Введение

В истории России вряд ли сыщется время, равное по своему значению преобразованиям петровой четверти XVIII века. За многовековую историю существования Российского государства было проведено не мало реформ. О том, что дали России петровские преобразования, со всей определенностью сказало время. Известный историк и публицист М.М.Щербатов считал, что путь, пройденный страной при Петре, без него пришлось бы преодолевать два столетия. Карамзин в начале XIX века полагал, что на это потребовалось бы шесть столетий. Ни Щербатов, ни Крамзин отнюдь не питали симпатий к царю-преобразователю, но даже они должны были признать гигантский скачок России в годы петровских реформ. Преобразования Петра обеспечили нашей стране новое качественное состояние: во-первых, значительно сократилось отставание экономической и культурной жизни России от экономической и культурной жизни передовых стран Европы; во-вторых, Россия в могущественную державу с современной сухопутной армией и могучим Балтийским флотом; возросшая военная мощь позволила России в ходе Северной войны сокрушить шведскую армию и флот и утвердиться на берегах Балтики; в-третьих, Россия вошла в число великих держав, и отныне ни один вопрос межгосударственных отношений в Европе не решался без ее участия. Особенность преобразований состоит в том, что они носили всеобъемлющий характер. Степень проникновения новшеств в толщу старомосковского уклада жизни была различной. В одних случаях, как, например, в быту, преобразования коснулись узкого слоя общества, оказав влияние, прежде всего на его "верхи". Множество поколений крестьян и после реформы не расставались ни с бородой, ни с сермяжным зипуном, а башмаки окончательно вытеснили лапти только в советское время. Но в области строительства вооруженных сил, структуры государственного аппарата, внешней политики, промышленного развития, архитектуры, живописи, распостранения научных знаний, градостроительства новшества были столь глубокими и устойчивыми, что позволили иным историкам и публицистам середины прошлого века возвести петровские преобразования в ранг "революции", а самого Петра считать первым в России "революционером", причем не ординарным, а "революционером" на троне. Петр был очень не ординарным человеком. Прежде всего, поражает разносторонность его дарований: он был незаурядным полководцем и дипломатом, флотоводцем и законодателем, его можно было встретить и с топором и пером в руках, вырезывающим новый шрифт и сидящим за чертежом нового корабля, озабоченным постигшей неудачей и ликующим по поводу одержанной победы, за изучением какой-либо диковинной машины и размышляющим над устройством правительственного механизма обширного государства. Однако Петр великий был не только дельцом, но и мыслителем. Его жизнь так сложилась, что давала ему мало досуга заранее и неторопливо обдумывать план действий, а темперамент мало внушал и охоты к тому. Спешность дел, неуменье, а иногда и невозможность выжидать, подвижность ума, необычайно быстрая наблюдательность - все это приучило Петра задумывать без раздумья, без колебания решаться, обдумывать дело среди самого дела и, чутко угадывая требования минуты, на ходу соображать средства исполнения. В деятельности Петра все эти моменты, так отчетливо различаемые досужим размышлением и как бы рассыпающиеся при раздумье, шли дружно вместе, точно вырастая один из другого, с органически-жизненной неразделимостью и последовательностью. Петр является перед наблюдателем в вечном потоке разнообразных дел, в деловом постоянном общении с множеством людей, среди непрерывной смены впечатлений и предприятий; всего труднее вообразить его наедине с самим собою, в уединенном кабинете, а не в людной и шумной мастерской.

Это не значит, что у Петра не было тех общих руководящих понятий, из которых составляется образ мыслей человека; только у Петра этот образ мыслей выражался несколько по-своему, не как подробно обдуманный план действий или запас готовых ответов на всевозможные запросы жизни, а являлся случайной импровизацией, мгновенной вспышкой постоянно возбужденной мысли, ежеминутно готовой отвечать на всякий запрос жизни при первой с ним встрече. Мысль его вырабатывалась на мелких подробностях, текущих вопросах практической кой деятельности, мастеровой, военной, правительственной. Он не имел ни досуга, ни привычки к систематическому размышлению об отвлеченных предметах, а воспитание не развило в нем и наклонности к этому. Но когда среди текущих дел ему встречался такой предмет, он своей прямой и здоровой мыслью составлял о нем суждение так же легко и просто, как его зоркий глаз схватывал структуру и назначение впервые встреченной машины. Но у него всегда были наготове две основы его образа мыслей и действий, прочно заложенные еще в ранние годы под неуловимыми для нас влияниями: это - неослабное чувство долга и вечно напряженная мысль об общем благе отечества, в служении которому и состоит этот долг. На этих основах держался и его взгляд на свою царскую власть, совсем непривычный древнерусскому обществу, но бывший начальным, исходным моментом его деятельности и вместе основным ее регулятором. В этом отношении древнерусское политическое сознание испытывало в лице Петра Великого крутой перелом, решительный кризис.

В его деятельности впервые ярко проявились народно-воспитательные свойства власти, едва заметно мерцавшие и часто совсем погасавшие в его предшественниках. Петру удалось перевернуть в себе политическое сознание московского государя изнанкой на лицо; только он в составе верховной власти всего яснее понял и особенно живо почувствовал "долженства", обязанности царя, которые сводятся, по его словам, к "двум необходимым делам правления": к распорядку, внутреннему благоустройству, и обороне, внешней безопасности государства. В этом и состоит благо отечества, общее благо родной земли, русского народа или государства - понятия, которые Петр едва ли не первый у нас усвоил и выражал со всей ясностью первичных, простейших основ общественного порядка. Самодержавие - средство для достижения этих целей. Нигде и никогда не покидала Петра мысль об отечестве; в радостные и скорбные минуты она ободряла его и направляла его действия, и о своей обязанности служить отечеству, чем только можно, он говорил просто, без пафоса, как о деле серьезном, но единственным и необходимом. Жить для пользы и славы государства и отечества, не жалеть здоровья и самой жизни для общего блага - такое сочетание понятий было не вполне ясно для обычного сознания древнерусского человека и мало привычно для его обиходной житейской практики. В минуты всенародного бедствия, когда опасность грозила всем и каждому, он понимал обязанность и мог чувствовать в себе готовность умереть за отечество, потому что, защищая всех, он защищал самого себя, как каждый из всех, защищая себя, защищал и его. Он понимал общее благо как частный интерес каждого, а не как общий интерес, которому должно жертвовать частным интересом каждого. А Петр именно и не понимал частного интереса, не совпадающего с общим, не понимал возможности замкнуться в кругу частных, домашних дел. Вот это трудное для древнерусского ума понятие об общем благе и усиливался выяснить ему своим примером, своим взглядом на власть и ее отношение к народу и государству Петр Великий.

