Особенности формирования антропонимической формулы на полиэтнической территории

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Особенности формирования антропонимической формулы на полиэтнической территории

Филологические науки

Гурская Юлия

В статье раскрываются особенности становления антропонимической формулы на полиэтнической территории Великого княжества Литовского. На материале деловой письменности XV-XVIII вв. выявляются типы антропонимических формул, формирующиеся под влиянием лингвистических и экстралингвистических факторов. Уделяется внимание расширенным антропонимическим формулам как сложным социокультурным знакам, отражающим особенности организации общества и духовной культуры жителей полиэтнической территории.

Ключевые слова и фразы: антропоним; расширенная антропонимическая формула; социальный статус лица; апеллятивные конкретизаторы.

Становление антропонимической формулы, ее структура, компонентный состав рассматривались на материале различных языков в трудах Н. В. Бирилло, С. И. Зинина, С. М. Медведь, И. А. Королевой, Е. В. Литус, С. Н. Смольникова и др. Вместе с тем особенности становления формулы именования на полиэтнической территории изучены еще недостаточно. Это относится и к исторической онимии белорусского ареала, который в XIII-XVIII вв. входил в состав Великого княжества Литовского (ВКЛ), населенного разными народами и этническими группами. Взаимодействие многих языков, этнических групп на территории одной страны, сложная сословная дифференциация социума находят отражение и в способах идентификации лица.

Цель статьи - исследование особенностей формирования антропонимической формулы белорусского ареала с учетом действия лингвистических и экстралингвистических факторов. Особое внимание уделяется развернутым формулам, представляющим собой «полное описательное именование лица, реализующее максимальную его идентификацию с учетом социальной принадлежности именуемого и конкретной исторической эпохи» [10, с. 36]. Материалом для исследования послужили памятники разных жанров официально-деловой письменности Великого княжества Литовского XV-XVII вв., а также метрические книги XVII-XVIII вв.

Формула именования лица является сложным социокультурным знаком, формирование которого проходило во многом под влиянием этноязыковых и социально-экономических процессов. С середины XV в. в ВКЛ начинается процесс дифференциации сословий, окончательное оформление которого приходится на XVI в. [7, с. 114].

В расширенных антропонимических формулах выявляется социальный статус лица - «соотносительное положение человека в социальной системе, включающее права и обязанности и вытекающие отсюда взаимные ожидания поведения» [9, с. 3]. Индикация социального статуса отражена в формулах именования лица на структурном, лексическом, словообразовательном и грамматическом уровнях.

На структурном уровне социальная дифференциация именуемых лиц выявляется в количественном составе компонентов антропонимической формулы. В грамотах XV в. однолексемные антропонимы (личные имена или прозвища), антропонимы и апеллятивные конкретизаторы чаще всего употребляются по отношению к следующим социальным и этническим группам: 1) мещанам: мещанину виленскому Санчелю [12, c. 51]; 2) духовенству: Павлу, дьяку [11, с. 23]; 3) слугам: Мякало чоловек служебныи, путныи [Там же, c. 31]; 4) членам семьи, сыновьям, братьям: сыну его Федку [12, с. 48]; 5) иноверцам: жиду троцкому Моисею [Там же, c. 86]; татарину Азызку [Там же, c. 65]. Патронимом в форме Pluralia tantum назывались представители одной семьи: Хребтовичомъ всимъ; два Добаревича [11, с. 55].

В отличие от данных групп населения представители высших социальных слоев при повторном упоминании в грамотах идентифицировались с помощью фамилий: Сопега; Нарбуту [Там же, c. 21] и составных наименований: князю Сонъкгушку; пану Завиши [Там же, c. 19, 67]; дворанина …Жабу [12, с. 136].

Продуктивные до XV в. именования одним антропонимом в XVI-XVII вв. сменяются структурами с двумя антропонимами. Наиболее частотными в памятниках XV - начала XVI в. являются двучленные структуры имя + патроним (фамилия) с суффиксами -ич, -ович / -евич, -инич, связанные с восточнославянской традицией именования. Данный способ идентификации не имел социальных, этнических и территориальных ограничений, что обеспечивало его высокую продуктивность в белорусском ареале. Указанные форманты участвовали также в образовании фамилий литовского, татарского, еврейского происхождения: Довбор Товтвоишович; Магмет Обдулич [18, c. 76, 104]; жид Городенский Мошко Докторович [3, c. 20].

