Женщины в профессионально-ориентированном дискурсе: "на чужой территории"

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 81'276.3-055.2

Женщины в профессионально-ориентированном дискурсе: "на чужой территории"

Васильева Инга Борисовна, к. филол. н.

Балтийский федеральный университет им. И. Канта

В статье представлен анализ теории различий, объясняющей гендерную вариативность в языке наличием в обществе двух различных, но в равной степени значимых гендерных субкультур ? «мужской» и «женской». Проблематичность такой интерпретации выявлена на основании материалов работ, в которых изучен коммуникативный стиль женщин в традиционно мужских профессиях (парламент, инженерное дело, полиция) с позиций этнолингвистики, социолингвистики и дискурсивного анализа. Показано, что в традиционно мужских профессиях «женский» коммуникативный стиль не имеет равноценной функциональной значимости наравне с «мужским» стилем. гендерный язык женщина коммуникативный

Ключевые слова и фразы:язык и гендер; гендерная теория; гендерные различия; профессиональный дискурс; коммуникативный стиль; социолингвистика.

In the article the author presents the analysis of the theory of differences which explains the gendervariability in the language bythe presence in society of two different but equally significant gender subcultures - “masculine” and “feminine”. The problematic character of such interpretation is identified on the basis of material of the works where the communicative style of womenin the traditionally man's professions (Parliament, engineering, police) studied from the perspectives of ethnolinguistics, sociolinguistics and discourse analysis is identified. It is shownthat in the traditionally man's professions the “feminine” communicativestyle has no equivalent functional significance on a par with the “masculine” style.

Key words and phrases: language and gender; gender theory; gender differences; professional discourse; communicative style; sociolinguistics.

С момента своего возникновения, в середине 70-х гг. ХХ в. исследования, посвященные изучению вариативности в речи мужчин и женщин, велись в рамках трех основных теоретических направлений: теории дефицитности, теории доминирования и теории различия. Данная статьяпосвящена аналитическому рассмотрению ключевых положений последней - теории различия, применительно к результатам и выводам, полученным лингвистами в области профессионально ориентированной коммуникации. Необходимо, с одной стороны, обобщить некоторые данные о коммуникативных условиях и практиках, в которых участвуют женщины, оказавшиеся по роду своей работы в традиционно «мужской» профессиональной области, а с другой ?показать, что данная теория не обладает достаточной объясняющей силой (экспланаторностью) и не применима к объяснению гендерных проблем, возникающих в области профессионального общения.

Прежде чем перейти к детальному рассмотрению теории различия, необходимо представить ее в контексте двух предшествующих ей теорий - дефицитности и доминирования. Всестороннему критическому анализу положений данных теорий посвящена обширная научная литература(см. подробноотеоретических направленияхвизучении гендера и языка: [6; 9; 14]). В рамках же данной статьи будет дан их краткий сопоставительный обзор.

В свете теории дефицитностиязык мужчин рассматривался как некий «языковой стандарт», а женский вариант - как отклонение от него. В связи с этим объяснение различий вербального поведения мужчин и женщин сводилось к фундаментальному положению о том, что женщины, в отличие от мужчин, используют язык неадекватным образом и поэтому представляют себя в устной коммуникации неуверенными, некомпетентными и более эмоциональными. Согласно теории доминированиягендерные различия в языкеобъясняются отражением внем всеобщего патриархального порядка в устройстве общества и трактуются с точки зрения проявления в языке мужских привилегий. Как социальная группа, имеющая доминирующий статус в патриархальном обществе, мужчины имеют право определять систему общественных норм и ценностей и, следовательно, влиять на формирование и утверждение языковых значений, практик и норм, дискриминирующих положение женщины в обществе. Надо отметить, что обе теории с негативных позиций характеризовали ситуацию, сложившуюся для женщин как в общественных, так и в дискурсивных практиках. Теория дефицитности представляла женщин как носителей языка, не способных достичь уровня владения языком, отвечающего мужскому лексическому и грамматическому стандартам. Теория доминирования же отводила значениям, соотнесенным с «женским» референтом, преимущественнонегативное семантическое пространство в языке, а самим женщинам - второстепенную, вспомогательную или подчиненную роль в коммуникативных практиках.

