докторант кафедры новой и новейшей истории МПГУ

Рубеж 1980-х - 1990-х гг. был временем глубоких изменений в системе международных отношений в Восточной Азии. Прекращение конфронтации между крупными державами региона - США, СССР и КНР - поставило перед всеми восточноазиатскими странами вопрос об уточнении своих приоритетов на международной арене в новых исторических условиях. На фоне такой «стратегической неопределенности», отличавшейся крайней сложностью и противоречивостью, основной задачей, стоявшей перед странами региона, стала своевременная и адекватная реакция на перемены и адаптация к явным и потенциальным вызовам формировавшегося миропорядка.

Вместе с тем, еще до окончания «холодной войны» некоторые государства, граничащие с Тихим океаном - СССР, Австралия и Канада - ставили вопрос о возможности создания в регионе переговорно-консультативного механизма, аналогичного СБСЕ, назначение которого заключалось бы в проведении мониторинга стратегической ситуации и координации усилий различных стран в коллективном противодействии угрозам их безопасности. Впоследствии инициативу в этом направлении перехватили страны АСЕАН, приступившие к формированию структур общерегионального многостороннего диалога. Итогом усилий ассоциированных государств стало образование Регионального форума стран АСЕАН (АРФ) и Азиатско-Тихоокеанского совета по сотрудничеству в сфере безопасности (АТССБ), основная цель деятельности которых заключалась в «выработке мер по укреплению доверия для поддержания мира и стабильности в регионе» [1].

Одним из источников напряженности в отношениях между странами Восточной Азии, оставшемся в наследие от времен «холодной войны», был территориальный спор вокруг островов Спратли в Южно-Китайском море. Его участниками являлись Китай, Тайвань, а также такие государства Юго-Восточной Азии, как Вьетнам, Филиппины, Малайзия и Бруней. Актуальность данной проблемы определялась важными причинами экономического и политического характера. Во-первых, в Южно-Китайском море находятся огромные запасы нефти и газа, общие запасы которых, по некоторым оценкам, составляют соответственно 213 млрд. баррелей и 25 млрд. кубометров [2]. Кроме того, через эту морскую акваторию пролегают важнейшие судоходные пути, через которые в начале 1990-х гг. ежегодно проходило более 50 тысяч рейсов торговых и пассажирских судов [3]. Иными словами, на рубеже 1980-х - 1990-х гг. в географии мирового хозяйства Южно-Китайское море играло очень заметную роль, и сохранение стабильности в этой морской акватории было для стран региона задачей исключительной политико-стратегической важности.

Осознание необходимости искать пути решения этой международной проблемы послужило для стран АСЕАН мощнейшим стимулом активизировать свои усилия в формировании многосторонних переговорных структур по вопросам безопасности. Дополнительный импульс этому процессу придали изменения политической обстановки в субрегионе, предопределившие кардинальную смену приоритетов в восприятии ассоциированными государствами актуальности угроз и вызовов их собственной безопасности в последние годы «холодной войны» и непосредственно после ее окончания.

Во-первых, урегулирование проблемы Камбоджи и подписание в 1991 г. Парижских соглашений привело к тому, что страны АСЕАН перестали считать политику Вьетнама в Индокитае основным источником нестабильности в субрегионе. В дальнейшем в октябре 1991 г. руководство СРВ заявило о своем стремлении стать «неотъемлемой частью Юго-Восточной Азии», что предполагало вступление в Ассоциацию, а уже в 1992 г. Вьетнам присоединился к Балийскому Договору о дружбе и сотрудничестве и получил статус «обозревателя» в формате асеановского переговорного процесса [4]. Это происходило на фоне практически полного прекращения поставок сначала советской, а впоследствии российской, экономической и военной помощи Вьетнаму. В этих условиях перспектива повторного всплеска нестабильности в отношениях между Вьетнамом и его соседями в Индокитае становилась в обозримом будущем крайне маловероятной.

