Современный русский медиадискурс: язык интолерантности

Результаты проведенного исследования позволяют сформулировать основные положения, выносимые на защиту:

1. Медиадискурс как социально и культурно маркированный процесс оперирования информацией в условиях опосредованного масс-медиа широкого публичного диалога не только отражает особенности массового сознания, но и организует его. Медиадискурс является социально-регулятивным механизмом, организующим массовое сознание посредством формирования социально значимых когнитивных, аксиологических и регулятивных смыслов. Медийное слово по своей природе обладает повышенной воздействующей силой, однако способ этого воздействия, фиксируемый в языке, зависит от особенностей культуры. Одной из ключевых особенностей современного русского медиадискурса является активизация интолерантности как культуры неприятия «другого» (личности, идеи, объекта или ситуации) и его отрицания в качестве альтернативно истинного, а также актуализация негативных и «низких» смыслов, направленных на понижение социокультурного статуса «другого» и его атрибутов. Культура неприятия и отрицания, разрабатываемая современными российскими масс-медиа, проявляется в формировании так называемого языка интолерантности, то есть совокупности языковых и речевых механизмов понижения социокультурного статуса «другого» и его вытеснения из коммуникативного пространства.

2. Язык интолерантности, продуцируемый современными российскими масс-медиа, свидетельствует о расширении пространства «я» за счет редуцирования пространства «другого». Язык интолерантности отражает особый способ социальной адаптации личности, для которой наиболее приемлемой формой коммуникации является монолог, что создает проблемы для полноценного публичного социального диалога.

3. Интолерантность в русском языке выражается как лексическими, так и грамматическими средствами. Способы объективации интолерантного потенциала в русском языке, репрезентируемого масс-медиа, разнообразны, однако наиболее востребованы из них: негативное номинирование, дисфемизация, стилистическое и ассоциативное снижение, аксиологическая деривация, метафоризация, грамматическая конверсия «человек > не-человек».

4. Особая роль в формировании языка интолернатности принадлежит языковой игре, которая в современном русском медиадискурсе выступает в качестве важнейшего инструмента создания новых языковых форм прежде всего культуры неприятия и отрицания «другого», а также средства усиления эстетики интолерантности.

Апробация исследования. Основные положения и результаты диссертационного исследования были представлены на международных, межвузовских и областных научных и научно-практических конференциях: на областной научной конференции «Роль учреждений культуры и образования в сохранении нематериального культурного наследия» (г. Белгород, 28 февраля 2006 г.); международной научно-практической конференции «Журналистика и медиаобразование в XXI веке» (г. Белгород, 25-27 сентября 2006 г.); межвузовской научно-практической конференции «Средства массовой информации в современном мире» (г. Санкт-Петербург, 24-25 апреля 2007 г.); научно-практической конференции «Журналистика и медиаобразование в XXI веке» (г. Белгород, 2007 г.); межвузовской научно-практической конференции «Средства массовой информации в современном мире. Молодые исследователи» (г. Санкт-Петербург, 28 февраля - 1 марта 2008 г.); международной научно-практической конференции «Журналистика и медиаобразование в XXI веке» (Белгород, 25-27 сентября 2008 г.).

Основные положения исследования нашли отражение в 10 публикациях, из которых 2 - в журналах, рекомендованных ВАК РФ.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность исследования, определяются цели и задачи, характеризуется материал, предмет и объект исследования, его научная новизна, теоретическая и практическая значимость, описываются используемые методы и приемы исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Русское слово в культуре современных масс-медиа» затрагиваются вопросы взаимосвязи языка и культуры, языка и человека. Анализируются современные подходы в области теории массовых коммуникаций, в области функционирования современного русского языка и языка СМИ. Особое внимание уделяется феномену медиадискурса как самосознания культуры.

В первом параграфе «Язык как вербализованная память культуры» говорится о том, что в настоящее время одной из актуальных проблем современной лингвистики является изучение языка в его отношении к человеку. Такой ракурс рассмотрения языковых явлений был обозначен как «субъективность в языке» (Э. Бенвенист), или «антропоцентрический принцип» (Ю.С. Степанов). Принцип антропоцентризма нашел отражение в работах В.М. Алпатова, Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, и др.

На сегодняшний день лингвистами выдвигаются две проблемы изучения человеческого фактора в языке. Одна связана с исследованием вопросов характера воздействия естественного языка на поведение и мышление человека. Другая проблема сконцентрирована на круге вопросов о воздействии человека на используемый им язык (К.В. Томашевская), то есть анализируются человек в языке и язык в человеке.

