О признаках синтаксем в позициях однородных членов предложения

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 81'367.5=111

Краснодарский государственный университет культуры и искусств

О признаках синтаксем в позициях однородных членов предложения

Гардымова Илона Сергеевна

студентка 4 курса

Научный руководитель: Дорошенков Валерий Александрович,

кандидат филологических наук, профессор

Аннотация

дифференциальный синтаксический единица язык

В статье рассматриваются предложения с однородными компонентами, обращается внимание на удивительное многообразие дифференциальных синтаксических признаков синтаксических единиц, выступающих в позициях однородных компонентов предложений, выдвигается одна из версий коммуникативного поведения носителей языка.

Ключевые слова: синтаксемы, дифференциальные признаки, компоненты предложений, коммуникативное поведение носителей языка.

Resume

The article deals with contracted sentences usually filled with semantic units of various features, very often than not bearing contrasts in semantics.

Key words: syntactic units, contracted sentences, contrast in semantic, social behavior of people.

Предложения с однородными членами представляют собой довольно сложную, мозаичную картину, потому что, за казалось бы, простыми синтаксическими связями между их компонентами скрываются самые неожиданные сочетания синтаксических единиц.

Для понимания ситуации с однородными компонентами необходимо учитывать взаимодействие структурных единиц - компонентов предложения, и функциональных единиц - синтаксем, наделенных, как следует из их названия, дифференциальными синтаксико-семантическими признаками. Размышляя о неудачах в анализе падежей в рамках падежной грамматики, особенно о мучительных вопросах о числе и разнообразии падежей, Ч. Филлмор заговорил о необходимости отделить «ролевой анализ состава участников ситуации, определяемых в терминах ядерных грамматических отношений… от глубинных грамматических отношений, - такой уровень, который я раньше пытался отвергать» [1]. В этой связи интересно обратить внимание читателя на заключительные строки Ч. Филлмора в его большой работе «дело о падеже открывается вновь»[2]: «Одно из представленных мне критических замечаний в адрес падежной грамматики сводиться к тому, что падежная грамматика слишком сильно мотивированна синтаксическими соображениями». И далее он высказывает опасение о том, что «если можно с помощью правил… превратить эти «семантические глубинные структуры» (кавычки Филлмора - В. Д.)» в поверхностные формы предложений, то тогда очень вероятно, что такие синтаксические глубинные структуры… должны будут разделить судьбу фонемы». Эти «семантические глубинные структуры» были на весьма надежном основании обнаружены в России и подробно описаны в книге «Функциональный анализ синтаксических элементов» [3], а также в работе «Функциональный синтаксис» [4].

Мы не испытываем никаких огорчений по поводу того, что синтаксема заняла достойное место в ряду эмических дисциплин (именно элементарных синтаксических единиц, а не мифических «глубинных структур»), установив недостающее звено в четвертом, синтаксическом уровне языка. Благодаря утверждению синтаксемы в этом качестве, открылась возможность изучения синтаксической семантики элементов, выступающих в позиции однородных компонентов, возможность оттенить роль чисто синтаксического признака однородности в конструировании слитных предложений, а также определить особенности тесного взаимодействия однородных компонентов предложения и синтаксем. Этим «особенностям» пока нет даже имени, и им может быть посвящено отдельное исследование, которое может пролить свет на упомянутое Пешковским «сознание однородности», т. е. различных типов «сознание однородности или просто типов однородности».

Особенности эти весьма разнообразны, так как ряды однородных компонентов практически не описаны в лингвистической литературе, а в их позициях выступают синтаксемы, наделенные как тождественными, так и совершенно различными семантическими признаками. Так, в предложении Edgar and Stanley are good friends синтаксемы в позиции однородных подлежащих наделены тождественными признаками субстанциальности и идентифицируемости, чего нельзя констатировать применительно к синтаксемам в позиции однородных сказуемых в предложении: The windows were high and many (D. Laurence). Хотя обе эти синтаксемы принадлежат к категории квалификативных, однако первая наделена еще признаком квалитативности (обозначения качества), а вторая - квантитативности (обозначения количества). С позиций общей семантики («здравого смысла») такое предложение считается неприемлемым («неотмеченным»), точно так же, как и предложение Филлмора John and a hammer broke the window. Сопоставляя в рамках своей падежной грамматики отдельные предложения: John broke the window и A hammer broke the window, Ч. Филлмор отмечает, что подлежащие в этих предложениях «грамматически различны» и поэтому неприемлемо новое предложение, которое можно получить «путем соединения их подлежащих в одну однородную группу: *John and a hammer broke the window» [Филлмор, 1968]. Однако, комментируя эти наблюдения в примечании, Филлмор пишет: «Автор этих строк сознает, что… говорящий может иметь в виду то, что сделало тело Джона, когда его метнули в окно».

