Грамматические категории в восприятии комического смысла

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ГРАММАТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ В ВОСПРИЯТИИ КОМИЧЕСКОГО СМЫСЛА

Бирюков Н.Г.

Чаще всего в анекдотах каламбурно обыгрываются многозначность или омонимия. Грамматика вовлечена в сферу порождения комического гораздо слабее, поскольку грамматические значения стандартны и облигаторны, в малой степени подвержены вариативности. Грамматические значения более абстрактны по сравнению с лексическими, их номинативное содержание гораздо менее четко выражено в языке. Но категории с наиболее ярким номинативным потенциалом чаще всего становятся основой анекдота. Порождение коммуникативной стратегии комического происходит двумя способами: интерпретацией языковой формы сквозь призму ситуации или интерпретацией ситуации сквозь призму языковой формы, то есть либо от ситуации к языковой форме, либо от языковой формы к ситуации¹. При этом под языковой формой подразумевается, прежде всего, лексический компонент содержания слова. Рассмотрим вначале особенности представления номинативного компонента в семантическом содержании грамматических форм русского языка.

Любой грамматической категории на уровне глубинной семантики соответствует определенная понятийная категория; соотношение между понятийной (мыслительной) категорией и категорией языковой специфично для каждого языка. русский язык грамматический комический

Широко признано также, что любая грамматическая категория имеет номинативные и синтаксические элементы в своем содержании. Если номинативное значение непосредственно отражает (номинирует) внеязыковую действительность, то синтаксическое значение отражает лишь способности словоформы вступать при построении фразы в определенные типы синтаксической связи с определенными типами словоформ². А.А. Зализняк акцентирует внимание на том, что синтаксические элементы значения определенным образом участвуют в отражении действительности - в качестве средств построения означающих другого уровня.

Признание того, что грамматические категории обладают номинативным потенциалом, не избавляет от споров по поводу сущности номинативного содержания. К примеру, чаще всего семантическое содержание категории числа понимается как противопоставление единичности и множественности, соотносящееся с денотативным различением одного и многих предметов. А.В. Исаченко остроумно назвал такой подход «опасным номинализмом»³. А. Вежбицкая по этому поводу высказалась так: «Ярлыки этого типа отражают здравую интуицию, в соответствии с которой грамматические категории имеют семантическую основу, и потому одноименные категории разных языков могут быть приравнены друг к другу - не на основании грамматической формы, а на основании некоторого общего семантического ядра. Но как бы ни были зачастую ценны этикетки этого типа, они несут с собою определенную опасность, потому что, хотя они и намекают на то, какое значение закодировано в некоторой грамматической категории, они не могут представить это значение точно»⁴.

Сравнивая именные грамматические категории, многие авторы указывали, что наибольшей ясностью и прозрачностью обладает число, менее прозрачная и мотивированная категория - род и немотивированная, релятивная - падеж. «Ясность» и «прозрачность» категории числа, как кажется, основана на естественном соотношении с единичностью множественности денотатов. Ср.: «У других грамматических элементов мы можем без больших затруднений приблизительно определить, что они значат (какое они имеют отношение к действительности, выраженной посредством языка). Возьмём, например, грамматическое число. Ясно, о чем здесь идет речь, а также ясно, что значит единственное, двойственное, множественное число - ясно, что здесь имеется связь с числом: один предмет, два предмета, несколько предметов»⁵. Ср. также: «Множественное число - это словоизменительное номинативное грамматическое значение, показывающее, что названный предмет представлен в количестве больше чем один»⁶.

Однако простыми и четкими соотношениями содержание категории числа не исчерпывается. Значение класса опирается как на единственное, так и на множественное число; обе формы возможны в дистрибутивном значении; «алогичны» множественное условной неопределенности. По-русски не говорят «В реке водятся рыбы», при всей логичности здесь формы множественного числа. В общем, при сколько-нибудь внимательном взгляде ясно, что нет никакой ясности и прозрачности в содержательных характеристиках числовых форм.

