Вступление — заключение речи

Вступление -- заключение речи

1. Вступление

Вступление одновременно является «настройкой на слушателя». В виде сравнения Науман говорит о «звучании инструмента». Так же, как существуют «приманки для глаз» точно так же бывают и «приманки для слуха», сказал Веллер. Дело заключается в том, чтобы наладить со слушателями надежный контакт. Оратор устанавливает контакт и добивается внимания слушателей. Введение -- первый перекидной мостик от оратора к слушателю.

¦ «У введения две задачи: установить мысленную связь оратора и слушателя, а также, как говорит название, ввести слушателя в курс дела» (Винклер).

В известной мере это принципиально важно. Невероятно много возможностей преобразовать систему мыслей в практическую реальность. Я хочу рекомендовать четыре способа формирования хорошего и действенного введения, причем второй (возможно, также в связи с первым) может приобрести большое значение. Эти способы формирования введения я назову так:

1. Способ подкрепления.

2. Способ повода.

3. Способ побуждения к размышлению.

4. Прямой способ.

2. Способ подкрепления

Способ подкрепления в целом настроен на установление со слушателями личных отношений, благодаря которым возникает теплый контакт. Задачу облегчают несколько по-настоящему сердечных слов. Оратор задает себе вопрос: Что же чувствуют эти слушатели? Как я могу повысить общность мышления: сформировать общность чувств и вызвать доверие? Римский учитель ораторского искусства Квинтилиан называл эти усилия captatio bene-volentiae: обеспечение благожелательности. Это captatio benevolentiae должно быть простым, ясным и понятным любому; оно должно быть личным и примиряющим.

Образцовый пример искусного, но неопределенного captatio мы найдем в «Юлии Цезаре» Шекспира: речь Марка Антония. У Шиллера в лагере Валленштейна капуцин выкрикивает: «Ай да веселье! Пир да гульба! Примите в компанию и меня!» Он притворяется веселым повесой, только тогда его будут слушать. Затем, овладев вниманием, капуцин не спеша переходит в наступление: его возмущает развратная жизнь в лагере.

Слушателю хочется, чтобы обращались лично к нему. Дипломат Пауль Шмидт сообщает о французском политике Бриане: «Как оратор, Бриан был настоящим мастером. Он говорил совершенно естественно, у него не было никакой ораторской позы, в зале у любого слушателя воз- пикало такое чувство, будто Бриан беседовал лично с ним... Однако спокойный тон доверительной беседы постепенно менялся, голос принимал полновесное, мрачное звучание, заставлявшее слушателей сравнивать его с виолончелью».

Очень уместно также «веселое подкрепление», даже если доклад серьезен. Как выразился Лютер: «Слушате- лей надо развеселить, чтобы потом они охотно слушали проповедь». Что порекомендую? Несколько личных наблюдений -- описание маленького происшествия во время поездки на собрание -- несколько слов о круге слушателей, месте или ораторе, выступавшем с приветствием: все это может растопить лед равнодушия. И тогда пусть оратор вспомнит слова Авраама Линкольна: «Мы все чув- ствительны к комплиментам». Маленький комплимент творит чудо. Только не переусердствуйте.

Ойген Рот чтение стихов в Вене начал со стихотворного извинения за свою простуду: «Стихи, что сочинял вполне здоровым, Боюсь, покрылись слизью и стали очень плохи».

Слушатели заулыбались и охотно смирились с оратором, страдавшим от простуды. Если в какой-то момент все рассмеялись, значит каждый испытал то непринужденное сближение с оратором, которое так важно. Натянутость быстро проходит, устанавливается дружелюбная атмосфера.

«Ллойд Джордж любил вступительные завязки, основанные на внешних обстоятельствах, связанных с местом собрания. Он не скрывал радости при виде большого ми-тинга»(Гуго Фишер).

Гельмут Шмидт тоже, где было возможно, начинал с лично пережитого, связанного с местом или известными лицами.

Когда Ганс Дитрих Геншер вступил в должность министра иностранных дел, ему не давался беглый английский. Его наградили сочувствием и улыбками, когда за рубежом, речь на английском языке он начал словами: «Леди и джентльмены! С английским языком у меня -как с женой: я ее люблю, но ею не владею».

Иоганн Pay тоже недавно намекнул в Вашингтоне на свое слабое знание языка: «Я надеюсь, что мой английский Вас не оскорбит».

Кратким вступлением начал свою речь по радио 7.8.1954 г. французский премьер-министр Мендес-Франс: «В эту первую неделю августа многие из Вас на каникулах. Не обижайтесь на меня, если я на несколько мгновений нарушу Ваш отдых и скажу о тяжелейшей проблеме, которая касается практически всех».