Важным компонентом в формулах именования является топоним или оттопонимное образование, выраженное прилагательным. Адъектив, образованный от топонима, стоящий в препозиции, обычно обозначал место проживания или правления именуемого: наместник волковыискии, пан Ивашко Ильинич [11, c. 24]; воевода троцкий, пан Радивил [12, c. 24]. Более ранними являются аналитические структуры: чоловек господарский з Горницы Хотен Лазарович [2, c. 43].

Антропонимические формулы имя + оттопонимное обозначение составляют неоднородную с точки зрения социальных коннотаций группу. Фамилии с суффиксом -ский были типичными для князей и богатой шляхты, в то время как наименования на -ец, -ин - для представителей низших социальных слоев: пану Ивашку Рогатинскому [11, c. 43]; подданного господарьского Городенского Богдана Заполянина [2, c. 359]; Васку Брянцу [11, с. 36]. антропонимический полиэтническая территория

После Люблинской унии 1569 г. усиливается полонизация белорусских, литовских, немецких, татарских элит, что отражено в возрастании формул имя + фамилия с формантом -ский / -цкий. При этом фамилии на -ский / цкий под влиянием моды на польские именования образовывались не только от топонимов, но и на базе антропонимов и апеллятивов: pan Abraham Smolski [1, c. 424] < Исмаил: Измаил; pan Jуzef Jotkowski [Там же, c. 421], cр. лит. Juodбitis, Juod?lis < jъodas `черный'; Ян Шванский, ср. нем. schwan `лебедь' [4, c. 458].

Наименования на -ский отмечены также в особой группе двойных фамилий, которые просуществовали вплоть до XX века. Их продуктивность приходится на XVII-XVIII вв., когда «удлиненные» фамилии под влиянием польской культуры приобретают коннотации `достойнее', `древнее', `престижнее' [20, S. 74]; ср. в метриках: Констанцiя урожденная изъ Волосовскихъ Святополкъ-Мирска [17, д. 2, л. 507]; дворянки Юлии Базылевны Гинтовъ-Дзевялтовской [Там же, д. 50, л. 35].

Отмечаются двучленные формулы: имя + прозвище: Федор Кошка; имя + имя: Петром Мицутою < Миц: Дмитрий [3, с. 27]. Особую группу составляют фамилии, образованные от геральдических названий, которые также являлись символом социального статуса: Миколаи Шчит; Ян Сокерка [2, с. 54, 338].

На лексическом уровне социальная дифференциация лиц осуществлялась с помощью апеллятивных конкретизаторов - наследственных титулов: князь Юри Гольшаньскии [11, c. 21]. Для представителей привилегированного сословия в грамотах XV в. самым продуктивным типом именования является структура: пан + имя + фамилия (патроним): пан Андреи Сакович [Там же, c. 22-23].

В силу того, что в XVI-XVII вв. двулексемные формулы охватывают практически все социальные группы, трехчленные формулы пан + имя + патроним + фамилия становятся идентификатором социального статуса среди белорусской шляхты: пан Илья Иванович Илинич [Там же, c. 86]; пан Василеи Богданович Чиж [18, c. 50].

Употребление трехчленных моделей связано также с омонимией патронимов и фамилий на -ович / -евич /

-ич, что затрудняло идентификацию. Спорадически употреблялись четырехчленные структуры: имя + имя + патроним + фамилия: пан Ян Литавор Богданович Хребтовича [11, с. 70]; имя + патроним + патроним + фамилия: Гринаша Гринковича Яцковича Кочановича… отец его Гринашко Яцкевич Кочан [2, с. 216].

Показателем принадлежности к шляхетскому сословию была служба с земли, в силу чего с 1529 г. в качестве синонима к термину шляхта получает распространение лексема земяне (из польск. ziemia - `земля') - «землевладельцы»: земенином господарским Городенским Щастным Еесимонтовичом; дворяне - шляхтичи, которые служили при дворе великого князя или короля: дворанинъ господарьский панъ Дмитръ Яновичъ Сопежичъ [3, с. 57, 371].