Так называемая «неотмеченность», или кажущаяся неприемлемость предложения с Джоном и молотком не получила удовлетворительного объяснения в рамках падежной грамматики, и позднее Филлмор, опираясь на работу Лакоффа и Джонсона, приходит к необходимости разграничения Семантики понимания (П-семантики) и Семантики истины (И-семантики), из применения которых становится ясно, что предложение с Джоном и молотком не соответствует истине, но как-то может быть понято, исходя из контекста [5]. Все это свидетельствует о том, что одной логической семантики, или просто одного здравого смысла еще не достаточно для того, чтобы убедительно описать это капризное, меняющееся «грамматически и логически отстоящее друг от друга» (Пешковский) объединение синтаксических единиц. Здравый смысл, по Гегелю, есть собрание предрассудков своего времени. Предрассудки нашего времени:

Предрассудок №1: не существует семантики уровневой, вся семантика едина;

Предрассудок №2: части речи выступают в предложении в функции членов предложения (существительное в функции подлежащего, глагол в функции сказуемого и т. п.);

Предрассудок №3: подлежащие (все мантическом синтаксисе) подлежат семантической классификации: у Кверка: Affected Subject - The fish is frying; Positioner Subject: My friend is sitting in the chair; Subject as instrument: A stone broke his glasses; Agentive Subject: Margaret is moving the grass.

Предрассудок №4: подлежащее не может быть представлено неодушевленным предметом, равно как одушевленный предмет не может быть инструментом.

Выше мы приводили наблюдения П. Робертса, над примерами, содержащими семантически несовместимые единицы. В речевой практике, в писательском творчестве такие предложения бытуют в изобилии: Сравните: When I was a little boy and sleepy, my father carried me from the car into the house (John Cheever). He was wearing grey flannel slacks and a look of surprise; Like them you were born poor and on a farm (N. West). Как видно из этих и других примеров, синтаксико-семантическое содержание синтаксем в позиции однородных компонентов может быть совершенно разным.

Рассматривая эту ситуацию на примере предложения из Стейнбека: The family song was a live now and driving him down on the dark enemy, А. М. Мухин отмечает, что «в позиции двух однородных сказуемых» (was a live and driving)обнаруживаются две разные синтаксемы: одна - стативная (из класса квалификативных синтаксем), другая - акциональная (из класса процессуальных синтаксем). О том, что «данные синтаксемы, обозначающие состояние и действие, нельзя признать «однородными», свидетельствует и их непосредственное синтаксическое окружение, которое формируется в соответствии с их сочетаемостными потенциями: акциональная синтаксема (driving) имеет при себе объектную (him) и локативную синтаксемы, с которыми не может сочетаться стативная синтаксема (wasalive)». И здесь Мухин приходит к основополагающему выводу: «языковая действительность исключает возможность смешения синтаксического признака однородности и синтаксико-семантических признаков, в частности стативного и акционального, носителями которых являются различные элементарные синтаксические единицы - компоненты предложения и синтаксемы». [6]. Иными словами, синтаксический признак однородности и дифференциальные синтаксико-семантические признаки - это разные вещи. В этом плане приемлемость или неприемлемость предложения John and a hammer broke the window определяется разными соображениями. С опорой на синтаксическую семантику John и the hammer представляют собой два экспонента одной, а именно субстанциальной агентивной синтаксемы, выраженной разными существительными: одушевленным и неодушевленным.

Учитывая ситуацию, описанную Филлмором в примечании, мы уже не можем следовать голому здравому смыслу или логической семантике, которая в общем случае запрещает приписывать признак агента неодушевленному элементу предложения, равно как и признак инструмент - одушевленному элементу. Именно поэтому выброшенный кем-то в окно Джон как элемент предложения рассматривается логической семантикой как инструмент только в порядке исключения, а в синтаксической семантике он наделен признаком агентивности. Вопреки логической семантике, язык постоянно наделяет синтаксемы в позиции подлежащего, выраженными одушевленными, неодушевленными и абстрактными существительными, признаками агента или агентивности:

Камень разбил окно.

Буря смешала землю с небом.

Fog stopped all traffic.

Fear reduced him to stunned whiteness.

The avalanche destroyed several houses.

Ваше предложение убило ее.

Во всех приведенных предложениях первый элемент, выступающий в позиции подлежащего, представляет собой субстанциальную агентивную синтаксему, выраженную разными классами существительных. В этом и состоит принципиальное различие в подходах к изучению синтаксических явлений: с опорой на смысл и прямые референтные значения устанавливается табу на признак агентивности для всех неодушевленных существительных в позиции подлежащего. (Предложение A hammer broke the window не может иметь агента в позиции подлежащего, поскольку существительное hammer(молоток) неодушевленное.