Здесь после выдержанной в стиле легкой беседы вспомогательной части политик нашел искусный переход к теме, сделанный в форме предуведомления.

Гюнтер Грасс в 1965 г. произнес несколько предвыборных речей, обративших на себя внимание широкой общественности.

В следующем примере видно, как Грасс после образной вспомогательной части (состоящей из риторических вопросов и предварительного обзора возражений!) продвигается к главной теме: «Граждане, города Любека. Я предъявляю обвинение! По какому праву? На каком основании? Какая криво положенная доска -- моя опора?

Приходит некто, имеющий подозрительную профессию: он изобретательно пишет и все же подозрителен правдивой истории. Итак, некто, идущий рука об руку с фантазией, короче, писатель. Поэт, стихотворец, рассказчик - как хотите, потому что он ни разу не смог точно указать свою профессию, -- итак, он кляузник, интеллектуал и шавка (наш язык так богат на бранные слова) - он приходит, с одной стороны, обвиняет, а с другой, советует голосовать за Социал-демократическую партию Германии.

Он рекомендует партию, которая предоставляет мало возможностей его профессиональному климату, его склонности к преувеличению и игре слов; так как она, высоко ценимая мною Социал-демократическая партия Германии, является партией, стремление которой к образованию, но не искусству. В основном она планирует, а спонтанная деятельность ей чужда. Не в меру прилежная и солидная, какой мы ее знаем, Социал-демократическая партия Германии является политической фантазией впавших в рассудочность детей».

Итак, подкреплением называют captatiobenevolentiae, помещенное перед деловой частью речи. Следующий пример такого подкрепления содержит важный признак хорошего согласования. В начале стоят слова, вызывающие улыбку, за ними следуют обращение и благодарность; искусно выражается радость по поводу возможности обратиться с речью. Добавляются: ссылка на место, где произносится речь, обращение к отдельным лицам, общий комплимент, личные воспоминания.

Имеется в виду начало речи, которую Андре Франсуа-Понсе произнес в 1950 г. (2 июня) перед немецкими и французскими главами городской администрации.

«Итак, в соответствии с программой настала моя очередь раздавать сюрпризы, и пока вы меня не выслушаете, другого варианта вам не представится. Вы, так сказать, в моей власти...» (Возбуждение улыбки в тоне непринужденного разговора!) «Господин федеральный президент, господа обербургомистры, месье мэры Франции!» (Обращение в соответствии с рангами; обербургомистры и мэры, разумеется, в одинаковом ранге, но, будучи французом, он называет немцев, естественно, первыми, прежде чем он обращается к своим соотечественникам). «С благодарностью и радостью я принимаю обращенное ко мне приглашение присутствовать при завершении вашего съезда немецких обербургомистров и французских мэров и в связи с этим снова увидеть Штутгарт». (Благодарность; радость по поводу возможности обратиться с речью). «Откровенно говоря, я был очень растроган, вспомнив мое первое пребывание в вашем городе»(ссылка на то, что связано с местом). «Господин федеральный президент знает, что я сентиментален (обращение к отдельному лицу). «Но где могут это понять лучше, чем в Швабии!» (комплимент). «С тех пор прошло почти полстолетия. В 1902 г. я прибыл сюда юным гимназистом... (следует личное воспоминание). Так, не спеша, Франсуа-Понсе переходит собственно к предмету своей речи: немецко-французскому соглашению, которого он настойчиво добивался и о котором много говорил в своих выступлениях. У него, как у хорошего оратора, точный прицел - договориться о немецко-французском сотрудничестве в вопросах управления.

Мастером «веселого подкрепления» был федеральный президент Теодор Хеусс. «Об оценке современной техники» - это название праздничной речи 7 мая 1955 г. в Мюнхене по поводу столетия со дня рождения выдающегося инженера (и основателя Немецкого музея) Оскара фон Миллера. Подкрепление здесь заключается в «атмосфере», созданной цепью «возбуждений улыбки». Она содержит такие же элементы, как подкрепление Франсуа-Понсе: мягкий юмор, ссылка на ситуацию, обращение к приглашенным и так далее. Оратор действует наглядно и пластично, благодаря вставке в речь маленькой дискуссии. Хеусс начинает так (причем свой звучный голос он, как всегда, ставит точно на нижний регистр): «Оскар фон Миллер обладал великолепным даром: он понимал, как нужно распоряжаться людьми. (Здесь мы видим хороший пример, я его очень рекомендую: прием речи с использованием двоеточия.) Отто Мейер, его приверженец и настоящий последователь, распоряжается, используя федерального президента (оживление в зале). Два года назад это ему не удалось: тогда я участвовал в праздновании 50-летнего юбилея Немецкого музея, между тем как незадолго до того я произнес торжественную речь к 100-летнему юбилею Германского национального музея. И то,и другое относилось к одной и той же теме! Отто Мейер успокаивается и ставит свои ловушки: все же Хеусс от меня не улизнет! Он высмотрел угрожающую в ближайшее время 100-летнюю годовщину со дня рождения и я при моей любви к дорогому человеку уже был готов участвовать в празднестве.

