Главная Коллекция "Otherreferats" Иностранные языки и языкознание Топонимы в русскоязычной и англоязычной художественной фантастике

Топонимы в русскоязычной и англоязычной художественной фантастике

Понятие и способы образования топонимов как лексических единиц. Особенности их классификации и отличительных признаков. Анализ функционирования топонимов в тексте. Общая характеристика употребления топонимов в английской художественной фантастике.

Рубрика	Иностранные языки и языкознание
Вид	курсовая работа
Язык	русский
Дата добавления	19.07.2010
Размер файла	50,1 K

посмотреть текст работы

скачать работу можно здесь

полная информация о работе

весь список подобных работ

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Страница:

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального учреждения

«Уральский государственный педагогический университет»

Кафедра общего языкознания и русского языка

Курсовая работа

«Топонимы в русскоязычной и англоязычной художественной фантастике»

Екатеринбург, 2010г.

Содержание

Глава 1. Особенности и классификация топонимов

1.1 Понятие и способы образования топонимов
1.2 Классификация топонимов

Глава 2. Особенности функционирования топонимов в художественном тексте

2.1 Анализ функционирования топонимов в тексте
2.2 Особенности употребления топонимов в художественной фантастике

Заключение
Список использованной литературы

Глава 1. Особенности и классификация топонимов

1.1 Понятие и способы образования топонимов

Географические объекты подразделяются на естественные (река, гора, болото, озеро, водопад, лес, поляна и др.) и созданные человеком (деревня, дорога, избушка, столб, мельница и др.). Возникновение топонимов, как ориентиров на местности, обусловлено, прежде всего, характером ландшафта, фауны и флоры. Поскольку образование топонимических систем финно-угорских народов происходило при сложении сельских поселений, то вполне естественно, что основу её (топонимии) составляет географическая лексика, или местные географические термины. Число этих терминов и их характер зависит, естественно, от географических зон. Набор терминов в равнинной местности будет иной, чем в горной. Кроме того, на специфику отбора лексики в значительной степени влияет "топонимическое мышление" народа. "Квантование" объектов природы языковыми средствами у каждого народа происходит по-своему. Так, характерной чертой саамской топонимии является тонкая градация именований особенностей ландшафта. В зависимости от конфигурации, наличия растительности, высоты и других признаков Тойво Итконен приводит свыше тридцати названий гор: vuajjv 'гора, вершина', vaara 'гора (большей частью покрытая лесом)', raht 'скалистая гора (на берегу моря)', koalle 'скала', mielli 'песчаная горка, дюна' и пр. [9: 19-20].

Набор географических терминов, связанных с деятельностью человека, зависит от социально-экономических условий, вызванных, естественно, географическими и климатическими особенностями. В структурном отношении топонимы, образованные путём словосложения, идентичны.

Топонимический материал при всей сложности его фонетической, морфологической и семантической структуры в принципе поддаётся формализации. Каждый топоним представляет собой слово (простое, сложное, суффиксальное) или словосочетание, функционирующее в качестве названия того или иного географического объекта. Таким образом, топоним обладает суммой твердо заданных признаков, которые можно формализовать. Такими признаками являются: 1. Графические, 2. Структурные, 3. Семантические и 4. Географические.

Графические признаки топонима представляют собой цепочку символов-букв, соответствующую звуковому облику слова. Эти признаки позволяют выявлять однотипные фонетически слова или части слов. Слова (или части слов) могут быть этимологически проницаемы, если связь с апеллятивом, породившим данный топоним, не потеряна, например: Петрозаводск, Дворцы, Мелиоративный. В других случаях часть слова может быть непроницаема для этимологического анализа, например: Вохтозеро, Сандормох, Мелойгуба. И, наконец, довольно часто встречаются топонимы, значение, которых утеряно, например: Лужма, Полга, Пяльма, Утуки и др. [6: 47] Выявление однотипных в фонетическом отношении и лишенных внутреннего значения комплексов позволит определять топоизоглоссы, т.е. распространение того или иного топонимического явления субстратной топонимии.

Структурные признаки определяют собой типологические системы топонимов. Топонимия Европейского Севера России, занимая огромные пространства, представляет собой зоны смешения уральской, славянской и субстратной топонимии. Топонимическая система любого языка отражает в известной мере структуру и лексику этого языка.

Семантические признаки топонимии проявляются в лексических значениях участвующих в образовании топонимов лексем. Если структура топонимов обусловлена в основном внутрилингвистическими факторами, то семантика их во многом зависит от экстралингвистических факторов. К таковым относятся и окружающая среда (ландшафт с его животным и растительным миром), и хозяйственная деятельность человека, его космогонические представления и эстетические ценности. В целом можно сказать, что в семантике топонимов раскрывается историческое мировоззрение человека.

В соответствии с этим по семантическому принципу принято разделять все топонимы на две группы: 1) названия, отражающие физико-географические особенности объекта и 2) наименования, непосредственно связанные с практической деятельностью человека.

Поскольку состав лексики, участвующей в образовании топонимов, априорно не предсказуем, возникла необходимость принять универсальную модель, охватывающую весь понятийный тезаурус мыслительной деятельности человека. Такой моделью является "Система понятий как основа для лексикографии" Рудольфа Халлига и Вальтера фон Вартбурга [9: 85]. Кстати, эта система понятий была использована в работе по сбору лексического материала для "Лингвистического атласа Европы".

Топонимия любого региона складывается под влиянием различных факторов. К главнейшим составляющим относятся: естественно-географическая среда, социально-исторические условия, морально-этические и религиозные представления.

Поскольку основу классификации составляет семантический тезаурус языков мира, ономасиологический словник Рудольфа Халлига и Вальтера фон Вартбурга, используемый для прибалтийско-финских и саамского языков, пригоден и для классификации семантики русской топонимной лексики. Единый ономасиологический словник, принятый для различных языков и географических зон, поможет ярче показать своеобразие и специфику топонимной лексики языков и регионов.

