Литературный русский язык

Содержание

Вопрос 1. Литературный русский язык. Речь

1.1 Современный литературный русский язык

1.2 Книжный литературный язык

1.3 Разговорная разновидность литературного языка

1.4 Язык художественной литературы

1.5 Литературно-языковая норма и стилистическая норма

Вопрос 2. Стилистические особенности словообразования. (Новообразования)

2.1 Своеобразие лексической нормы

Вопрос 3. Запятые при деепричастном обороте

Список использованной литературы

Вопрос 1. Литературный русский язык. Речь

1.1 Современный литературный русский язык

Сложившись на базе русской народной речи во всем ее многообразии, литературный язык вобрал в себя все лучшее, все наиболее выразительное из тех средств, которые присущи народной речи. И современный русский литературный язык, который представляет собой вполне сформировавшуюся коммуникативную систему, продолжает черпать выразительные средства -- слова, обороты, синтаксические конструкции -- из диалектов, просторечия, профессиональных жаргонов. В этом процессе норма играет роль фильтра: она пропускает в литературное употребление все ценное, что есть в живой речи, и задерживает все случайное и временное.

Современный русский литературный язык многофункционален: он используется в различных сферах общественной и индивидуальной деятельности человека для разных коммуникативных целей -- передачи информации, освоения опыта, выражения эмоций, побуждения к действию и т. п. Основные сферы использования русского литературного языка: печать, радио, телевидение, кино, наука, образование, законодательство, делопроизводство, бытовое общение культурных людей.

В соответствии с многообразными функциями средства литературного языка функционально разграничены: одни из них более употребительны в одних сферах общения, другие -- в иных и т. д. Такое разграничение языковых средств также регулируется нормой. Зависимость литературной нормы от условий, в которых используется литературный язык, называется ее коммуникативной целесообразностью. То, что целесообразно употреблять в газете, не годится в лирическом стихотворении; научный оборот неуместен в обиходной речи; разговорная конструкция недопустима в официальном письме и т. д.

Таким образом, в едином и общеобязательном для всех его носи-телей литературном языке все средства оказываются разграниченными -- в зависимости от сферы и от целей общения. В соответствии с этим литературный язык делится на функциональные разновидности. Наиболее общим и в то же время наиболее очевидным является деление литературного языка на книжную и разговорную разновидности.

1.2 Книжный литературный язык

Книжный язык -- достижение и достояние культуры. Он основной хранитель и передатчик культурной информации. Все виды непрямого (дистантного) общения осуществляются средствами книжного языка. Научные труды, художественную и учебную литературу, дипломатическую и деловую переписку, газетно-журнальную продукцию и многое другое нельзя себе представить без книжно-литературного языка. Функции его огромны и с развитием цивилизации еще более усложняются. Современный русский книжно-литературный язык -- это мощное орудие общения. В нем есть все средства, необходимые для разно-образных целей коммуникации, и прежде всего для выражения абстрактных понятий и отношений. Сложные связи, прослеживаемые учеными и писателями в материальном и духовном мире, описываются научным языком. Устная, разговорная речь для этого не годится:

невозможно передавать из уст в уста синтаксически громоздкие тексты, насыщенные специальной терминологией и сложные в смысловом отношении. Свойство книжно-письменной речи сохранять текст и тем самым усиливать способность литературного языка быть связью между поколениями -- одно из главных свойств книжного языка.

1.3 Разговорная разновидность литературного языка

Используется в различных видах бытовых отношений людей при условии непринужденности общения. Разговорную речь от книжно-письменной отличает не только форма (это устная и притом преимущественно диалогическая речь), но и такие черты, как неподготовленность, незапланированность, самопроизвольность (ср., например, с чтением доклада, текст которого написан заранее), непосредственность я контакта между участниками общения.

Разговорная разновидность литературного языка, в отличие от книжно-письменной, не подвергается целенаправленной нормализации, но в ней есть определенные нормы как результат речевой традиции. Эта разновидность литературного языка не столь четко членится на речевые жанры. Однако и здесь можно выделить различные речевые особенности -- в зависимости от условий, в которых происходит общение, от взаимоотношений участников разговора и т. п. сравните, например, беседу друзей, сослуживцев, разговор за столом, разговор взрослого с ребенком, диалог продавца и покупателя и др.