-- Кто будет произносить речь?

-- Естественно, Вы.

-- Это «естественно» -- образец взятой напрокат «техники приобретения по Миллеру».

-- Но ведь и в 1950 году я уже представлял Миллера. -- «Ах, говорите что хотите. Вам уже что-то пришло на ум. - В его уверенности есть нечто трогательное, но она не вызволяет меня из критической ситуации: речь о Миллере, который сегодня, так сказать, стоял на очереди, была произнесена пять лет назад на том же месте...

«И теперь оратор не спеша переходит к теме, которую он совершенно уточнил и этим показал, что он в первой речи о Миллере никоим образом не исчерпал тему: Хеусс преподносит слушателям деятельность Миллера под новым углом зрения. «Комментарии... по поводу столь затруднительной для нашей современности проблемы оценки техники с попыткой осветить вероятную позицию Миллера по этому комплексу вопросов или, как прекрасно говорят, выявить ее...»

¦ Мы же выявим следующее: тайна хорошего оратора, материал которого всегда нов и увлекателен, состоит в том, чтобы всегда опять и опять находить новую точку зрения, вновь и вновь открывать новые взаимосвязи.

3. Техника использования повода

Подкрепление -- только видимость ломки льда для создания нужного климата в зале, и у нее слабая связь с содержанием речи. Напротив, повод ярко высвечивает ситуацию или то, что имеет прямое отношение к обсуждаемой проблеме, повод напрямую связан с содержанием речи. Небольшое происшествие, сравнение, личное переживание, анекдот, неожиданная постановка вопроса -дают возможность в дальнейшем связать с ними речь. * Небольшое происшествие. К этой технике обращался великий проповедник Бертольд фон Регенсбург (13 век). «Такое начало речи действует на слушателей, у которых нет навыков абстрактного мышления, а лишь привычка к живому сочувствию: имеется в виду начало речи с небольшой истории, которая в форме притчи ведет к теме проповеди» (Ирмгард Вайтхазе).

Один историк свой доклад о союзниках по разгрому Германии в 1918 и в 1945 годах начал с описания следующего эпизода: «Когда Уинстон Черчилль в 1945 году в лондонском аэропорту садился в самолет, чтобы лететь на Потсдамскую конференцию, видный журналист озабоченно спросил его: «Господин премьер-министр, не совершат ли союзники в Потсдаме те же ошибки, что и в Версале?» Черчилль, усмехнувшись и не вынимая изо рта сигары, ответил в мудром предвидении: «Можете быть уверены: мы не совершим еще раз те же самые ошибки - нет, они будут совсем другими!» Оратор, использовав этот эпизод, добился напряженного внимания слушателей и одновременно удачно связал с содержанием своего дальнейшего выступления. Сравнение. Доктор Ойген Герстенмайер 10 сентября 1948 г. произнес во Фленсбурге речь под названием «Христос проходит через преграды». Он начинает следующим образом: «В пограничной области понимают значение границы. Там ощущают несравненно глубже, чем во внутренних областях страны, что возможность передвижения людей ограничена, что жизнь отдельных людей совершается во взаимосвязи, которая отличается от взаимосвязей в других странах. Такую систему жизненных взаимосвязей мы называем народом...» Далее президент бундестага исходит из ситуации, в которой живут граждане Фленсбурга, хорошо знакомые с напряжением: оно связано с пограничной областью. От этого сравнения, как исходного пункта, он направляется к анализу сути границ и приходит к убедительному заключению, высказываемому ясными, разнообразными по форме и законченными фразами, например, «Церкви недопустимо капитулировать перед границами..., поскольку Иисус Христос спаситель мира, а не только группы людей, одного поколения или одного образованного слоя...» Содержание речи также можно соединить с актуальным событием.

