Герцен и Вольная русская типография в истории отечественной журналистики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. ГЕРЦЕН И ВОЛЬНАЯ РУССКАЯ ТИПОГРАФИЯ В ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ И ОЦЕНКАХ СОВРЕМЕННИКОВ

1.1 Исторические предпосылки создания Вольной типографии и начало развития русской прогрессивной печати за рубежом

1.2 Вольная русская типография как образец передовой революционной печати

2. ГЕРЦЕН - ГЛУБОКИЙ МЫСЛИТЕЛЬ, ТОНКИЙ ПСИХОЛОГ, МАСТЕР ХУДОЖЕСТВЕННОГО СЛОВА

2.1 «Былое и думы» - главный писательский труд Герцена, школа его творческого поиска

2.2 Революционная публицистика Герцена как лучший образец прогрессивной журналистики

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ

Вольная русская книгопечатня, основана А.И. Герценом весной 1853 года в Лондоне при содействии Польского демократического товарищества для печатания революционной и запрещённой в России литературы. Вольная русская типография имела небольшой печатный станок и запас русского шрифта на 10 печатных листов. С 1856 вместе с Герценом типографию возглавлял Н.П. Огарёв; заведующим и одним из ближайших помощников был поляк Л. Чернецкий, наборщиками (в разное время) - Г. Абихт, М.С. Бейдеман, А.О. Гончаренко, Ю. Данич, Н.П. Трубецкой и другие. В середине 1866 года Герцен передал типографию в собственность Л. Чернецкому. Вскоре после смерти Герцена (1870) печатание русских книг было прекращено, в 1873 году русские шрифты проданы как металл. Но Вольная русская типография сыграла очень большую роль в консолидации революционных сил России и Европы. Опыт вольнолюбивой печати имеет большую ценность и сегодня, что делает наше исследование актуальным и практически значимым.

Объект исследования: Герцен и Вольная русская типография. Предмет исследования: Герцен и Вольная русская типография в истории отечественной журналистики. Цель исследования: определение роли и места Герцена и Вольной русской типография в истории отечественной журналистики.

На пути к поставленной цели решались следующие задачи: определялись исторические предпосылки создания Вольной типографии; выявлялись пути развития Вольной русской типографии как образца передовой революционной печати; анализировались главный писательский труд Герцена «Былое и думы» и его революционная публицистика, исследовалась школа его творческого поиска. Методы исследования: контент - анализ, наблюдение, осмысление, обобщение. Курсовая работа базировалась на трудах: А.И. Герцена, П.Н Беркова, Н.Я Эйдельмана, И. Новича и других.

Таким образом, тема курсовой работы раскрыта на основе анализа литературных источников и методов социологических исследований.

1. ГЕРЦЕН И ВОЛЬНАЯ РУССКАЯ ТИПОГРАФИЯ В ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ И ОЦЕНКАХ СОВРЕМЕННИКОВ

1.1 Исторические предпосылки создания Вольной типографии и начало развития русской прогрессивной печати за рубежом

В конце 50-х - начале 60-х годов в России назревает революционная ситуация. Недовольство существующим положением побуждает широкие слои русского общества выступать с требованием перемен, подготовленных всем экономическим и общественным развитием России. Не остался в стороне от этого движения и Герцен (1812-1870).

Ближайший наследник декабристов, друг и соратник Белинского и вместе с ним - один из учителей революционных разночинцев 60-х годов, Герцен прошел сложный путь идейного развития. На всем протяжении этого пути деятельность замечательного писателя-демократа, сыгравшего по определению В.И. Ленина, «великую роль в подготовке русской революции», была неразрывно связана с передовыми устремлениями русского общества, с освободительной борьбой русского народа против самодержавно-крепостнического строя Ленин В.И. Памяти Герцена //Полн. собр. соч. в 55 т., Т. 21. -С. 259-261..

Политические убеждения Герцена, ссылки и тюремные заключения вынудили его покинуть родину, и поселится в Лондоне. Твердое убежденно в том, что «пора действительно знакомить Европу с Русью», было в числе прочих причин, побудивших Герцена остаться за границей. Знакомство западноевропейского читателя с Россией было тем более необходимо, что Россия в головах Европы нередко отождествлялась с Николаем I, душителем свободы и у себя дома, и в Европе. В своих статьях Герцен рассказывал о подлинной России, о гнете самодержавия, о русском народе, которому - он в это верил - суждено еще сказать свое слово в европейской и мировой истории.

Но, живя за границей, Герцен ни на минуту не перестает ощущать себя русским. Не ослабевает интерес Герцена к русской жизни и литературе. Родина также не забыла о нем, хотя лишь считанные экземпляры книги Герцена «С того берега» проникли в Россию. Герцена помнили не только его московские друзья. Его читали Некрасов и поэт-петрашевец Плещеев, статьи Герцена распространял юноша Добролюбов, а в 1851 году Грановский писал своему другу-эмигранту, что ему пришлось раздать все бывшие у него портреты Герцена (кроме одного) «разным юношам».

Находившиеся в частных руках журналы со статьями Герцена тщательно сохранялись, герценовские статьи из них вырезались, покупались чуть ли не на вес золота, переплетались, переписывались друзьями счастливых обладателей этого «священного предания». В то же время старые книжки «Отечественных записок» со статьями Герцена скупались и сжигались по распоряжению правительства.

Уже давно Герцена занимала мысль о создании за границей русской типографии. Напечатанные в ней книги, брошюры, свободные от николаевской цензуры, сказали бы русскому образованному обществу горькую правду о жизни в стране, поднимали бы и организовывали на борьбу с царизмом. Интересно, что о желании Герцена издавать за границей книги для России московские друзья знали еще в 1849 году. Но тогда мысль не встречала у них сколько-нибудь заметной поддержки.

Об организации печатания русских книг за границей думали и петрашевцы - участники революционного кружка конца 40-х годов. Герцена воодушевляла и деятельность польских эмигрантов, довольно широко распространявших свои издания в западных губерниях России, несмотря на все препоны жандармов.

