Российская наука и ученые в новой "холодной войне" между Западом и РФ: что делать

Размещено на http://www.allbest.ru/

российская наука и ученые в новой «холодной войне» между западом и рф: что делать? Настоящая статья подготовлена при финансовой поддержке Российского Фонда фундаментальных исследований (проект № 14-06-00044).

Михайлов О.В.

д.х.н., профессор Казанского НИТУ

мировой наука статья цитируемость

В настоящее время в науке, и прежде всего российской, наметилось два полярных подхода к проблемам, связанным с публикацией научных работ и их цитируемостью, различие между которыми, в сущности, сводится к ответу на вопрос: следует ли публиковать свои статьи и иные научные материалы и соответственно - цитировать эти самые статьи в научных изданиях (и прежде всего - в журналах) независимо от их национальной принадлежности или же надо публиковать и цитировать эти статьи лишь в своих национальных журналах. «Водораздел» между этими двумя подходами среди российских ученых после фактического начала новой «холодной войны» со стороны западного мира обозначился еще более резко. На первый взгляд, выбор между ними в пользу какого-то из них или промежуточного между ними - это личное дело лишь самого исследователя: куда хочу, туда и пишу, и в подлинно гражданском обществе именно так и должно быть. Но это только на первый взгляд, потому что по крайней мере для нашей отечественной науки выбор того или иного варианта уже не отдельной личностью, а сообществом исследователей отнюдь не безразличен, причем как для ее дальнейшего развития, так и - по большому счету - для судеб той страны, неотъемлемой частью которой она является. Соответственно этим двум полярным подходам можно выделить и две резко различные категории исследователей, а именно т.н. «космополитов» и «затворников». Понятно, что есть и значительная часть таких наших исследователей, которых по одним параметрам можно причислить к первой, а по другим - ко второй из этих категорий; в связи с данным обстоятельством имеет смысл более детально остановиться на характеристике каждой из них.