Поскольку многие языковые факты не соответствуют простой оппозиции «единичность = единственное число, множественность = множественное число, часто обращаются к иным способам интерпретации семантического содержания категории числа. В противопоставлении единственного и множественного числа видят различия расчленённости и нерасчленённости (А.В. Исаченко), определенности и неопределенности (И.И. Ревзин, И.Г. Милославский). Однако у всех этих точек зрения легко найти уязвимые стороны. Ср.: «.значение расчлененности, даже если оно и ощущается в отдельных случаях, не является всеобщим и универсальным. Не случайно поэтому, что в самых авторитетных источниках по-прежнему число описывается как противопоставление количественных значений»⁷.

В отношении категории рода обычно утверждается, что номинативный потенциал есть только у одушевленных существительных (прежде всего - личных), а род неодушевленных существительных часто называют «пустым», «бессодержательным», лишенным номинативного элемента семантики и отражающим лишь особенности национальной техники языка. Однако широкое распространение персонификаций (причем отнюдь не только в поэтическом языке, но во многих стилях и жанрах) не подтверждает этого тезиса. «Семантичность» рода неодушевленных существительных подтверждается не только случаями типа «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться», «Волга-матушка» или «Дон-батюшка» - фольклорными художественными персонификациями, но доказывается также текстами анекдотов. Последнее доказательство, может быть, самое убедительное, поскольку восприятие комического смысла грамматического анекдота на основе категории рода немыслимо без семантизации грамматической категории. Если анекдот: Муж звонит жене: - Дорогая, я на конференции, у нее и заночую», - вызывает смех, значит, женский род существительного конференция не есть пустая этикетка, фикция для носителя языка, напротив - это живое семантическое явление.

Анализ грамматических форм невозможен без учета фактора лексического значения, ибо грамматическая деятельность человека не осуществляется без лексем. Это обстоятельство позволяет ученым говорить о «лексикализации» грамматики: «В лексиконе разлита, распределена грамматика, которая по самой своей сути тесным образом связана со знаниями о мире»⁸. Грамматические категории не могут быть интерпретированы без учета фактора лексического значения. К примеру, падежная семантика выявляется в теснейшей связи с лексическим значением слова. Тесную связь лексического и грамматических значений иллюстрируют, например, предметные pluralia tantum, передающие «внутреннюю множественность». Ср. анекдот:

Учитель: Ребята, скажите, какого числа слово «брюки»: единственного или множественного?

Ученик: Сверху - единственного, а снизу - множественного⁹.

В морфологической структуре слова выражены грамматические значения разных рангов - общекатегориальные, категориальные, частнокатегориальные, или значения граммем, которые имеют свою содержательную и функциональную специфику. И одной из актуальнейших задач современной грамматики является изучение механизма их причастности к процессу выражения авторских интенций.

В обычных условиях приспособление грамматической формы слова к требованиям речевой ситуации осуществляется интуитивно и, как правило, остается стилистически и прагматически нейтральным. Однако в текстах, реализующих эстетическую функцию языка, грамматические компоненты, конечно, стилистически и прагматически значимы.

Грамматическое значение является составной частью содержательной структуры слова: слово в тексте никогда не выступает в чисто грамматическом плане. Грамматические значения традиционно считаются обязательными, облигаторными, в отличие от произвольных лексических значений. Лексические значения выбираются в зависимости от того, что говорится, и от желаний говорящего. Ограничения существуют только в том смысле, что в распоряжение говорящего предоставляется фиксированный инвентарь наличных значений, из которых он и вынужден выбирать. Грамматические же значения, напротив, навязываются говорящему его языком: язык предписывает ему тот или иной выбор, исходя из выбранных ранее лексических значений и соответствующих знаков. Поэтому в стандартном языке о свободе выбора грамматических значений говорить не приходится. Иное дело дискурс анекдота.

