что метафора является способом освобождения от обмана, окружающего человека, она позволяет найти осознанность в иллюзорности. Всё, что человек знает об окружающей его действительности, на самом деле является метафорами, которыми мы обладаем, так как «первоначальные сущности» вещей давно утеряны. Так, метафора позволяет точнее отобразить окружающую реальность и сформулировать мнение о ней [15, 102].

Важность использования метафор также отмечает испанский философ Х. Ортега-и-Гассет (1991), подчеркивая, что противостояние метафоре может указывать на недостаточное знание. Автор выделяет две ключевые функции метафоры. Первой является необходимость метафорики в процессе номинации новых объектов реальности, так как на базе уже известного термина можно построить метафорическое сравнение, тем самым объяснить и описать новый феномен, используя уже существующий лексикон, придающий каждому слову свое значение. Таким образом, можно описать ранее недоступные чувства, понятия, объекты реальности, возникающие в процессе изменения общества, а также дать им понятное доступное название. Второй функцией Ортега-и-Гассет называет использования метафоры как «важнейшего орудия мышления» в процессе самостоятельного познания мира. Так, с помощью построения аналогии между двумя концептами человек не только делает новое знание доступным для других, но и объясняет его себе, облегчая процесс обучения. На базе ассоциации объекты, о которых сложно составить четкое и ясное представление, частично заменяются ранее знакомыми и простыми для восприятия понятиями. Доступное знание становится отправной точкой для исследования нового, неким инструментом, при помощи которого можно «притянуть» старое знание с периферии и использовать его как «оптику» для освоения нового. Однако важно подчеркнуть, что метафора не расширяет границы сознания, а лишь облегчает доступ к его рубежам, позволяя продуктивно использовать эти территории мозга. Автор считает, что человек не может понять что-то, чего уже не было бы в его сознании. Поэтому два, казалось бы, несвязанных объекта, связаны уже самим фактом одновременного присутствия в сознании субъекта. Ортега-и-Гассет считает метафору универсальным инструментом познания, так как она позволяет уподобить друг другу абсолютно разные объекты.

Распространение метафоры и проникновение ее в различные дискурсы способствовало росту исследований, посвященных метафорике в различных системах, например исследования метафор в детской речи, рекламе, или жестовом языке [21, 27]. Р. Хофман (1985), подчеркивая универсальность метафоры, выделяет множество сфер ее применения: от психотерапевтических сеансов до переговоров между пилотами, от древних ритуалов до языка компьютерного программирования, от преподавания искусства до квантовой механики, от программ детского телевидения до исследований по сравнительной лингвистики. По его мнению, метафора поразительно практична и указывает на богатство языка и знания. Действительно, метафора способна не только обогатить устное или письменное высказывание, но и передать тончайшие коннотативные значения, которые порой невозможно выразить базовыми средствами языка.

Необходимо также обратить внимание на употребление метафоры в различных социальных контекстах. Использование метафоры считается неуместным в деловом дискурсе, так как в прескриптивных и императивных актах нет места двусмысленности и метафорике, которая может затруднить понимание информации. Однако «вето» снимается при необходимости добавить высказыванию экспрессии и артистизма, которые придает метафора. Также важно отметить «бытовое» использование метафорики в повседневной жизни, так как множество метафор стали частью культуры и прочно вошли в разговорную речь, став незаметными, однако, столь необходимыми единицами языка. Привычные фразы как, например, «время идет», «выиграть спор», «подать идею», или «воспрянуть духом» содержат в своей основе одну из множества на первый взгляд незаметных концептуальных метафор, пронизывающих нашу языковую действительность.

Еще одной функцией метафоры является выражение слабо схватываемых сознанием феноменов и трудно вербализуемых смыслов. К их числу, например, относится сфера интероцептивных, или внутрителесных, ощущений. По мнению современных исследователей, именно метафора является основным инструментом для описания незримых процессов, протекающих внутри человеческого тела [12, 156]. Особенно необходимой метафорика оказывается в случаях возникновения боли и неприятных внутренних ощущений, для описания которых оказывается недостаточно «сухих» медицинских терминов. Более того, человек порой может быть не обладать необходимым терминологическим аппаратом для точного описания своего самочувствия, что так необходимо для оказания пациенту скорейшей помощи [12, 156]. Более того, сами медицинские термины, используемые для описания проблемы, такие как «резь», «покалывание», «жжение» и множество других по сути являются метафорами. Однако их метафоричность остается незаметной, так как эти выражения настолько часто используются в медицинской терминологии и разговорной речи, что потеряли свою яркость, став речевыми штампами [2, 154].

1.3.2 Феномен концептуальной метафоры и ее структура

Довольно часто метафора описывается как литературный прием, используемый для создания эстетических изображений в воображении читателя, несмотря на это современные лингвисты считают метафору гораздо более распространенным языковым явлением, оказывающим влияние на сам мыслительный процесс. В попытках исследовать происхождение метафор и их изменение в английском языке, ученые из университета Глазго создали масштабную Метафорическую Карту (Metaphoric Map), ставшую результатом 40-летнего исследования. Исследуя и пополняя карту, специалисты выяснили, что формирование конвенциональной метафоры является крайне длительным процессом, при котором концепт проходит через несколько «метафорических связок», изменяющихся в процессе употребления метафоры или изменения самого концепта, который она репрезентирует. Более того, это исследование позволяет изучить метафорику конкретного исторического периода, проследить за изменением метафор и метафорической мысли и составить цельный образ метафорики английского языка, что ранее считалось невозможным (Anderson, W., Bramwell, E. and Hough, C., (2016)). Таким образом, концептуальная метафора становится объектом масштабных исследований, целью которых является поиск ее разгадки.

