Конструирование коммуникативного амплуа ведущих ток-шоу как важнейший вопрос медиапланирования

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Конструирование коммуникативного амплуа ведущих ток-шоу как важнейший вопрос медиапланирования

Н.Г. Шаповалова

Функционирование отечественного телевидения под диктатом культурного империализма западных средств массовой коммуникации приводит к обогащению русской лингвокультуры заимствованными тележанрами [Оксфордская иллюстрированная энциклопедия, 2002: 278], культурными сценариями и представленными в них обобщенно-типичными образами. Благодаря огромной силе стилевой конструкции текстов массмедиа [Костомаров, 2005: 201], которая обусловливает присущее им лингво-суггестивное воздействие на психику, интеллект [Булыгина, Стексова], поведение [Волков, 2007: 203] и уровень культуры адресата [Мануковский, 2003: 121], коммуникативное поведение законодателей этих типажей внедряет в сознание зрителей новые культурные и поведенческие ценности, меняет их представление о правилах этикетного официального общения и, следовательно, становится мощным культурогенным фактором развития российского общества. К числу таких явлений следует отнести формирование модельной личности ведущего [Карасик, 2002: 13, 15] ток-шоу, происходящее в отечественном теледискурсе на рубеже XX-XXI веков.

Коммуникативное поведение российских телеведущих, которых можно отнести к законодателям данного обобщенно-типичного образа, было тесно связано с особенностями вхождения ток-шоу как новой разновидности устного публичного диалога [Голанова, 2008: 422-423] в русскую лингвокультуру. Модель этого речевого жанра [Шмелева, 2007: 81-90] сложилась в американском теледискурсе, поэтому отражала тематические предпочтения, особенности языковой картины мира и национально-культурную специфику общения американцев [Ларина, 2004]. Внедрение этих универсальных экстралингвистических признаков в русскую лингвокультуру началось с появления на российских экранах «заимствованных» ток-шоу («Окна», «Слабое звено» и т.п.), речеповеденческий сценарий которых подчинялся законам театральной драматургии и копировал западный образец вплоть до внешнего облика и манеры общения участников.

Российские ведущие подобных программ были вынуждены соответствовать образу, прописанному в американских сценариях, поскольку он являлся одним из актантов речевого жанра ток-шоу и во многом определял его каноны [Шмелева, 2007: 86]. Сходство достигалось следованием принципам новейшей американской риторики: шоумены модерировали сюжетообразующий конфликт гостей студии, стремясь к максимальному выражению своей языковой личности [Ларина, 2004: 148] с помощью речевых средств, доступных аудитории [Волков, 2007: 206], с которой они себя отождествляли [Культура русской речи, 2003: 39].

Как показывает наше исследование [Шаповалова, 2008], наиболее ярко конститутивные признаки созданной таким образом модельной личности ведущего ток-шоу проявились в речи ведущих полностью постановочных передач с участием актеров, выдающих себя за «людей из народа», - типичного явления для российского телевидения конца ХХ и начала XXI столетия. Самым известным среди них было давно исчезнувшая с экранов программа «Окна». Именно здесь черты тележанра и речевое поведение участников (особенно ведущего) проявились наиболее отчетливо и стали «эталоном» для аналогичных телепрограмм.

Анализ коммуникативного поведения выступившего в роли ведущего «Окон» актера Дмитрия Нагиева (в дальнейшем при цитировании - Д.Н.) позволяет выявить структурированный набор конститутивных признаков модельной личности телеведущего ток-шоу. Ее можно представить в виде модели, основные признаки которой группируются вокруг, казалось бы, противоречивых задач шоумена на съемочной площадке.

