Употребление славянизмов в языке Пушкина

Самозванец: Он жив еще?

Курбский: Нет, умер.

Такого рода переходы от слов одного действующего лица к словам другого являются не столько намеренными, сколько непроизвольным внешним выражением чисто смыслового, а не декламационного принципа сочетания реплик. Вопросы, ответы, восклицания, возражения, приказания и другие формы реагирования на речь собеседника в «Борисе Годунове» имеют реальную предметную опору в содержании речи, в том, что действующие лица трагедии не только по внешним условиям драматического строя произведения, но и по существу реально обращаются с речью друг к другу. Отсюда обилие специфических разговорных оборотов и интонаций в «Борисе Годунове», которые встречаются на протяжении всей трагедии и выступают в сочетание с разнообразными лексическими элементами: церковнославянизмами, просторечием, элементами фольклора и даже заимствованиями (мраморная нимфа, парнасские цветы, латинская муза). Они образуют материальную языковую ткань пушкинской трагедии. Приведем несколько примеров такого рода разговорных выражений.

Кремлевские палаты.

Воротынский: Ужасное злодейство. Полно, точно ль

Царевича сгубил Борис?

Шуйский: А кто же?

Воротынский: Нечисто, князь.

Шуйский: А что же мне было делать?

Все объявить Феодору?...

Не хвастаюсь, а в случае, конечно

Никакая казнь меня не устрашит.

Воротынский: Ведь Шуйский, Воротынский,

Легко сказать, природные князья.

Девичье поле. Новодевичий монастырь.

Один (тихо): О чем там плачут?

Другой: А как нам знать? То ведают бояре,

Не нам чета.

Баба (с ребенком): Ну, что ж? Как нам надо плакать,

Так и затих! Вот я, тебя, вот бука!

Плачь, баловень!

Второй: Что там еще?

Первый: Да кто их разберет?

Кремлевские палаты.

Воротынский: Ты угадал.

Шуйский: А что?

Ночь. Келья в Чудовом монастыре.

Григорий: Давно, честный отец,

Хотелось мне тебя спросить о смерти

Димитрия-царевича: в то время

Ты, говорят, был в Угличе

Пимен: Ох, помню.

Привел меня бог видеть злое дело,

Кровавый грех.

Григорий: Каких был лет царевич убиенный?

Пимен: Да, лет семи, ему бы ныне было

(Тому прошло уж десять лет…нет, больше:

Двенадцать лет).

Москва. Дом Шуйского.

Пушкин: Племянник мой, Гаврила Пушкин, мне

Из Кракова гонца прислал сегодня.

Шуйский: Ну.

Пушкин: Погоди:

Димитрий жив.

Шуйский: Вот-на! Какая весть.

Царевеч жив! Ну подлинно чудесно!

И только-то?

Шуйский: Что говорят об этом удальце?

Пушкин: Да слышно: он умен, приветлив, ловок,

По нраву всем.

Шуйский: Прав, ты Пушкин.

Но знаешь ли? Об этом, обо всем

Мы помолчим до времени

Пушкин: Вестимо.

Знай про себя.

Царские палаты.

Царь: Постой; Не правда ль, эта весть

Затейлива. Слыхал ли ты когда,

Чтоб мертвые из гроба выходили?

Допрашивать царей, царей законных,

Назначенных, избранных всенародно.

Увенчанных великим патриархом?

Смешно? А? Что? Что ж не смеешься ты?

Царь: Ух, тяжело!… Дай дух переведу…

Зал воеводы Мнишека. В Самборе.

Миншек: А дело-то на свадьбу страх похоже;

Ну, думал ты, признайся, Вишневецкий,

Что дочь моя царицей будет. А?

Мнишек: А какова, скажи, моя Марина?

Я только ей промолвил: ну, смотри!

Не упускай Димитрия!... И вот

Все кончено. Уж он в ее сетях.

Кавалер: Что в ней нашел Димитрий?

Дама: Как? Она

Красавица.

Мнишек: Признайся, друг: все как-то приуныло.

Оставим их; пойдем, товарищ мой,

Венгерского обросшую травой,

Велим открыть бутылку вековую

Да в уголку потямнем-ка вдвоем

Душистый ток струю, как жир, густую,

А между тем посудим кой о чем.

Пойдем же, брат.

Лес.