Во-вторых, окончание противостояния крупных региональных держав в Юго-Восточной Азии привело к обострению противоречий уже между самими странами субрегиона. При этом по наблюдению австралийского исследователя Д.Болла, третья часть потенциальных источников таких противоречий (а всего их было около двадцати) была связана с вопросами разграничения континентального шельфа, установления и/или более четкого определения границ Исключительных экономических зон, беспрепятственного промысла рыбы и морепродуктов и т.д., т.е. имела ярко выраженный «морской» характер [5]. Все сказанное относилось и к ситуации в акватории Южно-Китайского моря, «стратегического ядра» Юго-Восточной Азии, выход к которому, за исключением Лаоса, имеют все государства субрегиона. Такой «морской» характер потенциальной возможности эскалации противоречий между странами ЮВА объяснялся достаточно просто, если принять во внимание предпринимаемые этими государствами усилия по разработке морских ресурсов и установлению режима 200-мильной Исключительной экономической зоны, оговоренного в Конвенции ООН по международному морскому праву 1982 г. Однако Конвенция не уточняет, чем должны руководствоваться страны при совпадении их Исключительных экономических зон, что в ряде случаев вело к произвольной трактовке ряда положений этого основополагающего документа международного морского права. Именно эта ситуация во многом послужила причиной резкого увеличения расходов на военные нужды многих государств субрегиона, когда их приоритетной задачей стало совершенствование собственных оборонных комплексов и импорт новейших вооружений. Так, только в 1991 г. ассигнования стран ЮВА на закупку вооружений достигли уровня 7,5 млрд. долларов (для сравнения - в том же году страны Ближнего Востока импортировали оружие «всего» на 4,7 млрд. долларов) [6]. Сохранение этой тенденции, не говоря уже о ее возможном усилении, могло привести к труднопрогрозируемым последствиям не только в Юго-Восточной Азии, но и в Восточно-Азиатском регионе в целом.

Наконец, после окончания «холодной войны» страны АСЕАН столкнулись с нетрадиционными проблемами безопасности в акватории Южно-Китайского моря. Главной из них было пиратство - нападения на торговые суда стали происходить гораздо чаще, чем раньше. Также весьма остро стоял вопрос экологической безопасности и рационального использования возобновляемых и невозобновляемых природных ресурсов этого богатейшего морского района Восточной Азии.

Все указанные факторы в своей совокупности требовали координации усилий разных стран региона и задействования новых форм сотрудничества в акватории Южно-Китайского моря. А это вряд ли можно было бы сделать без обсуждения проблемы архипелага Спратли на многосторонней основе и поиска различных вариантов ее решения.

Таким образом, в начале 1990-х гг. неурегулированность территориального спора вокруг островов Южно-Китайского моря послужила для стран АСЕАН важным стимулом в осознании необходимости формирования общерегионального многостороннего диалога по вопросам безопасности. Достаточно сказать, что, пожалуй, первым серьезным мероприятием Ассоциации в рамках так называемой «второй дорожки» - неофициального диалога - стали Рабочие встречи по урегулированию конфликтов в Южно-Китайском море, проходившие в Индонезии с 1990 г. Эти переговоры послужили своеобразным «испытательным полигоном» перед созданием рабочей группы по морскому сотрудничеству АТССБ, целью которой стало содействие многостороннему диалогу между входящими в Совет странами, поддержанию стабильности на морских рубежах, предотвращению конфликтных ситуаций и, наконец, укреплению мер доверия на основе принципов Конвенции ООН 1982 г. [7].

Однако руководители ассоциированных государств осознавали, что для эффективного урегулирования проблемы спорных островов Южно-Китайского моря одного лишь многостороннего обсуждения на неофициальном уровне будет недостаточно. Назрела необходимость вынести вопрос о спорном архипелаге Спратли на повестку дня официальных переговорных структур общерегионального масштаба. Эта необходимость была обусловлена политикой Китая в спорной акватории. Так, 25 февраля 1992 г. ВСНП КНР приняло Закон о территориальном море и прилежащей зоне, юридически закреплявший притязания китайской стороны не только на оба спорных архипелага, но и на всю акваторию Южно-Китайского моря. В этом документе указывалось, что «суверенные права КНР распространяются и на воздушное пространство над территориальным морем, и на морские недра и дно территориального моря», а также, что «иностранные суда для проникновение в территориальное море Китайской Народной Республики должны получить на это разрешение правительства КНР» [8]. Речь, таким образом, могла идти даже о применении Китаем военной силы для защиты своих «суверенных прав» в этой обширной морской зоне. Впоследствии Пекин перешел от официальных заявлений к практическому применению положений нового закона. Так, в марте 1992 г. Генеральный штаб ВМФ НОАК направил эсминец с частями морской пехоты на борту в район одного из островов архипелага Спратли. Этот участок суши находился под контролем Филиппин, и появление боевого корабля НОАК в этой зоне Южно-Китайского моря привело к обмену нотами протеста между Пекином и Манилой [9]. Впоследствии, в мае 1992 г., КНР подписала контракт с американским нефтяным консорциумом Крестоун Энерджи Корпорейшн на разведку и добычу нефти в районе отмели Вангард вблизи побережья СРВ, причем представитель американской компании даже заявил о готовности китайской стороны применить силу для защиты своих интересов в этой зоне [10]. В дальнейшем, в июле 1992 г., ВМФ НОАК поставил под контроль очередной риф спорного архипелага - Да Лак, оспариваемый Вьетнамом [11]. Эти события вызывали серьезное беспокойство в столицах стран АСЕАН, причем ощущение тревоги лишь значительно усилилось после официальных заявлений высокопоставленных китайских военных о необходимости проводить более наступательный курс в отстаивании своих «законных прав» в Южно-Китайском море [12]. Со своей стороны, главы внешнеполитических ведомств Филиппин, Малайзии и Индонезии выражали обеспокоенность по поводу активизации политики КНР в спорной акватории после сокращения в субрегионе военного присутствия США [13].

