Когнитивные механизмы формирования гендерных смыслов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Когнитивные механизмы формирования гендерных смыслов

В центре внимания лингвистов когнитивного направления находятся ментальные процессы, характеризующие человека как разумное существо. Знания, накопленные в разных научных областях, сделали возможным появление когнитивной науки, объединившей усилия ученых понять, как человек осуществляет свою мыслительную и речевую деятельность - проще говоря, что происходит в сознании человека. Содержанием сознания, по мнению Е.С. Кубряковой, является «концептуальная система человека, осознаваемая им и в своей важнейшей части вербализованная в виде системы знаков» [Кубрякова 2007: 9].

Одним из центральных в целом ряду ключевых вопросов можно считать вопрос о том, как в процессе манипулирования ментальными конструктами, стоящими за единицами языка, каждый раз происходит порождение новых или относительно новых значений. Такая постановка вопроса возвращает нас снова к необходимости решения проблемы соотношения языкового значения и речевого смысла, которая, в свою очередь, дает ключ к новой трактовке целого ряда проблем, связанных с репрезентацией познавательного опыта человека в системе языка и речи.

Традиционно системно-языковое значение и речевой смысл противопоставляются в связи с противопоставлением языка как системы и речи как деятельности. Согласно Р.И. Павиленису, смыслы порождаются человеком по ходу интерпретации мира, возникая на основе того, «что индивид думает, воображает, представляет, знает об объектах мира» [Павиленис 1983: 280]. Принято разграничивать системное значение знака как отношение знака к обозначаемому им предмету и его смысл как текстовую реализацию этого значения (Г. Фреге, А.А. Потебня, Г. Пауль, Ш. Балли, Л.С. Выготский, С.Д. Кацнельсон, А.А. Леонтьев). У Г. Фреге, с именем которого связано первое лингвистическое употребление понятия смысл (Sinn) в противоположность значению (Bedeutung), оба термина трактуются особо, так как функционируют в триаде составляющих (денотат - смысл - представление). В современных лингвистических работах понятие смысла включает субъективный внутренний образ-то, что Г. Фреге относит к представлению.

В процессе преобразования языка в речь языковой знак, по общему мнению, может приобретать новое значение, которое не зарегистрировано в системе языка. Системное значение языковой единицы как «концепт, схваченный знаком» представляет собой «застывший смысл» - чью-то интерпретацию определенного явления, принятую к сведению языковым коллективом как некая «константа речевой деятельности» (А.А. Леонтьев). В процессе адаптации к новым условиям системное значение преобразуется, получая новую интерпретацию. Таким образом, мы имеем дело «с лавиной семиозиса» (Н.Б. Мечковская), фиксируемой языковым сознанием, интерпретацией, которая никогда не может завершиться.

С точки зрения когнитивной лингвистики процесс преобразования значения в смысл происходит через активацию системным значением необходимой структуры знания, которая является основой для формирования смысла, то есть значение выступает как фон, а смысл - как фигура. «При этом речевой смысл - это не только концептуальный признак, но и сам механизм его выделения в рамках концептуальной области» [Болдырев 2001: 15].

Процесс концептуализации как когнитивный механизм формирования смыслов опирается на ряд мыслительных операций (construal operations), которые человек применяет в ходе использования языка, причем, конструирование опыта при помощи этих операций начинается уже на уровне восприятия. Определяющим в процессе восприятия информации является феномен направленности внимания, получивший несколько обозначений в когнитивной лингвистике: высвечивание, перспективизация, профилирование, фокусировка (Дж. Лакофф, Дж. Тейлор, Ч. Филлмор, Р. Лэнекер).

Профилирование рассматривается в когнитивной грамматике Р. Лэнекера как один из типов выделенности, позволяющий реализовать определенные языковые цели [Лэнекер 2006: 18]. Согласно концепции Р. Лэнекера, языковое выражение вызывает в сознании определенную часть концептуального содержания, называемую базой (base), а в пределах базы языковое выражение выделяет отдельный элемент, называемый профилем (profile). Профиль языкового выражения - это то, с чем оно соотносится, или то, что оно обозначает в пределах своей концептуальной базы, своего рода фокус внимания. Рассмотрим когнитивные механизмы фокусировки относительно гендерной области знания как концептуальной базы.

