К. Воннегут и новый журнализм

Размещено на http://www.allbest.ru/

К. Воннегут и новый журнализм

Курта Воннегута традиционно не причисляют к представителям нового журнализма 60-70-х годов XX века. Автор данной статьи придерживается той же позиции, однако считает, что новый журнализм оказал определенное влияние на творчество писателя. В статье дан анализ эссе Воннегута на предмет их соответствия основным правилам, которыми руководствовались при создании своих текстов Том Вулф, Гэй Тализ, Джоан Дидион и др. В качестве основного аргумента автор приводит тесную связь художественного творчества Воннегута с его же публицистикой.

Проблема причисления Курта Воннегута к той или иной группе писателей всегда волновала исследователей его творчества. Начать хотя бы с того, что после выхода романов «Механическое пианино» и «Сирены Титана» его долгое время считали научным фантастом. Поводом для написания данной статьи послужил вопрос, который Курт Воннегут задал самому себе в предисловии к первому сборнику публицистики «Вампитеры, Фома и Гранфаллоны. Мнения» (Wampiters, Foma & Granfalloons. Opinions, 1974), и ответ на него: «Можно ли считать меня новым журналистом? Не исключено. В этом сборнике есть немного нового журнализма - о Биафра, о Съезде Республиканцев 1972 года»[1].

Причислять Воннегута к представителям нового журнализма - не принято. Однако нельзя не заметить того, что данное течение оказало определенное влияние на творчество писателя. Мы ставим перед собой задачу понять, в чем именно оно заключалось, а также выявить, как Вонегут сам определял для себя границы нового журнализма.

Новый журнализм зародился в США в конце XIX века - не в последнюю очередь благодаря деятельности Джозефа Пулитцера, Уильяма Херста и Адольфа Окса. Позже ему нашлось место в книгах авторов эпохи «красных тридцатых»: Хэмингуэя, Дос Пассоса, Стейнбека. Для их творчества был характерен синтез публицистики и художественной литературы. Однако сегодня термин «новый журнализм» в большей степени принято связывать с очередным его всплеском, который пришелся на 60-70-е годы XX века. Тогда в литературе США резко возрос интерес к документалистике, реальному факту и невымышленным героям. Постепенно трансформировался образ рассказичика, который из демиурга превратился либо в безликого хроникера, либо в непосредственного участника событий. В то же время ведущие журналисты США осознали необходимость изменить подход к созданию текстов, отказавшись от лаконичности и высокой информативности [Тараненко, 1981, с. 94-95]. На стыке журналистики и литературы и родился «новый новый журнализм», взяв от первой плакатность и злободневность, а от второй - сюжетность и образность. Именно в те годы формировались основные принципы публицистики Курта Воннегута.

Первой ласточкой нового журнализма стала статья Тома Вулфа под эксцентричным названием «Вот она (Вррум! Врррум!) - та самая Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка!» (There Goes (Varoom! Varoom!) That Kandy-Kolored Tangerine-Flake Streamline Baby!) (Esquire, 1963), посвященная культуре самодельных автомобилей в США. Эта статья дала название первому сборнику текстов Вулфа, вышедшему в 1965 г.

Именно Вулф был идеологом течения и в 1973 г. вместе с Э.У. Джонсоном выпустил антологию текстов новых журналистов, в число которых входили Гэй Тализ, Ричард Голдстейн, Рекс Рид, Джон Грегори Данн и другие. Все они сотрудничали с ведущими американскими изданиями и в то же время пробовали себя на литературной ниве. Более того, в антологию нового журнализма Вулф включил отрывки из документального романа Трумэна Капоте «Хладнокровное убийство» и статью Хантера Томпсона «Дерби в Кентукки упадочно и порочно» - образец гонзо-журналистики. Вулф таким образом дал понять, что сфера влияния нового журнализма была широка и при желании причислить к нему можно было многих авторов той эпохи. Воннегута, впрочем, в их числе нет. Во всяком случае в «Антологию нового журнализма» ни один из его текстов не вошел.

