Физиологические подробности как составная часть повествовательной стратегии современных писательниц Мордовии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Физиологические подробности как составная часть повествовательной стратегии современных писательниц Мордовии

Филологические науки

Жиндеева Елена

В статье изложены авторские рассуждения относительно значения физиологических описаний в творчестве представительниц современного литературного процесса Мордовии. Рассмотрение проблемы на материале литературных опытов молодых писательниц Мордовии позволяет прийти к оригинальным выводам о сходствах и различиях повествовательных стратегий в прозе А. Оправхат, Н. Шеметовой.

Ключевые слова и фразы: натурализм; повествовательная стратегия; топос; женская проза; художественный мир; типология; отечественное литературоведение.

В настоящее время при осмыслении современной литературы в России все чаще происходит обобщение непростого художественного материала (в том числе и на уровне развития региональной прозы) в пользу выявления общей концепции воссоздания художественного мира средствами, доступными писателям-современникам. Частично об эволюционировании идеи сравнительно-сопоставительного и типологического подходов к анализу двух уровней (общероссийского и регионального) литературного процесса мы уже говорили не раз [2; 3; 9], однако наиболее интересная часть такого процесса ? его гендерный аспект ? вместе с тем пока оставалась вне поля нашего зрения. Справедливости ради можем констатировать и тот факт, что специфика женской прозы Мордовии вообще мало изучена, что объективно объясняется несколькими факторами, в том числе и дискуссионностью ее выделения как отдельной ветви художественного творчества, трудно объяснимой на первый взгляд дифференциацией «женского» и «мужского» начал в художественном творчестве, качеством ряда создаваемых образцов, трудностью герменевтического плана и т.д. Вместе с тем мы убеждены, что в течение последних десятилетий в отечественном литературоведении, в том числе и региональном (в нашем случае мы имеем в виду Республику Мордовия), наметился определенный прорыв в данной области. Об этом свидетельствуют труды, имеющие указания в том числе и на гендерный аспект рассмотрения литературы региона [1; 4].

В сложившейся современной культуре слова «женское», «мужское» не столько концентрируют биологические различия, сколько представляют оценочные категории, которые сформировались под влиянием известных гендерных идей и предполагают оценочное воспроизведение окружающего мира. В аксиому, позволяющую говорить о доминировании «мужской» точки зрения в литературе на основе аналитико-прагматичного анализа авторами действительности за счет осознания и концентрации в повествовательной стратегии предметноовеществленного преподнесения проблемы, уже заложено наличие и другого возможного подхода к воспроизведению действительности. Это и позволяет выделить смысловую доминанту изображения нравственноэмоциональных координат как отличительную черту именно другого (женского) повествования.

Женская проза Мордовии отличается излишней палитрой чувств и эмоций, углублением в изображение нюансов психологии героев, оценки событий, причин поступков, физиологических подробностей. Именно с этой точки зрения наибольший интерес для современного исследователя-литературоведа представляет обоснование составляющих повествовательной стратегии в женской прозе. Приведем конкретные примеры. Так, характерными типовыми особенностями и общими чертами переживаний героинь, предстающих перед читателем в непривычных литературных амплуа усталых, озлобленных, сломленных, не совсем здоровых и ни на что не надеющихся женщин, перенасыщена современная русская литература и общероссийского, и регионального уровня (в нашем случае это современная женская проза Мордовии). С одной стороны, это непосредственное отражение реалий действительности, с другой - некий литературный бренд, на котором базируется составная часть повествовательной стратегии писательниц, стремящихся ввести в поле осмысления читателей новый тип женского характера (наравне с «тургеневскими» девушками, старухами-праведницами В. Г. Распутина и т.п.). Такая амбициозная заявка имеет, на наш взгляд, ряд противоречий, связанных, с одной стороны, с желанием выявить типологические черты в изображении героинь за счет описания характерных смыслообразующих мировоззренческих идей, с другой ? с намеренной антиэстетизацией изображаемого за счет неоправданного количества физиологических описаний, имеющих намеренно отталкивающий характер.

Отчасти в качестве решения поставленной проблемы, отчасти как реакция на отказ в недавнем прошлом от темы телесности современные писательницы обнаруживают склонность к изображению на фоне острейшего кризиса сознания процесса поиска женской телесной самоидентификации. Осознание не просто своего места в общества, а своего мира как составной части единственно существующей среды, где именно женщина и есть центр Вселенной, становится основой стратегического мышления авторов и особенностью повествовательных механизмов воспроизведения современности. При этом в сюжетообразовании повествования основная тяжесть бытия (в его сугубо бытовой форме) ложится на плечи женщины, зачастую нивелируя не только телесные, но и душевные ее потребности. А отсюда и повышенный интерес в новейшей прозе Мордовии к описанию физиологических процессов не просто как способу создания физиологического портрета современницы, но и как к трансляции телесного поведения героини. В соответствии с этим можно выделить ограниченное количество характерных для такого произведения топосов, на которых базируется событийное начало подобных произведений.

