Теория "управляемого хаоса" может быть использована на пользу России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Теория «управляемого хаоса» может быть использована на пользу России

Митрошенков О.А.

д.филос.н., профессор, РАНХиГС

omitrosh6@mail.ru

Тема «управляемого хаоса» появилась в повестке дня отечественного научного и публицистического сообщества, а также политикума в конце 1990-х - начале 2000-х гг. Поскольку все импульсы и информация по этой теме исходили от западных источников и авторов, в т.ч. по результатам соответствующих практик, проблема была воспринята настороженно и в основном в штыки. В существенной степени это было объяснимо, поскольку мало кому может понравиться ситуация, когда против твоей страны (а значит, и против тебя) вполне эффективно используют технологии ее разрушения (да еще и не скрывают этого), среди которых идея «управляемого хаоса» сразу же заняла заметное место. Однако вместе с грязной водой, как нередко бывает, выплеснули и здорового ребенка.

К этой теме можно было бы лишний раз не возвращаться, если бы не завидное постоянство многих персонажей социальной и политической жизни по всему свету в их стремлении утвердить «стабильность» и «твердый порядок в мире», установить «надежные и неизменные правила игры», вера в возможность преодолеть любой хаос и беспорядок в социуме, не оставив места ни малейшему нарушению этих правил. Стремление это смотрится неплохо, жаль только, что имеет мало отношения к реальности. Теория хаоса утверждает, что это невозможно, поскольку феномен хаоса - это онтологическое свойство не только природы, но и социальной реальности.

Но подробнее об этом чуть позже, а сначала кое-что об истории и теории. хаос управляемый концептуальный естественнонаучный

Немного истории

Идея «хаоса» вызывает прежде всего отрицательные коннотации и ассоциации с деструкцией. Хаос во все времена означал беспорядок и нарушение приемлемых для людей условий жизнедеятельности. Поэтому хаотизация использовалась прежде всего в этих целях. Практика создания хаоса в стане исторического и военного соперника существовала с незапамятных времен, несмотря на полное отсутствие соответствующей теории. Варвары сеяли хаос в Древней Греции и Древнем Риме, равно как и последние успешно занимались тем же в тылу у первых (стравливание племен, вождей). «Великолепными» хаотизаторами нормальной жизни на протяжении сотен лет были кочевники - воины Атиллы, печенеги, половцы, татаро-монгольские орды, а также воины Тамерлана и т.д. Идея хаоса отчетливо просматривается в формуле «ввязаться в бой, а там посмотрим», которую исповедовали в своей практике Наполеон, большевики и многие другие субъекты и акторы социальной, политической, военной, экономической жизни. Еще одна формула - «Разделяй и властвуй» - создававшая состояние хаоса, активно использовалась, в частности, в эпоху колониальных империй (британской, французской, голландской, испанской, португальской и других) Нового времени, а также в периоды последних Мировых войн. Мао Цзэдун четыре десятилетия держал Китай в состоянии перманентного беспорядка. Район большого Ближнего Востока на протяжении многих сотен лет - территория и пространство хаоса и конфликтности, обусловленных совокупностью исторических, культурных, религиозных, геополитических, экономических факторов, многие из которых воспроизводятся вполне осознанно и целенаправленно

Практика в деле создания хаоса сложилась разнообразная - нарушение систем связи, оповещения и управления; разрушение коммуникаций, что лишает противника возможности снабжения войск, предприятий и населения; паника и деморализация населения; дезинформация противника относительно собственных планов, расположения войск, направлений ударов и применяемых средств (США - стратегическая оборонная инициатива и «звездные войны» в 1980-е гг.); обрушение экономики за счет вброса фальшивых денег; создание центров противодействия официальным властям (что-то вроде «пятой колонны», организаций и агентов влияния) и многое другое.

На протяжении сотен лет практика формирования хаоса в стане противника носила полуинтуитивный, инструментально-рецептурный характер, без всякой опоры на сколько-нибудь осознанную и вменяемую теорию - разумеется, если не считать в качестве таковой известные страте(а)гемы (понимаемые как военные хитрости, хитроумные планы) древнегреческих и древнеримских авторов и китайских мудрецов и полководцев или идеи военных стратегов вроде Клаузевица.

Это и понятно - сама наука претерпевала долгий период становления, перехода из одного качества в другое. Как социальный институт и производительная сила она сформировалась лишь в XVIII в. Кроме того, социально-гуманитарные науки принципиально отличаются от естественных, в основном отставая от них в своем развитии и используя преимущественно качественные, а не количественные методы. Так что поставить практику «хаотизации» на сколько-нибудь научные основы не представлялось возможным.

Однако в ХХ веке ситуация изменилась.

Естественнонаучные и методологические основания теории «управляемого хаоса»

В начале ХХ в. наука вступила в качественно новый этап своего развития. Классическое ее состояние (XVIII-XIX вв.) сменилось сначала неклассическим, а примерно с 1970-х гг. она постепенно «втягивается» в постнеклассический этап Заслуга такой периодизации и классификации принадлежит отечественному ученому и философу В.А.Степину.. У всех этих этапов и состояний науки разные социальные основания, онтология, эвристика, методология, когнитивно-эпистемологическая оптика. Изменились представления о самой научной рациональности, совершенно иной стала картина мира.

Классическая наука Ньютона, Лапласа, Ламарка, Дарвина «работала» с линейными, закрытыми, равновесными, стабильными, устойчивыми предсказуемыми системами. Она была «центростремительной», детерминистской, выявляла и учитывала четкие причинно-следственные связи и ряды, законы. Случайность рассматривалась как результат «незнания» и исключение. Мир и даже человек представлялись механизмами, объяснимыми с точки зрения классической механики (Ж.Ламетри, «Человек-машина», 1747). Иначе говоря, механицистская картина мира и модель распространялись на общество и происходящие в нем процессы.