Лжедмитрий: Мой бедный конь! Как бодро поскакал

Сегодня он в последнее сраженье.

И, раненный, как быстро нес меня,

Мой бедный конь.

Пушкин (про себя): Ну вот о чем жалеет!

Об лошади. Когда все наше войско

Побито в прах.

Таких примеров в трагедии множество. В таких сгустках разговорной экспрессии, которая становится особенно заметной при сравнении с господствующей драматургической традиции, построена речь как реально средство общения между действующими лицами в драме «Борис Годунов».

2.4 Просторечие в «Борисе Годунове»

Пушкин стремится выйти за тесные пределы стилистического материала, установленные традицией. Он заимствует у Шекспира принцип чередования стихотворных и прозаических текстов. Подсказывал для прозы «площадной» гротескный материал, при помощи которого достигаются редкие драматические эффекты, состоящие в создании своего рода «языковых масок», т. е. персонажей, драматический характер которых отчетливо воплощен в особенностях их речи. Такими персонажами в трагедии являются Варлаам и Маржерет. Смысл этих «языковых масок» не документально-бытовой, а прежде всего экспрессивный. Варлаам иногда произносит стереотипные церковные формулы типа прииде грех велий на языци земнии. Церковнославянизмы всего лишь деталь, входящая составной частью в его театральный образ. Варлаам - балагур, прибауточник, сыплющий поговорками. Такова его языковая маска.

Варлаам: Вот мы, отец Мисаил да я, грешный, кат утекли из

монастыря, так ни о чем уже не думают. Литва ли,

Русь ли, что гудок, что гусли: все нам равно, было бы

вино… да вот и оно!

Мисаил: Складно сказано, отец Варлаам

Варлаам: А пьяному рай, отец Мисаил! Выпьем чарочку за

шинкарочку… Однако, отец Михаил, когда я пью,

так трезвых не люблю; ино дело пьянство, а иное

чванство; хочешь жить, как мы, милости просим-нет,

так убирайся, проваливай: скоморох попу не товарищ.

Валлаам: Да что он за постник? Сам же к нам навязался в

товарищи, неведомо кто, неведомо откуда, - да еще и

спесивится; может быть, кобылу нюхал…

Выражение «кобылу нюхал» означает «был сечен кнутом на кобыле», т. е. на особого рода доске, специально приспособленной для этого наказания.

В этом выражении наглядно сказалось совпадение тяготения Пушкина к историческому колориту и колоритному языку.

Первый пристав: Ребята; здесь Гришка! Держите, вяжите его!

Вот уже не думал не гадал.

Валаам: Отстаньте сукины дети! Что я за Гришка? - как

пятьдесят лет, борода седая, брюхо толстое! Нет, брат!

Молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не

читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до

петли доходит.

Источником грубого выражения послужил для Пушкина Карамзин, у которого оно приводится по летописи как пример негодования.

Важна речь Маржерета, говорящего по-французски, по своим экспрессивным качествам.

Маржерет (Перевод): Что значит православные?...

Рвань окаянная, проклятая сволочь!

Черт возьми, мейн герр (сударь),

Я прям взбешен: можно подумать у них

нет рук, чтобы драться, а только ноги,

чтобы удирать.

Маржерет: Тысяча дьяволов! Я не сдвинусь отсюда ни на шаг -

раз дело начато, надо его кончать. Что вы скажете

на это, мейн герр?

Маржерет: Черт, дело становится жарким,

Этот дьявол - Самозванец, как они его называют,

отчаянный головорез.

Как вы полагаете, мейн герр?

В прозаических сценах наблюдаются и некоторые элементы социальной характеристики действующих лиц по их языку. Это касается образа хозяйки корчмы.

Григорий: Куда ведет эта дорога?

Хозяйка: В Литву, мой кормилец, к Луевым горам.

Григорий: Да кого же им надобно? Кто бежал из Москвы?

Хозяйка: А господь его ведает, вор ли, разбойник - только здесь и

добрым людям прохода нет - а что из того будет?

Ничего; не лысого беса не поймают…

… иди по тропинке…, а там прямо через болото на

Хлопина, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий

Мальчишка доведет до Луёвых гор.

Хозяйка: Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться только

слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба,

и неведомо чего - чтоб им издохнуть окаянным!