Метафора - это необходимый элемент в процессе когнитивной концептуализации мира, необходимый даже для описания самых базовых феноменов и компонентов опыта. Более того, метафора является одним из наиболее популярных способов расширения лексического и фразеологического арсенала языка, она позволяет дать название объектам, принадлежащим к самым разным сферам реальности. Однако помимо номинативной, описательной и экспрессивно-оценочной функции, метафора также выполняет концептуальную функцию, основанную на способности создавать новые концепты на основе уже сформированных идей и понятий [20, 66].

Теория концептуальной метафоры была популяризована Дж. Лакоффом и М. Джонсоном в 80-е годы прошлого века после публикации их знаменательной работы «Метафоры, которыми мы живем» (1980), в которой лингвисты-когнитологи пытались изучить функции концептуальной метафоры, а также сформулировать терминологическую базу нового исследовательского направления. Более того, метафора стала трактоваться как механизм мышления, необходимый для понимания абстрактных понятий, а не просто оценочно- описательный стилистический прием. Широкое распространение получили термины «концептуальная метафора» и «когнитивная метафора», порой употребляющиеся синонимично. В российском научном дискурсе также часто используется понятие «метафорическая модель» [21, 85].

Основным механизмом работы метафоры, как упоминалось ранее, является построение ассоциативного ряда между объектами и поиск их сходств. В. Н. Телия (1988) проводит сравнение индикативной и концептуальной метафоры. Главное отличие состоит в том, что индикативная метафора стремится к установлению подобия между объектами, главным образом на основе их визуального сходства, обнаруженного путем зрительного восприятия. Концептуальная метафора не стремится к полному отождествлению двух объектов, при этом подобное отождествление возможно, например, в рамках научного дискурса, в процессе формулирования нового термина. Так, до этапа метафоризации объект не имеет вербализованной формы, однако, существует ментальное представление о предмете, на основе которого будет строиться метафора, поскольку именно предшествующее знание формирует её языковое оформление и концептуальное содержание. Тогда как при создании индикативной метафоры говорящий уже обладает знанием о предметах - об обозначаемом и средствах обозначения - которые были получены на основе эмпирического взаимодействия с ними. Напротив, при создании концептуальной метафоры, вспомогательный компонент становится ключевым, он и дает имя обозначаемому предмету и позволяет выделить важные для говорящего стороны описываемого объекта [20, 70].

Концептуальную метафору определяют как понимание поля одного концепта в терминах другого [51, 4]. Под концептуальным полем принято понимать доступно организованное знание, полученное опытным путем, необходимое для взаимодействия с окружающим миром [Там же]. Структура концептуальной метафоры состоит из двух областей - «области источника» (source domain) и «области цели» (target domain), взаимодействующих друг с другом [Там же]. Область источника - это концепты, характеристики которых используются для выстраивания метафоры, тогда как область цели - это объект метафоризации, к которому эти характеристики применяются. Дж. Лакофф и М. Джонсон (1980) уточняют, что область источника представляет более конкретное знание, полученное путем прямого взаимодействия с действительностью. Используя терминологию Б. Рассела, это «знание по знакомству», основанное на эмпирическом опыте. Тогда как область цели - менее понятный неопределенный концепт, «знание по определению», имеющееся в сознании, но неотрефлексированное.

Важно отметить, что в метафорике любого языка может существовать несколько концептуальных метафор, описывающих одно явление. Это объясняется тем, что одно явление может быть описано с точки зрения различных характеристик, следовательно, разные области источника используются для описания разных аспектов области цели одного концепта [51, 84]. Существует ряд первичных метафор (primary metaphor), определяющих элементы области источника, которые будут перенесены на область цели, из которых в дальнейшем строятся сложные метафоры (complex metaphor). Таким образом, концептуальная метафора фасилитирует процесс понимания абстрактных неструктурированных идей, используя знакомые термины более конкретных объектов [Там же].

