Сопоставительный анализ лексики былинного текста (на материале группы "Двор, наименование построек и частей двора")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Сопоставительный анализ лексики былинного текста (на материале группы «Двор, наименование построек и частей двора»)

Филологические науки

Кузьмина Мария

Территориальная дифференциация фольклора - одна из основных проблем современной лингвофольклористики. В статье представлен сопоставительный анализ функционирования лексико-тематической группы «двор, наименование построек и частей двора» в текстах былин, зафиксированных в Сибири, на Белом море и Печоре. В ходе анализа, не проводившегося ранее на выбранном материале, выявлена территориальная специфика былинных текстов на уровне стилистических, синтагматических и семантических особенностей.

Ключевые слова и фразы: язык былины; лексико-тематическая группа «двор, наименование построек и частей двора»; территориальная дифференциация.

В ряде вопросов, связанных с особенностями устно-поэтического слова, выделяется проблема территориальной дифференциации языка русского фольклора. На языковую специфику фольклорного произведения оказывает влияние не только индивидуально исполнительское предпочтение, но и принадлежность этого произведения к определенной областной эпической традиции [7, с. 3].

При сопоставительных исследованиях лексики «наиболее объективную картину может дать членение словарного состава на смысловые фрагменты с выявлением значимости, удельного веса каждого из них в фольклорной картине мира» [5, с. 226]. Метод сопоставительного анализа функционирования лексико-тематических групп и отдельных лексем в результате позволяет описать устойчивое и вариативное в лексиконах былинных текстов, а следовательно, особенности фольклорной картины мира на различных территориях. Источниками нашего исследования являются сборник беломорских былин, собранных А. В. Марковым [1], былины, записанные Н. Е. Ончуковым на берегах Печоры [6], и сибирские тексты из свода «Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока» [9].

Выбор для анализа данной лексико-тематической группы обусловлен ее значимостью в былинном тексте, поскольку «дом и двор - это основное место действия в эпическом городе» [3, с. 203].

В трех сборниках былин лексемы, относящиеся к исследуемой группе, распределены таким образом. Беломорье: баня (3), ворота (32), двор (191), дворец (10), дворьице (1), загуменье (1), конюшня (11), кузница (3), кухня (3), оградушка (3), поварня (3), погреб (3), подворье (13), строенье (1), строеньице (1), тын (4). Печора: ворота (22), врата (1), двор (47), дворец (2), завод (2), загород (1), задворенка (11), изба (1), конюшня (2), кузница (2), ограда (1). Сибирь: банюшка-парушка (6), баня (3), ворота (18), двор (20), дворец (7), избушка (3), конюшня (6), поваренная (5), поварня (2), погреб (2), подворьице (3), стоило (1), тын (3), тынинка (1), челядинная (3).

Устойчивыми элементами, входящими в описание беломорского, печорского и сибирского эпического двора, являются ворота, двор, дворец, конюшня.

Самым частотным наименованием данной группы оказалось существительное двор (191 словоупотребление) в беломорском эпосе. Значение существительного может конкретизироваться в зависимости от того, в состав какой атрибутивной пары оно входит. Значение ?хозяйство семьи` [11, т. 7, с. 294] реализуется в частотном традиционном фольклорном сочетании с прилагательным широкий, зафиксированном на всех территориях: И вышел он вон на улицу И пошел по своему широку двору, Ко своему к отцу-к матушке [6, былина 19, стр. 46-48]; Поехали они скоро в Чернигов-град Ко тому ко Митрею купцу Митреевичу, И едут они на улицу на широку, И бегут они ко двору широкому [9, б. 48, стр. 96-99]; Ты не бойсе моего двора сиротьского, Заежай-ко-се добрым конем на широкой двор. Ты попить-то, поесь ко мне, покушати [1, б. 46, стр. 64-66]. Как видно из последнего примера, эпитет широкий в контекстах о дворе в фольклорном тексте употребляется как устойчивый и не несет значения ?большой, богатый`. Территориально маркированными эпитетами являются сиротский (2), вдовий (1), княжеский (1) в былинах Белого моря и богатый (1) в сибирских текстах.

В сочетаниях с прилагательным конюшен лексема двор обозначает хозяйственную постройку для домашних животных: Приежают они ко Дюку на широкой двор, Говорят-то вс? они да промежу собой: «Дюк Степанович, наверно, не пустым хвастат». Описали-то они да вс? жили три месеця, Описали они только вс? один конюшной двор [Там же, б. 15, стр. 206-210]; Он приходит к своему широку двору, Он заходит к своему коню доброму, Он заходит ко коню да на конюшен двор, Он де падает коню-то во праву ногу [6, б. 22, стр. 56-64]; Не послушался-де Здунай родимой матушки, Пошел-де Здунай да на конюшен двор, Имат себе коня доброго, Он седло-то надевал, сам оседлывал [9, б. 151, стр. 11-14]. Но в некоторых контекстах значения смешиваются, и эпитеты конюшен и широкий перестают быть показателем значения в контексте: Ай ведь есь у мня, у Дюка, добра молодца, На двори у мня да на конюшном вс? Как жив?т у мня да петьдесят да вс? людей робочыих [1, б. 15, стр. 147-149]; Он приходит ко своему широку двору, Он приходит ко своему коню доброму, Он-де падает коню да во праву ногу [6, б. 22, стр. 216-219].

