"Смысловые перевертыши", стереотипы в информационном пространстве российского общества: культурологический аспект

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Смысловые перевёртыши», стереотипы в информационном пространстве российского общества: культурологический аспект

Наталья Белошицкая

Хабаровская государственная академия экономики и права

Negatively impacting the informational space of the society and being presented as cultural examples, moral, fashion, world view “notional spoonerisms and stereotypes serve as the informational fraud of the majority of people especially for the youth. It's worth underlining that being the pseudoculture stereotypes are able if not to deprive a man of his subjective unity but, at least, to influence its main individual feature - biography. Its formation mainly depends on the right and possibility of man's choice and becomes the result of the permanent work of his mind and soul.

Общество производит стереотипы (эту вершину искусственности), которые затем оно потребляет, принимая их за прирождённые человеку смыслы (эту вершину естественности). Р. Барт [1]

В развитии любого человеческого общества заключены элементы регресса ряда его явлений. Отмирание старого, изжившего себя, в силу течения времени, является естественным процессом, способствующим «очищению» информационного пространства данного общества, и несёт в себе положительное начало. Увеличение тенденции к «стиранию» основ культуры как невостребованных современностью и представляющихся лишними приводит к регрессу всего общества в целом, что в результате ведёт к его перерождению и возможной гибели. Одним из социальных и культурологических факторов, способствующих ограничению духовного и интеллектуального развития человека в современном российском обществе, является присутствие в информационном пространстве государства искусственно созданных «смысловых перевёртышей», ставших стереотипами. Их суть заключается в подмене истинного содержания содержанием ложным или второстепенным. Сюда можно отнести псевдозначения отдельных слов, псевдозначимость некоторых званий, регалий, научных степеней, наград, а также использование образцов культуры в качестве основы для создания псевдоновых образов. Среди данных метаморфоз можно отметить:

1) искажение содержания сказок;

2) искажение содержания песенных текстов прошлых веков;

3) искажение устойчивых выражений и словосочетаний;

4) реклама;

5) глянцевые фотопроекты;

6) популяризированные психологические и психоаналитические этюды и др. стереотип информационный российский общество

Распространение «смысловых перевёртышей» в повседневной жизни ведёт к потреблению современными людьми и передаче последующим поколениям искажённой и ложной информации и поверхностного характера, и ментального. В сфере умственного развития человека это приводит к глубинному интеллектуальному невежеству, в области духовного развития - к угнетению эмоционально-чувственной сферы.

Наиболее ярким примером данного утверждения может служить современная телевизионная реклама, благодаря которой в восприятии зрителя происходит «разрыв между длительностью механизма усвоения и освоения знания и от обладания информацией» [2]. Вот как об этом пишет А.А. Никонова: «Сущностная разница скрывается в том, что доступ к информации не затрагивает глубинного процесса осознания действительности и самопознания индивида, которое возможно только в процессе активной переработки познавательных стратегий, а является лишь операционным навыком, преходящим в приспособительный рефлекс. Стремление к «поверхностному» восприятию способствует появлению нового качественно изменённого «имиджевого» знания, становящегося чем-то наподобие «интеллектуальной татуировки» на теле человека. Сможем ли мы через десять лет молодому человеку, для которого фраза «Пришёл, увидел и купил!» стала прочным стереотипом продажи бытового продукта, объяснить, что это искажение известного изречения Юлия Цезаря (источник - рассказ Плутарха) «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил»), которым он известил своего друга Аминтия о победе, одержанной в битве при Зеле.

Запомнить он постарается, но стереотип восприятия и первоначальная ассоциация останется прежней, то есть ложной, а переносное значение этого выражения как характеристика быстрого и успешного выполнения какого-то дела навсегда будет связываться только с рыночными отношениями» [2]. Точно так же в сознании современных детей скорее всего укрепится стереотип ассоциации Бетховена с сенбернаром, Гомера - с членом семьи Симпсонов, а Леонардо - с черепашкой-ниндзя.

