Культура русского языка и современность

КУЛЬТУРА РУССКОГО ЯЗЫКА И СОВРЕМЕННОСТЬ

Культура - понятие цивилизационное. Когда мы говорим «Античная культура», «культура древнего Египта», «культура Майя» и т.п., мы имеем ввиду то высокое, что составляло духовную основу бытия данных цивилизаций. Изначально культура была связана с верованиями, впоследствии с религиями, стержнем которых была глубокая нравственность. Отсюда культура - понятие исключительно положительное. Вот почему, полагаю, стоит отметить, что, к примеру, субкультура культурой в ее первоначальном значении не является, поскольку для этого явления характерно одинаковое отношение к полярно-противоположным вещам: добру и злу, тьме и свету, живому и мертвому, греху и святости и т.д.

Культуру того или иного народа определяет национальное самосознание, которое непосредственно связано с языком. Для русского самосознания характерны с одной стороны склонность к созерцательности, с другой - страстное желание заглянуть внутрь себя, понять: кто мы? откуда? куда идём? в чём смысл нашего бытия? и т.п. Первое рождает пространные бессоюзные и сложносочинённые речевые конструкции, второе - сложноподчинённые с многочисленными придаточными изъяснительными, причины, цели, следствия и т.д. Попытки проникнуть в суть запечатлённого явления предпринимаются посредством предложений с различными видами связи.

Таким образом, можно утверждать, что русский язык заключает в себе единство горнего и дольнего (небесного и земного). Эту особенность очень тонко чувствовал Сергей Александрович ЕСЕНИН. Вот что он писал в неотправленном письме Иванову-Разумнику в мае 1921 года: «Поэту нужно всегда раздвигать зрение над словом. Ведь если мы пишем на русском языке, то мы должны знать, что до наших образов двойного зрения: «Головы моей жёлтый лист», «Солнце мёрзнет, как лужа» - были образы двойного чувствования.

«Мария зажги снега» и «заиграй овражки», «Авдотья подмочи порог» - это образы календарного стиля, которые создал наш Великоросс из той двойной жизни, когда он переживал свои дни двояко, церковно и бытом.

Мария - это церковный день святой Марии, а «зажги снега» и «заиграй овражки» - бытовой день, день таянья снега, когда журчат ручьи в овраге. Но это понимают только немногие в России». Есенин С.А. Полное собрание сочинений. В 7-ми томах. Т. 6. Письма. - М.: «Наука» - «Голос», 1999. С. 125.

К сожалению, последняя фраза С.А. Есенина не потеряла актуальности и в начале XXI века, когда духовные силы русского языка оказались значительно подорваны. Причин достаточно. Начнём с того, что в первой четверти прошлого столетия русский язык был насильственно отторгнут от Православной церкви, связь с которой со времён создания кириллицы была не просто тесной, но кровной. Недобрую услугу русскому языку оказала советская школа, в фарватере которой следует и современная. Сколько раз учителя словесности из «добрых побуждений» советовали ученикам изъясняться на письме несложными предложениями, что также вредило духовной стороне языка, которая осталась непонятой несколькими поколениями россиян.

В настоящее время язык используется лишь для выражения весьма ограниченного круга понятий, связанных с рынком на различных уровнях российской жизни. Многочисленные иностранные заимствования не пополняют лексику, а вытесняют живые исконные слова, заменяя их звонким бездушным суррогатом. Массовое же загрязнение языка жаргонизмами, сленговыми и ненормативными выражениями вообще поставило его на грань деградации. Тому же служит и выдвижение на первый план в средствах массовой информации весьма сомнительных проектов, наподобие «Калины красной», не прикрытая романтизация уголовного быта которой может способствовать лишь разрушению интеллекта нации.

Таковы плоды ложной свободы, от которой остерегал еще апостол Павел в своем послании к Галатам: «К свободе призваны вы.., только бы свобода… не была поводом к угождению плоти… поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделения плоти… Дела плоти… нечистота, непотребство.., вражда.., соблазн… Плод же духа: любовь, радость, мир.., вера… Если вы живете духом, то по духу и поступать должны». Библия. Российское Библейское Общество. Москва, 2001. С. 1277-1278.

Если следовать логике апостола Павла, то использование языка в чисто утилитарных целях есть не что иное, как обслуживание интересов плоти. Таким образом, из русского языка вытесняется высокая духовная культура, позволяющая сознанию достигать немыслимых горних высот, чувствуя при этом единение с макрокосмом. Лучшим подтверждением последнего могут служить строчки известного стихотворения М.Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…»:

В небесах торжественно и чудно

Спит Земля в сиянье голубом…

Небеса Лермонтова - космос, из которого он смотрит на Землю. Точность описания поэта подтвердили в последующем космонавты.