Этот взгляд служил общей основой законодательства Петра и выражался всенародно в указах и уставах как руководящее правило его деятельности. Но особенно любил Петр высказывать свои взгляды и руководящие идеи в откровенной беседе с приближенными, в компании своих "друзей", как он называл их. Ближайшие исполнители должны были знать прежде и лучше других, с каким распорядителем имеют дело, и чего он от них ждет и требует. Стоит заметить, что многие, высказываясь об эпохе Петра Великого, говорят только о самом Петре, вроде, как только он проводил эти реформы, что он в одиночестве тянул воз преобразований в гору, в то время как "миллионы" тянули его под гору. В действительности у Петра было множество помощников, подвизавшихся на военном, дипломатическом, административном и культурном поприщах. Как и всякая знаменательная эпоха, время преобразований выдвинуло немало выдающихся деятелей, каждый из которых внес свой вклад в укрепление могущества России. Называя их имена, следует помнить о двух обстоятельствах: об исключительном даре Петра угадывать таланты и умело их использовать и о привлечении им помощников из самой разнородной среды. Среди сподвижников Петра Великого помимо русских можно встретить голландцев, литовцев, сербов, греков, шотландцев. В "команде" царя находились представители древнейших аристократических фамилий и рядовые дворяне, а также выходцы из "низов" общества: посадские и бывшие крепостные. Царь долгое время при отборе помощников руководствовался рационалистическими критериями, нередко игнорируя социальную или национальную принадлежность лица, которого он приближал к себе и которому давал ответственные поручения. Основаниями для продвижения по службе и успехов в карьере являлись не "порода", не происхождение, а знания, навыки способности чиновника или офицера.

Нет надобности доказывать, что в рамках самодержавной политической системы огромное значение имела личность самого монарха, его взгляды, определявшие, в конечном счете, выбор лиц, приближаемых к трону. Монарх ограниченных способности выбирал и соратников серых и бесцветных. Чтобы быть замеченным и обласканным Петром, надлежало соответствовать взыскательным требованиям царя-рационалиста. Одна из граней дарования Петра великого состояла в умении угадывать таланты, выбирать соратников. Можно назвать десятки ярких индивидуальностей, раскрывших свои способности в самых разнообразных сферах деятельности. Но Петр умел не только угадывать таланты, но и использовать их на поприще, где они могли оказаться наиболее полезными. Несколько тому примеров. Под Полтавой под рукой царя находился весь цвет командного состава русской армии: фельдмаршал Б.П.Шереметьев, генералы А.И.Репнин, Я.В.Брюс, А.Д.Меньшиков. Петр послал преследовать бежавшего с поля боя противника А.Д.Меньшикова и, как дальше мы убедимся, не ошибся в своих расчетах - только Меньшиков, и никто иной, обладал такими свойствами характера и дарования, которые могли обеспечить успех операции у Переволочны.

При крайне опасном положении русской армии на реке Прут Петр отправил вести переговоры с османами не кого-либо из окружения, например того же канцлера Г.И.Головкина, а вице-канцлера П.П.Шафирова, человека столь же настырного, как и гибкого, умевшего быть грозным и неумолимым и источать столько любезностей и комплиментов, что совершенно обескураживал собеседника. Искусство Шафирова-дипломата оказалось весьма полезным, ибо перемирие, заключенное им на Пруте, предусматривало условия, самые легкие из мыслимых. Не мнение удачным было назначение Б.П.Шереметьева командиром карательного отряда, направленного на подавление мятежных астраханцев, или назначение в состав делегации для переговоров со шведами А.И.Остермана. Этот коварный и вкрадчивый человек, умевший быстро завоевывать доверие и переходить на конфиденциальный тон, хотя официально и не занимал руководящей должности в делегации, но играл решающую роль в переговорах со шведами и на Аландском и Ништадтском конгрессах. В выборе соратников Петр ошибался редко, но ошибки все же случались, как, например, в его недооценке хитрости Мазепы. Но мы знаем и другого Петра - человека жестокого и деспотичного, низводившего соратника до роли послушного исполнителя своей воли. Едва ли не самым выразительным примером могут служить взаимоотношения Петра и его фельдмаршала Б.П.Шереметьева. Царь никогда не возлагал на себя роль главнокомандующего армией или флотом. Такую должность номинально выражали на суше Б.П.Шереметьев, а на море - Ф.М.Апраксин. Фактически армией и флотом командовал Петр. Подобно тому, как в Адмиралтействе, по свидетельству современников, не вбивался ни один гвоздь без повеления царя, так в армии и на флоте без его ведома, не принималось ни одного более или мнение важного решения. Где бы ни находился Петр - на самом театре военных действий, вблизи его или за многие сотни верст, именно петр, а не Шереметьев руководил перемещением войск, их формированием, определял своевременность или несвоевременность сражения. В адрес фельдмаршала сыпались понукания, угрозы, распоряжения, включавшие даже мелочи боевой жизни. Шереметьев был настолько приучен к такого рода царским повелениям, что, оказавшись без них, пребывал в полной растерянности. Именно в таком положении оказался Борис Петрович, когда Петр, сразу же после прусского похода, отправился заграницу - в Карлсбад на лечение и в Торгау на свадьбу своего сына Алексея. Связь с царем затруднена, и Шереметьев плакался Ф.М.Апраксину: ранее, писал фельдмаршал, было "не так мне прискорбно и несносно, как сие мое дело, за отлучением его самодержавства в такую дальность, такое, что вскорости не могу получить указ, а к тому отягощен положением на мой рассудок, что трудно делать". Своим "рассудком" Борис Петрович отвык пользоваться. Посочувствовал Шереметьев и Апраксину: "Мню себе, что и вы в такой тягости и печали застаешь". Не смотря на этот факт, Петр собрал вокруг себя компанию очень даровитых соратников, которые были весьма талантливы в своем деле. То была столь памятная компания сотрудников, которых подобрал себе преобразователь, - довольно пестрое общество, в состав которого входили, как упоминалось выше, люди различного происхождения. Среди них можно найти и очень умных и самых обыкновенных, но все они были преданные и исполнительные.