В классической науке господствует чистый объективизм, абсолютная истина и определенность знания, однозначный детерминизм законов и отношений. Субъект познания трансцендентален, надиндивидуален. Законы универсальны и всеобщи. Очевиден монотеоретизм - одному объекту соответствует одна истина, не может быть двух истин об одном объекте. Элементарная частица теории - понятие. Теория должна быть доказана. Базисная лингвистическая характеристика знания - текст, все значения которого устанавливаются. Научная теория - это дедуктивно-упорядоченный текст, дедуктивная система (математика, формально-логические системы). Налицо мощная формализация и идеализация реальности. Существует универсально научный метод (индукция; дедукция; восхождение от абстрактного к конкретному; диалектика и т.д.). Целое объективно есть сумма частей (элементов). Первична необходимость, а случайность или результат - незначимы. Наука ценностно нейтральна. Научный текст логически гомогенен. Существенно «то», что определяет «другое». Исходное начало научного познания - опыт.

Однако объяснить накопившиеся в естествознании к концу XIX в. новые факты и явления классическая наука оказалась неспособной. Среди этих фактов и явлений - рентгеновское излучение, радиоактивность, открытие атома и его ядра, а также электрона, корпускулярно-волновая (двойственная) природа элементарных частиц, формирование теории относительности, квантовой механики, конструктивной логики и математики и т.д. Еще раньше в этом направлении продвигала науку неевклидова геометрия Н. Лобачевского, Я. Бойяи, Б. Римана.

Классическая наука вошла в стадию кризиса. Пришло осознание ограниченности ее когнитивных ресурсов.

В результате в начале ХХ в. сформировалась неклассическая наука, которая стала иметь дело с новыми объектами - открытыми, нелинейными, неравновесными, неустойчивыми, во многом непредсказуемыми системами и объектами (микромир, общество, культура, история, человек, политика, экономика, искусство, религия, коммуникации, экология и т.д.).

В неклассической науке знание - субъектно-объектно. Объект непрозрачен. Создается его субъективная модель. Наука дает лишь относительную определенность. указывает интервал, но не точку. Нет полного совпадения знания и объекта, понятий и реальности. Детерминизм - вероятностен, детерминизм с мерой, количественный (1/3, а не 1/5). Субъект познания трансцендентален, но одновременно и социален (неокантиантство, Рикерт, Коген). Абстракции менее сильны, чем в классической науке. Возможно несколько истин об одном объекте, следовательно, все теории неполны и относительны, в них возможны противоречия (частицы и волны в квантовой теории). Элементарная «частица» теории - термин. Научные теории не доказываются (это невозможно), а подтверждаются. Непосредственно изучается предмет как аспект объекта. Непосредственный объект - абстрактный объект. Базисная лингвистическая характеристика знания - текст, погруженный, однако, в контекст, отсюда - относительность знания. Любая теория погружена в контекст науки. Научная теория - частично структурированный текст, работает по отношению только к модели. Частное может опровергнуть не общее, а только частное. Методология плюралистична (Фейерабенд), есть комбинация методов (мозаика). Критерий - успех на практике. Наука - езда в незнаемое. Средств познания - много. Целое - больше суммы частей (системность). Первичны статистический закон, вероятность. Фундаментальные законы - вероятностны, статистичны.

Научное знание частично ценностно обусловлено. Научный текст лишь частично гомогенен, следовательно, гетерогенен. Есть качественно разные измерения науки (функции, структура, идеализированные или эмпирические объекты), элементы и уровни (теоретический - эмпирический, обыденный - рациональный и т.д.). Возможна онтология как идеальных, так и эмпирических объектов. Вопрос в том, как их описывать, можно ли онтологизировать теоретические объекты. Потенциальный мир - «черная дыра» науки.

Исходное начало научного познания - мышление. Научное знание - языковое, слово, понятийное, т.е. мышление. Практическая установка по отношению к объекту - управление через его самоорганизацию, учет внутренних законов самого объекта. Исповедуется разумный скептицизм по отношению к любым теориям, готовность к критике - из этических принципов, а также способ и правило развития науки Наука и к себе должна быть критичной. Наука - часть социокультуры. Поскольку наука обусловлена культурой, она не вполне самостоятельна.

Во второй половине ХХ в. наука стала обретать черты постнеклассичности. Постнеклассическая наука является, с одной стороны, продолжением неклассической науки, с другой - ее отрицанием. Лидеры постнеклассической науки - биология, синергетика, экология, глобалистика, науки о человеке.

Главный объект постнеклассической науки - сверхсложные системы, включающие в себя человека как основной элемент своего функционирования и развития (механические, физические, химические, биологические, экологические, инженерно-технические, технологические, медицинские, социальные, компьютерные и т.д.). Идеология, философские основания, методология, эпистемология постнеклассической науки существенно отличаются и во многом несовместимы с принципами не только классической, но и неклассической науки.

Для постнеклассической науки научное познание в высокой степени субъективно. Объективность манифестируется как консенсуальность. Познают реальные субъекты - ученые. Объект таков, каким его видит научное сообщество. Есть неявное знание, много допущений, «надводная» и «подводная» части знания. Есть решения, принятые субъектом по поводу того, каков объект (пока объект не «докажет» обратное). Все есть допущение. Все понятия, суждения, теории, принципиально недоопределены. Следовательно, неопределенны до конца (эмпирически и дискурсивно). Высока роль индукции, постмодернистских подходов в оценке знания (например, отличие мифа от науки - чисто количественное). Господствует индетерминизм. В основе мира - случай, детерминизм - редкое состояние связи. Господство резонансных связей и отношений, по совпадению. Отсюда - идея аттрактора (например, солдаты на мосту не должны идти в ногу). Мир - хаос, случайность. Космос - закон, но это редкий случай.