Наиболее популярными областями цели в английском языке являются концепты жизни, спора, любви, общественной организации и идеи, тогда как основными областями источника - путешествие, война, строения, пища и растения. Можно сделать вывод о том, что особой метафорической наполненностью отличаются абстрактные концепты, такие как время, общество, любовь и жизнь в целом [49, 6]. Знания об области источника группируются в «схемы образов» (image schemas), постоянно воспроизводящиеся в процессе взаимодействия с миром, понятные когнитивные кластеры [9, 10]. Таким образом, более расплывчатые концепты понимаются в более конкретных и простых для восприятия терминах. Опыт взаимодействия с физическим миром служит естественным и логичным основанием для понимания абстрактных идей. Этим объясняется феномен «однонаправленности метафорической проекции» (unidirectionality), так как в большинстве случаев метафора не может быть «перевернута в обратную сторону», ведь она разворачивается от наиболее доступного к более абстрактному [49, 7]. Для того чтобы лучше понять эту особенность концептуальной метафоры, необходимо рассмотреть ряд примеров. Так метафора THEORY IS A BUILDING / ТЕОРИЯ - ЭТО ЗДАНИЕ, находит свое отражение в примерах the theory is shaky (эта теория слабая, букв. шаткая), this is the foundation of my theory (это основание моей теории, букв. фундамент), особенность этой метафоры заключается в построение концептуальной аналогии между процессом построения теории и строительства здания. Однако если «развернуть» эту метафору, модель BUILDING IS A THEORY/ ЗДАНИЕ - ЭТО ТЕОРИИ не будет понята, так как не имеет под собой доступного для восприятия сходства. То же самое можно наблюдать в метафоре LOVE IS WAR / ЛЮБОВЬ - ЭТО ВОЙНА, во фразах she fought for his attention (она боролась за его внимание) или he won her hand (он добился ее руки, букв. победил), в основе этой метафоры лежит мнение о том, что за любовь необходимо бороться, сражаться, что вызывает ассоциации с военными действиями. Тогда как метафора WAR IS LOVE/ ВОЙНА - ЭТО ЛЮБОВЬ не только не имеет смысла, но и противоречит множеству моральных ценностей и устоев общества. При этом направление некоторых метафор всё же можно изменить, например ANGER IS A STORM / ЗЛОСТЬ - ЭТО ШТОРМ, например, she stormed out of the room (она вылетел из комнаты) или it was a stormy meeting (это была бурная встреча, букв. штормовая), в данном случае сильная эмоция сравнивается с неконтролируемой силой природной стихии, создавая яркий и доступный образ. Однако метафора STORM IS ANGER / ШТОРМ - ЭТО ЗЛОСТЬ так же имеет право на существование, например, the storm was raging for days (шторм бушевал несколько дней) или the ocean waves were angry (волны океана были в ярости); такие метафоры чаще всего употребляются в литературных текстах, так как придают высказыванию некую стилистическую окраску [60]. Таким образом, можно отметить, что в большинстве случаев изменить направление метафорической проекции, поменяв местами область цели и область источника, не представляется возможным, поскольку за этим изменением последует разрушение метафоры и усложнение ее восприятия. Несмотря на это в исключительных случаях подобный «разворот» возможен, при этом может измениться стиль текста и регистр. Обнаружение «правильного направления метафоры» происходит на подсознательном уровне, так как говорящий уже владеет рядом конвенциональных метафор, которые были усвоены в процессе социализации и изучения языка.

Концептуальную метафору можно выразить схемой A is B, где один концепт понимается в терминах другого, однако, в реальности это не представляется возможным, так как данная схема предполагает полное соответствие понятий, достичь которого невозможно [49, 82]. Область цели A не может являться полным отражением области источника B. Следовательно, элементы концептуальной метафоры находятся в другом взаимоотношении. В этом контексте возникает «метафорическая проекция» (metaphorical mapping), заключающаяся в частичном уподоблении двух объектов [Там же]. З. Кёвечеш (2002) отмечает, что между концептами A и B пролегает сеть метафорических проекций, частично связывающих их. Необходимо уточнить, какие именно аспекты оказываются связанными путем проекции. Каждый концепт, несомненно, обладает множеством аспектов, однако, только определенные характеристики становятся частью метафоры. В области цели возникают феномены «метафорического высвечивания» (metaphorical highlighting) и «затемнения» (hiding). В процессе высвечивания фокус внимания метафоры переносится на некоторые аспекты области цели, их может быть несколько, например два или три, тогда как остальные, ненужные в данный момент, затемняются. Схожий процесс, называемый «метафорическая утилизация» (metaphorical utilization) происходит в области источника. Мы подсознательно выбираемся определенные аспекты области источника, которые помогут нам уточнить и понять область цели, при этом опуская все ненужные в данный момент качества объекта. Рассмотрим это на примере крайне распространенной метафоры ARGUMENT IS A BUILDING / АРГУМЕНТ - ЭТО ЗДАНИЕ, например, we've built the solid framework for an argument (мы выстроили прочную основу для аргумента), you need to buttress your argument or it will collapse (тебе нужно укрепить свой аргумент, чтобы он не разрушился), you need a blueprint to build a strong argument (тебе нужен план, чтобы построить сильный аргумент, букв. чертеж). В основе этой метафорической модели лежат лишь некоторые характеристики, присущие зданиям, такие как прочность, структура, процесс постройки и необходимость подготовки плана. При этом концептуальное поле области источника «здание» состоит из множества других частей, так здания делятся на этажи, комнаты, в них могут быть коридоры или балконы, в них живут или работают люди, более того здания могут выполнять различные функции и принадлежать разным архитектурным стилям. Однако эти качества не являются важными для построения метафоры, поэтому на время «затемняются» [Там же]. Таким образом метафорическая проекция основывается лишь на некоторых салиентных признаках концепта, тогда как другие не используются. Важно уточнить, что данные процессы относятся к конвенциональным метафорам, так как в процессе метафорической креативности «метафорический прожектор» может быть направлен на абсолютно другие, ранее невербализованные грани концепта [Там же].

1.3.3 Семантические различия структуры образного сравнения и метафоры

В контексте исследования феномена метафоры и универсальности ее использования необходимо обратить внимание на сходства и различия структуры образного сравнения и тождества. Метафорический характер высказывания не всегда подразумевает строгое использование классической структуры A is B, так как существуют различные синтаксические конструкции, выполняющие роль метафоры в контексте, например, с использованием предлога like.

Рассмотрим два примера, вербализующие одну конвенциональную метафору времени.

a) Time is like a creditor, who allows ample space to make up accounts, but is inexorable at last (Scientific American: N.S. 6. 1862)

b) Clock time is our bank manager, tax collector, police inspector (J. B. Priestley, Man and Time)

В первом примере время сравнивается с суровым кредитором, позволяющим нам открыть множество банковских вкладов. Второе высказывание оформлено как метафорическое тождество, автор называет время банкиром, кредитором и полицейским инспектором. Несомненно, оба предложения репрезентируют метафорическую модель «ВРЕМЯ - ЧЕЛОВЕК», при этом авторами были использованы различные синтаксические структуры для вербализации крайне близкой идеи. Возникает вопрос: можно ли считать подобные структуры полностью тождественными друг другу, называя оба высказывания метафорами, или же стоит признать, что сравнение и тождество различны и репрезентируют разные когнитивные процессы.

