Нормативность в теории журналистики: понятие и подходы к формированию

Размещено на http://www.allbest.ru/

Нормативность в теории журналистики: понятие и подходы к формированию

С.Г. Корконосенко

Аннотация

журналистика экспансия медиа реклама

Статья посвящена анализу современного состояния теории журналистики, ее самоидентификации на фоне экспансии западных теорий масс-медиа, в том числе коммуникативистики. Автор анализирует тенденции современной системы массовой информации к размыванию граней между журналистикой, рекламой и PR, а также влияние современного переходного постсоветского состояния общественной идеологии на представления о функциях журналистики.

Специалистам хорошо известно, что в сообществе теоретиков журналистики одновременно действуют разнонаправленные силы. Одни из них влекут к единству и взаимопониманию на почве неких общепризнанных положений, в том числе терминов. Другие взрывают комфортную стабильность вбрасыванием свежих идей и опровержением незыблемых, казалось бы, истин. Третьи возбуждают шумные дискуссии вокруг формальных, по существу, новаций, которые при ближайшем рассмотрении оказываются не способными двигать познание вперед. Громче всего слышны голоса как раз тех авторов, кто предлагает необычные прочтения рутинных явлений - социально-культурных, массово-информационных и научных. Сохраняется ли при этом в науке некий «твердый остаток» как основа для ее эволюции и для взаимопонимания специалистов? Или каждому очередному поколению исследователей прессы суждено начинать отсчет времени с момента своего научного дебюта? Особенно важно разобраться в этом теоретикам журналистики в России. Ее судьба отмечена многократными крутыми поворотами и переломами, каждый из которых, как иногда представляется, начисто лишает ценности весь накопленный научно-концептуальный капитал.

Вообще говоря, для широкого контекста гуманитарных и общественных наук такая постановка вопроса скорее типична, чем качественно нова. На протяжении уже нескольких десятилетий в них регулярно поминается методологический кризис, взывающий к глубокой ревизии имеющегося знания. Не обходят такие коллизии стороной и область массово-информационных исследований. Вот что пишет, например, президент Европейской ассоциации коммуникационных исследований и образования (ECREA) Франсуа Хейндерикс в статье под характерным названием «Кризис академической идентичности европейского исследователя коммуникации»: «Но только что объединяет нас? <…> В мозаичном пространстве направлений, методов и объектов, великое множество ученых погружено в… содержание одной определенной дисциплины… среди них - историки, социологи, политологи, философы, экономисты, лингвисты, психологи и т. д. Однако все возрастающее число ученых «не пришло» в коммуникацию, а изначально обучалось на факультетах коммуникации и получило «коммуникационные» степени.

<…> Я буду именовать их «родившимися в коммуникации» в противоположность «мигрантам коммуникации»… Я полагаю, что родившиеся в коммуникации ученые сталкиваются с острым кризисом идентификации.

Если мы действительно считаем, что исследование коммуникации - дисциплина развивающаяся и приближающаяся к зрелости, то сообщество должно объединить силы, чтобы завоевать признание академического мира… Для этого требуется, чтобы мы договорились о ясно определенном, строгом и своеобразном наборе эпистемологических стандартов и развитом комплексе методологического инструментария» [1].

Уточним, что в европейской традиции исследование коммуникаций синонимично (хотя и не обязательно) изучению журналистики. Поэтому мы вправе считать, что поднятые проблемы имеют прямое отношение к нашим «внутренним» заботам. В развитие мысли приведем высказывание белгородского профессора А.П. Короченского, совсем уже определенно ориентированное на состояние дел в отечественной теории журналистики: «Освобождаясь от влияния мифологем прошлого, превративших некоторые наработки советской журналистской науки… в нечто иллюзорное, радикально расходящееся с социальной действительностью, можно легко попасть под влияние заемных мифологизированных теорий и концепций. Это чрезвычайно важно учитывать в условиях постсоветских республик, где после распада СССР развитие собственных научных школ в журналистской науке происходило под мощным воздействием внешних факторов (Россия - не исключение)» [2].