Субъект познания (индивидуальный или коллективный) - эмпиричен. Познают реальные субъекты, индивиды. Отсюда - возможность социологии познания (исследование поведения, рисков). Еще менее сильные абстракции, чем в неклассической науке. Цель познания - не истина, а гипотеза. Теории и законы выступают как идеализации, схемы. Возможно неограниченное, бесконечное число теорий-описаний одного объекта. Теории описывают потенциально возможные миры, а не эмпирические. В определенном смысле теория возвращается к миру идей Платона.

Элементарная частица научной теории - знак, символ (метафора). Научные теории, истины утверждаются («считаю это истиной, утверждаю, что это истина»). Истина невозможна без воли. Истина есть когнитивная воля (конструктивизм). Субъект творит истину, создает ее, утверждает. Истина - интеграл, синтез какой-либо группы суждений разных людей, которые ее принимают, пользуются как парадигмой. Истина - игра. Наука - игра в истину. Истина - аттрактор науки, точка притяжения ее усилий, средство и цель. Но истины мы не знаем. Объект не детерминирует истину.

Предмет познания - сконструированная научным сознанием сущность. Субъект что-либо придумывает, потом ищет применение. Субъект описывает какую-либо сущность, потом пытается ее применить, совместить с реальностью. Если совпадает - хорошо. Базисная лингвистическая характеристика знания - интертекст. Совокупность интертекстов составляет гипертекст. Математика для физики - интертекст (как и философия), т.е. более широкая реальность. Гипертекст - все знание, которым обладает человечество, вся культура. Следовательно, знание социокультурно обусловлено. Элемент зависит от контекста. Творчество как конструкт позволяет свободнее описывать что-либо, т.к. позволяет не устанавливать все детерминационные связи.

Научная теория - нарратив, повествование, сюжет, рассказ (про идеальную точку, элементарную частицу и т.д.), как повесть о Ромео и Джульетте. Есть законы, теории, но это не логическая организация, а повествование. Ничто не жестко. Вес каждого параметра - разный. Хотя нарратив в науке - вполне четкий (субъект, объект, правила и т.д.). Нарратив принимается коллективно (научная истина). Должна быть не жесткая конструкция, но конструкция-нарратив, метафора. История невозможна без метафор. Сначала идея, а потом - обобщение. Излюбленное выражение - «как бы» - защитная форма в современном разорванном обществе. Символ времени - единство определенности и неопределенности. Поэтому антропология науки должна быть создана не только в культурологическом, но прежде всего в когнитивном отношении. Наука - особый лингвистический способ самовыражения и творчества личности, игра в истину. В этой игре человек самовыражается.

Целое - целесообразное взаимодействие частей (холизм). В роли цели - аттрактор, который потенциально в системе уже есть. Цель одна - найти аттрактор в точке бифуркации («не может паства обойтись без пастыря»). Цель ставит субъект - индивид или структура. Постнеклассическая наука не отрицает предшественников. Она говорит: «да, и ваши идеи действуют, и моя - не догма». Но все имеет ограничения. Постнеклассика принципиально плюралистична. Проблема в том, как уйти от безбрежного плюрализма, ограничить его, особенно в науке, в социуме.

Суть онтологии первичности - случай. Все уникально, единично. Необходимость - лишь форма случайности, один из типов случайных связей. Научное знание - это игра интерпретаций ученых. От субъекта зависит конструкция науки. Логически и лингвистически научный текст гетерогенен, есть смесь разнородных элементов, которая, однако, работает. Важно объяснить, почему, как это работает?

Исходное начало научного познания - здравый смысл. Он все контролирует. В нем есть все - рациональное, иррациональное, эмпирия, интуиция и т.д. Практическая установка - свободное взаимодействие с объектами, направленное на максимальную адаптивность и пользу для человека. Человек не должен терять адаптивный потенциал в процессе и результате управления. Отсюда игра с объектом - он «на поводке, который можно на себя, от себя», прямые и обратные связи и т.п. Сильна ирония и самоирония. Ничто не надо сильно «брать в голову». Играй, но «не зарывайся». Т.е. игра в меру, даже эстетику. Никто и ничто не является «пупом Земли». Любую науку, научную теорию или систему можно раскритиковать.

Гуманизм - главная ценность. На все надо смотреть не объективистски, а с позиций человека. Наука - продукт человека и должна служить ему, быть человечной. Гуманизм - главное измерение науки, должен включаться во внутреннюю оценку науки. Лишь то знание ценно, которое служит целям человека. Это подтверждает мудрость и ценность софистов. Знание должно быть антропоцентричным, прагматичным. Знание, наука - чисто человеческие конструкты, инструменты приспособления к действительности.

Ключевой для неклассической и особенно постнеклассической рациональности становится парадигма «субъект - полисубъектная среда»: субъект должен соотносить свои идеи и действия с идеями и действиями других субъектов и игроков, коих довольно много. Кроме того, значимыми становятся не только (а может и не столько) привычные причинно-следственные, но и когерентные, резонансные связи. Под взаимодействием (в частности, управлением) понимается не жесткая детерминация систем, а «мягкие формы управления» - создание условий для их развития. В саморазвивающихся системах имеет место система онтологий См.: Лепский В.Е. Онтологии субъектно-ориентированной парадигмы управления и развития // Рефлексивные процессы и управление. Сб. материалов VI Международного симпозиума 10-12 октября 2007 г., Москва / Под ред. В.Е.Лепского. - М., 2007. - С.59-61., в которой находят место различные механизмы социальных воздействий: управление (в контексте классической и неклассической науки), организация, модерирование, медиация, поддержка, стимулирование и т.д.