Другим наглядным примером «смыслового перевёртыша» является популярный в глянцевых журналах фотопроект «Классика» и «Частная коллекция» Екатерины Рождественской, где современные «звёзды» эстрады, балета, кино, науки «примеряют» на себя образы литературных героев и живописных полотен прошлых веков. С целью их популяризации одновременно происходит эксплуатация и подмена классических образцов искусства на лица модных и известных широким массам героев телевизионного экрана. По сути, зрителю отводится роль ценителя современного искусства. В известной сказке ту же роль отводили народу при демонстрации «нового платья короля». Во всех вышеперечисленных явлениях, за исключением психоаналитических этюдов, наблюдается процесс калькирования устоявшихся и сохранённых в культуре форм с выхолащиванием прежнего содержания и заменой его на современный, уже устойчивый стереотип.

Наименее распространённой, но не менее популярной формой познания в настоящее время является психоаналитический этюд, представляющий собой стереотипный психоаналитический анализ текстов классических произведений через расчленение их сюжетов, символов и имён. Рассмотрим текст детского назидательного рассказа Л.Н. Толстого «Косточка» о мальчике, съевшем без спроса сливу, направленного на воспитание в детях честности и чувства доверия. Его В. Руднев (приведём лишь часть анализа) интерпретирует так: «Картина, представившаяся нашему взору, была достаточно красочной и оставляла всякие иллюзии по поводу того, что может быть «здоровый» художественный текст. «Косточка», прежде всего, представляет собой полную развёртку Эдиповой ситуации. Авторитарная (фаллическая (термин Лакана) шизофреногенная (термин Кемпинского)) мать, слабый, пытающийся при помощи лжи навести порядок отец, угрожающий кастрацией-смертью; мальчик Ваня, судя по всему 3 - 5-летний, и его желание съесть сливу как желание инцеста с матерью. Сливы, «этот смутный объект желания», - часть матери… к которой Ваня принюхивается (копрофагия)» [3]. Перед нами пример «смыслового перевёртыша», в результате которого полностью стёрта авторская цель и этическое содержание рассказа, и на их место помещён наукообразный анализ проявленных в тексте скрытых, с точки зрения В. Руднева, психологических проблем Л.Н. Толстого. Содержание же этого анализа, по сути, не представляет собой никакой ценности ни для культуры, ни для этики общества, ни для научной теории психоанализа. Перед нами «вершина искусственности»[1], выдаваемая за классический научный подход. Таким образом, видно, что, с одной стороны, стереотип может быть сформирован в веках и будет передаваться из поколения в поколение в качестве устойчивых представлений о чём-то, в кодах и символах культуры, являя собой носителя объективной информации о предмете или явлении (например, «отдыхать лучше летом», «все женщины любят цветы» и т.п.) и предоставляя человеку возможность потреблять эту информацию по мере её востребованности. С другой стороны, стереотип может быть информационным обманом под видом образца духовного развития, культурного фактора или научного анализа. Стоит вспомнить, что первостепенным в определении термина «культура» является ряд его исходных значений, составляющих древнейший комплекс латинского слова «cultus» - «попечение, забота о божестве»; «покровительствовать, хранить (человека)»; «попечение о человеке» [4]. Через доступные ей средства передачи информации культура сохраняет для последующих поколений смысловые значения прошлого, которые могут быть утеряны в современном состоянии общества из-за невостребованности, непопулярности каких-то социальных факторов и пр. По отношению к любому явлению жизни культура избирательна, и человек «проницаем для культуры» и пронизан ею [1]. Культура не только «комплекс, включающий знания, верования, искусство, мораль, законы, обычаи, а также иные способности и навыки, усвоенные человеком как членом общества», но и в широком смысле код - «система условных обозначений, названий, сигналов, применимых для передачи, обработки и хранения различной информации» [5, 6]. Поэтому для взаимодействия с человеком она включает в себя не только определённый двумерный набор правил шифровки-дешифровки сообщения, но и обладает своей многомерной иерархией:

1) единство языкового опыта;

2) тождественность объёма памяти;

3) единство представлений о норме, языковой референции и прагматики;

4) влияние культурной традиции (семиотической памяти культуры);

5) индивидуальность, с которой эта традиция раскрывается тому или иному члену коллектива [7].