С одной стороны, коммуникативная роль арбитра предопределяет свойственные ведущему соблюдение норм вы-общения (ср.: Здравствуйте! Что у вас случилось?; Ольга, честное слово, не знаю, зачем вас сюда позвали. Объясните причину), эвфемизацию грубых моментов речи (ср.: Мне бы очень хотелось, чтобы уже завтра нам вас не хватало), регулятивное поведение (ср.: Мама героини: Только я могу называть ее Маруся, козел старый! / Д.Н. (садится рядом и обнимает ее): Подождите! Что вы так? Может быть, завтра будет стыдно за эти слова), более высокий по сравнению с героями и аудиторией общий уровень речевой культуры (ср.: Д.Н. Вы сказали «я убедюсь». Так убедитесь, пожалуйста), а также желание шоумена «украсить» свою речь книжной и иноязычной лексикой (ср.: Погасить пламя страстей, бушующих между героями, помогает служба безопасности нашей программы; Зритель: Мне кажется, что мужчине нужно купить своей жене путевочку в дурдом. / Д.Н.: Ты дилер?). Помимо этого, она требует от ведущего демонстации стремления к кооперации с партнерами по общению с помощью элементов лингвокреативности, которые служат вербализацией своеобразных психологических «поглаживаний» [Берн: Эл. ист.] аудитории и сближают коммуникативные амплуа модератора конфликта и его участников. Как правило, этому способствуют окказионализмы с утраченной семой параметрического увеличения, за счет чего усиление приобретает характер негативной экспрессии [Химик, 2006: 16] (ср.: А она развратная какая! Губищи тянет прямо; А вы совсем и не страшная, Оля. Почти симпатяга даже; Ты че? Сводница! Ты щас и рюмаху попросишь), каламбуры [Санников, 2002: 490] (ср.: Прощелкал, щелкунчик!; Участница: Что со мной стало? / Д.Н.: Я не знаю, что с вами. У меня уже давно все встало!) и логоэпистемоиды [Бурвикова, Костомаров, 2006: 36], первоисточник которых искажен «до вульгаризации и опошления исходных базовых смыслов» [Шаховский, 2003: 53] (ср.: Ой, чудеса! Диву даешься! Век живи, век лечись; Онанизму все возрасты покорны).

С другой стороны, реализация функции поддержания высокой степени конфликтности студийного дискурса приводит к актуализации отрицательных коммуникативных черт ведущего. Из представителя кооперативно-актуализаторского типа языковых личностей он превращается в конфликтного манипулятора [Седов, 2007: 13], склонного к категоричным, императивным высказываниям (ср.: Во-первых, педиками их называют те, кто все время квасят. По-моему, это геи. Они не плохие и не хорошие. Они просто геи. Это во-первых. А, во-вторых, это ваш сын), частым перебивам собеседника (ср.: Зрительница говорит о геях: В наше время это - норма… / Д.Н.: Да ты с ума сошла!) и к использованию направленных на подавление собеседника конфликтных речевых жанров - колкости и упрека (Зрительница: Я по поводу собаки. Нельзя таким способом искать себе женщин! / Д.Н.: У тебя просто нет фантазии; Героиня: А мне с тобой скучно, неинтересно. Это ты меня сделал, понимаешь, такой! Д.Н.: Что вам интересно? Бить автомобили интересно? Да?), а также соответствующих элементов лингвокреативности - доведения аргумента собеседника до абсурда [Санников, 2002: 426] (ср.: Героиня: Вы все просто ничего не понимаете! / Д.Н.: Да, мы тут все дегенераты. Ничего не понимаем) и предъявления речений собственного сочинения как универсальных формул человеческого бытия [Там же: 424] (ср.: Швабра, сходившая в салон, - женщина. Женщина, не сходившая в салон, - швабра). В кульминационный момент бытовой ссоры участников ведущий придерживается инвективной стратегии поведения, т.к. обращается к конфликтным речевым жанрам обвинения и оскорбления, вербализованным с помощью просторечных экспрессивов и табуизмов (ср.: Вы - жалкая, ничтожная тварь, которая позарилась на сильную личность; И выведите эту б.. отсюда. Чмо!).

Важно отметить, что если жесткий сценарий «Окон» не позволяет Нагиеву отступить от амплуа, сформированного выявленным комплексом коммуникативных черт, то ведущие российских оригинальных ток-шоу (Михаил Швыдкой, Владимир Соловьев и др.) получили возможность творчески переосмыслить эту модель поведения. На наш взгляд, наиболее интересный опыт ее трансформации представлен в дискурсе ток-шоу «Школа злословия», на роль ведущих которого были приглашены писательница Татьяна Толстая и публицист, сценарист, кинорежиссер Авдотья Смирнова (в дальнейшем при цитировании - Т.Т. и А.С.).

