Международные отношения

Возникновение термина «геополитика» связано с именем шведского профессора и парламентария Рудольфа Челлена (1846--1922), который, изучая систему управления, имеющую целью создание сильного государства, приходит к выводу (в 1916 г.) о необходимости органического сочетания пяти тесно связанных между собой, взаимовлияющих элементов политики: экономополитики, демополитики, социополитики, кратополитики и геополитики.

Предшественниками геополитики считаются Геродот и Аристотель, Н. Макиавелли и Ш. Монтескье, Ж. Боден и Ф. Бродель... Однако она не может считаться приобретением только европейской цивилизации. Китайский мыслитель Сун Ци еще в VI веке до н.э. оставил описание шести типов местности и девяти типов пространства, которые должен знать стратег для успешного ведения военной политики. Ибн Хальдун в XIV веке связывал духовные силы человеческих объединений (социальных общностей, в современной терминологии), -- их способность или неспособность к сплочению и борьбе за завоевание и сохранение могущественной империи -- с тем импульсом, который исходит из природной среды. Однако собственно геополитика появляется в конце XIX века, когда немецкий географ Фридрих Ратцель (1844--1904) и его ученики создали дисциплину, призванную изучать взаимосвязь между географией и политикой, основываясь на положении страны, занимаемом ею пространстве и ее границах. Великими являются те народы, полагал Ф. Ратцель, которые обладают чувством пространства. Следовательно, границы могут подлежать сужению или расширению, в зависимости от динамизма рассматриваемого народа. Во времена «Третьего Рейха» подобные идеи привели соотечественника Ф. Ратцеля -- Карла Хаусхофера (1869--1946) к опасной теории «жизненного пространства», взятой на вооружение нацистами для обоснования своих захватнических планов.

Крупный вклад в развитие геополитических идей внесли английский географ и политический деятель X. Д. Макиндер (1861-- 1947), американцы -- адмирал А.Т. Мэхэн (1840--1914) и профессор Йельского университета Н. Спайкмен (1893--1943). Адмирал Мэхэн уже с 1900 г. выдвигает идею об антагонизме морских и сухопутных государств и о мировом господстве морских держав, которое может быть обеспечено путем контроля над серией опорных пунктов вокруг евразийского континента. Свои основные идеи Хэлфорд Джон Макиндер изложил в таких известных работах, как «Географическая ось истории» (1904), «Демократические идеалы и реальность» (1919 ) и «Мировой круг и завоевание мира» (1943). В них он формулирует понятия «Мировой остров» и «Срединная земля» («Хартленд»). «Мировой остров» представляет собой соединение трех компонентов -- Европы, Азии и Африки. Что же касается «Срединной земли», то под ней понимается обширная долина, которая простирается от Северного Ледовитого океана до азиатских степей, выходя на Германию и Северную Европу, и сердцем которой является Россия. Проведя прямую линию от Адриатики (к востоку от Венеции) до Северного моря (восточнее Нидерланд), он разделяет Европу на две непримиримые между собой части -- Хартленд и Коустленд (Прибрежная земля). При этом Восточная Европа остается зоной притязания обеих сторон, следовательно, зоной нестабильности. Германия претендует на господство над славянами (Вена и Берлин в средние века были славянскими, а Эльба служила естественной границей между славянскими и неславянскими народами). X. Макиндер сформулировал широко цитируемый ныне в нашей литературе «геополитический императив», согласно которому тот, кто правит Восточной Европой, -- правит Срединной землей, кто правит Срединной землей, -- правит и Мировым Островом, кто правит Мировым Островом -- тот господствует над миром. Однако не многие из цитирующих сегодня этот «императив», обращают внимание на то, что уже такие авторитеты в геополитике, как, например, современник Макиндера К. Хаусхофер, достаточно критически относились к его взглядам. Еще в большей степени эта критичность характерна для современных специалистов в геополитике -- в частности таких, как Ив Лякост (16).