Не зафиксированное в сибирской традиции эпитосочетание середи двора, употребляющееся в беломорских и печорских текстах, обозначает нахождение былинного героя или его коня «в пределах пространства» двора [11, т. 37, с. 199]: А приехал в славной Киев-град, Ко ласкову приехал князю на широкой двор, Как ведь соходил-то со добра коня, А вязал-то коня да середи двора, Середи двора к дубову столбу да к золоту кольчю [1, б. 68, стр. 141-145]; А поехали они да во Чернигов-град, А приехали они да во Чернигов-град, Становилито коней середи двора, Не привязанных коней, да не приказанных [6, б. 64, стр. 17-20].

Особенностью беломорского текста «Бой Добрыни с Ильей Муромцем» является употребление фольклорной формы эпитета широкий: Как приехали Добрыни к широко двору, Увидала Добрынина родна матушка, Стречала их середи двора, Середи двора со красна крыльця [1, б. 71, стр. 194-197]. В печорской традиции зафиксированы контексты с употреблением формы дательного падежа ко свою двору, в которых значение лексемы двор меняется на ?дом, а также семья, живущая в нем` [11, т. 7, с. 294]: Да и тут молодцы нынь разъехались, Да и едет сокольник ко свою двору, Ко свою двору, к высоку терему, Да встрецят его матушка родимая [6, б. 1, стр. 356-359].

В сибирской былине «Добрыня и Олеша» употреблено сочетание Он стоял-то на двух дворах [9, б. 126, стр. 24], видимо, означающее, что Добрыня жил (двором стоял [11, т. 7, с. 297]) в двух домах: своем и своей матушки. фольклор двор былинный текст

В беломорской былине «Камское побоище» зафиксировано единичное употребление атрибутивной пары постоялые дворы и постоялые домы, то есть упоминания заезжего двора, а значит, данный контекст мы не относим к приватному локусу.

Для наименования фрагмента пространства, включающего жилой дом с надворными постройками и угодьями, в эпосе используется также существительное дворец - «дом, а также двор вообще; хутор, заимка, усадьба, стоящая особняком» [Там же, с. 247].

В текстах Белого моря дворец может быть князев (1), княжеский (1), царский (1) и хрустальный (6). Мнение о том, что «слово дворец являлось уменьшительным от двор и обозначало постройку, где хранилось имущество и припасы, одновременно этим словом называли службы, ведающие хозяйством князя <…>, его никогда не употребляли для обозначения княжеского или царского жилища, для этой цели предназначались слова палаты, хоромы, двор» [8, с. 125], не подтвердилось. В беломорской традиции лексемой дворец названо княжеское жилище: «Ты дай мне только, князь, да дозволеньицо, Дай мне-то матушки сырой земли состроить себе дворець хрустальней-от». «Тебе даю я все да дозволеньице; Ты построй ево, куда желаешьто. Хоть возьле мой дворець княженеськой-от». «Я желаю-то построить себе дворець да во твоем-то, князь, да зеленом саду» [1, б. 65, стр. 57-62].

В сборнике Печоры лексема дворец зафиксирована дважды в былине «Васька Игнатьев»: Как и еду-ле я с вами в стольно-Киев-град, Я грометь-шурмовать да стольно-Киев-град, Мы повыбьем-де всю силу да самолучшую, Уж мы тех-же бояр да толстобрюхиих, Только тот с вами залог да я положу нынь: Штобы оставить князя да со княгиною, Да и царьской двореч, да церкви Божии [6, б. 4, стр. 203-209]; Состоялася война да тут великая, Кабы бьют по всему да как по городу, А князя двореч да оставаитце [Там же, стр. 210-212].

В сибирской традиции дворец называется широким (1) или княжеским (1) и используется в эпитосочетании середи дворца ?нахождение в пространстве двора`, зафиксированного с лексемой двор в беломорском и печорском тексте, но не в сибирском: Ты скачи во град бездокладышно, Станови коня середи дворца, Входи в полаты не моляся, А Владимиру-князю не кланяйся, А ты кидай ерлык на дубовый стол… [9, б. 68, стр. 28-32].