Чтоб им…

Самозванец: Нет - легче мне сражаться с Годуновым

Или хитрить с придворным езуитом,

Чем с женщиной - черт с ними; мочи нет,

И путает, и вьется, и ползет;

Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.

Змея! Змея! - Недаром я дрожал.

Она меня чуть-чуть не погубила.

Но решено: заутро двину рать.

Так в знаменитом монологе Годунова, встречается слово тошнит:

Ах! Чувствую: ничто не может нас

Среди мирских печалей успокоить;

Ничто, ничто… едина разве совесть.

Так, здравая, она восторжествует

Над злобою, над темной клеветою. -

Но если в ней единое пятно,

Единое, случайно завелося,

Тогда - беда! Как язвой моровой

Душа горит, нальется сердце ядом,

Как молотком стучит в ушах упрек,

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах…

И рад бежать, да некуда…ужасно!

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

В речах мальчишек, старухи, юродивого, народа в заключительной

сцене звучит народная речь:

Старуха: Отвяжитесь, бесенята, от блаженного

- помолись за меня, Николка, за меня грешную

Юродивый: Дай, дай, дай копеечку

Юродивый: Борис, Борис! Николку дети обижают.

Царь: Подать ему милостыню. О чем он плачет?

Юродивый: Николку маленькие дети обижают…

Вели их зарезать, как зарезал ты

Маленького царевича.

Бояре: Поди прочь, дурак! Схватите дурака!

Царь: Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка!

Юродивый (ему вслед): Нет, нет! Нельзя молиться за

Царя Ирода - богородица не велит.

С эпохой Годунова связано происхождение пословицы «Вот тебе, бабушка, Юрьев день».

Афанасий Пушкин: Вот - Юрьев день задумал уничтожить.

Попробуй самозванец

Им посулить старинный Юрьев день,

Так и пойдет потеха.

Во всех этих примерах нет ничего нарочитого. Они вполне согласуются с нашим представлением об элементах просторечия в живом языке Пушкина. В «Борисе Годунове» встречаются обычные для Пушкина морфологические особенности: противу их, волоса рыжие, казаки лишь только селы грабят. Пушкин, согласно архаично-просторечному правилу согласования, употребляет глагол в форме множественного числа при подлежащем, имеющим значение количества:

Не много слов доходят до меня;

Входят несколько ляхов.

Воротынский: Народ отвык в нас видеть древнюю отрасль.

Употреблена краткая форма прилагательного в роли определения.

Шуйский: Царь из Литвы пришла нам весть

Царь: Не та ли, что Пушкину привез вечор гонец

Народ: Что толковать? Боярин правду молвил.

Да здравствует Димитрий, наш отец!

Мужик на амвоне: Народ, народ! В Кремль, в царские палаты!

Ступай! Взять Борисова щенка!

Можно сделать вывод о том, что и славянизмы и просторечные элементы окрашены в «Борисе Годунове» в национально-исторические тона.

2.5 Элементы делового письма в языке трагедии «Борис Годунов»

Некоторые элементы делового приказного языка также нашли отражение в трагедии.

Борис Годунов: Мне свейский государь

Через послов союз свой предложил,

Но не нужна нам чуждая помога

Афанасий Пушкин: Король его ласкает

И говорят, помогу обещал

Гавриила Пушкин: Не знаешь ли, чем сильны мы, Басманов.

Не войском, нет, не польскою помогою.

Борис Годунов: Пора смирить безумца! - Поезжайте

Ты, Трубецкой, и ты, Басманов: помочь

Нужна моим усердным воеводам

Помочь вместо помощь встречается у Пушкина и в повести «Дубровский», когда Маша говорит: «Каким образом вы мне окажете помочь?»

В обращении к сыну Годунов произносит следующие слова:

Все области, которые ты ныне

Изобразил так хитро на бумаге

Все под руку достанутся твою.

В этом отрывке слово «хитро» употреблено в старинном обиходном значении «искусно», а выражение «под руку» является одним из старинных выражений делового языка, и означало оно «власть».