В контексте современных исследований наибольшее внимание уделено когнитивной метафоре, тогда как сравнение оказывается «отодвинуто на второй план» и часто считается подвидом метафоры, отличающимся лишь наличием маркера (like или as). Действительно присутствие этих синтаксических маркеров придает сравнению бульшую заметность в потоке текста [13, 373].

С точки зрения языкового подхода, сравнение не может быть тождественно метафоре. Так, не каждая метафора может быть превращена в сравнение, путем добавления маркеров, сохранив при этом яркость и доступность для понимания читателя. Рассмотрим это на примере популярной метафорической модели X is the Y of Z. Метафора cancer is the pitbull of diseases (рак - это питбуль заболеваний) (S. King, Revival) теоретически может быть трансформирована в сравнение, например, cancer is as dangerous among diseases and a pitbull is among dogs (рак настолько же опасен среди болезней, как питбуль опасен среди собак), однако, подобное «развертывание» требует не только использования бульшего количества слов, но и усложнения грамматической структуры предложения [Нагорная лингвокреативность 38]. Таким образом необходимо отметить, что трансформация метафоры в сравнение часто требует привлечения дополнительных языковых средств, что не только противоречит идеи о том, что язык стремится к экономии, но и «ломает» метафору, делая ее похожей на неловкое объяснение шутки, непонятой друзьями.

Однако согласно исследованиям Дж. Стина (2007), при концептуальном подходе к анализу метафоры, конкретная языковая репрезентация не играет значительной роли, так как гораздо важнее сама идея, выраженная в ней. В языке существует множество способов выражения концептуальной метафоры, например при помощи суффикса -ish, грамматических конструкций или разных частей речи. Так, можно вербализовать одну концептуальную метафору, создавая новые и необычные языковые комбинации. Подход Дж. Стина позволяет рассматривать пространство метафоры как интегрированное языковое поле, тем самым избегая излишней фрагментации исследовательской среды и обеспечивая последовательность в исследованиях концептуальной метафоры.

Схожую точку зрения высказывают Б. Баудл и Д. Гентнер (2005), авторы теории жизни метафоры (Career of Metaphor Theory). Подход, предложенный авторами теории, можно назвать эволюционными, так как сравнение рассматривается как один из этапов формирования метафоры. Первым шагом является появление сравнения, которое позднее «укореняется» (gets entrenched) в языке и сознании, в процессе чего может исчезнуть маркер сравнения. Таким образом, сравнение проходит этап конвенционализации, постепенно метафорическая модель становится привычной и употребляемой в обществе, превращаясь в метафору. При этом авторы не приравнивают сравнение к метафоре, но называют их схожими, выделяя главное сходство - стремление человеческого мышления к аналогии. Нельзя забывать, что сравнение может выполнять функции недоступные метафоре, например, из-за большей развернутости сравнение позволяет более детально описать индивидуальный опыт [13, 376].

Таким образом, с точки зрения когнитивного подхода, метафора и сравнение выполняют схожую функцию, так как синтаксические структуры, вербализующие метафору, не так важны, по сравнению с концептом, который лежит в основе метафорического высказывания. Сравнение является когнитивным экспериментом, при условии успеха которого может появиться новая метафора.

1.3.4 Конвенциональные метафоры времени в современном английском языке

Исходя из написанного ранее, можно заключить, что человеческая речь осознанно или неосознанно наполнена метафорами, однако, чаще всего их употребление в повседневном разговоре остается незамеченным. Огромное количество метафор настолько прочно вошло в обиход, что их постоянное использование не вызывает затруднений ни в воспроизведении и применении, ни в понимании. Такие метафоры принято называть «стертыми» или «конвенциональными». Преобладая в речи, эти метафоры структурируют концептуальную систему общества, что находит свое отражение в особенностях языка [9, 23]. Дж. Лакофф и М. Джонсон (1980) выдвигают теорию о том, что человек существует в пространстве устоявшихся когнитивных концептов, которые находят отражение в ряде конвенциональных метафор, избежать использования которых практические невозможно. Подобные метафоры настолько глубоко укоренились в общественной ментальности, что их усвоение происходит бессознательно в процессе познания мира и социализации. Концепты, вербализованные этими метафорами, не только облегчают процесс изучения мира, но и определяют наше взаимодействие с реальностью.

Рассмотрим особенности конвенциональных метафор на примере «the time will come», во фразе, буквально переводимой как «время придет», метафора кажется незаметной, это один из наиболее распространенных примеров употребления конвенциональной темпоральной метафоры. В данном случае метафорически обыгрывается когнитивный концепт ВРЕМЯ - ДВИЖУЩИЙСЯ ОБЪЕКТ, распространенный в англоязычной культуре. Наделение абстрактного концепта способностью к передвижению отражает глубоко укорененное в западном сознании представление о времени как о движущейся в пространстве сущности. Так, конвенциональная или стертая метафора часто остается незамеченной не только самим говорящим, но и исследовательским сообществом. Исследователи подчеркивают, что сформированные на базе общественно-принятых концептов метафоры пронизывают нашу повседневную жизнь, не только сферу языка, но и процессы мышления и деятельности в целом [9, 25]. Конвенциональные метафоры также можно разместить на некой шкале, на одном конце которой окажутся конвенциональные метафоры, тогда как на другой - новые, креативные примеры.