Смена этапов и состояний науки не означает, что каждый последующий этап отменяет предыдущий. Просто всякий раз обнаруживается ограниченность и недостаточность объяснительных, когнитивных возможностей предшествующих состояний науки. Сегодня для полетов в космос, строительства городов и дорог вполне достаточно возможностей классической науки и законов Ньютона, поэтому это знание востребовано. Однако пространство микромира, социума, культуры, человека требует иных знаний и возможностей.

Формирование теории «управляемого хаоса»

На этих основаниях и когнитивных ресурсах современной науки, прежде всего естествознания, и сложилась теория «управляемого хаоса». Изначально она вовсе не была связана с тем, чтобы сознательно «сеять хаос» у какого бы то ни было противника и тем более причинять ему вред. Да и вообще понятие «хаоса» вовсе не предполагало какого-либо «управления» и «управляемости» (ведь это прежде всего социальные факторы), поскольку основные исследования осуществлялись в рамках естествознания, для которого подобные феномены и понятия имеют минимальное значение.

Справедливости ради отметим, что некоторые элементы теории «управляемого хаоса» («контролируемой нестабильности») изначально разрабатывали Н.Элдридж и С.Гулд на основе идеи о «скачкообразной эволюции» О.Шиндуолфа (1950). Их работы и некоторые другие труды стали одним из стимулирующих факторов для новаторской работы Р.Тома и выработки способов управления событиями «нелинейной революции» 1970-1980-х гг. в Европе. Элементы теории обкатывались на практике во время «студенческой революции» 1968 г. в Париже. В 1968 г. Д.Шарп защитил в Оксфорде диссертацию на тему «Ненасильственные действия: изучение контроля над политической властью», развитие идей которой послужило идейной основой последующих «оранжевых революций» Сундиев И. «Управляемый хаос». Социальные технологии в массовых беспорядках // Свободная мысль. - М., 2013. - № 4..

Теория управляемого хаоса опирается на ключевые идеи синергетики как междисциплинарного направления научных исследований, изучающего общие закономерности и принципы, лежащие в основе процессов самоорганизации в открытых системах самой разной природы. Классиками синергетики признаны И.Пригожин, И.Стенгерс, Г.Хакен, С.Курдюмов и другие ученые. Во 2-й половине XX в. согласно духу и принципам неклассической и постнеклассической науки И.Пригожин открыл диссипативные структуры, системы, для которых не выполняется условие термодинамического равновесия. Эти системы характеризуются спонтанным появлением сложных, зачастую хаотичных структур. Диссипативные структуры противоречат началам классической механики, однако отвечают принципам теории относительности. Это в очередной раз подтвердило, что мир в огромном количестве своих измерений не является однозначно детерминистичным. Тем самым в исследования естественнонаучных процессов было привнесено понятие неравновесности и, соответственно, представление о возможности одновременного сосуществования порядка и беспорядка. Т.е. фактически речь шла об энтропии, хаосе.

Новаторство Пригожина состояло в признании позитивной роли хаоса в физических процессах. Рост энтропии в физических системах открытого характера, согласно Пригожину, ведет к разрушению систем, но одновременно открывает новые возможности для их трансформации соответственно новым требованиям среды. Какой станет система после трансформации и произойдет ли она, зависит от выбора системой аттрактора - некоего фактора-инварианта, обусловливающего этот выбор и выступающего ориентиром для обозначения пути дальнейшего изменения. Такой выбор происходит в период прохождения системой точки бифуркации. Количество возможных путей развития системы в такой точке не сводится к двум (или погибнуть от роста энтропии, или обрести какую-либо другую единственную траекторию развития), а может быть огромным и ограничиваться только количеством аттракторов, сформировавшихся (часть из них может быть сформирована целенаправленно) в системе в добифуркационный период ее существования.

Одновременно происходили огромные (и тесно связанные с отмеченными выше процессами в естествознании) изменения в социально-гуманитарном знании. Длительная борьба неокантианской и позитивистской традиций в понимании природы и специфики социально-гуманитарных наук привела, с одной стороны, к уяснению уникальности и неповторимости объектов этих наук и, соответственно, выводов из исследований, с другой - к утверждению в социально-гуманитарном знании методов естествознания, в т.ч. количественных.

Все это содействовало повышению уровня социально-гуманитарного знания и более глубокому уяснению его специфики. Эта специфика, как известно, состоит: а) в особом характере его объекта (общество, человек, культура, история: абсолютной повторяемости нет, трудно уловить закономерности; частью его является субъект; происходит не только познание, но и оценка объекта); б) в специфической роли субъекта (познание происходит через призму ценностей, интересов, целей, обусловливающих действия субъекта); в) в осознанном целеполагании субъекта (получить такое знание, с помощью которого можно не только объяснить, но и оправдать, укрепить (осудить), изменить общественные институты и отношения).

В результате пришло осознание, что не существует такой научной парадигмы, которая объясняла бы социальную реальность (а во многом и природную) исчерпывающим образом. Любая социальная теория - это модель, которая существенно упрощает социальную действительность, между ними всегда есть «зазор», который находится вне объяснительных возможностей этой модели. Поэтому возможно много моделей и методологий, которые вполне работают в социально-гуманитарном знании Например, социальные процессы с успехом объясняют и марксистская, и либеральная, и фрейдистская, и кейнсианская, и социал-демократическая, и веберовская, и многие другие теории. , но не могут претендовать на статус единственной объяснительной парадигмы.