Топосы (абортарий, коммунальная квартира, общежитие, магазины, бани, подворотни, парки и др.) в женской прозе выполняют функции не только событийно-объективного объяснения происходящего с героиней, но и могут быть рассмотрены в качестве институтов, моделирующих внутренний и телесный мир женщины как сгусток боли, вины, страдания, формирующих идеологические и поведенческие отклонения, выражающиеся в чувствах, поступках и предпочтениях героинь. Примечательным является нарочитый прагматизм и мыслительные экзерсисы «я» персонажей, чему способствует большой процент произведений, транслирующих событийную канву текста от первого лица. При этом рассказчица нарочито использует ненормативную и идиомную лексику, с одной стороны, как индикатор вседозволенности и развязности, с другой - как непосредственную агрессию в качестве реакции на несправедливость, пошлость, безысходность ситуации, в которой оказываются героини. Здесь происходит размежевание между условно необходимым и желаемым, где отсутствие любви становится некой нормой, заставляющей героинь смириться со своей незавидной участью. «Больше всего Альбина Андреевна не любила выходные. А еще Альбина Андреевна не любила свое имя. <...> Стеснялась, что оно у нее не такое, как у всех. Мужа Альбина Андреевна тоже не любила. К слову, с работой дела обстояли также. Не любила Альбина Андреевна свою работу, но ценила, как и свое замужество» [7]. мордовия оправхат шеметова литературный

Как показательный компонент стратегического изображения сущности современницы и как индикатор неблагополучия современного общества может быть рассмотрена тема материнства, по-прежнему занимающая ведущее место в образцах женской прозы. При этом сама тема претерпела значительные изменения и стала первичной в событийно-семейном континууме современного общества.

Изображение счастливого материнства практически не встречается в творчестве молодых писательниц, которые не исследуют причины нежелания женщины иметь ребенка, а только констатируют этот факт. Зачастую такие героини не испытывают при беременности особой радости или ощущения чуда, беременность для них - либо малозначащий факт, либо ? то, что осложняет привычную жизнь, требует внимания, которое женщина не готова дать будущему ребенку в силу различных причин. Зачастую некоторая инфантильность, безответственность, свойственная героиням, подменяется описанием физиологической составляющей. В связи с этим заявления типа «Зимой 2006 я забеременела. Не то чтобы я этого очень хотела, просто так получилось» [8, с. 13] представляются нам безобидной констатацией факта жизни героини.

Материнство для героинь А. Оправхат и Н. Шеметовой, как правило, является несчастьем, сложившейся неприятно данностью, новой обязанностью, с которой они справляются плохо. Движимые эгоистическими соображениями, помещенные в стесненные жизненные обстоятельства, лишенные морального стержня и некой нравственной целостности, материально и морально незащищенные женщины не ощущают себя способными отвечать за рождаемую новую жизнь. Как следствие, в образцах женской литературы Мордовии проблема отказа женщины от материнства не предполагает нравственной оценки, это неотъемлемая часть существующего бытия, извращенная сегодняшняя норма. В таком случае становится закономерным рассмотрение искусственного прерывания беременности писательницами не как убийства, а как внутренней смерти будущего, которая соотносится с переживанием героиней временной внутренней пустоты, неких физических неудобств и неприятностей.

Следует отметить, что в исследуемых художественных образцах аборт описывается гораздо чаще, чем рождение ребенка. Натурализм, свойственный описанию процесса, заставляет говорить об антиэстетизме повествования. Так, в рассказе «Безумие типичной бабы» А. Оправхат роды рассматриваются как сгусток боли, а наркоз заставляет пересмотреть свои взгляды на смерть: «Спустя некоторое время у Марины начались схватки. Если бы ей предложили в тот момент смерть, она бы согласилась, не раздумывая. Но смерть не наступила. Родилась девочка» [5]. При описании происходящего автор говорит на одном физиологическом языке с персонажами, стремясь таким образом создать у читателя иллюзию, что весь мир низок и некрасив, что все люди одинаковы в своей пошлости.

Между тем многоконтрастность, многотемность, разноплановость повествовательных техник трансляции авторской позиции позволяют констатировать следующее: нельзя во всех случаях говорить о мелкости и узости, примитивности фабулы, о жеманстве, антиэстетизме, натурализме произведений только потому, что они созданы женщинами и не отвечают сложившимся общепринятым нормам классического эстетизированного отношения к литературному образцу как объекту, эстетически отражающему жизнь.