Теория различия, впервые сформулированная в начале 80-х годов прошлого века, представила собой разительный контраст с вышеописанными теориями в том смысле, что она предлагала альтернативную модель объяснения гендерных различий в языке, сняв с них дискриминирующую и негативную оценочность. Эта модель основывается на социолингвистических работах о межкультурной коммуникации. Взаимное непонимание мужчин и женщин в рамках теории различия интерпретируется как кросс-культурное непонимание представителей двух различных культур. Центральными понятиями в этой теории являются социализация(культурно обусловленное явление) и субкультура, а именно наличие в любом обществе двух гендерных субкультур - мужской и женской. В самых общих чертах теория различия объясняет формирование гендерно обусловленной специфики в языке следующим образом. Считается, что дети в процессе социализации обучаются правилам коммуникативного поведения не в смешанных группах, а в группах своих сверстников. Наличие двух субкультур в обществе предполагает различное отношение к мальчикам и девочкам, и в конечном итоге готовит их к выполнению различных социальных ролей, и дети вырастают, осваивая разные стили общения иимея различные ожидания относительно успешного процесса коммуникации. Это и объясняет коммуникативные неудачи и взаимное непонимание, часто возникающие в разговорах мужчин и женщин.

Сущность теории различия впервые прозвучала в работе Д. Мальца и Р. Боркер [10]. Их фундаментальный тезис состоит в том, что «общий подход к анализу трудностей межэтнической коммуникации может быть применен также к коммуникации двух полов» [Ibidem, p. 196]. Ученые утверждают, что с самого раннего периода социализация детей происходит среди сверстников, то есть в раздельных гендерных группах (мальчики/девочки). Игры и общение в этих гендерных группах и ведет к «выучиванию гендерно-специфических “культур”» [Ibidem, c. 203]. Причем игры мальчиков обычно включают много участников, содержат элемент соревнования и иерархической организации играющих, в то время как игры девочек обычно не содержат соревновательных элементов, а строятся на отношениях дружбы и не иерархичны. В результате девочки обучаются прежде всего коммуникативным стратегиям и навыкам, помогающим устанавливать и поддерживать дружеские отношения, выражать сопереживание и проявлять внимание к партнерам, в то время как мальчики приобретают навыки вербального самоутверждения и владения вниманием слушающих. Впоследствии общая модель коммуникации внутри группы своих сверстников переносится детьми во взрослую жизнь, что и являетсяпотенциальным источником непонимания между мужчинами и женщинами [Ibidem, p. 204].

Указанными исследователями также была предпринята попытка применить предложенную ими модель «двух субкультур» к интерпретации полученных ранее данных о гендерных различиях в языке. Согласно Мальцу иБоркер, женщины используют вопросы как стратегию поддержания разговора, а мужчины - как прямой запрос об информации; в разговорах о личных проблемах женщины предпочитают в ответ делиться своими, что обеспечивает установление межличностных отношений и выражает поддержку собеседника, амужчины рассматривают разговор о проблемах как обращение за советом, который они с готовностью предлагают; в женских группах тема разговора развивается и сменяется постепенно, вовлекая по очереди как можно больше участников, ав мужских группах тема определяется довольно узкими рамками и обсуждается дотех пор, пока не будет исчерпана, после чего резко меняется [Ibidem, p. 213]. Взаимное непонимание мужчин и женщин стало рассматриваться как своеобразный конфликт различных ожиданий и предположений, которые имеют мужчины и женщины относительно коммуникации с представителями противоположного пола.