Представители первой из этих категорий рассматривают мировую науку как единое целое, а российскую науку - как неотъемлемую часть мировой. Публикуя свои результаты в немалой степени на современной «латыни» науки - английском языке, они в случае необходимости готовы перейти на написание своих статей и на любом другом языке (даже на китайском, арабском или японском), если таковой вдруг станет этой самой «латынью». По мнению представителей этой группы, эксперты, оценивающие успехи ученых для решения вопросов, связанных с моральным или же материальным поощрением исследователей (присуждение премий, грантов, установление надбавок к зарплате, назначение на научные должности и др.), должны быть большей частью такими специалистами, чьи собственные достижения в науке так или иначе признаны в мире. При этом не суть важно, является ли этот самый эксперт или эксперты гражданами России; «космополиты» не видят ничего худого в том, если для решения указанных выше проблем будут задействованы прежде всего авторитетные ученые из т.н. «дальнего зарубежья». Наукометрические (библиометрические) индексы, по их мнению, должны быть подобраны и «работать» таким образом, чтобы ни в коем случае не ставить «на одну доску» статьи в ведущих высокоавторитетных международных журналах и статьи в т.н. «фейковых» изданиях, созданных исключительно для помощи далеким от науки людям в деле защиты ими диссертаций. «Космополиты», как правило, достаточно сносно владеют английским языком, могут самолично писать на нем статьи; они довольно-таки прилично владеют компьютерной техникой и разнообразными компьютерными технологиями (в частности, для представления своих статей в печать в режиме online, как это ныне принято во многих зарубежных журналах). Для них характерна также сравнительно высокая цитируемость их работ (по крайней мере, в международных журналах), причем подчас даже в тех случаях, когда сами они за пределы России либо не выезжали вообще, либо делали это крайне редко. Значительная часть таких физических лиц в общем-то позитивно воспринимает «наукометрическую» оценку научной деятельности (включая и свою собственную), хотя в ряде случаев и критически относится к отдельным параметрам, для этой оценки используемым. Представители же второй группы рассматривают мировую науку как состоящую из отдельных национальных наук и соответственно видят российскую науку автономной и даже изолированной от всего остального научного мира. По их мнению, нынешняя российская наука должна быть похожа на советскую науку образца 70-х годов прошлого века, а то и более раннюю (например, науку сталинской эпохи). При этом, как они считают, российские ученые должны читать и цитировать в основном работы других российских ученых; что же касается зарубежной научной литературы, то читать следует лишь то, что переводится на русский язык. Что же касается своих собственных трудов, то согласно их позиции таковые надлежит писать тоже только по-русски и публиковать исключительно в российских изданиях. По отношению же к наукометрической оценке научной деятельности исследователи данной категории, как правило, занимают в лучшем случае скептическую позицию, в худшем - откровенного ее неприятия. И понять их можно: бесстрастная статистика свидетельствует о том, что за редким исключением показатели цитируемости работ «затворников» весьма низки, во всяком случае, существенно ниже, нежели у «космополитов». Наукометрические индексы, по их мнению, должны носить некий «патриотический характер», т.е. быть подобраны так, чтобы в них отражалось бы преимущество непременно «наших» журналов. Эксперты же, оценивающие успехи российских ученых, должны быть подобраны лишь из числа граждан России. Что же касается знания английского языка и владения компьютерными технологиями, то, по крайней мере, в среднестатистическом отношении какого-либо преимущества представителей первой группы ученых перед своими коллегами из группы второй, скорее всего не обнаружится: в конце концов, среди тех, кто причисляет себя к «космополитам», имеются не один и не два человека, которые ни разу не участвовали в научных мероприятиях, проходивших за пределами России (в силу, например, не очень хорошего владения английским языком или боязни вообще покидать пределы нашей страны), тогда как среди «затворников» найдутся опять-таки не один и не два человека, которые в таких мероприятиях участвовали далеко не однажды. Про владение компьютером я уж и не говорю: в серьезной научной работе, по большому счету, без этого сейчас никуда - что первым, что вторым. Как бы то ни было, «затворникам» Россия представляется чем-то вроде «осажденной крепости», а российскую науку они в первую очередь считают средством поддержания ее оборонной мощи. По этому поводу один из ведущих наших специалистов по проблемам социологии науки П.Е. Чеботарев в своей статье См.: Управление большими системами. 2013. - Т. 44. - С. 506-537. пишет: «например, от них вы можете услышать, что международная публикация результатов российских ученых есть подарок «геополитическому противнику», так как он воспользуется нашими достижениями скорее, чем мы сами. Если напомнить, что речь идет об открытых работах, они спросят: “А кто доказал, что их результаты нельзя применить в военной области”? Пожелав продолжить дискуссию, вы услышите еще более «мощный» аргумент: “Да ведь геополитическое соперничество не ограничивается гонкой вооружений!”». В полном соответствии с вышеизложенной позицией «затворники» полагают, что поскольку российским авторам нет резона публиковаться в международных изданиях, то такие их публикации, равно как и ссылки на них учитывать незачем. По соображениям патриотизма они нередко готовы публиковаться не только в авторитетных российских журналах (каковых, впрочем, по мировым меркам у нас отнюдь не густо), но и в отечественных изданиях типа трудов тьмутараканского винодельческого института, которые подчас не читают даже сами авторы помещенных там статей.

Интересно в связи с этим посмотреть, как распределяются «интернационалисты» и «изоляционисты» по различным отраслям науки. Статистикой на этот счет автор данной статьи не располагает (да и весьма сомнительно, что она существует вообще), но тем не менее по его личным наблюдениям и в какой-то степени опросам своих коллег и просто знакомых ему исследователей, «интернационалисты» составляют явное большинство почти по всех науках, относимых по изложенной в одной из работ автора См.: Вестник РАН. - М., 2007. - Т. 77, № 12. - С. 1139-1143. классификации к группе A (за исключением, возможно, математики), тогда как «изоляционисты» концентрируются в основном в науках групп B и C.

Поскольку автор этих строк по образованию и по основному массиву своих публикаций - химик, то по крайней мере в отношении своих коллег-химиков может с полной ответственностью сказать: те из них, кто действительно что-то сделал в этой науке и не просто сделал, но при этом еще опубликовал в значительной степени свои результаты в научной печати, в подавляющем большинстве принадлежат именно к «космополитам». И понятно почему: как говаривал еще наш великий соотечественник, классик науки и энциклопедист М.В. Ломоносов, «широко распростирает химия руки свои в дела человеческие» и уже хотя бы потому ее достижения должны быть (и являются) интернациональными по своей сути.