К сказанному здесь стоит внимательно прислушаться по нескольким причинам. Во-первых, в приведенной цитате звучит все тот же мотив обновления аппарата теории, который слышен во многих других публикациях. Во-вторых, автор призывает взвешенно и реалистично подходить ко всякой искусственно прививаемой норме (мифологеме) - будь она «гостья из прошлого» или новообретенная догматика из чужих исследовательских культур. В-третьих, следовательно, в приведенных словах нет отрицания наличного опыта до той поры, пока не выявлена его полная непригодность к использованию в изменившихся обстоятельствах. Неизбежная смена поколений и взглядов в науке будет происходить без ущерба для эволюции науки, по всей видимости, в том случае, когда все ценное из наработанного предшественниками войдет в пополняемый теоретический багаж и займет там подобающее место. Даже революция парадигм предполагает не списывание в архив более ранних представлений, а их разумную утилизацию и перестроение субординационных рядов.

В этом свете по меньшей мере нерациональной представляется такая манера ведения полемики: «Упреком авторам данной исследовательской традиции может служить тот факт, что они… совершенно игнорируют имманентные свойства СМК - логику медиа, форматы», «терминологическую беспомощность данный автор скрывает, применяя предлог «как бы», «подобные утверждения типичны для сторонников критической традиции, не утруждающих себя поиском методологических оснований при ответе на вопрос о роли медиа в политической жизни» и т. п. [3]. Мы намеренно не касаемся сути спора и не пытаемся выяснить, на чьей стороне больше правды (хотя надо заметить, что критическая традиция в медиаисследованиях существует на равных правах с другими теориями). Важно, что на подходах предшественников без колебаний ставится печать несостоятельности. А значит, вопрос о нормативности как о совокупности различных и даже противоречивых научных положений откладывается на неопределенное время.

Однако правомерно ли вообще вести о ней речь? Нужна ли она и встречается ли в современном исследовательском мире? Нет ли здесь покушения на свободу мысли как начало и основу подлинно научной теоретической деятельности?

Обратимся еще раз к европейскому материалу. Вероятно, нет такого специалиста, который стал бы отрицать, что в Европе пресса исследуется интенсивно и под разными углами зрения. По этой тематике устраиваются бесчисленные конференции, выпускаются монографии, ведется обучение в университетах. Для справки: в составе ECREA насчитывается около 1500 членов, в том числе почти 100 институциональных и ассоциированных членов, то есть организаций (Minutes. 11^th ECREA Board Meeting. 8-18 October 2008). Естественно, что обратной стороной кооперации служит дискуссионность, порождающая нестандартные повороты мысли. Вместе с тем крупные и самобытные методологи не только не уходят от признания некоего набора базовых положений, но и открыто декларируют существование нормативных теорий журналистики. Послушаем Дениса Маккуэйла, известного своими работами по теории массовой коммуникации. По его оценке, состав социально-нормативной теории прессы очень обширен и имеет глубокие исторические корни. Исходными точками для систематизации он избирает выводы знаменитой Американской комиссии по свободе прессы (1947) и «пионерную работу» Ф.С. Сиберта, У. Шрамма и Т Питерсона «Четыре теории прессы» (1956). «Главные варианты нормативной теории, которые приняты сегодня, - говорится далее, - могут быть описаны под четырьмя заголовками: либеральная, общественного интереса, коммунитарная и развития.

Либеральная теория поднимает индивидуальную свободу выражения и публикации выше всех других целей и форм отношений к широкому обществу. Журналистика не имеет никакой предписанной цели, и не должно быть никаких пределов ее автономии... <…> Теория общественного интереса охватывает все ветви теории, которые ставят перед работой журналистов ряд определенных социальных целей, исходя из некоторых высших интересов и широко понимаемой общественной пользы… <…> Варианты теории общественного интереса получили названия теории четвертого сословия, теории публичной сферы и теории социальной ответственности. <…> Коммунитаризм имеет некоторые сходные характеристики, но главным образом он направлен на потребности малых сообществ, групп и меньшинств, объединенных на почве некоторых особенных условий существования и интересов. Он выступает за такую журналистику, которая поддерживает участие и коллективное сотрудничество и ценности диалога. <…> Журналистика развития выявляет для журналистики особую роль в условиях ограниченного простора медиа, но при развитой и настоятельной социально-экономической потребности. Есть некоторое давление на журналистов с целью подчинить их личные или профессиональные интересы общей пользе, иногда в соответствии с пониманием правительства или других официальных инстанций. <…> Критическая социальная теория определенно избегает предписывать любую надлежащую роль журналистики в обществе… Ее главные истоки лежат в неомарксистской теории, той, которая была развита главным образом во второй половине двадцатого столетия. По существу, это критический анализ реальной роли, которую играет журналистика… в доминирующей форме общества определенной эры, будь она капиталистической, коммунистической или просто корпоративной» [4].