После введения в 1697 г. в делопроизводство польского языка употребление термина шляхта в документах возрастает. В метрических книгах XVII-XVIII вв., фиксирующих представителей католического вероисповедания, употребляются польские лексемы: szlachta, szlachetni; латинские: Nobiles: Antoni Ginttowt Nobilem [16, д. 1197, л. 53]; Michal Steckiewicz Barbara Eysymontow szlachta [21, д. 129, л. 3].

Для обозначения жителей городов использовались номинации мещане; в метрических книгах на латинском языке - термин civis: мещане ковенские Кгрикг Довкгиник, а Матей Дворчанин [3, c. 2]. Именования крестьян и горожан в XV-XVI вв. содержат обычно в препозиции апеллятивы, указывающие на профессию, род занятий именуемого: шиндельник господарьский Чиж Юшкевич; колесник кролевой ее милости Микула Пацутич; дегтяра Мокея Глебковича [2, с. 5, 93].

Более поздней моделью является формула с инициальной позицией имени собственного и последующими характеризующими апеллятивами: Петр Чешейко - войт а Матыс Пескiй - бурмистр места Городенского [Там же, c. 7].

На грамматическом уровне низкий социальный статус выражен с помощью наименований с инверсионным порядком компонентов, при котором в начале структуры стояло имя феодала в родительном падеже, а в конце - имя лица, не обладающего юридическими правами: служебника пана Иванова Богдановича Воловича Лукаша [Там же, c. 26]; тивун пана Быстрыцкого Шимко Жвиркович [3, с. 94].

На уровне словообразования выражением социального статуса с середины XVI до начала XVII в. служат эмоционально-оценочные формы личных имен, с помощью которых в актах деловой письменности идентифицируются все слои населения, кроме шляхты: Станчик сотник; бояре господарьские Мисюта а Еско а Ивашко Радивиловичи служебника своего Сташка Болтромеевича; мещанина Мишка Оношковича [2, c. 1, 13, 27, 78]. Употребление эмоционально-оценочных форм имен по отношению к боярам объясняется, вероятно, тем, что во второй половине XVI в. бульшая их часть вошла в шляхетское сословие, а те, кто не подтвердил право на землю, приписывались к людям «простого положения», ср.: слуги и бояре их милости на име: Станислав Бията, Пронко Рекуть, Данило Мотер, Кондрат Лебеденко [5, c. 29].

Вместе с тем щитные, панцирные слуги могли замещать полноправного шляхтича на военной службе, что повышало их статус и выражалось в преобладании полных официальных форм имен у простолюдинов: ставил служебника своего на имя Станислава; ставила слугу Андрея [13, c. 684, 691].

Татарские и еврейские антропонимы адаптировались также путем присоединения славянских (реже балтийских) эмоционально-оценочных суффиксов: татарина Алька Адамовича; жида Мошка Хорошенького [2, с. 9, 64].

Особый статус женщины в ВКЛ был детерминирован полом, социальным происхождением, местом в семье, а также семейным положением. Женщина была ограничена в социально-правовом отношении, что находит отражение в формулах именования, содержащих в своем составе патронимы с формантами ? овна / -евна,

-инна, -енна, -анка / -янка; а у замужних женщин - андронимы с суффиксами -овая / евая, -иная, -ская / -цкая: бояриня господарьская Кгокголевская; наймитку …Андрейковую Марюху; пани Олена Венславовна Авкгуштыновая [Там же, c. 357, 375, 443]; Кахны Дудчанки; Оксимья Степановна Тишинна [3, c. 269, 283]. Наименования представительниц татарских, еврейских родов отражают влияние славянской антропонимической системы: Мустафиная, татарка; жидовка Городенская Добруша Мархаевая [2, с. 9, 22].

Индикатором низкого социального статуса выступают наименования, в которых антропонимы отсутствуют. Данные структуры употреблялись для обозначения слуг, женщин, детей и представителей некоторых этносов: наместника пана Миколаева Кунцевича на цигана; свесть свою Величковую [Там же, c. 41, 189]; Барбара Богдановая вдова выслала сына своего, лет недорослого детину; з Седелник в повете Волковысском слуга на мерине [13, с. 684, 695].