В Лондоне с помощью поляков-эмигрантов, взявшихся за организацию типографии и участвовавших в ее работе, мысль Герцена воплотилась и жизнь. В конце февраля 1853 года вышла первая листовка-обращение «Вольное русское книгопечатание в Лондоне. Братьям на Руси», призывавшая присылать сюда, в Лондон, «все писанное в духе свободы» - статистические сведения, сведения из русской истории, ходившие в списках вольнолюбивый стихи Пушкина, Лермонтова, Рылеева, Полежаева. «Открытая, вольная речь - великое дело; без вольной речи - нет вольного человека... Быть вашим органом, вашей свободной, бесцензурной речью - вся моя цель» Герцен А.И. Братьям на Руси // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.280 .

В еще более страстной брошюре «Крещеная собственность» Герцен пишет о бесправном положении русского крепостного мужика, о необходимости нелегальной революционной организации в России, и недаром Николай I, прочитав брошюру, велел всячески воспрепятствовать ее распространению.

Если листовка «Братьям на Руси» была обращена к друзьям и знакомым, то следующие листовки и обращения Герцен адресует передовому русскому дворянству, в котором, как он пишет, «развилась потребность независимости, стремление к свободе, и вся умственная деятельность последнего века», из которого вышли декабристы, Пушкин, Лермонтов и сам он.

20 ноября 1853 года Герцен выступает с речью на митинге в честь 23-й годовщины польского восстания 1830 года, заканчивая его возгласом: «Да здравствует независимая Польша и свободная Россия!»

Создавая русскую заграничную типографию, Герцен делал великое революционное дело. Он занимался не только литературно-идеологической, но и финансовой стороной деятельности издательства. Типография работала на его средства (издержки стали покрываться только много позднее).

На заметку в английской газете, извещавшую о начале деятельности Вольной русской типографии, обратил внимание Маркс.

Но первые три года издания, выпускаемые герценовской типографией, не находили дороги в Россию и оставались лежать на складе. Причин этому было немало. Сказывались трудности перевозки нелегальной литературы через границу, но главное было в другом. В России после разгрома европейских революций 1848 года и заговора петрашевцев наступило «мрачное семилетие». Необычайно, даже для николаевского царствования, усилились цензурный и иной гнет, гонения на передовую мысль. Сказалось и отсутствие личных контактов Герцена с жившими в России.

«Русские в это время всего меньше ездили за границу и всего больше боялись меня», - писал он. В этих условиях желающих читать герценовские издания находилось мало, период революционного подъема, вызвавший интерес к работе лондонской типографии, был еще впереди. Корреспондентов и читателей Герцен рассчитывал найти среди московских друзей. Но царившая в стране реакция сделала их более трусливыми, и они не решались писать для его изданий из страха оказаться под подозрением у жандармов, боялись, что пропаганда Герцена приведет к усилению реакции внутри страны, и без того донельзя крутой.

Былые московские друзья даже просили поехавшего за границу М.С. Щепкина уговорить Герцена отказаться от его затеи. «Вы сгубите бездну народа, сгубите ваших друзей... Я стал бы на свои старые колена пред тобой, стал бы просить тебя остановиться, пока есть время», - говорил Щепкин Герцену. Но Герцен дела своего не оставил и только понял, что многие старые друзья становятся ему все более далеки. Встреча Герцена и Щепкина в начале сентября 1853 года ни к чему не привела Крундышев А.А. Александр Иванович Герцен: биография писателя. - М.: Просвещение, 1982. - С.24..

В первые годы существования вольной русской типографии её издания доставлялись в Россию поляками-эмигрантами и немногочисленными сотрудниками Герцена; со 2-й пол. 1850-х гг. Герцену и Огарёву удалось наладить достаточно прочные и постоянные двусторонние связи со своими единомышленниками в России, откуда к издателям поступали материалы для публикации.

Создается ряд подпольных кружков и типографий, зарождается революционная организация «Земля и воля» (1861-1864). В России начинается небывалый общественный подъем, который приводит и к перелому в издательской деятельности Герцена.

В этих условиях смерть 18 февраля 1855 года Николая I, человека, который все тридцать лет правления упрямо и последовательно тормозил прогресс в стране и за ее пределами, вникая во все мелочи русской жизни, вплоть до устройства караулен в уездных городах, была воспринята современниками как важная веха в истории России.

Теперь стал особенно очевиден кризис крепостнической системы, проявившийся прямо и непосредственно в военном поражении России в Крымской войне. Стало ясно, что жить по-старому дальше нельзя, нужны перемены. К ним вынуждал и возросший размах крестьянских волнений, обещание правительства дать вольную крестьянам-участникам ополчения в Крымской войне. Сам новый император Александр II вынужден был заявить московскому дворянству, что лучше произвести перемены «сверху», то есть самой правительственной властью, чем ждать, что их произведут народные массы «снизу», то есть путем восстания.

В России был ослаблен цензурный гнет, возвращены из Сибири декабристы, началась подготовка к отмене крепостного права. Оживляется общественная жизнь, ведущую роль в которой играет «Современник» - журнал Некрасова и Чернышевского (к ним в 1850 году присоединится Добролюбов). Студенты, семинаристы, мелкие чиновники, трудовая интеллигенция становятся активными читателями передовых русских журналов. При новом императоре облегчается выезд из России - и тысячи людей едут учиться в Германию или Швейцарию, посоветоваться с врачами Вены или Парижа, наконец, просто так - посмотреть Европу. Русские, приезжавшие за границу, имели возможность не только сами прочитать издания Вольной русской типографии, но и взять их в Россию, чтобы дать другим, жаждавшим услышать свободное русское слово.

Таким образом, создание Вольной русской типографии было как нельзя более своевременным для подготовки революции и развития самосознания народных масс.

1.2 Вольная русская типография как образец передовой революционной печати

Основав русскую свободную печать за границей, Герцен ответил на созревшую историческую потребность борьбы с реакционным николаевским режимом. Он хорошо сознавал трудности этой борьбы, но понимал и свою силу: «Ничего не делается само собою, без усилий и воли, без жертв и труда. Воля людская, воля одного твердого человека - страшно велика» Герцен А.И. <О письме, критикующем «Колокол»> // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.367. .

Поскольку корреспонденции из России ее было, Герцен печатает в типографии свои работы. В 1853 году он выпускает сборник своих повестей, а в следующем году - первую часть воспоминаний «Былое и думы», которые принялся писать в 1852 году. Работать над произведениями автобиографического характера Герцен начал уже давно.