Примечательно, что признание нормативности отнюдь не ставит барьеры на пути свободной и парадоксальной мысли. Цитируемая статья посвящена главным образом доказательству тезиса о том, что журналистику надо вывести из разряда профессий (profession), поскольку ее природе больше соответствует статус общественного рода деятельности (public occupation). Обратим также внимание на то, что автор не отвергает ни одну из теоретических школ, оставляя право выбора каждому исследователю. Так, может быть, и нам, в России, надо стремиться к достижению динамического равновесия между базовыми истинами и признанными теоретическими модулями, с одной стороны, и тенденцией к обновлению, с другой стороны?

По нашему мнению, нормативность всегда существует, хотим мы того или нет. Ее формирует как минимум тот массив информации (в широком смысле слова), который накоплен в науке к настоящему моменту. Иначе говоря, исследователи, как сообщество и как отдельные индивиды, не должны и не могут успешно двигаться дальше, если они не овладели «предыдущим» знанием. В противном случае они будут обречены либо на вращение по замкнутому интеллектуальному кругу, при видимости шага вперед, либо на выявление весьма частных, сиюминутных характеристик прессы, которые не проецируются ни в ее прошлое, ни в будущее. Значит, далее, требуется составить и конвенционально закрепить реестр теоретических школ и направлений, которые имеют основания называться классическими (нормативными). Всегда найдутся исследователи, готовые двигаться по проложенному классическому руслу, равно как и те, кто станет это русло углублять и придавать ему новые повороты, а также те, кто способен прокладывать новые пути.

Понятно, что в нормативный фонд войдут достижения научной мысли, которые получили общемировое признание. Но при всем интернационализме теорий и усилении кросскультурного взаимодействия у каждой национальной научной школы - своя классика и свое отношение к ней. Мы можем убедиться в этом, обратившись после Европы к американской исследовательской практике. Авторы обзорной статьи [5] говорят сначала о смене векторов в изучении массмедиа, а затем приводят результаты анализа публикаций по вопросам массовой коммуникации в специализированных журналах, издаваемых Национальной коммуникационной ассоциацией (NCA). При этом они ссылаются на обобщающие заключения специалистов в области методики и методологии медиаисследований. Итак, «исследования эры 1970-х обычно сосредоточивались на контроле и потоке информации и давали результаты, часто выражаемые в понятиях эффектов медиа. В 1980-х исследование массовой коммуникации в американских университетах «присоединилось к традиции социальной науки»… - знание, основывающееся на предшествующем знании, исследования, ищущие проверку гипотез, попытки обобщать полученные данные... Как следствие… медиаисследования должны представлять собой нечто большее, чем изучение эффектов, выполняемое с использованием количественных методов и нацеленное на то, чтобы понять пути, которыми СМИ могли бы формировать американские настроения и культурную практику. Требуются критические исследования, чтобы обеспечить дополнительные уровни понимания массмедиа». Далее в статье приводятся эпизоды новейшего исследовательского опыта, почерпнутые из журнальных публикаций. Все они с методической точки зрения помещаются в пределах case study (анализ случая, примера).

Обращает на себя внимание несколько обстоятельств. Во-первых, спектр теоретических направлений, представленный европейскими авторами, выглядит значительно более широким и насыщенным. Конечно, у нас нет достаточного фактического материала для фронтального сопоставления двух научных «географий», но все же он не так и мал: в поле зрения американских обозревателей оказалось 310 научных публикаций по проблемам медиа («media-related» articles) из 8 ведущих журналов. Значит, некоторые основания для сравнительного анализа у нас есть. Во-вторых, в тексте подчеркивается бесперспективность упования на одни лишь статистические данные. Для нашего взаимодействия с зарубежными исследовательскими сообществами это наблюдение имеет особую ценность. Как раз на рубеже 1960-70-х годов, на этапе «второго пришествия» социологии печати в отечественную науку, звучали следующие категорические заявления: «Профессиональный результат может быть лишь количественно определенным. И… социолог-эмпирик чувствует свое профессиональное превосходство главным образом тогда, когда заходит речь о мере, о числе. Интуитивный прогноз не относится к тем средствам познания, которые можно объявить устаревшими. <…> Однако там, где заходит речь о количественных расчетах, интуитивный прогноз хорош, пока нет других средств. В социологии в этой области он не выдерживает конкуренции» [6]. «Интуитивный прогноз» в этой фразе без ущерба для смысла можно было бы заменить «пониманием», к которому в те же годы призывали американские специалисты. Получилось, что мы с радостью открытия подхватывали ту самую тенденцию, которая у себя на родине уже считалась недостаточно продуктивной. Наконец, именно в тот период отечественная теория журналистики поднялась на высокий уровень методологических обобщений, далеко превосходящий революционный переход к пониманию случая в американских исследованиях массовых коммуникаций. Тогда развернулись широкие дискуссии о творческой природе публицистики, принципах и функциях печати, общественном назначении журналистики и др. Сейчас нет необходимости рецензировать их содержание и результаты, важно подчеркнуть, что они были сосредоточены на фундаментальных теоретических категориях. Мы пытались отчасти показать ценность тех давних научно-мировоззренческих поисков, когда анализировали категорию закона в теории журналистики [7].