Образцы разговорной речи:

-- А сколько ей лет-то? -- Девятнадцать. Вот щас, в феврале будет девятнадцать.-- А-а.-- А я ей говорю: ты смотри там осторожно, потому что... знаешь, разные люди бывают, ты никого в Ленинграде не знаешь, и пошла, и пошла. А она смеется в трубку и мне токо (только) всё да да нет. А оказывается, там этот молодой человек рядом стоял... (из разговора за чаем);

Тридцать пятый у вас есть тапочки? -- Рядом.-- А вот эти сапоги только красные? -- Нет, вот коричневые такие есть.-- А на войлоке сорок третий есть? -- Нет (диалог покупателя и продавца); у газетного киоска:-- Скажите, «Новый мир» третий был? -- Нет еще.-- А второй? -- Продан.

1.4 Язык художественной литературы

Его иногда ошибочно называют литературным языком; некоторые ученые считают его одним из функциональных стилей литературного языка. Однако в действительности для художественной речи характерно то, что здесь могут использоваться все языковые средства, и не только единицы функциональных разновидностей литературного языка, но и элементы просторечия, социальных и профессиональных жаргонов, местных диалектов. Отбор и употребление этих средств писатель подчиняет эстетическим целям, которых он стремится достичь созданием своего произведения.

В художественном тексте разнообразные средства языкового выражения сплавляются в единую, стилистически и эстетически оп-равданную систему, к которой неприменимы нормативные оценки, прилагаемые к отдельным функциональным стилям литературного языка.

То, как в художественном тексте сочетаются разнообразные языковые средства, какие стилистические приемы использует писатель, как он «переводит» понятия в образы и т. д., составляет предмет стилистики художественной речи. Наиболее ярко и последовательно принципы и методы этой научной дисциплины отражены в трудах академика В. В. Виноградова, а также в работах других советских ученых -- М. М. Бахтина, В. М. Жирмунского, Б. А. Ларина, Г. О. Винокура и др.

Литературно-языковая норма и стилистическая норма -- это понятия, которые раскрываются в тесной связи друг с другом.

Норма языка (языка вообще) -- это общепринятое и закрепленное в данное время в данном языковом коллективе употребление языковых средств. С нормой же литературного языка обычно связывают критерий образцовости. Ее определяют как «образцовое применение (употребление) языковых средств», как «способ выражения, закрепленный в лучших образцах литературы и предпочитаемый образованной частью общества Литературно-языковая норма -- сложное и неоднородное образование, отличающееся от диалектной нормы не только сознательной кодификацией, большей строгостью и обязательностью, но и функционально-стилевой дифференциацией. По существу, литературная норма представляет собой систему норм, варьирующихся применительно к тому или иному функциональному стилю. Стилистическая, или функционально-стилевая, норма представляет собой проявление литературно-языковой нормы в аспекте функционального стиля, т. е. ее функционально-стилевую (или стилистическую) разновидность. Иными словами, единая литературно-языковая норма распадается на общую норму и частные, функционально-стилевые нормы. Общая норма едина для литературного языка в целом, для всех его функционально-стилевых ответвлений. Она связывает стили, подстили и разновидности стилей в единую систему литературного языка.

1.5 Литературно-языковая норма и стилистическая норма

Общая норма, точнее, общие нормы охватывают, чуть ли не всю морфологию, с ее системой склонения и спряжения (ведь подавляющее число падежных форм имен и местоимений и личных форм глагола вообще не имеет вариантов), многие модели словообразования, модели словосочетаний, многие структурные схемы предложения, наконец, основную часть словарного состава -- стилистически нейтральную лексику.