Согласно Р. Барту, более глубокое взаимодействие человека с культурой происходит, главным образом, через множество сосуществующих в человеке словарей (фрагментов символической ткани (языка), соответствующих определённому типу практики), которые образуют в нём индивидуальную речевую константу - идиолект. Он определяет индивидуальность «прочтения» материала и, независимо от своей глубины, «представляет собой код» к культурологической информации любого формата [1]. Но поскольку идентификация кодовой информации от передающего к принимающему не может быть абсолютной, в силу целого ряда причин, то и потребление человеком культурологической информации определяется, прежде всего, следующим:

1) декодирующим компонентом личностного развития человека (субъективный фактор избирательности);

2) разноплановостью культуры;

3) качеством произведений литературы и искусства, являющихся для общества одновременно хранилищем и информационным проводником культуры [7].

Культура не просто воспитывает человека. Она оказывает влияние на формирование его духовности, расширяет спектр эмоционально-чувственной сферы, изначально дарованной человеку при рождении и нуждающейся в умном и правильном развитии. Современное общество в целом с его бесконечным стремлением к сжатию информационного пространства, потреблению и регулированию информационных потоков, чья скорость с каждым днём возрастает, благодаря развитию технического прогресса и СМИ, во многом служит негативным фоном для роста и проявления чувств, их сохранения и упорядочивания. Чем шире спектр чувств человека и чем глубже его духовное развитие, тем проще и ярче он познаёт себя и окружающий его мир. Пропагандируемые стереотипы меняют представления людей о значении не только слов и явлений, но и чувств, лишают человека возможности культивировать доверительные, длительные межличностные отношения. Это приводит к регрессу человеческого естества: к замещению глубоких чувств аналогами меньшей глубины и интенсивности, к конфликту с реальностью, где отсутствуют условия приложения чувств, к деструктивности сознания и к окончательному опустошению человека.

Симптомы данного явления наблюдаются в обществе уже давно. Ещё в 1911 г. на III Психоаналитическом конгрессе в Веймаре К. Абрахам констатировал факт увеличения числа людей, склонных к неврозам навязчивых состояний (депрессиям), что характеризуется склонностью человека воспринимать окружающих с неприязнью, и она столь сильна, что «человек со временем утрачивает способность любить» [8].

В начале ХХI в. ситуация не меняется к лучшему. Свидетельством тому может служить проведённый нами сравнительный анализ семантических значений слов «любовь» и «любить» на примере словарных статей для установления социального престижа данного концепта в России в XIX - XXI веках. Уточним, что словарь фиксирует не просто концептуальные связи, а концептуальные связи с учётом его социальной важности.

Если вычленить из определений доминирующую смысловую нагрузку данного слова, то мы получим следующую историко-семантическую картину.

XIX в.: любовь - это сильная привязанность, способствующая и соединению двух людей, для «взаимного восполнения жизни» и «совершенной полноты жизненной взаимности», и «являющаяся корнем всего развития человечества», связующим звеном в преемственности поколений, «создающая отечество и национально-государственный быт». В значениях XIX в. любовь играет главную роль в рождении, развитии, формировании человека как личности, гражданина, представителя нации и человечества в целом.

XX в.: доминирующим значением становится гражданская позиция в проявлении чувства любви к согражданам и родине («готовность отдать свои силы общему делу»), основы гражданской морали для взаимоотношений людей в дружбе и родстве, на основе преданности («основанное на признании высокого значения, достоинства, на общих целях, интересах») становятся вторичными значениями и в последнюю очередь, как незначительное, но имеющее место быть в жизни человека явление любовь представляется уже не чувством, а лишь «сердечной склонностью» и «влечением к лицу противоположного пола».

В XX в. главенство отдаётся гражданской позиции человека как в личных, так и в общественных отношениях. Особенно в послереволюционной России взгляд на любовь во многом схож со взглядами древних римлян на место любви в жизни общества, суть которого заключалась в отрицании любви как чувства, разрушающего статус свободного гражданина [14].