В значительной мере такому пониманию и переоценке ценностей способствовали эпистемологический анархизм П.Фейерабенда и философские интуиции родственного ему постмодернизма.

Согласно постмодернизму, ценностям антропо- и европоцентризма, как и вообще ценностям доминирования целого над частью и части над целым должен прийти конец. Это - ацентризм, т.е. отрицание привилегированных центров доминирования (Земли - в космосе, Запада - на Земле, мужчин - над женщинами, взрослых - над детьми и т.д.). Отвергается идеология и практика властвования, доминирования, насилия, войны - в пользу плюрализма, диалога, дискурса, совместного поиска решений, мира, согласия, основанных, однако, на неизбежных рассогласованиях и разногласиях.

Постмодернизм прощается со всеми формами монизма, унификации, тоталитаризации, деспотизма. Вместо этого он переходит к идее множественности, разнообразия, конкуренции парадигм, к сосуществованию разнородного, гетерогенного. Постмодернизм начинается там, где кончается целое. Он против тоталитаризации - в архитектуре против монополии интернационального стиля, в политике - претензий на господство. Постмодернизм использует конец «единого» и «целого» в позитивном смысле, разворачивая «многое». Это - ядро постмодернизма, который радикально плюралистичен, но не потому, что поверхностен или безразличен, а потому что осознает непреходящую ценность различных концептов и проектов. Несмотря на повсеместную серьезную психологическую усталость от постмодернизма и «сопротивляющуюся» ему реальность, эти его достижения отменить уже невозможно.

В естествознании большую роль играет эксперимент, дающий объективный результат подчас независимо от целей исследователя; распространена установка на беспристрастное отношение к объекту и результатам исследования (хотя в неклассической и постнеклассической науке это уже практически невозможно). В социально-гуманитарном познании, где есть ценностное отношение субъекта к объекту, иная ситуация: объект не только познается, но одновременно и в первую очередь оценивается. В процедуре оценивания, в выборе целей и идеалов ярко выражены неопределенность, воля, избирательная активность субъекта, его приоритеты, которые могут включать и интуитивные, иррациональные и прочие моменты.

На фоне и в контексте этих и других гигантских изменений в естествознании и социально-гуманитарном знании и родилась теория «управляемого хаоса».

Повторим еще раз - изначально, судя по всему, не преследовалась цель использовать ее кому бы то ни было во вред. Даже созданный в 1984 году Институт в Санта-Фе (США), связываемый с разработкой теории «управляемого хаоса» применительно к социальной реальности, был именно научным и назывался Институтом сложности, а основала его группа ученых, среди которых был лауреат Нобелевской премии автор теории кварков М.Гелл-Манн. Цель института - междисциплинарные исследования фундаментальных свойств сложных адаптивных систем, включая физические, математические, биологические и социальные. Более того, важнейшим условием существования этого Института стала его аполитичность. Здесь традиционно не проводятся исследования с политической окраской, которые могут сузить круг партнеров Института или лишить его дополнительного финансирования (впрочем, впоследствии, ситуация несколько изменилась).

В компании IBM (США) в 1970-1980-е гг. успешно практиковалась «контролируемая анархия» (почти «управляемый хаос») как система управления. Иногда ее именовали «корпоративная анархия». Культура перманентных реорганизаций в компании была институализирована и ориентирована на перманентное изменение, перетасовывание структуры организации, усиление ее или удаление из нее лишнего, предоставление возможности множеству людей расширить свой профессиональный опыт: «…Подбрасывая в воздух все карты, удается избавиться от «слипаний», которые неизбежно накапливаются в любой организации, в т.ч. решить проблему выявления сотрудников, достигших уровня собственной некомпетентности…, и обеспечить возникновение новых инициатив» Мерсерер Д. ИБМ: управление в самой преуспевающей корпорации мира. - М., 1991. - С. 191. Более того, в IBM сложился институт «фиксеров» - специалистов, рассеянных среди служащих компании, имеющих большой опыт работы в ней и настолько гибких и раскованных, что это «граничит даже с неприкрытой циничностью в отношении к жизни внутри ИБМ, часто дополняемой почти «кровожадным» удовольствием от нанесения ударов по системе» Там же, с. 176.. Иначе говоря, это «дикие утки», с которыми руководству жить неудобно, поскольку они выискивают слабые места системы, но значение которых для благополучия компании признается неоценимым. Если таких людей в компании нет, это имеет чаще всего для нее ужасающие последствия.

Теория управляемого хаоса сформировалась прежде всего как научная теория и была ориентирована на то, чтобы человечество могло извлечь из нее пользу, как и из любого открытия.

Посмотрим, в чем могла бы состоять эта польза.

Концептуальное содержание теории «управляемого хаоса»

Как известно, любое знание и технология могут быть использованы как во благо, так и во вред людям. Это обстоятельство распространяется и на теорию «управляемого хаоса», поскольку она в высокой степени технологична и эффективна.

Содержательно теория «управляемого хаоса» исключительно эвристична и перспективна. Как ни странно, наиболее адекватно позитивное содержание сформулировал Стивен Манн, имя которого ассоциируется с практическим и чрезвычайно злонамеренным использованием теории управляемого хаоса в интересах США по всему миру. Именно по причине этой злонамеренности вместе с грязной водой выплеснули и «здорового ребенка».

Если коротко, то позитивное содержание теории «управляемого хаоса» состоит в следующем.