Частные нормы затрагивают преимущественно такие языковые средства, которые имеют языковую стилистическую (кроме нулевой) или речевую функционально-стилевую окраску. В морфологии это некоторые падежные формы для отдельных разрядов имен существительных (например, в отпуску), ряд видовременных значений глаголов (настоящее историческое, настоящее актуальное и др.) и переносных форм наклонения (сделай он это...), формы причастий и деепричастий и некоторые другие формы; в словообразовании -- некоторые модели, имеющие экспрессивную окраску (типа доходяга, глазастый, ночевка) и функционально-стилевую окраску (типа теплопроводность, революционизировать и др.); в синтаксисе--довольно значительное количество типов предложения, например: определенно-личные, некоторые разновидности безличных, предложения усложненной структуры, периоды, в значительной мере порядок словорасположения, типы интонации и логического ударения; в лексике-- стилистически окрашенные и функционально окрашенные средства (термины, лексические канцеляризмы). В целом частные, функционально-стилевые или стилистические нормы, как верно отмечает Р. Р. Гельгардт, «в отличие от общей языковой нормы, обладают значительно меньшей обязательностью и четкостью границ» Однако нормы функционального стиля неоднородны: их ядро составляют нормы в достаточной мере строгие, периферийные же нормы действительно факультативны и менее четки. Так, например, научному стилю абсолютно противопоказан типичный для разговорно-обиходного стиля порядок слов, однако отдельные разговорные элементы лексики в нем допустимы.

Нормы одних стилей, например научного и разговорно-обиходного, отчетливо противопоставлены друг другу; нормы других стилей, например научного и официально-делового, могут иметь значительно меньше отличий.

Так, для научного стиля обязательна полнота синтаксической структуры, границы предложения могут быть весьма протяженными; разговорно-обиходному стилю, напротив, присуща неполнота, к тому же не только на синтаксическом, но и на других уровнях; длина предложений сильно ограниченна. В научном тексте порядок слов подчинен логическому принципу, варианты словорасположения ограниченны. В разговорной речи порядок слов, отражая ее эмоционально-экспрессивный характер, может иметь различные варианты, в том числе и расположение компо-нентов словосочетания в удалении друг от друга. В научной речи преобладают слова с отвлеченным значением, в разговорной -- с конкретным значением. Прямо противоположными являются и условия функционирования указанных стилей: опосредствованность общения и тщательная подготовленность -- в научном, непосредственность общения и неподготовленность -- в разговорно-обиходном. Различаются они и по форме проявления:

первичной, а иногда и единственной формой большинства научных жанров является письменная форма, первичной формой разговорно обиходного стиля (если не считать жанр бытовых писем, который некоторые ученые относят к разговорному стилю) является устная форма, а его письменное отражение в художественной литературе не является зеркальным.

Нормы официально-делового стиля, отчасти совпадая с нормами научного стиля, особенно на уровне синтаксиса (см. соответствующие главы), весьма существенно отличаются от последних. В официально деловом стиле очень сильна тенденция к стандартизации выражения, захватывающей не только отдельные языковые средства, но и целые жанры данного стиля (строго установленные формы документа). Официально-деловому стилю категорически противопоказаны такие элементы «оживления» речи и тем более образности, как стилистически сниженная лексика, сравнения, метафоры, олицетворения, находящие -- в известных пределах -- место в отдельных разновидностях научного стиля.

Нормы публицистического стиля имеют широкую вариативность в связи с обилием жанров указанного стиля, а также проявлением его не только в письменной, но и в устной форме (речь агитатора и пропагандиста, отдельные виды «беседы» по телевидению и т. п.), однако в целом они определяются присущей ему функцией сообщения и идеологического воздействия, порождающей синтез информативных и экспрессивных языковых средств, а для языка газеты, в виду ее оперативности, -- и стандартизованных средств, т. е. соединение «экспрессии и стандарта».

Нормы языка художественной литературы, как уже отмечалось, настолько широки, что могут выходить отдельными своими сторонами за рамки литературного языка. Для языка художественной литературы характерен синтез разговорных, и книжных языковых средств. Однако разговорная речь лишь в препарированном виде получает отражение в языке художественной литературы, прежде всего потому, что многие структурные качества разговорной речи, связанные с ее устной формой, неподготовлен-ностью, непосредственностью общения между говорящими, не могут быть в чистом виде перенесены в письменный художественный текст. Общение автора с читателем является опосредсвованным и односторонним, лишенным обратной связи.