Начало XXI в.: доминантой становится англоязычное заимствование устойчивого оборота «заниматься любовью», которое представляет собой семантику слова «секс» и к семантике слова «любовь» имеет опосредованное отношение, занимая последнее место. В данном случае любовь ассоциируется не с «чувством» или «склонностью», а всёго лишь с «совершением полового акта» и продажностью. Но в современном российском обществе данное значение уже стало стереотипным, «естественным», очень часто употребляемым в речи.

Если рассматривать любовь как концепт, формировавшийся на протяжении всего исторического прошлого человечества и имеющий, помимо денотативного ядра, зафиксированного словарями, ещё и коннотативные смыслы, хранящиеся, например, в литературных и живописных формах и актуализирующиеся в сознании воспринимающих, в силу их личностного развития, то трансформация значений данного концепта становится ещё более выраженной.

Таким образом, «смысловой перевёртыш», произошедший на семантическом уровне слов и ставший частью любовного дискурса, в котором, согласно современным стереотипным представлениям, форма якобы наполнена содержанием (секс - это любовь), проявляет деструктивный характер стереотипа в отношении человека как индивида и личности, блокируя развитие его чувственной, душевной сферы и трансформируя чувства, лишая их истинного характера - «вершины естественности».

Негативно влияя на информационное пространство общества, «смысловые перевёртыши» и стереотипы, подобные вышеперечисленным, служат для большинства людей (особенно молодёжи) информационным обманом, выдаваемым за культурные образцы, мораль, представления о мироустройстве, моду и пр. Стоит подчеркнуть, что, являясь псевдокультурой, стереотипы способны если не лишить человека его субъективного единства (субъективного Я), то, по крайней мере, отрицательно повлиять на его главную индивидуальную черту - биографию [15]. А её формирование целиком зависит от права и возможности выбора самого человека и становится результатом постоянной работы его ума и души.

Литература

1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / пер. с фр. К. Костикова. - М. : Прогресс, Универс, 1994.

2. Никонова А. А. Российская массовая культура конца ХХ века : материалы круглого стола. - СПб. : СПб. философское общество. 2001.

3. Руднев В. Шизофренический дискурс // Логос. 1999. № 3 (13).

4. Степанов Ю. С. Константы : словарь русской культуры. - 3-е изд., испр. и доп. - М. : Академический проект, 2004. С. 14 - 15.

5. Культура и культурология : словарь / сост. и ред. А. И. Кравченко. - М. : Академический проект, 2003. С. 450 - 452, 424.

6. Современный словарь иностранных слов. - СПб. : Дуэт, 1994. С. 285.

7. Лотман Ю. М. Семиосфера. Текст как смыслопорождающее устройство. - СПб. : Искусство-СПб, 2004. С. 157.

8. Карл А. О первых опытах психоаналитического исследования и лечения маниакально-депрессивного психоза и родственных ему расстройств // Вестник психоаналитика. 2002. № 1 С. 35.

9. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. - М. : Терра, 1995. Т. 2. С. 282.

10. Энциклопедический словарь. Репринтное воспроизведение издания Ф. А. Брокгауз - И. А. Ефрон 1890 г. - М. : Терра, 1991. Т. 35. С. 216 - 217.

11. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / под ред. Б. М. Волина и проф. Д. Н. Ушакова. - М., 1995. Т. 2. С. 104.

12. Словарь современного русского литературного языка. - Л. - М. : АН СССР, 1957. Т. 6. С. 434 - 436.

13. Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца XX столетия / под ред. Г. Н. Скляревской. - М. : Астрель, 2005. С. 426, 276, 300.

14. Киньяр П. Секс и страх : эссе / пер. с фр. И. Волевич. - СПб. : Азбука-классика, 2007. С. 13.

15. Biographie und sociale Wirklichkeit: Neue Baitrage und Forschungsperspektive. Stuttgart, 1984.

Размещено на Allbest.ru