Роль авторских интродукций в вербализации интенциональной стороны текстового антропоцентризма (на материале английских и восточнославянских сказок)

Роль авторских интродукций в вербализации интенциональной стороны текстового антропоцентризма (на материале английских и восточнославянских сказок)

О.И. Лещенко

Проблемы человеческого фактора являются весьма актуальными в современной лингвистике. Антропоцентризм как воззрение и антропоцентрический подход как общий стиль мышления во всех областях познания получают в настоящее время все большее признание.

Антропоцентризм - это новый виток спирали в развитии науки, внимание к человеческому фактору.

Филология “как наука о слове и искусство слова всегда была обращена к человеку, но именно в настоящее время в науке и в производстве человеческий фактор приобретает огромное значение” [1, 60-61].

Современная лингвистика связывает речевую деятельность со всеми видами человеческой деятельности, что объективирует ее личностно-ориентированный или антропоцентрический характер. Исследование мотивов и интенций говорящего на материале текстов, вербализации конситуаций, экстериоризации авторских замыслов имеет огромное значение для идентификации онтологии категории антропоцентричности, ее репрезентации в поверхностных и глубинных структурах текстов.

Актуальность

Актуальность данной темы обусловлена общей ориентацией современного языкознания на исследование человеческого фактора, коммуникативно-прагматической интерпретацией текстов, малоисследованностью типологии эпицентров автор-герой-читатель на материале сказок дистантных языков, а также корреляции когнитивных структур и их вербализации в одном или нескольких языках.

В русле перечисленной проблематики данное исследование принадлежит к работам, посвященным анализу способов и средств реализации человеческого фактора в текстах сказок разных народов.

Объект

Объектом анализа в статье выступают тексты англоязычной и восточнославянской сказки.

Цель

Целью данной работы является описание и анализ некоторых типологических аспектов авторской представленности в интродуктивных блоках исследуемых текстов.

Антропоцентричность актуализируется в любой форме духовной культуры, а также в художественной литературе. Художественное творчество - это особый способ познания и освоения человеком действительности. Художественные тексты наряду с юридическими, политическими, религиозными, философскими, являются способом проявления антропоцентричности. Специфика данного способа заключается в неотъемлемости процесса и результатов познания от личности познающего.

Прием практически всей информации, поступающей к нам из внешнего мира, сопровождается определенными внутренними переживаниями. Субъект в своем стремлении познать или объяснить окружающий мир пропускает его через призму собственного мироощущения, результатом чего является сплав объективной реальности и личностного восприятия [2, 3, 4].

Любое художественное произведение является выражением, в первую очередь, личности своего создателя как в плане совокупности идей, так и на уровне их языковой представленности [5, 147-148].

Специфической чертой художественного произведения как единицы эстетической коммуникации является его абсолютная антропоцентричность, так как познание и отражение мира в произведении художественной литературы направлено в первую очередь на познание человека, а все изображаемые художественные события есть средство его всестороннего показа. Свои ценностные представления о человеке писатель, как центральный субъект художественно-познавательной деятельности, развивает прежде всего в системе образов создаваемых им действующих лиц. Читатель, как завершающее звено духовно-практической деятельности по эстетическому овладению действительностью, воспринимает эти образы и обогащает их субъективным смыслом в зависимости от собственных взаимоотношений с действительностью.

Таким образом, антропоцентричность художественного текста определяется взаимоотношением автора художественного произведения через систему действующих лиц с читателем. Пронизывая всю структуру художественного произведения, АНТРОПОЦЕНТРИЧНОСТЬ ЯВЛЯЕТСЯ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ УНИВЕРСАЛЬНОЙ КАТЕГОРИЕЙ ЛЮБОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА, так как его эпицентрами всегда выступают АВТОР-ПЕРСОНАЖ-ЧИТАТЕЛЬ.

Антропоцентрический характер сказки, как и любого художественного текста, проявляется в различных формах авторского присутствия в тексте сказки как интенциональной стороны текстового антропоцентризма.

Понятие «образ автора» [6, 7] трактуется в современной лингвистике как вплетение в ткань художественного текста, в его речевое многоголосие и голоса самого автора, причем именно авторская речь считается важнейшим средством раскрытия образа автора, а «проблема изучения авторской речи как средства раскрытия образа автора является одной из очень важных в стилистике» [8, 200].

Образ автора присутствует во всех видах текстов [9, 6, 7]. Неизбежное проявление автора в любом произведении обусловлено тем, что последнее является выражением, в первую очередь, личности своего создателя, как в плане совокупности идей, так и на уровне их лингвостилистической реализации. «Образ автора - это та цементирующая сила, которая связывает все стилевые средства в цельную словесно-художественную систему. Образ автора - это внутренний стержень, вокруг которого группируется вся стилистическая система произведения» [6, 101].