Исследуя фактор человека в языке, ученые пришли к необходимости разработки феномена языковой личности. Сегодня такая ориентированность является центральным направлением в научной парадигме лингвистики. Вслед за Ю.Н. Карауловым под языковой личностью мы понимаем «совокупность способностей и характеристик человека, обуславливающих создание и восприятие им речевых произведений, которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью» (Ю.Н. Караулов).

Языковая личность рассматривается сегодня как личность, которая вмещает в себя социальный, психический, этический и другие компоненты, преломленные через ее язык.

Антропоцентрическая ориентация современной лингвистики в круг основных интересов относит такие проблемы, как взаимосвязь языка и личности, языка и культуры, вследствие чего лингвокультурное моделирование языкового сознания стало одним из ведущих направлений языкознания в конце XX - начале XXI века.

Сегодня понятие языковое сознание рассматривается с точки зрения двух подходов. Один подход рассматривает языковое сознание как специфическое отражение объективной реальности в двустороннем знаке, другой - как совокупность законов и правил использования языка, т.е. языковое сознание отражает языковую структуру носителей языка, которая отвечает за способность правильно выбрать и употребить языковые средства в процессе коммуникации (Е.И. Горошко).

Языковой знак представляется той структурой сознания, в которой отражены ценности социума. Предметы и явления, которые играют в жизни человека большую роль, которые значимы для него, будут обладать определенным набором ценностей.

Аксиологический аспект является продолжением и существенным дополнением антропоцентрического подхода к изучению языковых явлений, связанных с репрезентацией человека в языке и предполагающий определение того, что человек считает ценным для себя, окружающих его людей и общества. С точки зрения аксиологии, особый интерес представляет анализ того, как ценности могут выражаться в языковых единицах, поскольку «язык является одним из наиболее значимых компонентов культуры, его единицы ценностно маркированы» (Г.Г. Слышкин).

Из сказанного следует вывод о том, что в языковом сознании отражается исторический и духовно-преобразующий опыт народа, его культурные традиции и ценности. В нем заключена культурно-национальная специфика того или иного языкового коллектива. Причем «основную культурную нагрузку, - как пишет С.Г. Тер-Минасова, - несет лексика: слова и словосочетания. Из них складывается языковая картина мира, определяющая восприятие мира носителями данного языка» (С.Г. Тер-Минасова). интолерантность российский караулов

А. Т. Хроленко приводит два уровня проявления культурного фона в лексике: первый уровень характеризуется отражением в отдельном слове и в лексическом составе языка в целом специфики материальной культуры; специфика второго уровня заключается в воздействии на язык и лексику, в том числе мировоззренческого фактора (А.Т. Хроленко).

Языковое сознание отражает специфику национальной культуры языковой личности. Механизмы формирования языковых структур позволяют судить и о состоянии культуры, и о культурных преобразованиях, поскольку культура отражена в языке.

Во втором параграфе «Язык СМИ в культурном пространстве России» анализируется последнее десятилетие, которое стало временем существенного обновления языкового и речевого облика масс-медиа.

Масштабные перемены, которые произошли с современными СМИ, по-разному оцениваются в научной литературе, однако, несомненно то, что СМИ связаны с переменами в российском обществе на рубеже XX-XXI веков. Вслед за Н.Б. Кириловой мы выделяем три периода такой модернизации, условно названные как: «горбачевский» (1985-1991), «ельцинский» (1991-1999) и «путинский» (1999-2005) (Н.Б. Кирилова).

Наблюдаемые в языке СМИ процессы сегодня можно по-разному оценивать, поскольку они привели к разным и не всегда заслуживающим только положительных оценок результатам, однако важно то, что публичное слово, получив безусловные «гарантии свободы» (Е.П. Прохоров), стало не только эффективным средством «форматирования» массового сознания, но и полноценным его выразителем. Из только декларируемой ценности культуры свобода превратилась в реальный фактор творческой деятельности. «Штурм будущего», о котором в конце XX века настойчиво говорила российская пресса, состоялся: журналистское слово обрело способность к выражению нового мировоззрения и нового мироощущения, в котором чувственная компонента обрела статус, не уступающий интеллектуальной.