Помимо «Записок одного молодого человека», это были очерки «Первая встреча», «Вторая встреча» (1836), произведение, которое Герцен писал во время владимирской ссылки (первоначально оно называлось «Юность и мечты», «Моя жизнь», «Юность», окончательное название - «О себе».

Но главное было, конечно, не в личных чувствах. Общественный подъем в России вызвал появление читателя герценовских изданий. Герцен организует выпуск альманаха «Полярная звезда», эпиграфом к которому поставил пушкинское «Да здравствует разум!» (из «Вакхической песни»), а профили пяти казненных декабристов на обложке достаточно ясно говорили о характере издания. Да и само название альманаха подчеркивало эту преемственную связь «Полярной звездой» назывался декабристский альманах, издававшийся А.А. Бестужевым и К.Ф. Рылеевым в 1823-1825 годах, Герцен продолжал борьбу за свободу, начатую декабристами. Интересно, что первую книгу «Полярной звезды» Герцен хотел выпустить в свет к 13 июля - дню казни Пестеля и его товарищей. .

В первой книге «Полярной звезды» были опубликованы известное в России по спискам «Письмо к Гоголю» Белинского (первая публикация этого «Письма») и отрывки из «Былого и дум».

В «Полярной звезде» появились запрещенные цензурой стихи Пушкина, Лермонтова, Рылеева, много исторических материалов (о декабристах, об убийстве царевича Алексея, о царствовании Павла, Николая I и т.д.). Перепечатал Герцен и «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева, ставшее к тому времени библиографической редкостью, хотя и не был согласен со многими мыслями автора.

В России «Полярная звезда» сразу стала пользоваться огромным успехом. Восторженно приняли ее оставшиеся в живых декабристы, в частности М.А. Бестужев. Умирая, декабрист И.Д. Якушкин сказал о Герцене: «Я уверен, что он отомстит нашу память».

Альманах передавали из рук в руки, переписывали. Его читатели откликнулись и на призыв Герцена присылать в Лондон материалы о русской жизни. Их стало так много («Ливень посланий»), что они составили девять выпусков сборников корреспонденции «Голоса из России».

Один из читателей писал Герцену: «Если бы вы видели, с каким энтузиазмом читают ее («Полярную звезду»), переписывают статьи, пересказывают их содержание, повторяют самые выражения ваши, это доставило бы вам не одну сладкую минуту в печальном изгнании… Все благородные сердца молодого поколении вам сочувствуют…» Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.221.

Приехавший из России Огарев хорошо знал, что нужно русскому обществу, и подал Герцену мысль об организации периодического издания. «Нам нужно бы издавать правильно журнал хоть в две недели, хоть в месяц раз. Мы бы излагали свои взгляды, желания для России», - передает слова Огарева Наталья Алексеевна. Так возник знаменитый герценовский «Колокол», одним из сотрудников которого стал Огарев (Приложение 2).

Издание «Колокола» диктовалось рядом причин. Во-первых, книжки «Полярной звезды», большие по объему, были не очень удобны для нелегальной транспортировки в Россию. Во-вторых, довольно редко выходившие номера «Полярной звезды» не могли оперативно откликаться на быстро сменявшиеся события в России 60-х годов, а нужда в таких откликах была исключительно острой.

1 июля 1857 года вышел первый номер газеты. Эпиграфом к изданию Герцен поставил латинское выражение VivoS voco! (Зову живых) Такой же эпиграф в «Песне о колоколе» Ф. Шиллера. . Он так разъяснял это: «Живые - это те рассеянные по всей России люди мысли, люди добра всех сословий, мужчины и женщины, студенты и офицеры, которые краснеют и плачут, думая о крепостном состоянии, о бесправии в суде, о своеволии полиции, которые пламенно хотят гласности, которые с сочувствием читают нас. «Колокол» - их орган, их голос» Герцен А.И. <О письме, критикующем «Колокол»> // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.367. .

О чем звонил «Колокол?» Центральным вопросом было освобождение крестьян от крепостной зависимости. Программа «Колокола» гласила: «Освобождение слова от цензуры, освобождение крестьян от помещиков, освобождение податного сословия от побоев».

Выступая в защиту мужика, Герцен называет статью в шестом номере «Колокола» «Сечь или не сечь?» - иронический вариант гамлетовского «Быть или не быть?». В ту пору вопрос о телесных наказаниях оживленно дебатировался в русской печати, и предложение об отмене их встречало много противников. Сторонников розги и палки и бичевал Герцен в своей статье. «Сечь или не сечь мужика?» - спрашивает он и отвечает: «Разумеется, сечь, и очень больно. Как же можно без розг уверить человека, что он шесть дней в неделю должен работать на барина, а только остальные на себя?.. Секите, братцы, секите с миром! А устанете, царь пришлет флигель-адъютанта на помощь!!!» - добавляет Герцен, сообщая о расправе Сумарокова-Эльстона с беззащитными и обманутыми крестьянами, на коленях просившими о справедливости. И, рассказав, как в Англии по решению суда повесили капитана корабля, который насмерть забил мальчика, он добавляет: «Вот как отучают от злоупотребления розгой!» Не раз вспоминает Герцен в «Колоколе» и о помещике Базилевском, высеченном своими крепостными.

Но не об одном крепостном праве звонил «Колокол». Он писал и о придворных кругах, о бюрократии, о произволе и неправосудии в стране, о зверском избиении полицией студентов, об убитых и замученных крепостных, о матросе, засеченном по распоряжению офицера, об увольнении чиновника, посмевшего сесть в театре в том же ряду, что и его начальник, и т.д. Не щадил Герцен и православную церковь, равнодушно взиравшую на насилия и произвол властей и помещиков. С гневом пишет Герцен о «секущем православии», имея в виду Польшу, где попы с помощью полиции и розги заставляли крестьян менять католическую веру на православную. Надо сказать, что «Колокол» призывал не к одному разоблачению, а и к конкретным действиям, к протесту против творящихся в России безобразий не только словом, но и делом. Герцен клеймит рабскую покорность, вбитую веками самодержавия и крепостничества. Он возмущен тем, что пишут ему московские студенты о диких расправах над мальчиком-слугой или девушкой, но сами ничего не делают, чтобы изгнать мерзавцев из своей среды, отлучить от «огня и воды товарищества».