Примером профилирования могут послужить, например, понятия «parent» и «child». Концептуальное содержание лексической единицы «рarent» профилируется относительно минимальной конфигурации родства, которая включает двух родителей и ребенка, где родитель - это тот, кто имеет ребенка. Лексическая единица «child» профилирует другой элемент относительно того же основания. Концептуальное содержание лексической единицы «aunt» профилируется относительно той же минимальной конфигурации родства, хотя само оно в эту конфигурацию не входит. По Р. Лэнекеру, такой подход позволяет избежать цикличности в определении значения слова, так как традиционная словарная семантика определяет понятия одно через другое (родитель через понятие ребенок и наоборот). Этот подход, называемый энциклопедическим, позволяет определить понятия не по отношению друг к другу, а к общей концептуальной базе.

Однако не все слова сигнализируют о своей концептуальной базе столь однозначно, как этот наблюдается в случаях с лексическими единицами типа «родитель», «гипотенуза», «зрачок». Зачастую мы затрудняемся в помещении слова в когнитивный контекст, так как его значение профилируется относительно целого ряда когнитивных областей, или доменов. В частности, одно из недавних исследований посвящено анализу концепта HONOUR в русской и американской лингвокультурах [Слышкин1996]. Автор подробно останавливается на смысловом содержании концепта, объясняя различия, обусловленные социально и исторически, однако незамеченным остается гендерный аспект понятия, то есть его профилирование, как в русской, так и в англоязычной культуре относительного гендерного, точнее, мужского и женского доменов. Нам уже доводилось писать о том (Серова 2006), что в мужском домене это качество связано, прежде всего, с исполнением воинского долга и с понятием доблести, например: The soldiers died faithful to Poland and to the honour of a soldier (Collins Cobuild English Dictionary: 810). Применительно к женщине honour определяется как chastity or purity (Longman New Universal Dictionary: 479). Обнаруживается, что значение этого слова в описании мужчины и женщины трактуется в рамках разных когнитивных контекстов. Представление о мужской чести опирается на контекст воинской доблести, а понятие о женской чести связано с контекстом целомудрия и нравственной чистоты.

Базово-профильный подход к пониманию значения, постулируемый в когнитивной лингвистике, опирается на понятие когнитивной области (domain), которому в иных работах соответствуют термины «фрейм» (Ч. Филлмор) и «идеализированная когнитивная модель» (Д. Лакофф). Решающая роль когнитивного контекста ярко проявляется, по мнению Н.Н. Болдырева, в том, что «в обыденном сознании собственно значение слова сохраняет самый общий, диффузный характер, и лишь в речи оно структурируется на отдельные компоненты - смыслы - за счет конкретных контекстов употребления слова. Недаром основная часть говорящих <…> затрудняются привести точное толкование значения слова и, тем более, его лексико-семантических вариантов <…>, и вынуждены вспоминать соответствующие контексты употребления слова» [Болдырев 2000: 15]. Подобный взгляд помогает по-иному взглянуть на явление многозначности слова: не слово имеет много значений, а некое концептуальное содержание может быть по-разному представлено в различных концептуальных областях (доменах).

Многозначность слова неразрывно связана с явлением метафорического переноса. Роль концептуальной метафоры как мощного механизма формирования смыслов была раскрыта в работах Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Lаkoff, Johnson 1980]..Дж. Лакофф и М. Джонсон показали, что метафора является способом оформления новой мысли путем отсылки к более структурированным и разработанным участкам опыта человека. В последнее время интенсивно изучаются метафоры политического и научного дискурса, которые демонстрируют, как формируются образы неизвестного и новые образы известного в социальной и несоциальной сфере человеческого опыта.