Многие из них, даже большинство и притом самые видные и заслуженные дельцы, были многолетние и ближайшие сотрудники Петра: князь Ф.Ю.Ромадоновский, Князь М.М.Голицын, Т.Стрешнев, А.В.Макаров, князь Я.Ф.Долгорукий, князь А.Д.Меньшиков, графы Головины, Шереметьев, П.Толстой, Брюс, Апраксин. С ним они начали свое дело; они шли за ним до последних лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и самого преобразователя. Другие, как граф Ягужинский, барон Шафиров, барон Остерман, волынский, Татищев, Неплюев, миних, постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше выбывших князя Б.Голицина, графа Ф.А.Головина, Шеина, Лефорта, Гордона. Петр набирал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхождения, и они сошлись к нему с разных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на португальском корабле, как генерал-полицмейстер новой столицы Девиер, кто пас свиней Литве, как рассказывали про первого генерал-прокурора Сената Ягужинского, кто был сидельцем в лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто из русских дворовых людей, как архангельский вице-губернатор, изобретатель гербовой бумаги, Курбатов, кто, как Остерман был сын вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меньшиковым, когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской боярской знати. Не легко было сладить столь разнохарактерный набор в дружную компанию для общей деятельности. Петру досталась трудная задача не только подыскивать годных людей для исполнения своих предприятий, но воспитывать самих исполнителей. Неплюев впоследствии говорил Екатерине II:"Мы, Петра Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду". Но в этой суровой школе применялись не одни только суровые воспитательные приемы. Посредством раннего и прямого общения Петр приобрел большое умение распознавать людей даже по одной наружности, редко ошибался в выборе, верно, угадывал, кто на что годен. Но, за исключением иностранцев, да и, то не всех, люди, подобранные им для своего дела, не становились на указанные им места готовыми дельцами. Это был добротный, но сырой материал, нуждавшийся в тщательной обработке. Подобно своему вождю, они учились на ходу, среди самого дела. Им нужно было все показать, растолковать наглядным опытом, собственным примером, за всяким присмотреть, каждого проверить, иного ободрить, другому дать хорошую острастку, чтобы не дремал, а смотрел в оба. Притом Петру нужно было приручить их к себе, стать к ним в простые и прямые отношения, чтобы личной к ним близостью вовлечь в эти отношения их нравственное чувство, по крайней мере, чувство некоторой стыдливости, хотя бы только перед ним одним, и таким образом получить возможность действовать не только на ощущение официального страха должностного холопа, но и на совесть как не лишнюю подпорку гражданского долга или, по крайней мере, общественного приличия. В этом отношении, что касается долга и приличия, большинство русских сотрудников Петра вышло из старого русского быта с большими недочетами, которые ярко проявились в злоупотреблениях по службе. Петр жестоко и безуспешно боролся с этой язвой. Он ожесточался, видя, как вокруг него играют в закон, по его выражению, словно в карты, и совсем сторон подкапываются "под фортецию правды". Есть известие, что однажды в Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобросовестностью, он хотел издать указ вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно для покупки веревки. Тогда блюститель закона 'око государево", генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: "Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг, без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее другого'. Человек снисходительный, доброжелательный и доверчивый, Петр в такой среде стал проникаться недоверием к людям и приобрел наклонность думать, что их можно обуздать только "жесточью". Он не раз повторял Давыдово слово, что всяк человек ложь, приговаривая: "Правды в людях мало, а коварства много. "Петр всеми возможными мерами пытался очистить столь испорченную атмосферу. Были у него и суровые законы, царская дубинка, которой он не раз бивал своих упрямых сподвижников. Однако он высоко ценил талант и заслугу и много грехов прощал даровитым и заслуженным сотрудникам, но, ни за какие таланты и заслуги не ослаблял он требований олга; напротив, чем выше ценил он дельца, тем взыскательнее был к нему и тем доверчивее полагался на него, требуя не только точного исполнения своих распоряжений, но, где нужно, и действий на свой страх, по собственному соображении почину, строго предписывая, чтобы в донесениях ему отнюдь не было привычного "как изволишь". Воспитывая себе дельцов самым обхождением с ними, требованиями служебной дисциплины, собственным примером, наконец, уважением к таланту и заслуге, петр хотел, чтобы его сотрудники ясно видели, во имя чего он требует от них таких усилий, и хорошо понимали как его самого, так и дело, которой вели по его указаниям,- хотя бы только понимали, если уж не могли в душе сочувствовать ни ему самому, ни его делу. Вот на таких четырех, сочувствовавших Петру и его благому делу, мне хотелось заострить внимание. Это Александр Данилович Меньшиков, Борис Петрович Шереметьев, Петр Андреевич Толстой, предок Л.Н.Толстого, и Алексей Васильевич Макаров. Каждого из них природа одарила неодинаковыми способностями, разными были и сферы их приложения. Но при всех различиях меры таланта и знаний у них были и общие черты. Все они тянули лямку в одной упряжке, подчинялись одной суровой воле и поэтому должны были сдерживать свой темперамент, а порой и грубый, необузданный нрав. В портретных зарисовках каждого из них можно обнаружить черты характера, свойственные человеку переходной эпохи, когда влияние просвещения еще не сказались в полной мере. Именно поэтому в одном человеке спокойно уживались грубость и изысканная любезность, обаяние и надменность, под внешним лоском скрывались варварство и жестокость. Другая общая черта - среди видных сподвижников царя не было лиц с убогим интеллектом, лишенных природного ума. Наконец, бросается в глаза общность их судеб: карьера почти всех из них трагически оборвалась.