Во вступительной главе антологии, не уставая подчеркивать родство между журналистикой и литературой, Вулф, однако, скажет, что до 60-х годов никому и в голову не приходило, что синтез между писательством и журналистикой возможен. В литературе США на протяжении долгого времени властвовал художественный роман, который стал идеей фикс даже для тех, кто не имел к литературе непосредственного отношения. Что уж говорить о журналистах: многие из них работали в прессе исключительно с целью набить руку и со временем уйти в литературу[2].

Курт Воннегут, кстати, шел по тому же пути. Правда, в его случае схема была осложнена попыткой защитить диссертацию на факультете антропологии, куда Воннегут поступил, чтобы набраться знаний о человеке и обществе. Он считал, что эти знания помогут ему стать хорошим журналистом, а став хорошим журналистом, он впоследствии сможет стать и хорошим писателем. Тема его исследования - «Колебания между добром и злом в простых сказках» (Fluctuations Between Good and Evil in Simple Tales) - была забракована руководством университета [Klinkowitz, 2009, p. 16].

Том Вулф формулирует четыре самых эффективных приема, которыми пользовались новые журналисты:

выстраивать материал «сцена-за-сценой, когда рассказ немедленно переходит от одного эпизода к другому, без долгих исторических эскурсов»[3];

писать только о тех событиях, свидетелем которых ты являлся, приводя подробные диалоги, так как именно они лучше всего характеризуют персонажей;

описывать происходящее от третьего лица, чтобы читатель мог и сам почувствовать себя непосредственным участником событий;

описывать персонажей через символы их «человеческого статуса»: привычки, манеры, жесты, позы, обстановку в доме, отношение к детям и проч[4].

В полной мере Воннегут не следует ни одному из этих принципов. Так, он далеко не всегда писал о событиях, непосредственным участником или свидетелем которых был сам. Зато всегда писал от первого, а не от третьего лица, не брезгуя историческими экскурсами. Диалог как способ характеристики персонажа, напротив, является одним из излюбленных приемов Воннегута - как в публицистике, так и в художественной прозе. С символами социального статуса дело обстоит сложнее, потому как сам Вулф пишет, что понимать их надо «в самом широком смысле этого слова»[5]. Отнести к ним можно все, что угодно: начиная с ткани, из которой сшит костюм героя, заканчивая полученным им образованием. Дело скорее не в самих символах, а в их количестве. Если тексты новых журналистов изобилуют ими, то Воннегут в этом смысле существенно более сдержан. Тем не менее нельзя не отметить, что к этому приему он также прибегает время от времени.

Следует четко осознавать, что новый журнализм отнюдь не сводится к этим четырем правилам и что новые журналисты не следовали им безоговорочно. Неизменным оставалось одно: стремление подать факты через художественные образы и превратить статью в рассказ. Основные приемы, магистральные темы, образ автора, стилистические особенности - все это варьировалось в зависимости от предпочтений журналиста.

Попробуем понять, почему Воннегут считает упомянутые им статьи «Биафра: народ, который предали» (Biafra: A People Betrayed, MacCall's, April 1970) и «Тоном, который пристыдит самого Бога» (In a Manner That Must Shame Gog Himself, Harper's, November 1972) образцами нового журнализма.

«Биафра: народ, который предали» - очерк о поездке Воннегута с гуманитарной миссией в крохотное африканское государство Биафра, которое было стерто с лица земли в считанные часы после того, как писателю удалось благополучно вернуться в США. Статью действительно можно считать написанной в духе нового журнализма: Воннегут находится в эпицентре событий и пишет о том, что видел своими глазами. При этом он старается быть предельно объективным: не сгущает краски трагедии и просто описывает великий маленький народ, оказавшийся в западне. Он внимателен к деталям и цифрам, приводит многочисленные диалоги и для характеристики персонажей использует те самые символы социального статуса: «Когда мы встретили его, это был спокойный, грузный мужчина. Он курил одну за одной. В Биафра сигареты стоили прорву денег. На нем была камуфляжная куртка, хотя он сидел в обитом плюшем кресле в прохладной гостиной»[6].