Сложные неравновесные нелинейные системы (общество, человек, культура, экология, история, политика, экономика, духовная жизнь, международные отношения, большинство организаций и многие другие) подчиняются принципу самоорганизующейся критичности. Суть последней - в том, что эти системы естественным образом эволюционируют до критической стадии, на которой незначительное событие вызывает цепную реакцию, способную затронуть многие элементы системы. Хотя сложные системы производят больше незначительных явлений, чем катастроф, цепные реакции любого масштаба являются интегральной частью динамики.

Механизм, приводящий к незначительным событиям - тот же, который приводит и к масштабным событиям. Сложные системы никогда не достигают равновесия, а развиваются от одного метастабильного (временного) состояния к другому, в которых о порядке можно говорить очень условно. Если говорить о социуме, то ситуация как в любой стране, так и в глобальном масштабе скорее описывается концепцией постоянной критичности. Положение дел в международных отношениях, политике, экономике, экологии сложно, динамично и постоянно изменяется, действует много субъектов и игроков. Мир является скорее ареной кризиса, в высокой степени хаотичного, нежели пространством порядка.

Возникает вопрос: существуют ли хаос и самоорганизованная критичность в качестве действительных принципов, определяющих поведение сложных открытых систем, или мы имеем дело с ощущениями и метафорами? Вероятнее всего, этот процесс является реальным, а не кажущимся. Очевидно, что действия социальных субъектов, международных игроков являются реальным проявлением хаотической обстановки, и во взаимодействии большого количества таких субъектов и игроков с высокими степенями свободы отчетливо просматривается самоорганизующаяся критичность в страновом, региональном и международном масштабе.

Согласно теории хаоса и представлениям о самоорганизующейся критичности устойчивая (пусть относительно) структура и стабильность находятся внутри самой видимой беспорядочности и нелинейных процессов. Это составляет суть происходящих изменений, и для социальных субъектов и игроков жизненно важно это понимать. Это важно с технологической точки зрения (новые принципы ведут к появлению новых технологий), но еще важнее с точки зрения изменения характера «концептуальности» и «стратегичности» мышления, которое во многом еще находится во власти классических механицистских представлений о мире (однозначный детерминизм, линейные причинно-следственные ряды и т.д.). В то время как мир становится все более сложным и трудно предсказуемым, доминирование в мировоззрении и мышлении традиционных объяснительных парадигм ведет ко все более увеличивающимся расхождениям между реальностью и пониманием. С.Манн открыто говорит, что мы уже не в состоянии не то что объяснить, но и описать во всей полноте и разнообразии, например, наше международное окружение в традиционных терминах «баланса силы», «полярности» или «сдвига тектонических плит» (например, распад СССР), т.е. в рамках традиционной механицистской картины мира. «Ежедневные заголовки газетных статей неприятно напоминают, насколько сверхупрощенными являются эти модели» Манн С. 1992. Теория хаоса и стратегическое мышление. - http://spkurdyumov.ru/what/mann/ .

Теория хаоса в естествознании основывается на четких принципах:

- описывает и объясняет процессы в динамических системах - системах с большим количеством подвижных компонентов;

- внутри этих систем существует непериодический порядок, по внешнему виду беспорядочная совокупность данных может поддаваться упорядочиванию в разовые модели;

- подобные "хаотические" системы показывают тонкую зависимость от начальных условий;

- небольшие изменения каких-либо условий на входе ведут к дивергентным диспропорциям на выходе;

- тот факт, что существует порядок, подразумевает, что модели могут быть рассчитаны, как минимум, для более слабых хаотических систем Там же..

Иначе говоря, если классический подход описывает линейное поведение отдельных объектов, то теория хаоса описывает статистические тенденции большого количества взаимодействующих объектов и факторов.

Эта теория дает новые основы и принципы концептуально-стратегического мышления, что обеспечивает преимущества по всему возможному спектру его применения - политика, экономика, промышленность, технологии, международные отношения, аэронавтика, военное дело, разведка, экология, информационная теория, медицина, метеорология, криптология и многое другое. Во всех этих областях оказывается возможным построение математически регулярных моделей нелинейных систем, моделирование нестабильных турбулентностей, получение новых эффектов, изменение методов, обнаружение паттернов в несравнимых социальных явлениях (например, уровень цены на хлопок и распределение национального дохода) и т.д.

Теорию хаоса удачно иллюстрируют некоторые метафоры. Так, аналитики IBM применяют метафору «песочной кучи». Песчинки могут складываться одна к одной до тех пор, пока в результате критического состояния последняя не создаст лавину. После такого катастрофического перераспределения система (песчаная куча) становится относительно стабильной до тех пор, пока не происходит следующая перегруппировка. Применительно к корпорации это означает, что целесообразно сознательно и мягко обрушить лавину, не дожидаясь момента, когда ситуация сама по себе станет неуправляемой. Похожие практики используют при обрушении снежных лавин в горах.

Ряд метафор существует в политической науке. Так, распространенным является представление международного кризиса в качестве "пороховой бочки". Идея пороховой бочки как взрывоопасного объекта, ожидающего поднесения спички, удачно передает динамическую природу международных отношений.

Иллюстративной является метафора "спелости" применительно к международным переговорам различного характера: некоторые дискуссии и встречи невозможны до тех пор, пока не пройдет определенное время и они не "созреют" (психологически, содержательно, технологически т.д.). Следовательно, ключ к переговорам лежит в определении и эксплуатации этого критического состояния.