Таким образом, теория различия показывает, что аналогично тому, как под влиянием различных культурологических факторов возникают различные этнические стили общения, в контексте различных социальных условий развиваются гендерно специфические стили общения, с характерными для них ожиданиями, представлениями и интерпретациями коммуникативных стратегий. Причем эти гендерные стили различаютсялишь формальными характеристиками, а в остальном вполне адекватно обеспечивают коммуникацию внутрисообществ, которые их используют.

Именно благодаря нивелированию негативных оценочных коннотаций (неадекватность, дефицитность, дискриминация, подчинение) в гендерных различиях в языке, «субкультурная» модель послужила сильным стимулом для проведения исследований, направленных на выявление особенностей общения внутри мужской и женской субкультур.

Два гендерно-специфических коммуникативных стиля были детально исследованы и описаны в работах ряда лингвистов [4; 5; 7; 12; 15]. При этом в традициях «субкультурного» подхода была полностью пересмотрена коммуникативная компетенция и стиль женского общения с позитивных позиций. В рамках теории гендерных различий положительные характеристики были выбраны для женского коммуникативного стиля: онописывался как стиль сотрудничества, благожелательный по отношению к собеседнику (cooperative,supportive), ориентированный на потребности социального лица адресата (other-oriented). Д.Таннен ввела всвязи с этим термин стиль высокой заинтересованности(high involvement style) [15, p. 63].В результате вцентре «новой модели дефицитности» оказался стиль общения мужчин, а их трудности вербального самовыражения представлялись вдовольно невыгодном свете [2].

Благодаря широкому распространению результатов исследований, полученных в рамках субкультурной модели и их селективному использованию за пределами академической сферы, элементы так называемого стиля сотрудничества и высокой заинтересованности нашли широкое распространение в бизнесе, а точнее сфере услуг. Так, телефонные центры (колл-центры) Великобритании специально разработали и «феминизировали» сценарии общения своих телефонных операторов с клиентом, включив в них многие стереотипные элементы женского стиля, такие как приветливый и заботливый тонголоса, использование улыбки иэкспрессивной интонации, передающей искренность и стремление помочь клиенту, а также установление контакта с собеседником с помощью вопросов, кратких ответов и других средств, способствующих непринужденному развитию разговора и сигнализирующих о том, что оператор внимательно («активно») слушает, не теряя нити разговора и не забывая о клиенте, обрабатывая при этом его запрос [Ibidem].

Казалось бы, теорииразличия удалось избежать негативных обертонов и тем самым как бы разрешить конфликт «мужского» и «женского» в речи: мужской и женский коммуникативные стили стали представляться как равные, но разные(equal but different). Однако далеко не все результаты работ по гендерной проблематике поддаются интерпретации с точки зрения теории различия и упрощенной трактовке мужского иженского стиля как равноправных, но различных. Как подчеркнула Д. Камерон, «различные дискурсивные стратегии возникают в различных социальных контекстах и используютсядля выполнения разных задач, ане просто для выполнения одной задачи, но различными способами» [3, p. 44]. Особенно показательны вэтом плане работы, направленные на изучение дискурсивных практик и стратегий вербального взаимодействия мужчин и женщин в сфере профессиональной коммуникации. Выполненные в данном направлении исследования показывают, что присутствие женщин в таких традиционно мужских профессиональных сферах, как политика, инженерное дело или охрана общественного правопорядка (полиция), все еще является довольно проблематичным в связи с тем, что, во-первых, женщины все еще представляют в них меньшинство, а во-вторых, сам факт появления женщин в этих сферах воспринимается как их символическое «вторжениенатерриторию мужчин». Поэтому женский коммуникативный стиль и манера «не вписываются» вобщие дискурсивные практики, каноны которых исторически сложились в условиях исключительного доминирования в этих сферах мужчин. Отметим лишь несколько работ, иллюстрирующих данный тезис.