В приведенном выше обращении Карелы к Самозванцу встречается выражение «царевы ясны очи», «кланяться головами»

И ответ Самозванца:

… мы по старине

Пожалуем наш верный, вольный Дон

Гаврила Пушкин объясняет Самозванцу, что новые лица, которые он видит в окружающей толпе:

Они пришли у милости твоей

Просить меча и службы

Пушкин: Целуйте крест законному владыке,

Смиритеся, немедленно пошлите

К Димитрию во стан митрополита,

Бояр, дьяков и выборных людей,

Да бьют челом отцу и государю

Третий: Да вот верховный дьяк

Выходит нам сказать решенье думы

Народ: Молчать! Молчать! Дьяк думный говорит;

Ш-ш - слушайте

Щелкалов: Собором положили

(с красного крыльца) В последний раз отведать силу просьбы

Над скорбною правителя думой

Интересен образ Воротынского - знатного боярина, представителя древнего рода, униженного царями.

Шуйский: Перешагнет, Борис не так-то робок!

Какая честь для нас, для всей Руси!

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты!

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмет венец и бармы Мономаха…

Воротынский: Так, родом он незнатен, мы знатнее.

Воротынский: Ведь Шуйский, Воротынский…

Легко сказать, природные князья.

Не мало нас, наследников варяга,

Да трудно нам тягаться с Годуновым:

Народ отвык в нас видеть древню отрасль

Воинственных властителей своих.

Уже давно лишились мы уделов;

Давно царям подручниками служим

Слово подручник означает подчиненного, подвластного кому-нибудь человека (под рукою - под властью). По значению в языке русского феодализма близко к слову вассал; ср. противопоставление князя и подручника в Ипатьевской летописи: «не акы к князю, но акы к подручнику и просту человеку». Пушкин, чувствуя конкретно-исторический колорит указанного слова, вставляет его реплику Воротынского, что является интересной деталью феодальных переживаний Воротынского, хотя уже тогда бытовало слово «дворяне».

Другой такой феодальной особенностью в языке «Бориса Годунова» является слово «витязь». Самозванец трижды употребляет это слово в отношении к Курбскому:

Я радуюсь, великородный витязь,

Что кровь его с отечеством мирится.

О витязь мой! Завидую тебе,

Сын Курбского, воспитанный в изгнанье,

Забыв отцом снесенные обиды,

Его вину за гробом искупив,

Ты кровь готов излить за сына Иоанна

Что ж курбского не вижу между вами?...

Где ж витязь мой?

Слово витязь имеет значение русского эквивалента западному рыцарь. Так, в поэме «Руслан и Людмила» Пушкин иногда называет витязей рыцарями:

Наш витязь мимо черных скал

Тихонько проезжал и взором

Ночлега меж дерев искал

Дальше: Над рыцарем иная машет

Ветвями молодых берез

И рыцарь пасмурный шептал

Марина, прекрасная и гордая полячка, также употребляет данное слово:

О верю я! - но чем, нельзя ль узнать,

Клянешься ты? Не именем ли бога

Как набожный приимыш езуитов?

Иль честию, как витязь благородный…

… я ног своих видала

Я рыцарей и графов благородных;

Но их мольбы я хладно отвергала

У Карамзина также встречается витязь: «Тут Расстрига, как истинный витязь, оказал смелость необыкновенную».

В драме встречается еще интересный кусок стилизации старинного официального документа в сцене в корчме. Оглашенный в этой сцене царский указ о поимке беглого монаха, чернеца Григория Отрепьева, строго выдержан Пушкиным в духе делового приказного языка:

Григорий: Чудова монастыря недостойный чернец Григорий, из

роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный

диаволом, возмущать святую братию. Всякими

соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось,

отбежал он, окаянный Гришка, к границе литовской…

Варлаам продолжает читать: «А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая.»

Синтаксический строй делового языка характеризуется паратактическими формами связи, при которых различные смысловые отношения передаются либо простым соединением, либо при помощи союзов и, а, иногда с помощью указательных местоимений и повторением определенного слова, частым предложением предлогов.

Внимательное отношение Пушкина к синтаксической стороне делового официального языка сказалось, в частности, также в употреблении характерного присоединительного союза а, который начинает текст:

А лет е-му от-ро-ду… 20…

А ростом он мал, грудь широкая…

Пушкин стилизовал даже в орфографическом отношении царский указ, Чюдова (ю после мягкого ч), согласно древнерусской орфографии.

Таким образом, и просторечные элементы окрашены в национально-исторические тона.