Николас Дж. Спайкмен в работе «Американская стратегия в мировой политике. Соединенные Штаты и баланс силы» (1942) формулирует имеющее стратегическую нагрузку понятие «Римленд». Под ним разумеется дуга территориальной окружности, соединяющая СССР и мировой остров, проходящая от Балтики до Центральной и Юго-восточной Азии через Западную Европу,

Средиземноморье и Ближний Восток. Являясь периферией Срединной Земли, Римленд, по мысли Спайкмена, был призван стать платформой сопротивления советской экспансии и ее сдерживания. По своему содержанию термин «Римленд» совпадает с тем, что Макиндер называл «внутренней маргинальной дугой». Спайкмен доказывает, что если географически Хартленд и существует, то, во-первых, его неуязвимость серьезно нарушена развитием стратегической авиации и других новейших средств вооружений. А, во-вторых, вопреки прогнозам Макиндера, он не достиг того уровня экономического развития, который дал бы ему возможность стать одним из наиболее передовых регионов мира. Решающая борьба как в первой, так и во второй мировой войне, утверждает Спайкмен, развернулась не в зоне Хартленда и не за обладание им, а на берегах и землях Римленда. Мировое господство зависит не от контроля над Восточной Европой, поэтому следует отказаться от афоризма Макиндера: вопреки ему «судьбы мира контролирует тот, кто контролирует Римленд».

Поскольку с приходом к власти в Германии нацистов геополитика стала активно использоваться для обоснования «расового превосходства», завоевания «жизненного пространства», «великой исторической миссии господства Германии над всем остальным миром», постольку многие исследователи как в Европе, так и в Америке стали сомневаться в научной обоснованности самого понятия. При этом, одна часть ученых стала рассматривать его как псевдонаучный неологизм, служащий для попыток оправдания стремлений к изменению европейского порядка, как орудие в борьбе за власть, пропагандистский инструмент (17). Другие, не отрицая в целом само понятие, высказывают серьезный скептицизм относительно его инструментальных возможностей (см.: 13, р. 186, 198). Третьи полагают, что геополитика способна давать определенные научные результаты, но лишь в очень узкой сфере, отражающей взаимовлияние политики и пространственно-географических характеристик государств или их союзов (18). Четвертые высказывают мнение, в соответствии с которым геополитику должно рассматривать не как науку или дисциплину, а лишь как метод социологического подхода, учитывающий взаимосвязь географической среды и международной деятельности государств (19). Наконец, есть и такие, которые считают, что геополитика -- это не наука, а нечто гораздо более сложное (см.: 16, р. 31).

Существует узкое и расширительное понимание геополитики. С точки зрения сторонников первого, термином «геополитика» оперируют тогда, когда речь идет о спорах между государствами по поводу территории, причем каждая из сторон апеллирует при этом к истории (см.: 16). Однако подобное понимание геополитики становится все более уязвимым в эпоху постиндустриальной революции, когда рушатся практически все традиционные «императивы» «классической геополитики». Современное мировое пространство все труднее характеризовать как только «межгосударственное» -- с точки зрения способов его раздела, принципов функционирования социальных общностей, ставок и вызовов нынешнею этапа всемирной истории. Представители социологии международных отношений обращают внимание на то, что сегодня из трех главных принципов, на которых базировались классические представления о международных отношениях -- территория, суверенитет, безопасность -- ни один не может больше считаться незыблемым или же полностью адекватным новым реалиям (20). Феномены массовой миграции людей, потоков капиталов, циркуляции идей, деградации окружающей среды, распространения оружия массового уничтожения и т.п. девальвируют привычные представления о государстве и его безопасности, национальном интересе и политических приоритетах. Еще раньше (в 1962 году) Р. Арон указал на другой важный недостаток «узкого» понимания геополитики -- его способность легко вырождаться в идеологию (см.: 13, р. 193).

Вот почему в последние годы все более влиятельной становится гораздо более широкое толкование геополитики -- как совокупности физических и социальных, материальных и моральных ресурсов государства, составляющей тот потенциал, использование которого (а в некоторых случаях даже просто его наличие) позволяют ему добиваться своих целей на международной арене. Одним из представителей этого взгляда является Пьер Галлуа (21).