Александр Данилович Меньшиков

Меньшиков по происхождению, как утверждало большинство его современников, был родом из незнатной семьи. Путь Александра Даниловича от пирожника до святейшего князя совершен на глазах у современников, он отражён в источниках. Не говорится только о природе, когда Алексашка сменил порты и рубаху на мундир солдата потешной роты и денщика Петра. В 1697 году он значился среди волонтёров, отправившихся за границу для обучения кораблестроению. Меньшиков в те годы не расставался с Петром ни на минуту и везде следовал за царём. В это время влияние Алексашки на царя сильно возросло. Меньшиков обладал как раз теми качествами, которые царь в условиях надвигавшейся войны искал в своём фаворите: усердие сочетаемое с талантами, беспредельная преданность и умение угадывать помыслы царя, распорядительность, опирающаяся на уверенность в том, что царь поступил бы в том или ином случае точно так же, как поступает он, Меньшиков. Иными словами критерием "годности" фаворита стали его деловые качества. Под Нотебургом впервые проявились его военные дарования. Меньшиков, во время, приведя силы на подмогу, предопределил успех этого сражения. После этого Александр Данилович преуспел также и на посту администратора, в качестве губернатора Шлиссенбурга.

Входя в курс дела, Меньшиков накапливал опыт администратора и военачальника. Уже в эти годы его письма к царю или распоряжения подчиненным отличались деловитостью и лаконичностью - в них ни одного лишнего слова. Опять напрашивается сравнение: фаворит усваивал и тон, и манеру писем Петра. Александр Данилович работал, не покладая рук, с полной самоотдачей. Не менее успешней он справлялся и с другими поручениями. Для создаваемого Балтийского флота требовалось железо и корабельные пушки. Меньшиков организует поиск руд и закладывает два завода. Так царский слуга постепенно становиться соратником царя. На военном поприще Александр Данилович тоже быстро завоевал репутацию надёжного и энергичного исполнителя. В 1703 году он удачно руководил изгнанием неприятеля из земель по течению Невы. Укрепление острова Котлин и возведение Петропавловской крепости поручил Меньшикову, чем был весьма доволен. Царю нравилась распорядительность любимца не щадившего ни себя, ни других. В 1704 году под руководством Меньшикова была взята Нарва. В течение десяти лет, начиная с 1705 года, между Петром и Меньшиковым, судя по их переписке, поддерживались самые теплые отношения, не возникало ни одного повода, чтобы омрачить их. В 1706 году австрийский император наградил царского фаворита дипломом князя Священной Римской империи. Бывший пирожник стал светлейшим князем. В этом же году Меньшиков был поставлен командовать союзными войсками в Саксонии. Тогда то он и одержал свою блистательную победу у Калиша, блеснув и полководческими дарованиями и личной отвагой. Излишняя доверчивость князя оказала ему плохую услугу. По своей наивности, неумению лгать, принятию лживых заверений собеседника за чистую монету Меньшиков отдал Августу II шведских племенных, которых король предатель передал Карлу XII из-за своей личной выгоды. От этой доверчивости Александр Данилович не раз ещё пострадал, но до конца дней своих он не смог преодолеть её. В следующие годы последовало изнурительное отступление. Лишь 28 сентября 1708 года было предпринято сражение у Лесной, в котором под командованием Меньшикова и Петра был практически полностью уничтожен корпус Ливенгаупта, спешивший на соединение с основными силами Карла XII. Этот разгром и последующее взятие Меньшиковым крепости Батурин, резиденции изменника Мазепы, были одной из составляющих успеха русских под Полтавой. Лишённый продовольствия и боеприпасов Карл XII вынужден был постоянно менять дислокацию. Своими налётами русские войска "докучали" шведской армии. В некоторых из них участвовал и Меньшиков. Складу его характера и темпераменту вполне соответствовали такого рода внезапные нападения, где можно было проявить личную отвагу, и находчивость, и способность мгновенно ориентироваться в быстро менявшейся обстановке. В подготовке к полтавскому сражению Меньшиков сыграл решающую роль. В самой битве ему была отдана под командование вся кавалерия, которая сыграла не последнюю роль в ходе сражения. После одержанной победы преследование отступавших шведов возглавил Меньшиков. Через три дня драгуны Александра Даниловича нагнали противника у Перевологны, где пленили 16275 человек.

Случившееся у Перевологны подтверждает удачный выбор царя. Петр правильно учел свойства характера князя, которому в известной мере были свойственны и невероятная напористость, и способность действовать очертя голову, и, если хотите, отчасти авантюризм. Именно так и надо было поступить с деморализованным противником. Расчетливость Шереметьева и осторожность Боура вряд ли могли быть полезными в той ситуации. Переволочна, таким образом, к полтавской славе Александра Даниловича добавила новые лавры.