Территориальной особенностью Беломорских текстов является использование существительного подворьеце, фольклоризма дворьице ?двор, терем` [11, т. 7, с. 302] и гапаксов строенье, строеньице в значении ?двор`: А как мимо ехали Соловьево высокое подворьице, А высокое-то дворьице, высок терем; Как увидели Соловьюшка да родны дочери, А больша-то говорит: «Как батюшко-то едеть, мужика везет» [1, б. 68, стр. 120-123]. Лексема подворьеце употребляется в схожих синтаксических позициях, что и существительное двор, образуя атрибутивные пары с прилагательными вдовин, сиротский и змеиный: Тут стоит Забава, прироздумалась, Не знат, ли посетить ево, не посетить ево; Роздумалась она своим умом-то ведь: «Я схожу, зайду к нему да посмотрю-то ведь Как ево-то строенья, в доми убранства-та» [Там же, б. 65, стр. 120-124]; На злату казну Сатка, купц(ч)я богатого, На строеньице Дюка сына Степанова. А у Дюка был дом-от да на семи верстах. Кругом Дюкова было ведь широки двора, Ведена была оградушка булатная [Там же, б. 101, стр. 6-10].

В сибирских былинах зафиксировано три контекста с идиолектно маркированной лексемой подворьеце: Недосуг Ванюшке во пиру сидеть, Сходил с подворьица дворянского И приходил к своему подворьицу И заходит на подворьице дворянское, Заходит ко коню на конюшенку, На ту же на конюшню белодубовою [9, б. 91, стр. 57-61].

В каждой традиции двор имеет уникальное «лицо»: так, помимо традиционных элементов, беломорский двор включает баню, ворота, загуменье, конюшню, кузницу, кухню, поварню, погреб, оградушку и тын. Двор в текстах Печоры отличается воротами/вратами, заводами лошадиными, загородом („огородом?), задворенкой, кладовый, дворовой конюшней, кузницей и оградой. Сказители Сибири описывают двор, состоящий из банюшки-паруши, бани, ворот, задней избушки, конюшни, поваренной избушки, поварни, погреба, стоила, тына и челядинной избушки.

Особое внимание обратим на лексему изба в эпических текстах. В отличие от беломорских текстов, в сибирской и печорской традиции данная лексема не называет жилого строения. В сборнике Сибири идиолектное употребление существительного избушка/избушечка в сочетании с прилагательными задняя, поваренная имеет значение «отдельное строение, предназначенное для кухни» [Там же, с. 479]. «В Сибири избой зовут отдельную стряпную, кухню, и переднюю избу, в отличие от куты, задней, стряпной, бабьей избы» [11, т. 12, с. 88], а в составе эпитосочетания челядинная избушка обозначает «дом, где живет челядь (прислуга, дворня)» [9, с. 481]: Пробежал-то Чурилко сын Пленкович, Он тропил-то тропинку ко Велеметеву двору, К задней избушечке, в поваренную и в челединную, Ко той Василисе Николаевне, Ко той ко честной королевишне [Там же, б. 141, стр. 4-8]. В тексте былин Печоры употреблено сочетание нижняя изба, обозначающее «внутреннее помещение крестьянского дома» [11, т. 12, с. 88].

Баня - локус, где совершались некоторые семейные обряды и гадания [10, с. 138]. Лексикографический портрет слова баня, созданный М. А. Бобуновой, описывает все случаи употребления данной лексемы в интересующих нас контекстах. В сборнике Сибири «слово баня сюжетно обусловлено». Зафиксированное в составе особой фольклорной конструкции банюшка-паруша [11, т. 25, с. 247] «в былине о Ставре, оно используется в определенном фрагменте Їиспытания? героя. За похвальбу перед князем Владимиром Ставр посажен в Їпогреба глубокие?, в связи с чем к нему на выручку спешит супруга, наряженная послом. Для того чтобы развеять сомнения в том, что перед князем именно мужчина, а не женщина, послу необходимо пройти несколько Їсипытаний?, одно из которых - баня» [2, с. 15]: Гой еси, мои слуги верные, Истопите-ка банюшку-парушу, Этого я посла изведаю [9, б. 130, стр. 114-117]. Кроме того, в сборнике Сибири лексема баня употребляется также в былинах об Илье Муромце на Соколе-корабле. «Необычный корабль, имеющий звериный облик, в изложении сибирских сказителей приобретает дополнительные характеристики» [2, с. 16]: Ох что было на Соколе на корабле? Две мачты дубовыя, Три базара гостиныя, Две бани торговыя [9, б. 40, стр. 7-10]… «Три (две) бани торговые, три базара гостиные и три церкви соборные (две мачты дубовые) - вот необходимые атрибуты фантастического корабля» [2, с. 16-17]. В беломорских былинах А. Маркова бани вместе с кузницами являются показателем богатого двора Дюка [Там же, с. 17]: Да настроены у Дюка-та были кузьници, Да настроены у Дюка-та были банечьки [1, б. 101, стр. 16-17].