Сравнение всегда помогает выработать основное положение, общее для оратора и слушателей. Следствие -- напряженное внимание. Лично пережитое событие. У Вас появится хороший повод перейти к своей речи, если начнете с небольшого пережитого лично Вами приключения. Ваша задача -- любопытство и напряженное внимание. Речь на тему «Задачи и границы терпимости» доктор Герстенмайер начал с рассказа, который я снабдил несколькими риторическими комментариями (в скобках): «Когда-то в небольшом ресторанчике Страсбурга велись долгие дебаты. Фиксируется исходный пункт: когда, где, что.) Обычно их вели в спокойной задумчивости, но иногда -- с пылкой резкостью. (Кроме противопоставления «спокойно-пылко» появляется еще одна риторическая фигура -«предварение». Эта фигура определяет также и следующее предложение. Напряжение создается с помощью «затяжки»; слушатель уже знает, как проходили дебаты, но еще не знает, о чем.) Разговоры неожиданно переходили с текущей политики на те принципиальные вопросы, которые вновь и вновь со страстью обсуждались в мире тут и там, но особенно в Германии. Как далеко должна заходить терпимость? Как далеко она должна заходить? В чем ее особые задачи и где устойчивые границы в наше время? (Комбинация фигур, цепи вопросов и разъяснения). Пунктом, на котором разгорались споры, был вопрос о конфессиональной* школе (пример). Создание конфессиональной школы было объявлением войны (сравнение) терпимости в государственной или общественной жизни, поскольку (следует обоснование) школа изначально воспитывает детей в нетерпимости, по крайней мере в непонимании других. Это мнение настойчиво защищали изгнанные судетские немцы. Напротив, вестфальские католики не менее настойчиво говорили (противопоставление), что в свободной стране родители имеют право сами принимать решение о воспитании детей, и никакие государственные инстанции, исходя из соображений государственной целесообразности, не могут посягать на это право или ограничивать его (контраргументация). Ни су-детские немцы, ни вестфальцы не затрагивали хотя бы одним словом вопрос взаимной терпимости конфессий. Что религиозная терпимость должна вырабатываться, что в особой мере взаимно терпимы должны быть большие конфессии, что нужно взаимное уважение (разъяснение), было для тех и других настолько само собой разумеющимся, что об этом не проронили ни слова. Я думаю, что в этом выразилось нечто показательное для духовного и общественного развития...» (В немногочисленных образных высказываниях оратор, используя рассказ, открыл круг проблем, которые в последующем он рассматривает ближе, причем в качестве перехода применяет цитаты.)

Анекдоты не должны только смешить, а одновременно иметь меткий прицел относительно темы, аналогично «небольшим происшествиям». Выбирайте анекдоты, которые Вы можете считать малоизвестными или неизвестными вовсе. Так можно украсить и остроумно начать почти любую речь, кроме надгробной. Последующая серьезность оратора часто выразительно подчеркивается веселым вступлением. Так, употребленный в речи анекдот с помощью «перемены сути» вводит веселым и тем не менее умным способом в самый центр проблематики. Во время Венского конгресса в 1815 г. царь Александр I возмущался поведением саксонского короля. Он бушевал: «Этот король - презреннейший изменник, и ничего больше!» «Сир, -- возразил Талейран и намекнул на Тильзит, где Александр I прекрасно договорился с Наполеоном, - измена -- это только вопрос даты».

* Неожиданный вопрос. Речь можно начать и с неожиданного вопроса к одному из слушателей. Доклад о княжестве Лихтенштейн* начинался так: «Уважаемые дамы и господа, Вам известно, что Пруссия**, вела самую продолжительную в истории войну с маленьким Лихтенштейном? Состояние войны продолжается с 1866 г., в сущности, по сей день...» (Для пояснения: «войско» Лихтенштейна, силою в половину роты, направлялось на помощь Австрии, но до конца войны не прошло через ближайший альпийский перевал и вернулось с поля битвы в родной Вадуц еще более сильным, став в этом отношении, возможно, единственной армией в мире. Столь любящие порядок пруссаки напрочь забыли заключить с Лихтенштейном мирный договор...). Двум способам -- «подмоге» и «поводу» предоставляю самое видное место из имеющихся инструментов формирования введения, но предостерегаю от их неоправданного применения. Если не приходят на ум хорошая «подмога» или «повод», то лучше довольствоваться менее искусными приемами, наподобие двух следующих, которых я коснусь вкратце.

4. Техника возбуждения размышления

В начале речи можно использовать прием возбуждения размышления, особенно для подготовленных слушателей. Это когда называют проблему или пакет проблем и задают слушателям вопросы, которые затем рассматривают в главной части.