Материалы, присылаемые в «Колокол», освещали жизнь всех русских губерний и всех слоев общества - от высшего придворного круга до крестьянской избы. Герцен по мере возможности старался использовать все получаемые материалы, помещая их на страницах газеты или включая в отдельные сборники. До сведения русской общественности доводит Герцен материалы о тайных заседаниях Государственного совета, комитетов по подготовке реформ и т.д. В газете Герцена появились «Размышления у парадного подъезда» Некрасова с примечанием: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить» Герцен А.И. С того берега // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.201-210. .

Материалы Герцену посылали люди из разных слоев общества. Немало материалов привез с собой из России Огарев. «Колоколу» жаловались, «Колокол» любили, от «Колокола» ждали правды. «Колокол» не просто помещал информации о русской жизни, а разоблачал, обличал, издевался. Редакторская рука Герцена, его сарказм, ирония чувствовались во всем. К журналу были специальные приложения, название которых говорило само за себя - «Под суд».

Публикации в газете Герцена всегда вели к общественному осуждению виновных, а подчас и являлись поводом для возбуждения уголовных дел, хотя, конечно, Герцен преследовал задачи более широкие. Не всегда в «Колоколе» Герцен последователен. Подчас оп поддавался либеральным колебаниям, писал письма царю - напечатал 1 ноября 1858 года письмо императрице, в котором выражал озабоченность воспитанием наследника в духе прусской муштры, в отрыве от народного, национального начала.

Но, при всех колебаниях, ошибках, заблуждениях, он неизменно был на стороне русского мужика. В. И. Ленин писал о Герцене: «Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к «верхам». Отсюда его бесчисленные слащавые письма в «Колоколе» к Александру II - Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения... Однако справедливость требует сказать, что, при всех колебаниях Герцена между демократизмом и либерализмом, демократ все же брал в нем верх... Не вина Герцена, а беда его, что он не мог видеть революционного народа в самой России в 40-х годах. Когда он увидел его в 60-х - он безбоязненно встал на сторону революционной демократии против либерализма» Ленин В.И. Памяти Герцена. //Полн. собр. соч. в 55 т., Т. 21. - С. 259. .

Чем яснее показывал Александр II свое подлинное лицо, чем большей становилась трусость либералов, чем более креп их союз с правительством, чем шире развертывалось крестьянское движение, тем решительнее освобождался Герцен от либеральных надежд и иллюзий, тем смелее становился на сторону народа. «Колокол» стал в России силой, с которой приходилось считаться даже царю. Под давлением разоблачающих материалов Александр II вынужден был дать указание пересмотреть дело об управляющем князя Кочубея, который, будучи несправедливо обвиненным, просидел полтора года в тюрьме. После статьи о необоснованном предании суду группы московских студентов за стычку с полицией их освободили, а полицейских отдали под суд. Когда управляющий императорскими театрами Гедеонов долго не платил жалованье актерам, Щепкин пригрозил написать в «Колокол», и деньги сразу были выплачены.

«Наши потомки с трудом поймут, какой ужас наводило на иных господ известие, что они попали в газету Герцена. Один из старцев прежнего закала так, говорят, и умер, увидав свое имя в «Колоколе», - писали некрасовские «Отечественные записки» в обзоре «По поводу известия о смерти Герцена» Крундышев А.А. Александр Иванович Герцен: Указ. изд. С.68. .

Оперативностью, быстротой откликов на текущие русские дела Герцен намного превосходил правительственную печать. Это оценил - со своих позиций - даже Александр П, один ив читателей герценовской газеты. Недаром он написал раздраженно на одном из докладов Министерства внутренних дел: «Я читал это в «Колоколе» еще две недели назад».

Когда в конце июля 1862 года Третье отделение получило очередной номер «Колокола» несколько позднее предыдущих (его задержала французская полиция), агент русского правительства в Париже Я. Толстой получил нагоняй за задержку.

Читали «Колокол» не только в Петербурге и Москве, журнал проникал в отдаленные губернии России, в Сибирь. В провинции по его примеру появляются рукописные журналы, студенческие рукописные журналы открываются эпиграфами из Герцена. «Колокол» своим обличением, даже стилем влияет на передовую русскую журналистику, в частности на сатирический журнал «Искра» В. Курочкина.

С ростом успеха газеты у русского читателя и притоком материалов из России «Колокол» начинает выходить дважды в месяц, а с 1859 года иногда и еженедельно. Тираж отдельных номеров газеты достигал 3000 экземпляров и все-таки не удовлетворял спроса. Ряд номеров (в том числе 29 первых) были повторены вторым изданием. Тираж «Колокола» по тому времени, с учетом трудностей доставки в Россию, представляется огромным. Газету печатали две типографии.

Надо принять во внимание, что круг читателей газеты и основном ограничивался дворянской и разночинной средой (народные массы были неграмотны, и каждую газету читало по нескольку десятков человек). Это привело к тому, что молва значительно преувеличивала тираж герценовских изданий, а многие были убеждены, что в России ходят сотни тысяч номеров «Колокола» и «Полярной звезды» Исключительная популярность «Колокола» приводила и полному износу его листов. К тому же хранить герценовскую газету было опасно. Вот почему «Колокол» давно стал библиографической редкостью, и даже в книгохранилищах Москвы есть всего четыре полных комплекта газеты. Но существует факсимильное издание «Колокола» и «Полярной звезды», и теперь нетрудно прочитать, подержать в руках точную копию герценовской газеты и альманаха. .

Царские власти всячески пытались воспрепятствовать распространению «Колокола». По просьбе русского правительства была запрещена продажа «Колокола» в Пруссии; по этому случаю оба правительства - русское и прусское - обменялись любезными посланиями. Примеру Пруссии последовала Саксония. Запретить продажу газеты в Турции просил русский посланник в Константинополе. Царские агенты носились по Парижу, скупая герценовские издания. Появляются царские шпионы среди гостей и сотрудников Герцена (вскоре разоблаченные и изгнанные оттуда). Был арестован транспорт с газетой во Франкфурте-на-Майне. Одобрил запрещение «Колокола» и папа римский. Но все было тщетно.