Автор - имманентный субъект текста сказки, так как «всякая речь начинается с интенции ее субъекта... Намеренная затрата речевых усилий всегда на что-то нацелена» [10, 189].

Свои намерения, замыслы автор выражает в сюжете сказки, в композиции и в языке. Захватывающий сюжет, непредсказуемые превращения, загадочные отступления, интересные приключения, непредвиденная развязка - все это увлекает адресата, вуалирует дидактичность и морализацию со стороны сказителя, который пытается быть неназойливым оптимистом и большим другом читателя.

Специфичность композиции сказки проявляется в ее однотипности, подчиненности определенным законам, наличии постоянных композиционных блоков и традиционных формул повествования - схем, в которые рассказчик вкладывает свой замысел, модифицирует сюжеты, сохраняя при этом форму [11, 6].

При анализе различных языковых форм авторского присутствия в тексте сказки правомерным представляется учет как индивидуализированных аспектов речетворчества сказочников, так и общего фольклоризированного речевого субстрата, предоставляемого в их распоряжение традицией.

Специфика эстетической деятельности человека как раз и заключается в том, чтобы использовать общие закономерности в индивидуализированных формах речетворчества. А в сказке специфическая стереотипность проявляется не только в композиции, но и в языке и стиле сказочного повествования, где также представлены элементы, более или менее формализованные, которые составляют т.н. «общие места» (loci communes)[12, 9]. Общие места составляют один из тех специфических элементов, которые возникали и отшлифовывались в ходе длительного живого бытования как результат богатого и разнообразного художественного опыта. Являясь плодом сложного творческого процесса, в котором принимали участие десятки поколений, общие места выступают как характерный элемент традиции в устном народном творчестве и вместе с другими традиционными элементами образуют всеобщее достояние носителей фольклора.

Какой бы яркой личной одаренностью ни отличался сказитель, какие бы новые оттенки он ни вносил в процесс речетворчества, он всегда подвластен традиции. Поэтому, при наличии некоторых индивидуальных стилистических особенностей, сказочник не может не исходить из традиционного стилевого фонда, созданного поколениями его предшественников.

Анализ эмпирического материала показывает, что особое место среди форм авторского присутствия как реализации антропоцентрического принципа в текстах англоязычной сказки занимают авторские вкрапления, которые предшествуют собственно сказочному зачину и помещаются, в основном, до маркеров традиционного сказителя (традиционных формул), если таковые имеются в тексте (т.е. до «once», «once upon a time», «one day» и т.д.). Это - относительно законченные отрезки текста (текст в тексте), которые мы определяем как авторские интродукции.

Авторские интродукции в англоязычных сказках отличаются от так называемых присказок, с которых нередко начинаются русские и украинские сказки. С одной стороны, они имеют одинаковые функции (привлечения внимания, подготовки слушателя/читателя к восприятию сказки, настроя его на соответствующий лад), но, с другой стороны, авторские интродукции англоязычной сказки представляют собой особое специфическое явление.

Так, русские и украинские присказки не имеют никакой связи с действием сказки. Представляя собой по сути интродуктивные каламбуры, они служат лишь для создания определенного настроения, для восприятия сказки и основное их назначение - дать понять адресату, что далее будет рассказываться сказка. Само их наименование говорит о том, что они находятся как бы при сказке, т.е. имеют явно нефабульный характер и, как традиционные формулы, могут переходить из одной сказки в другую независимо от ее конкретного сюжета.

Ср. русск. «Начинается сказка от сивки, от бурки, от вещей каурки. На море, на океане, на острове на Буяне стоит бык печеный, возле него лук толченый; и шли три молодца, зашли да позавтракали, а дальше идут - похваляются, сами собой забавляются: были мы, братцы, у такого-то места, наедались пуще, чем деревенская баба теста! Это присказка, сказка будет впереди» (Иван Сученко и белый Полянин) [13, 236].

укр. «Починається казка од Білого Перелазка, од Вуса-Бурса, од Коника-Ступака, од Півника-Співака, од Качиці-Плосконосиці, од Поросяти Пухирчастого.

В некоторім царстві, в некоторім государстві жив собі цар» [14, 7].

Основная же цель авторских интродукций в англоязычной сказке - ввести читателя в курс дела, сообщить ему предисловие событий или о чем будет рассказ. Обычно такие интродукции непосредственно связаны с дальнейшим содержанием сказки, т.е. являются фабульными и представляют собой подготовку читателя к тому, о чем будет вестись повествование, авторское объяснение о чем будет сказка. При этом одни интродукции содержат указание (описание) места, о котором будет рассказ, например:

«In the parish of Treveglwys, near Llanidloes, in the county of Montgomery, there is a little shepherd's cot that is commonly called Twt y Cwmrws, the Place of Strife, and this is the story of how it got its name» [15, 89].