Нормы художественной речи приобретают индивидуальные черты в творческой лаборатории писателя, отражая его художественные воззрения и языковые вкусы, а также жанр, тему и идею произведения. Если стиль официального документа в принципе безличен, стандартизован, шаблонен, то стиль художественного произведения в принципе индивидуален, оригинален и неповторим. Языковые шаблоны и штампы, встречающиеся в тех или иных литературных произведениях, свидетельствуют об их низком художественном качестве (если, разумеется, эти шабло-ны и штампы не вводятся автором в художественных целях).

Широта норм художественной речи и их индивидуально-творческое преломление отнюдь не означают их неопределенности или необязательности. Если судить по тому, сколько труда писатель вкладывает в каждую фразу, в каждое слово (а ведь писатели наделены и знанием, и чувством языка), можно заключить, что нормы художественной речи не менее, а более строгие, чем нормы других функциональных стилей. В принципе любое или почти любое слово может быть включено в художественный текст, но при непременном соблюдении одного условия: оно должно отвечать и коммуникативной, и эстетической целенаправ-ленности. Пушкин говорил о необходимости соблюдения «соразмерности и сообразности». Этим и объясняется безуспешность попыток подходить к оценке языка литературного произведения лишь с позиции общеязыковой нормы. Непонимание этой истины нередко приводит, как заметил один из участников проходившей в 1976 г. на страницах «Литературной газеты» (№ 17, 18, 20, 23, 27, 29, 33) дискуссии о языке художественной литературы, к такому методу «критики по стилю», который сводится оценке языка писателя на основании вырванных из художественного целого отдельных слов и выражений. Вместе с тем диалектическая сложность и противоречивость самих норм языка художественной литературы порождает споры по коренным вопросам словесного искусства. Один из них связан с употреблением диалектизмов. «Сама по себе большая концентрация внелитературных элементов в повествовании недостатком считаться не может, -- пишет Ф. П. Филин, -- нужно учитывать лишь, насколько моти-вированно использование этих слов». Нельзя также превращать повествование «в ребус для читателей». Остро стоит вопрос и об эстетической мотивированности отступлений от общеязыковых синтаксических норм. Приведя пример из итальянского цикла стихотворений А. Вознесенского, где упоминается легендарная волчица, которая «кормит ребенка высохшими сосцами, словно гребенка с выломленными зубцами», Ф. И. Филин замечает: «С точки зрения нормативного синтаксиса подобную конструкцию следует признать неправильной. Однако «неправильность» эта определенным образом эмоционально оправданное средство, оно создает эффект разговорной речи с ее синтаксической нерасчлененностью. Кроме того, подобная синтаксическая нерасчлененность связана и с нерасчлененностью поэтического образа, со стремлением дать как можно больше ассоциаций, вокруг этого образа возникающих».

В каждом функциональном стиле, таким образом, могут быть вполне закономерными такие языковые единицы -- слова, формы, конструкции, которые неприемлемы в других стилях. Однако расхождение норм одного стиля с нормами другого или и с общими нормами еще не дает оснований говорить о неправильности, не нормативности этих единиц. Как справедливо отмечает М. Н. Кожина, «игнорирование специфики того или иного функ-ционального стиля, к примеру научного, ведет к тому, что присущие ему языковые формы порой объявляются нелитературными, тогда как они представляют собой функциональные варианты нормы, например множественное число отвлеченных существительных: минимумы, максимумы, стоимости, деятельности, температуры, теплоты, плотности, влияния, степени, концентрации, широты и др.». Точно так же «нежелательное с точки зрения общей стилистики явление -- повторение слов» является нормой научного стиля, где синонимические замены далеко не всегда возможны, так как каждый синоним влечет за собой какой-то дополнительный смысловой или стилистический оттенок, а «поскольку научная речь должна быть максимально точной, однозначной, порой лучше пожертвовать эстетичностью речи, чем точностью выражения»

Вопрос 2. Стилистические особенности словообразования. (Новообразования)