Никого из соратников Петра нельзя поставить на одну доску со светлейшим князем по вкладу, лично внесённому в разгром шведов. После Полтавы Пётр щедро вознаградил Александра Даниловича. После светлейший возвратился в Петербург, где с той же энергией, что и на войне, продолжил руководить застройкой города. В марте 1711 года был период недовольства царя Меньшиковым, из-за поступивших к Петру жалоб от жертв княжеского стяжания и произвола. Но размолвка скоро прекратилась, так как не было повода к её дальнейшему продолжению. Выполняя союзнические обязательства, в 1712 году Пётр вторгся в Померанию. Царь решил послать туда такого главнокомандующего, у которого полководческие дарования сочетались бы с дипломатическими способностями, кроме того, он должен был пользоваться беспредельным доверием Петра. Выбор пол на Меньшикова. Александр Данилович полностью выполнил свою задачу в Померании. Осада Штеттина была последней военной операцией князя. Больше светлейший князь не участвовал ни в сражениях Северной войны, ни в Каспийском походе. Это было связанно с хронической болезнью лёгких. После возвращения Меньшикова из Померании началась малоэффективная, будничная работа в качестве губернатора столичной губернии, сенатора, президента Военной коллегии. Повседневная работа князя была весьма полезна, о чём свидетельствуют похвалы царя. Помимо обязанностей сугубо губернаторских, Александр Данилович выполнял множество личных поручений Петра, включая попечение о детях царя. Князь всегда ответственно относился к порученным ему делам, спустя рукава он никогда ничего не делал, и, так же как и царь, целиком отдавался начатому делу и неуспокаивался до тех пор, пока не приводил его к желаемому концу. Особая близость между Меньшиковым и Петром наступила в месяцы, когда велось следствие по делу царевича Алексея. Усердие Меньшикова в следствии - выше всяких похвал. Скованных заключенных он партиями отправляет в Москву. Некоторых из них он допрашивает сам. С особенным рвением светлейший брал под стражу князя Долгорукого, который когда-то возглавлял комиссию по расследованию его собственных обвинений в казнокрадстве. Список подписавших царевичу приговор возглавил Меньшиков. После окончания дела царевича Алексея у Александра Даниловича начались будни мирной жизни. Стоит заметить, что светлейший князь до конца своих дней оставался неграмотным. Он не умел ни читать, ни писать, о чём свидетельствуют многочисленные факты. С уймой дел ему помогали справиться многочисленные служители и его великолепная память. Меньшиков также обладал высокоразвитым здравым смыслом, заменявшим ему ученость и образованность. С неграмотностью Данилыча связан ещё один курьёз. Он был первым из русских, кого иностранное академическое учереждение избрало своим членом. Не кто-нибудь, а сам Ньютон 25 октября 1714 года известил Александра Даниловича об избрании его членом Королевского общества. Удивление неграмотного князя сменяется восхищением талантом самородка.

Меньшиков, как и все чиновники того времени, был не прочь запустить руку в казённый карман. Петля на его шее затянулась, когда он меньше всего ожидал неприятностей. На него было подряд заведено несколько дел. Не успевало одно разбирательство закончиться, как возникало новое. В общей сложности сумма начёта на него составляла 1581519 рублей. Неслыханная по тем временам сумма. Часть начёта он погасил наличными и товарами, часть Пётр ему простил, а оставшийся долг простила ему уже Екатерина. Но самую крупную неприятность Александру Даниловичу принесли не расследования о казнокрадстве, а почепское дело. Князь обвинялся в захвате чужих земель и закрепощении украинских казаков.

Как ни изворачивался князь, но, припертый к стене, вынужден был признаться царю: "Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего величества всенижайшее слезно прошу милостивейшего прощения. " Терпение Петра было на исходе. Вероятно, к этому времени относятся вещие слова, будто бы сказанные им Екатерине: "Ей, Меньшиков в беззаконии зачат, и во ересях родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катеньму сражению Меньшиков сыграл решающую роль. В самой битве ему была отдана под командование вся кавалерия, которая сыграла не последнюю роль в ходе сражения. После одержанной победы преследование отступавших шведов возглавил Меньшиков. Через три дня драгуны Александра Даниловича нагнали противника у Перевологны, где пленили 16275 человек.

Случившееся у Перевологны подтверждает удачный выбор царя. Петр правильно учел свойства характера князя, которому в известной мере были свойственны и невероятная напористость, и способность действовать очертя голову, и, если хотите, отчасти авантюризм. Именно так и надо было поступить с деморализованным противником. Расчетливость Шереметьева и осторожность Боура вряд ли могли быть полезными в той ситуации. Переволочна, таким образом, к полтавской славе Александра Даниловича добавила новые лавры.

Никого из соратников Петра нельзя поставить на одну доску со светлейшим князем по вкладу, лично внесённому в разгром шведов. После Полтавы Пётр щедро вознаградил Александра Даниловича. После светлейший возвратился в Петербург, где с той же энергией, что и на войне, продолжил руководить застройкой города. В марте 1711 года был период недовольства царя Меньшиковым, из-за поступивших к Петру жалоб от жертв княжеского стяжания и произвола. Но размолвка скоро прекратилась, так как не было повода к её дальнейшему продолжению. Выполняя союзнические обязательства, в 1712 году Пётр вторгся в Померанию. Царь решил послать туда такого главнокомандующего, у которого полководческие дарования сочетались бы с дипломатическими способностями, кроме того, он должен был пользоваться беспредельным доверием Петра. Выбор пол на Меньшикова. Александр Данилович полностью выполнил свою задачу в Померании. Осада Штеттина была последней военной операцией князя. Больше светлейший князь не участвовал ни в сражениях Северной войны, ни в Каспийском походе. Это было связанно с хронической болезнью лёгких. После возвращения Меньшикова из Померании началась малоэффективная, будничная работа в качестве губернатора столичной губернии, сенатора, президента Военной коллегии. Повседневная работа князя была весьма полезна, о чём свидетельствуют похвалы царя. Помимо обязанностей сугубо губернаторских, Александр Данилович выполнял множество личных поручений Петра, включая попечение о детях царя. Князь всегда ответственно относился к порученным ему делам, спустя рукава он никогда ничего не делал, и, так же как и царь, целиком отдавался начатому делу и не успокаивался до тех пор, пока не приводил его к желаемому концу. Особая близость между Меньшиковым и Петром наступила в месяцы, когда велось следствие по делу царевича Алексея. Усердие Меньшикова в следствии - выше всяких похвал. Скованных заключенных он партиями отправляет в Москву. Некоторых из них он допрашивает сам. С особенным рвением светлейший брал под стражу князя Долгорукого, который когда-то возглавлял комиссию по расследованию его собственных обвинений в казнокрадстве. Список подписавших царевичу приговор возглавил Меньшиков. После окончания дела царевича Алексея у Александра Даниловича начались будни мирной жизни. Стоит заметить, что светлейший князь до конца своих дней оставался неграмотным. Он не умел ни читать, ни писать, о чём свидетельствуют многочисленные факты. С уймой дел ему помогали справиться многочисленные служители и его великолепная память. Меньшиков также обладал высокоразвитым здравым смыслом, заменявшим ему ученость и образованность. С неграмотностью Данилыча связан ещё один курьёз. Он был первым из русских, кого иностранное академическое учереждение избрало своим членом. Не кто-нибудь, а сам Ньютон 25 октября 1714 года известил Александра Даниловича об избрании его членом Королевского общества. Удивление неграмотного князя сменяется восхищением талантом самородка.