Как уже упоминалось, одним из универсальных способов номинации географических объектов является онимизация и трансонимизация. Апеллятив, характеризующий какой-либо географический объект (гора, река, мыс, залив, озеро и т. д.), при его повторении в качестве ориентира превращается в топоним, т. е. произошла онимизация, превращение апеллятива в топоним. К таким апеллятивам-топонимам можно отнести названия Яма (омут), Заводь (омут), Зыбун (болото), Озерко (озеро), Погост (село) и пр. В качестве топонимов могут быть и слоосочетания: Верхнее Плесо (участок реки), Нижнее Плесо (участок реки). Подобные названия встречаются крайне редко.

Явление трансонимизации состоит в том, что название одного географического объекта может переноситься на другой. Утвердилось мнение, что хронологически наиболее древние названия имеют водные объекты. Именно, на берегах рек и озер в первую очередь селился древний человек. Реки и озера давали ему пищу, а передвижение по воде было наиболее легким.

Процесс трансонимизации, т. е. переноса названия объекта на другой объект, требует, как видно из примеров, дополнительных грамматических средств, чтобы название нового объекта при прежней основе могло бы идентифицировать новый объект [5: 129]. Поэтому, чем больше используется эта основа при идентификации последующих объектов, тем активнее происходит "обкатка", или, "обрастание" трансонимизированной основы и эта основа начинает зачастую восприниматься уже не как субстратная, а как принадлежащая исконно данному языку. Например, топоним "Москва" породил своих братьев "Замоскворечье", "Подмосковье", "Московский"; в Карелии название озера "Онего" дало дериваты "Заонежье", "Прионежье", "Обонежье".

Язык, или, если можно так сказать, топонимная система, все это многообразие морфологического инвентаря названий начинает классифицировать по географическим объектам

Помимо словообразовательных средств разграничения топонимов в русском языке используются и словоизменительные, а именно, употребление падежей и предлогов. В русской топонимии при указании на направление к географическому объекту или нахождение используются предлоги, сравни: "на Кавказ", но "в Крым".

1.2 Классификация топонимов

Топонимы - это отдельная категория имен собственных, обладающая особыми свойствами.

Во-первых, поскольку всякий топоним есть слово на них, несмотря на их семантическую обособленность, как и на другие лексические единицы, распространяется так называемы «принцип ассиметричности лингвистического знака»: одно и тоже означаемое (топонимический объект в данном случае) может соотноситься с несколькими обозначающими (топонимы и их эквиваленты), и наоборот, один и тот же топоним может обозначать несколько разных понятий.

Например, город Чикаго соотносится не только с наименованием Chicago, но и с коллоквиализмом Chi, и с топонимическим перефразом the Windy City. С другой стороны, топоним Oxford может подразумевать не только город в верховьях Темзы, но и расположенный там университет (e.g. to live in Oxford - to study at Oxford), а также совокупность жителей, команду университета и т.п. [5: 59]

Во-вторых, как лексические единицы топонимы могут противопоставляться не только единицам других пластов лексики (например, в составе существительных - другим группам, в качестве имен собственных нарицательным, или апеллятивам) но и друг другу. Любому имени собственному обязательно соответствует соотносимое с ним имя нарицательное, которое называется параллельным апеллятивом. соотношение «параллельный апеллятив - имя собственное» в некотором смысле напоминает отношение «род - вид».

В-третьих, как имя собственное, топоним характеризуется более тесной, по сравнению с нарицательными существительными, связью с именуемым объектом. Это оказывает непосредственное влияние на их лингвистические характеристики.

В-четвертых, топоним включает в себя значительный культурный компонент.

По характеру объектов выделяются следующие основные виды топонимов [6: 93]:

ойконимы - названия населенных пунктов (Москва, Тверь),

гидронимы - названия водных объектов (Волга, Селигер),

оронимы - названия особенностей рельефа (Альпы, Уральские горы).

Топонимы могут возникнуть в результате естественно-исторического развития (Киев, Смоленск, Париж) или быть созданными сознательно (Петрозаводск, Вашингтон).

Топонимы, как правило, более тесно, чем антропонимы, связаны с называемыми объектами, и поэтому они имеют большу связь с понятием, чем остальные имена собственные. В их лексическое значение входит адресно-указательный компонент. Мы называем: Альпы, Париж, Байкал - и сразу представляем, что обозначается словом, где расположен объект.

Семантика названий географических объектов чаще отличается мотивированностью. Исходное значение топонима может содержать информацию о топографических особенностях объекта (Старица, Красноярск, Горицы), указывать на его связь с общественно-историческими условиями и фактами (Вышний Волочек, Торжок, Царицыно, Патриаршее, Санкт-Петербург, Кузнецкий мост), отражать своеобразие флоры и фауны (Селигер, Дубовка, Алупка).

Однако не надо путать словообразовательный анализ топонимов с их этимологическим толкованием. При словообразовательном анализе мотивированность анализируемого топонима производящим словом очевидна, топоним строится по действующим в современном языке словообразовательным моделям, и для этимолога здесь нет работы. Например: Волгоград, Южно-Сахалинск, Ростов-на-Дону, Пятигорск, Запорожье (за днепровскими порогами) и т.п.

Однако очень многие топонимы, и особенно давно существующие, чаще всего являются для современных носителей языка немотивированными. Восстановить их исходное значение оказывается непросто, и многие из самых известных географических названий хранят тайну своего имени, несмотря на интенсивность этимологических изысканий. Тем не менее исследования продолжаются, и их результаты вносят определенный вклад в изучение истории языка (поскольку топонимы могут содержать корни, уже исчезнувшие из языка), истории страны (например, именно с помощью топонимов удалось установить доисторические ареалы распространения племени саами, литовских племен, племен радимичей и вятичей).

Для некоторых топонимов существует по несколько этимологических версий, но ни одна из них не является до конца доказанной. Так, относительно слова Москва этимологи с полной достоверностью доказали лишь то, что гидроним (название реки) старше, и город получил свое имя по гидрониму. Происхождение названия реки связывают с финно-угорскими корнями: моска - "медведь", ава - "самка" (т.е. Москва - "медведица"). Эта версия подтверждается наличием изображения медведя в гербе Москвы.