Автор медийного текста перестал быть безмолвным наблюдателем и бесстрастным ретранслятором чужых, проверенных и санкционированных точек зрения, явив себя читателю как личность, не только способную на самостоятельную мысль и самостоятельный поступок, но и стремящуюся артикулировано, в полный голос заявить о себе, заявить свою позицию, свое мировоззренческое «я» посредством категоричной, безапелляционной оценки, экспрессивного и эмоционально-выразительного слова, игры со стилем, а также игры «на гранях языка» (Н. Заболоцкий), связанной с поисками соответствующих времени способов объективации мысли и чувства. Современный «субъект-создатель медиа-текста предстает перед читателем как личность, самостоятельно осмысляющая и оценивающая реальную ситуацию, демонстрирующая свою мировоззренческую позицию и индивидуальность языковой раскрепощенностью, стремлением отойти от клише газетно-публицистического стиля» (С.И. Сметанина).

В настоящее время мы становимся свидетелями смещения центра нормообразования в СМИ. Средства массовой коммуникации создают особую речевую среду, в котором в понятие образцовости нормативного языкового средства включается значение «удобности» (Н.С. Валгина). Важным в этой связи видится тезис В.Г. Костомарова о том, что «оказавшись в зоне абсолютного внимания mass-media, мы все - вольно или невольно, слепо или сопротивляясь - ориентируемся на их язык как на образец для подражания» (В.Г. Костомаров), а значит, масс-медиа имеет огромное влияние на языковую картину мира носителей языка.

В третьем параграфе «Медиадискурс как самосознание культуры» рассматривается феномен дискурса, в частности медиадискурса.

В академической науке в последние годы возрастает число работ, посвященных исследованию разных типов дискурса (Н.Ф. Алефиренко, Т. Ван Дейк, Т.М. Дридзе, Ю.Н. Караулов, Е.С. Кубрякова, Т.М. Николаева и др.). Дискурс-анализу подвергаются все сферы общественной жизни. Столь «живой» интерес исследователей породил множество концепций дискурса.

В лингвистической литературе всё чаще встречается широкое употребление дискурса как родовой категории по отношению к понятиям текст, речь, диалог. В настоящей работе под дискурсом понимается сложное коммуникативно-когнитивное явление, включающее в себя кроме текста и экстралингвистические факторы (знания о мире, ценностные установки, культурный фон).

Такой взгляд на дискурс позволяет выделить его различные виды, в том числе и медиадискурс. Массмедийные тексты формируют дискурс СМИ, или медиадискурс, с присущими ему нормами и правилами речевого поведения. Несмотря на пристальное внимание исследователей к медиадискурсу (Т.Г. Добросклонская, Я.Н. Засурский, В.И. Карасик, А.П. Короченский, А.В. Полонский, Ю.Е. Прохоров, С.И. Сметанина, С.В. Ушакова и др.), его сущностное определение пока еще остается неполным.

Мы придерживаемся того мнения, что медиадискурс, с одной стороны, это сообщение в совокупности со всеми компонентами коммуникации: отправитель, получатель сообщения, канал, обратная связь, ситуация общения или контекст (Т.Г. Добросклонская), с другой, представляет собой сиюминутный срез языкового и культурного состояния общества, поскольку в силу своей природы отражает как языковое, так и культурное статус-кво социума (С.В. Иванова). Главным элементом при этом является медиатекст. Отличие текста, или сообщения, от медиатекста заключается в том, что «в масс-медиа понятие текста, расширяет свои границы, выходя за пределы знаковой системы вербального уровня и представляя собой последовательность знаков различных семиотических систем -- языковых, графических, звуковых, визуальных, специфика сочетания которых обусловлена конкретным каналом массовой информации» (Т.Г. Добросклонская). В то же время медиатекст является своеобразной проекцией культурного пространства, имеет целый ряд следствий в плане особенностей структуры, содержания и языкового наполнения данного вида текста (С.В. Иванова).

Поскольку одним из главных свойств языковых знаков является способность выполнять функцию знаков культуры, тем самым выполняя роль средства представления основных установок культуры, лингвистический подход к исследованию медиатекстов представляется особенно актуальным.

Медиадискурс, являя собой «зеркало» культуры, отражает особенности массового сознания, организует его, поэтому медиадискурс является не только когнитивно-коммуникативным феноменом, но и социально-регулятивным механизмом, направляющим массовое сознание посредством создания и тиражирования социально значимых образов и оценок.