Эти возможности теории хаоса позволяют перейти на более высокий уровень ее понимания и, соответственно, от наблюдаемого и неконтролируемого хаоса к управляемому. Настоящая ценность теории хаоса находится на высшем уровне - в сфере мировоззрения и концептуально-стратегического мышления. Теория хаоса меняет подходы и методы, с помощью которых можно рассматривать весь спектр человеческих взаимодействий, в котором противостояние, война занимают далеко не все пространство.

Международная среда и глобальная политика - убедительный пример хаотической системы. Одно из ключевых понятий теории хаоса - "самоорганизующаяся критичность" - весьма эффективно в качестве средства научного анализа. Оно, напомним, позволяет понять, что большие интерактивные системы в процессе развития постоянно доводят себя до критического состояния, в котором небольшое событие может запустить цепную реакцию, способную привести к катастрофе. Однако все же такие системы производят больше небольших событий, чем катастроф, а цепные реакции всех размеров являются инвариантом динамики. Кроме того, такие системы никогда не достигают равновесия, но наоборот, эволюционируют от одного метасостояния (т.е. временного состояния) к следующему.

Феномен «самоорганизующейся критичности» показывает огромное количество объектов, факторов и субъектов в турбулентно-критическом состоянии, которое неизбежно эволюционирует в сторону временной стабильности после катастрофической трансформации. И вообще сама критическая точка зрения на любой хаос является частью объясняемого процесса.

Применительно к международным отношениям и глобальной политике традиционная модель способна привести к переоценке влияния субъекта на события и обесценить все возникающие перед ним возможности. Парадигмы хаоса и критичности, наоборот, освещают диспропорционные эффекты, которые могут спровоцировать небольшие игроки и которые способны привести к неожиданным и нежелательным результатам, если ими (эффектами) не управлять.

Теория хаоса утверждает, что всякие отклонения заложены в природе сложной системы и являются самоорганизующимися, т.е. они производятся самой динамической системой. Сложная система всегда включает в себя факторы, которые толкают ее за пределы стабильности - в турбулентность и переформатирование.

Традиционный механицистский взгляд поощряет искать причины главных изменений в системе во внешних факторах. Согласно теории хаоса и несколько забытой диалектике внутренние факторы трансформации всегда более значимы для системы, нежели внешние. Поэтому всевозможные внешние санкции, падение цен на сырьевые ресурсы не могут оправдать внутреннюю неэффективность сложной системы и управления ею. Система работает в сторону главного изменения как результат небольших, в основном игнорируемых событий.

В свете сказанного иллюзией оказывается вера в возможность абсолютной стабильности и порядка. В международных отношениях и глобальной политике (как, впрочем, и во всех других сферах) всякая стабильность и порядок преходящи. Международные отношения представляют собой динамическую систему, состоящую из субъектов - государств, союзов, коалиций, наций, религий, политических движений, экологий, которые сами по себе являются динамическими системами.

Что дает теория хаоса? Она позволяет понять, что целесообразно и вполне реально обеспечить не столько жесткий порядок и стабильность, сколько мягкий (стимулирующий развитие), а не катастрофический сдвиг в системе (способный ее разрушить).

Иначе говоря, вряд ли следует ожидать, когда нависшая «снежная лавина» сама свалится в неизвестный момент в неизвестном месте и причинит разрушения, лучше предупредить этот момент и осознанно-управляемо обрушить ее с минимальными потерями тогда, когда она еще не набрала всей своей силы и опасной непредсказуемости.

Применительно к социальным системам и процессам, международным отношениям и глобальной политике настоящей целью является формирование такого контекста вопросов безопасности, который направлен на достижение не столько жесткого порядка и нерушимости правил, сколько на обеспечение постепенного, а не разрушительного сдвига.

Теория управляемого хаоса предоставляет такие научные основы и возможности, которые позволяют объяснить и понять многочисленные турбулентности и беспорядок в этом мире. Четкое описание того, что нас окружает, дает, в свою очередь, возможность таких стратегий, в которых заложены и учтены интересы разных субъектов, акторов и игроков.

Теория управляемого хаоса в интерпретации С.Манна определяет ряд факторов, формирующих характер критичности. Это прежде всего:

а) изначальная форма (контуры) системы;

б) структура (матрица) системы;

в) единство субъектов (акторов) - эффективное единство замедляет нарастание критичности, неэффективное - создает иллюзию того, что переустройство находится под эффективным контролем и управлением;

г) энергия конфликта индивидуальных акторов (она должна быть снижена).

Учет этих факторов позволяет сделать хаос феноменом, который поддается управлению. Как следствие теория «управляемого хаоса» приобретает инструментальный характер.

Четкая репрезентация реальности, которая есть и которую предстоит сформировать, позволяет не просто согласовать цели со средствами, но и связать их со стратегическими вызовами и выработать более дееспособные принципы стратегии, чем те, которыми мы пользуемся сейчас. Речь также об установлении и понимании факторов, которые обусловливают динамику, что позволит более точно работать над трансформацией любой системы.

Теория управляемого хаоса ориентирует на то, что в современном турбулентном мире невозможно избежать неразрешимых парадоксов. Пример - ядерное сдерживание: угроза разрушения ради сохранения. Еще нюанс: как мы только достигнем стратегических основ, которые логически последовательны и представляют собой якобы всестороннее предсказывающее описание турбулентного процесса, парадоксальным образом мы больше не сможем полностью доверять этим основам (а они неизбежно включают ограничения, которые однажды будут преодолены), поскольку реальность обязательно «подбросит» материал, не вписывающийся в эти основы.