Таким образом, нормативный базис теории журналистики, с одной стороны, есть устойчивое образование, с другой стороны, он не пребывает в состоянии константной неподвижности. В частности, сказанное относится к российской науке о прессе. Поскольку у нас пока не составлен корпус классических теорий, имеет смысл договориться хотя бы о ядре основополагающих понятий и исследовательских подходов. Попробуем ограничиться минимумом входящих в него элементов.

Первое - объект изучения. Он «задан» самим названием теории журналистики. То есть объектом служит журналистика, во всем многообразии ее практических проявлений и смысловых интерпретаций слова. Сюда войдут и отношения, которые складываются у нее и по ее поводу, и взгляды на нее, и условия ее функционирования. На этом нужно настаивать, поскольку «тихое» вытеснение журналистики происходит в практике СМИ, и отраслевая наука призвана защитить свой суверенный объект. Португальский профессор Жоахим Фидалго представил конференции Международной ассоциации исследователей массовой коммуникации (IAMCR; Париж, 2007) доклад на тему «Что является журналистикой, и что только выглядит, как она?». В концептуальной части работы говорится: «Можно утверждать, что профессиональные журналисты… не имеют более монополии на эту деятельность - уточним, как на общественную службу. Однако множество новых игроков, пытающихся проникнуть в эту сферу - или слиться с ней, - очень часто не демонстрируют стремления уважать базовые стандарты и этические требования, на которых основана журналистика, хотя они все больше используют ее технические средства и обычные для нее формы и модели» [8].

В теории всякое «сокращение» журналистики в пользу иных объектов (коммуникаций, медиатехнологий, рекламы, информации) переводит нас на территорию другой дисциплины. Такие смежные дисциплины возникают на собственной объектной базе, и наша теория нуждается в сотрудничестве со смежниками. Но только при условии адаптации их взглядов к теоретико-журналистскому контексту, а не подмены коренных идей и понятий. Можно предположить, что сказанное относится и к громко заявляющей о себе медиафилософии. Как пишут ее разработчики, «отличие теории коммуникации от медиафилософии в том, что медиафилософия не ставит вопрос о конкретных механизмах, процессах, и средствах коммуникации, но об условиях и способах чувственного восприятия, мотивации и действии человека… о том, что медиа есть не предмет, но процесс, в котором они раскрывают себя…» [9] Несложно заключить, что отличия от журналистики будут еще больше бросаться в глаза - и по предмету, и содержанию дисциплины. Заметим на полях, что Д. Маккуэйл, будучи специалистом по массовым коммуникациям, использует понятия «журналистика» и «пресса», когда приводит нормативные теории, и это открывает возможность нашего взаимопонимания с ним.

Теоретические баталии такого рода ведутся, разумеется, не только в отечественной литературе, хотя иногда они выступают в ином терминологическом оформлении. Например, в таком: «Для французской академической среды… весьма обычным делом является различение или даже противопоставление информации и коммуникации. Большинство журналистов утверждает, что их социальная легитимность обусловлена защитой демократии от любого вида власти, будь она экономической или политической. В данной проекции информация отделена от коммуникации, касается ли это методов или продукции. Журналисты часто заявляют, что это - вопрос их профессиональной идентичности. Кроме того, они очень часто утверждают, что неизменное разделение имеет исторические корни. Согласно этим взглядам информация соотносится с «критическим мышлением» (которое отчетливо характеризует журналистику), в то время как коммуникацию они видят в связи с пропагандой, имея в виду главным образом рекламные объявления, коммерческое вещание, равно как местный, региональный, национальный и международный политический дискурс, что является типичными приметами нынешнего периода @медиатизированной коммуникации» [10].