Вторая упомянутая статья «Тоном, который пристыдил бы самого Бога» представляет собой отчет о посещении Воннегутом съезда Республиканцев 1972 г. Это эссе, выполненное в характерной для писателя манере: четкая авторская позиция, драматизм, черный юмор и т.п. Оно посвящено, с одной стороны, событиям во Вьетнаме, с другой - позиции американского правительства, которое трактует в свою пользу дарвиновский закон «выживает сильнейший» и к «слабым» (ветеранам войны, коренному населению США, да и народу в целом) проявляет не только преступное равнодушие, но и жестокость.

Почему Воннегут объединяет эти статьи в контексте нового журнализма? Очевидно, что дело здесь не в форме, а в содержании.

С точки зрения жанра они явно отличаются друг от друга, однако затронутые в них темы - одинаково остры. Таким образом выходит, что новый журнализм для Воннегута - это в первую очередь постановка злободневной и социально значимой проблемы. И в этом он прав: новые журналисты писали о том, что происходит здесь и сейчас, о том, с чем рядовые американцы сталкиваются каждый день и что для них особенно актуально. По их текстам можно и сегодня в мельчайших деталях воссоздать американский быт 60-70-х годов, уловить даже незначительные колебания в общественных настроениях и вкусах: какую одежду носили американцы, какие напитки заказывали, какие танцы предпочитали и каким кумирам поклонялись. Нередко штрихами к портрету американского народа, который коллективно писали новые журналисты, становились и язвы общества: высокий уровень преступности, проституция, наркомания и пр. Немало текстов было посвящено и Вьетнаму (например, «Кесан» Майкла Герра).

Есть в сборнике «Вампитеры, Фома и Гранфаллоны. Мнения» и еще одна статья, которую можно отнести к новому журнализму - ее в предисловии Воннегут не упомянул. Речь идет о «Да, у нас нет Нирван» (Yes, We Have No Nirvanas, Esquire, June 1969), посвященной культовой фигуре Махариши Махеш Йоги - гуру медитации, чье учение в 60-70-е годы оказало большое влияние как на простых американцев, так и на звезд первой величины. Среди них были, например, «Битлз» и Миа Фэрроу. Эту статью вполне можно отнести к текстам о «героях и знаменитостях» (именно так называется одна из глав сборника публицистики Тома Вулфа)[7], которые составляли отдельный пласт творчества новых журналистов: интервью Рекса Рида с Авой Гарднер и Барбары Голдсмит - с Вивой, одной из муз Энди Уорхолла, блестящие очерки Вулфа о Кассиусе Клэе и Гэри Гранте.

Впрочем, назвать их интервью и очерками в традиционном понимании нельзя. Это, скорее, портреты - выпуклые, объемные, со множеством деталей. Именно здесь сполна раскрывался прием характеристики персонажей с помощью символов их социального статуса. Новые журналисты не вырывали своих героев из контекста, показывали их в привычной обстановке, в окружении родственников, друзей, коллег, поклонников, говорили об особенностях их поведения, подвергали их высказывания деликатной редактуре, чтобы сохранить манеру речи. И хотя подобные тексты чаще всего описывали один конкретный эпизод из жизни героя, новые журналисты так искусно вплетали в них многочисленные подробности, что читатель с легкостью мог уяснить, под влиянием каких факторов сформировалась его личность.

Статья Воннегута «Да, у нас нет Нирван» - это тоже своего рода портрет. Герой показан с разных сторон: Махариши-кумир и Махариши-обычный человек, Махариши-мудрец и Махариши-шарлатан и невежда. Воннегут не ограничивается собственным впечатлением об этом персонаже: он приводит мнения адептов учения, фрагменты диалогов Махариши с другими журналистами, слова декана Гарварда, где накануне лекция йога собрала полный зал. Для описания внешности Махариши Воннегут использует лишь несколько штрихов, но и этого достаточно: «Он милейший человек - невысокий, золотисто-коричневый, хохотун с седой бородой, широкими плечами и мощной грудной клеткой. Глядя на его мускулистые руки и крепкие запястья, можно подумать, будто большую часть своих 56 лет он занимался тяжелым физическим трудом»[8]. Более того, автор и сам пытается погрузиться в транс, заслушавшись речами «этого святого человека».

Довольно очевидно, впрочем, что Воннегута интересует в первую очередь не столько личность Махариши, сколько его учение, ставшее своего рода символом инфантилизма американского общества, которому проще за 35 долларов получить мантру и забыться в медитациях, чем приложить усилия к тому, чтобы сделать свою жизнь лучше.