Вторая глава «Современные масс-медиа: язык интолерантности» посвящена анализу языка интолерантности как коммуникативно-речевого механизма снижения социокультурного статуса другого в современных российских масс-медиа. Описываются способы моделирования языка интолерантности, особенности его формирования и функционирования.

В первом параграфе «Интолерантность: теоретико-методологический аспект» рассматривается одно из актуальных направлений современной научной мысли, а именно проблема интолерантности в различных типах дискурса, в частности журналистском дискурсе, Проблеме толерантности / интолерантности, уделяют большое внимание такие исследователи журналистики, как И.М. Дзялошинский, Л.В. Енина, Н.А. Купина, В.К. Малькова, В.А. Тишков и др.

Сегодня представляется возможным говорить об интолерантности как о культуре неприятия другого. Такая культура представляет собой сложную систему ценностей, способов, с помощью которых человек познает мир и себя и отражает агрессивное восприятие современным обществом многогранности мира.

В создавшихся социокультурных условиях современной России процесс ценностной трансформации сопряжен с актуализацией важнейшей классифицирующей культурологической категории «свой - чужой», что, с одной стороны, вполне закономерно, поскольку «именно с опознания социального имени человека… начинается его «локализация» в социуме и в языке» (А.В. Полонский), с другой стороны, однако, важно обратить внимание на то, что «чужое» все чаще воспринимается как неприемлемое, ложное, недостойное уважения и толерантности.

Во втором параграфе «Языковой аспект интолерантности» говорится о том, что поскольку культуре для существования требуется определенного рода фиксация в виде языка, то с разработкой понятия культура неприятия другого встает закономерный вопрос о языке этой культуры.

Появляется возможность говорить о таком феномене, как язык интолерантности. Язык интолерантности, или язык культуры неприятия другого, характеризуется трансляцией определенных культурных ценностей в обществе, взаимоотношений между людьми.

Язык интолерантности - совокупность способов и языковых средств, создающих в массовом сознании негативное или статусно-сниженное восприятие другого субъекта и его проявлений.

Язык интолерантности сопряжен с так называемым языком вражды, который, по нашему мнению, репрезентирует наиболее агрессивные способы проявления интолерантности, поэтому язык вражды именуется и как язык агрессии. Тексты, которые выстраиваются на основе языка вражды и агрессии, формируют враждебное отношение к представляемому субъекту или его проявлениям.

Сегодня можно говорить о формировании интолерантного потенциала СМИ. Интолерантный потенциал понимается как совокупность средств и возможностей, служащих репрезентации нетерпимости. Включает в себя набор норм, представлений, взглядов и оценок, которые формируют общую атмосферу информационного пространства СМИ.

В третьем параграфе «Язык интолерантности как феномен современных масс-медиа» описываются способы моделирования языка интолерантности и выделяются два типа стратегий, связанных с репрезентацией неприятия: эго-стратегия, характеризующаяся повышением статуса собственного мира, собственного я, и гетеро-стратегия, направленная на понижение статуса другого.

Мы обращаем внимание прежде всего на гетеро-стратегию как наиболее показательную для языка интолерантности, репрезентируемого в современных российских масс-медиа, а потому важнейшими являются способы целенаправленного негативного оценивания мира другого, что отражает особенности языка современных СМИ как языка соперничества, а следовательно, обращенного к способам завладения при помощи слова «других пространств».

При этом важно отметить тот факт, что интолерантность, будучи дискурсивным феноменом, может по-разному реализоваться в тексте: эксплицитно, в семантике и стилистике лексемы: в стране выросло поколение дебилов, беспамятных манкуров (КП, №26, 2008); Лохотронщики в белых халатах (Рабочая газета, № 6, 2007) и имплиицитно, в сложнейшей контекстуальной нюансировке: своим примером певица доказывает, что в 55 лет и выше, далеко не каждая бабка может быть ягодкой (Муз-тв, Сексуальные до ужаса, 30.05.07); похоже, у политиков пенсионный возраст наступает позже, чем у простых смертных (АиФ, №39, 2007).

Анализ выявил ряд часто встречающихся способов репрезентации интолерантности.

I. Негативное номинирование. Данный способ является наиболее простым и распространенным среди способов оценивания. Характеризуется использованием полнозначной лексемы, содержащей отрицательную эмоциональную оценку в своей семантике, иначе говоря контекстуально свободную: плохой, придурок, вдарить.

Номинация лиц в русском медиадискурсе сегодня, как представляется, вышла на новый уровень. Объясняется это прежде всего новым стилем описания действительности, обуславливающим появление и использование разнообразных номинативных лексических единиц.