Согласно другой версии, слово Москва произошло от финских "муста" - "черный" и "ва" - "вода" (то есть Москва - "черная вода, черная река", и действительно, Москва-река протекает по торфяным местам, и цвет воды из-за особенностей дна кажется черным). Считается также, что название Москва пришло из скифского языка, где оно означало "сильная гонщица, охотница" (что указывает на относительно быстрое течение реки). Есть также предположение, что топоним возник в результате соединения слов "моск" - "кремень" и "хов" - "укрытие". Общее число версий превышает десяток, и этимологические изыскания продолжаются [4: 158].

Однако даже в тех случаях, когда исходное значение топонима установлено совершенно точно и однозначно, для большинства носителей языка географическое название остается немотивированным. Например, установлено, что гидроним Нева возник из финских языков, где neva означает "болото". Вместе с тем надо учитывать, что Нево - старое название ладожского озера, по которому и могла быть названа река. Этимологи дали однозначный "перевод" ойконима Севастополь: это искусственное название, данное городу Потемкиным в 1783 г. Слово образовано от двух греческих корней: "севастос" - "славный" и "полис" - "город".

Большинство топонимов-поэтизмов пришло, в английский язык извне. К этой группе стилистически маркированных топонимов примыкают топонимы-историзмы. Данная стилистическая оппозиция также не является абсолютной и нейтрализуется в случаях, когда поэтизм и традиционный вариант фигурируют в идентичном контексте.

Интенсивно используется в литературе и топонимический перифраз. Если в периодике и рекламе топонимический перифраз - это традиционный способ оживить высказывание и избежать повтора, то в художественной литературе перифразы чаще всего напоминают "иронические" поэтизмы.

Топонимы-варваризмы противопоставляются экзотизмам, т.е. английским названиям, именующим объекты за пределами англоязычных стран (Firenze = Florence). Топонимы-варваризмы создают в произведении местный колорит.

В целом стилистическая функциональность данных топонимов отражает (хотя и не всегда с достаточной полнотой) общее разделение английской лексики на нейтральный, книжно-литературный и разговорный словарь.

Итак, топонимы, как и любая лексическая единица, могут использоваться как стилистические маркированные. Это происходит за счет их способности подвергаться метонимическому и метафорическому переносу. Однако переход топонима в класс стилистически маркированных все же затруднен за счет наличия семы единичности.

Глава 2. Особенности функционирования топонимов в художественном тексте

2.1 Анализ функционирования топонимов в тексте

Топонимов обладают способностью употребляться в переносном смысле, которая, как и их стилистическая дифференциация, отражает асимметричность топонимов как лексических единиц. Существует метонимический и метафорический переносы в значении топонимов.

Обычно топонимы трудно назвать стилистически маркированными, поскольку они утратили стилистическую образность, а в иных случаях, эти значения находят свое отражение в толковых словарях.

Например: ...they sat down at a small table with a cruet-stand, a handbell, a bottle of Worcester sauce... (J. Galsworthy)

If Harris's eyes fill with tears, you can bet it is because Harris /.../ has put too much Worcester over his chop. (J.K. Jerome)

Boston had been beaten by the White Sox. (J. Updike)

...he looked forward to the moment when he would exhibit her in Park Lane, in Green Street, and at Timothy's. (J. Galsworthy)

Топонимы имеют способность подвергаться метафорическому использованию (явление топонимической антономазии) в художественной речи. При этом может происходить уподобление различного характера как сходных объектов, так и объектов, относящихся к разным классам. Это позволяет различить две разновидности метафорического переноса топонимов:

один объект уподобляется другому.

топообъекту уподобляется объект совсем иного порядка.

Например: Berlin is the European Chicago. (Mark Twain)

the Gobi of the soul (F. Prokosch); a Niagara sound (O. Henry)

Метафорический перенос обычно сопровождается серьезным стилистическим сдвигом, и тогда можно говорить о наличии определенной образности и использовании автором стилистического приема.

Соотношение стилистических сдвигов в семной структуре топонимов в процессе их употребления в художественной речи можно положить в основу семантико-стилистической классификации. Помимо этого основания, возможно и второе, различающее стилистику собственно единицы и стилистику последовательностей, или сочетаемости (то есть парадигматическую и синтагматическую стилистику) [7: 53].

Среди стилистически дифференцированных вариантов топонимов наиболее многочисленными являются топонимы-коллоквиализмы, топонимы-поэтизмы, топонимические перифразы.

Топонимы-коллоквиализмы неоднородны по своему происхождению. Они включают в себя, с одной стороны, всевозможные сокращения - морфемные усечения ('Sippi = Mississippi), инициальные аббревиатуры (l.a. = Los Angeles), различные виды эллипсиса (Jersey = Jersey City = New Jersey ), а с другой - диалектизмы и отступления от литературной нормы (Brummagem - Birmingham).

Данные топонимы обычно реализуется в следующих наиболее типичных случаях:

1. В художественной литературе - при противопоставлении авторского повествования разговорной речи персонажей:

Например:

(1) Adrian /.../ told him that he had been offered au assistant curacy in a small parish near Wragby, Lincolnshire. (F.H. Johnson)

(2) It would be ungrateful of me to look; down my nose at Lincs, though it's rather more remote than I'd hoped for.

2. В периодической печати - при типичном для англоязычной прессы противопоставлении «разговорного», игриво-интригующего заголовка и «серьёзного» по содержанию текста, одновременно такое противопоставление можно рассматривать как характерную для периодики тенденцию к сжатию информации в заглавии с последующим её развёртыванием в тексте:

Например: GIVENS SETTLES FOR BRUM. Queens Park Rangers' striker Don Givens completed his Ј 510,000 transfer to Birmingham City Yesterday afternoon. (Morning Star)

Однако такое использование топонимов-коллоквиализмов не носит абсолютного характера и может нейтрализоваться под влиянием контекста.

Качественные СМТ первого типа с ведущим нарицательным значением:

- And you found he was an Oxford man, said Jordan helpfully.

- An Oxford man! Hе was incredulous: Like hell he is. He wares a pink suit.