Обеднение русского языка происходит на фоне мирового процесса обезличивания национальных языков, как одного из последствий глобализации. Обезличивание же ведет к исчезновению, что, к примеру, подтверждает английский писатель, ученый египтолог, Дэвид Рол в книге «Утраченный Завет: новая хронология событий библейской эпохи». По его словам, «под угрозой полного исчезновения находится почти половина всех существующих в наши дни языков». Однако здесь же он делает весьма лукавый вывод: «А что если и процесс сокращения числа языков на Земле… есть признак возвращения к единому наречию, на котором Адам и Ева говорили в раю и который объединял человечество до строительства Вавилонской башни?». GEO. № 3/март 2008. С. 132. Отрывок из кн.: Дэвид Рол. Утраченный Завет: новая хронология событий библейской эпохи. Москва, 2005.

Возникает вопрос: неужели возвращение к истокам выстлано костями? Ведь язык, как правило, вымирает заодно с создавшим его народом (не важно, в духовном или физиологическом аспектах). Кроме того, за высказываниями Дэвида Рола нетрудно увидеть, что на роль единого наречия претендует достаточно прагматичный американский английский, принципы существования которого под видом даров свободы упорно насаждаются в мире, и Россия здесь - не исключение.

«Эпитеты: осторожно! Шаткие костыли!» - так называется материал редактора издательств «Майами хералд», «Нью-Йорк таймс» и «Даллас таймс хералди» Кена Финкеля, помещённый в «Справочнике для журналистов стран Центральной и Восточной Европы», рекомендованном в качестве пособия на факультетах журналистики в российских вузах. Вот лишь некоторые положения из статьи маститого американского журналиста: «Когда существительные и глаголы хорошо связаны между собой, предложения передают смысл. Прилагательные и наречия вносят лишь оттенки. Когда вы пользуетесь эпитетами, проверьте, так ли уж нужны эти оттенки?… Обозначайте оттенок только такого существительного, которое действительно нуждается в этом. Не пишите «жёлтый подсолнух» или «коричневая грязь». Справочник для журналистов стран Центральной и Восточной Европы. М.: Международная конфедерация журналистов. 1993. С. 44

Подобное и вправду может показаться вполне разумным, если не знать, что в родном языке существуют образования «синее море», «красное солнышко», «мать сыра-земля» и тому подобные, в которых эпитеты не просто обозначают оттенок, но передают духовную суть явления. Если подходить к ним с меркой Кена Финкеля, то рассуждать следует приблизительно так: «Зачем писать «синее море», если при самом слове «море» возникает вполне определённый цветовой образ (синее)». Но как в таком случае быть с сочетанием «старая старушка» нередко встречающимся в русских народных сказках? Ведь старушка уж точно иначе как старой быть просто не может? Между тем ларчик открывается довольно просто, стоит только лишний раз вспомнить слова Есенина о двойном чувствовании Великороссов: бытовом и церковном(духовном), - после чего становится ясным, что слово «старушка» означает плоть, а эпитет «старая» - душу, умудрённую многолетним опытом, и всякое противоречие в подобных сочетаниях исчезает само собой. «Жёлтый подсолнух», кстати, тоже не режет русское ухо по причине того, что в слове «жёлтый» заключён не просто поверхностный оттенок, в нём присутствует грустное чувство уходящего лета и скорого окончания погожих дней.

Можно, конечно, возразить, что журналистика не художественная литература, а потому замечания Кена Финкеля здесь вполне приемлемы. Однако не будем забывать, что русской журналистике второй половины XIX - начала XX века не была чужда высокая словесность, что, к примеру, доказали А.П. Чехов и В.А. Гиляровский, пришедшие в большую литературу именно из журналистики, а вместе с ними и В.М. Дорошевич, профессиональный журналист, опусы которого читаются как художественные произведения малой формы и до сих пор издаются отдельными сборниками.

Избыточность в самом лучшем смысле была изначально заложена в русском языке. Она отличает все выдающиеся произведения отечественной литературы, начиная от «Слова о полку Игореве…». Но избыточен и язык Библии. Отсюда может следовать вывод, что идущие от века к веку посылы об особенной русской душе и народе-богоносце имеют под собой почву, обрести которую можно лишь постигая духовную культуру национального языка.