Негативная номинация лица - это обозначение некоторого референта знаками с негативной семантикой. Анализ выявил следующие виды негативной номинации:

1. Лексика, обозначающая статус человека. В данную группу отнесены слова, которые характеризуют кого-либо с точки зрения его социокультурного статуса в обществе, экономического положения, профессиональной деятельности и т.п.: место в списке для толстосумов у ведущих партий, по сведениям АИФ, стоит от 5 до 10 млн. долл. (АИФ, №31, 2007); под болтовню политиканов о социальных программах страна частью вымирает, частью деградирует (Рабочая газета, №6, 2007). Данная номинация характерна использованием интолерантных вариантов обозначения человека по его статусу. Так, лексема толстосум, по сути интолерантный вариант слова богатый.

2. Лексика, обозначающая антиобщественную деятельность: Да, никто не спорит - российские алкаши могли бы быть аккуратнее при выборе напитков (Мир новостей, №45, 2006); Майк Тайсон, хулиган и насильник, гуляет по Красной площади (АИФ, №39, 2005). Данная группа слов несет в себе социально значимый компонент и относит к той сфере, которая осуждается в обществе. Подобные слова часто могут относиться и к юридической лексике, однако тиражирование подобной терминологии в отношении кого-либо в ситуациях речевого общения не отвечает коммуникативным нормам, и, следовательно, отнесена нами к интолерантной лексике.

3. Лексика с резко негативной семантикой, оценивающей кого-либо как личность: Джастин Тимберлейк. Вот что они все в нем видят? Вот чисто энцефалитный дебил (Муз-тв, Блондинка в шоколаде, 03.06.07); я не буду вам уподобляться, потому что вы хам и мерзавец (НТВ, К барьеру, 27.09.07). Подобная лексика носит явно оскорбительный характер. В основном она указывает на интеллектуальную, психологическую и иную неполноценность кого-либо. Характерен так называемый «переход на личности».

4. Физическая характеристика: Толстые тетки раскидываются на полпляжа и еще недовольны, когда случайно наступаешь им на грудь шестого размера (АИФ, №30, 2005); худенькое, угловатое создание без ярко выраженных половых признаков, девочка-мальчик, трогательный подросток - в этом вся Кейт (Муз-ТВ, Сексуальные до ужаса, 30.05.07). Сюда отнесены языковые единицы, которые в своей семантике содержат номинацию кого-либо посредством негативного описания физических характеристик: лица, тела и т.п.

5. Нарицательные имена: наказание государство предусмотрело такое, что очередных «мавроди» оно совсем не пугает (АИФ, №12, 2008); после десятилетия увлечения деньгами, наживой, Ходорковскими и Абрамовичами, молодежь возвращается к традиционным ценностям (АИФ, №34, 2007). В данных примерах выделенные лексемы характеризуют какую-либо группу, либо представителя группы как однородное множество с общим негативным признаком.

6. Прозвища, клички: Олег "Есаул-Есаул" Газманов собрал экстренную пресс-конференцию (http://newsland.ru 13.12.08); Российско-грузинские отношения починяют примус. Такое политическое прозвище давно закрепилось за Евгением Примаковым (О2 ТВ, Новости, 14.06.07).

7. Использование названий животных: Они просто свиньи... (Первый канал, Пусть говорят, 14.07.07); он прятался, как крыса (НТВ, К барьеру, 31.05.07).

Номинация лица играет важную роль в создании связности и целостности текста. Важно помнить, что выбор номинации обусловлен субъективно-оценочным отношением к окружающей действительности.

Обращают на себя внимание глаголы с семантикой интолерантности и агрессии.

С помощью используемых глаголов заметны попытки создания своеобразной карикатуры, путем замены глаголов, с нейтральной семантикой их интолерантными вариантами, что очень характерно для современных СМИ. В результате рождается своеобразный словарь, который отображает «способы называния» качества и действия.

Пэрис захотелось потанцевать - и какое-то время она извивалась у колонны в одиночестве (Известия, 29 мая 2006 г.); Заголовок - Голую Глюкозу выставили из гостиницы (Житье-Бытье, №32, 2005); расставаясь с некогда обожаемым танцором, Орбакайте изрядно пожмотничала (Желтая газета, №20, 2007).