Следуя концепции передачи, Толстая и Смирнова выстраивают общение с гостем в форме психолого-интеллектуальной схватки (С. Караганов). При этом, в отличие от Нагиева, они отказываются даже временно исполнять роль беспристрастного арбитра, превосходящего собеседника в этическом и культурно-речевом отношении. Этот выбор продиктован главным ценностным ориентиром коммуникативного поведения ведущих: как писательницы, они подсознательно воспринимают беседу с гостем как акт художественного воссоздания и стремятся раскрыть тайну личности адресата с помощью отработанного в литературе творческого метода (ср.: Т.Т.: По-моему, нельзя описать человека таким, какой он есть. Можно только исказить и сделать образ). Выявив отрицательные черты гостя, Т. Толстая и А. Смирнова доводят их до гротеска. В результате герой программы предстает перед зрителями не таким, какой он есть на самом деле, а таким, каким его увидели писательницы (ср.: А.С. обращается к Елене Масюк: Лена, вы производите впечатление человека очень серьезного, я бы даже сказала, угрюмого, не сильно радостного; Т.Т. о Дмитрии Диброве: Нет, этот случай называется «портрет Дориана Грея», между прочим. Может быть, дома там есть истинный вы, у которого на лице все…).

Свянное с этим коммуникативное ампула ведущих - «злой следователь и добрый следователь» (Т.Н. Толстая) - предопределяет их принадлежность к конфликтно-манипуляторскому подтипу языковых личностей (ср.: А.С.: Саша, инженер вы были плохой, а писатель вы хороший? / Александр Кабаков: Ну ты даешь! / А.С.: Работа у меня такая, Александр Абрамович!. Она проявляется в (а) категоричности (ср.: Т.Т.: Полная собачья чушь!); (б) в стремлении к перехвату инициативы в разговоре (вплоть до превращения интервьюируемого в пассивного слушателя) (ср.: Альфред Кох: Я думаю, что нынешние, которые не знают этого чувства дружбы… / Т.Т.: Плюньте вы на них!); (в) в нарочитом исправлении грамматических и стилистических ошибок собеседника (ср.: Диана Арбенина: Это все такие, мне кажется, постсоветские штампы, которые нам достались в наследство … / Т.Т.: Вы только неправильно сказали, что это «постсоветский». Если это штамп, доставшийся в наследство, значит, он советский). При этом Толстая и Смирнова существенно расширяют инструментарий фрустрирующих игровых приемов, выявленных в речи Нагиева. В частности, они регулярно используют: (а) сравнительные конструкции [Санников, 2002: 120-124; 428-429] (ср.: Т.Т.: Илья Сергеевич, вы, конечно, чрезвычайно резкий скакун, можно сказать, кабардинец, вы скачете с одной темы на другую); (б) возражения под видом согласия (ср.: Лев Аннинский: В моем сознании кредиторы появились в девяностые годы, до этого я их просто не замечал. / Т.Т.: Ну, тогда получается, что и Льва Толстого, о котором вы целую книгу написали, тоже нет? / Лев Аннинский: Почему нет? / Т.Т.: Потому что до вашего рождения он уже умер); (в) рифмы (ср.: Алексей Венедиктов: Но мы находимся в набитом троллейбусе в этот самый момент, где ходят по ногам… / А.С.: Получают по рогам…; Т.Т.: Генерал разведки дал мне объедки!); (г) логоэпистемоиды (ср.: Т.Т.: Жириновский, конечно, лает, ветер носит); (д) каламбуры (ср.: Александр Кабаков: Не поймаете, я абсолютный совок, абсолютно антисоветский, как было принято в этом кругу. / А.С.: Надо было их с Венедиктовым посадить: совок и веник!); (е) антифразис (ср.: Виталий Гинзбург: Но я глуховат в поэзии. / А.С.: Ко всем прочим достоинствам прибавим еще и эти!) и мн. др.

С той же целью ведущие обращаются к конфликтным речевым жанрам колкости (Анатолий Васильев: Вот я всегда мечтал о таком театре, чтобы где-то в заброшенном месте. / А.С.: Хорошее заброшенное место - Сретенка!; Т.Т.: Вы монархист? / Илья Глазунов: Монархист! Я даже могу вам показать… / Т.Т.: Вы будете раздеваться?), упрека (Алексей Венедиктов: Хорошо бы, чтобы они [слушатели] нас так и расценивали как сферу обслуживания. Мы вас обслуживаем информацией, разговорами и так далее. / Т.Т.: Ну, тогда вы обслуживаете совершенно как в советском магазине: вас много, я одна!) и обвинения (ср.: А.С.: Андрюш, давно хотела задать тебе простой прямой вопрос: зачем ты испортил хорошую газету «Коммерсант»?). Их использование сочетается у Толстой и Смирновой с общей инвективной стратегией коммуникативного поведения в конфликте (А.С.: Ну что, Сергей Александрович, единственную эмоцию, которую здравомыслящая часть населения может испытывать к вам как к части политикообразующего класса - это абсолютную оторопь), которая, как и в случае с Нагиевым, зачастую вербализована с помощью просторечных экспрессивов (ср.: Т.Т.: Романовы Рюриковичей в Сибирь сослали, и вы мне это будете впаривать! Вы мне будете впаривать, что худородные Романовы послали Трубецких и Волконских в Сибирь!).