Исследование С. Шо было выполнено в рамках этнолингвистического подхода на материале данных, полученных в результате анализа 60 часов видеозаписей различных парламентских событий, а также интервью сженщинами-парламентариями [13]. Целью исследования было выяснение, в какой степени женщины «принимаются» в такое институализированное и гендерно специфическое языковое и общественное пространство, как Палата общин, нижняя палата парламента Великобритании, и каким образом они участвуют в его работе. При этом недавно правительством были предприняты меры по увеличению числа женщин-парламентариев.

Важно отметить, что вплоть до второй половины ХХ в. Парламент Великобритании оставался сферой деятельности исключительно мужчин, и поэтому правила ведениядебатов в нем сложились и регулировались на протяжении многих веков как нормы и порядки, установленные мужчинами, и в силу этого дискурс парламентских дебатов является довольно конфронтационным и состязательным.

Правила ведения дебатов представляют собой строго регламентированный тип дискурса. Сами дебаты проходят под председательством спикера, который следит за порядком и за тем, чтобы парламентарии строгоследовали формату дебатов и не отклонялись от темы. Члены парламента имеют право высказываться только тогда, когда получают на это разрешение спикера. Во время дебатов парламентарии должны обязательно использовать так называемый парламентский язык: обращаться друг к другу только в третьем лице (например, Honorable Lady, Honorable Gentleman), их речь должна быть обращена к спикеру, а не напрямую к своемуоппоненту. Однако успех политической карьеры и влияние парламентария в Палате общин определяетсянетолько его умением следовать правилам, но и его способностью пренебречь правилами, чтобы высказать свою точку зрения. Поэтому в практике дебатов в парламенте высоко ценятся и официальные, разрешенные спикером и вносимые в протокол выступления, и неофициальные выступления, то есть групповые или индивидуальные реплики с места, перебивающие выступающего и выражающие ему поддержку или неодобрение. При этом последние зачастую допускаются спикером, не вызывая его замечаний. Наиболее крайним случаем нарушения хода парламентских дебатов является практика «флибустьерства». Это особый прием, осуществляемый группой парламентариев отдельной партии, и целью его является «захватить» или «присвоить» для своих выступлений все время, отведенное на дебаты, с тем, чтобы не допустить завершения дебатов и принятия решения [13, p. 309].

Исследование показало, что женщины-парламентарии подвергаются большему давлению со стороны спикера в случае, если в своих выступлениях не следуют предписанным нормам парламентского языка. Особенно интересными оказались результаты, касающиеся права выступления в Палате общин. Что касаетсяофициальногоправа выступления на дебатах, то оно предоставлялось мужчинам и женщинам в равной степени, пропорционально их представительству (числу) в Палате общин. Однако соотношение официальных инеофициальных высказываний выявило разительный дисбаланс в гендерном плане: 90% всех неофициальных реплик «сместа» были сделаны мужчинами, что фактически значительно снизило общую долю участия женщин в дебатах [Ibidem, p. 308]. В материале С. Шо также было выявлено три случая «флибустьерства» во время дебатов, причем во всех случаях в них участвовали только мужчины [Ibidem, p. 309]. Наосновании анализа полученных данных С. Шо был сделан вывод о том, что женщины-парламентарии не обладают равным с мужчинами статусом в Палате общин. Будучи в меньшинстве, они стремятся строго следовать правилам и принятым впарламенте практикам и не участвуют в практиках, нарушающих ход дебатов. Тем не менее эта стратегия отказа от «мужских правил игры» снижает их влияние и минимизирует эффективность их вклада в деятельность Палаты общин, закрепляя за ними статус аутсайдеров, находящихся «на чужой территории» (С. Шо использовала термин interloper, который согласно толковому словарю Вэбстера, Webster's New World Dictionary, означает человека, оказавшегося в ситуации или месте, где он не нужен или к которомуне имеет никакого отношения) [16].