С точки зрения П. Галлуа, к традиционным элементам геополитики -- таким, как пространственно-территориальные характеристики государства (его географическое положение, протяженность, конфигурация границ), его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п. -- сегодня добавляются новые, переворачивающие наши прежние представления о силе государств, меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику. Речь идет о появлении и распространении оружия массового уничтожения, -- прежде всего, ракетно-ядерного, -- которое как бы выравнивает силы владеющих им государств, независимо от их удаленности, положения, климата и количества населения. Кроме того, традиционная геополитика не принимала в расчет массовое поведение людей. В отличие от нее, геополитика наших дней обязана учитывать, что развитие средств информации и связи, а также повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику имеют для человечества последствия, сравнимые с последствиями угрозы ядерного катаклизма. Наконец, поле изучения традиционной геополитики было ограничено Земным пространством -- сушей и морями. Современный же геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и будущее освоения космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой политике.

С позиций «классической» геополитики, географическая среда является тем постоянным и незыблемым фактором, который оказывает существенное влияние на международно-политическое поведение государств. Однако современный геополитический анализ не может не учитывать существенных изменений, которые происходят в нем сегодня. С этой точки зрения, во взаимодействии человека со средой, и, соответственно, в эволюции геополитики могут быть выделены три исторические фазы.

На ранних этапах общественного развития и вплоть до эпохи промышленной революции влияние природной среды на человека, общество и государство было, если и не решающим, то весьма существенным, а во многих отношениях -- определяющим. Эта зависимость человека от окружающей среды объясняет и придает определенную оправданность «географическому детерминизму» (разумеется, в известных исторических и логических пределах). Промышленная революция стала исходной точкой новой фазы во взаимодействии между державной внешней политикой государства и ее географическими рамками. Начинается безудержная, хищническая эксплуатация человеком окружающей среды, использование ее законов в своих целях, возрастают антропогенные нагрузки на естественные условия человеческого существования -- на климат Земли, ее флору и фауну, земной покров и воздушное пространство, подземные и водные ресурсы. Синдром «переделывания» природы, подчинения ее человеку, который мы могли бы назвать «синдромом Мичурина», принял столь широкие размеры, что в конечном итоге стал причиной возникновения и чрезвычайного обострения глобальных проблем, создающих угрозу самому существованию цивилизации, поставивших ее на край гибели. Возникает, таким образом, третья стадия, третья фаза во взаимодействии человека и среды. Бумеранг возвращается. Потрясенная до основания бесцеремонным вмешательством человека в свои законы, природа «мстит за себя» тем, что уже не обеспечивает в достаточной мере всех естественных условий его существования. Тем самым она вновь заставляет государства и политиков считаться с собой¹.

Согласно оценкам Института всемирной вахты, публикующего ежегодные доклады о состоянии мира, только за последние три десятилетия с лица Земли исчезло более 200 га лесов, тысячи видов животных и растений. Ежегодно истребляется не менее 17 млн. га леса и разрушается около 6 млн. га плодородных почв, теряющих в результате этого всякое сельскохозяйственное значение. Огромных размеров достигло загрязнение воздушных и водных бассейнов, что наносит существенный ущерб здоровью жителей городских и сельских регионов.

Все это имеет самое непосредственное отношение к внутренней и внешней политике. В наши дни уже во многих странах и на международном уровне существуют партии, выступающие за новые приоритеты в отношениях человека и среды, за альтернативное использование природных ресурсов. Это усиливает политическую борьбу, поскольку любая инициатива в данной области затрагивает интересы различных групп, влечет за собой новый взгляд на устоявшиеся ценности, влияет на властные отношения. Чтобы прекратить или уменьшить загрязнение окружающей среды, требуются новые решения в области энергетической политики, в способах производства и потребления. Возрастают издержки производства, общественные расходы на структурные перестройки и т. п.

Соответственно, новые проблемы появляются и в сфере международных отношений. Сегодня огромная ответственность за нарушение экологического равновесия лежит на экономически развитых странах. Представляя лишь пятую часть населения планеты, они ежегодно производят более половины всех газовых выбросов в атмосферу, являющихся причиной «парникового эффекта». Согласно Докладу ООН 1989 г. о социальной ситуации в мире, 70 % скапливающихся в атмосфере и способствующих разрушению озонового слоя планеты хлорофтористоуглеводородных соединений (CFC) связано с применением бытовых распылителей, производимых странами ОЭСР.