Помимо стандартного использования грамматических средств, возможно и особое, интенциональное их использование. Интенциональность связана с возможностью выбора наиболее выразительной в данных условиях формы. Причем интенциональная форма совсем необязательно будет соответствовать системной (общеязыковой) норме. Конечно, «насилие» автора над языком всего ярче проявляется в лексических единицах¹⁰, а грамматическое значение в большей мере отражает диктат самой языковой системы. Тем не менее, возможны отступления от жесткого стандарта и в сфере грамматических форм.

Анализ феномена интенциональности помогает более эффективному рассмотрению семантических процессов в тесной связи с восприятием высказывания. Именно поэтому понятие интенциональности является центральным в современных лингвистических трудах, изучающих речевую деятельность.

Под интенциональностью грамматических форм в современных исследованиях понимается связь семантических функций этих форм с намерениями говорящего, с коммуникативной целью высказывания и текста, способность грамматической формы становиться одним из элементов, актуализирующих общий смысл речемыслительной деятельности.

Любая грамматическая форма может быть употреблена интенционально и неинтенционально. При неинтенциональном использовании грамматическое значение выполняет лишь функцию фона. При интенциональном использовании грамматической формы появляется возможность задержаться мысли на том, почему принято лишь скользить - на семантическом содержании грамматической категории.

Определение авторских интенций, связанных с употреблением грамматических форм, предполагает учёт сложного взаимодействия многих контекстных и социолингвистических факторов.

Экспликация интенциональности осуществляется различными способами. Самым явным условием реализации интенциональной грамматической формы оказывается, конечно, девиация. Девиативные формы приводят к намеренному осложнению процесса протекания коммуникации, к фиксированию внимания на форме языкового выражения. Ср. девиативную глагольную форму, актуализирующую значение способа глагольного действия в тексте анекдота:

- Ты чего такой грустный?

- Да вот за девушкой приударил...

- Ну и?

- Приубил. (Комсомольская правда. 22 дек. 2004 г.).

Падежные девиации несклоняемого (служебного!) слова являются основой комического в таком анекдоте:

- Просклоняйте по падежам слово «когда».

- Именительный - когда.

- Родительный - когды.

- Дательный - когде.

- Винительный - когду.

- Творительный - когдой.

- Предложный - о когде¹¹.

Анекдоты в номер. Объявление в видеопрокате:

Извините, ну нас нет ЭТОГО кина про ТОГО чувака, который играл еще в ТОМ кине! (Комсомольская правда. 30 июля 2003 г.).

Т.Б. Астен¹² отмечает, что склоняемый вариант слова «кино» вообще есть излюбленное средство речевой характеристики малограмотного персонажа и языковой игры

(«дружные ряды, явно видевшие в жизни два кина - в детстве "Про белоснежку” и недавно - про крутого Уокера» (Комсомольская правда. 31 июля 1997 г.); ср. также заголовки в «Комсомольской правде»: «А все, что кроме, легко уладить с помощью кина», «Кина не будет. За 75 лет ростовская киностудия сняла тысячи документальных фильмов, а сейчас ей не хватает свежей крови» и т. п.).

Случаи интенционального использования могут стимулироваться и чисто верификационными целями. Ср.:

Мне скучно и грустно,

Мне колко и пусто,

Я бру не включаю,

Я глаз не смыкаю¹³.

Род существительного кофе, которое, как известно, по исключению относится к мужскому роду (в отличие от массива неодушевленных несклоняемых существительных среднего рода), часто обыгрывается в анекдотах. Ср.: На съезде писателей, чтобы не шокировать делегатов, буфетчицу заменили студенткой литфака. Подходит Мальцев:

Одно кофе и одну булку.

Студентка, вытаращив глаза, подает.

Кожевников: Одно кофе и булочку.

Обслужила. Подходит Расул Гамзатов:

Один кофе (студентка расцвела) и один булка¹⁴.