С позиций дискурсивного анализа было проведено исследование, демонстрирующее, каким образом гендерные императивы могут вступать в конфликт в определенном сообществе практик в технической сфере [1].В фокусе исследования В. Бергваль находились коммуникативные стратегии, используемые на аудиторных занятиях студентками, получающими инженерную специальность в Мичиганском технологическом университете (который, помимо всего прочего, стремился к увеличению количества женщин среди своих студентов).Поскольку инженерная специализация является традиционно мужской, то «культурный контекст, вкотором студенты готовятся стать инженерами, является, следовательно, и андроцентричным и гендернополяризованным» [Ibidem, p. 177]. Эта ситуация предъявляет разные требования к гендерной роли студентокженщин: с одной стороны, достижение академического успеха требует проявления упорства и настойчивости, присущих мужскому общению, а с другой - поиск романического партнера, характерный для этого жизненного этапа, требует соответствия традиционному стереотипу женственности. В. Бергваль показала, что нааудиторных занятиях эти два императива, действующие в противоположных направлениях, заставляют студенток использовать широкий спектр стратегий, от типично мужских до типично женских. Но в любомслучае они действуют против женщин, обеспечивая им либо одну цель, либо другую, но не обе. В частности, В. Бергваль отметила, что на аудиторных занятиях по письменному английскому реплики и смех студентов группы могли заставить академически сильную женщину-студентку прервать свое высказывание или, как бы в оправдание сказанному, сделать самокритичное замечание. В то же время смех, сопровождающий высказывание менее академически успешного мужчины-студента,рассматривался им как одобрение или поддержка и не заставил его прекращать высказывание. Кроме того, та же студентка, проявившая активность назанятиях, получила самый низкий балл по результатам взаимооценки (взаимооценка - это вид оценки работы студента,при котором студенты сами оценивают академическую работу своих коллег по группе в конце семестра). Её участие в занятиях было оценено тем же баллом, что и участие мужчины-студента, который практически не выступал на занятиях. Более того, студентка, предпочитавшая молчать на занятиях, получила более высокий балл по результатам взаимооценки, чем её активно занимавшаяся коллега по группе. Так группавыразила свое критическое отношение к уверенной манере коммуникативного поведения своей коллеги.

Анализ устной коммуникации на аудиторных занятиях показал, что социальные роли женщин-студенток технологического университета вступают в конфликт, затрагивающий гендерную идентичность, что особенно заметно в женском дискурсе. С одной стороны, чтобы быть успешными студентами, женщины-студентки стремятся к достижению академических целей и овладению профессиональными знаниями, а с другой стороны, подобная целеустремленность вступает в конфликт с традиционными гендерными ожиданиями о том, что соревновательный дух и соперничество не присущи молодым женщинам, которые хотят быть привлекательными для мужчин. Подобный конфликт гендерной и профессиональной идентичности был зафиксирован и в исследовании, выполненном с применением концепции дискурсивного позиционирования [8].

Наконец, в рамках социолингвистического исследования было изучено общение в другой традиционно мужской профессиональной сфере - в полиции города Питтсбург (США), где в середине 1970-х в рамках специальной инициативы в полиции стали привлекать большее число представителей социальных групп, недостаточно широко вовлеченных в данную профессиональную область, в том числе женщин [11]. Исследование Б. МакЭлинни было направлено на то, чтобы выяснить, как происходит интегрирование женщин в типично мужскую профессиональную среду. Материалом для анализа послужили транскрипты бесед полицейских, выезжающих на вызовы в связи со случаями проявления домашнего насилия, с потерпевшими, а также непосредственные интервью с женщинами, пришедшими работать в полицию. Исследование показало, что, находясь в профессиональной мужской сфере, женщины принимают коммуникативные нормы общения, характерные для мужского стиля, и следуют им, хотя, как они подчеркивают в своих интервью, в обычной жизниэто не является типичной для них манерой.