В январе 1861 года Огарева, как за десять лет до того Герцена, Правительствующий сенат лишил всех прав состояния и подверг изгнанию из пределов России. Топорные приемы царских слуг действия не возымели: популярность «Колокола» росла день ото дня.

Долгие годы имя Герцена вообще запрещалось упоминать в русской печати, хотя оно было у всех да устах. Даже статью сына Герцена о Норвегии царь дозволил печатать в петербургской «Северной пчеле» только без подписи. Но бороться, не называя фамилии, становилось все нелепее.

Разрешение печатно ругать Герцена было дано в июне 1862 года, когда среди русской либеральной интеллигенции усилились реакционные настроения, вызванные волнениями в Польше. Кампанию против «Колокола» открыл «Русский вестник» Каткова, сразу же поддержанный всей реакционной журналистикой. Нечего уже говорить о той грязи, которая выливалась на Герцена в близких правительству изданиях. Появился акростих Б. Федорова: «Колокольщику петля готова и чей» (вероятно, «и черт с ним», есть предположение: «и Чернышевскому с ним»). Опус Б. Федорова Герцен перепечатал в заметке «Право гражданства, приобретенное «Колоколом» в России», отмечая акростих как первое упоминание о своей газете в русской печати.

Как всегда, самодержавию помогла церковь. Летом 1859 года петербургский митрополит Григорий внес в Синод предложение отлучить Герцена от церкви. «Злокозненными безбожниками, гнездящимися в Лондоне», врагами церкви и бога, последователями «сосуда сатанина всенечестивейшего Вольтера» назывались издатели «Колокола» в послании белокриницкого митрополита.

Герцен не ограничивает своего внимания только русскими делами. Он осуждает колониалистскую политику Англии, грабеж ею других стран. Не оставляет вниманием Герцена и английская полиция. В апреле 1858 года он присутствовал на процессе французского эмигранта Бернара, принимавшего участие в подготовке покушения на Наполеона III. Французский император добился от английского правительства суда над Бернаром. Герцен был знаком с Бернаром и ответил в суде на его взгляд дружеским поклоном. За этот поклон он на весь процесс попал под постоянное наблюдение сыщика. Это было даже удобно Герцену: сыщик в зале суда не спускал, с него глаз и, когда он возвращался после перерыва, указывал ему в переполненном зале специально сбереженное для него место. Однажды Герцен забыл в зале заседаний шляпу - сыщик услужливо доставил ее владельцу. Знакомство с сыщиком пригодилось и спустя немалое время. Однажды Герцен забыл в омнибусе несколько книг и, встретив по дороге «своего» детектива, пожаловался ему на это. Через четверть часа книги были у их владельца.

Наряду с другими темами «Колокол» много пишет о литературе тех лет. Герцен справедливо указывал на историческую трагедию «лишних людей» 40-х годов (во многом пережитую им самим), «вступался» за них (Печориных, Бельтовых, Рудиных), когда критика помещала их в одну компанию с жалкими потомками Обломовых (статья «Лишние люди и желчевики») Герцен А.И. Лишние люди и желчевики // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.393. .

«Лишних людей» породили тягостные условия николаевской эпохи, считал Герцен, и в 60-е годы, в период общественного подъема перед реформой, люди, подобные Бельтову, смогут стать, как он сам и Огарев, во главе освободительного движения. Герцен недооценивал то, что и Бельтовы, и Обломовы порождены всем крепостническим укладом жизни, а не только царствованием Николая I. Позднее Герцен, судивший о дворянстве 60-х годов по друзьям своей молодости, отказался от своих заблуждений, признавая, что даже его былые московские друзья сделались врагами прогресса, и все теснее смыкались с правительством в его гонениях на передовых людей России.

Свою издательскую деятельность Герцен не ограничивает «Полярной звездой» и «Колоколом». В 1859 и 1861 годах выходят два тома «Исторического сборника» с разоблачающим тайны Зимнего дворца «материалом для уголовного следствия... над петербургским периодом нашей истории». Много сил отдает Герцен раскрытию истории декабристского движения. В 1862-1863 годах он печатает три тома записок декабристов, «великих предшественников наших», в 1868 году - книгу «14 декабря 1825 и император Николай», полемический ответ на верноподданническую книгу о декабристах барона Корфа.

Подлинной сенсацией был выпуск в 1859 году записок Екатерины II, которые хранились в государственном архиве и в столь большом секрете, что Александр II смог ознакомиться с ними только по восшествии на престол. Записки были сразу же переведены на ряд европейских языков. Сам факт опубликования секретнейшего документа из государственного архива свидетельствует о том, как широка была сеть друзей Вольной русской типографии, многие из которых имели доступ к святая святых самодержавия. Правительство пыталось скупить весь тираж «Записок», но это не удалось.

В 1858 году Герцен издает радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву», которое было запрещено в России уже 60 лет, а в 1860 году - сборник своих и огаревских статей «За пять лет».

Пришли сведения о крестьянских волнениях в России (в 1861 году их было более 1000), о подавлении их войсками. Известия о том, что в царском манифесте крестьяне увидели не свободу, а обман, что Александр II велел стрелять в мужиков, полагавших, что им прочитали не подлинный царский манифест, а поддельный, окончательно раскрыли глаза тем, кто хоть ненадолго поверил в благие намерения царя. Когда Герцен узнал о жестоком подавлении крестьянского восстания в селе Бездна, о казни его вожака Антона Петрова, то обратился не к Александру II, а к крестьянству с призывом верить не в царя, не в архиерея, а в мужицкого вожака, каким был Антон Петров. Оп понял, что надо звать теперь народ к революции, что только она принесет подлинную свободу. Подготовка революции становится главной задачей «Колокола».

Герцен широко и оперативно освещает крестьянские волнения. Так, о событиях в селе Бездна «Колокол» напечатал на четыре дня раньше, чем «Санкт-Петербургские ведомости» Эйдельман Н.Я. Тайные корреспонденты «Полярной звезды». - М., 1966.- С.201. .