Исходным тезисом теории концептуальной метафоры является положение о том, что метафора относится не к уровню чистой языковой техники, но к уровню мышления и деятельности: «наша обыденная концептуальная система, в терминах которой мы одновременно думаем и действуем, фундаментально метафорична по своей природе» [Lаkoff, Johnson 1980: 3]. В качестве эмпирического доказательства когнитивной роли метафоры Дж. Лакофф приводит ярко выраженную системность, которую демонстрирует этот феномен: отдельные метафорические системы, например спор - это война или любовь - это путешествие, кажется, обладают огромной генеративной силой - они проявляют себя в различных образах, каждый из которых раскрывает особую грань метафоры. С точки зрения Дж. Лакоффа, метафора представляет собой унифицирующую основу, которая привязывает концептуальные репрезентации к сенсорному и эмпирическому базису. Дж. Лакофф выдвигает гипотезу, что метафоры проецируют когнитивную карту порождающей сферы (транспорт метафоры) на целевую сферу (тенор), заставляя целевую сферу укореняться в пространственном опыте порождающей сферы. В результате схемы, являющиеся посредниками между концептуальными и сенсорными уровнями в порождающей сфере становятся также активными и в целевой. С этой точки зрения метафорическая схема представляет собой внутреннюю репрезентацию, которая укореняет концептуальную область одной сферы в сенсорном (воспринимаемом) базисе другой сферы. Таким образом, метафоризация понимается как структурирование одного концепта в терминах другого, определяя интерпретацию и оценку целевой сферы на базе схемы, транспортируемой из порождающей сферы.

Гендерное знание широко используется и как область-источник метафоры, и как область-мишень. В политическом дискурсе активно эксплуатируется гендерная метафора с целью интерпретации образа врага. Едва ли не центральное место в осмыслении политического процесса занимает концептуальная метафора государство - это человек, которая легко получает гендерное измерение: государство (нация, страна) - это мужчина (женщина) [Будаев 2006: 88]. При этом в зависимости от культурных традиций общества эти концептуальные метафоры зачастую обладают прямо противоположными оценочными смыслами.

Например, Дж. Лакофф показал (Лакофф 1991), что при обосновании необходимости первой войны в Персидском заливе в дискурсе СМИ США важную роль сыграла «сказка о справедливой войне», в которой участвовали НЕВИННАЯ ЖЕРТВА (Кувейт), ЖЕСТОКИЙ ЗЛОДЕЙ (Ирак) и ДОБЛЕСТНЫЙ СПАСИТЕЛЬ (США). Президент Дж. Буш часто прибегал к тактике метафорической маскулинизации «чужого», регулярно описывая иракскую аннексию через метафоры государства-насильника (Ирак) и государства-жертвы (Кувейт).

В пакистанском политическом дискурсе используется тактика метафорической феминизации «чужого». В такой репрезентации Пакистан - это взрослый мужчина-мусульманин, а Индия (традиционный соперник Пакистана) - это женщина. Следовательно, враг слаб и неспособен оказать сопротивление, поэтому в случае военного конфликта он будет легко повержен. В турецкой культуре оттоманского периода доминировала метафора Запада-как-женщины (Bilgin 2004), согласно которой вестернизация Турции рассматривалась как ее феминизация.

Расширением принципа базово-профильной организации можно считать систему ментальных пространств Ж. Фоконье [Fauconnier 1985]. Эта теория опирается на идею, что концепты могут являться профилями на более масштабных базах, таких, как ментальные пространства реального мира, возможных миров и т.д. Согласно Ж. Фоконье, ментальные пространства по своей природе когнитивны и не имеют онтологического статуса вне человеческого сознания. Роль ментальных пространств заключается не в том, чтобы отражать так называемую «объективную действительность», но воплощать образ того, как человек думает и говорит о тех или иных вещах.

Теория когнитивных пространств отражает фундаментальное свойство человеческого мышления и языка - свойство композициональности или структурной и смысловой сложности. Интегрированное пространство, являясь синтезом двух пространств-источников, выходит на новый уровень, нейтрализуя одни элементы исходных фреймов, усиливая другие и создавая собственные уникальные свойства. Это новое, «дочернее», концептуальное пространство, не тождественное ни одному из исходных пространств и не сводимое к сумме их элементов, обладает своим собственным, новым, значением и в этом подобно ребенку, наследующему от родителей определенные черты, но развивающему собственную идентичность. Возможность создания гибридных пространств обусловлена когнитивными причинами, точнее, стремлением человека связать воедино все элементы ситуации и представить сценарий в целостном виде.