Семантика таких глаголов используется современными авторами для таких целей как: обидеть, оскорбить, осудить и др. Что б этот человек сгнил в тюрьме, и желательно в камере с маньяками (Первый канал, Пусть говорят, 31.05.07); Никто не обсасывал в прессе «привселюдное» обзывание кем-то из политиков премьер-министра Виктора Януковича «козлом» (АиФ, №40, 2007); Заголовок - Хилари Клинтон зажала бабло (http://o2tv.ru/news 27.02.07). Такие глаголы несут в себе мощную конфликтогенную семантику.

Глаголы с нейтральной семантикой заменяются агрессивными, тем самым показывая актуальные на сегодняшний день синонимические парадигмы в языке СМИ: не плакать, а ныть; не рожать, а плодить; не обсуждать, а обсасывать. А поскольку главным принципом в использовании синонимов является их взаимозаменяемость в тексте, становится очевидным, что для языка СМИ характерна «свободная» заменяемость нейтральной лексики их интолерантными вариантами.

Язык СМИ демонстрирует использование фразеологических единиц, отвечающих замыслу автора: Мадонна все время тренируется на тренажерах, так что ей вообще не до пива. Однако, как видим, и на старуху бывает проруха (Желтая газета,№28, 2007). Наблюдение показывает, как современный журналист творчески подходит к использованию фразеологизмов, в том смысле, что иногда он подвергает трансформации некоторые их части. Тема эфира сегодня: "В семье не без Мавроди" [ср. в семье не без урода] (Первый канал, Пусть говорят, 31.05.07); Вора бояться - в Кремль не ходить [Ср. - волков боятся - в лес не ходить] (Жизнь, №22, 2008).

Оценивание осуществляется и за счет использования возможностей прецедентности, то есть использования прецедентов (прецедентных текстов, прецедентных антропонимов).

В качестве таких прецедентов в языке интолерантности часто выступают прецедентные антропонимы, то есть широко известные имена собственные, которые используются в качестве некоего культурного знака, символа определенных качеств: Распиаренный "крошка Цахес" московского полусвета - Паша-фейсконтроль (www.izvestia.ru 19.06.06); образ «типичного американца» в представлении русских не менее колоритен: человек с фигурой Шрека и интеллектом Кинг-Конга (АИФ, № 41, 2005).

II. Одной из главных особенностей современного языка интолерантности является чрезвычайно богатая метафорика. Метафора используется в ее аксиологической функции, как средство оценки мира другого. Метафора может быть реализована в слове, словосочетании, предложении, фрагменте текста. Она позволяет создавать емкий образ, основанный на ярких ассоциациях: Высшие чиновники бронзовеют на глазах. (АИФ, №31, 2007); чиновники озабочены не устранением недостатков в работе с населением, а поиском тех, кто осмелился «гавкать» против начальства (АИФ, №12, 2008).

Метафора войны - одна из самых востребованных в современном русском медиадискурсе. Активно используемая в российских масс-медиа военная метафорика выстраивает общество по аналогии с полем битвы, на котором действуют оппозиционные, если не сказать враждующие армии, например: с трибуны прозвучали фамилии тех, кто поведет коммунистов в бой не только за левых избирателей, но и против конкурентов (АиФ, №39, 2007); битва за голоса не затихает до последнего момента на всех плацдармах (Известия, № 3, 2005).

Активизация военной метафоры в масс-медиа свидетельствует о том, что обыденное сознание россиянина все чаще «осваивает» окружающий мир посредством терминологии войны как идейного противостояния и нарушения границ, а также, как следствие, посредством терминологии «многоликой» агрессии как «воинственной неприязни» (И.А. Шаронов) и интолерантности как культуры неприятия другого.

III. Формирование языка интолерантности осуществляется и за счет интенсивного слово- и фразеотворчества. Процесс аксиологической деривации, то есть образования лексем, несущих эмоционально-оценочный заряд, весьма характерен для языка интолерантности. Аксиологическая деривация представлена в языке масс-медиа аксиологической суффиксацией и лексической контаминацией.

Аксиологическая суффиксация - процесс, весьма значимый для языка интолерантности, поскольку такой способ словообразования в масс-медиа, как правило, репродуцирует негативные смыслы, обогащая гетеро-стратегию новыми экспрессивными возможностями.

Суффиксы как способ введения агрессивных конструкций в текст достаточно распространены: государство уже распалось на удельные княжества, где каждый князек бесчинствует как хочет? (МК в Белгороде, 26.10.-02.11. 2005); Хочешь жить в гламуре… закрути романчик с модным певцом (АиФ, №7, 2008).