Герцен хорошо понимал, что стихийное крестьянское восстание обречено на неудачу, что для успеха восстания нужны организация, руководство, нужна революционная пропаганда среди народных масс, где по неграмотности «Колокол» не читали. Сознавая необходимость скорейшего и наиболее полного пробуждения народа, понимая, что ему, в подавляющей массе неграмотному, печатное слово недоступно, «Колокол» обращается к русскому студенчеству с призывом нести в крестьянские массы слова правды. (Эта герценовская идея позднее легла в основу народнического «хождения в народ».)

В этот период общественного подъема Герцен, лично познакомившийся с рядом представителей разночинной революционной молодежи, все больше чувствует правоту нового поколения. Герцен видит, что не дворянские революционеры, а разночинцы становятся ведущей силой в общественной жизни.

В связи с ростом революционного подъема народных и разночинных масс, сопровождавшимся все более тесным сближением либералов с царем, «Колокол» начинает обращаться не только к передовым людям из дворян, а к более широким массам народа. Теперь Герцен прямо называет дворянство своим врагом: «перед нами, вместо одного Николая, трое врагов: правительство, журналистика и дворянство - государь, Катков и Собакевич». Все резче и суровее отзывается Герцен о либералах.

С изданием «Колокола» необычно возросла популярность Герцена. Его дом в Лондоне стал центром паломничества тысяч русских людей. Всякий русский, переехавший границу, первым делом спешил купить «Колокол» и считал, что быть за границей и не посетить Герцена - все равно, что для правоверного католика быть в Риме и не видеть папы.

Герцена в Лондоне посетили Тургенев, Достоевский, Л. Толстой, художник Александр Иванов, пианист Николай Рубинштейн, критик В.В. Стасов, украинская писательница Марко Вовчок и многие другие видные деятели культуры.

Обилию посетителей способствовал общительный и открытый характер хозяина дома, который вообще любил общество, легко и коротко сближался с людьми. Однажды к Герцену пришел приехавший из России П.А. Бахметьев, который, горячо приняв идеи Чернышевского, стал его последователем, продал свое имение и половину вырученных денег (20 тысяч франков) передал издателю «Колокола» на случай, если понадобятся средства для типографии или вообще для русской революционной пропаганды. Герцен не хотел брать деньги, но Бахметьев настаивал, и тогда он вручил Бахметьеву расписку, которую подписал вместе с Огаревым.

Зная, какие преследования угрожали посещавшим его дом, Герцен никогда не передавал записок в Россию, не любил дарить свои портреты, считая это неосторожным, а почти не писал писем в Россию, отвечая на получаемую корреспонденцию на страницах «Колокола». Поскольку среди гостей попадались все чаще и агенты Третьего отделения, Герцен, беседуя с приезжими русскими, если разговор не шел наедине, никогда не называл их по фамилии, чтобы в случае, если свидетелем разговора был тайный агент царской жандармерии, посетитель не имел неприятностей от русских властей

Важной вехой в истории России, в частности «Колокола», было польское восстание 1863 года. Для Герцена было несомненный право Польши на независимость, он всегда возмущался притеснениями национальных меньшинств. С уважением относился он к лучшим представителям польской революционной эмиграции, в частности и Ворцелю, о котором писал с добрым чувством.

Герцен хорошо знал, что выступление поляков началось раньше срока, намеченного польским Центральным национальным комитетом, что оно недостаточно подготовлено, не найдет должной поддержки в России. Герцен предостерегал поляков от преждевременного восстания, предвидел, что восстание будет потоплено в крови и это вызовет обострение национальной ненависти и затормозит русское освободительное движение, сыграв тем самым на руку царизму.

Он не разделял призывов Бакунина к немедленной (и по сути - авантюристической) вооруженной поддержке польского восстания внутри России, осуждал его за преступную халатность в вопросах конспирации (Герцен и Огарев были отличными конспираторами). Но при всем этом, когда восстание стало реальным фактом, «Колокол» счел своим долгом безоговорочно и решительно встать на сторону восставших: «Мы не против независимости Польши, потому что мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих» Эйдельман Н.Я. Герцен против самодержавия. 2 изд. - М., 1984. - С.105. .

Герцен получает много коллективных писем от поляков, благодаривших за поддержку их борьбы. В «Колоколе» он обращался к русским офицерам с призывом не поднимать оружия против восставших, писал о дважды приезжавшем в Лондон русском офицере А.А. Потебне, который перешел на сторону поляков и погиб в бою. Такая позиция «Колокола» в польском вопросе была поистине демократической, революционной, по-настоящему благородной. Но по существу Герцен оказался почти одинок в своем отношении к восстанию.

Подавляющее большинство либерального общества, к которому принадлежала значительная часть читателей лондонских изданий, отшатнулось от Герцена, перешло в лагерь реакции, поддерживая правительство, душившее польское восстание.

Правительство, стремясь дискредитировать Герцена в глазах русского общества, не останавливается перед клеветой, обвиняя «лондонского заговорщика» во всех бедах, происходящих в России. Чего только не наговаривали на него, даже обвиняли (как и нигилистов) в поджогах и в печатании фальшивых денег.

Преследования правительства напугали либералов, в частности Тургенева, который вместо задуманной серии статей в «Колоколе» ограничился спором в частных письмах. Бескомпромиссная и решительная позиция Герцена в польском вопросе и другие его революционные выступления в период реакции отшатнули от «Колокола» значительную часть читателей. 10 апреля 1864 года Герцен писал: «Мы испытываем отлив людей с 1863 так, как испытали его прилив от 1856 до 1862... Придет время - не «отцы», так «дети» оценят тех трезвых, тех честных русских, которые одни протестовали и будут протестовать против гнусного умиротворения (Польши). Наше дело, может, кончено. Но память того, что не вся Россия стояла в разношерстном стаде Каткова, останется».

Теперь «Колокол» уже окончательно ориентируется на русскую разночинную молодежь: после шовинистического верноподданнического угара 1863 года дворяне для Герцена только «родовое потомство Ноздрева, дети Собакевича, внучата Фамусова».