2.6 Фольклорный материал в языке драмы

Фольклорный материал использован Пушкиным в нескольких эпизодах. Это эпизод царевны Ксении с мамкой в разговоре об умершем женихе:

Ксения (целует портрет): Милый мой жених прекрасный

королевич, не мне ты достался, не своей

невесте - а темной могилке на чужой

сторонке. Никогда не утешусь, вечно по

тебе буду плакать.

Мамка: И, царевна! Девица плачет, что роса падет; взойдет

солнце росу высушит. Будет у тебя другой жених и

прекрасный, и приветливый, полюбишь его дитя наше

ненаглядное, забудешь своего королевича.

Ксения: Нет, мамушка, я и мертвому буду ему верна.

Элемент фольклора присутствует в монологе Пимена в стихе: волнуяся, как море-окиян:

Пимен: Минувшее преходит предо мною -

Давно ль неслось оно, событий полно,

Волнуяся, как море-окиян ?

Следующий эпизод связан с песенкой юродивого:

Месяц светит,

Котенок плачет,

Юродивый, вставай,

Богу помолися!

Термин витязь также в некоторой степени связан с фольклором, тем более, что Курбский обнажает меч за надежу-государя, который также является фольклорный образом.

Курбский: Вот, вот она! Вот русская граница!

Святая Русь, отечество! Я твой!

Чужбины прах с презреньем отряхаю

С моих одежд - пью жадно воздух новы:

Он мне родной!... теперь твоя душа,

О мой отец, утешится и в гробе

Опальный возрадуются кости!

Блеснул опять наследственный наш меч

Сей славный меч, гроза Казани темной,

В своем пиру теперь он загуляет

За своего надежу-государя!...

Самозванец: Здорово, господа!

Что ж Курбского не вижу между вами?

Я видел, как сегодня в гущу боя

Он врезался: тьмы сабель молодца,

Что зыбкие колосья облепили;

Но меч его всех выше поднимался,

А грозный клик все клики заглушал.

Где ж витязь мой?

Лях: Он лег на поле смерти.

В приведенном отрывке термин «витязь» также связан с фольклором. Курбский погибает на поле смерти за своего надежу-государя.

2.7 Галлицизмы в драме «Борис Годунов»

Немало а трагедии Пушкина галлицизмов. «Галлицизм: слово или оборот речи, заимствованный из французского языка»¹¹ Словарь русского языка, 1 - 4 т; т. 1 - М, 1981 - с. 298.

Басманов: Он прав, он прав: везде измена зреет -

Что делать мне? Ужели буду ждать,

Чтоб и меня бунтовщики связали

И выдали Отрепьеву? Не лучше ль

Предупредить разрыв потока бурный

И самому… Но изменить присяге!

Но заслужить бесчестье в род и род!

Доверенность младого венценосца

Предательством ужасным заплатить.

Здесь употреблена беспредложная конструкция заплатить доверенность, бытующая во французском языке.

Самозванец: Я знал донцов. Не сомневался видеть

В своих рядах казачьи бунчуки.

Благодарим Донское наше войско.

Здесь употребляется конструкция с инфинитивом.

Царь: Что Ксения? Что, милая моя?

В невестах уж печальная вдовица!

Все плачешь ты о мертвом женихе.

Дитя мое! Судьба мне не сулила

Виновником быть вашего блаженства.

Я может быть, прогневал небеса,

Я счастие твое не мог утсроить.

Самозванец: Что ж Курбского не вижу между вами?

Лях: Он лег на поле смерти.

Самозванец: Честь храброму и мир его душе!

Сцена с Мариной у фонтана.

Самозванец: Клянусь тебе, что сердца моего

Ты вымучить одна могла признанья.

Клянусь тебе, что никогда, нигде,

Ни в пиршестве за чашею безумства…

Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.

Марина: Но - слышит бог - пока твоя нога

Не оперлась на тронные ступени,

Пока тобой не свержен Годунов,

Любви речей не буду слушать я.

Самозванец: Ты кто такой?

Поляк: Сабаньский, шляхич вольный.

Самозванец: Хвала и честь тебе, свободы чадо!

Вперед ему треть жалованья выдать.

Такого рода атрибутивное употребление родительного падежа от существительных с отвлеченным значением очень часто встречается в лирическом языке Пушкина: дева красоты, дочь неволи, нег и плена в «Бахчисарайском фонтане», нега любви в «Гавриллиаде» и др.