Обращение лингвистов когнитивного направления к изучению порождения и восприятия дискурса потребовало обосновать теорию, объясняющую процесс развертывания дискурса с когнитивных позиций. Такой теорией стала теория концептуальной интеграции Ж. Фоконье, М. Тернера и И. Суитсер [Fauconnier 1985]. Дискурс рассматривается этими учеными как последовательное развертывание ментальных пространств как особых когнитивных конструктов и установление различных связей между ними (пространственных, временных и др.). Основное (базовое) пространство инициирует другие пространства, которые строятся в ходе дискурса. Между ментальными пространствами устанавливаются связи и возникают «гибридные» пространства (blends). В качестве такого гибридного пространства может быть рассмотрено пространство метафоры или пространство возможного мира, в котором контекст указывает на условие конструирования уникального ментального пространства.

Примером концептуальной интеграции в гендерной сфере могут служить шутки на тему брака, где брак частично отождествляется с войной, прочитанной книгой, приключением и т.д., при этом высвечиваются определенные области обыденного знания о браке. Скажем, всем известно, что брак часто сопровождается отчаянной борьбой за власть между супругами, что только в начале совместной жизни стороны расценивают брак как нечто романтическое:

1. Marriage is the only war where you sleep with the enemy [Gary Busey].

2. Marriage is a book in which the first chapter is written in poetry and the rest of the pages is prose.

Степень совпадения исходных областей варьирует от наложения до включения. В первом примере пространства налагаются друг на друга в режиме иронии, и в бленде активированы элементы как одного, так и другого пространства. Во втором же примере мы имеем дело, скорее всего, с включением, так как романтический и неромантический периоды в браке полностью трактуются в терминах литературы, таким образом, второе пространство ввода в процессе слияния концептуальных областей почти полностью поглощает первое.

Когнитивный процесс «инференция» является тем важным когнитивным механизмом, который способствует формированию такого значения в контексте, в результате которого человек способен выйти за пределы буквального (дословного) значения единиц. В основе инференции находится логика обыденного сознания, которая рационально, хотя и не жестко связана с процессом доказательства истины. Она предполагает следование здравому смыслу, мышление по аналогии, по догадкам, по предположениям, на базе уже имеющегося опыта. На основе непосредственно наблюдаемого человек может делать вывод о том, что непосредственно не наблюдаемо. Таким образом, благодаря языку мир удваивается [А.Р. Лурия, цит. по: Кубрякова 1996: 34].

Языковое конструирование в области гендера представляет собой деятельность преимущественно импликационно-инференционного характера, так как оно опирается на гендерные стереотипы, являющиеся «неписаными правилами» поведения полов. В основе этой модели лежит соотнесение вербальной информации с гендерными представлениями культуры [Гриценко 2005].

Экспликация теории инференции основывается на двух теориях - теории релевантности Д. Шпербера и Д. Уилсон, объясняющие универсальные принципы интерпретации высказывания, и концепции Г.П. Грайса, обосновывающей понимание импликатур как особого типа значения. По Г.П. Грайсу, чтобы понять, как создаются значения в процессе использования языка, необходимо разделить их на естественные (natural) и условные, конвенциональные (non-natural) значения. К конвенциональным относятся значения, где между двумя феноменами не существует очевидной связи, а отношения между ними основаны на конвенции (соглашении). Для того, чтобы использование языковой формы в процессе коммуникации привело к созданию значения, которое говорящий хочет создать, необходимо сотрудничество других участников коммуникации, задача которых заключается в том, чтобы «узнать» намерение говорящего. В этом заключается их вклад в создание необходимого значения.

Понимая под диалогом осмысленное речевое общение, а не простую последовательность не связанных друг с другом реплик, Г.П. Грайс сформулировал некоторые правила речевого общения, которых должны придерживаться коммуниканты, если они хотят, чтобы цель их общения была достигнута. Основным принципом, которого должны придерживаться в данном случае говорящие, является «Принцип Кооперации», который Грайс сформулировал так: «Твой коммуникативный вклад на данном шаге диалога должен быть таким, какого требует совместно принятая цель (направление) этого диалога» [Грайс 1985: 222]. Этот общий принцип Г.П. Грайс делит далее на постулаты, которые, вслед за И. Кантом, он называет категориями Количества, Качества, Отношения и Способа. Каждому постулату соответствует правило, позволяющее выводить из прямого смысла высказывания импликатуры дискурса или конверсационные импликатуры (conversational implicatures) - те компоненты содержания, которые не входят в смысл предложения непосредственно, но передаются от говорящего к слушающему.