Но дело у Герцена не ладилось не только с «отцами», а и с «детьми». Усилившаяся в стране реакция, полицейский террор (за чтение «Колокола» и тайный привоз в империю запрещенных книг теперь угрожала каторга) также способствовали уменьшению популярности герценовских изданий. В 1862 году в России запретили даже книгу сына Герцена «Общепонятное изложение сравнительной анатомии и зоологии».

К концу 1863 года тираж «Колокола» упал с 2500 до 500 и никогда больше не переходил за тысячу. Но, несмотря на потерю немалой части читателей, Герцен не оставляет своей пропаганды. Активно включается «Колокол» в земскую кампанию (1864), видя в земстве возможности для развертываний революционной деятельности. Герцен переезжает в Швейцарию, в Женеву, где сосредоточена новая, «молодая» эмиграция - разночинная по характеру, появившаяся в Европе после арестов 1862-1863 годов. Переводя «Колокол» в Швейцарию (там он начал выходить с конца мая 1865 года), Герцен хотел избавиться от хозяйственных забот по типографии и целиком посвятить себя идеологической стороне газеты.

В снижении популярности «Колокола» сыграли свою роль и расхождения Герцена с революционерами-шестидесятниками. Под влиянием идей Чернышевского молодежь стремилась к практическим революционным делам. Она не хотела ограничиться, как Герцен, чисто литературной, публицистической деятельностью, создавала революционные организация для борьбы с царизмом. Герцен же не мог стать главой такой организации, не чувствуя к этому ни призвания, ни способностей.

Герцен горячо приветствовал революционную молодежь 60-х годов, видел в ней «молодых штурманов будущей бури», ценил ее молодую отвагу, искреннюю и бескорыстную готовность все отдать для блага народа. Он писал Огареву: «Есть молодежь, столь глубоко, бесповоротно преданная социализму, столь преисполненная бесстрашной логики, столь сильная реализмом в науке и отрицанием во всех областях клерикального и правительственного фетишизма, что можно не бояться - идея не погибнет».

Но у Герцена с новым поколением революционеров возникали довольно существенные расхождения. Революционная молодежь считала, что Герцен принадлежит уже прошлому, огульно и резко противопоставляла Герцена своему кумиру - Чернышевскому, не видела общего между ними, преемственности в революционной борьбе. Она недостаточно учитывала эволюцию Герцена, решительный поворот «Колокола», обращавшегося теперь к народу, а не к дворянству, как прежде. Разными были взгляды Герцена и революционеров-шестидесятников на пути борьбы с самодержавным строем.

Неудачи с «Колоколом», его убыточность, уменьшение к нему интереса в России вынудили Герцена в середине 1867 года прекратить издание на шесть месяцев. В дальнейшем вышло еще 15 номеров газеты на французском и шесть приложений на русском языке. С выходом 245-го номера «Колокол» замолчал навсегда.

Прощаясь с читателем, Герцен испытывал не только чувство грусти, но и спокойное сознание вовремя и верно сделанного большого дела: «Мы принадлежим... к числу старых пионеров, «утренних сеятелей», вышедших лет сорок тому назад, чтобы вспахать почву, по которой промчалась дикая николаевская охота на людей, уничтожая все - плоды и зародыши. Семена, унаследованные небольшой кучкой наших друзей и нами самими от наших великих предшественников по труду, мы бросили в новые борозды, и ничего не погибло» Герцен А.И. <О письме, критикующем «Колокол»> // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С.367..

Таким образом, основав русскую свободную печать за границей, Герцен ответил на созревшую историческую потребность борьбы с реакционным николаевским режимом.

2. ГЕРЦЕН - ГЛУБОКИЙ МЫСЛИТЕЛЬ, ТОНКИЙ ПСИХОЛОГ, МАСТЕР ХУДОЖЕСТВЕННОГО СЛОВА

2.1 «Былое и думы» - главный писательский труд Герцена, школа его творческого поиска

«Былое и думы» - это главный писательский труд Герцена, подробный и обстоятельный рассказ о его жизни (над этим произведением автор работал до последних дней, так и не закончив его). Однако «Былое и думы» выходят далеко за рамки воспоминаний, автобиографии. Перед нами не просто история передового человека своего времени, проделавшего долгий и сложный путь от дворянской революционности, от декабризма к революционной демократии, хотя и она важна и интересна. Перед нами - 50 лет русской и западноевропейской жизни, эпопея, написанная рукой замечательного мастера слова.

«Былое и думы» - сложное органическое сочетание элементов семейного романа (рассказ о семейной драме), физиологического очерка (зарисовки Вятки, Новгорода, Владимира), семейной хроники (рассказ о жизни в доме отца), литературного портрета (Белинский, Чаадаев, Грановский), политического памфлета (строки о Николае I), новеллы и т.д.

Книга Герцена «захватывает читателя страстностью, лиризмом - любовью, ненавистью, презрением, восхищением». «Это не столько записки, сколько исповедь», - замечал в предисловии автор. В тесном слиянии описании («былого») с размышлениями («думами») Герцен продолжал традиции Радищева, который в «Путешествии из Петербурга в Москву» спаял воедино описание виденного и гневный протест против него. Работая над «Былым и думами», Герцен писал М.П. Боткину: «Чем кровнее, чем сильнее вживается художник в скорби и вопросы современности - тем сильнее они выразятся под его кистью». Это «вживание» Герцена в современность и определило необычайно страстную, горячую исповедь в «Былом и думах», в корне отличных от большинства мемуаров, как правило, спокойных, с несколько элегической дымкой, обычно создававшихся на склоне лет.

В «Былом и думах» Герцен пишет «биографию человечества», показывая, как эта биография преломилась и отразилась в его личной судьбе. Он рассказывал о своем времени, о людях, с которыми ему довелось встречаться, о событиях, свидетелем и участником которых он был.

Герцен в «Былом и думах» создал, как и обещал, портретную галерею николаевского времени в параллель к галерее полководцев 1812 года. Читатель видит нарисованные мастерской рукой портреты и передовых людей, которые вошли в историю России, - Белинского, Грановского, Бакунина, и коронованного властелина страны Николая I, и его верных слуг Дубельта, Аракчеева.