Ставший позднее федеральным канцлером Кизингер начал свой доклад с «прогнозов графа Алексиса де Токуэвиля, сделанных в начале индустриального века»(Карлсруэ 3 декабря 1960 г.). Цепь вопросов и заключительное утверждение оратора возбудило внимание слушателей и тем самым способствовало размышлению: «Где мы находимся? Куда идет наш мир? Что можем и должны делать, чтобы придать развитию такое направление, какое должны желать людям, человечности, человечеству? Такие вопросы, почти до отвращения известные нашему поколению, впервые были поставлены с пылкой настойчивостью сто двадцать лет назад графом Алексисом де Токуэвилем, и ответы даны им с ошеломляющей нас актуальностью».

¦ Эта техника, активирующая мышление, побуждает слушателя к сотрудничеству, к совместному размышлению. Открыто поставленные вопросы или даже представленная точка зрения, которая затем будет опровергнута, -- все возбуждает у слушателя напряженную работу мысли, в которой он следует за оратором.

5. Прямая техника

Четвертой возможностью формирования введения является прямая техника. Мы сразу же переходим in medias res: к сути дела, без всяких ухищрений. Мы отказываемся от любого настоящего введения. Мы вкратце говорим о причине нашего выступления, быстро переходим от общего к частному и начинаем с темы. Эта техника рациональна, холодна, прямолинейна и свойственна тысячам небольших деловых сообщений, которые звучат опять и опять, если время отмерено скупо: как перед начальником, так и перед сотрудниками.

В политической речи также можно выступить без промедления с открытым вызовом на дуэль. Объявляется твердая, определенная, убежденная позиция. Мы «производим фурор», увлекаем друзей и нейтралов, но в то же время проявляем уважение к противнику.

У нас много возможностей сделать выступление хорошим. Перед тем, как на что-то решиться, рекомендуем обдумать следующее:

* Вступление не должно быть длинным. Если стол накрыт, аппетит растет, но он проходит, если стол накрывают слишком долго.

О вступлении с несомненной иронией пишет в «Советах плохому оратору» Курт Тухольский: «Никогда не начинайте с начала, но всегда с расстояния в три мили от начала! Примерно так: "Дамы и господа! Прежде чем я перейду к теме сегодняшнего вечера, позвольте мне вам вкратце..." Здесь ты уже имеешь примерно все, что делает начало прекрасным: сухое обращение, начало перед началом , объявление, о чем и что ты собираешься говорить, словечко "вкратце"... Так ты в одно мгновение получаешь сердца и уши слушателей». Историческое вступление зачастую слишком скучно. Именно мы, немцы, склонны любую проблему проследить от первобытной истории человека. В книге может это возможно, но в речи -- нет. Поэтому доклад о сегодняшнем импорте зерна не обязательно начинать с аграрной политики Карла Великого.

Вильгельм фон Гумбольдт так охарактеризовал многословие одного учителя истории: «Если слушают его историю, то хотят быть Адамом, при котором история была совсем короткой». Но эту риторическую болезнь «историзма» в открытой форме находят не только у немцев. Например, в Лиге Наций двадцатых годов Чемберлен упрекал тогдашнего литовского премьер-министра Вольдемараса за то, что тот свои патриотические речи постоянно начинал «с сотворения мира и с первого литовца в раю». Язвительно, как это мог делать только Черчилль, упрекнул он своего противника Макдональда после подробной вступительной речи: «Мы знаем, что никто другой не обладает таким даром впрессовать наибольшее количество слов в наименьшее количество мыслей».

* «Он сказал это ясно и в приятной форме -- что будет во-первых, во-вторых и в-третьих» (Буш). Томас Карлейль требовал вешать всех писателей, которые пишут книги без оглавления. Конечно, определенного наказания нужно требовать и для оратора, речь которого не раскрыта уведомляющими заголовками или который не делает какого-либо обзора содержания. Где-нибудь во вступлении оратор должен кратко показать структуру своей речи. Например, «Я рассмотрю следующие вопросы...» или «я раскрою мою тему в трех разделах, названных 1..., 2..., 3...,».

«Фридрих Науман настоятельно посоветовал бы вначале сказать, что ты, собственно, хочешь, чтобы собравшиеся не оказались путниками в тумане».

* У многих ораторов прямо-таки мания начинать речь, со слова «если». «Если сегодня мне будет оказана честь рассказать Вам о культе предков у эскимосов, то я не смогу это сделать без предварительного... и так далее, и так далее. *

Остерегаются как вечного «если», так и нарочито сухой и чрезмерной учтивости.