- Nevertheless he's an Oxford-man.

- Oxford, New Mexico, snorted Tom contemptuously. (F. Fitzgerald)

Топоним Oxford коннотирует широко известный признак, позволявший использовать его в качестве социально-апробированного стилистически маркированного топонима. При его функционировании в роли определений существительного, обозначающего одушевленное лицо топоним не только передает уровень образования изображаемого персонажа, но и его принадлежность к состоятельному привилегированному сословию населения. Принадлежность Гатсби, о котором идет речь, к этому сословию вызывает недоверие окружающих. Последнее выражено в реплике Тома, в которой в линейном бессоюзном предложений оказываются два топонима, называющие далекие, расположенные в разных странах объекты: Oxford - город Великобритании, всемирно известный своим университетом, New Mexico - один из штатов Соединенных штатов Америки, не пользующийся аналогичной известностью. Соединение этих разноплановых топонимов несет четкое стилистическое задание, отражая, с одной стороны, недоверие говорящего, с другой - социально-ориентированную характеристику Гатсби.

What does a forty-eight-year-old man look like ... Ruins. The walls of Pompeii. The trenches of Versus. Hiroshima, (I. Shaw)

Далекие в географическом и историческом планах названия объединяются в приведенном отрывке на основе признака, выраженного существительным ruins своеобразно переносящим все названия в одну плоскость, где каждый из топонимов дополнительно к топонимическому реализует нарицательное значение. Топонимическое значение поддерживается номинативной функцией топонимов, которые, будучи формально включенными в состав назывных предложений, несут указание на индивидуальные топообъекты, Нарицательное значение актуализируется посредством стилистического приема аллюзии на общеизвестные исторические факты. Нарицательное значение оказывается в данном примере ведущим, так как основное назначение данных топонимов -- это утверждение признака «ruins», характеризующего отношение говорящего к самому себе.

The slump didn't only make Dufton miserable and broken-spirited... (Jh. Braine)

Необычное сочетание названия города с прилагательными miserable и broken-spirited, для которых типичной является сочетаемость с существительными обозначающими людей, создает образ живого существа, воспринимаемого как олицетворение города. Вследствие этого, сочетания стилистически маркированный топоним Dufton приобретает признак одушевленности, выражающийся на семантическом уровне появлении окказиональной семы «одушевленности» в семной структуре его значения. Актуализация этой семы лежит в основе ситуативного метонимического перехода топонима имена нарицательные по соотношению город - люди

Качественные топонимы с равноценными топонимическим и нарицательным значением:

- I wonder if you know this place, I'd never heard of it before. Angel Pavement.

- Angel Pavement? No, I never heard of that... Meet any angels here? (J. Priestley)

Angel Pavement - вымышленное название с прозрачным значением составляющих его компонентов. В приведенном высказывании оно несет указание на топообъект (улицу Лондона), что свидетельствует о реализации топонимического значения. Одновременно отчетливо ощущается и нарицательное значение одного из компонентов названия. Преднамеренное оживление нарицательного значения существительного angel осуществляется посредствам приема взаимоналожения топонима и омонимичного ему апеллятива.

Еще один пример:

Dead Dufton, I muttered to mysels. Dirty Dufton, Dreary Dufton, despicable Dufton. (J. Braine)

В этом высказывании реализация стилистически маркированного топонима Dufton происходит благодаря сочетанию трёх стилистических приемов: эпитета, повтора, аллитерации. Целый род эпитетов, объединенных общим признаком негативной направленности «неприязни», заостренно передает резко отрицательное отношение одного из персонажей романа к городу Dufton. Негативная направленность понятий, выражаемых эпитетами, возрастает благодаря аллитерации: звук d, повторяющийся и в эпитетах, и в самом названии города, как бы поддерживает негативную направленность эпитетов и способствует её переносу на название Dufton. Семная структура значения топонима Dufton расширяется за счет введения эмоционально-оценочных сем, усиленных четырехкратным повтором топонима.

Количественные стилистически маркированные топонимы:

Dear Papa had been fairly decently educated and brought up; he had, when a young man, travelled annually for several weeks, and had seen the Fields of Waterloo, Paris, and Ramsgate. (A. Aldingtor)

Каждый из перечисленных топонимов указывает в отдельности на определенный объект, реализуя лишь свое топонимическое значение. Однако существенным в данном высказывании представляется не указание на объект, а ироническое отношение автора к тому образованию, которое получает один из персонажей романа, что находит выражение в соединении трех неравных с точки зрения образовательных возможностей топонимов: с одной стороны, всемирно-известные Waterloo и Paris, с другой - небольшое курортное местечко в Англии - Ramsgate. Поэтому значение отдельного топонима как бы отступает перед их совокупностью, где все три названия обрастают стилистическими смыслами эмоционально-оценочной направленности, передавая ироническое отношение автора.

Или наоборот, автор подчеркивает значительность жизненного пути своего героя:

[Borth] was of Hungarian, and he had lived in many places - in Budapest, where he had taken pre-medical studies, in /.../ Marseilles, where he had been secretary to a rich exporter, in Boston, where he had been a reporter for the Herald, and in San Francisco, where he sold radios. Still he was less than thirty. (J. Hersey)

Дистантное сочетание географических имен собственных примерно одного порядка (между топонимами содержится пояснительная информация о деятельности героя в данном городе) в сочетании с некоторой градацией помогает создать у читателя впечатление значительности жизни персонажа, показывает положительное отношение автора к нему.

В стилистическом функционировании топонимов в художественных произведениях, возможно определить четыре, наиболее типичных для топонимов стилистических функций [4: 149]:

характеристическая

обобщенно-символическая

фоновая

описательно-изобразительная.