В предисловии к сборнику «Вампитеры, Фома и Гранфаллоны. Мнения», признавшись в том, что создал пару статей в духе нового журнализма, Воннегут скажет: «Но больше у меня нет ни малейшего желания написать еще что-нибудь подобное. Я в очередной раз убедился в том, что признанная художественная литература - куда более верный способ говорить правду, чем новый журнализм. Или, говоря другими словами, самый лучший новый журнализм - это художественная литература»[9]. Воннегут четко разграничил журналистику и литературу - как в целом, так и в контексте своего творчества: «Литература - мелодия, а журналистика - не важно, новая или старая, - шум»[10].

Нельзя, однако, говорить о связи Воннегута с новым журнализмом исключительно в контексте сборника «Вампитеры, Фома и Гранфаллоны. Мнения». Гораздо больший интерес в этом смысле представляет тесная связь романов автора с его же публицистикой. Прежде всего это касается магистральных тем. Когда та или иная проблема - будь то несовершенство американской Конституции или современное искусство - занимала Воннегута, отголоски ее с равным успехом просачивались и в художественную, и в нехудожественную прозу писателя. Так, например, проблема разобщенности жителей США одинаково ярко освещена как в ряде статей Воннегута (There's a Maniac Loose Out There (Life, July 15, 1969), In a Manner That Must Shame God Himself (Harper's, November 1972) и др.), так и в его романе “Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер” (1965).

Главные герои книг Воннегута были в основном вымышленными, зато значительную часть второстепенных персонажей составляли реальные люди - как знаменитости (Кеннеди, Гитлер, Поллок), так и знакомые Воннегута (например, его фронтовой товарищ Бернард О'Хэйр). Все они так или иначе присутствуют и в его публицистике.

Книги Воннегута полны публицистических отступлений, которые роднят его с авторами «красных тридцатых» - в частности, с Джоном Стейнбеком. Воннегутовские предисловия к романам и вовсе можно считать прямым отсылом к новому журнализму: в них речь идет о том, в чем автор принимал непосредственное участие - пусть это не митинг и не допрос преступника, а написание книги. Чего стоит только предисловие к «Бойне номер пять», где Воннегут подробно рассказывает о том, как спустя два десятилетия после бомбежки Дрездена они вместе с Бернардом О'Хэйром отправились в город, который запомнился им огромным пепелищем.

Более того, предисловие многократно перекликается с текстом романа. Освободившись из плена и путешествуя по Германии на зеленом фургоне, Билли Пилигрим добывает парадную шпагу немецкого офицера - таков был единственный военный трофей самого Воннегута. Жена Валенсия с наивной жестокостью расспрашивает Билли о расстреле бедняги Эдгара Дарби - так коллега по Бюро городских происшествий в Чикаго интересуется у Воннегута о том, как выглядел расплющенный лифтом человек. А когда в доме Билли, в бывшей комнате его дочери раздается телефонный звонок - это звонит сам Воннегут, из предисловия, в очередной раз напоминая, как тесно переплетены в книге вымысел и реальность и как тонка грань между Куртом и Билли - не толще телефонной мембраны.

Не менее тесно связаны друг с другом журналистика и литература. Именно это доказывали своим творчеством представители нового журнализма. Именно с этой точки зрения можно говорить о присутствии черт нового журнализма в творчестве Воннегута. Да, он не ориентировался на правила, которых придерживались представители течения, и ассоциировал себя с ними в первую очередь с точки зрения выбора общественно значимых тем. Однако слияние публицистического и художественного начал в его романах позволяет нам говорить о том, что новый журнализм все же оказал существенное влияние на творчество писателя.

журнализм художественный литература

Список литературы

журнализм художественный литература

1.Тараненко О.М. Взаимодействие образного и документального начала в современном американского романе // Проблемы новейшей литературы США / Под ред. К.А. Шаховой. Киев: Издательство при Киевском государственном университете издательского объединения «Вища школа», 1981.

2.Klinkowitz J. Vonnegut in Fact: The Public Spokesmanship of Personal Fiction. South Carolina, 2009.

Размещено на Allbest.ru