В других интродукциях нарратор идентифицирует субъект дальнейшего повествования, а иногда даже называет его конкретное имя:

«There's a sort o'people that every body must have met wid sumtime or another. I mane thim people that purtinds not to b'lieve in things that in their hearts they do b'lieve in, an' are mortially afeard o'too.

Now Failey Mooney was one o'these» [15, 242].

Третьи же включают указания и места, и субъекта последующих сказочных событий (место + субъект):

(1) «Lancashire is a famous and noted place, abounding with rivers, hills, woods, pastures and pleasant towns, many of which are of great antiquity. It is also famous for witches, and the strange pranks they played» [15, 164].

(2) «The people of the neighbourhood of Hedley, on the skirts of Blackburn Fell, west of Ravensworth, on the road to Tanfield, were frequently annoyed, during the last century, by the pranks of a boggle of the name of Hedley Kow. He belonged to a family of goblins more mischievous than cruel. He did nobody any serious harm, but took delight in frightening them. To whomsoever he appeared he usually ended his cantrips with a hoarse laugh at their fear or astonishment after he had played them some sorry trick.

That illy-willy Kow was a perfect plague to the servant girls at farm houses all round the Fell. Sometimes he would call them out of their beds by imitating the voice of their lovers at the window. At other times during their absence he would overturn the kail, open the milk-house door, and invite the cat to lap the cream, let down steeks in the stockings they had been knitting, or put their spinning wheel out of order.

Many a time, taking the shape of a favourite cow, he would lead the milk-maid a long chase round the field before he would allow himself to be caught, and after kicking and rowting during the whole milking time, `as if the deil was in Hawkie', he would at last upset the pail, and, slipping clear of the tie, give a loud bellow bolt off tail on end, thus letting the girl know she had been the sport of the Kow. This trick of his was so common that he seems to have got his name from it, though to tell him from a real cow, folk called him Kow or Koo. Here is a story about this Hedley Kow» [15, 193].

Особый интерес представляет случай довольно пространной авторской интродукции к сказке «The Green Ladies of One Tree Hill». Своеобразие этой интродукции состоит в том, что она не только подробно описывает празднование рождества в определенной части Британии, но показывает автора как знатока народных традиций:

«Few will need to be told that the Christmas season consists of twelve days besides Christmas Day, which are commonly spoken of in Shropshire as Christmastide. Preparation for Christmas includes a general house-cleaning: everything is scrubbed to the utmost pitch of cleanliness. The pewter and brazen vessels have to be made so bright that the maids can see to put their caps on in them - otherwise the fairies will pinch them. But if all is perfect, the worker will find a coin in her shoe.

Then the clean cheerful family kitchen must be adorned with holly and ivy. Sprigs of bright-berried holly, alternating with darker ivy, are stuck in the small leaded panes of the window casements, among the willow-pattern plates and dishes on the dark oak dresser, and the tall brass candlesticks, chaney ornaments and crock dogs on the high mantleshelf.

Christmas fare would consist of new beer, and honey primrose, elderberry and dandelion wines, with roast and boiled beef, hams, hares, geeze and fowls, mince and apple pies, junkets, cinnamon cakes, cider cakes and Christmas cakes. Supper fare consists of meat, pig's puddings, pork pies or mince pies, or else of toasted cheese eaten with beer and toast.

In the evening, fireside games, riddles, cards, and dancing took the place of the ordinary occupations of spinning and winding:

`Well, whad did'n `ee do, if theer waz no daincin'! W'y, we played'n at turn - the - trancher an' blind - man's - buff till we wan tired, an' then begun to tell ridlesses, an' whad twix puzzlin' to fine `em out, an' then cryin' the weds, we gotten to three o'clock i' the mornin' `.

So blind - man's - buff was the favourite game of the juniors, rivalled only by `sousing for apples', that is taking apples out of a tub of water with the teeth, the hands being tied behind the back, and comrades on the alert to souse the bold wight's head under water just at the critical moment.

And then there were the stories. Here is one from Baslow in Derbyshire» [15, 117-118].

Непосредственного отношения к дальнейшим событиям сказки данное описание не имеет, однако, посредством последнего предложения нарратор выстраивает своеобразный мостик между интродукцией и собственно сказкой, эксплицирует ее источник, так что определенная связь между авторской интродукцией и сказкой все-таки существует и вряд ли можно считать данную интродукцию совершенно дистантной.

Подобная связь есть и в рифмованной авторской интродукции к бытовым сказкам «The Wise Men of Gotham», представляющей собой своеобразный авторский эпиграф, построенный на контрасте с заголовком и введении элемента абсурдности:

«Tell me no more of Gotham Fools,

Or of their eels in little pools,

Which they were told were drowning;

Nor of their carts drawn up on high

When King John's men were standing by,

To keep a wood from browning» [15, 144].