Профессор Университета Гренобля, которому принадлежит авторство приведенной констатации, не резюмирует итоги дискуссии, хотя и оценивает поводы для пересмотра традиционного разделения понятий. Среди них на одном из первых мест стоит технический прогресс, который, дескать, качественно преобразует журналистику, изменяя не только ее внешние формы, но и природу. Но позволим себе считать, что театр не перестает быть таковым, как бы активно режиссеры ни применяли в своих постановках мультимединые эффекты. Не утрачивает себя и живопись, хотя изо дня в день совершенствуются технологии компьютерной графики и агрессивно пропагандируется направление фотореализма с его виртуозным копированием материальных предметов. То же - о науке, литературе и пр. Почему же журналистика должна стать печальным исключением из общего ряда явлений культуры?

Второе нормативное положение заключается в сложности объекта. Журналистика не сводится к одной из своих сторон, чем-либо удобной для конкретного аналитика. В своих предыдущих работах мы предлагали считать, что основой ее сущности и главным законом является жизнеподобие (журналистика как жизнь). Жизнь даже в самых рафинированных академических абстракциях не поддается одномерному отображению. Если кто-то не примет нашу концепцию жизнеподобия, все равно он вряд ли станет возражать против того, что журналистика одновременно существует как явление социальное, политическое, технологическое, языковое, личностно-витальное и далее, далее. Чем сложнее (полнее) представление объекта в науке, тем ближе она подходит к его действительному состоянию. Вот почему, между прочим, мы не стали спешить с канонизацией нормативных теорий по Маккуэйлу. В них схвачен только один вид отношений из всех существующих, а именно отношения по линии общество - пресса.

Теории журналистики следует принимать во внимание процессы, идущие в других социальных и общественных науках. Одна из характерных тенденций их современной динамики заключается в усилении реализма как методологии познания действительности. Например, в учебной литературе по социологии настойчиво проводится мысль о том, что предмет этой науки включает в себя реальное общественное сознание во всем его противоречивом развитии, действительное поведение людей, условия, в которых развиваются и осуществляются реальное сознание и деятельность [11].

Прямым следствием из сложности объекта, сформированного реальной действительностью, служит мультипарадигмальность его отражения в теоретических концепциях. Как отмечается в науковедческой литературе, отличие социально-гуманитарного знания от естественных наук состоит в том, что обычно оно полипарадигмально, то есть в ней сосуществует несколько конкурирующих традиций. При этом господство одной парадигмы вовсе не является преимуществом [12]. Нам уже приходилось высказываться о том, что сложный объект предопределяет многообразие научных подходов к нему. В интересах адекватного познания действительности и верного понимания процессов, идущих сегодня в науке, надо бы вести речь не об одной теории, а о нескольких теориях, об их множестве. Необходим не просто плюрализм суждений в рамках целостной парадигмы, а сосуществование различных методологических школ. Каждая из них формируется в определенном научно-познавательном контексте, «подсказанном» достижениями в смежных социально-гуманитарных дисциплинах. Они могут существовать не вместо друг друга, а вместе, как единый комплекс теорий журналистики [13].

Еще одно базисное положение заключается в открытости теории - в первую очередь для фактов жизнедеятельности прессы и общества. Некоторая их часть послужит подтверждением существующих оценок и доктрин; однако преобладающая их масса станет подталкивать науку к новым гипотезам, выводам и концепциям. Открытость распространяется и на теоретические обобщения более или менее высокого порядка, включая трактовку путей эволюции современной цивилизации. Журналистика не может оставаться в стороне от магистральных линий размышлений о будущем человечества, которые формируют для нее интеллектуально-культурную среду обитания.

Для примера сошлемся на оригинальную концепцию постэкономического общества, приходящего на смену экономической формации, которая некогда заменила собой формацию доэкономическую. Данная версия развития социума заметно отличается от тотально распространяемых идеологий постиндустриализма, информационного общества, постмодернизма и др. Одна из главных ветвей постэкономической теории ведет к тезису о том, что самым мощным двигателем прогресса становится удовлетворение потребностей человека в реализации его личностного потенциала (поскольку экономические потребности принципиально уже удовлетворены) [14]. Для теории прессы эти выводы служат весомым аргументом в защиту личностного начала в журналистике, вопреки конъюнктурной апологетике так называемой журналистики факта.