Меньшиков, как и все чиновники того времени, был не прочь запустить руку в казённый карман. Петля на его шее затянулась, когда он меньше всего ожидал неприятностей. На него было подряд заведено несколько дел. Не успевало одно разбирательство закончиться, как возникало новое. В общей сложности сумма начёта на него составляла 1581519 рублей. Неслыханная по тем временам сумма. Часть начёта он погасил наличными и товарами, часть Пётр ему простил, а оставшийся долг простила ему уже Екатерина. Но самую крупную неприятность Александру Даниловичу принесли не расследования о казнокрадстве, а почепское дело. Князь обвинялся в захвате чужих земель и закрепощении украинских казаков.

Как ни изворачивался князь, но, припертый к стене, вынужден был признаться царю: "Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего величества всенижайшее слезно прошу милостивейшего прощения. " Терпение Петра было на исходе. Вероятно, к этому времени относятся вещие слова, будто бы сказанные им Екатерине: "Ей, Меньшиков в беззаконии зачат, и во гресях родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы". Однако царь проявил снисходительность к Александру Даниловичу, прежде всего за заслуги князя. Светлейший на любом поприще, куда бы ни послал Пётр, проявлял незаурядные способности организатора и безупречного исполнителя царских повелений. Такая распорядительность давала Петру основание выделять его среди своих сподвижников даже в те времена, когда отношения между ними стали иными, чем впервые полтора десятка лет их дружбы. Неизвестно, какой была бы судьба Меньшикова, проживи Пётр ещё несколько лет. Скорее всего, он разделил бы участь всех казнокрадов, тем более что главная его заступница Екатерина, из-за своей супружеской неверности, утратила влияние на царя. Но 28 января 1725 года Петра не стало.

Не без помощи князя Екатерина взошла на престол. При ней Меньшиков стал некоронованным правителем, полудержавным властелином, как назвал его Пушкин. Потом Александр Данилович с Остерманом осуществили план воздвижения на престол Петра II, за которого князь замышлял выдать одну из своих дочерей. Этот переворот сопровождался устранением противников. Но как раз расправа над Толстым, Бутурлиным, Девиером и Скорняковым-Писаревым была самым значительным промахом Александра Даниловича. Теперь, уничтожив бывших союзников, Меньшиков остался наедине с Остерманом, состязаться с которым, в умении плести интриги, ему не доставало ни ловкости, ни характера.

В сентябре 1727 года Пётр II подписал указ о лишении Меньшикова чинов и наград и ссылки его в Ранненбург. В апреле 1728 года князь был сослан в Берёзов, где он и скончался 12 ноября 1729 года.

Меньшиков обладал многими достоинствами, но два важнейших порока, неуёмное честолюбие и ничем неограниченное своеволие, привели его к трагическому концу.

Падение князя открывает серию дворцовых переворотов XVIII века, суть которых глубоко вскрыта В.И.Лениным.

Он отмечал, что они были "до смешного легки", поскольку речь шла не об изменении общественного строя и политической системы, а всего лишь о смене лиц, стоявших у кормила правления. Сменялись цари и царицы, место одни фаворитов и временщиков занимали другие, но порядки оставались прежними. Все они независимо от происхождения, национальности и вероисповидания ревностно служили классу, в состав которого влились. И если мы вспоминаем имя Меньшикова, то, прежде всего по тому, что этот человек-самородок был героем Калиша, Полтавы и Переволочны и внес не малый вклад в укрепление могущества России.

Борис Петрович Шереметьев

Борис Петрович Шереметьев - полная противоположность Меньшикову. Всякий раз, когда мы сравниваем черты характера и детали биографий этих сподвижников Петра, у нас появляется все больше оснований для их противопоставления. Меньшиков не мог похвастаться предками - ему пришлось изобретать себе родословную достойную уважения. Родословие Шереметьева было блистательным. Меньшикова природа одарила талантами полководца и администратора. Шереметьева мы не можем назвать бездарным, но его способности были намного скромнее. Светлейший был подвижен, энергичен, отважен и даже бесстрашен; ему ни чего не стоило очертя голову броситься в пекло сражений либо совершить лихой и неожиданный налет на неприятеля. Шереметьев, напротив, отличался медлительностью и крайней осторожностью. Он - сама рассудительность, остерегающаяся неожиданных поворотов; наперекор рассудку он не шел. Первый любил рисковать - второму риск противопоказан. Шансы свои и своего противника Шереметьев досконально взвешивал и чувствовал себя уверенно, когда располагал превосходством в силах. Он не из тех полководцев, кто под воздействием эмоций мог бросить судьбу вверенного ему войска на волю случая.

Но вместе с тем в чертах характера обоих деятелей нетрудно обнаружить некую общность. Их роднили тщеславие, страсть к стяжательству, оба были неравнодушны к лошадям. Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что эта общность была чисто внешней. Они руководствовались в своих начинаниях разными побудительными мотивами и потворствовали своим слабостям разными средствами. Так, Меньшиков, умножал свои богатства тем, что запускал руку в казенный сундук, не различая личное достояние и государственное. Не брезговал светлейший и скользкими финансовыми операциями, если они сулили изрядные барыши. Борис Петрович бескорыстием не отличался - иначе бы он не был сыном своего времени, но не отваживался красть в масштабах, которые дозволял себе Меньшиков. Представитель древнейшего аристократического рода если и воровал, то настолько умеренно, что размеры украденного не вызывали зависти у окружающих. Шереметьев умел попрошайничать. Он не упускал случая напомнить царю о своей "нищете", и его стяжания являлись плодом царских жалований: вотчин он, кажется, не покупал.