Теория релевантности Д. Шпербера и Д. Уилсон основывается на идеалах Г.П. Грайса, когда в разговоре говорящие ориентируются на его принципы и максимы. В обоих подходах роль слушателя заключается в том, чтобы понять, что имеет в виду говорящий на базе того, что уже сказано. Д. Шпербер и Д. Уилсон «убеждены в существовании важного психологического свойства - свойства ментальных процессов, которое приблизительно отражается обыденным понятием релевантности и которое поэтому можно назвать релевантностью, используя этот термин в техническом смысле» [Шпербер, Уилсон 1988: 213]. Релевантность можно рассматривать, по нашему мнению, как вариант понятия выделенности (salience). Авторы рассматривают несколько типов контекстуальных эффектов, обеспечивающих фокусирование внимания в процессе понимания. К числу контекстуальных эффектов относятся контекстуальные импликации, противоречия и подтверждения [там же, 21]; или точнее, импликация (implication), контекстуальное, зависимое усиление (dependent, contextual strengthening), независимое усиление (independent strengthening), иначе, - подтверждение (confirmation), ретроактивное усиление (retroactive strengthening), а также противоречие (contradiction) [Sperber, Wilson 1995: 108-116].

В любой момент развития дискурса в центре внимания слушающего находится специфический набор допущений, которые, возможно, никогда еще вместе не обрабатывались, и никогда уже не будут обрабатываться вместе. По мере развития дискурса слушающий извлекает из памяти, а затем обрабатывает значительное число допущений (assumptions), которые образуют постепенно изменяющийся фон для обработки новой информации. Допущение тем релевантнее в некотором контексте, чем меньше когнитивные усилия, необходимые для его обработки. Говорящие рискуют тем, что они могут потребовать от слушающих чересчур больших усилий, и тогда их сообщение будет иметь очень малый эффект. В этой связи представляется уместным привести следующий пример.

Мужчина и женщина едут в автомобиле. Увидев небольшое кафе, женщина говорит: «Давай остановимся. Ты не хочешь кофе?» На что мужчина отвечает «нет» и невозмутимо продолжает ехать дальше.

В данном случае мужчине явно не хватает когнитивного усилия для обработки стимула: он не понимает, что женщина сама хочет кофе. Однако, возможно и женщина тоже виновата: она выбрала слишком косвенный способ выражения, и ее стимул недостаточно явно раскрывает ее намерения.

Несмотря на то, что на обе теории часто ссылаются, и та, и другая, по мнению М.Л. Макарова [Макаров 2003: 131], страдают некоторым механицизмом «картезианского человека». Он отмечает, что в целях когнитивно-психологического обоснования динамики дискурса теория релевантности, безусловно, предпочтительнее логической прагматики Г.П. Грайса, но главная слабость этой теории содержится в абсолютизации формально-дедуктивных инференций в речевой коммуникации, ведь пропозиции из контекста чаще извлекаются индуктивно, по принципу вероятности.

Проблемы имплицирования информации и инферентного вывода рассматривались в разных областях лингвистики, таких, как лингвистика текста (И.В. Арнольд, И.Р. Гальперин, Г.Г. Молчанова, Е.А. Селиванова), теория дискурса (Т.ван Дейк, М.Л. Макаров, О.С. Сыщиков, Л.В. Цурикова), когнитивная лингвистика (Е.С. Кубрякова, В.И. Заботкина, Л.В. Бабина, Д.А. Круз). Если в прагматике изучение имплицитной информации предполагает использование терминов «импликатура» и «импликат» (то, что имплицируется), то в исследованиях когнитивно-дискурсивного характера в отечественном языкознании (Молчанова 1998, Дроздова 2003, Прохоров 2006) термин «импликат» приобретает знаковый характер. Импликат рассматривается как условная единица имплицитного уровня, которая состоит, в логическом плане, из вербально выраженного антецедента на эксплицитном уровне и подразумеваемого консеквента по формуле «если есть P, то есть и Q». Исследователи используют термин «импликат» для представления семиотической операции замещения знаком не только выраженного эксплицитно, но и подразумеваемого. Инферентный вывод адресата, обусловленный импликатурами, основывается на наличии в тексте импликатов, указывающих на концептуальные области, в границах которых осуществляется поиск и вывод импликатур Процесс инференции понимается как процесс активации фрейма и взаимодействия его отдельных элементов, а импликация и инференция рассматриваются как взаимосвязанный процесс, в котором импликация обуславливает ход инференций адресата.