Перед нами проходят Кошут, Луи Блан, Ледрю-Роллен, Гарибальди, Маццини и другие видные деятели революционного движения в Западной Европе, которых хорошо знал автор. Изображая тех, с кем его свела судьба, Герцен не просто рассказывает о Чаадаеве или Грановском, Гарибальди или Гервеге, а за каждым человеком видит социально-психологический тип, сформированный определенными историческими условиями.

Конкретных лиц Герцен описывает с такой силой обобщения, что по типическим чертам они стоят рядом с героями, созданными художественным воображенном других писателей. Так, вятский губернатор Тюфяев оказывается рядом с гоголевским городничим и щедринскими помпадурами, И.А. Яковлев - со стариком Болконским из «Войны и мира» Л. Толстого.

«В характеристике людей, с которыми он сталкивался, у него нет соперников», - писал Тургенев. - Это не только рассказ о былом, но и изложение дум - мыслей о прошлом, настоящем и будущем России, Европы, всего человечества. Автор книги - глубокий мыслитель, тонкий психолог, страстный публицист» Крундышев А.А. Александр Иванович Герцен: биография писател. - М.: Просвещение, 1982. - С.34. .

В сентябре 1856 года Тургенев писал Герцену: «...ты непременно продолжай эти рассказы: в них есть какая-то мужественная и безыскусственная правда - и сквозь печальные их звуки прорывается, как бы нехотя, веселость и свежесть. Мне все это чрезвычайно понравилось - и я повторяю свою просьбу непременно продолжать их, не стесняясь ничем».

Блестящий, остроумный собеседник, неподражаемый рассказчик, Герцен и в свою письменную речь перенес живость, непосредственность беседы. Недаром он писал обычно сразу набело, без черновиков. Герцена нередко упрекали за «неправильности», небрежности языка, не понимая, что в них писатель заставляет почувствовать, биение пульса живой разговорной речи. Еro остроумие, страсть к каламбурам видны везде - и в романе, и в статье, и в письме к жене, где он походя замечает, что отправляет из Петербурга Саше игрушку (собаку) по почте: «Стало, она будет почтенная собака».

С сарказмом пишет Герцен об официальном праздновании в 1862 году 1000-летия России, о возводимом по этому случаю в Новгороде памятнике, иронизирует над изображением на нем «временно-великих» людей, которых рекомендует заменять новыми отличившимися слугами царя. Позже в иронической заметке «Колокол» писал, что это предложение уже отчасти учтено и вместо Шевченко на памятнике будет Николай I. «Зачем же нет Аракчеева?» - вопрошает Герцен.

Мемуары Герцена, выходившие на английском, немецком и французском языках, привлекали внимание европейской общественности, которой к тому времени имя Герцена было достаточно известно. И в России книга Герцена встретила живейшее внимание. Старые друзья высоко оценили его литературный дар и смелость мысли. В связи с начавшейся Крымской войной обострился интерес к Герцену у западноевропейского читателя. Большой успех имела опубликованная часть «Былого и дум» - «Тюрьма и ссылка» (он начал печатать свои мемуары именно с этой части, желая привлечь внимание Западной Европы к России революционной, к дикому произволу царизма).

Выступлениями, статьями, всей жизнью Герцен доказывал Европе, что, помимо России Николая I, есть другая Россия - свободолюбивая, революционная Россия будущего.

Все это повлияло и на деятельность Герцена. Прежде всего, само известие о смерти Николая I было большим облегчением. В «Былом и думах» об этом написано так: «Утром 4 марта (1855 года) я вхожу, по обыкновению, часов в восемь в свой кабинет, развертываю «Таймс», читаю, читаю десять раз и не понимаю, не смею понять грамматический смысл слов, поставленных в заглавие телеграфической новости: The death of the emperor of Russia (Кончина императора России). Не помня себя, бросился я с «Таймсом» в руках в столовую; я искал детей, домашних, чтоб сообщить им великую новость, и со слезами истинной радости на глазах подал им газету...

Несколько лет свалилось у меня с плеч долой, я это чувствовал. Остаться дома было невозможно... Без всякой нужды мы поохали все в Лондон. На улицах, на бирже, в трактирах только и речи было о смерти Николая; я не видал ни одного человека, который бы не легче дышал, узнавши, что это бельмо снято с глаз человечества, и не радовался бы, что этот тяжелый тиран в ботфортах, наконец, зачислен по химии» Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Герцен А.И. О литературе. - М.: Госхудлит, 1962. - С. 256. .

Таким образом, мы часто говорим о тургеневской школе в русской литературе, о традициях Л. Толстого, Маяковского. Есть продолжатели и у Герцена. Так, близки герценовской публицистике по насыщенности мыслью и афористичности многие пьесы и статьи М. Горького, статьи И. Эренбурга.

герцен вольная русская типография

2.2 Революционная публицистика Герцена как лучший образец прогрессивной журналистики

Литературное творчество Герцена было очень разносторонним: от мемуарного «Былое и думы» до романов «Кто виноват?», «Что делать?», повести «Сорока-воровка», к разного рода публицистическим жанрам (статьям, письмам, памфлетам).

Гражданин своего отечества, психолог и публицист, Герцен обращался к передовому русскому дворянству, призывая его приступить к освобождению крестьян. «Образованная Россия должна теперь раствориться в народе», - пишет Герцен в 1854 году в брошюре «Старый мир и Россия». Но уже в это время он готов возложить надежды на крестьянскую революцию. «Я не верю ни в какую революцию в России, кроме крестьянской», - писал он Маццини в 1850 году.

Герцен обращается к дворянству, думая избавить Россию от крови, которую прольют восстание, от пожаров и разрушений. Но если его надежды не оправдаются, он готов приветствовать и народный мятеж: «Страшные преступления влекут за собой страшные последствия... Страшна и пугачевщина, но, скажем откровенно, если освобождение крестьян не может быть куплено иначе, то и тогда оно не дорого куплено».

В конце апреля 1862 года в России появляется прокламация «Молодая Россия» - страстный манифест наиболее радикально настроенной части русской демократической молодежи с призывом к «революции кровавой, неумолимой». Герцену такое выступление кажется необдуманным, несвоевременным, террор - гибельным. Тем не менее, он писал о прокламации в довольно спокойном тоне, резко отмежевывался от перетрусивших либералов, которые полностью стали на сторону правительства против революционной молодежи.