Таким образом, в памятниках ВКЛ XV-XVIII вв. употреблялись в разной степени разветвленные структуры. Расширенные формулы именования выполняли не только функцию идентификации лица, но и отражали особенности организации общества, социальный статус человека, иерархию ценностей наших предков. На становление антропонимической формулы на полиэтнической территории оказывало влияние взаимодействие антропонимических систем разных языков.

Список литературы

1. Акты, издаваемые Археографическою Виленскою комиссией для разбора древних актов: в 39-ти т. Вильна: Тип. А. К. Киркора, 1865-1915. Т. VII. 1874. 614 с. 2. Акты, издаваемые Археографическою Виленскою комиссией для разбора древних актов: в 39-ти т. Вильна: Тип. А. К. Киркора, 1865-1915. T. XVII. 1890. 560 c.

2. Акты, издаваемые Археографическою Виленскою комиссией для разбора древних актов: в 39-ти т. Вильна: Тип. А. К. Киркора, 1865-1915. Т. XXI. 1894. 418 c.

1. Акты, издаваемые Археографическою Виленскою комиссией для разбора древних актов: в 39-ти т. Вильна: Тип. А. К. Киркора, 1865-1915. Т. XXII. 1895. 471 c.

2. Акты, издаваемые Археографическою Виленскою комиссией для разбора древних актов: в 39-ти т. Вильна: Тип. А. К. Киркора, 1865-1915. Т. XXXVI. 1910. 624 c. 6. Бирилло Н. В. Белорусская антропонимия: автореф. дисс. … д. филол. н. Минск, 1969. 47 с.

3. Довнар-Запольский М. В. История Белоруссии. Минск: Беларусь, 2005. 680 с.

4. Зинин С. И. Структура русских антропонимов XVIII в. (на материале актовых книг г. Москвы) // Ономастика:

5. сб. статей. М.: Наука, 1969. С. 79-83. 9. Карасик В. И. Язык социального статуса. М.: Ин-т языкознания РАН; Волгогр. пед. ин-т, 1991. 495 с.

6. Королева И. А. Деловая письменность как основной источник изучения антропонимической лексики (становление современной формулы фамилия, имя, отчество). М. - Смоленск: СГПУ, 2000. 158 с.

7. Литовская метрика / Ин-т истории Литвы. Вильнюс, 1998. Кн. 3 (1440-1498) / подгот. Э. Банионис. 162 с.

8. Литовская метрика / Ин-т истории Литвы. Вильнюс, 2004. Кн. 4 (1479-1491) / подгот. Э. Банионис. 285 с.

9. Литовская Метрика: отд. первый / Императ. археогр. комисс. Петроград, 1915. Ч. 3. 1378 с. (Русская историческая библиотека, т. XXXIII).

10. Литус Е. В. Специфические особенности антропонимической формулы в русско- и украиноязычных песнях казаков Кубани // Альманах современной науки и образования. Тамбов: Грамота, 2014. № 9. С. 66-70.

11. Медвiдь С. М. Еволюцiя антропонiмних формул у слов'янських мовах: автореф. дисс. ... д. фiлол. н. Кипв, 2000. 40 с.

12. Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). Ф. 1781. Оп. 26.

13. НИАБ. Ф. 1781. Оп. 37.

14. Перапіс войска Вялікага княства Літоўскага 1528 года / падрыхт. А. I. Груша, М. Ф. Спірыдонаў, М. А. Вайтовіч. Мінск: Бел. навука, 2003. 444 с.

15. Смольников C. Н. Функциональные аспекты исторической антропонимики (на материале деловой письменности Русского Севера XVI-XVII вв.): дисс. … к. филол. н. СПб.: СПбГУ, 2005. 426 с.

16. Bystroс J. S. Nazwiska polskie, Lwуw; wyd. 2 uzupeіnione. Lwуw 1936, reprint. Warszawa, 1993. 300 S.

17. Lietuvos Valstybлs Istorijos Archyvas. F. 604. Ap. 10.

Размещено на Allbest.ru