Интересным является в трагедии соединение галлицизмов со славянизмами. Так, Борис Годунов говорит Шуйскому:

Послушай, князь: взять меры сей же час;

Чтоб от Литвы Россия оградилась заставами…

Это же выражение Марина повторяет в славянизированной форме.

Не время, князь. Ты медлишь - и меж тем

Приверженность твоих клевретов стынет,

А Годунов свои приемлет меры…

Часто встречается в трагедии образ, прикрепленный к слову кипеть:

Самозванец: И я люблю парнасские цветы.

Я верую в пророчества пиитов.

Нет, не вотще в их пламенной груди

Кипит восторг: благословится подвиг,

Его же они прославили заранее.

Марина: Не юноше, кипящему, безумно

Плененному моею красотой,

Знай: отдаю торжественно я руку

Наследнику московского престола,

Царевичу, спасенному судьбой

Царь: Повсюду им разосланные письма

Посеяли тревогу и сомненье,

На площади мятежный бродит шепот,

Умы кипят, их нужно остудить.

Григорий: Мне снилося, что лестница крутая

Меня вела на башню; с высоты

Мне виделась Москва, что муравейник:

Внизу народ на площади кипел

И на меня указывал со смехом.

В польских сценах встречаются такие выражения, как прелестная

Марина, мраморная нимфа:

Дама: Как! Она

красавица.

Кавалер: Да, мраморная нимфа:

Глаза, уста без жизни, без улыбки…

Самозванец: Не мучь меня, прелестная Марина,

Не говори, что сан, а не меня

Избрала ты.

В драме постоянно употребляются слова безумный и безумство:

Пимен: Мой старый сон не тих, и не безгрешен,

Мне чудятся то шумные пиры,

То ратный стан, то схватки боевые,

Безумные потехи юных лет.

Царь: Безумны мы ,когда народный плеск.

Иль ярый вопль тревожит сердце наше

В сцене у фонтана:

Марина: Не юноше, кипящему безумно

Плененному моею красотой,

Знай: отдаю торжественно я руку

Наследнику московского престола,

Царевичу, спасенному судьбой.

Самозванец: Клянусь тебе, что никогда, нигде,

Ни в пиршестве за чашею безумства,

Ни в дружеском, заветном разговоре,

Ни под ножом, ни в муках истязаний

Си тяжких тайн не выдаст мой язык.

Интересны также специфические лирические сочетания, с родительным определительным, которые получили широкое распространение в русском языке под влиянием французского языка:

Пимен: Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдет мой труд усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивый сказанья перепишет…

Григорий: Я угадать хотел, о чем он пишет?

О темном ли владычестве татар?

О казнях ли свирепых Иоанна?

Григорий: Когда со мной свершится

Судьбы завет, когда корону предков

Надену я.

Самозванец: Несчастный вождь! Как ярко просиял

Восход его шумящей, бурной жизни.

На почве французского языка возникают своеобразные формы метафоризации:

Царь: Душа сгорит, нальется сердце ядом,

Как молотком стучит в ушах упрек.

Курбский: Чужбины прах с презреньем отряхаю

С моих одежд - пью жадно воздух новый.

Выводы по 2 главе

Пушкин - реформатор «условного» жанрового языка классической русской трагедии, который в начале XIX века находится в кризисном состоянии.

Пушкин не проводит резкой границы между драматическим и литературным языком. Он вовлек драматический жанр в общий поток русского поэтического слова своей эпохи, у него отсутствуют какие-либо жесткие жанровые ограничения.

Русский литературный язык, нормы которого были выработаны Пушкиным, является общим стилистическим фоном трагедии, на котором приобретают особое значение церковнославянизмы, просторечие, заимствование, разговорная речь.

«История государства Российского», которая явилась фактической основой драмы «Борис Годунов», была пропущена Пушкиным через поэтическое сознание.

«Борис Годунов» был первой русской трагедией, в которой декламация перестает быть основным и главенствующим принципом. Вместо декламации появляются диалог, беседа.