Дж. Лакофф и М. Джонсон (1980) также выделяют класс «мертвых метафор», к ним относятся метафоры, которые когда-то отличались яркостью и оригинальностью, но использовались так часто и повсеместно, что исчерпали свою «жизненную силу». Такие метафоры когда-то были продуктами авторской креативности, но потом утратили свою новизну. Авторы также отмечают некоторую изолированность мертвых метафор, так как они не представляют значительного интереса для исследователей, хотя и являются основой создания новых метафор или их расширения [9, 93]. З. Кёвечеш (2002) высказывает противоположное мнение, считая, что такие метафоры буквально «живее всех живых», ведь их постоянная ротация и обеспечивает продление их жизни. Такие метафоры наиболее активны в нашем сознании, и по-настоящему являются «метафорами, которыми мы живем».

Исследователи расходятся во мнении о мертвых метафорах: некоторые лингвисты считают, что их необходимо выделить в отдельный класс слов, не принадлежащий метафорике [I. Richards, 1936; M. Black, 1962]; тогда как другие подчеркивают необходимость исследования мертвых метафор в современном научном пространстве [J. Searle, 1979; R. Dirven, 1982]. Американский лингвист Э. Траугот в статье «Возвращение к конвенциональным и мертвым метафорам» (“Conventional” and “dead” metaphors revisited, 1985) обращает внимание на важность исследования этих типов метафоры, несмотря на снижающийся интерес к их изучению. По мнению автора, конвенциональные и мертвые метафоры представляют огромную ценность в контексте синхронического лингвистического анализа, так как они позволяют глубже изучить особенности концептуального устройства мира и языка в конкретный период времени. Более того, конвенциональные метафоры часто считаются речевыми клише, следовательно, без их исследования невозможно заметить и оценить проявления метафорической креативности.

В современном англоязычном дискурсе принято выделять три основные конвенциональных метафорических моделей времени, которые были впервые выделены и описаны Дж. Лакоффом и М. Тернером (1989), именно эти метафоры наиболее полно характеризуют особенности восприятия времени в западной культуре:

1) Пространственные метафоры TIME IS LANDSCAPE WE MOVE TROUGH / ВРЕМЯ - ЭТО МЕСТНОСТЬ, ПО КОТОРОЙ МЫ ДВИЖЕМСЯ; TIME IS A MOVING ENTITY/ ВРЕМЯ - ЭТО ДВИЖУЩИЙСЯ ПРЕДМЕТ. Эта метафорическая модель отражает линеарное представление о времени, распространенное в западной культуре: человек бессознательно ощущает движение по временнуй прямой, перемещаясь от прошлого к будущему. Так в метафоре Christmas is coming, для понимания темпоральных событий и их последовательности используется представление о времени, как движении в пространстве, о события можно отдалиться или приблизится к нему [55, 23]. Х. Алверсон также добавляет в эту категорию метафору TIME IS A COURSE/ВРЕМЯ - ЭТО НАПРАВЛЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ. Метафорами, вербализующими время как линейное направление движения являются to look ahead (in time)/ смотреть вперед, to move ahead/ двигаться вперед, to look into the future/ смотреть в будущее, from time to time/ время от времени, the end of time/ в конце. Тогда как «орбитальную модель времени» (an orbital course) репрезентируют такие примеры: time will come again/ вновь наступит время, the seasons come round/ все встанет на круги своя, time and time again/ вновь и вновь, time is over/ время истекло [18, 79].

2) Предметные метафоры (object metaphors) TIME IS MONEY/ ВРЕМЯ

– ЭТО ДЕНЬГИ (you're wasting my time - ты попусту тратишь мое время), TIME IS A RESOURCE / ВРЕМЯ - ЭТО РЕСУРС (you should budget your time - тебе стоит рассчитывать свое время), TIME IS A CONTAINES/ ВРЕМЯ - ЭТО ЕМКОСТЬ (she did it in three minutes - она сделала это в два счета). Особым типом предметной метафоры является модель TIME IS A SCHEDULE/ ВРЕМЯ

– ЭТО РАСПИСАНИЕ (he was behind the schedule - он не успевал за программой) [52, 35]. Несомненно, доминирующей метафорой в этой категории является модель TIME IS MONEY. В западной культуре время рассматривается как одновременно крайне ценный и ограниченный ресурс. Так аналогия «время - деньги» отражается во множестве аспектов социальной жизни, таких как почасовая оплате труда, планирование бюджета, и т.д. Этот концепт появился достаточно недавно, став результатом индустриальной революции, однако, метафоры этого типа проникли во все сферы общественной жизни [9, 29]. Например, that will cost me two hours - мне потребуется (букв. - «будет стоить») два часа, we're running out of time - у нас заканчивается время, I don't have much time left - у меня осталось мало времени.

3) Персонифицирующие метафоры TIME IS A CHANGER/ ВРЕМЯ - ЭТО ТОТ, КТО ПРИНОСИТ ИЗМЕНЕНИЯ / (time will heal your wounds - время залечит твои раны); TIME IS A PURSUER/ ВРЕМЯ - ЭТО ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ (time will catch you - время тебя догонит); TIME IS A THIEF/ ВРЕМЯ - ЭТО ВОР (time has stolen his youth - время украло его молодость); TIME IS A REAPER/ ВРЕМЯ - ЭТО ЖНЕЦ (Love's not Time's fool, though rosy lips and cheeks within his bending sickle's compass come - Любовь - не кукла жалкая в руках у времени, стирающего розы на пламенных устах и на щеках, и не страшны ей времени угрозы); TIME IS A DEVOURER/ ВРЕМЯ - ЭТО ПОЖИРАТЕЛЬ (time is the eater of youth - время - это пожиратель молодости); TIME IS A DESTROYER/ ВРЕМЯ - ЭТО РАЗРУШИТЕЛЬ (does it really exist, Time, the destroyer? - существует ли оно время-разрушитель); TIME IS AN EVALUATOR/ ВРЕМЯ - ЭТО СУДЬЯ (time is a great legalizer, even in the field of morals - время великий уравнитель даже в области морали) [52, 43]. Время наделяется человеческими свойствами, представляется как некая всесильная сущность, несущая изменения. Важно отметить, что антропоморфный образ времени не только становится активным субъектом деятельности, но и несет негативные, разрушающие последствия [18, 80].

