К проблеме деривационных схем в детской речи

Размещено на http://www.allbest.ru/

72

Размещено на http://www.allbest.ru/

К проблеме деривационных схем в детской речи

Детская речь - часть онтогенетического развития языка. Первые исследования речи ребёнка появились в ХIХ веке, но эта тема актуальна и по сей день. В наше время продолжается как собственно лингвистическое изучение дефектов речи ребёнка, так и исследование феномена детской речи в психолингвистике, которая рассматривает изучаемую проблему с позиций речемыслительной деятельности. Термин онтолингвистика появился относительно недавно, но уже получил широкое распространение. В настоящее время перед лингвистами встает вопрос: представляет ли онтолингвистика собой лишь проекцию уже сложившихся на «взрослом» материале концепций на речь детей, или же она может претендовать на то, чтобы именоваться самостоятельной научной дисциплиной, предполагающей какие-то собственные теоретические подходы и многое другое. Дэвид Ингрем пишет, что наука эта имеет свой объект - речь ребёнка, но всё же не имеет предмета так такового. Таким образом - если считать «речь ребёнка» лишь отвлечением традиционной лингвистики на «нетрадиционный», детский материал, - следует говорить не о новой науке, а лишь о расширении объекта изучения. Тем не менее, даже в таком случае традиционная лингвистика получает целую новую отрасль или подраздел, который требует названия.

Важно подчеркнуть, что предметом онтолингвистики являются не только особенности детской речи, но и сам процесс приобретения ребёнком языка, а значит, как научная отрасль или подраздел науки эта дисциплина вынуждена совмещать современный (синхронический) и исторический (диахронический) подходы к фактам речи. Считается, что в онтогенезе в общих чертах проявляются, особенно на ранних стадиях, черты филогенеза, и материалы детской речи предоставляют возможности для выхода на проблему происхождения языка.

Первыми о важности изучения детской речевой инновации в России заговорили представители Казанской лингвистической школы. Так, в частности, И.А. Бодуэн де Куртенэ отмечал, что ребёнок не владеет логическим аппаратом, но обладает механизмом допонятийных обобщений.

По А.Н. Гвоздёву: «Привлечение данных детского языка может оказать значительные услуги в изучении русского языка. Во-первых, они дают очень яркие подтверждения выводов, сделанных на основании других методов исследования, а во-вторых, позволяют сделать и такие выводы, которые невозможно обосновать при помощи других методов».

Таким образом, отдельные особенности детской речи уже определены и сформулированы в науке. Это, например, и большее число (по сравнению с взрослой речью) звукоподражательных и изобразительных слов, и образование нерегулярных форм по регулярным моделям, и диффузность при употреблении лексем и так далее. Эти особенности так или иначе, как и всякий современный языковой материал, соотносятся с материалом исторической лингвистики, отражая и отдельные аномальные с точки зрения современной языковой нормы, но при этом объяснимые и оправданные с точки зрения диахронии явления.

Наиболее богатым девиационным материалом в детской речи оперирует грамматическая и словообразовательная деривация. Известный параллелизм между системами формо- и словообразования позволяет в данной работе и в принципе рассматривать эти деривационные механизмы в соотнесении друг с другом (см. [1], [6], [2]), так что мы не считаем необходимым специально, «формально» разграничивать их в композиции статьи. Материал наблюдений, приводящихся в данной работе, иллюстрирует деривационные механизмы и явления в пределах именного склонения, коррелирующие с некоторыми словообразовательными процессами в системе имени.

Так, для именного склонения можно отметить следующие девиации в «детском» формообразовании.