Очень сложен вопрос об отношении новообразований, которые беспрерывно возникают в языке, к стилистической норме. В связи с научнотехнической революцией научный стиль наполняется огромным количеством новых терминов. И это вполне закономерно. Однако среди новых терминов большую долю составляют англицизмы (точнее, американизмы). Всегда ли целесообразно использовать заимствованный термин вместо образования собственного русского? Русский язык, как известно, освоил различные разряды заимствованной лексики, среди которых особенно выделяется терминологический пласт. «В словах типа компьютер, лайнер или бит и байт (разные единицы информации)--пишет Ф. П. Филин, ничего плохого нет; они уместны в русском языке. Проблема состоит не в качестве отдельного слова, а в количестве заимствованных англицизмов», которые «входят в нашу научно-техническую терминологию и разного рода номенклатуру не сотнями и не тысячами, а сотнями тысяч, если не больше. Такого потока иноязычной лексики русский язык не испытывал никогда. Это не может не вызвать определенной тревоги за судьбы словарного состава русского языка». Нельзя не согласиться с выводом Ф. П. Филина: «Конечно, каждая наука имеет свои терминологические системы, многие звенья которых иноязычны, интернациональны и для непосвященных непонятны. Никто не может призывать к отказу от иноязычной терминологии, но всему должны быть свои пределы. Беспрецедентное в истории русского языка по своей массовости вторжение англицизмов в русскую научно-техническую терминологию нельзя считать нормальным».

Внутри каждой стилистической нормы возможны, а иногда и необходимы варианты. Ведь и каждый стиль неоднороден по жанрам, тематике и т. п. Имеются «пограничные зоны», в которых сталкиваются нормы разных стилей. Большую роль играет также форма проявления стиля письменная или устная. Ещё А. М. Пешковский обратил внимание на то, что в устной форме научного стиля (в жанре лекции) и в разговорном стиле проявляется сходная, хотя и нетождественная, синтаксическая структура -- «именительный представления».

Научный доклад и ученая статья, конечно, жанры одного стиля--научного, однако они проявляются в разных формах--устной и письменной, поэтому в каждом случае действуют свои варианты единой функционально-стилевой нормы. Доклад, особенно предназначенный для серьезной конференции, обычно пишется полностью. В нем необходимы отточенность формулировок, логичность аргументации, иногда статистические данные, цитаты и т. п., т. е. все то, что надо передать не приблизительно, а точно. Требуется заранее прочитать написанный текст, чтобы убедиться, что он может быть произнесен за 20 (или 15) минут. Вместе с тем, готовя текст, следует ориентироваться на слушателя, т. е. стремиться к синтаксическому разнообразию, к некоторому (в рамках нормы жанра) лексико-фразеологическому оживлению и, конечно же, избегать громоздких конструкций, необычного употребления терминов. «И если текст рассчитан на прочтение, -- пишет А. В. Чичерин, -- это должно сказаться на его стиле: в обращенности к живым слушателям, в большем разнообразии интонаций, которые в полной мере нужно реализовать в процессе чтения».

Несомненно, что устная форма речи вносит необходимые кор-рективы в стилистические нормы.

В свое время Г. О. Винокур считал важнейшим отличием письменной речи от устной то, что при ней человек «принужден думать о своем языке, выбирать слова и выражения, т. е. действовать стилистически», -- ведь «все мы, в известном смысле, беспомощны перед чистым листом бумаги». «К этому можно добавить, -- справедливо замечает В. Г. Костомаров, -- что все мы в той же степени беспомощны перед микрофоном или на трибуне многолюдного собрания...». Поэтому устной публичной речи надо учить, как учат письменной форме различных стилей.

«Как это ни парадоксально, на фоне бурно развивающейся общественной жизни, собраний, митингов, мы мало уделяли внимания культуре публичной речи... мы и хотели бы говорить ярко и свободно, да фактически не можем: ведь этому надо специально учиться... А где и как учиться?

Специально поставленного воспитания в этом плане у нас нет -- ни дошкольного, ни школьного».