1. Суть характеристической функций состоит в том, что топонимы в тексте художественного произведения используются как средство указания на какой-либо признак или состояние, характерное для топо- или иных объектов, явлений, а также для действующих лиц. По способу передачи различаются непосредственная и опосредованная характеристики, по содержанию - квалификативная, когда топоним отражает какое-либо свойство или качество описываемого объекта иди одушевленного лица, социально-ориентированная, когда топонимы передают социально-закрепленную оценку какого-либо объекта или лица, используемую в целях характеристики; эмоционально-ориентированная, когда топонимы указывают на эмоциональное состояние говорящего

2) Под обобщенно-символической функцией понимается использование топонима в целях конкретизированного выражения, какого-либо обобщенного понятия (как, например, употребление названия улицы Лондона Piccadilly для обозначения понятия «дом» в романе «The Quiet Aineriean», Gr. Greene).

3) Фоновая функция определяется как способность топонимов функционировать в качестве фона изображаемых в романе событий. В зависимости от способа лингвистической выраженности выделяется две разновидности фона: национально-стилизованный и емкий экстралингвистического содержания

4) И, наконец, описательно-изобразительная функция квалифицируется как способность топонимов делать описание зрительно-ощущаемым, рельефным, что возможно проследить на следующем примере:

He was rather glad that they were all out, it was amusing to wander through the house as though one were exploring a dead, deserted Pompeii. (A. Hurley)

Таким образом, топонимы приобретают свою образность только при наличии каких-либо стилистических тропов и фигур. При этом топонимы в свою очередь сами придают этим элементам стилистики особую образность, сообщая всему высказыванию географически шарм.

Стилистически маркированные топонимы используются авторами для характеристики персонажей как прямо, так и опосредованно. Служат своего рода эпитетами, или через перечисление выражают отношение автора к описываемому объекту, к его истории (жизни персонажа), могут помогать в создании реалистичной атмосферы описываемых событий, придают им некоторую колоритность.

В целом топонимы являются замечательными выразительными средствами языка.

2.2 Особенности употребления топонимов в художественной фантастике

Анализ художественного текста строится, как правило, с учетом авторской модальности. Художественный текст может реализовывать авторскую модальность по-разному, однако в основном исследователи сходятся в том, что «авторское отношение к изображаемому сравнительно редко находит отражение в прямых оценках, но проявляется на разных уровнях системы текста» [3: 167]. Одним из способов выявления авторской модальности является анализ текстовых антропонимов. Осуществляя свое прямое назначение номинации героев, антропонимы при этом всегда выполняют функцию ключевых слов в произведении, так как чаще всего содержат определенный подтекст. Для исследователей представляет интерес анализ ономастического пространства художественных текстов разного характера, прежде всего, конечно, текстов «взрослой» литературы. Особенность литературы для детей в том, что авторская позиция должна быть более прозрачной: чем младше ребенок, тем более явно проходит черта между положительными и отрицательными героями. Вероятность глубокой зашифровки характера персонажа в его имени здесь невелика, так как она не будет декодирована читателем.

Анализируя имена героев, живущих в Астралии, следует отметить, что приемы создания имен детей и взрослых различны. Имена взрослых, как правило, стилизованы и носят явно комический характер: маг Авдей Казимирович Белуга, он же Гран-Палтус дон Куркурузо, рыцарь Бумбур Голодный, королевский учитель дон Рудо Изумрудо, граф Лукоморский, аптекарь Норус Теодорус. Имена детей, даже будучи стилизованы, не содержат пародийных ассоциативных связей: Ростик, Андрюшка Вулканчик (граф де Вулканолла), Яшка Божья Коровка, Николка Сверчок, Филимон. Такое четкое разграничение следует рассматривать как проявление авторской модальности: в произведениях Крапивина ребенок часто оказывается морально выше, чем взрослые, поэтому автор не иронизирует, говоря о детях. Создавая имена «взрослых» героев, автор нередко обращается к звуковой игре: это может быть рифмовка (Рудо Изумрудо), каламбурное созвучие (Огурелло по прозвищу Одурелло) либо повтор определенного набора звуков (Его Етугоро, Бельдевул де Каракара). Отметим, что в детском общении каламбур и рифмовка достаточно распространены именно как средство насмешки.

При создании ономастического пространства фантастического текста одним из наиболее действенных способов установления контакта с ребенком-читателем является языковая игра. Она усиливает впечатление необычности, новизны, реализуя стремление ребенка к экзотике, к загадке, позволяет сделать авторскую позицию достаточно ясной, но не навязчивой. Введение в текст приемов и способов, которые часто используют в процессе номинации дети, общаясь между собой, также сближает автора и читателя, уместны звуковые ассоциации, каламбуры, окказиональное словообразование, при этом смысл употребления того или иного именования должен быть прозрачным.

Наиболее интересными для лингвиста, на наш взгляд, являются имена персонажей в произведениях, пространство которых исследователи определяют как фантастическое: в сказках, сказочных повестях, в произведениях жанра «фэнтези», в научно-фантастических текстах. Одним из признанных мастеров жанра фантастики в современной детской литературе является Владислав Крапивин . В его сказочной повести ««Чоки-чок», или Рыцарь Прозрачного кота» пространство текста состоит из двух пластов. Сигналом первого является топоним Хребтовск, это пространство условно может быть обозначено как обыденное (но не реальное, т.к. и в нем действуют сказочные персонажи). Сигналом второго является топоним Астралия, оно может быть обозначено как сказочное (создано фантазией ребенка). В обыденном пространстве имена героев стилизуются под вполне обычные: художник Евгений Павлович Пеночкин и его семья - жена Елена Олеговна, дети Леша и Даша, коллекционер Евсей Федотыч. Вводя в текст имена «нерусские», автор использует типичные элементы чужого языка, добиваясь определенного стилистического эффекта: коллекционеры Ганс Зоммерциммер (типичное немецкое имя и использование сложного слова в фамилии) и виконт де Бугенвиль (французские титул и артикль), китайский целитель Бун-Дун-Чун (имя состоит из слогов-морфем). Герои, имеющие отношение к сказочной Астралии, выделены в этом пространстве подчеркнуто необычным элементом имени: создатель Астралии - художник Орест Редькин (сочетание «творческого» имени, ассоциирующегося с именем художника Ореста Кипренского, и прозаической фамилии отражает убеждение автора, что обычное и чудесное всегда связаны). Автор использует в подобных случаях и подчеркнуто архаизированные имена: кот-тень Филарет, домовой Памфилий, гном Петруша.