Профессиональный стиль и манера общения полицейских-женщин и мужчин был охарактеризован исследователем как экономия эмоций(economy of affect) [Ibidem, p. 313], в особенности это касается проявлениядружелюбного настроя и выражения сопереживания по отношению к потерпевшим. При составлении протокола в общении с жертвами домашнего насилия женщины-полицейские использовали обезличенный, бюрократический стиль, сигнализирующий об эмоциональной дистанции и отстраненности. Они старались не проявлять эмоций, даже если самижертвы домашнего насилия, оказавшиеся в тяжелой ситуации, обращались к полицейским за сочувствием и сопереживанием. Подобный стиль включает такие приемы управления дискурсом, как долгие паузы, отстраненность, перебивание высказывания собеседника, отсутствие своевременного ответа на вопрос собеседника, резкая смена общего направления беседы и некоторые другие [Ibidem, p. 321]. Сами женщины-полицейские в своих интервью расценивали подобный коммуникативный стиль как проявление своего профессионализма. Они считали, что, подобно врачам, адвокатам или судмедэкспертам, они должны рассматривать пострадавших как случай из своей профессиональной практики, беспристрастному и объективному разрешению которого они должны способствовать. Такая манера подчеркивает, что в любых, даже самых сложных и опасных ситуациях, полицейский действует хладнокровно, сохраняя самообладание и уверенность в себе.

Подводя итоги представленного выше обзора, прежде всего необходимо подчеркнуть: результаты исследований, отражающих состояние проблемы в англоязычной культуре и обществе, показывают, что присутствие женщин в традиционно мужской профессиональной сфере и мужском языковом пространстве все еще остается проблематичным. С одной стороны, общество осознает необходимость изменений, предпринимая попытки устранить неравенство мужчин и женщин в профессиональной и общественно-политической сферах, а с другой, появление женщин в традиционно мужских профессиональных доменах происходит преимущественно «по решению сверху», а не потому что женщины находят эти профессии особенно привлекательными для себя. В результате женщины в таких профессиональных сферах все еще составляют меньшинство.

Далее такая ситуация не может быть адекватно объяснена с позиций широко распространенной теории двух гендерных субкультур. Дело в том, что присутствующий в теории гендерных различий релятивизм приукрашивает действительность, считая мужской и женский стили общения просто различными и комплементарными по отношению друг к другу (разные, но равные). Этот релятивизм скрывает тот факт, что два элемента гендерной дихотомии неравноправны и противопоставлены друг другу по различным основаниям. Они оцениваются в обществе по-разному и имеют различную значимость, подобно тому как противопоставляются по своей значимости публичная и частная сфера жизни общества, типично мужские и типично женские роли, занятия, интересы и профессии.

Наконец, рассмотренные исследования показали, каковы лингвистические и дискурсивные последствия такого положения вещей для женщин, символически оказавшихся «на чужой территории», в мужских профессиях.В этом отношении для них появляются три возможности. Первая состоит в том, что женщины должны научиться принимать и приспосабливаться к коммуникативным нормам и практикам мужской профессиональной среды, иначе эффективность и степень участия женщин в профессиональной коммуникации может быть сильно ограниченна или сведена на нет. Другой возможностью для женщин является сочетание в профессионально ориентированной коммуникации элементов как мужского, так и женского стиля. Однако, каким бы гармоничным не было это смешение гендерных стилевых элементов, оно не ведет к формированию гендерно-нейтральногостиля, приемлемого в любой ситуации, и зачастую не обеспечивает женщинам положительной оценки в профессиональном сообществе, так как они продолжают оцениваться прежде всего на основании гендерного, а не профессионального критерия [9]. Поэтому их отказ от типично женского коммуникативного стиля на рабочем месте может привести к восприятию их как аберрантных представителей своей гендерной группы. Третья возможность все же отражает случай, когда за женским коммуникативным стилем закрепляется статус наиболее востребованного и преобладающего стиля в бизнесе, однако этим видом бизнеса является сфера услуг - именно та сфера, которая изначально ассоциируется с женщинами и их коммуникативным стилем.