Как известно, нормы таких стилей, как официально-деловой и разговорно-обиходной, имеют мало точек соприкосновения. Тем более недопустимо их смешение. По убеждению М. Н. Кожиной, «функционально-стилевая направленность при изучении языка уже в школе (так как именно в школе большинство людей формирует прежде всего свою культуру речи и получает стилистические оценки) оградила бы нас от «канцелярита».

«...Канцелярский жаргон ,-- писал с горечью К.И.Чуковский, просочился даже в интимную речь... На таком жаргоне пишутся даже интимные письма. И что печальнее в тысячу раз, он усиленно прививается детям чуть не с младенческих лет.

В газете «Известия»... приводилось письмо, которое одна восьмилетняя школьница написала родному отцу:

«Дорогой папа! Поздравляю тебя с днем рождения, желаю новых достижений в труде, успехов в работе и личной жизни. Твоя дочь Оля».

Отец был огорчен и раздосадован: «Как будто телеграмму от месткома получил, честное слово»... Письмо действительно бюрократическое, черствое, глубоко равнодушное, без единой живой интонации».

Нормы публицистического стиля, как уже отмечалось, весьма широки, однако включение элементов канцелярского стиля в язык газеты грозит приглушить присущий ей экспрессивный настрой. Т. Г. Винокур приводит строки из письма одного преподавателя русского языка: «Если статья собственного корреспондента из Тбилиси в газете «Советский спорт» начинается фразой:

«Состоянию массово-физкультурной спортивной работы было посвящено собрание физкультурного актива», то вторую фразу этой статьи читать уже никто не будет, а читатель, быть может, совсем потеряет интерес к газете».

Недопустимы канцеляризмы и в произведениях поэтического характера.

«Помню, как смеялся А. М. Горький, -- вспоминает К. И. Чуковский,-- когда бывший сенатор, почтенный старик, уверявший его, что умеет переводить с «десяти языков», принес в издательство «Всемирная литература» такой перевод романтической сказки: «За неимением красной розы, жизнь моя будет разбита».

Горький указал ему, что канцелярский оборот «за неимением» неуместен в романтической сказке. Старик согласился и написал по-другому: «Ввиду отсутствия красной розы жизнь моя будет разбита», чем доказал полную свою непригодность для перевода романтических сказок.

Этим стилем перевел он весь текст:

«Мне нужна красная роза, и я добуду себе таковую»

«А что касается моего сердца, то оно отдано принцу»

«За неимением», «ввиду отсутствия», «что касается» -- все это было необходимо в тех казенных бумагах, которые всю жизнь подписывал почтенный сенатор, но в сказке Оскара Уайльда это кажется бездарною чушью».

Таким образом, каждый функциональный стиль имеет свои стилевые, или стилистические, нормы, которые варьируются в зависимости от разновидности стиля, а также устной или письменной формы его проявления. Стилистические нормы представляют собой функционально-речевые ответвления литературно-языковой нормы, поэтому рассмотрение литературной нормы вне функционально-стилевого аспекта будет неполным и односторон-ним. Нельзя не согласиться с М. Н. Кожиной, что само «понятие функциональной нормы (хотя бы практическое) важно воспиты-вать уже в школе».

2.1 Своеобразие лексической нормы

Своеобразие лексической нормы обусловлено особенностями лексического уровня языка по сравнению с другими уровнями -- фонетическим, морфемным и синтаксическим. Примечательной особенностью лексики является ее непосредственная обращенность к внеязыковой действительности, поэтому лексика, как отмечает Д. Н. Шмелев, «должна представлять собой открытую и незамкнутую систему. ...С указанной особенностью лексики внутренне связана ее другая существенная особенность -- подвижность». Поэтому словарный состав «по существу и не очерчен в каждый момент существования с достаточной определенностью... Нужно добавить, что лексика -- это единственная сфера языка, которая открыта для всевозможных индивидуальных и окказиональных образований». Д. Н. Шмелев отмечает еще одну отличительную черту лексики -- ее «семантическую неопределенность»: «...в значительном числе случаев лексическое значение слова невозможно охарактеризовать с полной определенностью» .