6. Заключение

Как пару тысяч лет назад, так и сегодня справедливо сказанное Сократом в беседе с Федром. Сократ: «...Что же касается заключительной части речей, то у всех, видимо, одно мнение, только одни называют ее сокращенным повторением, а другие иначе».

Федр: «Ты говоришь, что в конце речи нужно в общем виде напомнить слушателям обо всем сказанном?» Сократ: «Да, по-моему, так».

¦ Повторение в сокращенном виде важно, но заключение не только повторение. Скорее, в заключении усиливается и сгущается основная мысль речи. Мы четко формулируем заключение: скупой образ, легко понимаемая формула, точное целевое высказывание. Особой кристальной ясностью обладают фразы, выражающие главные мысли. Любому слушателю, когда он слышит заключение, должно быть понятно, что имеется в виду. Расплывчатость недопустима. В деловое сообщение заключение должно внести окончательную ясность; если речь убеждающая, целью заключения становится действие. Заключение представляет собой призыв, побуждение. Ведь убеждающая речь стремится заставить слушателя действовать определенным образом. Для достижения этой цели действие заключения особенно убедительно. Должна господствовать одна мысль, выраженная лаконично и убедительно. Все, сказанное прежде, направлено на эту цель. Из-за слабого заключения может сойти на нет действие всей речи.

Дантон в заключение своей речи вставил следующую антитезу: «Теперь настал момент для принятия великой и последней клятвы: Мы все намерены умереть или уничтожить тиранов». Еще раз процитирую ставшими историческими заключительные слова Бисмарка: «Будем работать быстро: ведь мы, так сказать, усадили Германию в седло: она может скакать!»

Многие ораторы нашего времени в заключении делают хорошую и действенную кульминацию, но они упускают из виду лаконичное и доходчивое обобщение самого существенного в их речи.

В общем мы считаем, что даже у хороших ораторов слишком много высказываний, следующих друг за другом, но не связанных друг с другом.

¦ Как вступление, так и заключение следует разрабатывать очень тщательно. Заключение запоминается слушателю больше всего.

«Единственное, что точно останется у слушателя от речи -- это заключение. Все, что предшествовало заключению, закрывалось одно за другим: слово ложилось за словом, образ следовал за образом и одна мысль пересекалась с другой, и лишь заключение осталось открытым» (Уве Дженс Крузе). Последние слова долго остаются в памяти. Мы запоминаем заключительное предложение или даже последние предложения чаще всего дословно. Обычно оратор придумывает в зависимости от обстоятельств два или три возможных заключительных оборота. Смотря по тому, как протекает речь, он использует тот или иной, более мягкий или более жесткий оборот.

Итак: заключение должно быть сформулировано заранее. Если при произнесении речи нам мгновенно, в зависимости от настроения, придет в голову лучшее заключение - хорошо: всегда еще можно внести изменения. Важно четко отделить заключение от главной части, например, с помощью вступительного оборота типа «я \ обобщаю» или «я перехожу к заключению». Хорошо каким-либо образом связать заключение со вступлением. Так можно завершить доклад.

В музыке бывает, что заключительная часть дополняет вступление. Заключительное высказывание часто прямо обращено к слушателям: оно должно быть направляющим.

Начинающему можно рекомендовать в качестве устойчивого оборота речи выражения типа: хотелось бы сегодняшний вечер посвятить тому..., хотелось бы содействовать росту понимания..., хотелось бы, чтобы нам удалось... Затем может следовать дружеская благодарность слушателям.

Покажем, как формируют заключение выдающиеся ораторы нашего времени.

Австрийский министр иностранных дел Крейский закончил свою речь в Польском институте международных отношений (Варшава, 2.3.1960) словами: «Итак, в заключение моих рассуждений я хотел бы (предуведомление) выразить надежду на то, что ответственным за судьбу народов удастся найти правильный ответ на страшный вопрос Эйнштейна, уготовим ли мы конец человечеству или предотвратим войну (цитата с антитезой). Я думаю, что есть путь избавления этого поколения от войны. Если это возможно с помощью наших общих усилий (обращение к воле слушателей), то почему мир не должен быть достигнут последующими поколениями? (антитеза: война-мир; риторический вопрос). Вам предоставлено решить, какие из творений, которые мы сегодня сохраняем и развиваем на основе сосуществования, будут перенесены через порог нового века (образ). (Теперь следует главное высказывание; вместе с обобщением предшествующих высказываний оно в заостренной альтернативе содержит ясную точку зрения). Некоторые думают, что это различные свершения, которые подготовят новые формы общественной жизни, другие - на чьей стороне стою и я - думают что в конце концов это будет осуществление идеи свободы во всех областях общественной жизни. Поэтому Вы поймете (обращение к слушателям), что на меня большое впечатление произвел ответ Бенедетто Корце на вопрос, принадлежит ли свободе будущее. Он ответил: «Нечто намного большее -- вечность»; (заключительная цитата).