Иногда интродукция англоязычной сказки может косвенно указывать на источник, происхождение сказки, на автора как последователя, носителя народного творчества, но иметь при этом явно выраженный нефабульный характер и этим приближаться к традиционным русским и украинским присказкам.

Ср. «The old grey man in the corner

From his father heard a tale,

Which from his father he had heard,

And after them I recalled» [15, 81].

По форме авторские интродукции англоязычных сказок, в основном, - монологические. Однако, следует особо отметить случай интродукции, построенной в форме диалога:

«'Grannie, grannie, come tell us the story o'the wee bunnock.'

`Hout, bairns, ye've heard it a hunner times afore. I needna tell it owre again'.

`Ah, but, grannie, it's sic a fine ane. Ye maun tell't. Just ance'.

`Weel, weel, bairns, if ye'll a'promise to be guid, I'll tell ye't again.'

Some tell about their sweethearts, how they tirled them to the winnock. But I'll tell you a bonny tale about a guid aitmeal bunnock» [15, 205].

Данная интродукция является прямым диалогом сказителя с адресатом (дети просят бабушку рассказать им сказку о колобке, бабушка соглашается и начинает собственно сказку) и представляет собой образец эксплицитного выражения категорий адресанта и адресата в зачине сказки.

Определенный интерес для демонстрации связи сказочник-адресат представляют авторские интродукции - прямые обращения нарратора к читателю/слушателю. Например:

(1) «You may already know that Anansi is a spider, an impudent spider, full of tricks and surprises, but did you know that Anansi is responsible for the fact that everyone - or almost everyone - has a little bit of common sense? This is how it happened» [16, 307].

(2) «A' body kens there's fairies, but they're no sae common now as they war langsyne. Noo, weans, if ye'll be guid, I'll tell you a tale» [15,216].

Таким образом, авторские интродукции в англоязычных сказках, в отличие от традиционных присказок восточнославянской сказки, могут быть фабульного и нефабульного характера, рифмованные и нерифмованные, монологические и диалогические. При всем разнообразии, англоязычные сказки в интродукциях всегда содержат либо эксплицитное (прямое) указание на авторское «я», либо косвенно подразумевают его. Пространные монологические авторские интродукции-описания больше характерны для сказок, граничащих со смежными жанрами, тяготеющих к быличке, легенде, новелле. В целом же, авторские интродукции, выполняя текстообразующую, сигнализирующую, фатическую функции, являются важным маркером авторского проявления в тексте англоязычной сказки, интенсифицируя ее антропоцентрический характер.

Summary

The article deals with realization of anthropocentric principle in folklore discourse. The author focuses on some typological aspects in verbalization of intentional anthropocentrism in fairy-tales of distant nations. Narrator's introductions to the texts of English fairy-tales are analyzed and compared with the similar parts of Russian and Ukrainian fairy-tales.

Список литературы

1. Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике. - М.: Высшая школа, 1991.-140 с.

2. Донских Л.И. Слово и мысль в художественном тексте.- Кишинев: Штинца, 1990.- 166 с.

3. Чаковская М.С. Текст как сообщение и воздействие.- М.: Высшая школа, 1986.- 128 с.

4. Шабес В.Я. Событие и текст.- М.: Высшая школа, 1989.- 175 с.

5. Тураева З.Я. Антропометризм как фактор языка и текста // Всесоюзная конференция «Функциональные и семантические корреляции языковых единиц». Тезисы докладов.- К., 1990.- С.147-148.

6. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики.- М.: Высшая Школа, 1981.- 319 с.

7. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы в 3т.- Л.: Худ. лит. Лен-ское отд., 1987.- Т.1.- С.261-654.

8. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка (Стилистика декодирования): Учеб. пособие.- М.: Просвещение, 1990.-300 с.

9. Васильев С.А. Синтез смысла при создании и понимании текста.- К.: Наукова думка. 1988.- 238 с.

10. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в содержании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира.- М.: Наука, 1988.- С.173-204.

11. Швачко С.А., Пасяк Е.Л., Харченко Т.В. Работа над англоязычной сказкой в условиях вуза и школы.- Сумы: СГПИ, 1990.- 46 с.

12. Рошияну Н. Традиционные формулы сказки.- М.: Наука, 1974.- 215 с.

13. Народные русские сказки А.Н.Афанасьева в 3-х томах. т.I.- М:Наука, 1984.- 512 с.

14. Золота книга казок: Українські народні казки. Упоряд. Л.Ф.Дунаєвської.- К:Веселка, 1990.- 431 с.

15. Folk-Tales of the British Isles.- Moscow: Raduga Publishers, 1987.- 368 p.

16. Treasury of Literature for Children. A Collection of the Best-Loved Classic Stories and Phymes.- New York: Barnes and Noble Books, 1993.- 319 p.