Как известно, в качестве одного из критериев нормы выдвигается длительность существования языкового явления. Данный критерий не может быть применен к лексике в целом. Ведь новации вовсе не образуют какую-то автономную сферу, отграниченную от «основной» части лексики. Как раз наоборот. «Новое» переплетается со «старым», и нередко возникает «вопрос о том, как определить реальные критерии того, что новое, развивающееся значение уже стало основным, а устаревшее значение оттеснено на второй план». Так, например, слово варяги (в древней Руси так называли скандинавских выходцев, объединявшихся в вооруженные отряды для торговли и разбоя, нередко оседавших на Руси и служивших в княжеских дружинах), несомненно, относится к разряду историзмов, однако вряд ли оно окончательно исчезло из современного языкового сознания, иначе на основе его значения не возникло бы в последние годы в разговорной речи новое значение -- «о работнике, взятом, принятом на ра-боту со стороны», ср.: «Кадры, кадры нужны. На варягов рассчитывать нечего. Не едут из Москвы и Ленинграда. Вся надежда на молодежь, выпускников» (Васин М. На сухопутном корабле).

Другой критерией нормативности--соответствие моделям языка -- без определенных уточнений также неприменим к лексике. Многие лексические явления, хотя они и подчинены внутренним закономерностям лексической системы, носят индивидуальный, единичный характер, подаются «списком», т. е. определяются «особо для каждого отдельного факта языка в словарном порядке».

Однако и нормативно-стилистический словарь не может служить универсальным и безупречным справочником при определении нормативности-ненормативности того или иного лексического факта. Вместе с тем и словари новых слов не в состоянии дать нормативную оценку. Так, редакторы словаря-справочника «Новые слова и значения» Н.З. Котелова и Ю. С. Сорокин полагают, что «срок жизни» включенных в словарь слов «недостаточен для суждения о принадлежности их к литературному языку». К таким словам относятся, например : бескондукторный, биокрем, водообеспеченность, кинодилогия, сверхплотный, цветомузыка.

Динамический характер лексики заставляет искать и динамические критерии ее нормативности. Представляется, что разрабатываемая в последнее время динамическая теория нормы обращена в первую очередь к такому наиболее подвижному уровню языка, каким является лексика.

Л. И. Скворцов, говоря о динамической теории нормы, предлагает дифференцировать норму на «воплощенную (реализованную)» и «невоплощенную (потенциальную, реализуемую)». «Вторая творится с учетом первой, с оглядкой на нее и подравниваясь под нее».

Нормативность в лексике, особенно применительно к новообразованиям, связана с коммуникативной и эстетической целесообразностью употребления лексических средств. Со своей стороны, лексические средства должны соответствовать воплощенной или потенциальной норме.

Вот одна из возможных иллюстраций. Как-то в печати появилось слово авиа девушка: «Никита встал, прошел по проходу в закуток между первым и вторым салонами--пристанище стюардесс. Вибрация и грохот были здесь очень сильными. Но две авиа девушки болтали непринужденно, не повышая голоса, и, кажется, отлично слышали друг друга» (Дворкин И. Восемь ча-сов полета.--«Нева», 1973, № 3, с. 100). Это новообразование входит в парадигму стюардесса -- бортпроводница -- авиа девушка. С собственно коммуникативной точки зрения это слово, может быть, и не является необходимым, однако с точки зрения дополнительной, стилистической информации оно вполне оправданно и в принципе не нарушает трехчленность стилистической парадигмы, являясь ее разговорным членом. Своеобразие лексической нормы, таким образом, непо-средственно отражается на характере лексико-стилистической нормы.

Вопрос 3. Деепричастный оборот

Действие, обозначаемое деепричастием (деепричастным оборотом), относится, как правило, к подлежащему данного предложения, например: Подведя итоги прений, председатель собрания отметил общность взглядов докладчика и участников совещания.

Если же производитель действия, обозначенного глаголом-сказуемым, и производитель действия, обозначенного деепричастием, не совпадают, употребление деепричастного оборота стилистически ошибочно, например: “Переходя через рельсы, стрелочника оглушил неожиданный свисток паровоза” (переходя относится к стрелочнику, а оглушил -- к свистку). Встречающиеся у писателей-классиков отступления от этой нормы представляют собой либо галлицизм, либо результат влияния народного языка, например: Поселившись теперь в деревне, его мечта и идеал были в том, чтобы воскресить ту форму жизни, которая была при деде (Л. Толстой).