Принципиально важной для моделирования языка интолерантности является лексическая контаминация - способ словообразования, основанный на наложении (интерференции) частей слова (морфов), несущих самые яркие семантические признаки: за годы прихватизации чиновники научились только отнимать и делить (Рабочая газета, №6, 2007); Интересно, как называются продукты сожительства демократии и гомосексуализма? Наверное, демосексуализм и гомократия? (АИФ, №24, 2008).

Подобный способ словообразования является весьма продуктивным и востребованным в языке масс-медиа, поскольку благодаря компактной форме, в которой сопрягаются смысловые пространства двух лексем, удается создать не просто суммированное целое, а нечто новое, семантически более глубокое и стилистически более экспрессивное.

В языке интолерантности значительную роль играют и такие словообразовательные средства, как разговорные номинации с экспрессивно-оценочными аффиксами: в Голливуде давно кризис идей. Тупизна страшная (АИФ, № 29, 2008); окказиональное словообразование: к настоящему времени успешно завершен первый этап «нигеризации» экономики (Белгородская правда, №5, 2001).

IV. Обращает на себя внимание и тот факт, что оценивание «проникает» в грамматическую семантику.

Говоря о языке интолерантности, необходимо, на наш взгляд, обратить внимание на характерную для него грамматическую метафоризацию, суть которой заключается в том, что грамматическая форма употребляется не в своем прямом значении (А.П. Сковородников): Лучшая танцовщица современности Борис Моисеев (MTV, RMA, 4.10.07), в примере видно, что в отношении лица мужского пола используются грамматические формы женского рода. Эффект неприятия достигается противоречием между лексическим значением и грамматической формой.

Важным является и другой способ снижения статуса человека, а именно грамматическая конверсия субъекта в объект. Как отмечают исследователи, значительное число глаголов приобретает в качестве нового объектного актанта имя существительное, обозначающее человека, например: достать кого-либо “надоесть”, заказать кого-либо “заказать убийство ”, пасти кого-либо “следить ”, замочить кого-либо “убить” и т.д.

Президент Грузии «заказывал» силовикам убийства оппонентов (АиФ, №41, 2007); «Чечен - зверь. Не жди, пока он тебя замочит. Бей первым», - благородно инструктировали местные зэки (МК, 2002, 21февр.).

Приобретение подобного актанта приводит в движение нехарактерный в целом для русского литературного языка механизм - семантический перенос по модели «от не-человека к человеку» (Р.И. Розина), безусловно, понижающий статус человека (А.В. Полонский), а следовательно, обладающий способностью передавать потенциал интолерантности.

V. Язык интолерантности, связанный с процессом негативного означивания в СМИ пространства другого, моделируется также и так называемой дисфемизацией, представляющей собой риторический прием целенаправленного огрубления, стилистического снижения, предпочтительного употребления в определенных условиях слова или выражения с негативной эмоциональной окраской или стилистически сниженного вместо нейтрального: голосистый исполнитель без труда заглушил робкое вяканье стилиста (Желтая газета, №32, 2007); из Вашингтона доносятся вопли Тимошенко о досрочных парламентских выборах (http://o2tv.ru, 1.03.07); Мы уже почти смирились с тем, что оплачиваем корявую игру иностранных дармоедов фактически из собственных карманов (АИФ, №31, 2007).

VI. Стилистическое снижение:

1. Использование в номинации стилистически сниженной лексики с негативной оценкой (разговорной, просторечной, жаргонной): чиновники относятся к нам как к быдлу (АиФ, №40, 2007); надо понимать, больше всех от нашей агрессии страдает нафиг никому ненужная Литва (О2 ТВ, Новости, 7.06.07); Во-первых, дольщики - это чистое кидалово (АИФ, №23, 2007); Все, что вы говорите -- фигня.

2. Использование в номинации бранной лексики: разговор зашел о современной киноиндустрии, и я ему сказал, что большинство нынешних фильмов - дерьмо (АиФ, № 29, 2008).

VII. В языке интолерантности зачастую используется так называемое ассоциативное снижение, которое мы вслед за О.С. Веневцевой определим как использование литературного слова или фразы, построенной по законам литературного языка, но несущих (чаще всего в контексте) отрицательную эмоциональную оценку (О.С. Веневцева): прожиточный минимум по России такой, что работник имеет максимальный шанс не дожить до пенсии (Рабочая газета, №2, 2007); Заголовок - У чеченцев нашли план Курского вокзала и взрывчатку (МК, №279, 2002).