Отбор языкового материала в художественное произведение, в

том числе и в трагедию, драму, производится в соответствии с критерием эстетическим, критерием художественности. Это значит, что отбор языкового материала в литературное

произведение производится прежде всего конкретной художественной задачей, поставленной в произведении. Все это предопределяет особенности языка произведения, его

стилистическую характеристику. Нет ничего заранее заданного, условного, навязанного со стороны: язык произведения непосредственно вытекает из внутренних свойств произведения, поэтому он также эстетически значим и индивидуально неповторим, как и все остальные элементы художественного произведения. С именем Пушкина разрушается стена языковых условностей и ограничений, которая стояла между художником и изображаемой действительностью.

Стилистическая сложность произведения отражает многогранность изображаемой действительности. Отказ от стилистического однообразия открывал путь для реалистического отображения действительности, для широкого и вольного изображения характеров.

Пушкин в трагедии «Борис Годунов» использует широкий диапазон стилистических средств языка: от бытового просторечия до языковых средств «высокого слога».

Главная задача Пушкина - это воспроизведение исторической эпохи средствами языка. Весь языковой материал пропущен Пушкиным через свое поэтическое сознание, поэтому он приобретал все типичные качества пушкинского поэтического слова.

В национально-исторические тона у Пушкина окрашены все языковые средства: и славянизмы, и просторечие, и галлицизмы.

Драматический язык подчинен нормам, которые Пушкин выработал в своих поэтических образцах начала XIX века. Те стилистические языковые средства, которые привлечены Пушкиным, не выделяются на их фоне.

Заключение

Пушкин - одно из самых замечательных явлений русского художественного слова, крупнейший мастер языка и стиля в русской литературе.

Творчество Пушкина представляет собой высшее воплощение национально-русского литературно-языкового выражения. Он создал самые яркие и совершенные образцы национально-литературного выражения не только в прозе и поэзии, но и в драматическом языке.

Пушкин в трагедии «Борис Годунов» отошел от господствующей традиции в драматическом языке русской трагедии, язык которой был условным языком жанра, обособленного «высоким слогом». Пушкин вышел за тесные пределы «высокого слога», установленного традицией, который означал полное однообразие языка. Отбор языкового материала в «Борисе Годунове» производится в соответствии с главной задачей, поставленной в трагедии - воспроизведение исторической эпохи «смутного времени».

Пушкин утверждает многообразие стилей в пределах единой общенациональной нормы литературного выражения. В пушкинском тексте слово выбирается по принципу максимально точного обозначения предмета, максимально точного выражения мысли. Отбор языковых средств Пушкиным и в прозе, и в поэзии, и в драматическом жанре производится в соответствии с логикой событий, и положений, с правдой характеров и требованием искренности и точности выражений.

Подчеркнутая смысловая точность словоупотребления сочетается с отказом от всякого рода словесных украшений, присущих сентиментальному стилю. В классицизме условности были предусмотрены жанром, каждый из которых характеризовался своими правилами отбора и организации языковых средств.

Пушкин выработал единые нормы литературного языка, которые стали общими для всех жанров художественной литературы, в том числе и для драмы. Они стали общим языковым фоном, на котором приобретают особое значение различные стилистические средства русского языка. Он отказывается от стилистического однообразия, ровности слога. Стилистическая сложность произведения позволяла свободное сочетание и взаимопроникновение языковых единиц, прежде разобщенных и противопоставленных в историко-генетическом, экспрессивно-стилистическом и социально-характериологическом плане. Языковые единицы отбираются не по происхождению, стилевой принадлежности или социальной приуроченности, а по их соответствию изображаемой действительности, что создает единое гармоничное целое

Язык трагедии «Борис Годунов» прост, благороден, истинно драматический язык, в котором находят свое место различные языковые средства. Но все они способствуют раскрытию национально-исторической темы: и церковнославянизмы, и разговорная речь, и просторечие, и галлицизмы, и элементы делового языка, и славянизмы, до Пушкина составлявшие основу «высокого слога», которым писали трагедии, служат для создания исторической эпохи того времени.