Из вышеописанного можно сделать вывод о том, что концепт времени является одним из наиболее активных метафорических аттракторов в английском языке. Множество темпоральных метафор находятся в постоянной ротации, более того, частота их употребления остается незамеченной ввиду их конвенциональности. Существует несколько базовых концептуальных метафор, каждая из которых вербализует ту или иную грань когнитивного концепта ВРЕМЯ. При этом необходимо отметить, что концептуальная метафора не является строгой рамкой, ограничивающей лингвокреативную деятельность, а скорее руководством, способствующим новым языковым экспериментам. Настолько плотное переплетение культурно-социального контекста и метафорики обеспечивает свободу самовыражения путем использования устоявшихся конвенциональных метафор, их модификации или изобретения собственных уникальных выражений, необходимых для вербализации личного темпорального опыта.

1.3.5 Феномен лингвистической креативности. Метафорическая креативность

Одним из наиболее частых проявлений креативности является лингвокреативность. Лингвокреативность, по мнению некоторых исследователей, проявляется каждый раз, когда человек подбирает слова для вербализации своего переживания [65, 36]. Известный американский лингвист Н. Хомский (1965), создавая генеративную грамматику английского языка, считал, что лингвокреативность происходит в условиях существования ограниченного количества слов и моделей, при правильном комбинировании которых можно креативно выразить бесконечное число идей.

Р. Картер (2016) называет этот феномен «ежедневной креативностью» (everyday creativity), приводя в пример игру слов или использование метафор. Он также отмечает, что креативность является социальным процессом, процессом совместного создания уникальных выражений (co-creativity). Автор рассматривает креативность, как спектр, «линию креативности» (cline of creativity), на одной стороне которого находятся более серьезные креативные проявления, например великие шедевры литературы, а на другом - каждодневные креативные формы, появляющиеся в разговорном языке. При этом автор предлагает подходить к анализу креативности как к дискурсу, а не единичным проявлениям, так как лингвокреативность одновременно выполняет несколько функций: маркирует идентичность говорящего, несет юмористическую функцию, помогает выделить какую-то идею, и также передает отношение говорящего к коммуникативной ситуации в целом. Тогда как согласно Дж. Сэмпсону (2016), существуют F-creativity и E-creativity. F- creativity (от англ. fixed) схожа с ранее описанной теорией Н. Хомского и заключается в комбинировании ограниченного количества языковых ресурсов. Тогда как E-creativity (от англ. expand) проявляется, когда человек специально или случайно «ломает рамки языка», создавая что-то новое вне фиксированного набора правил. Таким образом, можно заметить параллель между множеством исследований. В контексте лингвокреативности возникает дихотомия: креативность условно делится на глобальную и локальную, при этом важно отметить, что они не противопоставлены друг другу, а существуют в гармонии.

Существует множество стимулов, побуждающих человека «включиться» в процесс лингвокреативности. Например, потребность в выражении сильных эмоций, нейтрализация речевого конфликта или выражение индивидуальности. При этом Н.Д. Арутюнова (1990) отмечает, что стремление к языковому эксперименту возникает только в условии знания нормы. Более того, креативность становится единственным способом преодоления «ИКЕАфикации языка» (T.Veale, 2012), спасая язык от превращения в ограниченную систему постоянно повторяющихся скучных оборотов. Однако для проявления лингвокреативности необходимо иметь широкое представление о языковых традициях, чтобы грамотно их нарушать. Человек одновременно стремится найти множество новых способов вербального самовыражения, при этом пытаясь сохранить «языковые корни», позволяющие грамотно и понятно донести свои идеи до окружающих [11, 20]. К. Негус и М. Пигеринг вводят понятие креативной компетенции, подчеркивая, что получить этот навык только путем академического образования невозможно. При этом авторы подчеркивают, что между проявлением креативности и социальным классом существует некая корреляция, так как положение в обществе может идеологически влиять на отношение к инновационному и креативному. Для приобретения креативной компетенции важно понять, как использовать полученный в прошлом структурированный опыт в новых, нерациональных и менее структурированных ситуациях. Другим необходимым аспектом лингвокреативности является наличие более глубоких знаний о структуре языка и его конвенциях, а также понимание коммуникативных процессов [11,22].

Одним из ключевых проявлений лингвокреативности является метафорическая креативность. Основу механизма метафоры составляет ассоциативная связь: путем объяснения неизвестного в терминах известного, человек познает мир. Более того, по мнению Т. А. Гридиной (2013), в основе всех проявлений лингвокреативности так или иначе лежит ассоциативный ряд. Несомненно, для успешного создания креативной метафоры необходимо обладать метафорической компетенцией, то есть знанием конвенциональных метафор, используемых в языке, а также механизма устройства метафоры в целом [11, 23]. З. Кёвечеш в работе «Откуда берутся метафоры» (Where metaphors come from, 2015) определяет метафорическую креативность как создание и использование новых концептуальных метафор и/или их языковых проявлений отличающихся новизной или непривычностью. Автор замечает, что понятие новизна и непривычность находятся в отношении градации, от абсолютно новых к более конвенциональным и совершенно конвенциональным.