1. Передвижка места ударения. В литературной норме существует тенденция к противопоставлению форм единственного и множественного числа имен существительных за счет передвижки ударения с основы (единственное число) на окончание (множественное), ср. стОл - столЫ, гОрод - городА и так далее. Отметим, что на этот процесс накладывается множество ограничений, самым важным из которых, по мнению ученых, является производный характер слова [5]. Так, новообразованные слова типа переход, запас и так далее, в силу своей мотивированности, имеют фиксированное на корневом гласном ударение и образуют формы множественного числа с безударным окочанием - ы (перехОды, запАсы). В речи детей это ограничение может «не учитываться», если основная модель (с передвижкой ударения) освоена раньше и число непроизводных слов в лексиконе ребенка превышает число производных либо если противопоставление мотивированных и немотивированных лексем еще не осознается. В таком случае ребенок использует формы множественного числа с ударением на окончании даже для многосложных производных слов: запасЫ, мультикИ, родителИ… - хотя завершается этот «девиационный период» достаточно быстро. Так, в отслеживаемых нами случаях (2 девочки и 4 мальчика в возрасте от 2 до 3,5 лет) все дети только во время контролируемых моментов общения (до 1 часа в день с фиксацией речи на цифровой диктофон или под запись с регулярностью в неделю) минимум по два раза образовали описываемые девиантные формы с ударенной флексией - ы, причем в трех случаях единожды употребленная девиантная форма к следующим «сеансам» общения уже обычно «выравнивалась» по литературной норме, но возникала другая с тем же отклонением (например, Богдан, 2 года 11 мес. - А в домике у ней хлебЫ, грибы, другие запасЫ. - о белочке и затем в 2 года 11 мес. и 2 недели - Грызет грибы, я ей сделал запАсы - но: Лиза, вот, тебе принес чайникИ, стаканЫ, играй…; Алиса, 3,5 года - Включите мультикИ! - но, в 3 года 7 мес. - мУльтики смотрела. На ёлке игрушки, шары… Вон те шарикИ…). По контекстам видно, что образование формы с ударенным окончанием может быть вызвано совмещением ее с «нормированными» единицами аналогичного акцентного типа (грибЫ и так далее). В целом наличие подобных форм в детской речи является редким, окказиональным явлением, поскольку в истории системы языка словообразовательная мотивированность оказывается более «мощным» фактором, чем акцентная противопоставленность числовых парадигм. Как уже было сказано, респонденты, употребив девиантную форму, почти немедленно «выправляются», что естественно, поскольку ни в речи родителей, ни в каком другом источнике подтверждения для подобной деривационной модели (от производных, мотивированных лексем) не находят.

Участие в противостоянии названной тенденции заимствованных слов и непонимание ребенком их особого статуса приводит аналогичным образом к подвижке ударения на окончание в формах множественного типа тортЫ, флюгерЫ.

Стремлением ребенка обобщить ВСЕ формы множественного числа ударением на флексии, объясняются девиантные формы типа оленЯ, медведЯ, родителЯ, соседЯ и так далее. В этом случае в сознании ребенка срабатывает ассоциация, связанная с распространением ударенного окончания - А в именительном множественного существительных мужского рода (по аналогии с городА, лугА). По нашим наблюдениям таких отклонений существенно больше, чем описанных выше. Объяснить это можно, наверное, тем, что распространение ударенного флективного - А является живой, активной тенденцией для указанной формы существительных, во-первых, а во-вторых - возникает общность флективного гласного для всех существительных второго склонения (мужского - городА - и среднего - полЯ - рода) [5: 123-129]. Наиболее интересны, по нашему мнению, примеры образования форм на ударенное - А для одушевленных имен. Известно, что в этом лексико-семантическом классе категорически не поддерживают тенденцию к распространению ударенного флективного - А производные суффиксальные имена (за исключением лексемы учитель мы не знаем, например, производных с суффиксом - тель, отражающих данную тенденцию, а само названное исключение объясняется специфической актуальностью для слова учитель - учителЯ его словообразовательной семантики как nomina agentis, за счет чего последнее сближается с лексемами типа мастер - мастерА, профессор - профессорА и так далее, то есть включается в лексико-семантическую группу номинаций лица по профессиональной принадлежности). В детской же речи, по нашим наблюдениям, возможно расширение тенденции, охватывающей здесь как отдельные формы на - тель (родителЯ, воспитателЯ), так и отдельные существительные, называющие животных (примеры см. выше) и даже слово сосед. Контроль изменений формоупотребления во времени (с интервалом от месяца до полугода) показывает следующее: хотя все девиантные образования устраняются из речи ребенка в течение указанного периода времени, дольше других «удерживают флексию - А» названия животных, а слабее всего сохраняется и раньше других исчезает из активного формоупотребления форма соседЯ. Небольшое количество примеров не позволяет делать однозначных выводов, но в качестве перспективы для дальнейшей работы мы бы предложили следующую гипотезу: ударенное - А в детской речи характеризуется той же «привязанностью» к лексико-семантическому классу либо словообразовательной «прозрачности», что и в литературном языке, его распространение возникает как следствие лексико-семантической либо словообразовательной мотивированности и затем ослабевает по мере освоения ребенком лексемы и уменьшения актуальности названной мотивированности. Таким образом, мы видим, что в детской речи действует тот же механизм, что и в литературном языке: «только обобщившиеся в категориальные формы явления языка подводят к моменту кодификации по данному признаку, то есть к установлению нормы как акта познанной системы» [4: 296].