Однако значительным источником загрязнения природной среды являются и бедные страны. Экологические катастрофы, в частности, наводнения, вызываемые истреблением лесов и эрозией почв, чаще и разрушительнее проявляются именно в бедных

¹ Следует отметить, что сегодня зги фазы взаимодействия человека со средой как бы сосуществуют их проявление наблюдается не только в разных регионах планеты, но нередко и в рамках одной и той же страны.

странах. Экономически слаборазвитые страны не заинтересованы инвестировать в природоохранные программы, финансировать очистные сооружения и т. п. С другой стороны, размещающие здесь свои филиалы транснациональные предприятия и фирмы также склонны использовать общую экономическую, социально-политическую ситуацию и законодательство этих стран в целях экономии на природоохранных мерах, захоронения на их территориях отходов вредных производств и т.п.

Крупные природные катастрофы всегда имели значительные последствия в сфере международных отношений. Так «картофельный кризис» 1846 г. в Ирландии отразился не только на жизни этой страны, экономика которой перенесла необычайное потрясение, а население жестоко пострадало от голода. Он вызвал массовую волну эмиграции из Ирландии в США, что стало феноменом огромного международного значения. В более недавний период наводнения и Тайфуны, обрушившиеся на Бенгальскую часть Пакистана, сыграли значительную роль в самом появлении на мировой арене нового государства -- Бангладеш (22).

Нарастание экологических проблем и осознание их опасности для всего человечества привело к возникновению таких международных организаций как ФАО, ВОЗ, ЮНИСЕФ и др. В 1972 г. ООН принимает Программу мер в области окружающей среды. В последующие годы экологические проблемы стали предметом обсуждения многих международных конференций по «глобальным рискам». Растет число межправительственных соглашений, призванных не только регистрировать нарушения экологического равновесия, но создавать конкретные механизмы сотрудничества государств в деле сохранения окружающей среды и регулирования природных ресурсов.

Однако, как показывает практика международных отношений, дело это не простое и оно встречается с большими трудностями. Достаточно вспомнить так и не вступившее в силу соглашение 1982 г. в области морского права, трактовавшее природные ресурсы морских глубин как «общее достояние человечества», доходы от использования которого должны были направляться на развитие наиболее бедных стран. Фактически, не оправдала своих ожиданий и межправительственная Конференция, созыв которой в июне 1992 г. был приурочен к 20-й годовщине Программы ООН по окружающей среде. Главная проблема международного сотрудничества состоит в том, что государства-партнеры должны находиться на сопоставимом уровне экономического развития. Именно при этом условии они могут сблизить свои подходы к выбору необходимых мер в области охраны природной среды и выделить для этого необходимые средства. В противном случае кому-то придется пойти на большие, с его точки зрения, жертвы, что всегда достаточно трудно, особенно, если речь идет о государстве, которое не входит в число наиболее развитых. Трудно представить себе, например, что Китай или Индия откажутся от использования работающих на угле тепловых электростанций лишь по той причине, что такое использование способствует увеличению парникового эффекта.

В целом же, масштабы новых императивов таковы, что геополитика перестает быть уделом отдельных государств. Если раньше она могла быть охарактеризована как «картографическое представление отношений между главными борющимися нациями» (23), то теперь этого уже недостаточно. Появляется необходимость согласованного взаимодействия всех членов международною сообщества в выработке и реализации общепланетарной геополитики, в основе которой лежали бы интересы спасения цивилизации для будущих поколений.

Геополитика, бесспорно, оказала и продолжает оказывать влияние как на изучение международных отношений, так и на международную стратегию государств и их правительств. Рассматривая политическую историю США, П. Галлуа с основанием подчеркивает, что главным источником их могущества стало пространство. Во-первых, расстояние, отделяющее их от Старого Света, позволило американцам отказаться от его законов, институтов, нравов и создать новое общество, защищенное удаленностью и океаном. А, во-вторых, протяженность американского континента, явившаяся на первых порах источником опасности для эмигрантов, стимулировала авантюрный и предпринимательский дух их потомков и стала основой величия нации.