Итак, первой ступенью формирования нормативных концепций отечественной теории журналистики должно стать достижение согласия по поводу ее методологических оснований. Разумеется, предложенные нами тезисы не решают эту задачу, а лишь определяют направления дальнейшей дискуссии. Но и задача систематизации наличного теоретического материала, выявления в нем фонда классики (нормативных концепций) ни в коей мере не перекладывается на плечи следующих поколений, неведомо как далеко от нас отстоящих. Двигаться к результату надо уже сейчас, возможно - медленно, но целенаправленно и неуклонно. Иначе мы, подобно представителям некоторых смежных дисциплин, будем из раза в раз ставить вопрос о кризисе своей идентификации, которая от таких констатаций не становится более определенной.

Библиографический список и примечания

1. Heinderyckx, Franзois. The Academic Identity Crisis of the European Communication Researcher / Franзois Heinderyckx // Media Technologies and Democracy in an Enlarged Europe: the Intellectual Work of the 2007 European Media and Communication Doctoral Summer School / ed. by Nico Carpentier, Pille Pruulmann-Vengerfeldt, Kaarle Nordenstreng, etc. - Tartu, 2007: http://www.researchingcommunication.eu/reco_book3.pdf. - P. 357-359.

2. Короченский, А. П. Актуальные вопросы развития журналистской науки в постсоветском пространстве / А. П. Короченский // Журналистика и медиаобразование-2008 : сб. трудов III Междунар. науч.-практ. конф. в 2 т. / под ред. А.П. Короченского. - Белгород, 2008. - Т. 1. - С. 17.

3. Антонов, К. А. Телевизионные новости в массово-коммуникационном процессе: социологический анализ механизмов социально-политического конструирования / К.А. Антонов. - Кемерово, 2006. - С. 141, 160.

4. McQuail, Denis. Journalism as a Public Occupation: Alternative Images / Denis McQuail // Democracy, Journalism and Technology: New Developments in an Enlarged Europe: the Intellectual Work of ECREA's 2008 European Media and Communication Doctoral Summer School / ed. by Nico Carpentier, Pille Pruulmann-Vengerfeldt, Kaarle Nordenstreng, etc. - Tartu, 2008: http://www.researchingcommunication.eu/reco_book4.pdf. - P. 50-51.

5. Recent Trends in American Media Scholarship. Статья была представлена для рецензирования на предмет публикации в журнале «Russian Communication Journal». Поэтому из этических соображений мы не можем называть имена авторов.

6. Шляпентох, В.Э. Некоторые методологические и методические проблемы социологии печати / В.Э. Шляпентох // Проблемы социологии печати ; редкол.: Ф.М. Бурлацкий, В.Т. Давыдченков, Б.В. Евладов и др. Вып. 1. - Новосибирск, 1969. - С. 126.

7. Корконосенко, С. Г. Категория закона в теории журналистики / С. Г. Корконосенко // Журналистика в мире политики: спрос на интеллект / ред.-сост. В.А. Сидоров. - СПб., 2008.

8. Fidalgo, Joaquim. What is Journalism and What Only Looks Like It? / Joaquim Fidalgo. Paper presented to the Scientific Conference of the International Association for Media and Communication Research. - Paris, 23-27, July 2007.

9. Савчук, В.В. Медиафилософия: формирование дисциплины / В.В. Савчук // Медиафилософия: основные проблемы и понятия : материалы междунар. науч. конф. «Медиа как предмет философии». - С. 39: http://www.intelros.ru/intelros/biblio_intelros/2974-mediafilosofija.-osnovnye-problemy-i.html.

10. Cabedoche, Bertrand. Information and Communication: Do These Terms Constitute Absolute Opposite Practices and Concepts?: Remarks on Online Municipal Bulletins (OMBs) within the Context of Everyday Life / Bertrand Cabedoche // Media Technologies and Democracy in an Enlarged Europe. - P. 87.

11. Тощенко, Ж.Т. Социология: общий курс : 2-е изд., доп. и перераб. / Ж.Т. Тощенко. - М., 2001.

12. Бранте, Томас. Теоретические традиции социологии / Томас Бранте // Современная западная социология: теории, традиции, перспективы : пер. со шв. / ред. и сост. Пер Монсон. - СПб., 1992. - С. 431.

13. Корконосенко, С.Г. Мультипарадигмальность теории журналистики / С.Г. Корконосенко // Журналистика в 2007 году: СМИ в условиях глобальной трансформации социальной среды / отв. ред. Я Н. Засурский, Е.Л. Вартанова. - М., 2008.

14. Иноземцев, В. Л. К теории постэкономической общественной формации / В.Л. Иноземцев. - М., 1995.

Размещено на Allbest.ru