Таким образом, теория хаоса представляет собой мощное, сильное интеллектуальное средство, вполне соответствующее современному состоянию науки и позволяющее разработать адекватные ответы на вызовы времени, вести реалистичную политику и существенно подвинуть в стратегическом мышлении значимых субъектов рецидивы механицистского мышления. Она может быть использована для согласованных превентивных действий в противостоянии негативному развитию событий, общим вызовам и угрозам, для развития всей системы внутригосударственных, региональных и глобальных связей и процессов. Качественный скачок в этом направлении может быть громадным. Для этого необходима единая и позитивная политическая воля, скоординированные действия всего мирового сообщества и ведущих субъектов и игроков.

Однако именно последнее оказывается самым трудным делом.

Теория «управляемого хаоса»: использовать во благо или во вред?

Авторы теории управляемого хаоса являются представителями западной науки и социальной мысли. Это обстоятельство немедленно отразилось на их интенции перевести эту теорию на уровень технологии и использовать в интересах Запада, прежде всего США, и, соответственно, в ущерб значительной части остального мира, особенно тех, кто подвергает сомнению исключительную субъектность США. Собственно, этот факт политической ангажированности и не скрывается.

Технологии использования теории управляемого хаоса многократно и в большом объеме описаны в научной и публицистической литературе по всему миру. В России об этом много писали С.Кургинян, А Дугин, А.Фурсов А.Неклесса и другие авторы. Теория управляемого хаоса была вставлена в более широкий контекст борьбы Запада со всем остальным миром, психоисторической войны, у истоков которой стояли аналитики ЦРУ еще с конца 1940-х гг. Были выявлены многочисленные центры, которые профессионально разрабатывали не только научные основы теории управляемого хаоса, но и технологическую сторону ее применения - РЭНД Корпорейшн, Freedom House, Институт сложности Санта Фе, Национальный фонд в поддержку демократии и т.д. Политическая и международная практика показала огромные возможности этой теории - распад СССР, ситуация в Ираке, Афганистане, на Ближнем Востоке, цветные, оранжевые и другие революции в Югославии, Тунисе, Алжире, Грузии, Киргизии, Египте, Ливии, на Украине, а также феномены Талибана, Аль-Кайды, ИГИЛ, «правого сектора» на Украине и т.д.

Во многих этих и других случаях вполне «управляемо» посеян хаос, который затем, однако, стал далеко не управляемым. К слову, издержки этого хаоса нередко обращаются против самих «хаотизаторов», когда он «заходит» в их пространство, не «спрашивая» собственных творцов (террористическая атака на США 11 сентября 2001 г., убийство посла США в Ливии 11 сентября 2012 г., взрыв в Бостоне при проведении марафона 15 апреля 2013 г., нападение на французский еженедельник «Charlie Hebdo» 7 января 2015 г., террористические акты в Париже в ноябре 2015 г. и т.д.).

Откуда взялись резко негативные и нередко преступные практики использования теории «управляемого хаоса»? Каковы причины такого использования?

Во-первых, повторим, абсолютно любая технология может быть использована не только на пользу, но и во вред человеку.

Во-вторых, для поддержания выгодного для себя статус-кво Западу и особенно США уже не хватает прежних средств и возможностей, особенно военно-силовых. Ноша мирового полицейского стала неподъемной. Базы по всему миру содержать дорого, воевать и терять солдат и офицеров не хочется - электорат не поймет. К тому же есть субъекты и игроки, которые в экономическом и военном отношении составляют самую серьезную конкуренцию - Китай, Россия, Индия. Есть и другие страны и силы, которых устройство мира в пользу Запада не устраивает. Поэтому такое устройство постоянно подвергается испытанию, и Запад прекрасно это осознает.

Чтобы сохранить свое преимущественное положение, Западу и его лидеру США необходимо действовать на опережение, использовать не только военно-силовые подходы - на это может не хватить сил и средств - но и новые методы, в т.ч. теорию управляемого хаоса. Те, кто послушны и лояльны по отношению к США, могут рассчитывать на относительно спокойное существование, хотя бы и ценой разрушения собственной промышленности и конкурентоспособных отраслей экономики, утраты возможности проводить независимую политику.

Атака хаосом проводится на тех, кто: 1) проводит независимую политику и составляет Западу и США серьезную конкуренцию; 2) располагает значимыми сырьевыми ресурсами; 3) занимает выгодное геополитическое положение. Соответственно США нуждаются в строительстве опорных площадок для системы управления турбулентными процессами на планете, которая практически уже пришла на смену прежней структуре международных связей (сегодня такими опорными площадками являются Афганистан, Ирак, Ближний Восток, особенно Сирия, Северная Африка, Украина). Такая система становится глобальной, ее характерные черты - динамичность, гибкость, нестационарность.

Таким образом, стремление Запада сохранить свое выгодное и преимущественное положение в мире - главная причина использования теории управляемого хаоса.

Для легкого камуфляжа используется доктрина распространения в мире «демократии как власти народа» и ее непреходящих ценностей, а также прав человека. Фактически в стране-реципиенте инициируется раскол и междоусобица, формируются прозападные и антигосударственные центры влияния, вливаются деньги (огромные, но все равно меньшие, чем если бы пришлось воевать), работают враждебные СМИ. В обстановке такого «управляемого хаоса» под флагом «демократии» совершается «оранжевая» или «цветная революция», к власти приводится прозападное правительство. Неизбежные жертвы среди мирного населения при этом инициаторов не беспокоят.

В технологическом плане управляемый хаос зиждется на четырех принципах, выведенных центрами, которые этим занимаются (РЭНД Корпорейшн, Freedom House, Институт сложности Санта Фе (США) и другие глобальные организации):

1) использование последних технологий (Интернет, мобильные телефоны, социальные сети) и мобильных инициативных групп, экспрессивный и скоротечный характер действий;