VIII. Язык интолерантности активно моделируется и благодаря иронии как тропу, связанному со смысловой конверсией, обнаруживаемой в контексте, и как способу выражения скепсиса, насмешки и отрицания. Депутат выразил желание стать губернатором Псковской области. Но занял лишь "почетное" шестое место (КП, №33, 2002); меня просто бесит, когда какой-нибудь очередной «умник» на полном серьезе, что называется на голубом глазу, начинает распинаться о том, какими свободными мы стали в нынешней России (СР, № 11,2006). Насмешка представлена через подачу слова со значением, обратном буквальному, и которое читается благодаря его переосмыслению.

IX. Одной из важной составляющих информации СМИ являются идеологемы. Идеологема, или «определенное суждение, высказанное автором публикации в форме одного или более предложений, содержащее в себе и несущее в массовое сознание некоторый идеологический смысл». (В.К. Малькова), является сильнейшим воздействующим средством. А поскольку информация СМИ, активно демонстрирует культуру неприятия другого, анализ идеологем занимает существенное место в понимании феномена языка интолерантности.

Как показал анализ, идеологемы, репрезентирующие интолерантную позицию, связаны с так называемым «образом врага». Это понятие чаще всего используется в качестве метафоры, подразумевающей под собой деление по групповым характеристикам, в которых важную роль играет конструирование оппозиции «свой» - «чужой» в реализациях типа: бедный-богатый, народ-власть, русские - не русские. Бесспорную агрессивность текстов с такими оппозициями доказывает то, что аргументация строится посредством тиражирования негативного отношения к группе на основе вплетаемых метафорических оппозиций хороший - плохой, добрый - злой, белый - черный и т.п.

Мы выделили некоторые, наиболее распространенные оппозиции.

1. Оппозиция «богатый-бедный»: Богатые люди в основном плохие парни (ТВЦ, Только ночью, 4.10.07); нашими мини-капиталистами и макс-чиновниками овладело какое-то неслыханное жлобство и страсть к быстрой и, главное, беззатратной наживе. Не сделать, а украсть, не заработать, а "охмурить" (АИФ, № 29, 2007); я без всякой симпатии отношусь к олигархической биографии М. Ходорковского, получившего по суду 8 лет лагерей (АиФ, № 45, 2007)

Неприятие присутствует здесь на уровне оценочной оппозиции богатые - плохие, бедные - хорошие. Материальный достаток становится маркером "чужого" (Э.В. Чепкина) и привязывается к темам аморальности и безнравственности.

2. Одним из ярких и наиболее тиражируемых образов врага в современных средствах массовой информации это враг в виде власти. Здесь представлены как конкретные личности (Чубайс, Гайдар, Ельцин и др.), так и обобщенные образы (чиновники, депутаты и т.п.).

Оппозиция «народ-власть» - наиболее представленная в медиадискурсе по частотности интолерантных идей в текстах.

Политики представлены как обманщики: Второй год на экране красуются депутаты и министры, обрушивают на головы граждан горы цифр и обещаний. (Рабочая газета, №6, 2007); не послушаешь наших господ депутатов - уши пухнут, послушаешь - вянут... (АИФ, №22, 2007). Людьми невоспитанными, пренебрегающими интересами народа: Может быть, нашей власти приобрести слуховой аппарат, чтобы лучше слышать свой народ? (АиФ, №15, 2007).

3. Враг создается в образе чужих этносов на фоне доминирующего русского населения. В настоящее время примером конфликтогенной информации служат регулярное упоминание многонациональности в России в негативном контексте, использование искаженных фактов, уничижительных стереотипов, конфликтных идей.

Пользуясь добротой русского народа и несовершенством законов, иммигранты вытесняют коренное население. Захватывая целые сферы экономики, промышляя наркотиками, оружием, поддельной водкой и фальшивой валютой, осуществляя грабеж, насилие над коренным населением, эти преступные элементы почувствовали себя полноправными хозяевами России. (http://dpni.org 7.09.07); Растление малолетней русской девочки гастарбайтером из Средней Азии (АиФ, № 30, 2005).

Из приведенных примеров видно, что этнические меньшинства зачастую позиционируются как преступники: доброта русского народа противопоставляется грабителям, насильникам, гастарбайтерам из Средней Азии. Специфика этнической темы очевидна, обилие лексики, несущей в своем значении неприятие.