Например: в выражениях типа «you think like a woman»; «для женщины вы в шахматы играете неплохо», слово woman/женщина является антецедентом, активирующим концептуальную область «гендерное знание». Консеквентом и собственно импликатурой является женский (фемининный) когнитивный стиль, а именно, интуитивный, синтетический, холистический, контекстуальный и качественный. Он противопоставляется мужскому (маскулинному) стилю мышления - дедуктивному, аналитическому, неконтекстуальному и количественному. Одновременно с имплицитной характеристикой на основе сравнения осуществляется и оценочная категоризация фемининного мышления как неполноценного (плохого) по отношению к полноценному маскулинному (хорошему). Вопрос «So have you women finished gossiping? имеет форму шутки, поэтому адресанта трудно обвинить в сексизме, однако высказывание базируется на целом пакете дискриминационных пресуппозиций. Шутка апеллирует к ряду негативных женских стереотипов, таких, как: женщины всегда говорят о пустяках; женщины сплетничают больше, чем мужчины; если две женщины разговаривают, то они непременно сплетничают.

Таким образом, базово-профильный подход к формированию значения позволяет заключить, что при образовании гендерных смыслов используется целый ряд известных когнитивных механизмов, обеспечивающих направленность внимания: изменение области концептуализации, концептуальная метафора, концептуальная интеграция, инференция.

Список литературы

речевой гендерный мыслительный знание

3. Болдырев Н.Н. Значение и смысл с когнитивной точки зрения и проблема многозначности // Когнитивная семантика. Материалы Второй междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике / Отв.ред. Н.Н. Болдырев. Ч. 1. - Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2000. - С. 11-17.

4. Будаев Э.В. Гендерная специфика политической метафорики // Вопросы когнитивной лингвистики. - №1. - 2006. - С. 88 - 92.

5. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.16: Лингвистическая прагматика. - М.: Прогресс, 1985. - С. 217-237.

6. Гриценко Е.С. Язык. Гендер. Дискурс: - Нижний Новгород: изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2005. -267 с.

7. Кубрякова Е.С. Инференция // Краткий словарь когнитивных терминов / Под общей редакцией Е.С. Кубряковой. - М.: 1996. - С. 32-35.

8. Кубрякова Е.С. Предисловие // Концептуальный анализ языка: современные направления исследования. Сб.науч. трудов. - М. - Калуга: «Эйдос», 2007. - С. 9-18.

9. Лэнекер Р.В. Концептуальная семантика и символическая грамматика // Вопросы когнитивной лингвистики. - №3. - 2006. - С. 15-28.

10. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. - М.: «Гнозис», 2003. - 280 с.

11. Милосердова Е.В. Смысл как интерпретация языкового знака в дискурсе // Связи языковых единиц в системе и реализации: когнитивный аспект. Вып II. Межвуз. сборник научных трудов. Тамбов: Изд-во им. Г.Р. Державина, 1999. С. 160-164.

12. Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка. - М.: Мысль, 1983.

13. Прохоров А.В. Обусловленность процессов инференции импликатурами рекламного текста. Автореферат дисс…..на соискание степени канд. филолог. наук. 10.02.19. Тамбов, 2006. - 20 c.

14. Слышкин Г.Г. Концепт чести в американской и русской культурах (на материале толковых словарей) // Языковая личность: культурные концепты. Сб. науч. тр./ Волгоград - Архангельск: Перемена, 1996. - С. 54-60.

15. Шпербер Д., Уилсон Д. Релевантность // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. - М.:Прогресс, 1988. - С. 212-234.

16. Fauconnier J. Mental Spaces. - Cambridge Univ. Press, 1985. - 190 p.

17. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. - Chicago, 1980.

18. Sperber D., Wilson D. Relevance: Communication and Cognition. -2nd edition. Сambridge, Mass: Blackwell Publishers, 1995. - 326p.

Размещено на Allbest.ru