В последнее время появляется все больше исследовательских работ, посвященных так называемому «феномену популярности» отдельных произведений из числа современной развлекательной фантастики. На данный момент существует три серии такого вида, созданные соответственно тремя авторами. Лучше всего исследованы произведения Дж. К. Роулинг серии «Гарри Поттер». За ними следуют повести российского фантаста Д. Емца о Тане Гроттер, которые только начинают привлекать к себе внимание исследователей, и, наконец, вообще не изученная еще серия ирландского писателя Йона Колфера «Артемис Фаул».

Для дальнейшего рассмотрения и сравнения трех групп произведений введем два следующих термина: 1) «смысловой перевод»; 2) «прозрачная семантика». Термин «смысловой перевод» означает перевод с одного языка на другой имен, фамилий, понятий, названий, топонимов и определений с сохранением их скрытой оценочности. Понятие «прозрачной семантики» состоит в непосредственном указании через морфемику имен и названий на их скрытый смысл. Ярким примером «прозрачной семантики» являются «говорящие фамилии», широко употреблявшиеся в произведениях представителей литературного классицизма и даже других направлений: такие антропонимы, как «Молчалин», «Стародум», «Правдин», «Большов», «Русаков», «Грустилов» и т.п. Таким образом, понятия «смыслового перевода» и «прозрачной семантики» тесно связаны. К примеру, при переводе «Недоросля» перед переводчиком встает дилемма: передать смысл фамилии или ее оригинальное написание, это будут соответственно «смысловой перевод» и транслитерация. В случае, к примеру, с фамилией «Правдин» при переводе на английский транслитерацией будет «Pravdin», а «смысловым переводом» - «Trueman». Такая же проблема актуализируется при переводе современной развлекательной фантастики, в тексте произведений которой встречаются «говорящие» имена, фамилии и понятия.

Обратим внимание на один аспект «феномена популярности» Гарри Поттера в Англии: имена и понятия книг Джоан Роулинг близки и понятны английским детям, так как с точки зрения англичанина имеют прозрачную семантику. Главным образом это касается текстов заклинаний. С этой точки зрения природа «феномена популярности» Тани Гроттер в России аналогична: книги Дмитрия Емца ближе русским детям, так как с точки зрения русского обладают прозрачной семантикой имен и названий, которая легко определяется через морфемику. Гарри Поттер популярен в России благодаря рекламной деятельности; Таня Гроттер популярна в России, потому что написана русским и для русских, в рекламе она практически не нуждается. Почему же Таня Гроттер с успехом конкурирует с Гарри Поттером? Гарри Поттер соответствует этнокультурной ментальности западного читателя, потому не всегда понятен и приемлем для русского. Причина этого кроется… в переводе. Становясь фактом иной литературы, он должен сохранять национальную специфику [2: 23]. Перевод имен и понятий «Гарри Поттера» выполнен без сохранения прозрачной семантики. Единственным исключением является название одного из факультетов магической школы Хогвартс, в оригинале выглядящее как «Ravenclaw». Поменяв местами компоненты названия и произведя смысловой перевод, переводчики получили «Когтевран».

Если бы переводчики более ответственно подошли к своей задаче, возможно, не потребовалась бы «русская альтернатива». Однако не забудем, что до настоящего момента переводчики занимались смысловым переводом только названий понятий, без чего переводная фантастика существовать вообще не может (по модели «Sword of Truth» - «Меч Истины», если для примера взять понятие из фантастической серии Т. Гудкайнда). Смысловым переводом имен (антропонимов) переводчики ранее не занимались.

Так большую сложность вызывает перевод топонимов в произведениях Дж. Р. Толкина. Среди основных способов перевода лексических единиц данной группы можно выделить калькирование, транслитерацию и функциональную замену. Неологизм Wilderland - Глухоманье, образован от двух основ. В основе первого составляющего слова лежит английское слово «wilderness» - `пустыня, дикая местность' и второй корень «land» - `земля, суша, почва'. В контексте этого произведения - это местность, которая раньше была местом обитания, но была разграблена. В русском языке слово «глухомань» имеет такое же значение, поэтому переводчики и переводят его как Глухоманье. Такие словосочетания, как Long Lake - Долгое озеро, Gray Havens - Серая Гавань, Серебристая Гавань были переведены с помощью калькирования, то есть путем замены составных частей лексической единицы их лексическими соответствиями в языке перевода.

Но вернемся к произведению Дж. Роулинг, чтобы иметь представление о том, какой смысл имеют понятия из книг Роулинг, возьмем одно определение и одно заклинание и разложим их на компоненты, создающие прозрачную семантику.

Определение «магл» (muggle) употребляется для обозначения человека, не владеющего магией. Легко вычленимо существительное «mug», имеющее значение «простак». Однако в отличие от Д. Емца Роулинг базирует понятия на словах, не имеющих ярко выраженной разговорной окраски. Д. Емец для тех же целей пользуется определением «лопухоид», основанным на понятии с разговорной окраской. Заклинание разоружения противника на русский язык транслитерируется как «Экспеллиармус». Разложим на компоненты его текст. Expelliarmus: us - «окончание», имеющее функцию стилизации под латынь (теми же окончаниями «-ус», «-ум» пользуется и Емец), expel - глагол со значением «вырывать», arm - существительное со значением «оружие», «li», по всей видимости, играет роль связки. Не стоит, однако, переводить его прямо, как с иностранного языка. Слово «expelliarmus» не имеет значения «вырывающее оружие». Оно просто содержит эти корни, вследствие чего получается прозрачная семантика.

Примером заклинания с отчетливо прозрачной семантикой служат придуманное Д. Емцом заклинание скорости «Торопыгус угорелус». Как и «expelliarmus», оно не имеет и не может иметь какого бы то ни было текстового перевода. Перевод конструкций такого типа (смысловой) может осуществляться только образованием похожей языковой конструкции, чтобы она имела прозрачную семантику уже для языка перевода. То же можно сказать и об антропонимах. «Говорящие фамилии» переводятся смысловым переводом так, чтобы они имели принятую в языке перевода форму фамилии и одновременно сохраняли прозрачную семантику.