Сосуществование «космополитов» и «затворников» в отечественной науке - отнюдь не феномен и не знамение времени постсоветского периода; представители и тех, и других были среди наших ученых в течение всей истории ее развития. Даже в печальной памяти эпохе сталинизма, когда за контакты с «заграницей» можно было запросто попасть не то что в поле зрения пресловутых «органов», но и загреметь в «места не очень отдаленные» и даже рисковать собственной жизнью, находились люди, которые шли на такие контакты в то время. Ибо понимали, что такие контакты необходимы для развития самой советской науки. Примеров на этот счет можно привести немало - вспомним хотя бы Н.И. Вавилова, П.Л. Капицу, Н.В. Тимофеева-Ресовского, судьба каждого из которых оказалась пусть и в разной мере, но достаточно трагической. Заметим при этом, что в то время отечественная наука была достаточно мощной, чтобы развиваться, не слишком оглядываясь на остальной мир. Ещё одно немаловажное обстоятельство: в то время не было той языковой унификации мировых журналов, которая существует ныне, и национальные журналы в каждой стране издавались на государственных языках этих стран: французские - на французском, итальянские - на итальянском, немецкие - на немецком, японские - на японском и т.д. При этом наш родной, великий, могучий, правдивый и пр. русский язык был фактически одним из международных языков науки, и его учили и использовали в своей научной работе не только исследователи из стран т.н. «социалистического лагеря», но и ряда других стран. Многие научные школы, существовавшие в СССР, внимательно штудировали всю литературу, выходившую в мире по их тематике на самых разных иностранных языках, хотя раздобывать эту самую литературу в то время было во много раз труднее, нежели сегодня.

В настоящее время российская наука, по самым оптимистическим оценкам, вносит в мировую науку весьма незначительный по современным меркам вклад - не более чем 5% (реально же - на уровне 2-3%). Чеботарев П.Е. // Управление большими системами. 2013. - Т. 44. - С. 14-31. Если же пересчитать этот вклад на душу населения или даже на одного научного сотрудника, то эти показатели, простите за невольный каламбур, согреют душу в еще меньшей степени, ибо по любому из них Россия окажется в лучшем случае где-то в начале второй сотни стран мира. И для любого непредвзятого человека «с улицы», полагаю, совершенно очевидно, что ТАКАЯ наука развиваться в настоящее время в отрыве от науки мировой никак не сможет. Нравится это «затворникам» или же нет, но надо сказать прямо: идея «суверенитета» или «автономности» российской науки на фоне мировой науки в принципе абсурдна. Она столь же абсурдна, как идея суверенитета «костромской», «архангельской», «вологодской» и даже «московской» науки на фоне науки российской. Более того, сопутствующая ей автаркия, сопровождаемая фактическим выбрасыванием «за борт» большей части современной научной продукции, публикуемой в международных журналах и национальных журналах ведущих стран мира (США, Германии, Японии, Англии и др.), отказом от экспертизы, осуществляемой рецензентами международных журналов и конференций, неизбежно приведет к попранию научных критериев как таковых. Что, кстати, уже во многих наших городах и весях наблюдается в последние годы. К примеру, у нас во многих областях знания можно защитить докторскую диссертацию с чисто русскоязычным списком литературы, опубликованной по тематике диссертации. Это, впрочем, еще полбеды. Гораздо хуже то, что такая автаркия порождает имитацию научной деятельности в масштабах, несопоставимых с мировыми. В двух с лишним тысячах т.н. «ВАКовских журналов» См. Михайлов О.В. // Вестник РАН. - М., 2008. - Т. 78, № 12. - С. 1075-1077; Mikhailov O.V. // Herald of Russ. Acad. Sci. 2008. - Vol. 78, N 6. - P. 517-519. и в журналах не из списка ВАК, и в сборниках конференций наряду с «нормальными» работами публикуются тысячи псевдонаучных текстов, не соотнесенных с уровнем современного знания, нередко дублирующих друг друга, не представляющих никакой научной новизны и значимости. И следствием всего этого может стать лишь превращение «суверенной» российской науки в настоящую вотчину разного рода демагогов, мошенников и графоманов от этой самой науки. А также к тому, что труды российских авторов, «читабельность» которых в настоящее время, прямо скажем, и так-то не поражает воображение, читать (и тем более изучать) скорее всего перестанут вовсе. Перестанут, сколько бы ни убеждали нас, как это сделал однажды даже первый (он же и последний) президент теперь уже бывшей Российской Академии Наук Ю.С. Осипов, что «если человек -- специалист высокого класса, то он будет и русский язык изучать, и читать статьи на русском» Президент РАН о Петрике и российской науке. - http://www.gazeta.ru/science/ 2010/02/ 05_ a_3320188.shtml.. При всем уважении к нему усомнимся в справедливости его слов: «будет» лишь в некоем идеальном мире, пусть даже русский язык в настоящее время и является наряду с английским одним из рабочих языков Организации Объединенных Наций, но отнюдь не в реальной жизни. Разве что в том случае, если наша отечественная наука по всем показателям окажется на голову выше науки в любой другой стране мира, о чем сейчас, понятно, можно только мечтать…