Лексема конюшня имеет территориальные особенности употребления. В беломорском эпосе данная лексема может входить в состав устойчивого формульного выражения, «то есть некоторый фиксированный отрезок текста, буквально повторяющийся в данном произведении и в традиции в целом» [4, с. 12], взять божьи церкви под/на конюшни, использующегося в эпизоде угрозы захвата города врагом, когда речь идет о грядущем разорении города: Тут стоит-то под Черни-городом сила великая, А хотят-то розбить, розорить-то город Чиженец, А Божьи церквы хочют да под конюшни взеть [1, б. 68, стр. 29-31]. В былинах Белого моря упоминаются лошадиные конюшни в постоялых дворах (2) и сорок конюх да со конюшнями в идиолектном (зафиксированном в речи одного сказителя) описании богатства двора в былине о Дюке. В Печорских текстах употребление атрибутивной пары дворовая конюшня идиолектное: Как испужалась его ныньце служаноцька, А бросилась она да вон на уличу, А запряталась в конюшну во дворовую [6, б. 37, стр. 69-71]. Особенностью сибирской традиции является наличие диалектной лексемы конюшенка - «помещение для скота (обычно для зимнего содержания)» [11, т. 14, с. 277], эпитет белодубовый, употребляющийся с лексемой конюшня. В былине «Сухан сообщает князю Владимиру о нашествии» дважды употреблено формульное выражение девий монастырь на конюшню возьму, схожее с формульным выражением текстов Беломорья.

При сопоставлении эпических текстов не предполагается обнаружение большого числа территориальных особенностей, что связано с консервативностью выбора поэтических средств, каноничностью сюжета и устойчивостью повествовательной манеры былинного сказителя. Несмотря на подобные особенности языка героического эпоса, специфические черты былинного лексикона фиксируются как на региональном уровне, так и локальном уровне. К ярким особенностям языка былин Белого моря относится употребление фольклоризма дворьице, лексем строенье и строеньице в значении ?двор` и существительного изба в значении ?жилое строение`, на уровне синтагматических связей наличие прилагательных сиротский, вдовий и княжеский, сочетающихся с лексемой двор, и устойчивого формульного выражения взять божьи церкви под/на конюшни. В лексиконе былин Печоры территориально маркированными являются лексемы врата, лошадиные заводы и загород (в значении ?огород`). В сборнике текстов Сибири особенности лексикона проявляются в употреблении эпитосочетаний богатый двор, стоять на дворах, середи дворца и лексемы конюшенка.

Список литературы

1. Беломорские былины, записанные А. Марковым. М.: Т-во А. А. Левенсон, 1901. 618 с.

2. Бобунова М. А. «Баня парит, баня правит» (лексикографический портрет слова баня в русском фольклоре) // Лингвофольклористика. Курск: Изд-во Курского гос. ун-та, 2008. Вып. 14. С. 14-19.

3. Бобунова М. А. Роль словаря языка онежских былин в изучении традиционной культуры // Рябининские чтения - 2007: материалы V научной конференции по изучению народной культуры Русского Севера. Петрозаводск: Гос. историкоархитект. и этнографич. музей-заповедник «Кижи», 2007. С. 203-205.

4. Клейнер Ю. А. Предисловие // Поэтика традиции: сб. науч. ст. / под ред. Я. В. Васелькова и М. Л. Кисилиера.; предисл. Ю. А. Клейнера. СПб.: Европейский Дом, 2010. С. 9-17.

5. Климас И. С. Северная фольклорная традиция в зеркале языка // Рябининские чтения - 2007: материалы V науч. конференции по изучению народной культуры Русского Севера. Петрозаводск: Гос. историко-архитект. и этнографич. музей-заповедник «Кижи», 2007. С. 226-228.

6. 112 Издательство «Грамота» www.gramota.net

7. Печорские былины / записал Н. Ончуков. СПб.: Типо-литография Н. Соколова и В. Пастор, 1904. 424 с.

8. Праведников С. П. Территориальная дифференциация языка русского фольклора: автореф. дисс. … д. филол. н.

9. Курск, 2011. 42 с.

10. Радунский В. Г. Изба - дом - дворец - терем // Русская речь. 1989. № 1. С. 124-130.

11. Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока / Russian epic poetry of Siberia and the Far East. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1991. 497 с.

12. Славянские древности: этнолингвистический словарь в 5-ти томах. М.: Международные отношения, 1995. Т. 1. 578 с.

13. Словарь русских народных говоров. М. - Л. (СПб.), 1965-2011. Вып. 1-44.

Размещено на Allbest.ru