2. Родовой параллелизм для отдельных лексем. Это явление, известное науке как исторический феномен, имевший место уже в древнерусском языке и в качестве отдельных реликтов сохраняющийся в языке современном (проток - протока, зал - зала), в детской речи может (особенно в возрасте от 2-х до 3-х лет) получить весьма широкое распространение. Интуитивное соотнесение грамматического рода с биологическим полом живого существа порождает в речи ребенка такие девиации, как синиц, белуг, лисиц (Лиза, 2 года 5 мес. - А где её синиц? 3 года 2 мес. - Папа, не реви как белуг, я все слышу.; Алиса, 3,5 года - А её (лисицу - Е.А.) лисиц дома ждёт?) и так далее - когда название вида живых существ либо словообразовательно производного названия самки воспринимается как конкретное обозначение существа женского пола на основании грамматической общности (окончание - А ассоциируется с женским полом). Можно предположить, хотя подобных примеров мы не имеем, что новообразования «по мужскому полу» при словоизменении войдут во второе именное склонение.

Также предположительно возможен и обратный процесс - развитие параллельных образований женского рода «от» слов мужского рода. Поскольку собственных примеров этого процесса мы не имеем, нам остается сослаться на некоторые из упомянутых в начале статьи работ, в частности, такие единицы фиксируются в книге К. Чуковского и в статьях по предмету (в том числе и нерегулярные словообразовательно единицы, такие как торговищица - по аналогии с продавщица, кассирка, кассирщица - от кассир и так далее).

3. Унификация отдельных падежных окончаний. В частности речь идет об окончании родительного падежа множественного числа для существительных мужского рода либо по твердому типу на - ОВ (соседов, друзьёв, сыновьёв), причем в процесс включаются и имена женского рода (книжков, постелев, мухов), либо по мягкому типу на - ЕЙ (огурцей, столей). В этом, втором случае участие в аналогическом процессе имен женского рода нами не зафиксировано, но отмечается, видимо на основе фонетического сходства конца слова, появление форм родительного множественного типа воробей (вместо воробьев), клей (вместо клеев: Смотри, папа, сколько там клей! Я хочу один такой клей.) с нулевым окончанием. Последнее явление также может быть связано со словообразовательной непроизводностью с современной точки зрения лексем огурец, стол - с одной стороны, и воробей, клей - с другой.

Перечень примеров можно продолжить даже за счет отдельных падежных форм, допускающих подобные унификации окончаний. Помимо этого можно говорить о продолжающейся в детской речи унификации системы склонений, в литературной норме условно «застывших» в своем развитии. Здесь, в первую очередь, показательны будут девиантные формы разносклоняемых существительных на - МЯ, которые детьми изменяются по второму склонению (по аналогии с именами среднего рода: время, времю, времем как поля, полю, полем в родительном, дательном и творительном падежах), девиантные формы разносклоняемого существительного путь, вызванные аналогией со стороны второго склонения (по типу словоизменения гость, день) и так далее.

Таким образом, видим, что хотя сами по себе примеры отклонений от грамматической нормы в речи детей и представляют собой «ошибки», но выстраиваются эти «ошибки» в достаточно понятные с точки зрения истории системы аналогические последовательности. То есть, проще говоря, освоение грамматических форм у ребенка основывается на моделировании доступных, известных аналогий существующей системы и отражает развитие интеллекта.

Список использованной литературы

детский речь онтолингвистика деривация

1. Балалыкина Э.А., Николаев Г.А. Русское словообразование / Э.А. Балалыкина, Г.А. Николаев. - Казань: Издво КГУ, 1985. - 184 с.

2. Гвоздев А.Н. Значение изучения фактов детской речи для лингвистов / А.Н. Гвоздев. - www.philology.ru / linguistics1.

3. Журавлев В.К. Диахроническая морфология / В.К. Журавлев. - М.: Едиториал УРСС, 2004. - 208 с.

4. Колесов В.В. История русского языка / В.В. Колесов. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2005. - 672 с.

5. Марков В.М. Историческая грамматика русского языка: именное склонение / В.М. Марков. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. - 145 с.

6. Марков В.М. Происхождение номинативных форм типа лесб, городб // Studia Rossica posnanientis. - Poznaс, 1971. - Т. 2. - С. 56-68.