Подобные примеры помогают понять причины, благодаря которым теоретические изыскания X. Макиндера, Р. Челлена, К. Хаусхофера, Ф. Ратцеля, А. Мэхэна, Н. Спайкмена и др. основателей и «классиков» геополитики, выдвинутые ими афоризмы для объяснения отношений между морскими и сухопутными государствами нашли отклик в политических кругах и генеральных штабах великих держав, предоставив «научную» базу их глобалистским амбициям (см. об этом: 18, р. 37--40). После второй мировой войны отпечаток геополитических установок просматривается и в американской стратегии «сдерживания советской экспансии», и в стремлении руководителей СССР к созданию и удержанию «санитарного кордона» к западу от его государственных границ, и в «доктрине Брежнева». В наши дни элементы геополитической идеологии проявляются не только в планах великих держав и их поведении на мировой арене, но и в экспансионистской политике региональных квазисверхдержав (например таких, как Ирак или Турция), в соперничестве государств за стратегический или экономический контроль над территориями, расположенными далеко за пределами их национальных границ.

Признавая все это, необходимо, однако, видеть ограниченность геополитических объяснений (а тем более -- прогнозов) мировых реалий. Даже при всей произвольности геополитических рамок анализа международной системы, эти рамки слишком узки для их понимания.

Одним из центральных приемов, при помощи которых геополитика аргументирует свои выводы, является то, что Ив Лякост назвал в своей лекции «представлением» -- в смысле воображения, а также в том смысле, в каком актер, играющий в театре, представляет свой персонаж (24). Подобною рода эпистемологический прием достаточно широко применяется в социальных науках, более того -- составляет важный этап в их развитии. Специфика геополитики, ее особенность состоит в том, что здесь «представление» очень часто принимает самодовлеющий характер, дополняется фантастическими и мистическими рассуждениями и предположениями.

Революция в средствах связи и транспорта, развитие информатики и появление новейших видов вооружений радикально изменяют отношения человека и среды, представления о «больших пространствах» и их роли, делают устаревшим и недостаточным понимание силы и могущества государства как совокупности его пространственно-географических, демографических и экономических факторов. «Геополитический словарь» слишком образен, чтобы претендовать на научную строгость. Альтернативы «Север и Юг», «Запад и Восток», «Теллурократии и Талассократаи» слишком метафоричны, чтобы гарантировать от ложных представлении о поляризации «богатых» и «бедных», «развитых и цивилизованных» и «менее развитых, менее цивилизованных», «континентальных» (сухопутных) и морских («островных») государств и их союзов. Положения об исторически перманентном противостоянии «Рима» и «Карфагена», так же как об авторитаризме и демократизме, имманентным, соответственно, сухопутным и морским державам (25) слишком категоричны, чтобы служить достаточным методологическим ориентиром для понимания всех перипетий взаимодействия стран и народов в прошлом, настоящем и будущем. Концептуальные построения как классиков геополитики, так и ее современных приверженцев слишком произвольны, нередко фантастичны, а их аргументы слишком малоубедительны перед контраргументами (впрочем, нередко столь же малоубедительными, что, однако, не говорит в пользу геополитики) их противников, чтобы исходить из них в понимании основных тенденций в эволюции мировой политики.

Сказанное особенно касается новейших тенденций, связанных с социализацией международных отношений, оттесняющих (хотя и не вытесняющих) государство с роли главного актора трансграничных взаимодействий, во многом изменяющих приоритеты таких взаимодействий.

В связи с вышеизложенным, воздействие, которое оказывает на современную международную систему ее среда, выглядит достаточно неоднозначным. Одним из результатов такого воздействия является резкое возрастание взаимозависимости, интернационализация всех сторон человеческого общения, внутриобщественных и международных отношений, интеграционные процессы, проявляющиеся как объективные, общемировые, а значит, общесоциологические тенденции. Однако эти системообразующие факторы, ведущие к социализации международных отношений, стимулирующие становление своего рода глобального гражданского общества, сопровождаются неравномерным ростом производительных сил в различных странах, находящихся на разных уровнях научно-технического, экономического, социального и политического развития. Сохраняются, а местами и растут национально-государственная обособленность, политические противоречия, столкновение экономических интересов различных стран, усиливающие напряжение в глобальной международной системе, подрывающие ее стабильность, увеличивающие ее конфликтный потенциал. Одновременно все более настоятельными становятся и многообразные формы международного сотрудничества, характерными проявлениями которого выступают интеграционные процессы.

ПРИМЕЧАНИЯ