Это было первой после окончания «холодной войны» серьезной проверкой способности Ассоциации проявить политическую волю и взять на себя инициативу в поисках решения данной международной проблемы. Прекрасно это осознавая, министры иностранных дел стран АСЕАН вынесли вопрос об островах Южно-Китайского моря на специальное обсуждение на 25-й встрече глав внешнеполитических ведомств Ассоциации в июле 1992 г. Практическим итогом переговоров стала Декларация АСЕАН по Южно-Китайскому морю, где были четко обозначены подходы Ассоциации к урегулированию данного вопроса, а именно отказ от применения силы и поиск различных форм сотрудничества, осуществляемого на основе положений Балийского Договора АСЕАН 1976 г. [14].

В этой связи два момента представляются особенно важными. Во-первых, проблема островов Южно-Китайского моря была первым вопросом стратегического характера, обсуждаемым в рамках официального переговорного процесса АСЕАН. Во-вторых, ассоциированные государства смогли преодолеть существовавшие в то время довольно значительные внутренние разногласия и заявить о единой позиции Ассоциации относительно как специфики этой международной проблемы, так и основных принципов ее урегулирования. спратли восточная азия отношения

Что же касается ответа китайской стороны, то он не давал ассоциированным странам повода для излишнего оптимизма. Несмотря на то, что еще до проведения 25-й встречи глав внешнеполитических ведомств АСЕАН министр иностранных дел Филиппин Р. Манглапус затрагивал вопрос об островах Южно-Китайского моря в беседе со своим китайским коллегой, КНР не выразила поддержку Манильской декларации на официальном уровне, заявив лишь, что Китай «оценил» основные принципы этого документа [15]. В сентябре того же года китайская сторона снова нарушила статус-кво в районе спорного архипелага, разместив в зоне вьетнамских притязаний установку для подводного бурения нефти [16]. Это был весьма тревожный сигнал, закрепявший нежелательную тенденцию. Последующие события продолжали идти в том же направлении. Так, в июле 1993 г. ВМФ НОАК провел очередные широкомасштабные маневры по десантированию частей морской пехоты, что недвусмысленно указывало на решимость Пекина продолжать политику «возвращения территорий» [17]. Ситуация усугублялась тем, что китайская сторона одновременно проводила широкомасштабное военное строительство на Парасельских островах, расположенных в северной части Южно-Китайского моря, что значительно усиливало опасения других стран региона относительно целей КНР в этой морской акватории [18]. Но особое беспокойство восточно-азиатских стран вызывало создание НОАК военной инфраструктуры на рифе Файери Кросс архипелага Спратли, расположенном в самом центре Южно-Китайского моря, что этими странами рассматривалось как попытка Китая создать «непотопляемый авианосец» со всеми вытекающими отсюда политическими и стратегическими последствиями [19]. Таким образом, несмотря на многочисленные заверения китайской стороны о готовности отложить вопрос о суверенитете над спорным архипелагом и заняться его совместным хозяйственным освоением, руководители стран АСЕАН считали территориальный спор в Южно-Китайском море наиболее вероятным источником следующего конфликта в Восточной Азии, который мог произойти уже в ближайшем будущем [20].

Иными словами, возможность обострения обстановки в акватории Южно-Китайского моря послужила для стран АСЕАН серьезным импульсом, подтолкнувшим Ассоциацию к созданию общерегионального многостороннего диалога по вопросам безопасности. При этом руководители ассоциированных государств отчетливо понимали, что эффективное решение этой международной проблемы, далеко выходящей по своей значимости за субрегиональные рамки, возможно лишь в том случае, если в ее обсуждение включатся не только непосредственные участники территориального спора за острова Спратли, но и крупные региональные державы, прежде всего США. Такая позиция руководителей стран АСЕАН была связана с четким осознанием того, что ни одно из ассоциированных государств не могло, да и вряд ли стало бы пытаться, собственными силами сдерживать наступательную политику КНР в этой морской акватории. Как отмечали в этой связи некоторые исследователи, «такая попытка была бы слишком затратной, дестабилизирующей международную обстановку, и, возможно, привела бы к контрпродуктивным результатам» [21]. Тем самым страны АСЕАН объективными обстоятельствами побуждались к созданию таких условий, при которых вопрос об островах Южно-Китайского моря, превратившийся за короткое время в один из потенциальных очагов международной напряженности, решался бы на основе многосторонних консультаций с участием всех государств региона.