В качестве второго примера я приведу заключение волнующей речи, которую произнес в 1952 г. Теодор Хеусс на освящении памятника жертвам бывшего концентрационного лагеря Бельзен: «Здесь стоит обелиск, здесь стоит стела с надписями на многих языках. /Это камни, холодные камни. /Saxa loquutur -- камни, которые могут говорить./ Здесь дело в одном, здесь дело в тебе, что ты понимаешь их язык, что ты понимаешь их особенный язык; ради тебя, ради нас всех!».

Эти слова очень убедительны, безо всякого поэтического преувеличения. В начале три коротких предложения, точно вырезанные из камня, о котором идет речь. Первое и второе предложения только описывают, что есть. Третье и четвертое: что это означает? Расширенное заключительное предложение дает переход от объекта памятника жертвам к слушателю; оно создает отношение «памятник -- обязательства человека в будущем». Особенно убедительно косвенное высказывание, что камни здесь говорят человеку, сказано не впрямую. После всех слов, которые предшествуют заключению, каждому слушателю ясно, что подразумевает Хеусс под их «особым языком».

В результате речь ничего не навязывает слушателю; а в уважительной форме рекомендуется сделать выводы самому. Каждый чувствует, что вопрос задан лично ему. Впрочем, в небольшом числе высказываний мы находим многообразие связей риторических средств.

1-е высказывание: анафора (здесь стоит -- здесь стоит); разъяснение (обелиск - стела с надписями на разных языках).

2-е высказывание: расширенный повтор. В античной риторике назывался Geminatio: камни - холодные камни.

3-е высказывание: цитата с переводом (перевод важен, чтобы слушатели, не знающие латыни, поняли смысл).

4-е высказывание: анафора (здесь дело -- здесь дело, что ты - что ты), разъяснение с помощью индивидуализации (в одном -- в тебе), разъяснение с помощью расширенного повторения («их язык -- этот их особенный язык»), эпифора (двойное «ради»).

Я хочу констатировать: этот пример показывает также, что в кульминации речи должна быть концентрация риторических средств.

Нижеследующие высказывания представляют заключение речи, которую произнес в Мюнстере Франсуа-Понсе (27.4.1954). Это заключение дает убедительное обобщение предшествующего хода мыслей. Наглядно и точно выражена суть демократии. Много риторических фигур: сравнение («если я рассмотрю...»), образ («ключи к счастью»), разъяснение («гражданственность -- чувство ответственности...»), цитата, обращение, повторение и так далее. Кульминацией является обращение: «Ничего чрезмерного! Никаких крайностей: соблюдать меру!» Заключительное высказывание дает еще одну глубокую мысль, которая остается в памяти слушателей: «Терпение... является особой формой силы». В целом заключение гласит: «Не будем предаваться иллюзиям! Очень тяжело направить демократию на правильный путь, уберечь от опасностей, которые проистекают из нее самой. Она является тяжелейшей из всех форм правления. В частности, она предъявляет высочайшие требования во внутригосударственном устройстве. Она требует от каждого человека гражданственности, чувства ответственности. И все же, если сравнить демократию с другими формами правления, то придем к выводу, как сказал о себе самом один умный человек: «Когда я сравниваю себя с другими, то начинаю уважать себя самого!» Христианское учение пришло к нам из древности. На эфесе шпаги, которую я носил как член Французской Академии, было выгравировано на латыни: "Ne quid nimis". Ничего чрезмерного! Никаких крайностей: соблюдать меру. По моему, в этой формуле заключена глубокая мудрость, возможно, даже ключ к счастью.

Patientia -- терпение -- вовсе не кардинальная добродетель, нечто иное, особая сила».

Всегда действенно в заключении охарактеризовать общий взгляд на проблему и ввести в русло речи особую тему От этой темы в речи переходят к возможным последствиям в будущем.

В речи с выражением мнения заключение будет удачным, если слушатели идентифицируют себя с оратором.

Приведем пример, столь же удачный: Речь президента Кеннеди в Берлине (1963). Кеннеди идентифицирует себя с берлинцами, намекая на классическое выражение: «Я - римлянин»: «Все свободные люди, где бы они ни жили, граждане этого города, Западного Берлина, и потому я, как свободный человек, горд тем, что могу сказать: «Я -- берлинец». То, что он это (придуманное его советником Соренсеном) заключительное высказывание сказал по-немецки, еще больше усилило впечатление.