Ср. анекдот, основанный на аномальной форме степени сравнения:

- Равны ли советские люди?

- Да, равны. Но некоторые равнее остальных¹⁵.

От слова равный, иногда образуется не только ненормативная форма сравнительной степени, но и обе формы превосходной степени - аналитическая и синтетическая:

[Разговор любимого вождя диктатории Огогондия с народом]:

- Ну что вы заладили: «Браво, браво»? Так и зазнаться можно. А я такой же, как все. Равный среди Равных!

- Да здравствует Равный среди Равных! Сто тысяч лет жизни самому Равному! <...> Слава Равнейшему! (В. Бахнов «Как погасло солнце»).

Вызывать смех могут, естественно, не только сознательные (интенциональные) отклонения от грамматических норм. Ср. в «Чуккокале» К.И. Чуковского: «Один из очень юных бойких поэтов, мелькавших тогда в Доме Искусства, Николай Оцуп, как-то употребил в одном из своих стишков слово “умеревший” вместо “умерший”. Над этим много смеялись, особенно, помню, в семье Блока»¹⁶. Но при интенциональном использовании грамматической формы в анекдоте или иных комических жанрах установка отправителя речи заключалась именно в том, чтобы вызвать смех.

Девиативными могут быть не только сами грамматические формы, но и сочетания. Так, типично обыгрывание флексии «о» у личных имен иноязычного происхождения, которая (в отличие от исконных существительных) отнюдь не манифестирует средний род. Ср.:

Да мы, уж коль такое дело,

Не хуже тех, кто в старину.

И мы напишем, как Отелло

Зазря прихлопнуло жену.

(А. Иванов «Хлопцы и Шекспиры», пародия на М. Годенко);

Отелло не рассвирепело... Зритель уже не смеется, анекдоты про Отелло рассвирепело забыты... (Комсомольская правда. 16 марта 2000 г.); Русско-украинский вариант мексиканского сериала «Моя вторая папа»: «Во поле Родриго стояло...» (ОРТ, Передача «Джентльмен-шоу», 19 ноября 1999 г.).

Девиации грамматических форм могут возникать вследствие распространения принципа аналогии на те сферы, где он на самом деле не действует. Это, как известно, типично для детской речи, что и обыгрывается в анекдоте с персонажами из известного мультфильма:

Гена сидит дома. Чебурашка прибегает и говорит:

- Ген, а Ген! А там человеки канаву роют.

Гена говорит:

- Не человеки, а люди.

Чебурашка:

- Ген, а там один людь в канаву упал¹¹.

Форма людь вместо человек была отмечена

в детской речи еще К. И. Чуковским в книге «От двух до пяти». Ср.:

- Ах ты, стрекоза! - сказала мать своей трехлетней Ирине.

- Я не стрекоза, а людь.

Мать сначала не поняла этой «люди», но потом случайно обнаружила, что за тысячи километров, на Урале, человек издавна назывался «людью». Там так и говорят:

- Ты что за людь?

Таким образом, ребенок порою самостоятельно приходит к тем формам, которые создавались народом в течение многих веков.

Другим показателем реализации интенциональных грамматических форм является повтор соотносительных грамматических форм, «развертывание» грамматической категории не на оси парадигматики (как в стандарте), а на оси синтагматики. Грамматическая категория является единицей языка как определенной системы (кода), а не единицей речевого отрезка. Поэтому грамматическая категория соотнесена, прежде всего, с парадигматической осью, она представляет собой определенную модель-построение, которое отражает факты речи. Каждый раз для адекватного выражения смысла мы выбираем одну из форм. При одновременном употреблении всех (или некоторых) членов оппозиции грамматических категорий возникают добавочные значения¹⁸.