Этим выгодно отличается от перевода «Гарри Поттера» перевод «Артемиса Фаула». Выполненный Н. Ибрагимовой, Н. Берденниковым и А. Жикаренцевым перевод двух романов Йона Колфера отличен в первую очередь смысловым переводом «говорящих фамилий». Возможно, сам того не подозревая, Йон Колфер заставил переводчиков произвести смысловой перевод уже второй встречающейся на страницах первой книги об Артемисе Фауле фамилии. Приведем оборот, без смыслового перевода фамилии превращающийся в бессмыслицу: «Дворецки служили Фаулам уже не одно столетие. Сколько существовали Фаулы, столько рядом с ними были верные Дворецки. Некоторые известные лингвисты вполне серьезно считают, что именно от фамилии Дворецки и взяла свое название одноименная профессия» [1: 26]. Остается лишь напомнить, что по-английски дворецкий - «butler», читается «батле(р)», и если фамилия Батлер существует, то профессии под названием «батлер» пока что в русском языке нет. Это и есть смысловой перевод с сохранением прозрачной семантики.

Итак, в переводе «Артемиса Фаула» присутствует то, чего нет в переводе «Гарри Поттера»: смысловой перевод. Поэтому популярность Фаула в России не меньше, чем популярность Гарри Поттера или Тани Гроттер. Благодаря же переводчикам Гарри Поттера такая необходимость возникла, и, как результат - появление серии «Таня Гроттер», поставившая Д. Емца в ряд наиболее читаемых фантастов.

Таким образом, «феномен популярности» всех трех серий во многом определяется прозрачной семантикой антропонимов, топонимов и понятий, а в случае Артемиса Фаула - еще и смысловым переводом.

Это то, что касается детской литературы.

Обратимся к более «взрослой» литературе.

География места действий в новеллах Ирвинга (за исключением сказок) довольно суженная: это река Гудзон со своими проливами, ее берега с поселениями и окрестности озера Таппан-Зее. В этой местности у Ирвинга происходит масса невероятных случаев и таинственных явлений, которые как бы раздвигают географические рамки местности в иррациональную область. Здесь действуют буканестеры (пираты), кладоискатели (ведущая тема многих новелл Ирвинга), авантюристы, моряки и рыбаки - и вместе с ними реально-конкретные призраки. Сам дьявол облюбовал себе там местечко на болоте у старого индейского укрепления, где индейцы в свое время, по поверьям, приносили жертвоприношения и устраивали колдовские шабаши ("Дьявол и Том Уокер"). Вся местность в новеллах Ирвинга испещрена специфическими "гиблыми", таинственными местами: болотами, топями, разрушенными домами, склепами, стремнинами, скалами с неведомыми знаками, оврагами. Нечистая сила номинально присутствует во многих деталях ландшафта: в "Легенде о Сонной Лощине" - Чертов мост; в "Кладоискателях" - Врата Дьявола, Чертов кут.

Ирвинг особым образом "метит" местность и героев, что служит средством создания дополнительного поэтического очарования, заложенного в ироническом противопоставлении символики названий и смыслов реалиям действительности. Имена и названия, встречающиеся в его новеллах, вносят свой вклад в общий "балладно-фантастический" колорит этой прозы, внося ощущение необычности, удаленности от сегодняшней жизненной практики, принадлежности не ей, а легенде.

Так, топонимика местности Сонной Лощины выглядит следующим образом:

Сонная Лощина Sleepy Hollow	Местность в окружении цепи гор. Hollow - лощина, впадина, пустота.
Тарри-Таун Tarry Town	Деревня возле Сонной Лощины. Словосочетание с трудом поддается переводу: нечто вроде "Мешкай-город". В действительности это название является, как полагают, искажением голландского Tawen Dorp, то есть "Пшеничная гавань". "Нам рассказывали, что она была так прозвана во дни оны почтенными кумушками здешней округи, отметившими таким образом застарелую склонность их супругов вечно торчать в базарные дни в деревенском трактире".	This name was given, we are told, in former days, by the good housewives of the adjacent country, from the inveterate propensity of their husbands to linger about the village tavern on market days.
Дерево майора Андре The tree of Major Andrй	"Связано с трагической историей бедняги Андре, захваченного здесь в плен, вследствие чего его повсеместно называли не иначе как деревом майора Андре. Простой народ взирал на него с некоторым благоговением, смешанным с суеверным страхом, что находит свое объяснение, с одной стороны, в сочувствии к судьбе его несчастного тезки, а с другой - в толках о странных видениях и скорбных стенаниях, которые, как передавали, можно было видеть и слышать возле него".	It was connected with the tragical story of the unfortunate Andre, who had been taken prisoner hard by; and was universally known by the name of Major Andre's tree. The common people regarded it with a mixture of respect and superstition, partly out of sympathy for the fate of its ill-starred namesake, and partly from the tales of strange sights and doleful lamentations told concerning it.
Топи Виллея Willey's snamp	Заболоченный и заросший овраг с мостом через ручей. "Именно здесь, в этом месте, был захвачен несчастный Андре и, скрытые чащей этих каштанов и дикого винограда, прятались в засаде напавшие на него дюжие йомены. С той поры считалось, что ручей пребывает во власти колдовских чар и что в зарослях водится нечистая сила".	It was at this identical spot that the unfortunate Andre was captured, and under the covert of those chestnuts and vines were the sturdy yeomen concealed who surprised him. This has ever since been considered a haunted stream.
Воронья скала Raven Rock	В мрачном овраге перед скалой когда-то погибла в снегу женщина в белом, "чьи крики и стоны доносились оттуда в зимние ночи перед непогодой. Основная масса рассказов была посвящена, однако, излюбленному призраку Сонной Лощины - Всаднику без головы, - которому полюбилось рыскать тут поздно ночью и который, как утверждали, привязывал на ночь коня на церковном погосте между могилами".	Some mention was made also of the woman in white that haunted the dark glen at Raven Rock, and was often heard to shriek on winter nights before a storm, having perished there in the snow. The chief part of the stories, however, turned upon the favorite specter of Sleepy Hollow, the headless horseman, who had been heard several tunes of late, patrolling the country, and, it was said, tethered his horse nightly among the graves in the churchyard.
Церковь	Любимое убежище Всадника без головы. "Церковь благодаря своему уединенному положению уже давно превратилась в излюбленное пристанище мятущихся духов".	The sequestered situation of this church seems always to have made it a favorite haunt of troubled spirits.
"замок" Балта ван Тасселя	Край изобилия
Школа, где преподавал Икабод Крейн/TD>	"Низкое, сложенное из бревен здание, состоявшее из единственной большой горницы".	His schoolhouse was a low building of one large room, rudely constructed of logs.
Дом Ганса ван Риппера	Лачуга, в которой жил Икабод