Агрессивное женское поведение, находящееся за гранью нормы, самоидентификация героинь и сознание обычности происходящего, характерные для текущего литературного процесса, приводят к запрограммированным в таких случаях описаниям звериного начала в человеке, где не последнее место занимает воспроизведение запаха. Его функции различны. В рассказе «Митек» Анны Оправхат запах является своеобразным художественным отражением кризиса маскулинности в образе героя: «На пороге стоял его брат Митек. Глаз было не видно, черты лица трудно различимы, запах мочи был перемешен с каким-то спиртообразным парфюмом» [6]. В романе Н. Шеметовой «33» запах служит средством передачи праздничной атмосферы в доме, на фоне которого развивается семейный бытовой конфликт: «В детстве я любила праздники, особенно Новый год. В доме стоял еловопирогово-мандариновый аромат» [8, с. 56]. И в том же тексте запах служит средством создания атмосферы социального дна: «На первом этаже жили алкаши, которые торговали самогонкой. Моя мама в скором времени тоже пристрастилась к этому прибыльному делу. Поэтому в ванной у нас стояла бочка с брагой, которая источала зловонный, кисло-сладкий запах» [Там же, с. 62]. Нечто подобное можно обнаружить и в прозе А. Оправхат.

Вместе с тем у вышеназванных писательниц разная стратегическая задача в повествовании. Например, каждая тема, за которую берется А. Оправхат, будь то смерть, болезни, нищета или другие изъяны общества, раскрывается с такой интенсивностью, с такими физиологическими подробностями, что создается эффект присутствия. Оправхат намеренно не приукрашивает действительность, рисуя сурово и непредвзято самые сложные эмоциональные моменты жизни современницы. Здесь ощущаются зюскиндские традиции. Молодую писательницу интересует обратная сторона жизни, лишенная радости и морали, где человеческие взаимоотношения сводятся к обману, пошлости, бездушию, отчужденности, жестокости.

Для Н. Шеметовой действительность ? это болезненный и угрюмый, не приукрашенный благородными чувствами и порывами души, враждебный окружающий мир, в котором еще нужно умудриться выжить женщине. Ее героини физически или морально несовершенны, часто одержимы душевными недугами. Писательница именно с помощью таких персонажей обнажает несовершенство мира, опираясь на то самое чеховское отступление от нормы, которое дает возможность яснее и объемнее увидеть саму норму. Горечь разочарования, неизменно и закономерно настигающая героинь, рождает у читателя мощный эффект неприятия и протеста, сознательно программируемый писательницами.

Важной чертой молодых литераторов-женщин в Мордовии стали первые серьезные попытки с новых позиций осмыслить спектр чувств современных женщин, давно вступивших в противоречие с системой традиционных культурных ценностей и идеологических стереотипов, имеющих независимый характер и абсолютно незащищенных любовью и заботой. Здесь привлечение писательницами личного опыта, мыслей и переживаний выходит за рамки чисто литературного приема, создает эффективные эмоциональные востребованные импульсы синергетического вхождения в обстоятельства и психологию современных барышень. То, что традиционно классифицируется институтом общественного мнения как чрезмерная эмоциональность, отсутствие логики, женские причуды и тому подобное, - все эти свойства, что отличают женщину от мужской поведенческой культуры, в женской прозе проходят путь от понимания их как внутренней слабости и уязвимости до утверждения в качестве особенностей типологического порядка. Преодоление этого пути в качестве автора - это освоение и постижение своего внутреннего эго-пространства в контексте общекультурной нормы. Осмысленная трансляция на читательскую аудиторию сложной палитры низменных чувств, тайных желаний, физиологических подробностей указывает на то, что молодые писательницы Мордовии, увлекшись «чернухой», пытаются создать новый эстетический и эмоциональный надлом, привнести не только запретные в недавнем прошлом темы, но и «переболеть» пошлостью точно так же, как это произошло с маститыми писательницами российского уровня.

Список литературы

1. Азыркина Е. И. Тенденции развития мордовской литературы на современном этапе: писательский состав, жанровое своеобразие, художественные особенности // Гуманитарные науки и образование. 2012. № 1 (9). С. 138-139.

2. Жиндеева Е. А. Литературный текст как проявление гендерного мышления (на примере современной женской прозы Мордовии) // Грани познания. 2010. № 2 (7). С. 28-29.

3. Жиндеева Е. А. Парадигматические отношения в современной литературе Мордовии // Вестник Череповецкого государственного университета. 2012. № 3. Т. 1. С. 62-65.

4. Карабанова Н. В., Тростина М. А., Швечкова Н. И. Синтез сказки и мифа в русской и мордовской литературе: сравнительно-сопоставительный аспект // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 11: в 2-х ч. Ч. 2. C. 85-87. 5. Оправхат А. Безумие типичной бабы [Электронный ресурс]. URL: http://www.proza.ru/2013/12/07/1168 (дата обращения: 12.02.2015).

5. Оправхат А. Митек [Электронный ресурс]. URL: http://www.proza.ru/2013/12/16/66 (дата обращения: 12.02.2015).

6. Оправхат А. Суровость [Электронный ресурс]. URL: http://www.proza.ru/2013/12/23/1970 (дата обращения: 12.02.2015).

7. Шеметова Н. Бабье счастье. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2014. 206 с.

8. Щанкина Ю. И. Общие закономерности разработки социально-значимых тем в современной русской литературе // Гуманитарные науки и образование. 2011. № 3. С. 57-59.

Размещено на Allbest.ru