В ряде случаев возможно употребление деепричастного оборота, н е в ы р а ж а ю щ е г о д е й с т в и я п о д л е- ж а щ е г о:

1) если производитель действия, обозначенного деепричастием, совпадает с производителем действия, обозначенного другой глагольной формой (инфинитивом, причастием, деепричастием), например: Автору было предложено внести в рукопись дополнения, учитывая изменения, происшедшие в жизни общества за последнее время; Ничем нельзя было удержать напора волн, нахлынувших на берег, сметая всё на своем пути;

2) в безличном предложении при инфинитиве, например: Приходилось работать в трудных условиях, не имея в течение многих недель ни одного свободного дня для отдыха. Если же в безличном предложении нет инфинитива, к которому мог бы относиться деепричастный оборот, то употребление последнего стилистически неоправданно, например: “Уезжая из родного города, мне стало грустно”; “Прочитав вторично рукопись, редактору показалось, что она нуждается в серьезной доработке”.

Не отвечает норме употребление деепричастного оборота в страдательной конструкции, так как производитель действия, выраженного сказуемым, и производитель действия, выраженного деепричастием, не совпадают, например: “Получив признание широких читательских масс, книга была переиздана”.

2. Деепричастный оборот обычно п р е д ш е с т в у е т с к а з у е м о м у, если обозначает:

а) предшествующее действие, например: Оттолкнув меня, бабушка бросилась к двери... (Горький);

б) причину другого действия, например: Испугавшись неведомого шума, стая тяжело поднялась над водой (А. Первенцев);

в) условие другого действия, например: Напрягши силы, человек самых средних способностей может добиться чего угодно (В. Панова);

3. Деепричастный оборот обычно с л е д у е т з а с к а з у е м ы м, если обозначает:

а) последующее действие, например: Однажды в лесу я провалился в глубокую яму, распоров себе сучком бок и разорвав кожу на затылке (Горький);

б) образ действия, например: Тут, около телег, стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками от дождя (Чехов).

4. Деепричастные обороты синонимичны другим конструкциям. При выборе нужного варианта учитываются его грамматико-стилистические особенности.

Деепричастный оборот придает высказыванию книжный характер. Преимуществом этой конструкции по сравнению с придаточным обстоятельственным предложением является его сжатость. Ср.: Когда вы будете читать эту рукопись, обратите внимание на подчеркнутые места. -- Читая эту рукопись, обратите внимание на подчеркнутые места. (322б)

С другой стороны, преимуществом придаточных предложений является наличие в них союзов, придающих высказыванию различные оттенки значения, которые теряются при замене придаточного предложения деепричастным оборотом. Ср.: когда он вошел..., после того как он вошел..., как только он вошел..., едва он вошел... и т. п. и синонимический вариант войдя, указывающий только на предшествующее действие, но лишенный тонких оттенков временного значения. При использовании деепричастного оборота в подобных случаях следует потерю союза восполнять, где это необходимо, лексическими средствами, например, войдя... он сразу же (тотчас же, немедленно и т. п.).

Деепричастные обороты могут быть синонимичны и другим конструкциям. Ср. : ходил, укутавшись в теплую шубу -- ходил, укутанный в теплую шубу; смотрел, высоко подняв голову -- смотрел с высоко поднятой головой; торопился, предчувствуя что-то недоброе -- торопился в предчувствии чего-то недоброго; читал рукопись, делая выписки -- читал рукопись и делал выписки.

Список использованной литературы

1. Русский язык. Стилистика. Москва. “ Просвещение ”1990г.

2. Анализ художественного текста. Вып. 1. М.,1999г.(гл. ред. Н.М. Шанский)

3. Художественная речь. Поспелов Г.Н. М., 1991г.

4. Современная разговорная речь и ее особенности. Сиротина О.Б. М., 1994г.