Если в заключении желательно привести цитату, то нужно проверить, подходит ли она в действительности. Цитата должна быть очень меткой. Слишком часто при изменении текста цитата предстает в новом окружении и в заключении кажется «пришитой». Хорошо выбранная и не затасканная цитата может стать прекрасной кульминацией.

Некоторые ораторы рекомендуют в конце речи с выражением мнения «поддать жару». Но здесь, как и в любой другой части речи, остерегаются старомодного пафоса, который мы иногда наблюдаем. Прошли времена (к счастью), когда оратор пламенным призывом увлекал людей на баррикады. Сегодня патетика подходит лишь для демагогов, которые удовлетворяют националистический спрос, зовут насильственно осчастливить человечество.

Сегодня производит прямо-таки забавное впечатление торжественно исполняемая лирика времен 1900 года в конце собрания объединений. Оратор намекает, конечно, из лучших побуждений, на разнообразие работы объединений и одновременно восклицает: «И таким образом мы следуем девизу наших предков:

"Атлеты, певцы и стрелки

Опора немецкой страны.

Но лучше всех служит лишь тот,

Кто метко стреляет и песни поет."

Оратор не закончил речь, но с кульминацией она закончена. Он должен не уйти, а совершить уход. Бывает, что стиль речи неожиданно воодушевляет публику. Хотят, собственно, сказать кое-что еще, но упускают и заканчивают непредвиденной кульминацией.

Легко можно совершить две ошибки: Один раз оратор неожиданно прекращает речь и уходит чуть ли не без прощания, другой раз прощается на протяжении получаса. Если просто не добраться до конца, некоторым людям трудно прекратить речь, когда тема исчерпана. В конце концов долгое прощание причиняет неудобство. Не следует говорить: «Я перехожу к заключению» и поступать не в соответствии с этим заявлением. «Конец речи без заключения не хорош, но заключение без конца ужасно» (Патока). Отведенное для речи время давно закончилось, речь все длится и длится, с нею удлиняются и лица слушателей, и можно услышать немой вопрос: «Ну когда же конец?» В этом случае Тухольский иронично рекомендует: «Заранее объяви об окончании речи, чтобы слушатель от радости не получил апоплексический удар. Объяви заключение, а потом начинай свою речь сначала и говори еще полчаса. Это можно повторять до бесконечности». Саркастический ответ спартанца на утомительную речь посланца с Самоса* гласил: «Начало твоей речи мы забыли, середину прослушали, и только конец нас обрадовал».

Слова Гете: «То, что ты не можешь закончить речь, делает тебя великим» - чеканены не для оратора. Оратор не устраивает вместо заключительного оборота заключительный «крутеж». Он заканчивает речь, когда публике еше хочется слушать. (Нельзя походить на певца, о котором критик писал: «Он очень хотел спеть на бис, но публика предпочла покинуть зал».

Можно ведь и не поступать как рейнский пастор Йоханнес Харф, не побоявшийся прервать проповедь, когда контакт со слушателями только установился, да еще на чистом диалекте: «Господин Шмитц, если Вы еще раз посмотрите на часы, я гарантирую Вам проповедь на десять минут дольше...»

В берлинском парламенте депутат, знаменитый своими долгими речами и только что произнесший длинную речь, снова поднялся на трибуну. В зале наступила тишина и вытянулись лица. Однако депутат объяснил: «Господин президент, дамы и господа! Если я еще раз поднялся на трибуну, то не потому, что я решился еще на одну речь. Я просто забыл здесь мои очки». Напряжение палаты разрядилось смехом.

Плохой знак, если во время доклада слушатели то и дело поглядывают на часы. Но как мучительно для Вас, если кто-то держит часы возле уха, полагая, что стоят. Величайшая похвала, если после речи нам кто-нибудь скажет: «Я мог бы Вас слушать еще час».

Соответствующим ситуации, кратким и очень личным было заключение речи, которую произнесла президент бундестага Анна-Мария Ренгер при вступлении в должность: «Дамы и господа, политика является, как говорят, жестким делом (сравнение). Кто этого не знает! Но нужно ли напрочь исключать шутку? (Риторический вопрос) (Оживление и аплодисменты). Давайте при всей жесткости и при всей серьезности будем человечными! К реалиям нашей работы относится наша человечность со всеми ошибками и слабостями, которые у нас есть, и терпимость -- величайшая предпосылка демократии, что не означает, однако, снисходительности и примирения, но даже послабления» (оживление, аплодисменты).