Проследив путь "изгнания" Икабода из Сонной Лощины, получим такой маршрут: дом Ганса ван Риппера - "замок" Балта ван Тасселя - дерево майора Андре - топи Виллея - мост через овраг - церковь.

Именно возле церкви призрак настигает Икабода - сакральное место выступает одновременно в качестве средства спасения (согласно поверьям, призрак Всадника без головы в этом месте обыкновенно превращается в сноп искр и исчезает) и как место совершения возмездия (ад), где в Икабода летит голова Всадника, лишая его памяти.

Собственно, с двух сторон маршрут Икабода окаймлен двумя сакральными местами, играющими в его жизни роковую роль: замок Балта ван Тасселя (земной рай), где он получает первый символический удар (от Катрин Тассель), и церковь (кусочек божественного рая), где его настигает удар материальный (тыквой по голове). Остальные приметы играют в его маршруте роль предупредительных знаков: дерево Андре - топи Виллея - мост. Это дорога испытания между двумя пунктами, с которой Икабод благодаря своей лошади без конца сбивается.

"Гиблые места" у Ирвинга часто являются хранилищем недоступных, но желанных кладов, сочетая таким образом в себе мечту о рае (богатстве, вольной жизни) со страхом заключения ради этого обретения сделки с дьяволом. Американский прагматизм у Ирвинга непременно соседствует с жуткой тайной, почти мистикой: "Дьявол и Том Уокер", "Вольферт Веббер, или Золотые сны", "Дом с привидениями".

Географический маршрут Вольферта к раю пролегает целиком по гибельным местам: трактир со странным незнакомцем - заброшенный дом с призраком Папаши Красный Колпак - река с водопадом - остров Врата Дьявола - разрытая могила - скала, с которой он падает вниз. Заканчивается маршрут (обычная ирвинговская ирония) родным домом и огородом, по которому прокладывается главная дорога, отныне приносящая прибыль.

Фон и тональность событий часто заложены в самих названиях и именах новелл: Сонная Лощина, Тарри-Таун ("гавань" или же "застывший город"), Альгамбра, Кладоискатели, Врата дьявола, Дом с привидениями, Пират Кидд, Загадочный корабль и т.д. Однако они определяют не только фон, но и несут в себе как глубокую символику, так и элемент иронии. Так, в "Легенде о Сонной Лощине" незадачливого учителя, призванного быть дважды посрамленным в новелле - своей невестой Катрин, отказавшей ему, и соперником Бром Бонсом - зовут странным именем Икабод Крейн, что в переводе означает "бедняга-журавль". Икабод и внешне похож на журавля: тощий, нескладный, вечно голодный. Образу Икабода Крейна автор уделяет большое ироническое и саркастическое внимание. "Сначала кажется, - пишет М. Боброва, - что эта гротескная фигура необходима для усиления иронии при создании легенды-пародии: учитель не только верит любому устному рассказу о потусторонних силах, он еще и начитан в "истории колдовства" и прочих "ученых" книгах. Но дальше становится очевидным, что автор неспроста наделил Крейна отталкивающими чертами. В нем все карикатурно преувеличено: нескладная, тощая фигура, манера гнусаво петь псалмы, чтобы скрыть трусость, ненасытная утроба вечно голодного приживалы, вожделение к деревенской красавице, которая влечет его в равной мере пышным телом и богатым домом. Икабод Крейн жаден до дрожи в коленках и поэтому отвратителен автору. Не случайно Ирвинг изгоняет его из своего рая - из идиллической Сонной Лощины. Метафорическая фраза "Чтоб его черт побрал!" в сюжете рассказа получает как бы материальное воплощение: обитатели Сонной Лощины уверены, что Крейн - находка для дьявола".

Ономастика, помимо голландского тяготения, всегда несет у Ирвинга и определенную смысловую нагрузку.

В "Легенде о Сонной Лощине" она выглядит следующим образом:

Имя	Анализ, комментарий	Подлинный текст Ирвинга
Икабод Ichabod	Редко встречающееся мужское имя библейского происхождения, обозначающее в переводе с древнееврейского "бесславный".
Крейн Crane	Фамилия незадачливого учителя.	crane по-английски - журавль.
Бром ван Брунт, по прозвищу Бонс Brom Van Brunt	Bones по-английски - кости. Примечательно, что это прозвище дано парню, как пишет Ирвинг, "по причине геркулесовского сложения и огромной физической силы". В этом заложена не только насмешка, но и в какой-то мере намек на ту роль, которую Брому придется сыграть в жизни учителя - скачущего мертвеца, или Всадника без головы.	From his Herculean frame and great powers of limb, he had received the nickname of Brom Bones
Порох Gunpowder	Тощая кляча Икабода. "Она была тощая, косматая, с овечьей шеей и головой, похожей на молоток...; один ее глаз, лишенный зрачка, представлял собою сплошное бельмо и имел страшный вид, зато другое горел таким неукротимым огнем, точно в нем угнездился сам дьявол... несмотря на его дряхлый и немощный вид, тайный демон сказывался в нем в гораздо большей степени, чем в любой молодой кобыле окрестностей". Когда-то Порох был любимым конем желчного и раздражительного Ганса ван Риппера, в прошлом бешеного наездника, а ныне хозяина дома Икабода.