Подоплека интереса к лошадям тоже была различной. Для Меньшикова порода лошадей в конюшни имела престижный характер - княжеское тщеславие не позволяло ему довольствоваться скромным выездом. Борис Петрович проявлял подлинную любовь к лошадям и знал в них толк.

Борис Петрович родился 25 апреля 1652 года. Сначала служил стольником, потом был жалован в бояре. При Софье Шереметьев служил на дипломатическом поприще: он возглавлял посольство, отправленное в Речь Посполитую для ратификации “Вечного мира”. После того как Софья была повержена, Борис Петрович долгие годы не был призван ко двору. Во время первого Азовского похода Шереметьев не пользовался особым расположением царя, поэтому он участвовал на отдельном от Азова театре военных действий. Это расположение надлежало завоевать делом и Борис Петрович не жалел сил, чтобы добиться успеха. Он без особого труда разорил османские крепости по Днепру. Три месяца спустя после отправки Великого посольства Шереметьев поехал в Речь Посполитую и Австрию, дальнейший его путь лежал в Венецию.

Для выполнения дипломатической миссии в этих странах у Петра не было более подходящей кандидатуры, чем Шереметьев, в особенности, если учесть, что весь цвет русской дипломатии был включен в состав "Великого посольства". Преимущество Шереметьева состояло в том, что за его плечами был опыт дипломата, и ему уже довелось побывать в некоторых из стран, куда он держал путь. Шереметьев был, кроме того, военачальником, причем он успешно руководил военными действиями против неприятеля, являвшегося противником номер один и для дворов, которые он намеривался посетить, Варшавы, Вены, Неаполя. Имела значение и внешность Бориса Петровича. Голубоглазый блондин с открытым лицом и изысканными манерами, он располагал качествами, необходимыми дипломату: в случае надобности он мог быть и непроницаемым, и надменным, и предупредительно любезным. Петр при выборе кандидата, видимо, учитывал еще одно качество Бориса Петровича: он был не чужд восприятию западной культуры, во всяком случае, ее внешних проявлений.

Вернулся он 10 февраля 1699 года. Теперь он носил немецкую одежду и очень удачно подражал немецким обычаям, в силу чего был в особой милости и почете царя. Нарва не прибавила славы к полководческой репутации боярина Шереметьева. В этом сражении ему была поручена ответственная операция по задержанию Карла XII, спешившего на помощь осажденному гарнизону. Борис Петрович отступал два раза, не смотря на то, что после первого отступления сам царь повелел вернуться ему на прежнее место. Во время боя Шереметьев с конницей в панике бежали через реку Нарову. Более тысячи человек пошло ко дну.

У Петра, потерявшего под Нарвой почти весь офицерский корпус, выбора не было, и он прибегнул к услугам Шереметьева. Две недели спустя после Нарвы царь поручает ему принять командование конными полками.

Первую более или менее значительную операцию Шереметьев предпринял в начале сентября 1701 года, когда он тремя отрядами, обшей численностью 21000 человек, нанёс поражение шведам. Потеряв всего 9 человек, отряды Бориса Петровича уничтожили три сотни шведов, две пушки и свыше ста орудий. Военное значение этой операции было невелико, однако ее, прежде всего, оценивали в плане повышения морального духа русских войск. После Нарвы это была первая победа над шведами. Затем 27 декабря 1701 года последовала ещё одна, но уже более крупная, победа у мызы Эрестфер. Значение этой победы царь оценил лаконично и выразительно, как он умел делать, восклицанием: “ Мы можем, наконец, бить шведов!” Появился и первый полководец, научившийся их побеждать, - русский фельдмаршал Б.П.Шереметьев. Одной из черт характера Бориса Петровича являлась основательность подготовки и организация дела. Однако фельдмаршал, наряду с этими положительными качествами, проявлял чрезмерную медлительность. В июле 1702 года БП провел ещё одну успешную операцию, после которой он стал полновесным хозяином Восточной Лифляндии. Обе кампании озарили Шереметьева лучами славы первого победителя шведов. В октябре 1702 года под командованием Бориса Петровича штурмом была взята крепость Орешек. В 1703 году судьба была благосклонна к Борису Петровичу: он совершил несколько удачных операций. Под его командованием русские войска овладели Ниеншанцем, Копрьем и Ямом, а также осуществили успешный марш по вражеской территории. В трех из этих операций он действовал самостоятельно, без вмешательства царя. В итоге он не дал Петру ни единого повода для выражения недовольства или раздражительности. В июне 1704 года фельдмаршал, без каких либо успехов осаждал крепость Дерпт, пока не прибыл царь. Он был очень раздражен Борисом Петровичем, так как тот неправильно выбрал направление атаки. Под руководством Петра через десять дней крепость была взята штурмом. Через месяц в августе Петру, наконец, то удалось взять Нарову. После этих побед царя Шереметьев потерял царское расположение. Однако Пётр был уверен, что Борис Петрович, хотя и не обладал выдающимися полководческими дарованиями, зря армию не погубит. Отношения между фельдмаршалом и царём не были близкими, их, скорее, можно назвать официальными. Шереметьев не входил в компанию близких к Петру людей. Скорее всего, Борису Петровичу не было уютно в компании Петра потому, что нравам аристократа претило многое: и то, что царь совершал поступки, не соответствовавшие царскому сану, и то, что он окружил себя плодородными выскочками, и, наконец, его непочтительное отношение к родовитым людям. И хотя фельдмаршалу пришлось сделать вид, что он смирился со всеми чудачествами и нелепыми выходками царя и его шутовского двора, но по-настоящему приспособиться к этим порядкам, поступиться с детства усвоенными привычками и взглядами было выше его сил. Шереметьев был человеком другой эпохи, точнее, человеком, в котором черты аристократического воспитания причудливо переплелись с новшествами в поведении царя.