Список использованной литературы

1. Аванесов Р. И. К вопросам периодизации истории русского языка // Славянское языкознание. VII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1973

2. Аксаков К. С. О Карамзине. Русская литература. 1977 - №3

3. Алексеев А. А. Академик А. И. Соболевский. - историк русского литературного языка. «ВЯ» - 1975 - №5

4. Барнет В. Языковая норма в социальной коммуникации. // Проблемы нормы в славянских литературных языках в синхронном и диахронном аспектах. М., 1976

5. Бельчиков Ю. А. Русский литературный язык во второй половине XIX века. М., 1974

6. Благой Д. Д. Пушкин и русская литература XVIII века. // Пушкин - родоначальник новой русской литературы. М. - Л., 1941

7. Будаков Д. А. Литературные языки и языковые стили. М., 1967

8. Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. Киев, 1953

9. Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. М., 1954

10. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959

11. Виноградов В. В. Пушкин и русский литературный язык. // Пушкин - родоначальник новой русской литературы. М. - Л., 1941

12. Виноградов В. В. О художественной речи Пушкина. - Русский язык в школе. 1967 - №3

13. Виноградов В. В. Проблемы литературных языков и закономерностей их образования и развития. М., 1967

14. Виноградов В. В. Избранные труды. История русского литературного языка. М., 1978

15. Виноградов В. В. Русская наука о русском литературном языке. // Виноградов В. В. История лингвистических учений. М., 1978

16. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка. XVIII - XIX в.в. 3-е изд. М., 1982

17. Винокур Г. О. Русский литературный язык второй половины XVIII века. // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959

18. Горшков А. И. Теория русского литературного языка. М., 1984

19. Ефимов А. И. История русского литературного языка. М., 1987

20. Ильинская И. С. Из истории славянизмов в поэтической речи первой половины XIX века. //Образование новой стилистики русского языка в пушкинскую эпоху. М., 1964

21. Ковалевская Е. Г. История русского литературного языка. М., 1978

22. Ковтунова И. И. Порядок слов в русском литературном языке XVIII - первой трети XIX в. М., 1969

23. Кожина М. Н. Стилистика русского языка. М., 1977

24. Кожина М. Н. Соотношение стилистики и лингвистики текста:«Филологические науки» - 1979 - №5

25. Колесов В. В. К характеристике стилистического варианта в литературном языке. // Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971

26. Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка. X - середина XVIII в. М., 1975

27. Левин В. Д. Пушкин и язык русской литературы // «Русский язык в школе» - 1962 - №1

28. Лежнев А. Г. Проза Пушкина. Опыт стилевого исследования. М., 1966

29. Лексика русского литературного языка XIX - начала XX века. М., 1981

30. Литературный язык XVIII века: Проблемы стилистики. Л., 1982

31. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X - XVIII в.в.: Эпохи и стили. Л., 1973

32. Макогоненко Г. П. От Фонвизина до Пушкина. М., 1969

33. Мальцева Н. М., Молотков А. И., Петрова З. М. Лексические новообразования в русском языке XVIII века.Л., 1975

34. Малкова О. В. О связи церковнославянского языка древнерусской редакции со старославянским языком // «ВЯ» - 1981 - №4

35. Мещерский Н. А. История литературного языка. Л., 1981

36. Милехина Е. В. История литературного языка. М., 2002

37. Обнорский С. П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. М. - Л., 1946

38. Обнорский С. П. Избранные работы по русскому языку. М., 1960

39. Островский А. Н. ПСС. т. XII., М., 1952

40. Русские писатели о языке. Л., 1954

41. Поспелов Н. С. Синтаксический строй стихотворных произведений Пушкина. М., 1960

42. Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10 т. М., 1974 - 1978

43. Скворцов Л. И. Теоретические основы культуры речи. М., 1980

44. Соболевский А. И. История русского литературного языка. Л., 1980

45. Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава русского литературного языка 30-90-е годы XIX века. М. - Л., 1965

46. Средневский И. И. Мысли об истории русского языка. М., 1959

47. Томашевский В. Вопросы языка в творчестве Пушкина. // Пушкин, исследования и материалы. т. 1. М. - Л., 1956

48. Успенский Б. А. История русского литературного языка. М., 1981

49. Филин Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М., 1981

50. Шмелев Д. Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977

Интернет литература

1. http://azbyka.ru/fiction/o-poeme-a-s-pushkina-boris-godunov-chast-1/

2. http://feb-web.ru/feb/pushkin/texts/selected/god/god-129-.htm

3. http://royallib.ru/book/pushkin_aleksandr/boris_godunov.html

4. http://www.literature-xix.ru/pushkin/boris-godunov/

5. http://www.openclass.ru/node/100252

Размещено на Allbest.ru