Кёвечеш (2005) выделяет два вида метафорической креативности - креативность в области источника и креативность в области цели. Креативность в области источника вызвана многогранностью концепта-источника. Так как при использовании аспектов одного концепта можно обращаться к различным его граням. Креативность в области источника делится на «внутридоменную» (source-internal) и «внешнедоменную» (source- external). Первый тип подразумевает расширение метафоры, привлечение ранее неиспользованных концептуальных аспектов. Тогда как при внешнедоменной креативности привычная область цели получает совершенно нетрадиционные области источника. Так, метафорическая креативность может заключаться в изменении конвенциональных метафорических моделей на вербальном уровне, их дополнении и трансформации, а также создании уникальных креативных метафор, которые только отдаленно напоминают привычные метафорические выражения, открывая новые способы концептуализации мира [51, 97]. Тогда как креативность в области цели возникает в процессе присвоения традиционной области цели нового ранее неиспользованного источника. Этот вид креативности строится на механизме «обратной связи» (connects back) при котором определенной области цели, которая традиционно ассоциируется с одним источником, приписываются качества нового концепта. Креативность в областях цели и домена ограничена лишь метафорической компетенцией автора. Так, в процессе метафорической креативности человек способен отыскать область источника для практически любой области цели, если ему самому понятно сходство концептов, на базе которого можно выстроить метафорическое сравнение [49, 19].

Автор подчеркивает важность подхода к метафорической креативности как к контекстуальному феномену, существующему в процессе коммуникации, выделяя два типа контекста - глобальный и локальный. Глобальный контекст состоит из общего социального знания, традиций и культуры, тогда как локальный контекст непосредственно важен для метафорической креативности и сформирован непосредственно коммуникативной ситуацией. Кёвечеш также выделяет пять контекстуальных факторов, способствующих метафорической креативности: непосредственный физический контекст, знания о базовых компонентах дискурса, непосредственный культурный контекст, непосредственная социальная среда, и непосредственно лингвистический контекст. Физическое окружение играет большую роль, так как в процессе изучения окружающего мира и его концептуализации в сознании человека закрепляются определенные детали быта. Именно это объясняет, почему представители различных культур «настроены по-разному» (attuned), оперируют разными концептами, и, как следствие, создают разные метафоры. Этим объясняется сложность перевода креативных метафор на другой язык, так как метафорика теряет не только экпрессивность, но и понятность для представителей другой культуры [51, 101]. Культурный контекст складывается из переплетения уникальных понятий и ценностей, присущих культуре, а также ключевых ценностей данного общества. Еще одним фактором, влияющим на метафорику, является память о событиях прошлого, национальных или личных. Автор подчеркивает, что эти воспоминания являются неотъемлемой частью культурного кода, тем самым оказывая огромное влияния на формирование метафорических конвенций [Там же]. На непосредственный культурный контекст также влияет массовая культура, создавая понятные всем яркие образы, которые впоследствии могут быть использованы для создания креативных метафор.

Социальный класс и окружение также играют важную роль в метафорической креативности. Так, представители различных профессий будут применять свой профессиональный опыт и концепты из этой среды в качестве области источника для производства креативных метафор, создавая необычные выражения. Другим важным аспектом социального контекста является гендерное устройство общества и то, как понимание гендера отражается на стремлении к метафорической креативности. Социальная среда создает определенные опорные точки, на которых могут строиться креативные метафоры. Описывая непосредственный лингвистический контекст, Кёвечеш отмечает, что наличие метафоры в языке, так или иначе, приведет к появлению похожих креативных метафор. Важно отметить, что перечисленные контекстуальные факторы крайне редко существуют отдельно друг от друга, так как в процессе создания креативной метафоры в процессе речи или письма, одновременно сосуществуют несколько видов контекста. Метафорическая креативность существует внутри социального дискурса, поэтому, как отмечает Т. Вил, для понимания креативной метафоры необходимо, чтобы читатель знал, как именно её понять [66, 23].

Метафорическая креативность многогранна и бесконечна, в руках умелого автора она позволяет обличить в слова даже самые необычные и смелые идеи. При этом важно отметить демократичность креативной метафоры, как описывалось ранее, гениальность не является единственным условием для самовыражения. По мнению Т. Вила, именно креативность позволяет «встряхнуть язык от рутины и отправить в отпуск уставшие слова», перенося их в новый лингвистический контекст в поисках способа для выражения своих эмоций [Там же].

Выводы

1. Современная наука рассматривает время как социальный феномен, определяя его как процесс взаимодействия человека с потоком времени, фокусом исследований становятся как социальный, так и личный темпоральный опыт. Время - социальный конструкт, так, по мнению ученых, меры измерения времени являлись необходимыми факторами в процессе организации общества. Более того время является инструментом социальной стратификации, предписывая каждой возрастной группе свой регламент поведения и правила социального взаимодействия. Среди множества подходов к исследованию времени, наиболее актуальными для нас являются экономический и социально-экономический подходы. Распространенная в западной культуре метафора ВРЕМЯ - ДЕНЬГИ является продуктов капиталистических отношений, сформированных в процессе индустриальной революции.

2. Особую важность в исследованиях темпорального опыта представляют культурные различия в восприятии времени, которые также особо важны в контексте межкультурной коммуникации. Время является важнейшим фактором в формировании культурной идентичности. В контексте исследований «темпоральной ментальности» необходимо изучать как социальный, так и индивидуальный опыт взаимодействия с концептом. В следствии «демассификации времени» (Т. А. Алексина), обществом признается валидность индивидуального темпорального опыта, его субъективность и ценность способов его вербализации. Темпоральная свобода позволяет каждому осмыслять время в уникальных терминах.