Очевидно, что женщинам довольно сложно выйти за рамки своей традиционной роли в обществе (роли опекуна, «услугодателя», исполнителя, подчиненного) и оказаться в профессиональной сфере мужчин. Непростоизменить укоренившиеся гендерные стереотипы в обществе. Ни одна из указанных коммуникативных стратегий не обеспечивает женщинам конкурентного преимущества перед мужчинами, даже если они хотятстать подлинно равноправными участниками типично «мужских» профессиональных сфер.

Поэтому перспективным направлением исследования представляется изучение дискурсивных практик иконтекстов профессиональной коммуникации, где один пол оказывается в профессиональной сфере доминирования другого пола (женщины в «мужских» профессиях, мужчины в «женских» профессиях). Эта область гендерных исследований требует дополнительного и более тщательного изучения как в эмпирическом, так и в теоретическом плане. Кроме того, сопоставление в этом отношении англоязычных и русскоязычных данных будет способствовать углубленному изучению проблемы гендерной специфики профессионального общения в межкультурном аспекте.

Список литературы

1. Bergvall V.Constructing and Enacting Gender through Discourse: Negotiating Multiple Roles as Female Engineering Students // Rethinking Language and Gender Research: Theory and Practice / V. Bergvall, J. Bing, A. Freed (eds.). Longman: London and N. Y., 1996. P. 173-201.

2. Cameron D.Styling the Worker: Gender and the Commodification of Language in the Globalized Service Economy // Journalof Sociolinguistics. № 4/3. Blackwell Publishers, 2000. P. 323-347.

3. Cameron D.The Language-Gender Interface: Challenging Co-Optation // Rethinking Language and Gender Research: Theoryand Practice / V. Bergvall, J. Bing, A. Freed (eds.). London: Longman, 1996. P. 31-53.

4. Coates J.Women Talk. Oxford: Blackwell, 1996. 325 p.

5. Coates J., Cameron D. (eds.).Women in Their Speech Communities. London: Longman, 1988. 191 p.

6. Coates J., P. Pichler (eds.).Language and Gender: a Reader. 2ndedition. Wiley-Blackwell, 2011. 615 p.

7. Holmes J. Women, Men and Politeness. Longman, 1995. 254 p.

8. Jorgenson J.Engineering Selves: Negotiating Gender and Identity in Technical Work // Management Communication Quarterly.

Sage Publications, 2002. Vol. 15. № 3. P. 350-380.

9. Litosseliti L.Gender and Language: Theory and Practice. London: Hodder Education, 2006. 192 p.

10. Maltz D., Borker R.A Cultural Approach to Male-Female Miscommunication // Language and Social Identity / J. Gumperz (ed.).Cambridge: Cambridge University press, 1987 (first 1982). P. 196-216.

11. McElhinny B.“I don't Smile Much Anymore”: Affect, Gender andthe Discourse of Pittsburgh Police Officers // Language and Gender: a Reader / J. Coates (ed.). Oxford: Blackwell, 1998. P. 309-327.

12. Nordenstam K.Male and Female Conversational Style // International Journal of the Sociology of Language. 1992. № 94. P. 75-98. 13.Shaw S.Governed by the Rules? The Female Voice in Parliamentary Debates // Language and Gender: a Reader. 2nded. / J. Coates, P. Pichler (eds.). Wiley-Blackwell, 2011. P. 300-315.

14. Talbot M.Language and Gender. 2ndedition. Cambridge: Polity Press, 2010. 272 p.

15. Tannen D.Gender and Discourse. Oxford - N. Y.: Oxford University Press, 1996. 229 p.

16. Webster's New World Dictionary. 3rdCollege Edition / V. Neufeldt, D. B. Guralink (eds.). New York: Simon & Schuster, 1988. 1574 p.

Размещено на Allbest.ru