В рамках синтаксической семантики агентивность присуща синтаксемам, выраженным как одушевленными, так и неодушевленными существительными: «Если бы агентивность мы истолкавали буквально, в узком смысле (лат.аgens «действующий»), не учитывая абстрактного характера синтаксической семантики, то к агентивной синтаксеме, видимо, отнесли бы только случаи первого рода (с существительными, обозначающими живые существа, способные действовать). Агентивность же как синтаксическая семантика охватывает случаи и того, и другого рода. Понимая «инструмент» в буквальном смысле, мы отнесли бы к инструментальной синтаксеме лишь сочетание предлога с такими существительными, как hammer, chisel, knife, etc.; оставив в стороне предложные сочетания с существительными, обозначающими части или органы тела и др., и не выделили бы других инструментальных синтаксем, кроме собственно инструментальной, таких как инструментальная акциональная или инструментальная социативная, которая реализуется на базе существительных одушевленных…»[7].

Все это так, но совершенно загадочным остается невероятно разнообразное содержание синтаксем в позициях однородных компонентов, как, например, в предложениях When I was a boy and sleepy; The windows were high and many и подобных им, где парадоксально сочетаются синтаксема с признаком субстанциальности и синтаксема состояния, синтаксема с признаком качества и признаком количества. Еще более загадочным и еще более таинственным представляются сочетания признаков в пределах одной и той же синтаксемы.

В этой области отличия синтаксической семантики, лежащей в основе определения синтаксем, от смысла, или логической семантики, особенно разительны. Действительно, со стороны смысла представляется невозможным совместить в одной единице такие содержательные признаки, как признак объектности и агентивности, наличие дважды агентивных синтаксем, а также синтаксем, наделенных тремя и более, казалось бы взаимоисключающими признаками. Однако язык кишит примерами такого рода. Так, в предложении They for ced him to leave the town, - him - субстанциальная объектная агентивная синтаксема. Такими же признаками наделена синтаксема John в предложении Father ordered John to marry Helen. В предложении I saw him hanged, - him - дважды объектная синтаксема. Такой же дважды объектной синтаксемой является The report в предложении The report was ordered to be printed be Alice. Не редки также примеры субстанциальной синтаксемы, наделенной двумя признаками агентивности, как в предложении I walked down whistling.

Здесь не место удивлять читателя примерами экзотических сочетаний признаков, придуманных к тому же не лично, а самими носителями языка. Приведем лишь прозорливое наблюдение американского грамматиста: «We find that the correspondence between language and reality is not perfect; indeed, we find paradox and contradiction everywhere…

The billions of people, who over thousands of years, have reconstructed the English Language have not been striving for logic and symmetry; they have been striving for communication. We should not try to stuff their luxuriant product into a neat grammatical system»[8].

Здесь лучше всего предложить читателю последовать советам когнитивистов, в частности Ч. Филлмора, и поискать ответ на вопрос: «почему в языке существует категория, которую представляет данная форма? Почему говорящий выбрал данную форму в данном контексте?» [Филлмор, 1995]. Эти вопросы все еще ждут пытливых и настойчивых исследователей. Мы же здесь только попытаемся высказать предположения о том, почему предложения с однородными компонентами получили названия слитных (contracted sentences).

Одной из версий, всего лишь версией, является та, которая предполагает, что носители языка делают это из экономии. То ли из экономии места, чтобы покороче высказать свою мысль, то ли их экономии своих собственных усилий, когда нет желания говорить все грамматически последовательно. Может быть, короче сказать: I want you to be gentleman and generous, по сравнению с I want you to be gentleman and I want you to be generous, или, что еще более громоздко, изложить все это в форме сложноподчиненного предложения. Такими сокращенными версиями являются, по-видимому, все комплексы английского языка. Что же касается самих слитных предложений, то, как их структуры в терминах компонентов предложений, так и семантика, представляют собой обширную область лингвистических исследований. Еще большую область может составить когнитивный подход с позиций того, где сложились такие явления в диахронии и синхронии. В любом случае, нельзя игнорировать наблюдения известного грамматиста и практика РКлоуза, который пишет: «Traditional grammar is now considered to be obsolete… New theories, or “models” of grammar are constantly being developed. Yet the facts of English usage remain; and people need to know what the facts are» [9].

Литература

1. Филлмор Ч. Дело о падеже открывается вновь // Новое в зарубежной лингвистике, 1988.

2. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. М., 1977.

3. Мухин А. М. Функциональный анализ синтаксических элементов. М. - Л., 1964.

4. Мухин А. М. Функциональный синтаксис. С.-Петербург, 1999.

5. Филлмор Ч. Дело о падеже открывается вновь // Новое в зарубежной лингвистике, 1988.

6. Мухин А. М. Эксперимент и моделирование в лингвистике. С.-Петербург, 2004.

7. Мухин А. М. Вариантность синтаксических единиц. С.-Петербург, 1995.

8. Roberts P. Understanding Grammar. New York, 1964.

9. Clouse R. A. A reference Grammar for students of English. M., 1979.

Размещено на Allbest.ru