3. Несмотря на растущую важность в современном культурном контексте, понятие «креативность», в отсутствии четкого определения, становится клише, «доминирующей категорией, но выхолощенным понятием» (К. Негус и М. Дж. Пикеринг). Отношение к креативности претерпело серьезные изменения; романтическая идея «божественного вмешательства» постепенно трансформировалась в модернистское представление о трансцендентном переживании. Актуальным фокусом внимания исследователей является «бытовая креативность», проявляющаяся в разговоре или культурных традициях. При этом подчеркивается социальная природа креативности и ее коммуникативная функция. Современные исследователи считают креативность «особенной способностью каждого человека» (Р. Картер). Демократизация креативности позволила расширить исследовательский контекст, сделав валидным каждое креативное переживание.

4. Феномен метафоры на протяжении долгого времени привлекал внимание исследователей, этим объясняются противоречия в его определении и критика на разных этапах развития знания. Позднее учеными были признана ценность метафоры, как важнейшего механизма познания, необходимого для продуктивного и здорового взаимодействия с обществом. Проникновение метафорики в различные дискурсы позволило доказать ее универсальность и ценность. Теория концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона дала начало новому направлению исследования. Метафора рассматривается как модус концептуализации явлений окружающего мира. Понимание поля одного концепта в терминах другого помогает выстраивать уникальные когнитивные ассоциации, позволяющие познать новые явления и феномены. Концептуальная метафора состоит из двух элементов: области источника, чьи характеристики используются для описания нового явления, и области цели, которой приписываются эти характеристики. Важно учитывать «однонаправленность метафорической проекции» метафоры, направленной от более понятного концепта к менее понятному. Концептуальная метафора не всегда выражена в структуре A is B, так как концептуальное наполнение важнее конкретной языковой репрезентации. Также необходимо подчеркнуть, что в процессе выстраивания метафорической проекции выделяются лишь некоторые салиентные признаки объектов, тогда как остальные затемняются.

5. Конвенциональными метафорами принято называть часто употребляемые выражения, воспроизведение и понимание которых не вызывает затруднения. Они помогают структурировать концептуальную систему общества, пронизывая процессы мышления и деятельности. В отдельный класс выделяют мертвые метафоры, потерявшие свою оригинальность, при этом многие исследователи подчеркивают необходимость их изучения. Конвенциональными метафорами времени являются: пространственные метафоры (напр. TIME IS LANDSCAPE / ВРЕМЯ - ЭТО МЕСТНОСТЬ), предметные метафоры (напр. TIME IS MONEY / ВРЕМЯ - ЭТО ДЕНЬГИ), персонифицирующие метафоры (напр. TIME IS A THIEF - ВРЕМЯ - ЭТО ВОР). Каждая конвенциональная метафора описывает ту или иную грань концепта время.

6. В контексте современных лингвистических исследований выделяется феномен лингвокреативности, изучаются ее виды, функции, а так же причины возникновения. Особый интерес для нас представляет метафорическая креативность, то есть обновление конвенциональных метафор или создание новых уникальных выражений для вербализации собственного опыта. Разделяя метафорическую креативность в области цели и источника, З. Кёвечеш описывает множество способов модернизации «поблекшей» метафорики. Необходимо подходить к метафорической креативности как к контекстному феномену, сформированному на основе множества факторов, например, социальный статус, культурный контекст или возраст.

2. Исследование креативной темпоральной метафорики в современной англоязычной прозе

Данная глава посвящена исследованию и анализу проявлений лингвокреативности в использовании темпоральной метафорики в современном англоязычном дискурсе. Основой для данного исследования послужил материал, собранный на основе анализа современной прозы англоязычных писателей, в процессе исследования были отобраны 100 репрезентативных креативных метафор, которые вербализуют различные грани концепта ВРЕМЯ. Задачей данного исследования является отбор креативных темпоральных метафор, а также их дальнейший анализ и категоризация на основе метафорической модели, которую они репрезентируют. Изученные концептуальные метафоры времени, несомненно, сформировались в процессе социокультурного взаимодействия человека и общества. Коллективная природа темпорального переживания и формирование временнуй метафорики позволяют глубже изучить не только конвенциональные метафоры времени, принятые и широко используемые в процессе коммуникации, которые были описаны в предыдущей главе, но и креативные авторские темпоральные метафоры, позволяющие вербализировать уникальное переживание и нюансы взаимодействия с исследуемым концептом. Отобранные креативные метафоры были разделены на десять категорий, согласно метафорическим моделям, которые они репрезентируют.

2.1 Метафорическая модель «ВРЕМЯ - ЭТО ЧЕЛОВЕК»

Когнитивная модель «ВРЕМЯ - ЭТО ЧЕЛОВЕК» несомненно, занимает одно из центральных мест в концептуальном пространстве, как индивида, так и западноевропейского общества в целом. Являясь важной частью культуры, представление о времени как о человеке, можно считать особенностью секулярного общества, отделенного от церкви. Если раньше время считалось некой дарованной богом силой, неподвластной человеческому пониманию, то позднее время отдалилось от церкви, сформировав «собственную идентичность». Онтологические темпоральные метафоры наделяют время человеческими качествами, даруя ему свободу и независимость. Персонифицируя время, человек в некоторой степени ослабляет свой контроль и позволяет ему существовать отдельно, тем самым он выстраивает новые темпоральные отношения, в которых время и человек являются равноправными субъектами. Одним из объяснений возникновения и широкого распространения этой метафорической модели можно считать укоренившееся представление о том, что контролировать или «обуздать» время невозможно, таким образом, человек наделяет его личностными качествами и приписывает разные социальные роли и профессии.