Возвращаясь к сопоставлению двух идеологически полярных типов исследователей, заметим, что «затворники» на первый взгляд покажутся бульшими патриотами России, нежели «космополиты». Однако на поверку многими из «затворников» осознанно или неосознанно движет не что иное, как простое желание сохранить ту среду, в которой они худо-бедно конкурентоспособны. «Космополиты» же часто, как это ни покажется парадоксальным, действительно движимы патриотизмом, пусть они его и не афишируют в той форме, как их антиподы. Однако на деле именно стремление развивать российскую науку, учить молодежь заставляет многих из «космополитов» продолжать работать в России, а не эмигрировать за ее пределы. И это притом, что немалое число представителей этой категории исследователей без особых проблем смогли бы адаптироваться в научной среде США, Японии, Германии и других ведущих в научном отношении стран мира. Причем, наверное, даже сейчас, в период санкций со стороны США и ЕС и ограничения в связи с этим не только прямых контактов российских ученых со своими европейскими, американскими и японскими коллегами, но и даже плохо скрываемого неприятия наших статей в ведущих международных журналах, находящихся под их «патронажем». (Что, кстати, в последние полгода уже дало о себе знать в немалой степени).

Несмотря на очевидную противоположность «космополитичной» и «затворнической» концепций о роли и месте национальной науки вообще и российской в частности, и порой проявляющуюся конфронтацию соответствующих научных групп, исповедующих разные концепции, ощущения близости своего рода «генерального сражения» между ними пока что нет. И относительно мирное сосуществование двух стратегий: «писать свои статьи по-английски» versus «переводить чужие труды на русский» продолжается. Впрочем, если для ведения «боевых действий» у наших российских ученых для этого, может, силы и нашлись бы, но вот средств на это уж точно нет. К тому же, и это хорошо известно, что тот, кто является исследователем «до мозга костей», по большому счету вообще не политик. И наоборот. Причем как только в любом научном деятеле начинает расти политик от науки, исследователь с той же скоростью в нем деградирует. Это правило без исключений. Ну, а политики в ПОДЛИННОЙ - подчеркиваю, именно ПОДЛИННОЙ науке никогда еще ничего связанного с ней не решали и в силу ее специфики - никогда решать ничего не будут. Говоря о ПОДЛИННОЙ науке, я имею в виду не ту, деятельность в которой предполагает обязательное наличие какого-то официального государственного статуса в виде соответствующей должности (руководитель научного учреждения, научный сотрудник и др.), ученой степени (кандидата или доктора наук) и ученого звания (доцент, профессор и др.), и которая при определенных неблагоприятных условиях и вовсе может в будущем исчезнуть, а ту, которая, образно говоря, делается «по зову души и сердца» и которая будет жива всегда, пока жива человеческая цивилизация, ибо всегда были, есть и будут пусть немногие, но все ж те личности, в которых альтруистическая тяга к познанию окружающей действительности есть цель и смысл их жизни.

Можно полагать, что цитируемость научной продукции, выдаваемой «на гора» российской наукой (а, значит, в той или иной степени и ее востребованность в мире) будет существенно зависеть от того, какая из этих концепций в конечном итоге станет доминирующей. Однако в любом случае интеграция науки в мировом масштабе - это процесс необратимый. Войдет ли в него российская наука или же нет, решится, возможно, и не так скоро. Однако, на мой взгляд, здесь промедление смерти подобно. Для нашей же отечественной науки. Даже несмотря на то, что на момент написания этих строк наша страна находится в весьма жесткой конфронтации с Западом и трудно сказать, какими будут последствия этой самой конфронтации для мировой науки…

Размещено на Allbest.ru