С конца 1701 до 1704 года - время наибольшей близости царя к фельдмаршалу. Но по мере того как Пётр набирался полководческого опыта, происходила переоценка ценностей. Главная слабость Шереметьева - медлительность не раз вызывала раздражение царя. В июле 1705 года БП проиграл сражение у Мур-мызы. Это был единственный проигрыш Шереметьева за все годы Северной Войны. Конечно, это известие не доставило радости Петру, однако он сдержался и обратился к фельдмаршалу лишь со словами утешения.

В августе БП был послан подавлять бунт стрельцов в Астрахани. Выбор царя пал на Шереметьева, так как он обладал рядом преимуществ, ставивших его вне конкуренции при назначении на этот пост.

К ним, прежде всего, относится репутация Шереметьева среди населения как полководца, научившегося побеждать шведов. Имело значение и то, что руки фельдмаршала не были обагрены кровью казненных стрельцов: в казнях он не участвовал. Особой популярностью Шереметьев пользовался у дворян: чин боярина и принадлежность к древнему аристократическому роду способствовали консолидации вокруг него дворянства.

При большом давлении царя только к марту 1706 года БП добрался до Астрахани. Он вел линию на обострение отношений с астраханцами и действовал в нарушение инструкций царя. Подчинись фельдмаршал этим приказам Петра, ему была бы уготована роль человека пожинавшего плоды усилий людей, подготовивших сдачу города без сопротивления. Подробная роль не сулила Шереметьеву ни почестей, ни наград. Экспедиция завершилась успешно, и БП получил в награду Юхоцскую волость и село Вощажниково.

В конце 1706 года Шереметьев был назначен главнокомандующим полевой армии, и его вновь можно было встретить в действующей армии. На театре боевых действий оказались БП и генерал-лейтенант Меньшиков, который благодаря своему фавору часто действовал вопреки воле главнокомандующего. Из-за этих препирательств Головинское сражение окончилось для русских весьма неудачно. Однако этот эпизод вскоре был забыт, ибо на смену ей пришли две блистательные победы, в которых правда, БП не участвовал. Первая зи них произошло 30 августа 1707 года под селом Добрым. Вторая - 28 сентября у деревни Лесная. В общей сложности в обеих баталиях полегло 11 тысяч шведов. Карл XII оказался в трудной ситуации. И он был вынужден, из-за отсутствия продовольствия, постоянно менять свою дислокацию. Петром был создан сильный и мобильный отряд для нанесения молниеносных ударов. Шереметьев был назначен руководить операцией, но он не справился. Шереметьев был хорош и даже незаменим в операциях, где требовались осторожность, расчетливость и выдержка. Он умел педантично и с большим успехом "томить" неприятеля и изнурять его силы. Здесь же надлежало проявить качества, органически чужные Шереметьеву: азарт, дерзость, внезапность, риск. Царь был крайне недоволен действиями Бориса Петровича и свой гнев выразил тем, что отобрал у него преображенский полк. В последовавшей после этих событий Полтавской битве роль Шереметьева была почти незаметна, из-за того, что в битве участвовала лишь третья часть русской армии. Хотя в наградном списке фамилия Бориса Петровича стояла первой. В 1709-1710 году Шереметьев осадой взял Ригу. Эта победа предала забвению все инциденты, вызывавшие недовольство царя по отношению к фельдмаршалу. В ноябре 1711 года произошло генеральное сражение у реки Прут, в котором Шереметьев принимал участие как главнокомандующий. В ходе сражения русские оказались в “мышеловке”, так как османская армия сильно превосходила российскую армию по численности. Спасло русскую армию от нименуемой гибели лишь заключение мирного договора 11 июля 1711 года. По условиям договора сын Бориса Петровича Михаил должен был отправиться к туркам в качестве одного из заложников. Чтобы утешить старого фельдмаршала Пётр не поскупился на щедрые награды. Список награждённых ограничивался тремя лицами, среди награждённых был и Шереметьев. Несомненно, одно: БП не утратил доверия царя. В марте 1712 года Шереметьев обратился к царю с необыкновенной просьбой. Фельдмаршал счел, что напряжение походной жизни ему уже не под силу, пора на покой. Петр, однако, повелел ему жениться, и сам подыскал 60 летнему вдовцу невесту. Ею стала Анна Петровна Салтыкова. Анна

Петровна родила Борису Петровичу пятерых детей. В феврале 1713 года было возбужденно следствие на Шереметьева и Савелова, по поводу того, что БП отобрал у Рожнова “цук вороных немецких лошадей”. Неизвестно как обернулось бы дало Шереметьеву, если бы оно не прекратилось также внезапно, как и началось. 1718 год был помечен крупными неприятностями. Борис Петрович не поставил свою подпись под приговором царевичу Алексею и царь полагал, что Шереметьев симулировал болезнь, из-за которой он не явился в столицу. Тем самым Пётр решил БП душевного покоя и омрачил последние годы его жизни. Умер фельдмаршал 17 февраля 1719 года.

В жизни Бориса Петровича постоянно переплеталось старое и новое, создавая портрет деятеля периода перехода от Московской Руси к европеизированной России. Имя его сохранилось в истории, прежде всего как полководца, громившего шведов.

Пётр Андреевич Толстой

Пётр Андреевич Толстой (1645--1729) -- государственный деятель и дипломат, сподвижник Петра Великого, один из руководителей его секретной службы (Преображенского приказа и Тайной канцелярии). Получив титул графа (1724), стал основателем рода графов Толстых. Его прямыми потомками являются писатели Алексей Константинович, Лев Николаевич, Алексей Николаевич и Татьяна Никитична Толстые, художник Фёдор Петрович Толстой и многие другие знаменитые деятели.

Начало деятельности

Сын окольничего Андрея Васильевича Толстого. Служил с 1682 г. при дворе стольником; 15 мая этого года, в день стрелецкого бунта, энергично действовал заодно с Милославскими и поднимал стрельцов, крича, что "Нарышкины задушили царевича Ивана".