В результате задуманная авторами «Школы злословия» светская беседа превращается в агон - спор, «где побеждает тот, кто сумел унизить оппонента больше, чем тот - его» [Жельвис, 2002: 200]. Однако перлокутивный эффект такого коммуникативного поведения ведущих выходит за рамки конфликтного взаимодействия с гостем студии. Как и в случае с Нагиевым, «околдованные» мощной стилевой конструкцией текстов массмедиа, телезрители не оценивают предложенную Толстой и Смирновой модель коммуникативного поведения критически, не замечают, насколько она контрастирует с правилами официального общения, предусмотренными русским речевым этикетом [Желтухина, 2002: 35, 37-38]. Их неосознанное подражание законодателям модельной личности ведущего ток-шоу меняет традиционные национальные приемы ведения дискуссии [Культура русской речи, 2003: 794-795], т.к. узаконивает конфликтное манипулирование собеседником, сообщает статус нормы оскорблению и, следовательно, становится причиной огрубления общей тональности общения носителей русского языка. Вот почему создатели новых телевизионных ток-шоу должны просчитывать воздействие коммуникативного амплуа шоумена на уровень культуры (в том числе речевой) целевой аудитории передачи. При подборе языковой личности, подходящей на роль ведущего, они должны учитывать, что отступления от образа, предусмотренного речеповеденческим сценарием ток-шоу, происходят в ситуациях, когда для реальной языковой личности, которая его воплощает, на первый план выходят эмоционально-аффективные факторы, а сюжетообразующие функции и формы общения становятся вторичными. Таким образом, грамотное конструирование коммуникативного амплуа ведущих телевизионных ток-шоу становится одним из важнейших вопросов медиапланирования, т.к. во многом обусловливает состояние и развитие современной национальной речевой культуры в целом.

телеведущий медиапланирование амплуа телевидение

Литература

1. Бурвикова Н.Д., Костомаров В.Г. Жизнь в мимолетных мелочах. - СПб.: Златоуст, 2006. - 68 с.

2. Булыгина Е.Ю., Стексова Т.И. Проявление языковой агрессии в СМИ: http://lexis-asu.narod.ru/

3. Волков А.А. Язык и мышление: мировая загадка. - М.: Издательство ЛКИ, 2007. - 240 с.

4. Голанова Е.И. Активные процессы в сфере публичного общения // Современный русский язык: Активные процессы на рубеже XX-XXI веков. - М.: Языки славянских культур, 2008. - С. 415-494.

5. Жельвис В.И. Вербальная дуэль: история и игровой компонент // Жанры речи. - Саратов: Колледж, 2002. - Вып. 3. - С. 200-205.

6. Желтухина М.Р. К вопросу о механизме реализации суггестивности в массмедиальном дискурсе // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Филологические науки. - 2002. - 1 (01). - С. 34-40.

7. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград: Перемена, 2002. - 477 с.

Костомаров В.Г. Наш язык в действии: Очерки современной русской стилистики. - М.: Гардарики, 2005. - 287 с.

8. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 840 с.

9. Ларина Е.Г. Лингвопрагматические особенности ток-шоу как жанра телевизионного дискурса (на материале американских телевизионных программ): дис. … канд. филол. наук. - Волгоград, 2004. - 171 с.

10.Мануковский М.В. Манипулятивная коммуникация дискурса современных СМИ // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003. - Т. 11. - С. 120-131.

11. Оксфордская иллюстрированная энциклопедия. В 9 тт. Т. 7. Народы и культуры. - М.: ИНФРА-М, Весь мир, 2002. - 416 с.

12. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. - М.: Языки славянской культуры, 2002. - 552 с.

Размещено на Allbest.ru