Литература

1. The Year in Perspective: An Overview ASC Annual Report 1993-1994. Developments in Political and Security Cooperation. // http://www.aseansec.org/9545.htm.

2. Salameh M.G. China, Oil and the Risk of Regional Conflict. // Survival. L., 1995/1996. Vol. 37. № 4. P. 133-146. P. 134.; Экспансионистская политика Китая в Южно-Китайском море. // Компас. М., 1997. № 13. С. 51-58. С. 53.

3. Morris E. Choppy Seas for ASEAN Security Quest. // International Defence Review. Geneva, 1993. № II. P. 875-878. P. 878.

4. Buszynski L. Southeast Asia in the Post-Cold War Era. Regionalism and Security. // Asian Survey. Berkeley, 1992. Vol. 32. № 9. P. 830-847. Р. 833.

5. Цит по: A. Shephard. Oil on Troubled Waters: Indonesian Sponsorship of the South China Sea Workshops. // Studies in Conflict and Terrorism. Washington, 1995. Vol. 18. № 1. P. 1-15. P. 2.

6. Hitchcock D.J. East Asia's New Security Agenda. // The Washington Quarterly. Washington, 1993. Vol. 17. № 1. P. 91-105. P. 95.

7. Maritime Cooperation. //http://www.cscap.org/maritime.htm

8. Закон КНР о территориальном море и прилежащей зоне (принят на 24 заседании ПК ВСНП VII созыва 25 февраля 1992 г.) // Институт Дальнего Востока РАН. Информационные материалы. Экспресс-информация. М., 1994. Вып. 5. С. 82-86.

9. De Castro R.C. The Controversy in the Spratlys: Exploring the Limits to ASEAN's Engagement Policy. // Issues and Studies. Taipei, 1998. Vol. 34. № 9. P. 95-123. P. 109.

10. Kristof N.D. China Signs US Oil Deal for Disputed Waters. // The New York Times. June 18, 1992. P. A8.

11. Tai Ming Cheung. Fangs of the Dragon. Pekings's Naval Build-Up Sparks ASEAN Reaction. // Far Eastern Economic Review. Hong Kong, 1992. Vol. 155. N. 32. P. 19-21. P. 19.; Gallagher, M. China's illusory threat to the South China Sea. // International Security. Cambridge, 1994. - Vol. 19. № 1. - P. 169-194. P. 172.

12. Buszynski L. Southeast Asia in the Post-Cold War Era. Regionalism and Security. // Asian Survey. Berkeley, 1992. Vol. 32. № 9. P. 830-847. Р. 836.

13. De Castro R.C. The Controversy in the Spratlys: Exploring the Limits to ASEAN's Engagement Policy. // Issues and Studies. Taipei, 1998. Vol. 34. № 9. P. 95-123. P. 109-110.

14. ASEAN Declaration on the South China Sea. Manila, Philippines, 22 July 1992 // http://www.aseansec.org/1196.htm.

15. Lee Lai To. The South China Sea. China and Multilateral Dialogues. // Security Dialogue. Oslo, 1999. Vol. 30. № 2. P. 165-178. P. 171.

16. De Castro R.C. The Controversy in the Spratlys: Exploring the Limits to ASEAN's Engagement Policy. // Issues and Studies. Taipei, 1998. Vol. 34. № 9. P. 95-123. P. 107.

17. Jenkcs, H.W. The PRC's military and security policy in the Post-Cold War era. // Issues and Studies. Taipei, 1994. Vol. 30. № 11. P. 65-104. P. 93.

18. Chinese Base in the Paracels Mapped by Japanese. // International Herald Tribune (The Hague). August 5, 1993. P. 2.

19. Sheng Lijun. Beijing and the Spratlys. // Issues and Studies. Taipei, 1995. Vo. 31. № 7. P. 18-46. P. 31.

20. McGregor C. Southeast Asia's New Security Challenges. // The Pacific Review. Oxford, 1993. Vol. 6. № 3. P. 267-276. P. 267.

21. Mak J.N., Hamzah B.A. The External Maritime Dimension of ASEAN Security. // The Journal of Strategic Studies. L., 1995. Vol. 18. № 3. P. 123-146. P. 127.

Размещено на Allbest.ru