Поскольку использование в одной речевой цепи двух или более частных грамматических форм, представляющих одну категорию, всегда бывает следствием их интенционального употребления с целью создания экспрессивности всего высказывания, это обстоятельство нередко используется в анекдотах. Ср.: Экзамен по истории: Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить. (Нужное подчеркнуть) (Аргументы и факты. 2005. № 4).

Интенциональным может быть и простой повтор грамматической формы, актуализирующий ее номинативное содержание, которое вступает во взаимодействие с лексическим значением именной части сказуемого: Врач пишет в истории болезни: «Больной был обследован. Был прооперирован. Был хорошим товарищем»¹⁹.

В тех случаях, когда в тексте анекдота содержатся рефлексии по поводу семантического содержания грамматических форм, сами эти формы, естественно, используются интенционально. Ср.: На уроке языка.

- Какое это время «Яубираю, ты убираешь, он убирает»?

- Предпраздничное²⁰.

Как точен русский язык! Береза - она, дуб

- он! (Комсомольская правда. 20 мая 1998 г.).

В традиционном языкознании грамматическая многозначность морфологических форм (например - числовых) рассматривалась, как правило, на уровне системы языка. В коммуникативно-ориентированной лингвистике смещение акцента в сторону речи и текста позволяет увидеть трансформацию системной полисемии в деятельностную категорию столкновения смыслов, типичную для дискурса анекдота.

Порождение грамматического анекдота происходит путем интерпретации языковой формы сквозь призму ситуации. Для грамматического анекдота типично интенциональное использование морфологических форм глагола и имени.

Преднамеренное столкновение смыслов, создающее комический эффект в тексте анекдота, не есть нарушение нормы; напротив - это одно из проявлений контекстной нормы, присущей именно данному жанру.

Грамматические значения рода, числа, падежа вида, способа глагольного действия, а также общекатегориальные значения некоторых частей речи являются основным анекдотообразующим фактором - средством создания комического эффекта в дискурсе грамматического анекдота.

Примечания

1 Иванов В.М. Явление эквивокации в дискурсе анекдота в современном немецком языке: автореф. дис. канд. филол. наук. Иркутск, 1999. С. 11.

2 Зализняк А.А. Русское именное словоизменение М.: Наука, 1967. С. 33-34.

3 Исаченко А.В. О грамматическом значении // Вопр. языкознания. 1961. № 1. С. 37.

4 Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки рус. культуры, 1999.С. 45.

5 Skalicka V. Poznamky k theorii padu // SAS. 1950. № XII. P. 134.

6 Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С. 326.

7 Энциклопедический лингвистический словарь. Языкознание / под ред. Н.В. Ярцевой. М., 1998. С. 583.

8 Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. С. 90.

9 Лучшие анекдоты для вашей компании. Донецк: ПКФ «БАО», 1997. С. 224.

10 Гин Я.И. О поэтике грамматических категорий // М.В. Ломоносов и русская культура. Тарту, 1986. С. 92.

11 Лучшие анекдоты для вашей компании. С. 307.

12 Астен Т.Б. Аналитизм в морфологии имени: когнитивный и прагматический аспекты. Ростов н/Д РГЭУ «РИНХ». С. 150.

13 Малащенко М.В. Имя в парадигмах линг- вопрагматики. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2003. С. 205.

14 Юморинг. Анекдоты в словах и рисунках. Наше время. М.: ANKO, 1994. С. 128.

15 История СССР в анекдотах. 1917-1992. Смоленск: Смядынь, 1994. С. 347.

16 Рукописный альманах К.И. Чуковского «Чуккокала» М.: Искусство, 1979. С. 265.

11 Анекдоты и тосты. Воронеж: Воронеж. обл. тип. 1994. С. 655.

18 Курочкина Л.В. Интенциональные грамматические формы существительных в современном русском языке: дис. канд. филол. наук. Ростов н/Д., 1999. 140 с.

19 Анекдоты и тосты. С. 174.

20 Лучшие анекдоты для вашей компании. С. 308.

Размещено на Allbest.ru